Текст книги "Зорро. Рождение легенды"

Автор книги: Исабель Альенде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Через пару дней, когда падре Мендоса уже написал письмо в Мехико, уведомив епископа о жемчуге, и собирался в дорогу вместе с Диего, в миссию явились Рафаэль Монкада и Карлос Алькасар, а с ними отряд солдат под командованием тучного сержанта Гарсии. Алькасар с перекошенной физиономией и уродливой отметиной на щеке заметно нервничал. Он так и не смог толком объяснить своему сообщнику, куда делись жемчужины. Правда могла лишь навредить Алькасару: пришлось рассказать бы о том, как скверно он себя проявил, защищая тюрьму и добычу. Потому Карлос сочинил историю о том, что на Эль-Дьябло напали индейцы и устроили пожар, а в это время в здание проникла банда разбойников. Их главарь, называвший себя Зорро, был одет в черное и прятал лицо под маской. В жестокой схватке нападавшие смогли одолеть солдат и завладеть жемчугом. В суматохе заключенным удалось бежать. Алькасар знал, что Монкада не успокоится, пока не узнает правду и не вернет сокровища. Беглецы не слишком волновали испанца, вокруг было полно индейцев, чтобы набрать новых рабов.

Удивительная форма шрама на щеке Алькасара – отчетливая буква Z – напомнила Монкаде о некоем Зорро, оставившем подобные знаки в спальне шевалье Дюшама и на стене в барселонской казарме. Оба случая были связаны с освобождением заключенных, совсем как в Эль-Дьябло. Негодяй Зорро как-то посмел использовать для своих выходок имена Рафаэля и его тетки Эулалии де Кальис. Монкада поклялся рассчитаться с ним, но случая так и не представилось. Сделать выводы было не так уж сложно: пока Диего де ла Вега был в Барселоне, там появлялась злосчастная буква Z, как только он перебрался в Калифорнию, кто-то оставил такую же отметину на щеке Алькасара. Едва ли это было простое совпадение. Таинственный Зорро и Диего вполне могли оказаться одним и тем же лицом. Так или иначе, лучшего случая отплатить мерзавцу де ла Веге за все оскорбления могло и не представиться. Монкада опрометью ринулся в миссию, в страхе, как бы добыча не ускользнула, и обнаружил Диего под аркой из дикого винограда спокойно попивающим лимонад и читающим стихи. Монкада приказал сержанту Гарсии арестовать преступника, и бедный толстяк, до сих пор, как в детстве, благоговевший перед Диего, был вынужден подчиниться. Появившийся во дворе падре Мендоса заверил Монкаду, что Диего никак не может быть смутьяном Зорро. Исабель поспешила на выручку старику. Она заявила, что знает юношу вот уже пять лет, росла с ним под одной крышей и привыкла считать своим братом, что он славный молодой человек, добрый, безобидный, сентиментальный, болезненный и что он никоим образом не напоминает ни разбойника, ни героя.

– Спасибо, дорогая, – процедил сквозь зубы обиженный Диего, но тут же заметил дерзкие огоньки в раскосых глазах Исабель.

– Зорро вступился за индейцев, потому что они ни в чем не виноваты, и вы знаете это не хуже меня, сеньор Монкада. Он не крал жемчуг, а взял его как доказательство беззаконий, которые творились в Эль-Дьябло, – заметил миссионер.

– О каком это жемчуге вы говорите? – вмешался перепуганный Карлос Алькасар, пытаясь понять, насколько священник осведомлен об их делишках.

Падре Мендоса признался, что Зорро передал ему жемчужины, которые предстояло отправить властям в Мехико. Рафаэль Монкада вздохнул с облегчением: он даже не предполагал, что вернуть сокровище будет так легко. Старый шут в сутане не был серьезной помехой, избавиться от него было проще простого. А на что, по-вашему, существуют несчастные случаи? Горячо поблагодарив священника за то, что он взял на себя труд спрятать и сохранить жемчуг, Рафаэль попросил вернуть его, заверив, что он сам во всем разберется. Если Карлос Алькасар действительно злоупотреблял своей должностью начальника тюрьмы, его ждет суровое наказание, однако беспокоить официальные власти в Мехико нет никакой нужды. Падре Мендосе пришлось подчиниться. Он не посмел прямо обвинить Монкаду в пособничестве Алькасару: любой неосторожный шаг мог стоить старому священнику самого дорогого – его миссии. Падре принес мешок и положил его на стол.

