Текст книги "Интервенция (СИ)"

Автор книги: Иван Алексин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава 5

3 апреля 1609 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

– Идут! Ногаи идут!

Тревожная весть пронеслась по рядам изготовившихся к бою воинов, заставляя плотнее сомкнутся в строю. Стоящие впереди копейщики сомкнули деревянные полутораметровые щиты, ощетинились копьями в сторону показавшихся на другом конце поля всадников. Сзади замерли стрелки, приставив к ноге заряженные колесцовые мушкеты, вынули из подсумков гранаты гренадеры.

Моё маленькое, прижатое к Оке войско застыло, собираясь подороже продать наши жизни надвигающемуся врагу. Во всяком случае, я надеюсь, что ногаи считали именно так, потому как эта битва, несмотря на троекратное превосходство врага в численности, значительно больше была нужна мне, чем степнякам. Начни они по своему обыкновению кружить, избегая генерального сражения и через пару-тройку дней моё положение станет близко к катастрофическому.

А ведь всё так хорошо начиналось! После успешного, и, главное, быстрого взятия Тулы и Калуги, пленения Заруцкого, гибели ЛжеДмитрия II, мне показалось, что удача, по-прежнему, на моей стороне. Оставалось лишь дождаться появления, разбившего крымскую орду Джанибека, князя Скопина– Шуйского, убедиться, что Порохне удалось увести запорожское войско в сторону Крыма и можно было развернуться на Запад, бросив все силы на борьбу с главным врагом, польскими и литовскими отрядами. Вот только, всё, как обычно, пошло не так.

Первый звоночек прозвенел ещё до взятия Калуги. Задержка с возвращением конницы Подопригоры, с каждым часом беспокоила всё сильнее, заставляя с тревогой поглядывать на юго-восток в направлении Одоева. Но всё, что я смог в тот момент, это послать в ту сторону полутысячу казаков Юрия Беззубцева, дав задание, по возможности не вступая в бой, разведать что же случилось с отрядом Якима. Калуга была важней и дробить и дальше своё и так не очень большое войско, в предвидении возможного штурма города, я не мог.

– Эк их повалило! – протянул, всматриваясь во всё прибывающую вражескую конницу Никифор. – Если всей силой дружно навалятся, можем не сдюжить.

– Сдюжим, – отмахнулся от рынды Пожарский. Стратегию борьбы с кочевниками и место для сражения выбирал лично он. Я лишь слегка улучшил его план, подкинув ногайскому бию приманку, от которой тот просто не мог отказаться. – Лишь бы Малой со своими кирасирами не подвёл.

– Не подведёт, – заступился я за друга. – Главное, чтобы потом ногаи с этого поля вырваться не смогли. Гонятся за ними по всем окрестностям, у нас просто нет времени.

Я тяжело вздохнул, оглянувшись на собранных с соседних деревень мужиков, спешно сколачивающих плоты. То, что времени мало, я ещё перед началом похода понимал. Но вскачь оно понеслось, как ни странно, именно после взятия Калуги. Уже на следующий день в город прискакал гонец от Шеина, сообщив о появлении под Смоленском армии польского короля. Вестей от Колтовского пока не было, но можно было не сомневаться, что и у него под Псковом не купцы со своими товарами в ворота стучатся. Ходкевич на купца не сильно похож. И теперь оставалось гадать; удержит ли упрямство короля этих полководцев под стенами городов-крепостей или кто-то из гетманов сможет доказать Сигизмунду, что ни Смоленск, ни Псков быстро не взять и, не теряя времени, двинется дальше. И что-то мне подсказывает, что это движение будет не в сторону Москвы (тоже плохой вариант, отдающий под разграбление врагам центральные уезды моего государства, но при этом дающий мне время на то, чтобы разобраться со своими противниками на Юге), а сюда к Калуге, ставя мою армию на грань разгрома.

Но, неприятные новости на этом не закончились. Атаман Просовецкий, пытаясь спасти себе жизнь или, на худой конец, избежать мучительной казни, открыл мне причину, по которой ЛжеДмитрий с Заруцким, при приближении моей армии, остались в городе, решив сесть в осаду. Как раз в тот день, когда передо мной открыла дверь Тула, с ним прискакал гонец из-под Чернигова с известием о спешащем на помощь запорожском войске.

