Текст книги "Итоги № 3 (2014)"
Автор книги: Итоги Журнал
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Бег с препятствиями / Политика и экономика / В России
Бег с препятствиями
/ Политика и экономика / В России
Каким для России станет наступивший политический год
В какую сторону помчится тройка– Русь в наступившем году Лошади? И в каком темпе – бодрым галопом или осторожным шагом? На эти вопросы и попытались ответить «Итоги», опросив ключевых экспертов.
Галопом по Европам
2014-й станет для России годом внешнеполитического бенефиса: все флаги будут в гости к нам. Сочи дважды превратится в столицу мира: там пройдет не только Олимпиада, но и саммит «большой восьмерки» (4—5 июня). А это значит, что Москве вплоть до передачи эстафеты председательства в G8 Берлину в течение года предстоит регулярно возглавлять сановные посиделки – от встреч министров «восьмерки» до заседаний самых разных рабочих групп (в среднем от 60 до 80 мероприятий). Что достанется хозяйке от всей этой дорогостоящей суеты помимо случая блеснуть гостеприимством? Несомненно, это возможность улучшить собственный имидж и нагулять политический вес. В случае успеха эти виртуальные бонусы могут обернуться вполне реальными контрактами и инвестициями.
Стартовые позиции у России отличные: за минувший год ее авторитет заметно вырос на сирийских и иранских дрожжах (Москве, напомним, удалось убедить Асада публично избавиться от химоружия и создать условия для решения иранской ядерной проблемы). К тому же досрочное освобождение Михаила Ходорковского, амнистирование «пусси», гринписовцев и многих «болотных» выбило часть козырей из рук зарубежных критиков Кремля.
Владимир Путин обрел имидж глобального кризис-менеджера, журнал Forbes назвал его самым влиятельным человеком 2013 года. Многие иностранные эксперты, от Финляндии до США, усмотрели в нем альтернативного мирового лидера, главного защитника консервативных ценностей и традиционного образа жизни. По последнему опросу YouGov для Times, российский президент вошел в тройку самых популярных людей планеты, уступив лишь основателю Microsoft Биллу Гейтсу и Бараку Обаме. Уточним: данные получены на основе опроса 14 тысяч человек в Великобритании, Франции, Германии, России, США, Австралии, Пакистане, Индонезии, Индии, Китае, Египте, Нигерии и Бразилии. Авторитет же лидера страны в международной политике дело первостепенной важности.
Очевидно, что за время председательства в G8 Россия постарается укрепить не только собственное реноме, но и отвоеванные рубежи в системе международного права и безопасности. Девиз председательства: «Управление рисками для обеспечения устойчивого роста в безопасном мире».
Не меньший, если не больший упор будет сделан на реинтеграцию постсоветских просторов под эгидой ЕврАзЭC, любимого детища Кремля. Прогноз – оптимистический. Намечается, что уже в этом году к Таможенному союзу Белоруссии, Казахстана и России присоединится Армения.
Американский неправительственный центр Stratfor и вовсе прогнозирует усиление позиций России в 2014 году практически на всех фронтах. Эксперты считают, что Москва сможет помешать сближению Грузии и Молдовы с Евросоюзом, сохранит и упрочит влияние в Азербайджане и Армении, значительно повлияет на президентские выборы в Украине в начале 2015 года, а проект евразийского партнерства расширится за счет стран Центральной Азии.
Растущая активность Поднебесной в Центральной Азии будет нервировать Москву, полагают в Stratfor, но Россия постарается избежать конфронтации ради крупных энергетических сделок с Пекином. В то же время она попытается создать противовес Китаю через сближение с Японией и Южной Кореей. Это откроет путь для крупных сделок.
Из потепления, возникшего между Вашингтоном и Тегераном, Россия также попытается извлечь выгоду: убедить США отказаться от ЕвроПРО под предлогом того, что военной угрозы со стороны Ирана уже не просматривается. США, в свою очередь, постараются избежать конфронтации, но на компромисс не пойдут. Пессимисты даже прогнозируют резкое похолодание отношений: мол, у Вашингтона и Москвы почти не осталось стимулов и площадок для сотрудничества. Оптимисты кивают на то, что страны продолжают вместе работать по Афганистану, по космосу, по проблемам ядерной безопасности и борьбы с терроризмом, главное – по Ирану и Сирии. По некоторым данным, в Москве не исключают, что в случае успеха переговоров по сирийскому урегулированию Обама может изменить свое решение и появится на сочинской Олимпиаде. Поговаривают, что климат в отношениях Москвы и Вашингтона начнет кардинально меняться.