– Это собственность короны. Я уже отправил письмо вышестоящим лицам, и они назначат расследование, – сообщил он.

– Письмо? Что ж, если корабль еще не отплыл…– вступил Алькасар.

– Я использовал другой транспорт, быстрее и надежнее.

– Это весь жемчуг? – недоверчиво спросил Монкада.

– Откуда мне знать? Меня не было, когда его украли, и я понятия не имею, сколько жемчужин было на самом деле. Только Карлос может ответить на этот вопрос, – смиренно ответил миссионер.

Эти слова усилили подозрения Монкады относительно своего сообщника. Он грубо схватил священника за руку и заставил его повернуться к распятию, висевшему на стене.

– Клянитесь святым крестом, что это все жемчужины, которые у вас были. Если солжете, отправитесь в ад, – приказал он.

В комнате воцарилась страшная тишина, все присутствующие затаили дыхание, и казалось, что даже воздух в комнате перестал колебаться. Помертвевший падре Мендоса не сразу нашел в себе силы преодолеть сковавшее его потрясение.

– Вы не смеете, – пробормотал он.

– Клянитесь! – повторил Монкада.

Исабель и Диего хотели было вмешаться, но падре Мендоса, остановив их жестом, опустился на колени, прижав правую руку к сердцу и устремив взгляд на фигуру Христа, которую вырезал из дерева индеец неофит. Он дрожал от унижения и ярости, но не от страха. Священник не боялся попасть в ад, по крайней мере не из-за этого.

– Клянусь святым крестом, что отдал все жемчужины, которые у меня были. Гореть мне в аду, если я солгал, – твердо произнес падре Мендоса.

В наступившей тишине послышался вздох облегчения, который издал Карлос Алькасар. Если бы Монкада узнал, что его сообщник присваивает себе лучшую часть добычи, за жизнь начальника тюрьмы никто не дал бы и ломаного гроша. Алькасар полагал, что замшевый мешочек достался разбойнику в маске, но никак не мог взять в толк, отчего грабитель не присвоил себе и остальной жемчуг. Диего, разгадавший ход мыслей Алькасара, не удержался от довольной усмешки. Монкада был вынужден принять клятву падре Мендосы, однако он не собирался уходить с пустыми руками и упускать возможность отправить на виселицу старого врага. – Гарсия! Арестовать де ла Вегу! – приказал он.

Толстяк вытер пот со лба рукавом мундира и с явной неохотой выполнил приказ.

– Весьма сожалею, – пробормотал он, давая знак двоим солдатам увести арестованного.

Исабель бросилась к Монкаде, повторяя, что у него нет никаких доказательств против ее друга, но тот грубо оттолкнул девушку.

Диего де ла Вегу заперли в комнате для слуг в доме, который когда-то принадлежал его родителям. Раньше ее занимала Роберта, мексиканка с обожженным лицом: она обварила его горячим шоколадом. Что с ней стало теперь? Прежде юноша не замечал, в каких условиях живут слуги. Крошечные каморки без окон, земляной пол, грубые, некрашеные стены, из обстановки только соломенный тюфяк, стул да деревянный сундук. Здесь протекало детство Бернардо. Маленький Диего спал совсем рядом в бронзовой колыбели, покрытой марлевым пологом, защищавшим от пауков, в детской, полной игрушек. Отчего раньше он не замечал этого? Невидимая стена отделяла уютный мирок хозяев гасиенды от шумной вселенной слуг. В мире господ царили свет, чистота и роскошь, там пахло цветами и отцовским табаком. В мире слуг кипела совсем другая жизнь: грубоватая болтовня, мычание коров, перепалки, суета. Этот мир пах толченым перцем, горячим хлебом, замоченным в щелоке бельем и очистками. Господский сад с его клумбами и фонтанами, в который выходила украшенная изразцами терраса, казался подлинным раем, а задний двор летом был покрыт пылью, а зимой слякотью.

