Текст книги "Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон"

Автор книги: Ирвинг Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Рейчэл была удручена шагом Эндрю, хотя Джакс принял поручение без тени сомнения. Как мог Эндрю брать обязательства на пятнадцать – тридцать тысяч долларов, не будучи в состоянии собрать триста семьдесят пять долларов, чтобы покрыть расходы по доставке?

В течение следующих недель ее изумление возросло. К этому времени Эндрю уехал в Вашингтон, направляясь в Филадельфию. Военный министр по-приятельски принял его, доверительно сообщив, что военному департаменту потребуется в ближайшие шесть недель два судна для перевозки войск по Миссисипи. Министру нужны были также цепи для паромов на реке Теннесси. Может ли Эндрю поставить такие цепи?

Джон Коффи привез письмо в Хантерз-Хилл, и Рейчэл прочитала его много, много раз, качая головой в изумлении.

– Фантастический мужчина мой муж. Военному министерству нужны суда? Он их построит. Министерству нужны цепи? Он их сделает. Я уверена, у него в карманах нет и десяти долларов, да и в наших сейфах нет десяти долларов. Что это – чудовищное безумие или восхитительная мудрость? Что ты думаешь, Джакс?

– Видимо, мудрость, миссис Джэксон, – ответил Коффи, расплывшись в улыбке. – Потому что, когда мистер Джэксон приказал мне починить лодку, наскочившую на камни у Спринг-Бенч, и вторую подготовить к плаванию через шесть недель, он, видимо, предвидел, что я смогу это сделать. Когда время поджимает, деньги не помогают, а даже мешают.

– Разумеется, если Эндрю предоставит лодки, то военный министр погрузит войска на них и обяжет его командовать экспедицией.

– Не могу сказать, миссис Джэксон, может быть, и так.

Она не знала, в какой день Эндрю получил известие, но из филадельфийских газет ей стало известно, что президент Джефферсон назначил Уильяма С. Клэрборна губернатором Луизианы. Планы Эндрю сбежать, построить для них новую жизнь, воссоздать свой престиж рухнули в очередной политической комбинации. Джэксоны были вынуждены остаться дома и бороться со своими трудностями как могли.

/14/

Эндрю добрался до Хантерз-Хилл 19 июня. Они оба знали, что должны продать все, чем владели, за любую цену, какую им предложат. Эндрю посмотрел с любовью на пианино и ореховый письменный стол.

– Мы сохраним их для нашего нового дома, – сказала она.

– Для какого нового дома?

– Куда мы поедем. А куда мы поедем?

– Не знаю. Из двух путей, открытых нам, есть, к примеру, Эрмитаж. Прямо через реку.

– На что он похож?

– Ну, это прекрасный участок, холмистый, со многими родниками. Там прекрасные деревья, одно расчищенное поле. Я купил этот участок у брата Роберта Хейса. Сделка еще не оформлена.

– А дом? Есть ли там дом, Эндрю?

– Нет, есть старый блокгауз, превращенный в лавку. Его не использовали долгие годы. И рядом пара хижин.

– Можем ли мы посмотреть на него?

Он провел пятерней по своим волосам, затем по лицу и закрыл руками лицо.

– Я не могу перевезти тебя туда. Это… унижает мою гордость. Грубая, полуразвалившаяся хижина на полудиком участке земли, словно мы… нищие поселенцы. Как низко я уронил тебя!

Она стояла перед ним, ее ноги твердо уперлись в пол, а в глазах сверкала решимость. Низким певучим тоном она объявила:

– Эндрю, прикажи Джорджу оседлать лошадей.

После того как они пересекли Стоун-Ривер и проехали две мили, а затем вышли на тропу, огибавшую выжженный солнцем луг, Эндрю сказал, что они – на участке Эрмитаж. Они провели своих коней через тенистые заросли американского орешника и скоро вышли к журчавшему роднику, из которого вытекал ручей в соседний лес. Неподалеку в тени деревьев стояли четыре бревенчатые хижины. Здесь они сошли с лошадей.