Нет. Здесь речь идёт не о казаках Запорожской Сечи. Удалась ли моя затея с попыткой натравить сечевиков на Крымское ханство или на Раде одержал верх Сагайдачный со своими сторонниками, мне до сих пор было неизвестно. Речь идёт о Его Королевской Милости Войске Запорожском состоящим из реестровых казаках, одним из которых когда-то был Подопригора. И всё бы ничего. В конце концов ещё год назад его численность согласно реестру не превышала четырёх тысяч легковооружённых воинов. Вот только Старший запорожского войска (самовольно присвоивший себе титул гетмана) Каленик Андриевич в своём послании сообщал самозванцу, что имеет под рукой сорокапятитысячную армию. Вполне реальная цифра, если учесть универсал Сигизмунда о наборе в реестр всех, кто имеет оружие и присоединится к походу на Московию. Конечно, боеспособность этакого войска была невысока, но сама численность, движущегося с юго-запада к Калуге войска, внушала уважение.

А затем ещё и Беззубцев из-под Одоева вернулся и ещё больше порадовал…

– А вот, похоже, и сам бий с мурзами подъехал, – прокомментировал появление небольшого отряда богато одетых степняков Шереметев. – Не соврал Юрка Беззубцев. Всё войско ногайское под Одоев пришло. И куда только князь Михаил смотрит?

– За татарами он смотрит, – пробурчал в ответ Пожарский. – Малыми заслонами ногаев было не остановить, а дробить свои силы, не разбив Джанибека, глупо.

«Глупо», – мысленно согласился я. – «И всё же при встрече я Скопину-Шуйскому по этому поводу выскажу. Пропустить в сторону Тулы тридцатитысячную ногайскую орду, подставляя тем самым меня под ещё один удар, это уже изменой попахивает! При Иване Грозном и за меньшее воевод казнили».

Подошедших к Одоеву полутысячный отряд ногаев был лишь авангардом. И примчавшийся на выручку горожанам Подопригора, неожиданно для себя наткнулся на огромное войско возглавляемое самим бием Баран Гази-бием. И, не сумев вырваться из капкана, Яким едва успел заскочить в город, сев в осаду вместе с горожанами. А я оказался перед диллемой, решая, в какую сторону броситься в первую очередь.

– Сейчас ударят, – прошептал Никифор, кусая от напряжения губы. – Вон первые отряды сближаться начали!

Ударят. Обязательно ударят. Ведь что видит перед собой ногайский бий? Вжавшееся в треугольник из Оки и впадающей в неё реки Упы войско урусов он видит. Семь тысяч спешившейся пехоты, тысячу жмущихся за их спинами к реке всадников, лихорадочно строившиеся плоты для переправы через Оку. Откуда бию знать, что это место было выбрано для сражения заранее и мы, «устрашившись» втрое превосходящего по численности врага, весь день целенаправленно «удирали» именно сюда? И разве можно позволить скрыться повелителю русичей теперь, когда он загнан в ловушку и нужно лишь протянуть руку, чтобы овладеть столь богатым трофеем? Немыслимо!

Собственно говоря, именно известие, что во главе появившегося под Одевым войска урусов стоит сам царь и заставило ногайского бия броситься за нами в погоню, забыв про почти взятый город. Сработала моя задумка. Вот только Беззубцева жалко. Не факт, что «предатель» сможет выжить, когда Баран Гази-бий поймёт, что его самого заманили в ловушку.

– Алга! Алга!

Перед ощетинившимся копьями строем закрутились всадники. Гулко забарабанили стрелы о щиты, раздались первые крики раненых.

– Бей!

Подчиняясь приказу, копейщики встали на колено, давая возможность уже изготовившимся к стрельбе стрелках, разрядить мушкеты. Полутысячный залп практически выкосил передние ряды всадников, собрав кровавую жатву. Растерянные крики, ржание раненых лошадей, вопли раненых. Град из стрел мгновенно сошёл на нет, иссякнув как вода в высохшем источнике. Всадники попятились, развернув коней прочь, но первая шеренга стрелков, сняв разряженные мушкеты с сошек уже отступила назад, открыв обзор для второй шеренги.

– Бей!