Вопрос в том, обломится ли что-то в 2014 году от этих блистательных внешнеполитических викторий рядовому россиянину. Помимо гордости за державу, разумеется. Реальным бонусом может стать разве что дальнейшее облегчение визового режима с Европой. Текст соответствующего документа, по словам Сергея Лаврова, практически готов, все-де уперлось в бюрократическую волокиту еврочиновников. Предполагается расширить категории граждан, пользующихся облегченным режимом, в основном журналистов и представителей неправительственных организаций.
Если в визовом вопросе чаяния простых граждан и власти совпадают, то политика Кремля на постсоветских просторах отнюдь не всем по сердцу. Да, ностальгирующим по СССР гражданам имперский тренд по сердцу, но даже их основательно раздражает количество «понаехавших». После погрома в Бирюлеве многие голосуют за введение визовых барьеров. Вопрос о мигрантах, несомненно, останется одной из важнейших проблем в 2014-м, и простого решения не предвидится. Эксперты сходятся во мнении, что в ближайший год будет сделано примерно то же, что после погромов на Манежной площади в 2010 году: много заявлений и обсуждений – и ничего конкретного. Разве что начнутся судебные разбирательства, связанные c беспорядками в Бирюлеве.
Шагом по бездорожью
На домашней поляне, как считают эксперты, власть после Олимпиады решится наконец на масштабные кадровые рокировки. Поговаривают, что как минимум грядет перераспределение полномочий между замами Дмитрия Медведева, судачат и о возможной смене руководителей госкорпораций.
Заветные же чаяния простых россиян страшно далеки и от внешнеполитических сюжетов, и от аппаратных дуэлей. Это лишь предмет досужего трепа по кухням. От 2014 года граждане главным образом ждут стабильности. Как уточняют социологи, стабильность в понимании людей – это не просто сохранение того, что есть, а непрерывное поступательное улучшение. А вот с этим, как мы понимаем, у нас проблемы.
Сегодня, по данным ВЦИОМ, индекс социального оптимизма (средняя температура по больнице, измеряемая вопросом: «Как вы думаете, через год вы и ваша семья будете жить лучше, чем сейчас, так же или хуже?») составляет 66 пунктов. Максимальное значение, 74 пункта, было весной 2013 года. Минимальный уровень за все время измерений ВЦИОМ, 34 пункта, был в январе – феврале 2009 года, в разгар мирового экономического кризиса. Как сказал «Итогам» гендиректор ВЦИОМ Валерий Федоров, ныне динамика негативная, хотя панических настроений нет. Это скорее некое конъюнктурное ощущение того, что пока мы развиваемся не так быстро, как хотелось. Доходы растут очень медленно, если вообще растут, и что будет дальше, не очень понятно.
По данным ВЦИОМ, который ежемесячно мониторит проблемный фон, первая тройка невзгод, больше всего беспокоящих граждан, оставалась неизменной на протяжении всего прошлого года. Это ситуация в ЖКХ (растущие тарифы, низкое качество услуг), инфляция (Росстат дает цифру в 6,5 процента за год, и это больше, чем планировалось), коррупция и бюрократизм. В первую пятерку также традиционно входят низкий уровень жизни населения и ситуация в сфере здравоохранения (плохое качество и высокие цены, недоступность бесплатной медицины).
Надо полагать, этот «букет» будет благоухать и в наступившем году. Решить эти проблемы, как обещал в своих майских указах Владимир Путин, чрезвычайно сложно, если вообще возможно, при нынешних темпах развития экономики. Рост ВВП по итогам 2013 года, как говорил в конце декабря глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев, ожидается на уровне 1,4—1,5 процента, и этого, по мнению экспертов министерства, не хватит для исполнения поручений президента.