Рейчэл задержалась на некоторое время у бывшего торгового форта. Он стоял на этом месте уже несколько лет, но построившие его были мастерами своего дела: бревна были подогнаны друг к другу, а связки ровно вырублены. Почти двухэтажное квадратное здание выглядело прочным, гордым и независимым.

– Можно войти внутрь, дорогой?

Эндрю приподнял тяжелую кожаную петлю, служившую замком, и открыл дверь для Рейчэл. Она вошла внутрь, через открытую дверь и ее плечо в здание заглянуло и солнце. Деревянный пол размером семь метров на восемь был чистым, словно кто-то подмел его накануне. Брусья были уложены с искусством мастера, время отполировало их до блеска, и отбрасываемые ими солнечные лучи освещали массивные балки над головой. Известь, которой были заделаны щели между бревнами, приобрела цвет теплого серебра. Рейчэл подошла к камину, сложенному из булыжников. Камни камина были подобраны с большим вкусом, и их цвет гармонировал со всей комнатой. Камин был огромным – в холодные дни в него вместилась бы целая вязанка хвороста. Рейчэл стояла перед камином, покоренная его красотой.

– Эндрю, здесь великолепно.

– Это всего лишь бревенчатая хижина, как все другие…

– О нет, мой дорогой, этот дом не похож на другие. А название Эрмитаж означает… убежище?

Книга четвертая

/1/

В один из дней последней недели августа 1804 года они осторожно проехали по извилистой дороге к подножию холма. Эндрю правил первым фургоном, Рейчэл устроилась в карете, нагруженной их личными вещами, серебром, платьями, постельным бельем. Вслед за ними следовали Молл, Джордж и другие негритянские семьи; в их фургонах находились посуда, кухонная утварь, сельскохозяйственный инвентарь и другое имущество. Позади тащился скот. Хантерз-Хилл был продан вместе с мебелью, кроме кровати, на которой они спали со времени возвращения из Байю-Пьер, пианино, купленного Эндрю для нее в Филадельфии, напольных часов и письменного стола, доставшихся ей от родителей, книжных шкафов и книг из кабинета Эндрю.

В полдень Рейчэл стояла в середине большой комнаты, заставленной мебелью, упакованной в одеяла, и осматривала свою новую обитель. Рядом стояли Эндрю, Сэмюэл, Джон Овертон и Джон Коффи, готовые расставить мебель так, как она скажет. После того как мужчины подняли тяжелую кровать наверх, в спальню, она попросила их поставить к правой стене обтянутый сатином диван, привезенный из Филадельфии, а напротив дивана – три кресла красного дерева. Так образовалась гостиная. Около задней стены большой комнаты она решила поставить пианино, музыкальную стойку Эндрю с его флейтой; так возникла музыкальная комната. Вдоль той же стены, но чуть подальше от гостиной, нашлось место для письменного стола Эндрю и шкафов с его книгами. В углу около дивана встали напольные часы из столовой Донельсонов. Перед камином оставили пространство для обеденного стола и стульев, которые предстояло приобрести. Рейчэл не стала вешать занавески на окна, потому что Эндрю обещал сделать их в три раза больше. Молл и Джордж развесили блестящую медную посуду и чугунки на крюках около камина и занялись приготовлением первого обеда в Эрмитаже.

– Какой сегодня день? – спросила Рейчэл. – Я хочу отметить его в моем календаре. Двадцать пятое августа? Сэмюэл, да ведь это день рождения твоего четырехлетнего Энди. Ну-ка отправляйся домой, забери Полли с малышами, и мы отпразднуем наш переезд и день рождения Энди.

Сэмюэл был в восторге. Он тотчас же поехал за семьей и возвратился с женой и детьми до наступления сумерек. Он был женат уже восемь лет, и за это время золотоволосая Полли с правильными чертами лица и приветливыми голубыми глазами стала еще краше и веселее.