Второй залп опрокинул на землю ещё около сотни кочевников, превратив начавшееся было отступление в повальное бегство. Кочевники отхлынули, быстро ретировавшись к основным силам.

– Гляди-ка, не понравилось! – оскалился Никифор. – Думали наскоком взять, а оно вон как вышло.

– Как бы не передумал бий с нами сражаться, – озаботился Пожарский. – Ведь понял же, что стрелами издали нас забросать не получится. У нас всего несколько воинов задело, а в ответ мы этих самых лучников знатно проредили. А обойти нас реки не дадут. Тут только в лоб бить остаётся, надеясь быстро до нашего строя добраться и копейщиков опрокинуть. А тут ещё испанские козлы перед ними стоят. Я бы отступил.

– Этот не отступит, – обнадёжил я своего воеводу. – Ему жадность глаза застила. Уже размеры выкупа, что за меня получит, подсчитывает. Поэтому будет в наши щиты биться, пока рога не обломает. Не зря его Бараном кличут.

Баран Гази-бий моих надежд не обманул. Вдоль бурлящего на другом конце конского моря заметались на своих конях мурзы, сбивая разрозненные группы ногаев в единый кулак.

– Алга! Алга! – в едином порыве заорали тысячи глоток.

Вся многотысячная масса стронулась с места, быстро набирая ход. Я замер, не в силах отвести взгляд с жуткого, завораживающего зрелища. Казалось, что этот бесконечный поток стремительно приближающийся к жиденькому строю копейщиков невозможно остановить. Он просто снесёт всё на своём пути, не замечая препятствий. Страшно. И это в основном всего лишь лёгкая конница. Представляю, каково стоять в строю, когда на тебя несётся тяжёлая конница польских гусар.

– Ур! – вновь засвистели стрелы, стремительными росчерками закрыв половину небо.

– Бей! – громыхнул в ответ залп из мушкетов, ссаживая на землю скачущих впереди всадников. Но орда этой потери даже не заметила, втаптывая несчастный в траву десятками тысяч копыт.

– Бей!

Ещё несколько залпов, что успели сделать стрелки также не смогли остановить бешеный напор степняков. Щёлкнули в последний раз луки, взвились вверх сабли, грозя в следующий миг обрушится на головы урусов, зло заржали кони, скалясь по-волчьи на вскинутые острия пик.

И, в следующий миг, не добравшись до вожделенной цели буквально пару десятков метров, передние ряды всадников рухнули, срывая своими телами дёрн с выкопанных вдоль строя ям. И туда же, в образовавшуюся мешанину из конских и человеческих тел полетели десятки гранат, увеличивая кровавый сумбур.

Орда остановилась, потеряв разгон, но не отступила, подпираемая задними рядами, вновь двинулась вперёд, сметая козлы, навалилась на щиты, проламываясь сквозь стену из пик. Казалось, ещё немного и ногаи всё же вклинятся в наши ряды, буквально продавив строй и тогда уже начнётся безжалостная рубка в которой у моих пехотинцев не будет шансов на победу.

– Пора, – кивнул стоящему рядом трубачу Пожарский.

Тот протяжно затрубил, подавая сигнал. Тысяча рейтар Ефима тронула коней, забирая к левому флангу ещё держащему строй копейщиков, а у кромки видневшегося вдали леса выстроились в линию всадники. Кирасиры Тараско двинулись вперёд, набирая разгон.

* * *

– Как кличут? Кто таков? Не беглый ли случаем?

– Да какой же я беглый, Яков Митрофанович? – опешил рыжебородый стрелец в драном, сильно замусоленном стрелецком кафтане. – Аль не признал?

– Вот ещё! – взвился, зло сверкнув глазами, сухонький, пожилой подьячий, – Не хватало мне тут с ворами и душегубами знаться! Сказывай по делу, лихоимец, покуда плетей не получил! Мне что тут до вечера с вами возиться⁈

Косарь растерялся, не находя слов для ответа. Доля правды в словах подьячего была. Несколько сотен взятых в плен воинских людишек, служили Вору, а значит, по закону, и сами в том воровстве были виновны. И провозится десяток подьячих с писцами с этакой оравой, и впрямь, довольно долго.

Вот только не Якову его попрекать! Сам без малого три года в земской избе при самозванце просидел. А теперь вон оно как дело повернул!