Диего провел много бесконечно долгих часов на жестком тюфяке, в темноте, изнывая от майской жары. Юноша весь горел, ему не хватало воздуха. Он потерял счет времени, но мог предположить, что его заключение длится не один день. Диего отчаянно хотелось пить. Он даже подумал, что чудовищный план Монкады заключался в том, чтобы уморить его голодом и жаждой. Временами юноша проваливался в сон, но слишком уж неудобной была постель. Он пытался ходить, чтобы размять ноги, но от одной стены до другой было не больше двух шагов. Диего дюйм за дюймом изучил всю каморку в поисках возможности бежать, но все было напрасно; сам Галилео Темпеста не смог бы выбраться отсюда. Узник попытался оторвать потолочные доски, но они были прибиты намертво. Комнату, вне всякого сомнения, уже давно использовали в качестве камеры. Прошла целая вечность, прежде чем дверь этого склепа приоткрылась и на пороге появился багровый сержант Гарсия. Несмотря на слабость, Диего легко мог бы управиться со стражником с помощью удара по горлу, которому его научил маэстро Эскаланте во время подготовки к испытанию в Обществе справедливости, однако юноше не хотелось оставлять старого приятеля наедине с гневом Монкады. Кроме того, даже если Диего удалось бы выбраться из камеры, он едва ли сумел бы покинуть гасиенду; куда разумнее было немного выждать. Толстяк поставил на пол перед узником кувшин воды и миску с рисом и фасолью.

– Который теперь час, приятель? – поинтересовался Диего, стараясь говорить бодрым голосом, который отнюдь не соответствовал его душевному настрою.

Гарсия показал на пальцах, отчаянно гримасничая.

– Понедельник, девять пополудни, говоришь? Стало быть, я здесь две ночи и один день. Долго же я спал! Ты знаешь, что собирается сделать со мной Монкада?

Гарсия покачал головой.

– Что с тобой? Тебе запретили со мной разговаривать? Но о том, что нельзя меня слушать, разговора не было, так ведь?

– Хм, – хмыкнул Гарсия.

Диего потянулся, зевнул, глотнул воды и попробовал варева из миски, которое, как он сообщил Гарсии, оказалось превосходным. Все это время он болтал не переставая. Юноша пустился в воспоминания о детских годах, особенно налегая на храбрость, которую Гарсия проявил в столкновениях с Алькасаром и во время охоты на медведя. Недаром толстяк заслужил уважение и любовь однокашников. У сержанта сохранились совсем другие воспоминания о детстве, однако слова Диего целебным бальзамом проливались на его истерзанную душу.

– Во имя нашей дружбы, Гарсия, помоги мне выбраться отсюда, – заключил юноша.

– Я бы с радостью, но я ведь солдат, а долг превыше всего, – отозвался толстяк, испуганно оглядываясь, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.

– Я и не прошу тебя, чтобы ты изменял своему долгу, Гарсия, но никто не сможет обвинить тебя, если окажется, что дверь была заперта не слишком надежно…

Договорить он не успел. Подоспевший солдат сообщил, что Рафаэль Монкада требует к себе арестованного. Гарсия одернул мундир, выпятил грудь и щелкнул каблуками, украдкой подмигнув узнику. Солдаты взяли Диего под руку и повели его в гостиную: затекшие без движения ноги почти не слушались его. Диего с горечью замечал перемены, постигшие родной дом: теперь он больше напоминал казарму. В гостиной его усадили на стул, связав по рукам и ногам. Юноша заметил, что сержант старается не затягивать путы слишком сильно, оставляя узнику возможность освободиться, однако вокруг все равно были солдаты. «Мне нужна шпага», – прошептал Диего, когда подчиненные Гарсии отступили на несколько шагов. Услышав это, толстяк едва не умер от страха; не хватало еще, чтобы в руки Диего попало оружие. Это стоило бы сержанту недели гауптвахты и военной карьеры в будущем. Похлопав старого друга по плечу, Гарсия нехотя удалился, а один из солдат занял место в углу, чтобы стеречь узника.