Рейчэл обложила Энди подушками, усадив его в торце самодельного стола, сооруженного из досок. Мальчуган настолько походил на отца, Сэмюэля, и на нее, Рейчэл, что казался почти слепком с них: гладкая кожа оливкового цвета, круглое лицо со слегка припухлым подбородком, ласковые выразительные карие глаза и густая темная шевелюра, ниспадавшая на плечи. Рейчэл удалось отыскать кое-что в подарок мальчику, а Эндрю открыл бутылку лучшего французского вина из своих запасов, и все выпили за здоровье и благополучие малыша и за счастливую жизнь в новом доме.

Последствия неудач для Джэксонов, от которых отвернулась фортуна, отставка Эндрю с поста судьи и его отход от политики сказались немедленно: друзья были огорошены их невзгодами, враги – довольны, что одержали верх. После того как посудачили на тему «А знаете, Джэксоны вынуждены продать Хантерз-Хилл и перебраться в заброшенную лавку в Эрмитаже?», интерес к Джэксонам пропал. Для Рейчэл это была благодать, божий дар. Она инстинктивно чувствовала, как много сплетничают о них. После переезда в Эрмитаж атмосфера казалась ей доброй и приятной.

Расходы и потребности Эндрю и Рейчэл в Эрмитаже были сведены к минимуму. Продать Хантерз-Хилл оказалось довольно сложным делом из-за повсеместной нехватки наличности. Старый знакомый Эндрю, полковник Уорд, ссудил ему пять тысяч долларов в виргинской валюте, что и позволило выплатить наиболее неотложные долги. Эндрю стал беспечным, часто улыбался, был хорошо настроен и внутренне спокоен. Он избегал встреч с наиболее яростными членами клики Севьера в Нашвилле, в частности с молодым Чарлзом Дикинсоном, но возобновил дружбу со многими приятелями, которые отшатнулись от него из-за последних ссор. Ему доставляло особое удовольствие перестраивать Эрмитаж в соответствии со вкусами Рейчэл: он расширил окна в основном доме и в хижинах, предназначенных для гостей, вырыл колодец и соорудил маслобойню. В конце дня, закончив полевые работы или посадку в саду персиковых деревьев и яблонь или даже работу над документами в конторке-хижине, которую он построил для себя недалеко от дома, Эндрю подходил к двери, вызывал Рейчэл, и они совершали прогулки по принадлежащему им холмистому участку, останавливаясь, чтобы осмотреть деревья и луга, и спускались к ручью, вытекающему из щедрого родника.

Иногда утром в красочную осень или в необычайно теплую зиму они седлали лошадей и выезжали в Нашвилл. Вечером усаживались перед камином, читали, обедали с Джоном Овертоном в Травелерз-Рест или же развлекали друг друга, исполняя дуэтом музыкальные пьесы. Рейчэл казалось, что десять тяжелых лет свалилось с плеч Эндрю. И когда ему подвернулась возможность купить породистую лошадь, длительное время восхищавшую его, – Индейскую Королеву, с которой он выиграл первый забег, получив в качестве приза сто долларов, к Эндрю вновь вернулась молодость: он выглядел двадцатидвухлетним парнем, каким она запомнила его, когда он стоял на пороге дома Донельсонов, спрашивая, примут ли его.

– С Индейской Королевой я создам конюшню, – сказал он Рейчэл.

– Из бревен или же из чистокровок?

– Из того и из другого. Я уже выбрал подходящее место, там будет хороший выпас и много воды. Между прочим, я прослышал, что у братьев Андерсен не хватает средств закончить строительство беговой дорожки в Кловер-Боттом.

Они стояли на холме участка Эрмитаж, который возвышался над небольшой группой принадлежавших им хижин. Она уловила возбуждение в его голосе.

– А у нас есть средства?

– Ты толкаешь меня на покупку? Ты считаешься скупым членом нашей семьи.