– Странно, Яков Митрофанович, что ты с ворами знаться не хочешь, – нашёлся, наконец, с ответом стрелец. – С кем же тебе ещё знаться, коли и сам вор?

Сказал и тут же пожалел о своей запальчивости. Хоть и обидны были слова бывшего знакомца, с коим не раз за чаркой хмельного мёда вместе посидеть доводилось, а всё же лучше бы было промолчать. Потому как, Яков, вон, опять при власти оказался, а он на воровстве попался. Того и гляди на дыбу потащат!

– Ах ты, антихрист! Иуда! Вошь навозная! – взвился от ярости подьячий, потрясая козлиной бородкой и поливая отборными ругательствами незадачливого стрельца. – Да я тебя в порубе сгною! Хватайте его служивые! – развернулся он воинам присматривающим за арестантами. – Это закоренелый злодей! Верой и правдой самозванцу служил, а к истинному государю не мыслил! Тащите его в поруб к воеводе. Там быстро у этого душегуба до всей правды дознаются!

Двум дюжим стрелкам, потащившим его на правёж, Косарь даже не сопротивлялся. А толку в том? По всему видать, судьба у него такая, на плахе свою голову сложить. Сам на эту дорожку свернул, когда по своей дурости от службы Годунову отказался.

– Федька⁈ Косарь! Ты, что ли? Живой! Вы куда его ведёте, служивые?

Косарь поднял голову, вытаращился на дородного боярина в накинутой на дорогую броньку соболиной шубе, вытаращил глаза, силясь понять, откуда тот его знает.

– К тебе в поруб, Тимофей Михайлович, – почтительно ответил один из стрелков. – На него один из подьячих показал, что, это, мол, преданный Вору слуга.

– Тимофей? Кердыба⁈ – изумлённо выдохнул Фёдор, только теперь разглядев за богатой одеждой своего приятеля, с которым служил когда-то в городовых стрельцах в Ельце. – Ты как тут⁈

– Воевода я тут, – усмехнувшись, отрезал тот. – Фёдор Борисович за городом приглядеть оставил. Слуга, говоришь, – развернулся воевода к стрельцам, – Ладно, ступайте, – махнул он широченной ладонью служилым. – Сам измыслю, куда сего слугу определить.

Вскоре Косарь уже сидел за столом у воеводы, шустро орудуя ложкой над чугунком с наваристой кашей.

– Эк ты оголодал, Федька, – хмыкнул, с добродушной усмешкой наблюдая за бывшим товарищем воевода. – По всему видать, не баловал вас вор разносолами. Вон картохи ещё отведай, – придвинул он стрельцу миску с мятой картошкой. – То плод, что по приказу самого царя из-за моря привезли.

– Слышал, Тимофей Михайлович, – с готовностью потянулся к картохе Косарь. Назвать своего бывшего приятеля как раньше просто Тимошкой, ему даже в голову не пришло. – Слухи о ней давно ходят. Вкусно, – отправив ложку с картохой в рот, Фёдор покосился в сторону кувшина.

– То-то, что вкусно, – правильно истолковав взгляд гостя, Кердыба наполнил чарки мёдом. – Ну, выпьем за встречу, друже. Не думал я, что после того, как ты из-под Костромы ушёл, что ещё встретиться доведётся.

– И я не думал, – ещё больше помрачнел Косарь. – Как не сгинул до сх пор, сам удивляюсь. Несколько раз рядом со смертью прошёл. И самое обидное, ради чего? Я ведь уже в Туле в истинности объявившегося царя Дмитрия сомневаться начал. А после, когда под Орлом в его лагерь пришёл, в том ещё больше убедился. Людишки, что настоящего Дмитрия Ивановича в Москве видели, о том промеж себя шептали.

– Так чего не ушёл тогда он Вора? – прищурил глаза Кердыба.

– А куда я пойду, если я самому Годунову служить отказался и ратных людишек против него поднять пытался? – поднял Косарь глаза на воеводу. – Такое не прощается. За такое и дыбы мало. А с Вором за обман я уже здесь посчитался, – сжав кулаки, добавил Фёдор: – Это ведь я его, когда народишко поднялся, сабелькой полоснул.