Диего просидел в гостиной не меньше двух часов. За это время он сумел освободить руки, но незаметно развязать ноги не представлялось возможным. Здоровенный метис застыл в углу, словно ацтекская статуя. Юноша попытался привлечь его внимание, делая вид, что захлебывается от кашля, требуя то воды, то сигару, то платок, но часовой продолжал неподвижно стоять на месте с каменным лицом, вперив в заключенного заплывшие холодные глазки. Если план Монкады заключался в том, чтобы таким образом сломить волю противника, он выбрал верную стратегию.

Рафаэль Монкада появился, когда почти стемнело, с порога извинившись за неудобства, которые пришлось испытать столь утонченной персоне, как Диего.

Меньше всего на свете ему хотелось бы поступать подобным образом, однако Монкада действовал так под давлением обстоятельств. Кстати, не обратил ли Диего внимания, сколько времени ему пришлось провести взаперти? Ровно столько, сколько сам Рафаэль томился в потайной комнате. Забавное совпадение, не правда ли? Бог не обидел Монкаду чувством юмора, но та шутка чересчур затянулась даже на его вкус. Впрочем, он, вероятно, должен поблагодарить Диего за то, что тот избавил его от Хулианы. Тетушка не раз предупреждала Рафаэля, что брак с женщиной столь низкого происхождения скажется на его карьере самым плачевным образом. Однако Хулиана – давно пройденный этап, и вспоминать о ней не стоит. Диего – или он предпочитает, чтобы его называли Зорро? – должно быть, интересует, какая судьба уготована ему самому. Он оказался преступником, таким же, как его отец Алехандро де ла Вега; яблочко от яблони недалеко падает. Старика поймают, это вопрос времени, и на этот раз он уж точно сгниет в тюрьме. Монкада отдал бы все на свете за право собственноручно вздернуть Диего, но он не станет делать ничего подобного. Злоумышленника отправят в Испанию в кандалах и под надежной охраной, где он предстанет перед судом. Король Фердинанд и его министры следят за тем, чтобы законы выполнялись со всей строгостью, не то что в колониях, где каждый трактует их как хочет. К преступлениям, совершенным в Барселоне, в Калифорнии прибавились новые: нападение на тюрьму Эль-Дьябло, поджог, похищение сокровищ короны, причинение тяжких телесных повреждений офицеру и заговор с целью освобождения заключенных.

– Я слышал, что в этих страшных злодеяниях обвиняют Зорро. Должно быть, и жемчужины украл он. Или вы предпочтитаете не упоминать о них? – поинтересовался Диего.

– Зорро – это ты и есть, де ла Вега!

– Хотел бы я быть таким удивительным человеком, но у меня слишком слабое здоровье. Я страдаю астмой, мигренью и сердцебиением.

Рафаэль Монкада сунул под нос арестованному собственноручно составленные бумаги и велел подписать их. Узник отказался, сославшись на то, что ставить свою подпись под документом, не ознакомившись с его содержанием, неразумно, а прочесть бумаги он не может, поскольку позабыл свои очки. Кстати, вот еще одно доказательство, что он не может быть Зорро. Ведь этот разбойник, по слухам, метко стреляет и отлично фехтует, а для этого нужно безупречное зрение.

– Довольно! – завопил Монкада и ударил пленника по лицу.

Диего, ожидавший подобного взрыва, заставил себя сдержаться и не броситься на обидчика. Время еще не пришло. Юноша держал руки за спиной, сжимая веревки, кровь из разбитого носа и губ капала на ворот рубашки. Вбежавший в комнату сержант Гарсия застыл в дверях, не зная, чью сторону принять. Видеть друга детства в столь жалком положении было невыносимо. Резкий голос Монкады вывел толстяка из оцепенения.

– Я не звал тебя!

– Ваше сиятельство… Диего де ла Вега ни в чем не виноват. Мы только что видели настоящего Зорро.

– Какого дьявола ты здесь несешь, болван?