Станут ли вызовом для власти губернаторские выборы в полутора десятках регионов и, главное, выборы в столичную Думу, намеченные на 2014-й? Напомним, они пройдут по новой схеме: Москва и Санкт-Петербург с прошлого года вправе проводить выборы полностью по одномандатным округам. Многие эксперты считают, что такая схема позволит властям двух столиц отказаться от малопопулярного бренда «Единой России» и тихой сапой провести в законодательные органы лояльных мэрии одномандатников. По мнению Валерия Федорова, если оппозиция сможет набрать в Москве десять – пятнадцать кандидатов, причем не только от Навального, но и от Прохорова, и от «Яблока», то это будет уже очень серьезный результат. Но даже в этом случае реальной угрозы для власти не просматривается.
На региональном уровне, по прогнозу эксперта, во власть вполне могут прийти и оппозиционные мэры, но это тоже политическим вызовом не станет. Как показали победа Ройзмана в 2013 году и хороший результат Навального на выборах мэра Москвы, локальные успехи оппозиции для власти не столь опасны, как казалось ранее. Скажем, Ройзман оппонирует местному губернатору, а на федеральном уровне он выглядит достаточно лояльным. Более того, Путин как раз и говорит о том, что он пойдет на диалог с любыми политиками, кто готов бороться за власть не на улицах, а на выборах.
Так что тенденция к умеренной либерализации политической системы в текущем году, скорее всего, продолжится путем отлаживания все новых клапанов для выпуска общественного пара.
Эксперты из числа собеседников «Итогов» сходятся во мнении, что главным вызовом власти в наступившем году будут не политические, а застарелые экономические проблемы. Если в 2014-м не удастся подстегнуть темпы роста экономики и выполнить большую часть из майских обещаний президента, то взрыватель той мины, что заложена под политическую систему в виде рейтинга ее лидера, начнет тикать.
Пока что власти пытаются локализовать проблему, замораживая тарифы естественных монополий и борясь с офшоризацией. Но удастся ли подстегнуть экономический рост без более глубоких и непопулярных реформ?
Теоретически источником роста могут стать регионы. Но для этого Москве придется делиться полномочиями и источниками налоговых поступлений. Вероятность же такого шага в текущем году, по мнению большинства опрошенных экспертов, близится к нулю. Разговоры об этом ведутся уже много лет, а воз и ныне там. Сейчас же денег слишком мало на всех этажах властной пирамиды, а радикальная муниципальная реформа неизбежно связана с перераспределением этих средств. Одно дело делить пирог, когда он увеличивается в размерах, другое – когда уменьшается. Так что сейчас за собственную пайку каждый будет биться насмерть.
Надежд на ошеломительные высокотехнологические прорывы в этом году также немного: «Сколково» и «РОСНАНО» инновационными успехами, мягко говоря, не блещут, РАН – отходит от постреформенного шока. Впрочем, некоторые эксперты усматривают выход в тиражировании сочинской экономической модели. Речь идет о госфинансировании грандиозных инфраструктурных строек, которые загружают промышленные мощности, создают рабочие места, запуская «экономический метаболизм». Тут вам и проекты реконструкции Транссиба и БАМа, и строительство новой автодороги вокруг Москвы. На все это в 2012 году были выделены деньги из Фонда национального благосостояния. Впрочем, пессимисты предлагают не торопиться и для начала исследовать макроэкономический эффект от нынешней Олимпиады, который на поверку может оказаться не столь значительным, как ожидалось.
В любом случае мало кто сомневается, что поступательные шаги по либерализации экономики продолжатся. Денег на рынках мало, утечка капитала продолжается, а потому реальное потепление инвестклимата – это вполне реальная панацея. Причем не за счет громких заявлений, а посредством реальных шагов. Вопрос лишь в их масштабе и темпе. А это, в свою очередь, проблема политической воли. Если таковая будет объявлена – Дума, избавившись от реноме «взбесившегося принтера», перейдет к решению проблем, способных разогнать экономический маховик и одолеть системную коррупцию. Не будет соответствующей отмашки сверху – охотнорядцы продолжат популистские атаки на носителей нетрадиционных ценностей и осквернителей религиозных чувств. Активность же власти на антикоррупционном поприще, как и прежде, ограничится пиаровскими точечными ударами, дающими лишь краткосрочный эффект.
Так или иначе, 2014-й – год в своем роде поворотный. Владимир Путин находится на пике популярности и дома, и за его пределами. Пространство для крутого политического маневра имеется: его поддержат, что бы он там ни задумал. До парламентских выборов – почти три года, так что фора для самых радикальных реформаторских решений у него есть. Но тем труднее президенту: именно в этом году он должен твердо определиться, в какую руку переложить вожжи. На осторожное лавирование у страны не осталось ни сил, ни времени.