– Ишь ты, покачал головой воевода. – Посчитался, значит, с Иудой за обман его. Ты только никому более о том не говори, – склонился он над столом. А то, государь шибко расстроился, что самозванца живым взять не получилось. Он его по всем городам в клетке хотел возить, людишкам показывать. Хотя, может и простит, – спрятал ухмылку в бороду Кердыба – Фёдор Борисович милостив. Вон даже Болотникова простил.

– Да, ну⁈ – не донёс чарку до губ Косарь. – Врёшь, Тимоха! – и тут же судорожно выдохнул, давясь словами: – Прости, боярин. Сам не ведаю, что говорю.

– Не боярин, а московский дворянин, – веско заявил воевода. – Но, если Бог даст, со временем и в бояре выйду. Фёдор Борисович за верную службу жалует и чинами не обходит. И ты бы, Федька, мог в дворяне выйти, кабы не дурость твоя!

– Чего уж теперь, – отвёл глаза Косарь и вновь потянулся к чарке. – Дело прошлое. Теперь уже ничего не поделаешь.

– Оно, может и так, а может и по-другому повернутся.

– О чём ты, Тимофей Михайлович?

– Болотникова государь, и вправду, помиловал. Тот в темнице у Васьки Шуйского сидел, а Фёдор Борисович его оттуда вынул да на Урал-камень воеводой отправил. Будет там Иван Исаевич руду железную промышлять да заводы ставить. Так вот, – продолжил свой рассказ воевода. – Повелел мне, государь, покуда тут в Калуге сижу, из ратных людишек, что мы в полон взяли, тех кто потолковее и вину свою осознал отобрать да в помощь Болотникову на Урал отправить. Ну, так что, Федька, готов под рукой Ивана Исаевича царю-батюшке послужить? Дело там шибко трудное предстоит, зато и награда немалая будет. Тут тебе и прощение, и дворянство выйти может.

Глава 6

6 апреля 1609 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

– Выходит, не хотят ворота открывать?

– Не хотят, государь. Сказывают, что не верят они в то, что Вор в Калуге погиб. И на тебя, царь-батюшка, поносные слова говорили. Этакую срамоту и язык не повернётся повторить!

Я поморщился, оглянувшись на прислушивающихся к беседе воинов. Надвигающиеся со всех сторон противники, вынуждали меня действовать быстро, в надежде успеть разбить вражеские армии поодиночке. Поэтому, одновременно с моим походом к Одоеву, из Калуги под охраной двухтысячного отряда Григория Валуева вышел обоз с пушками. Ага, того самого Валуева, что и в прошлой жизни собственноручно ЛжеДмитрия I застрелил, и в этой, в махании по самозванцу саблями, поучаствовать успел. Но воеводой он себя успел показать боевым да и в пушках неплохо разбирался, пару раз ещё при Василии Шуйском командуя как раз артиллерией. Так что этакую нездоровую тягу к убийству царских особ я ему решил простить. Тем более, что и царь-то был ненастоящий!

Так вот, мой расчёт был на то, что, пока я с ногаями буду разбираться, обоз даже по этакой грязюке успеет уйти довольно далеко и я догоню его возле Козельска, который станет моим опорным пунктом в предстоящем противостоянии с черкасами «гетмана» Андриевича. Получилось, как обычно; с боку на половинку. Обоз я возле города догнал, вот только в Козельск моё войско впускать никто не собирался! О чём мне и доложил только что прискакавший из-под города Валуев.

– Будем штурмовать? – живо заинтересовался Тараско.

– С чем? – зло выплюнул я вопрос. – Не забывай, воевода, что у нас с собой только полевые пушки есть. Вся осадная артиллерия в Калуге с Мизинцем осталась.

Мда, неприятный сюрприз получился. Гибель самозванца с разгромом остатков его армии в Калуге, нашествие крымских татар с ногаями, вторжение в пределы Русского государства поляков с литвинами и черкасов. Всё это, по идее, должно было переломить настроения в южных городах, заставить жителей обратить внимание на единственную оставшуюся силу, способную защитить русскую землю от интервентов. Собственно говоря, я и к Одоеву Подопригору послал, имея в виду эту цель; показать себя защитником всей земли Русской, невзирая на прошлую вину жителей мятежных городов. Однако же первый значительный город, встретившийся на пути моей армии, изъявлять покорность не спешил.