– Это правда, ваше сиятельство, мы видели, все.

Монкада бросился прочь, сержант последовал за ним, но часовой остался на месте, не спуская глаз с Диего. Во дворе, у стены, Монкада впервые увидел живописный силуэт Зорро, четко проступавший на фоне лилового вечернего неба, и застыл от изумления.

– За ним, кретины! – опомнился он через несколько мгновений, выхватил пистолет и, не целясь, разрядил его в удаляющегося всадника.

Солдаты бросились к лошадям, но разбойник был уже далеко. Гарсия, более других заинтересованный в поимке настоящего Зорро, с невиданной легкостью взлетел в седло, пришпорил коня и возглавил погоню. Всадники неслись к югу, по холмам, поросшим редколесьем. Человек в маске, отлично знавший местность, смог сильно оторваться от преследователей, но дистанция между ними неумолимо сокращалась. Через полчаса бешеной скачки, когда бока коней уже лоснились от пены, солдаты выехали на крутой берег: Зорро оказался в ловушке, между погоней и морем.

Тем временем, в гостиной, Диего показалось, что потайная дверца в камине немного приоткрылась. Должно быть, Бернардо сумел обмануть своих преследователей и вернулся в гасиенду. Юноша не знал, что произошло во дворе, однако по крикам, выстрелам, стуку копыт и проклятиям Монкады можно было догадаться, что индеец сумел обвести врагов вокруг пальца. Чтобы отвлечь часового, Диего снова зашелся в кашле, согнулся пополам и стал клониться набок. Солдат подскочил к арестованному и велел ему сидеть тихо, а не то его прикончат. Впрочем, голос стражника звучал не слишком уверенно: судя по всему, ацтекский божок не получал указаний убивать узника. Краем глаза юноша видел, что от камина медленно отделяется неясная тень. Он снова жестоко закашлялся. Часовой наставил на заключенного пистолет, пребывая в явном замешательстве. Освободив руки, Диего что было сил ударил солдата по ногам, но метис, похоже, и вправду был сделан из цельного куска гранита: он не шевельнулся. В этот момент стражник почувствовал, что в грудь ему опирается дуло пистолета, и увидел перед собой учтиво улыбающегося человека в маске.

– Сдавайся, добрый человек, пока Зорро не начинил тебя свинцом, – посоветовал Диего, торопливо развязывая путы на ногах.

Второй Зорро разоружил солдата, бросил пистолет Диего, поймавшему его на лету, и поспешно отступил к камину, подмигнув юноше на прощание. Диего не позволил часовому обернуться: он пригвоздил его к земле метким ударом ребром ладони по шее. Привязав бесчувственного метиса к стулу, юноша разбил рукоятью пистолета окно, стараясь не оставлять в раме острых осколков, поскольку собирался вернуться в дом именно таким путем, и нырнул в потайной ход через дверцу в камине.

Вернувшись в дом, Рафаэль обнаружил, что де ла Вега бежал, а человек, поставленный следить за ним, оглушен и связан. Окно было разбито, а часовой, когда пришел в себя, смог припомнить лишь появившуюся откуда ни возьмись темную фигуру и холодное дуло, приставленное к его груди. «Дураки, кретины, безнадежные идиоты!» – таков был вердикт Монкады. Пока его люди гнались за химерой, арестованный ускользнул у них из-под носа. Несмотря ни на что, Рафаэль продолжал считать, что Диего де ла Вега и есть таинственный Зорро.

Вопреки ожиданиям Диего не обнаружил в пещере Бернардо, зато нашел несколько горящих сальных свечей, черный костюм, шпагу и даже коня. Торнадо нетерпеливо всхрапывал, кусая роскошную гриву, и рыл копытом землю. «Ты привыкнешь к пещерам, дружок», – заверил Диего, ласково похлопывая скакуна по гордой голове. Тут же нашлись бутылка вина, хлеб, сыр и мед, чтобы восстановить силы. Индеец обо всем позаботился. А ловкостью, с которой он провел людей Монкады, можно было только восхищаться. С каким непревзойденным молчаливым изяществом он все это проделал. Диего решил, что из его брата получился Зорро ничуть не хуже, чем он сам, а вместе они и вовсе непобедимы. Спешить было некуда. Юноша собирался переждать в подземелье, пока суета наверху немного уляжется. Сделав несколько наклонов, чтобы разогнать кровь, он улегся на полу неподалеку от Торнадо и вскоре заснул крепким, спокойным сном, какой приходит к человеку после долгого и плодотворного трудового дня.