Парообразное состояние / Политика и экономика / В России
Парообразное состояние
/ Политика и экономика / В России
Евгений Гонтмахер: «Поводов для социального взрыва в масштабах всей страны в наступившем году я не вижу»
О том, что новый политический год нам готовит, «Итогам» рассказал замдиректора Института мировой экономики и международных отношений РАН Евгений Гонтмахер.
– Евгений Шлемович, последние события – амнистия, освобождение Михаила Ходорковского, грядущая Олимпиада в Сочи, – поспособствуют ли все они радикальному улучшению имиджа России в мире?
– Если говорить об имидже России за рубежом, то ничего радикально изменить уже невозможно. Непоправимый ущерб был нанесен введением понятия «иностранный агент» для неполитических НКО, антигейским законом и запретом на усыновление наших сирот американцами. Власти сильно просчитались, полагая, что эти темы с точки зрения общественного мнения – такие же маргинальные на Западе, как и в России.
– Продолжится ли в наступившем году курс на либерализацию? Например, в виде корректировки упомянутых вами законов.
– Владимир Путин не раз повторял, что Россия нуждается в духовных скрепах. Президент считает, что норма – это человек, работающий на государство, а не на бизнес; который ходит в церковь и жестко находится в рамках неких общепринятых границ своего поведения. Только кто эти границы на самом деле задает? Стремление к централизации всего и вся, подконтрольности, единая школьная форма, единые учебники истории – все это вытекает из такого ложного, с моей точки зрения, представления о желании большинства. Такого рода усиление активности власти в прошлом году вошло в непримиримый конфликт с в целом либеральным западным общественным мнением. Однако отменять принятые решения Владимир Путин не будет, по крайней мере в ближайшие два года. И это означает, что реального улучшения имиджа России в мире также не произойдет.
– Быть может, либеральные шаги, сделанные властью под занавес минувшего года, призваны выбить почву из-под ног внутренней оппозиции, лишив ее поводов для критики?
– С моей точки зрения, ни одна из озвученных версий не является правильной. Что касается, например, Михаила Ходорковского, то тут речь идет о взаимоотношениях двух сильных личностей. Между ними имел место чисто управленческий конфликт, который сейчас по какой-то причине оказался исчерпан. То, что освобождение Ходорковского случилось перед Олимпиадой, – чистое совпадение. Другое дело – амнистирование активистов Greenpeace и ряда оппозиционеров. Это похоже на реверанс в сторону Запада. Что же касается внутренней оппозиции, то она для Владимира Путина просто не существует.
– Складывается впечатление, что россиян волнуют не имиджевые издержки страны, а вопросы собственного материального благополучия и безопасности...
– Народ волнуют не только материальные проблемы. За 2000-е годы власть смогла обеспечить относительно неплохие материальные стандарты большинству. Три четверти населения у нас к бедным не относятся. Да, люди, конечно, имеют материальные проблемы, кто-то живет от зарплаты до зарплаты, кто-то не может машину купить, улучшить жилищные условия, но все-таки это не та ситуация, когда нет денег на кусок хлеба. Так что поводов для социального взрыва в масштабах всей страны в наступившем году я не вижу.
– Фактор террористической угрозы – он значим?
– Терроризм, конечно, волнует россиян. Но только в тех местах, где непосредственно происходят теракты, это явление выходит на первый план в общественном мнении. В целом же это не центральный пункт национальной повестки дня. Пока, во всяком случае.
– Способна ли власть поддерживать стабильность в обозримой перспективе?
– Я думаю, что в ближайшие пару лет сможет, резервы еще есть. Будет происходить тихое и медленное угасание нашей экономики, а вместе с ней и политической стабильности, которое может растянуться на несколько лет. Ситуация начнет обостряться к 2018 году, когда пройдут очередные президентские выборы. К тому времени накопятся проблемы, которые станут существенно влиять и на социальное положение большинства. В 2014 году если какие-то политические катаклизмы и произойдут, то они будут носить внутриэлитный характер.
– Согласны ли вы с тезисом, что протестная активность в новом году переместится из Москвы в регионы, так как именно там наиболее остро ощущаются последствия экономического спада?