– Не нужно было ногаев бить, – зло пробурчал Подопригора. – Прошлись бы по всему краю огнём и мечом, может и поумнели бы.

Мой боярин, едва сумев спастись под Одоевым, потерял за время обороны города почти треть своего войска, и теперь, что ногаев, что сторонников самозванца, ненавидел от всей души. И то, что после разгрома степняков в битве при Оке вместо него я послал вперёд на разведку отряд Юрия Беззубцева, любви ни к тем, ни к другим Якиму не добавило.

Но с ногаями он хотя бы посчитался. Как и ожидалось, лобового удара тяжёлой конницы кочевники не выдержали. Кирасиры Тараски даже свои пистоли толком разрядить не успели, вклинившись в беснующуюся толку степных всадников. Первые ряды были просто снесены. И в этот же момент, сквозь раскрывшуюся брешь в рядах копейщиков, ударила тысяча Ефима. Те сразу в рубку лезть не стали, разрядив сначала в упор по два пистоля. Залпы, успевших перезарядиться стрелков, довершили разгром, обратив ногаев в паническое бегство.

Но и тут степнякам не свезло. Что они, что я, позабыли о Подопригоре. Яким, между тем, после снятия осады с Одоева, в городе отсиживаться не стал, последовав вслед за Ордой. И его три тысячи всадников, сходу ударив в удирающих в полном беспорядке степняков, довершили разгром, превратив его в резню.

– Это мои земли, Яким, – напомнил я ему. – Мои города, мои люди. И даже если они против меня взбунтовались, я сам буду решать, как их наказать. Ногаев сюда не звали!

Собрав наскоро совет, решили, не задерживаясь под городом, двигаться дальше к Брянску. Оно, конечно, не хотелось за спиной вражеский гарнизон оставлять, но Козельск сам по себе городок небольшой. Что там того гарнизона? Даже чихнуть как следует в спину не сумеют.

Двинулись дальше, осторожно прощупывая местность, выпущенными вперёд дозорами. Раскинутые вдоль дороги деревеньки встречали нас пустыми, брошенными избами. Не успевшие укрыться в Козельске крестьяне, дружно уходили в лес, уводя с собой скотину, пряча заготовленное для посева зерно. И при этом не хотелось даже гадать, от кого они прячутся в первую очередь: от ногаев, черкасов или моего войска. Учитывая закрытые ворота Козельска, ответ мне мог не понравиться.

А вот Тараско оказался более любопытным, решив расспросить обнаруженного на окраине одной из деревенек дряхлого старика.

– Два дня как на выселки за болото ушли, боярин, – прошамкал губами дед. – Как слух прошёл, что сюда со всех сторон людишки ратные идут, так и ушли. Зачем судьбу пытать, если лес рядом? Не те, так другие, озоровать начнут.

– А тебя почему бросили? – спросил я, уже зная ответ.

– Стар я по болотам лазить, – покачал седой головой старик. Треух он, при виде подъезжающих богато одетых всадников, загодя снял. – Да и пожил своё. Сижу теперь на колоде, смерти дожидаюсь.

– Этак тебе долго её ждать придётся, – соскочив с коня, подошёл я к деду. – Мои воины селян не трогают. Так и передай тому отроку, что тебя проведать ходит. Ногаев я уже разбил, черкасов со дня на день побью, а от царёвых ратных людишек пусть зла не ждут.

– А какого царя людишки? – подслеповато прищурился старик. – Слух прошёл, что сгубили в Калуге царя Дмитрия. Или он опять, с Божьей помощью, спастись сумел?

– Вот, чёрт старый! – зло сплюнул Никифор, хмуря брови. – И впрямь, смерти ищет. Мы его, значит, зарубим, грех на душу возьмём, а он, через то в рай попадёт.

– Дозволь, государь, – вышел чуть вперёд Богдан Грязной, выразительно глядя на старика. – Смерда за хулу на царя наказать, дело государево, – оглянулся он на Никифора. – Греха в том нет.

– Забудь о самозванце, старик, – остановил я жестом своего телохранителя. – Нет больше Дмитрия да и не было никогда! Я, Фёдор Годунов, всем, кто мирно жить хочет, свою защиту обещаю. Так и передай селянам.