Диего проснулся через несколько часов, посвежевший и бодрый. Он умылся, переоделся в костюм Зорро, надел маску и даже приклеил усы. «Жаль, что здесь нет зеркала, делать это на ощупь не так-то просто. Нет, решено: отращу настоящие. Все-таки здорово, что у нас есть эта пещера, не правда ли?» – весело болтал юноша, обращаясь к Торнадо. Будущее представлялось ему в самом радужном свете; пока есть силы для борьбы, скучать не придется. Вспомнив о Лолите, Диего ощутил знакомый холодок под сердцем. Раньше он чувствовал такой при мысли о Хулиане, но в последнее время молодой человек вспоминал ее все реже. Его чувство к Лолите было полно удивительной новизны, словно он влюбился в первый раз в жизни. Впрочем, давать волю чувствам не стоило. Лолита была кузиной Алькасара, а значит, Диего не мог даже надеяться взять ее в жены. В жены? Юноша даже рассмеялся: он вообще ни на ком не женится, лисы – одинокие звери.

Диего прикрепил к поясу верную шпагу Хустину, надел шляпу и отправился в путь. Он вывел коня на поверхность через потайной ход, который Бернардо надежно замаскировал камнями и ветками, вскочил в седло и направился к гасиенде. Юноша не хотел рисковать, лишний раз появляясь из потайной двери в камине. Он проспал несколько часов, а значит, время было к полуночи и в гасиенде бодрствовали только часовые. Диего оставил Торнадо под деревом, надеясь, что умное животное отлично усвоило уроки Ночной Молнии и будет спокойно дожидаться возвращения хозяина. Стражу вокруг дома удвоили, и все же подобраться поближе и заглянуть в единственное освещенное окно не составило труда. Стоявший на столе канделябр с тремя свечами выхватывал из тьмы лишь небольшой участок комнаты, остальное помещение тонуло во тьме. Стараясь не шуметь, Диего залез в разбитое окно и, прячась за расставленной вдоль стены мебелью, пробрался к камину и укрылся за огромными поленьями. В другом конце комнаты Монкада расхаживал вокруг стола с трубкой в руках, а Гарсия, застывший по стойке смирно, давал ему отчет о погоне. Его люди преследовали Зорро до самого обрыва, но, когда разбойник был уже практически у них в руках, он вдруг бросился вниз, предпочтя разбиться, но не сдаваться. Было уже совсем темно, и солдаты не решились приблизиться к краю обрыва, опасаясь, что он может обрушиться. Тем не менее они долго стреляли по скалам и камням у себя под ногами, поскольку Зорро мог ухватиться за них.

– Болван! – в сотый раз повторил Монкада. – Этот шут морочил вам голову, а де ла Вега в это время улизнул.

На раскрасневшемся лице Гарсии заиграла наивная счастливая улыбка и тут же испарилась под ледяным взглядом Монкады.

– С утра ты отправишься в миссию, возьмешь с собой восемь вооруженных человек. Если де ла Вега там, ты его немедленно арестуешь; станет сопротивляться, убьешь. Если его там нет, арестуешь падре Мендосу и Исабель де Ромеу. Они будут моими заложниками, пока не объявится разбойник. Ты все понял?

– Но я не могу арестовать падре! Я думаю…

– Не думай! У тебя на это все равно мозгов не хватит. Закрой рот и подчиняйся.

– Слушаюсь, ваше сиятельство!

