Текст книги "Африка грёз и действительности (Том 1)"

Автор книги: Иржи Ганзелка

Соавторы: Мирослав Зикмунд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Глава II
ПО АЛЖИРУ И ТУНИСУ

Арабское слово «Аль-Джазаир», от которого произошло название Алжир, означает «острова». Неизвестно, то ли арабы, придя сюда с пустынного востока, приняли страну за райский остров или же ее назвали так случайно, имея в виду какой-нибудь из островков у побережья. Во всяком случае, совершенно точно одно – островом спокойствия Алжир никогда не был.

Как и две другие страны древней провинции Africa Minor – Марокко и Тунис, – Алжир пережил целый ряд властителей. После финикийцев – основателей Карфагена, развалины которого сохранились недалеко от главного города современного Туниса, сюда пришли римляне. Затем по стране прошли вандалы и византийцы и, наконец, появились буйные арабы, которые оттеснили берберские племена вглубь страны, к самым горам. Мавританская династия, обосновавшаяся вначале недалеко от развалин римского города Волюбилис и основавшая знаменитый Фес, за два столетия достигла небывалого могущества и проникла на севере вглубь Пиренейского полуострова, а на юге – далеко вглубь африканского континента. После распада мавританской империи страна стала ареной борьбы между.

Испанией и Турцией. Однако покончить с буйствами турецких пиратов удалось лишь французам, которые превратили затем Алжир в составную часть Франции, подчиняющуюся непосредственно министерству внутренних дел. Из трех основных баз французской колониальной империи на севере Африки Алжир – главный столп. Это чувствуется сразу же, как только пересечешь границу Марокко.

Выжженная пустыня, которая сопровождала нас на протяжении более 200 километров от Центрального Марокко вплоть до Уджды, исчезла бесследно, будто чудом. За отвесными скалами около Тлемсена неожиданно появились виноградники, оливковые рощи, тучные пастбища, рощи пробкового дуба и миндального дерева, благоухающие сады и необозримые хлебные поля.

Над пропастями Константины

Нельзя говорить об Алжире и не упомянуть о его горах.

Алжирские горы с их неизмеримой многогранностью создают яркий контраст унылой, безнадежной пустыне. В нескольких километрах за марокканской границей – в Тлемсене – дорога на Оран разделяется на две ветки. Путешественник не пожалеет, если изберет внутреннюю дорогу, ведущую через Мансуру. Швейцарские или австрийские Альпы изысканны и учтивы, как чичероне в автобусах, которые заранее предупреждают вас, чтобы вы приготовились к лицезрению невиданного зрелища. Алжирские горы более опытны, расчетливы и агрессивны. Без всяких предупреждений они поставят на вашем пути такие декорации, что невольно широко раскрываешь глаза и думаешь, не сон ли это?!

За Мансурой вам вдруг покажется, что вы попали в пещеру Циклопа, откуда не найти выхода. Отвесные склоны скал поднимаются к самому небу. Они кажутся бесконечными, ибо их вершины тонут в белой пене бешено мчащихся облаков. Временами сквозь облака пробивается солнце и, как театральный рефлектор, перекидывает радугу над бурными каскадами вод, которые с оглушительным шумом падают сверху и исчезают в пропасти под узким стальным мостом. Нам пришлось прикрыть объектив кинокамеры, чтобы на него не попали мелкие водяные брызги, высоко поднимавшиеся над бурлящими порогами. Мы осматриваем Мансурский водопад как раз в тот момент, когда обитатели строений, находившихся на другом берегу, эвакуируют свое имущество, готовясь к приближающемуся грозному наводнению, которое повторяется с необъяснимой точностью каждые пять лет.

Не менее удивительны и прекрасны приморские горы между Афревилем и Блидой в Центральном Алжире. Глядя на белые постройки, прилепившиеся к отвесным скалам перед Буркикой, невольно вспоминаешь орлиное гнездо далай-ламы в Лхасе. Склоны гор утопают в зелени, миндальные деревья вдоль извилин горной дороги сгибаются под тяжестью созревающих плодов, а внизу, в глубоких долинах, колышутся нивы в ожидании жнецов.