На ночлег остановились возле ещё одной пустующей деревеньки на берегу реки Жиздра. Засуетились воины, разбивая лагерь рядом с деревенским частоколом, забегали к колодцу кашевары, начали устанавливать шатры. Можно, конечно, было переночевать в одном из домов, благо, хозяев всё равно не было, так что выгонять никого из собственной избы не пришлось бы. Но, сбежав в лес, их хозяева наверняка забыли прихватить с собой и клопов. Так что пусть там мои ратники ночуют, а я уж как-нибудь в шатре ещё ночку «отмучаюсь».

Настроение после беседы со стариков ещё больше упало, став совсем поганым. Стало понятно, что несмотря на мою победу над вторым самозванцем, на распространяемые слухи о его связи с иезуитами и поляками, на обвинение в тайном иудействе, имя царя Дмитрия на юге страны по-прежнему популярно. И переломить эту ситуацию в ближайшее время у меня не получится. А значит, даже в случае победы над татарами и черкасами, на Юг я в своей борьбе с польским вторжением опереться не смогу. Стоит мне уйти отсюда на Север и вполне возможно появление очередного самозванца, восставшего аки феникс из пепла.

С этакими мыслями и уснул, проворочавшись с боку на бок пару часов.

Резкие хлопки выстрелов разорвали тишину и тут же потонули в яростном рёве соток глоток. Я вскинулся, безжалостно выдернутый из объятий сна, отчаянно задёргался, ещё плохо соображая спросонья.

– Я здесь, государь, – прохрипел из темноты голос Грязнова. – Сейчас огонь зажгу.

Характерный стук удара кремня о кресало и Борис зажёг фитили в нескольких плошках, выхватив из темноты застывших у выхода из шатра Никифора с двумя рындами.

– Что происходит?

Глупее вопрос задать было сложно. А что может происходить, когда по всему лагерю железом звенят и продолжают свирепо ревет словно стадо буйволов, которое не пускают к водопою. И дураку ясно, что на лагерь враги напали и сейчас с моими воинами насмерть режутся.

– Я разузнаю, Фёдор Борисович, – тем не менее, ответил мне Никифор и уже на выходе бросил рындам: – Помогите, государю, доспех одеть.

Вот это он правильно подумал. В доспехе ночных гостей встречать сподручнее будет. Быстро одеваюсь, вслушиваясь в неутихающие звуки ночного сражения, заряжаю колесцовые пистоли.

– Вроде отбились, – вошёл из темноты в шатёр Никифор. – Бой к реке сместился. Уходят черкасы.

– Думаешь, это казаки Андриевича?

– А кто же ещё? Прослышали, что мы им навстречу идём, вот и послали удальцов нас в пути пощипать. Это они у татар переняли. Степняки любят, ещё до того как с вражеским войском в сече сойтись, вымотать его постоянными наскоками.

– Значит, ещё нападения будут, – сделал вывод я, прислушиваясь к затихающим звукам боя. Очень хотелось выйти наружу, пройтись по лагерю, оценить последствия вражеской вылазки. Вот только по глазам Никифора с Борисом было видно, что они даже под угрозой царской опалы, меня из шатра до утра не выпустят. Да и что я разгляжу в этакой темноте? Только мешаться буду. – До утра теперь не уснуть.

На рассвете я всё же прошёлся по лагерю, прихватив с собой мрачного Пожарского.

– Несколько воев вдоль берега по течению к лагерю подплыли да весь дозор вырезали, – ковырнул сапогом землю князь – И сразу рогатки в сторону оттащили. Хорошо, что я дозоры так расставил, что ратники друг друга видят. Заметили дозорные, что у соседнего костра неладное творится, тревогу и подняли.

– Сколько воинов погибло?

– Десятка два. И раненых не меньше.

– Не меньше, – раздражённо фыркнул я. – А могло быть и больше. Хорошо же Беззубцев за окрестностями смотрит, раз вражеский отряд возле нашего лагеря гуляет.

– Беззубцева убили.

– Как⁈

– В засаду со своей полусотней попал. Один из его людишек под утро в лагерь вернулся. Он и рассказал.

Я застыл, переживая горечь неожиданной утраты. Эх, Юрий, Юрий. В ногайском плену уцелеть умудрился и через несколько дней всё же погиб. От судьбы не уйдёшь.