Притаившийся у камина Диего спрашивал себя, каким образом Бернардо удалось одновременно быть в двух местах. Когда Монкаде надоело оскорблять Гарсию, он выгнал его, а сам налил себе коньяка из запасов Алехандро де ла Веги и в глубокой задумчивости принялся раскачиваться на стуле. Монкада оказался в довольно сложном положении. Чтобы сохранить тайну жемчуга, пришлось бы убить несколько человек. Монкада небольшими глотками допил коньяк, еще раз пробежал глазами бумагу, которую пытался подсунуть Диего, и достал из шкафа мешок с жемчужинами. Одна свеча почти догорела, и вар закапал на стол, мешая кабальеро пересчитывать драгоценности. Выждав немного, Диего бесшумно, словно кошка, выбрался из своего укрытия. Он успел сделать несколько шагов, прижимаясь к стене, когда Монкада ощутил присутствие постороннего и резко обернулся. Вглядываясь в темноту, он не мог различить своего противника, но интуитивно чувствовал опасность. Кабальеро поспешно схватил изящную шпагу с серебряной рукоятью, украшенной шелковыми кистями.

– Кто здесь? – спросил он.

– Зорро. Если не ошибаюсь, у нас остались кое-какие незаконченные дела… – произнес Диего, выходя из темноты.

Монкада не дал ему закончить фразу. Он бросился вперед со страшным, полным ненависти криком, готовый разорвать врага на куски. Зорро уклонился от удара с ловкостью тореро, развернув плащ, словно мулету, в два грациозных прыжка отскочил в сторону и застыл в живописной позе: одна рука на эфесе шпаги, другая на бедре, прямая спина, отважный взгляд и белозубая улыбка над тонкой линией усиков. Он вытащил шпагу неторопливо, давая понять, что перспектива убить человека совершенно его не радует.

– Гнев – плохой помощник в поединке, – заметил Зорро.

Отразив три прямых удара и один боковой выпад, юноша отступил назад, и противник недолго думая вновь бросился на него. Зорро вскочил на стол и, почти танцуя, принялся уклоняться от клинка Монкады. Он подпрыгивал, делал умопомрачительные пируэты, но неизменно отражал удары противника с такой силой, что от скрестившихся лезвий летели искры. Наконец он соскочил со стола и принялся перепрыгивать со стула на стул, а Монкада преследовал его, все сильнее пылая яростью. «Берегите себя, такие упражнения вредны для сердца», – глумился Зорро. Время от времени юноша исчезал во тьме, но, вместо того чтобы использовать преимущество для подлого удара, неизменно выныривал за спиной у противника, свистом предупреждая о своем появлении. Монкада прекрасно владел шпагой, но гнев застилал ему глаза. Он готов был задушить этого негодяя, презревшего закон и посмевшего смеяться в лицо власть имущим, своими руками. Монкада должен был убить подлого щенка до того, как тот отнимет у него самое дорогое: права и привилегии, принадлежавшие ему от рождения. Поединок продолжался в том же духе: один нападал, ведомый слепой яростью, другой отражал удары с издевательской легкостью. Всякий раз, когда Монкада уже готов был пригвоздить Зорро к стене, тот делал изящный пируэт и уворачивался. Осознав, что проигрывает, Монкада громко позвал на помощь, и Зорро понял, что игру пора заканчивать. В три прыжка он подскочил к двери и запер ее на два оборота ключа, не прерывая схватки. Потом он внезапно перехватил шпагу левой рукой, на несколько мгновений повергнув соперника в замешательство. Зорро снова прыгнул на стол, ухватился за огромную железную люстру, так и оставшуюся в гостиной после грандиозной перестройки дома, раскачался и обрушился на Монкаду вместе с железным монстром и градом из ста пятидесяти свечей. Прежде чем Монкада понял, что произошло, он оказался на полу, а в горло ему упирался клинок противника. В этот момент дверь рухнула под яростными ударами, и в комнату ворвались полдюжины вооруженных мушкетами солдат. (По крайней мере, в устах Диего эта история звучала именно так. Проверить правдивость этого нет никакой возможности, так что придется поверить ему на слово, хотя одним из немногих недостатков Зорро числится привычка приукрашивать рассказы о собственных подвигах. Однако вернемся в гостиную.) Среди солдат был и сержант Гарсия, которого бесцеремонно вырвали из объятий сна. Сержант прибежал в одних подштанниках, но успел нахлобучить на растрепанную голову форменное кепи. Кое-кто поскользнулся на разлетевшихся по полу свечах и потерял равновесие. Один солдат случайно выстрелил. Пуля просвистела в нескольких дюймах от головы Рафаэля Монкады и угодила в висевший над камином портрет королевы Изабеллы, пробив великой правительнице глаз.