– Там уже начинают возникать локальные конфликты, в частности межнациональные. Москва в этом смысле более благополучна, здесь все-таки регион побогаче и ресурсы у местной власти есть. Я в целом согласен с выводом о перетекании протеста в регионы. Но это процесс очень медленный и пока малозаметный.
– Почему оппозиция так и не смогла воспользоваться периодом роста гражданской активности, наблюдавшимся в течение последних двух лет?
– Потому что общество еще не готово к активным политическим действиям «болотного» типа. Сейчас время интеллектуальных идейных вызовов. Оппозиция должна работать на поле производства новых смыслов, новых идей. Это очень тяжело, это неблагодарная работа, которая может оказаться еще и невероятно долгой. А просто выйти на улицу с требованием «Долой режим», это актуально для очень небольшого круга людей.
Завтра была война / Политика и экономика / Наше все
Завтра была война
/ Политика и экономика / Наше все
Эра великих войн и потрясений началась ровно век назад. С той самой, империалистической...
Германская, империалистическая, Первая мировая... Эту страшную войну, развязанную сто лет назад, в нашей стране впору назвать забытой. Достаточно сказать, что в России до сих пор нет ни одного общенационального памятника героям Первой мировой. Однако память об отдельных ее участниках все же чтят в России. На минувшей неделе в Ростове-на-Дону открыли мемориальную доску в честь генерала Михаила Дроздовского. Понятное дело, юбилейный год будет богат на помпезные события. Апофеоз наступит в начале августа – президенты Германии и Франции встретятся на полях минувших сражений в Эльзасе, а президент России откроет музей Первой мировой в Царском Селе.
«Итоги», в свою очередь, начинают серию публикаций о Великой войне. И в первой из них мы попытаемся ответить на вопрос о том, почему единая Европа вековой давности, так похожая на нынешнюю – мирную, богатую, гламурную, вдруг погрузилась в пучину кровопролития. Почему клуб великих держав – в ту пору еще не «восьмерка», но уже «большая пятерка» – допустил это.
Не повод прерывать отпуск
В самый разгар лета 1914 года, 28 июня, в боснийском городе Сараево были застрелены наследник австрийского престола эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга София фон Гогенберг. На смену относительно мирному для Европы столетию пришла эпоха войн и революций. И это притом что ничто не предвещало подобного развития событий.
Европейские газеты, включая российские, были пронизаны сочувствием к престарелому австрийскому императору. Вспоминали тяжелые испытания, выпавшие на долю правившего уже более полувека монарха: его сын Рудольф покончил с собой, супруга Елизавета пала от руки итальянского анархиста, младший брат Максимилиан, ввязавшийся в заморскую авантюру Наполеона III и ставший ненадолго императором Мексики, был схвачен повстанцами и казнен...
Впрочем, новость об убийстве наследника австрийского престола была быстро вытеснена с первых полос газет другими. Если, к примеру, в английских газетах в июле 1914-го и появились публикации о «движении к катастрофе», то они относились к ирландскому кризису, грозившему вылиться в гражданскую войну, а никак не к сараевскому инциденту. Парижские репортеры больше интересовались судебным процессом над Генриеттой Кайо, женой бывшего премьера Франции, убившей редактора «Фигаро» Гастона Кальметта за угрозы опубликовать компромат на ее мужа. Или покушением на Григория Распутина в далеком Тобольске. Великий князь Александр Михайлович, отдыхавший с супругой и вдовствующей императрицей Марией Федоровной в Лондоне, позже вспоминал, что «слухи о войне показались нам всем невероятными».
В целом же сараевская трагедия не нарушила планы великих мира сего на летний отдых. Франц Иосиф, возвратившийся ненадолго в Вену после убийства эрцгерцога, вновь отправился на курорт в Бад-Ишль. На традиционную морскую прогулку к берегам Норвегии поспешил германский кайзер Вильгельм II. Давно запланированный визит французского президента Раймона Пуанкаре и премьер-министра Рене Вивиани в Россию вовсе не был отложен. Броненосный крейсер «Франция» с высокопоставленными гостями на борту 20 июля благополучно бросил якорь на рейде Кронштадта.