– Найди Подопригору, князь. Скажи, пусть казаков Беззубцева к себе забирает и прочешет всю вокруг за десятки вёрст. Больше ночных атак на лагерь быть не должно, иначе нас черкасы через несколько дней без боя возьмут. И дозоры ещё больше усиль.

– Сделаю, Фёдор Борисович.

Я лишь кивнул в ответ, смотря вслед уходящему воеводе. Я уже понял; лёгкой победы в наметившемся противостоянии не будет.

* * *

– А, пан полковник, – Ходкевич поприветствовал Зборовского кивком головы, продолжая любоваться пылающим городом. – Быстро ты вернулся. Ну, что, привёз мне ключи от Пскова?

– Разумеется нет, пан Ян, – усмехнулся тот в усы, осадив коня рядом с гетманом. – Всё вышло так, как ты и предсказал. Московитам нельзя верить. Город ещё больше укреплён. И Колтовский не собирался открывать ворота в Псков ни перед тобой, ни перед королём.

– Конечно, не собирался, – кивнул, соглашаясь, Ходкевич. – Так же как и Шеин не собирался отдавать нам Смоленск. Годунов слишком наивен, если надеялся, что я поверю хотя бы одному из его бояр. Московиты коварны.

– Но король поверил.

– Его величество просто не знает их так, как знаю я. Вот по этому тебе, пан Александр, и пришлось съездить со своим полком под Псков. Сигизмунд приказал мне выступить именно туда. Но совсем необязательно тащится со всей армией на Север, чтобы лишь убедиться, что всё это обман. Отправив туда твой отряд, я выполнил королевский приказ. И совсем не важно, что я сообщу Сигизмунду о коварстве Колтовского из-под стен горящего Ржева, а не Пскова. Поехали, пан полковник, – гетман повернулся спиной к зареву, утратив интерес к практически взятому городу. – Здесь уже всё ясно. У меня есть пара бутылей с бургундским. Вот за чашей вина и обсудим, что будем делать в дальнейшем.

Великий литовский гетман расположился в паре верстах от города, заняв под свой штаб небольшую усадьбу какого-то небогатого помещика. Небольшой, мало отличающийся от крестьянской избы дом, тесная комната с огромной закопчённой печью, скудный интерьер состоящий из стола, пары лавок и здоровенного сундука с распахнутой крышкой в углу.

– Войцех, – мотнул Ходкевич слуге. – Мяса и вина. Пан Зборовский проделал немалый путь, добираясь сюда. Ничто так не восстанавливает силы, пан Александр, как сочащееся жиром мясо запитое чаркой доброго вина, – гостеприимно махнул он рукой, приглашая гостя за стол. – И прощу простить мне убогость обстановки, полковник. В этой стране даже дома дворян мало отличаются от свинарников на скотном дворе.

– Не стоит извиняться, пан гетман, – усмехнулся в ответ Зборовский. – Я в этой стране воюю не первый год и всякого успел насмотреться, – полковник тактично решил не упоминать, что и у них значительная часть шляхты живёт не богаче простых хлопов, собственноручно обрабатывая землю. – Очевидно, это дом какого-нибудь обнищавшего сына боярского.

– Ах да, ты же служил здесь ещё при первом самозванце, сумевшем вскарабкаться на престол, – вспомнил гетман.

– И при втором тоже, – Зборовский пренебрежительно улыбнулся, вспомнив царика. – Московиты, при всём присущем им коварстве, удивительно наивны и доверчивы. Не удивлюсь, что при появлении ещё одного Дмитрия, они охотно поверят, что тот спасся ещё раз. Теперь уже из Калуги.

– Самозванцы больше не нужны, – категорически заявил Ходкевич. – Его величество хочет возвести на московский трон своего сына, королевича Владислава. Ну, или если московиты упрутся, можно будет провозгласить царём сына Шуйского. К тому времени, когда мы войдём в Москву, он уже родится, – остановил гетман жестом, попытавшегося было возразить полковника. – А регентом при младенце станет Сигизмунд. Только всё дело в том, что король не сможет вечно сидеть в Москве. Его место в Варшаве. А здесь в Московии от его имени будет править кто-то другой, – гетман, склонившись над столом, посмотрел прямо в глаза Зборовскому. – Понимаешь, пан Александр, кого я имею в виду?