Пальма первенства в мастерстве художественного оформления горного пейзажа в Алжире, бесспорно, принадлежит Константине. Сюда, в местность, расположенную на полпути от города Алжира до тунисских границ, как бы переместились с Запада США расчлененные каньоны Колорадо. Их склоны, изборожденные временем, солнцем и водой, неожиданно соединяются, образуя над напоминающим пещеру туннелем первый, самый низкий мост. Второй мост, немного повыше, построили римляне, как бы для того, чтобы убедиться в своей способности не только строить арки акведуков, но и соединять два разделенных пропастью мира. Сейчас над головокружительной пропастью Константины пролегает узкая лента висячего моста, который соорудили в 1863 году, прикрепив концы стальных тросов к скалам по обоим краям пропасти. Эль-Кантара, как называют этот мост арабы, соединяет железнодорожную станцию Джебель-Мансура с другой частью белоснежной Константины. Панорама Константины хорошо передает гордое величие этого орлиного города, который в свое время одним из последних сложил оружие перед превосходящими силами французов.

На алжирских виноградниках

Когда мы читали сводки французских судоходных компаний, в которых систематически сообщается о прибытии и отплытии кораблей и о характере их груза, то обратили внимание на огромное количество овощей, зерна, фруктов и в первую очередь вина, которые круглый год отправляют из алжирских портов во французскую метрополию. Теперь нам удалось своими глазами увидеть, откуда берутся все эти богатства.

Не доезжая 100 километров до города Алжира, мы из залитой солнцем местности попали в дождевую завесу тяжелых свинцовых туч. Такой дождь трудно представить себе в наших климатических условиях. В течение нескольких коротких минут с алжирского неба низверглись тонны воды. Затем вдруг сразу появилось солнце и стало невероятно душно. Окружавшая нас местность походила на оранжерею с буйной растительностью, рост которой проходил почти на глазах.

Трудно отыскать лучшие условия для наглядной демонстрации африканских богатств. Если бы эти богатства попадали по заслугам в руки тех, кто их создает совместно с природой, люди были бы здесь счастливы, здоровы, спокойны.

Но встречающиеся нам на дороге арабы одеты в грязные лохмотья, по сторонам шоссе мелькают глиняные лачуги, перед которыми ползают голые дети, страдающие от голода и болезней, на обширных виноградниках работают люди, напоминающие средневековых крепостных.

Чем же все это объясняется?

За разъяснением не нужно ходить далеко. Причины те же, что и в соседнем Марокко. Алжирской землей владеют крупные французские капиталисты и банки совместно с кучкой арабских вельмож и богачей, продажность которых вознаграждается французской колониальной администрацией.

Несколькими днями позднее мы встретились в сахарском оазисе Бу-Сааде с молодым арабом, работавшим официантом. После пятнадцатиминутной беседы лед недоверия растаял и он стал более общительным.

– Я работаю здесь официантом всего три месяца, – сказал он. – Мне надо заработать несколько сот франков, чтобы продолжать учиться… Учеба стоит больших денег, а отец мне их дать не может…

– Где же работает твой отец?

– Работает? – переспросил молодой Юсуф-бен-Амин и понизил голос. – Он работал, пока его не выгнали с виноградников. Нас было 14 детей, и мы все, чтобы не умереть с голода, должны были с самого раннего детства работать вместе с родителями в поле. В школу ходить не могли, так как не хватало заработка…

– Сколько же получает рабочий на виноградниках?

– Взрослые 60, иногда 80 франков в день, дети около 30, – ответил он.

Мы сопоставили этот заработок, составляющий одну треть прожиточного минимума, с ценами на товары первой необходимости и с прибылями хозяев алжирских латифундий.

Средний доход с одного гектара виноградника колеблется вокруг 150 тысяч франков в год. При этом в Алжире зачастую одному владельцу принадлежит несколько тысяч гектаров, приносящих ему баснословные барыши…

Касба кинофильмов

Алжир – это совсем особый город.

Если въезжаешь в него в сумерки, то кажется, что попадаешь в сказочную страну. Вас окружают современные многоэтажные здания, неоновые рекламы, многолюдные улицы с оживленным движением. Учащенно пульсируют транспортные артерии города. Набережную окаймляют трехэтажные аркады. Гирлянды электрических фонарей обрамляют гавань, изогнутую широким полукругом. А по ее краям бархат звездной ночи щупают прожекторы маяков. Если смотреть на Алжир со стороны моря, вам покажется, что его сооружали строители небоскребов. Террасами уходят вверх, в темноту ночи светящиеся прямоугольники окон. Чем дальше, тем меньше они становятся, пока, наконец, не превращаются в совсем маленькие станиолевые квадратики. Таков Алжир ночью.