Ничто не предвещало бури. Генералы, конечно, всегда готовятся к войне – работа у них такая. Германский генштаб, например, разрабатывал планы военных действий и против Франции, и против России. Однако, проведя три победоносные кампании – против Дании, Австрии и Франции, завершившиеся объединением Германии, имперский канцлер Отто фон Бисмарк предпочел для достижения внешнеполитических целей опираться на дипломатическую трость, а не на кирасирский палаш. Германия не готова была вести войну на два фронта, считавшуюся неизбежной в случае попытки нового нападения на Францию. В Берлине понимали, что Россия однозначно вмешается, если Германия попытается установить доминирование на континенте.
Последние европейские войны – австро-прусская и франко-прусская – оказались короткими. Молодое поколение знало о них по картинкам и рассказам дедов. Начало XX века стало временем бурного развития экономики, растущей международной торговли, научного и технического прогресса. Менялся облик городов: их население росло, улицы становились шире, витрины магазинов – богаче, появились автомобили. Все большее количество людей могло позволить себе образование, путешествия, покупки. Война грозила разрушить это благополучие. Фактическое отсутствие границ и устойчивая валютная система (золотой стандарт) диктовали мирное сосуществование держав.
Английский пацифист Норман Энджелл в своей книге «Великое заблуждение» пытался убедить в том, что преимущества от развития международных обменов превышают выгоды от возможной победы в войне и что в эпоху растущей экономической взаимозависимости европейская война станет равно пагубной для победителя и побежденного. Еще одной одой миролюбию стал многотомный труд жившего в России польского финансиста Ивана Блиоха, предсказывавшего, что из-за прогресса в вооружениях война примет затяжной, окопный характер и закончится не по причине победы одной из сторон, а вследствие взаимного истощения.
Однако эти предупреждения не были услышаны. Еще в 1905 году начальник германского генерального штаба Альфред фон Шлиффен, казалось, нашел рецепт ведения победоносной войны на два фронта. Учитывая низкие темпы мобилизации русской армии из-за огромной территории империи и недостаточно развитой сети ее железных дорог, он предложил в начале войны сосредоточить силы только на Западе. То есть в первую очередь нанести удар по Франции и сокрушить ее в течение шести недель, а затем обратить немецкие армии против России. В соответствии с планом Шлиффена германские войска должны были вести наступление через территорию Бельгии – так можно было избежать длительной осады крепостей, построенных на франко-германской границе. Блицкриг – молниеносная война!
Венценосная семья
Не одна Германия готовилась к военному столкновению. Даже в островной Англии, которая придерживалась в последней трети XIX века политики «блестящей изоляции», исключавшей участие в военных союзах и европейских конфликтах, с 1905 года начали обсуждать проекты отправки экспедиционных сил на континент. Раскол великих держав на блоки – Тройственный союз и Антанту – только подтверждал, что, если вспыхнет новая война между ними, она примет общеевропейский характер. Тем более что монархическая солидарность как основа внешней политики на практике оказалась иллюзорной.
Да, августейшие дома Европы были связаны между собой родством, и весьма тесным. Так, английский король Георг V приходился кузеном Вильгельму II и Николаю II. Но даже видимого единства в этой «общеевропейской семье» не существовало. Взрывной характер Вильгельма II, частая смена его настроений вызывали нескрываемое раздражение и в Лондоне, и в Санкт-Петербурге. Импульсивные шаги кайзера на международной арене воспринимались другими державами как вызов. По свидетельству британского министра иностранных дел лорда Лэнсдауна, выражения, в которых Эдуард VII (отец Георга V) писал о своем немецком племяннике, «приводили в ужас». Не оставался в долгу и кайзер Вильгельм. Он обвинял Эдуарда VII в «окружении» Германии, создании сети союзов, призванных поставить преграды на пути реализации германских целей. И правда: король-очарование, как называли Эдуарда VII, всегда испытывал симпатии к Франции, часто отдыхал в Париже.
Впрочем, не только британский конституционный монарх, но также германский и российский императоры далеко не во всем были свободны в выборе внешней политики. Формально она оставалась прерогативой венценосных особ, однако в действительности разрабатывали ее совместно с правительством – с министерством иностранных дел, учитывались и позиции военного руководства. Монархи вынуждены были считаться с экономическими интересами элит, с общественным мнением. Да это и понятно: стабильность положения императоров и королей зависела от их способности создать максимально широкую социальную базу для правления.