– Я консервативна, когда речь идет о накоплении денег. Что же касается удовольствий, я столь же радикальна, как каждый подписавший Декларацию независимости. Первым было твое заявление, что хочешь иметь чистокровных лошадей и собственную беговую дорожку. Думаю, что следует стараться получить то, что нам хотелось иметь с самого начала, а не подбирать все, что попадается по пути и что нам вовсе не нужно.

Он прижал ее к себе и быстро поцеловал, довольный тем, что она одобрила его желание.

Страстная любовь между ними вновь расцвела благодаря тому, что они оказались изолированными от окружающих и постоянно находились вместе. У Рейчэл было такое ощущение, словно они только что сочетались браком и приехали в свой первый дом сюда, в Эрмитаж. Как-то незаметно для себя она добавила бант к вырезу платья и украшения для прически, сделала дополнительную вышивку на ночном чепчике. Однажды Эндрю подошел к стене, отделявшей их спальню от небольшой комнатушки, и, постучав по ней, сказал:

– Я могу разобрать стену, если тебе хочется расширить спальню.

Она вдруг поняла, почему ей дорога эта соседняя комнатка. Она отличалась крепким здоровьем, ей было тридцать семь лет, и только вчера она слышала, что кузина Томаса Хатчингса родила первого ребенка в возрасте тридцати девяти лет. Надежда, которая вроде бы исчезла, никогда не умрет.

– Можем мы не трогать ее… хотя бы некоторое время?

– Конечно, я просто хотел сделать тебе приятное.

В начале марта, когда она работала перед домом, обрабатывая землю в саду, о разбивке которого думала еще зимой, она увидела спускающийся по дороге грубо сколоченный фургон в сопровождении нескольких всадников. В последних рядах она узнала Джона Коффи, обмякшего в седле, с опущенной головой. Он резко остановил коня, спрыгнул с него и быстро спросил:

– Где мистер Джэксон?

– В своей конторке. Что случилось, Джакс?

– Позвольте мне пройти к мистеру Джэксону.

Размашистыми шагами он быстро пересек двор и направился к хижине Эндрю. Остальные всадники не слезали с лошадей и избегали встречаться глазами с Рейчэл. Эндрю выбежал из своей хижины, схватил Рейчэл за руку и провел ее в дом.

– Дорогая, это… Сэмюэл.

Она заикаясь спросила:

– Сэм… Сэмюэл… но что?..

Умоляюще Эндрю взглянул на Коффи. Крупный мужчина постарался как можно мягче сказать:

– Мой друг объездчик… нашел его… в нескольких милях от дороги. Мы не знаем, как долго он пролежал там… и что случилось.

– Но он не… Джакс, Сэмюэл не умер!

– Боюсь, что умер. Застрелен. Мы не знаем, как и почему. Он был мертв уже целые сутки.

Эндрю поднял ее, упавшую в обморок, на диван и закрыл теплым стеганым одеялом. Сэмюэл, ее самый близкий и дорогой брат. Она знала, что из всех ее семи братьев именно Сэмюэл совершил длительную поездку в Харродсбург ради нее. Перед ее мысленным взором всплывал теплый взгляд его карих глаз, когда он сопровождал ее по Кентуккской дороге домой. Он был так счастлив со своей Полли и тремя чудесными малышами, так рад тому, что начал изучать право!

Сэмюэля похоронили на следующий день рядом с его матерью, так и не узнав, кто застрелил его и почему он оказался на такой отдаленной тропе. Он умер подобно своему отцу. Полли вернулась в дом родителей, но спросила Рейчэл, не возьмет ли она Энди в Эрмитаж. Маленькая комната по соседству с их спальней была быстро подготовлена для Энди. Он был резвым мальчиком, легко переходил на смех и так же легко – на слезы, обворожительно улыбался и обладал живым умом. С его приходом дом Джэксонов наполнился шумом и игрой, а сердце Рейчэл – любовью, которую она искала.