А днем тот же Алжир походит на утомленную танцовщицу, снявшую с себя маскарадный костюм. От всего, что так чаровало вас ночью, остались лишь фешенебельные отели да правительственные дворцы и диадема великолепных вилл у вершины подковы, охватывающей Алжирский порт. Лишь характерные балконы на каждом доме убеждали в том, что это и есть тот самый Алжир, который так пленял ночью. Город как бы спускается к порту, к узким грязным уличкам со зловонными нечистотами, к Касбе – кварталу бедноты и окраинных трущоб, пользующемуся дурной славой, к той самой Касбе, которая неоднократно служила сценой драматических эпизодов в фильмах из жизни экзотического Востока.

И поныне посещают Касбу пресыщенные туристы, чтобы собственными глазами увидеть некоторые из ее улиц, где снимались «Славные деньки» Шарля Буайе[7]7
  Шарль Буайе – французский киноартист и предприниматель, проживающий в США. – Прим. ред.


[Закрыть] или какого-либо другого героя голливудских фильмов. Их не интересует то, что в Касбе, по данным официальной французской статистики, от 20 до 50 процентов детей умирает в возрасте до двух лет. Они не хотят знать, почему люди живут здесь в таких ужасных условиях, и не намерены утруждать себя поисками связи между нищетой и преступностью жителей Касбы, ибо начало и конец этого исследования неизбежно разоблачит подлинного виновника – французские колониальные власти.

«Романтическая Касба доказала, что от нее действительно захватывает дух», – писал в одном из своих «сенсационных» репортажей американский журнал «Лайф». Эти слова относились к снимку, изображавшему американскую туристку-миллионершу, которая зажимала платком нос, защищаясь от зловония Касбы. Американка была одной из пассажирок фешенебельного парохода «Карония», который прибыл в Алжир, совершая «большое африканское плавание».

«Его 550 пассажиров за эту восьмидесятидневную поездку заплатили около 3 миллионов долларов», – писал тогда «Лайф». Это равняется 150 миллионам крон[8]8
  По курсу 1948 года.


[Закрыть]. Самый дешевый билет стоил 120 тысяч крон, самый дорогой – 1 миллион крон. Причем, это была лишь плата за каюту и питание. За экскурсии и другие мероприятия, проводившиеся в местах остановок, «туристы» заплатили еще по 330 тысяч крон каждый.

Агентство Рейтер попыталось подытожить общее состояние всех этих 550 туристов и насчитало 10 миллиардов крон.

«Это было самое колоссальное экскурсионное мероприятие всех времен, – хвастливо заявляла американская пресса. – Миллионеры настойчиво торговались с арабскими продавцами бурнусов, фесок и кожаных сувениров. Как и подобает американским туристам, они торговались только для того, чтобы получить от этого удовольствие. Одна из участниц, покупая французский бинокль, воскликнула: «Меня не интересует, сколько он стоит, лишь бы в него можно было смотреть!» Американцев любят везде, где они разговаривают таким языком…»

Американский журнал «Лайф» не мог лучше охарактеризовать американских туристов, чем это сделано в заключении:

«Экскурсия в Алжир была организована так аэродинамично, что туристы были гарантированы от малейшей опасности и от приставаний. Проводники не водили их в обычные арабские жилища, а лишь в тщательно отобранные мавританские дома…»

Гарантированы от опасности! Такие гарантии были действительно нужны, ибо алжирский народ знал, с кем имеет дело. Французская полиция тщательно следила, чтобы ни один турист-миллионер как-нибудь не пострадал. Было бы поистине ужасно, если бы при покупке алжирской фески остался недоволен один из дирижеров того оркестра, в который уже включили и Алжир…

Вода и пустыня

В плодородной прибрежной полосе Алжира часто встречаются оросительные сооружения. Глубокие бетонные желоба несут живительную влагу тысячам истомленных деревьев, гектарам садов и виноградников, жаждущим воды. На протяжении километров тянутся они вдоль шоссе, местами скрываются под ним и снова появляются с другой стороны. Это последние следы борьбы человека с неравным противником – солнцем и песком.

Мы хотели собственными глазами взглянуть на беспощадный бой без начала и конца и поэтому отправились из Алжира на юг.

Вначале мы увидели ту же картину, что и перед Блидой. Нас окружало море зелени. Но вот неожиданно появилась глубоко врезанная долина, а за ней и горы. Однако они выглядели как-то странно. До этого на алжирском побережье нас сопровождали горы, утопавшие в зелени, а здешние горы иссушены, истощены, поседели от усталости и времени. Дорога подымалась все выше; по левую сторону возвышалась отвесная стена, по правую – раскрывала свои объятия глубокая пропасть. Проехав несколько километров, мы оказались на высоте более 1000 метров над уровнем моря. На дне пропасти виднелось высохшее русло реки. Посреди этого песчаного русла, наполняющегося водой в период дождей, извивалась лишь узкая блестящая ленточка ручейка. В мае дождей в пустыне не бывает. Только к концу сентября вновь разверзается небо, чтобы напоить жаждущую землю.