– Осторожней, недоумки! – завопил Монкада.

– Смотрите не убейте своего командира, ребята! – учтиво заметил Зорро.

Сержант Гарсия не верил своим глазам. Он готов был поставить собственную бессмертную душу, что разбойник в маске нашел свой конец на острых камнях под обрывом, однако Зорро воскрес, словно Лазарь, вернулся в гасиенду и поверг на землю самого Монкаду. Положение было просто чудовищным, но в животе у сержанта отчего-то разливалось приятное тепло, будто он пил горячий шоколад. Опомнившись, Гарсия приказал солдатам отступить, что оказалось не так-то просто, поскольку им мешали разбросанные повсюду свечи, а как только все до единого покинули комнату, запер дверь на ключ.

– Ваш мушкет и саблю, сержант, – попросил Зорро самым любезным тоном.

Гарсия повиновался с подозрительной поспешностью, а потом отошел к дверям и застыл, сложив руки на груди; если бы не подштанники, его можно было бы счесть воплощением идеальной военной выправки. Невозможно было понять, то ли он с тревогой наблюдает за происходящим, готовый в любую минуту прийти на помощь командиру, то ли просто наслаждается забавным зрелищем.

Зорро велел Рафаэлю Монкаде подойти к столу и прочесть вслух бумагу, которую он пытался заставить подписать Диего. Это было признание в государственной измене и преступном намерении добиться независимости Калифорнии. Такое преступление каралось смертью и конфискацией всего имущества. Признание было составлено безупречно, не хватало только подписи. Судя по всему, Монкада не добился ее от дона Алехандро и решил попытать счастье с младшим де ла Вегой.

– Неплохо придумано, Монкада. Но смотрите, здесь еще остается пустое место. Возьмите-ка перо и приготовьтесь написать небольшой диктант, – приказал Зорро.

Рафаэль Монкада нехотя написал под диктовку признание в присвоении сокровищ короны и использовании рабского труда индейцев.

– А теперь подпишите.

– Я не стану это подписывать!

– Это еще почему? Признание написано вашей рукой, и все это чистая правда. Подписывайте! – велел человек в маске.

Рафаэль Монкада бросил перо и попытался встать на ноги. Один взмах шпаги Диего, и на шее у негодяя, прямо под левым ухом, появилась маленькая буква Z. Из груди Монкады вырвался ужасный стон боли и гнева. Он поднес руку к ране, и пальцы его немедленно окрасились кровью. Острие шпаги уперлось в яремную вену Рафаэля, и твердый, безжалостный голос его врага произнес, что, если кабальеро не удосужится поставить свою подпись на счет три, его придется убить. Раз… два… и… Монкада подписал документ, накапал на лист бумаги свечного воска и прижал к нему перстень с фамильной печатью. Дождавшись, пока высохнут чернила и остынет воск, Зорро попросил Гарсию засвидетельствовать подпись Монкады. Толстяк неторопливо, словно растягивая удовольствие, расписался, сложил документ и протянул его человеку в маске, даже не пытаясь скрыть счастливую улыбку. Зорро спрятал бумагу у себя на груди.

– Отлично, Монкада. Вы сядете на первый же корабль и уберетесь отсюда навсегда. Я сохраню это признание, и, если вы когда-нибудь надумаете вернуться, оно незамедлительно попадет в руки властей. В противном случае его никто никогда не увидит. Только мы с Гарсией знаем о его существовании.

– Меня не впутывайте, сеньор Зорро, – взмолился перепуганный Гарсия.

– О судьбе вашего жемчуга можете не беспокоиться. Если кто-нибудь спросит о нем, сержант Гарсия скажет правду: сокровища забрал Зорро.