Вечером она и Эндрю относили Энди наверх, желали ему доброй ночи и смотрели, как он мгновенно проваливается в сон подобно камню, брошенному в пруд.

– Комната теперь занята, – нежно сказала она, – занята ребенком. Но не таким образом, каким я хотела бы или ожидала.

После паузы она спросила:

– Эндрю, не думаешь ли ты, что мы могли бы оставить у себя Энди… воспитать его как собственного сына?

Эндрю обнял ее за плечи:

– Я очень хотел бы. Мы поговорим с Полли.

/2/

Эндрю приобрел две трети акций ипподрома Андерсена. Коффи, ставший партнером торгового дома Джэксона – Хатчингса в Кловер-Боттом, подал заявку на оставшуюся треть. Эндрю прыгал от восторга:

– Мы построим таверну и конюшни для фермеров и торговцев, которые будут приезжать на скачки. А когда мы овладеем искусством выездки самых рысистых коней, станем делать деньги на игре.

На красивом лугу рядом с холмом, где могли стоять зрители и наблюдать за скачками, немедленно возобновилась работа. Каждое утро после завтрака Рейчэл и Энди шли к загону посмотреть, как Эндрю тренирует Индейскую Королеву. В полдень они отправлялись верхом в Кловер-Боттом – мальчик ехал на белом пони, – где Эндрю занимался постройкой таверны и натаскиванием молодого жокея Билли Филипса. Конюшня Эндрю уже пополнилась новыми жеребятами и резвыми кобылицами.

Было уже объявлено, что весенние скачки состоятся в Хартсвилле, но Эндрю решил к осени открыть ипподром в Кловер-Боттом. В конце апреля Индейская Королева должна была состязаться с призовым мерином Грейхаундом. Эндрю поставил тысячу долларов в банкнотах на Индейскую Королеву. Они выехали в Хартсвилл заблаговременно: на поездку в упряжке на дистанцию в тридцать миль требовалось не менее девяти часов, даже если пересечь реку у Грендерсонвилла на пароме Хаббарда Саундерса. Дорога пролегала по пастбищам, по полям зерновых, пересекала мелкие ручьи с каменистым руслом и прозрачной водой, а затем поднималась по травянистому склону.

Когда карета Джэксонов подъехала к ипподрому, там уже собралась большая толпа. Рейчэл поставила все имевшиеся у нее деньги на Индейскую Королеву, а потом предложила владельцу Грейхаунда Лазарусу Коттону пари: она ставит на кон пару своих перчаток против его трости. Их заезд не считался важным в этот день. Таким был более поздний забег, когда Грейхаунд должен был скакать против Тракстона, одной из наиболее известных лошадей Виргинии. И все же участие Джэксона вызвало интерес. Увидев свою сравнительно небольшую кобылу и сопоставив ее с Грейхаундом, Рейчэл вдруг засомневалась:

– Ты уверен, что Индейская Королева сможет выиграть?

– Не беспокойся, – сказал Эндрю. – Все, что увидит Грейхаунд, это пыль от ее задних копыт.

Но как раз пыль пришлось на первом круге глотать Индейской Королеве, и если на втором она уже не глотала ее, то по простой причине: пыль успевала осесть.

– Думай об удовольствии, которое мы получили, тренируя ее, – сказала Рейчэл, успокаивая явно разочарованного мужа. – Это стоит каждого потерянного нами цента.

Это был победный день для Грейхаунда: большой мерин так же легко обошел Тракстона, как и Индейскую Королеву. Сквозь шум она услышала, как Эндрю прошептал ей на ухо:

– Пойдем в конюшню.

Тракстон был крупным гнедым жеребцом с белыми бабками. Эндрю поднял руки и медленно опустил голову лошади на свое плечо.

– Это самая выдающаяся лошадь, какую я когда-либо видел на скачках. Он должен был выиграть у Грейхаунда.

– Почему же не выиграл?

– Плохая выездка. Если бы я мог взять его в Эрмитаж на месяц, он обошел бы Грейхаунда на десять корпусов.