И вдруг нашему взору открылось бескрайное плоскогорье.

Пустыня…

Сюда сочли невыгодным ввозить гранитные тумбы, которыми окаймлены все алжирские дороги на побережье. Их заменили бочками из-под асфальта, наполненными камнями и побеленными известкой. В пустыню не рекомендуется вкладывать крупные капиталы…

Хотите ли вы получить правильное представление о бесконечности? Когда смотришь на звездное небо, то кажется, что звезды мерцают слишком близко, когда наблюдаешь за морем, то глазу виден горизонт. Но когда едешь ночью по пустыне, то постепенно как бы теряешься, уменьшаешься до бесконечно малой величины, становишься меньше песчинок. Пески без конца расстилаются перед тобой и сливаются с полосой света, отбрасываемой фарами.

В населенной местности 100 километров – это не большое расстояние. Но 100 километров по ночной пустыне превращаются в бесконечную тьму, в вечность.

Бу-Саада

Есть две Бу-Саады. Одна существует для иностранцев, которые прибывают сюда полюбоваться на пальмовую рощу, сфотографироваться верхом на верблюде, переночевать в гостинице «Трансатлантик» и отправиться обратно к морю с сознанием, что они повидали Сахару. Другая Бу-Саада не тронута цивилизацией, первобытна и все же прекрасна. Европейцы редко сюда заглядывают. Вылепленная из глины и обожженная солнцем, трепещет она в сухом знойном воздухе, который струится между пальмами, притекая из-за скалистого барьера Сахары.

Нам представилась возможность осмотреть одно из местных жилищ. Сначала мы попали в темный грязный коридор, где нужно было остановиться на несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте. Еще ослепленные ярким солнечным светом, разлитым перед хижиной, мы споткнулись о скрюченную фигуру человека, который лежал поперек узкого входа. Зловонные нечистоты вытекали из хижины мимо его ног.

– Это мой брат. У него температура, – услышали мы лаконичное пояснение хозяина дома.

Он поспешил продолжить разговор, не поняв, что же нас так потрясло. Больному здесь не полагается ни особых забот, ни ухода. Остальные обитатели хижины сидели под глиняным потолком и ткали ковры из овечьей шерсти. Больной, лежащий с высокой температурой в коридоре, лишал семью двух рабочих рук. Не к чему спешить с временной заменой рабочей силы. Выздоровеет больной – возвратится к труду. Умрет – прибавятся лишь хлопоты с погребением…

В темное помещение проникало немного света сквозь отверстие, служившее выходом на плоскую крышу, да сквозь дыру для дыма над открытым очагом. На полу сидело несколько детей и женщин в лохмотьях. Они чесали гребнем овечью шерсть и ткали ковры на примитивном станке. Кругом носились рои мух.

В мае кончается туристский сезон в «Трансатлантике». С этого момента весь персонал гостиницы переселяется в другое место, так как сахарский зной невыносим для туристов. Остается лишь араб-управляющий в белом тюрбане, а несколько худых ребятишек теряют возможность выпросить милостыню…

Между Бу-Саадой и Алжиром пересекаются два главных сахарских пути. Здесь стоит маленький французский форт, покинутый гарнизоном, но содержащийся в полном порядке. Он всегда открыт и готов предоставить убежище утомленным путникам, которые находят в нем ночлег и запас топлива. Мы уже выходили из запыленных стен форта, когда к нам подошел заросший, грязный старик в ветхих обносках европейского платья. Мы не знали, как с ним объясниться. Однако он приветствовал нас на чистейшем французском языке. Долго не могли мы прийти в себя от удивления. Человек, который сидит посреди пустыни и караулит покинутый форт, хорошо знает международные события, имена руководящих государственных деятелей, повестки международных конференций и содержание договоров. Он неожиданно заговорил с нами о чехословацко-польском договоре и назвал дату его подписания. Полные недоумения, мы молча слушали его изысканную французскую речь и точную терминологию.

– Откуда я все это знаю? – сказал он как бы с недоумением. – А что же мне тут еще делать? Времени больше чем достаточно. Только тогда оно мне кажется длинным, когда не поступают старые газеты от учителя из соседнего селения.

Минута молчания.