Династические узы становились менее прочными, чем связь монарха с государством. Живым символом девальвации монархических ценностей в международных делах стал Александр III, с непокрытой головой слушающий исполнение революционной «Марсельезы». Это произошло в 1891 году, когда французская эскадра прибыла с дружеским визитом в Кронштадт, а монархическая Россия и республиканская Франция подписали союзный договор.
По агентурным данным
Оценки военных принимались в расчет, но далеко не всегда служили основой для политики. Так, 1905 год предоставлял Германии наилучшую возможность для удара по Франции – Россия была ослаблена войной с Японией и революцией, – но нападения не произошло. Вспыхнувший марокканский кризис был урегулирован средствами дипломатии. В период очередного кризиса – боснийского, завершившегося «дипломатической Цусимой» для России, вынужденной признать аннексию австрияками Боснии и Герцеговины, – австрийский и германский военачальники сожалели, что не использовали благоприятную возможность для войны против Сербии. Последняя, превратившись в центр притяжения югославян, рассматривалась Австрией в качестве основной угрозы целостности «лоскутной империи».
В разворачивавшейся игре дипломатий великие державы, оценивая свои шансы в возможной войне, собирали информацию о противниках и союзниках. Часто источники были открытыми – специально созданные в генштабах аналитические отделы, вооружившись ножницами и клеем, вырезали статьи из газет и журналов, аккуратно подшивали стенограммы парламентских дебатов, проспекты железнодорожных кампаний. Скажем, внимательный наблюдатель в общих чертах мог составить представление о плане Шлиффена на основе статьи в журнале «Дойче ревю» в 1909 году.
Важную роль в организации сбора разведывательных данных и их анализе играли военные атташе при посольствах. Формально им было запрещено привлекать к сотрудничеству тайных агентов, однако это табу почти никогда не соблюдалось. Доходило до смешного: накануне войны в газетах появлялись объявления, обещавшие большое вознаграждение за легкую работу. Столь бесхитростным образом к сотрудничеству пытались привлечь бывших и действующих офицеров, рабочих и служащих оборонных заводов, тех, кто был вхож в сферы, так или иначе связанные с военным планированием. И результаты не заставляли себя ждать.
Французским агентам удалось добыть германские мобилизационные планы 1907 и 1913 годов и отчеты о проведенных в 1912–1913 годах маневрах – «военных играх». На протяжении нескольких лет французская разведка получала агентурные данные об интересе, который Германия проявляет к Бельгии. Начальник оперативного отдела британского генерального штаба Генри Вильсон настаивал на отправке экспедиционного корпуса на континент в первые дни войны, опираясь на сведения о германских планах нанесения молниеносного удара по Франции.
Шоком для австрийской военной элиты стало разоблачение в 1913 году полковника Альфреда Редля, шефа разведывательного подразделения генерального штаба, передававшего секретные сведения иностранным службам и, в частности, русской разведке в Варшаве. По наущению коллег, стремившихся замять скандал, Редль покончил жизнь самоубийством. Вопрос об ущербе, который нанесло это предательство, и по сей день остается предметом споров. В первую очередь с ним связывают развал австрийской агентурной сети в России. Впрочем, планы развертывания австрийской армии, которые могли попасть в руки русской разведки от Редля, вряд ли оказались полезными для Петербурга, так как за один год успели устареть.
Агентурные сведения и анализ обстановки становились более тревожными начиная с 1912 года. Именно с этого времени во всех странах начали заметно расти расходы на сухопутную армию. Втягивание в гонку вооружений ставило перед каждым государством вопрос о том, сколь долго удастся поддерживать бремя военных расходов. В 1912 году Гельмут фон Мольтке, начальник германского генштаба, на одном из совещаний с участием кайзера заявил, что перспективы Германии выиграть в большой европейской войне ухудшаются. Шансы на выигрыш, по его оценкам, сохранялись лишь до 1916 года. В этих расчетах он ссылался прежде всего на программы перевооружения русской армии, грозившие превращением ее в более грозного соперника. В Берлине учитывали и опасность ослабления единственного надежного союзника: Австро-Венгрии. Поскольку немецкие военные исходили из представления о неизбежности войны, логичным казался их вывод: чем раньше она начнется, тем лучше.