– Но, Эндрю, это же не наша лошадь…

– Не готовы ли вы, миссис Джэксон, заключить небольшое пари? К нам направляется владелец. Доводилось ли тебе видеть более удрученного человека?

Мистер Верелл неохотно подошел к лошади:

– Я все, что имел, поставил на него и такую сумму, какую не смогу оплатить. Они заберут Тракстона за долги в тысячу двести долларов.

– Я делаю вам справедливое предложение, мистер Верелл: я выплачу этот долг и добавлю трех меринов стоимостью свыше трехсот долларов. Если в этом году Тракстон выиграет скачку, я передам вам в награду двух меринов.

– Это действительно справедливое предложение, мистер Джэксон. Я согласен.

Глаза Эндрю сверкали от возбуждения. Рейчэл видела, как он кивнул головой, принимая быстрое решение. Он повернулся к толпе, собравшейся около стойла Грейхаунда:

– Мистер Коттон, я только что купил Тракстона. Ставлю пять тысяч долларов на пари, что он побьет вашего Грейхаунда ровно через месяц на тех же скачках.

Рейчэл вздохнула: пять тысяч долларов! Векселями, разумеется, как при земельных сделках. Но даже в таком случае – все равно это куча денег. Она услышала, как мистер Коттон сказал:

– Условлено! Двенадцатого июня, здесь. Ставка – пять тысяч!

Последовавший за этим месяц был самым бурным из когда-либо пережитых. На грядках Эрмитажа нужно было много вспахать и посеять, но лучшую часть времени они проводили, занимаясь выездкой Тракстона на беговой дорожке Кловер-Боттом. Лошадь была сильной и резвой, но не очень выносливой.

– Это потому, что с конем обращались слишком деликатно, – объяснил Эндрю. – С ним мало работали из-за опасения истощить. Мы его подтянем, это должна быть лошадь с бойцовским характером.

Рейчэл повернулась к Энди, стоявшему рядом.

– Тракстон еще не знает, – сказала она, – но твой дядя Эндрю только что записал его в милицию.

К концу мая Эндрю поехал в Нашвилл, где он председательствовал на обеде в честь вице-президента Соединенных Штатов Аарона Берра,[12]12
  Аарон Берр – влиятельный нью-йоркский политик. На выборах 1800 года был выдвинут кандидатом на пост президента демократическими республиканцами одновременно с Джефферсоном. Берр и Джефферсон победили кандидатов от федералистов, получив одинаковое число выборщиков – по 73 голоса. После длительных дебатов палата представителей остановила свой выбор на Джефферсоне, и Берр стал вице-президентом. А. Берр прославился также «заговором» (1804–1807), направленным на образование из западных территорий США и части испанских колоний независимого государственного объединения.


[Закрыть] срок пребывания которого на этом посту недавно истек. Затем он собирался привезти его в Эрмитаж. Эндрю поехал на своей лучшей лошади и взял с собой для полковника Берра молочно-белую кобылу. Рейчэл занялась подготовкой своей самой просторной гостевой хижины: вместе с молодым Митти она заменила свечи и мыло, разложила на столе свежие номера газет, понимая, что полковник Берр – самый важный гость в Нашвилле. Ее не покидало тревожное ощущение, что если полковник Берр поедет из Нашвилла сразу же в безлюдный Эрмитаж, то их уединенный мир будет нарушен.

Возвратись в основной дом, она остановилась и осмотрела длинный, гладко отполированный стол из черешневого дерева и дюжину стульев с изогнутыми спинками, которые были доставлены сюда несколько дней назад. А что, если в следующее воскресенье она даст обед в честь полковника Берра и пригласит некоторых друзей Эндрю и нескольких менее оголтелых сторонников Севьера? Было бы неплохо в числе гостей позвать мистера и миссис Сомерсет Фарисс и мисс Дейзи Дэзон.