– Возвратиться назад? Нет, нет, без пустыни я бы не мог жить. Такой свободы во Франции мне не найти…

Арабский мир

Безработица, чрезвычайно низкий уровень заработной платы, эксплуатация широких слоев трудящихся Алжира – все это, разумеется, оказывает сильное влияние не только на уровень жизни, но и на трудовую мораль и формирование характера. Иностранец, который совершенно неожиданно попал в эту среду или не может осознать взаимной связи явлений, часто делает ошибочный вывод из своих наблюдений и видит в арабах лишь преступников, лентяев или фанатичных приверженцев ислама.

И в портовых предместьях, и на главных бульварах городов можно встретить множество оборванцев, взрослых и детей, которые просят милостыню, чтобы не умереть с голода. Они не могут найти работу и вынуждены изобретать другие способы раздобыть деньги.

В Сиди-бель-Аббесе хозяин ресторана, где мы ужинали, предупредил нас, чтобы мы не ходили одни по неосвещенным улицам. По дороге из ресторана мы искали гостиницу. Пока один из нас расспрашивал о возможности найти пристанище, другой сторожил машину. Неожиданно открылась дверца машины, и незнакомый подросток стал нахально домогаться бакшиша, заявляя, что без него не выйдет из машины. Мы изумились такому поведению, с которым встретились впервые. Небольшая подачка не помогла. Подросток решительно требовал еще. Только совместными усилиями нам удалось выбросить из машины непрошенного гостя. Однако нам вместе с «татрой» пришлось поскорее удалиться, чтобы избежать конфликта с толпой, которая начала быстро собираться вокруг нас.

Этот случай произошел в лагере Иностранного легиона, где легионеры жаловались нам, что в вечернее время они могут ходить по улицам Сиди-бель-Аббеса лишь большими группами. И это не удивительно. Ведь из близлежащих портов Орана или Алжира отправляются корабли с военными материалами и войсковыми частями того же самого Иностранного легиона в Индокитай, который так же борется за независимость, как и участники алжирского прогрессивного движения. В своей стране алжирский народ не избалован хорошим отношением со стороны иностранцев. Поэтому вполне естественно, он не делает между ними никакой разницы. К тому же Сиди-бель-Аббес – это особо чувствительный нерв Алжира…

Когда наблюдаешь алжирских арабов за работой, то приходишь, в конце концов, к заключению, что они подсознательно сохранили черты терпеливых арабских мастеров, которые могли целыми десятилетиями трудиться над одним квадратным метром ажурной паутины украшений своих мечетей. Это впечатление остается неизменным независимо от того, идет ли речь о портовых рабочих, ремесленниках, шоферах, продавцах, сцепщиках на железной дороге или дорожных рабочих. Потомки знаменитых зодчих не имеют теперь возможности заниматься столь возвышенными делами. Они трудятся в доках, на дорогах, на базарах или под мрачными сводами кустарных мастерских. Но и там они работают с тем же, на первый взгляд будто рассчитанным на долгое время спокойствием, которое иногда выводит из равновесия суетливого европейца.

Как-то раз во время поездки перед нами неожиданно выросло препятствие в виде кучи щебня посреди дороги. Оно вынудило нас сбавить скорость и осторожно сдвинуться к самому кювету. За нашим опасливым передвижением молча следила группа рабочих, которые обедали, лежа в кювете на противоположной стороне. Они ремонтировали здесь дорогу. Мы подумали о том, что они привезли и разгребли за день, вероятно, от 20 до 50 таких куч щебня. Почему же они не разгребли еще одну, прежде чем забраться в кювет для обеда?

Мы не стали ругаться, как это сделали бы на нашем месте десятки других водителей, вышли из машины и спокойно побеседовали с рабочими. И тут мы поняли, что на их месте поступили бы точно так же.

– А знаешь, господин, сколько нам платят за день работы? – сказал, смотря на нас, рабочий, вертевший между пальцами только что испеченную лепешку. – 50 франков, на которые в городе можно купить лишь пачку сигарет. К тому же мы никогда не будем ездить по этой дороге, господин. Ты не обратил внимания, где ездят мулы или ослы? По рву, только по рву.

Мы никогда не будем ездить по этой дороге…

Мул огибает неразбросанную кучу щебня сотню раз за день, думает рабочий. Пусть ее хоть разок объедет на своем автомобиле чиновник. Если он не хочет объезжать, то пусть или платит больше или разгребает сам…

Алжирский народ сохраняет добросердечие даже в нищете. Алжирец умеет быть веселым и проявит к вам искреннее дружелюбие, как только почувствует, что вы пришли к нему с добрыми намерениями.

Но у себя в стране он встречает благожелательных иностранцев очень редко…