После полудня она и Энди отправились собирать цветущие кустарники и фиалки для хижины. Когда они прогуливались среди цветов, она подумала о странной карьере мужчины – их гостя. Полковник Берр был находчивым командиром во время Революционной войны. Эндрю не тревожил тот факт, что Берра выдворили из штаба генерала Вашингтона и он часто вступал в конфликт со старшими офицерами. Это был блестящий процветающий адвокат в Нью-Йорке, затем сенатор Соединенных Штатов в то время, когда Эндрю служил в палате представителей, там они и познакомились. Будучи сравнительно неизвестным, он выступал вторым лицом в избирательной кампании Томаса Джефферсона в 1800 году и повредил своей политической карьере, позволив палате представителей спорить и голосовать по вопросу, кто должен стать президентом. В прошлом июле он убил на дуэли в Уихокене первого казначея Александра Гамильтона,[13]13
  Александр Гамильтон (1757–1804) – американский политический и государственный деятель, участник разработки конституции 1787 года, отстаивавший систему сильной централизованной власти.


[Закрыть] за что был осужден судом штата Нью-Джерси и поэтому бежал на Юг. Однако в начале года он возвратился в Вашингтон, чтобы дослужить до конца свой срок председателя сената. В дни, предшествовавшие его приезду, в Нашвилле только и говорили:

– Что нужно Аарону Берру в Нашвилле?

Эндрю и полковник подъехали к дому в сумерках. Рейчэл была удивлена, увидев, что Берр невысок ростом и худ. Тем не менее он поразил ее своей почти военной выправкой и умением держать себя на публике. Он показался ей красивым: драматически изогнутые брови, вбирающие в себя его темные глаза, чувственный рот и овальное лицо с тонкими чертами, словно выточенное из слоновой кости. Его баки были запорошены сединой, и поэтому он выглядел старше своих сорока девяти лет. Она с первого взгляда была очарована приятным теплым тембром его голоса. И все же она заметила в момент их встречи некую нотку горечи в его словах.

Восход солнца в воскресенье обещал теплую и ясную погоду, но к часу дня, когда стали съезжаться гости, освежающий ветерок принялся раскачивать ветви деревьев. Официанты в кипенно-белой одежде прохаживались с подносами между гостями, предлагая дамам шерри, мужчины же толпились около стойки Эндрю с напитками и сразу же углубились в споры о политике. Рейчэл была в розовом батистовом платье, ее глаза сверкали от возбуждения: миссис Фарисс и Дейзи Дэзон сочли ее приглашение важным и явились на прием. Они облачились в шелк и кружева, увенчали свои головы широкими шляпами и все время обмахивались веерами.

Рейчэл провела немало часов, составляя меню, а потом поняла, что все это глупо: она предложит простое, но щедрое гостеприимство, как было в Поплар-Гроув, и оно по сути дела мало изменялось независимо от того, принимала ли она гостей в однокомнатной бревенчатой хижине или в роскошном особняке. Она следила за полковником Берром с благодарностью хозяйки, понимавшей, что ее почетный гость своим магнетизмом увлек всех собравшихся. Джон Овертон подошел к Рейчэл и тихо сказал:

– У полковника редкий, необычайно гибкий ум, какой я когда-либо встречал.

Полковник Берр в свою очередь сделал комплимент судье Овертону по поводу его решений, заметив, что тем самым он закладывает кодификацию законов в Теннесси. Полковник Берр говорил предельно ясно по каждому вопросу, его голос увлекал каждого, попадавшего в его ауру, как красивая женщина привлекает ароматом тонких духов. Джейн Хейс подморгнула Рейчэл с другого конца стола, когда Роберт Хейс охотно принял предложение полковника Берра забрать его семнадцатилетнего сына Стокли в Новый Орлеан и там обучить его праву. Щеки Дейзи Дэзон порозовели.

Однако под очарованием и блеском Аарона Берра Рейчэл увидела… возможно ли такое?.. смерть? Видимо, потому, что кровь Александра Гамильтона еще не высохла на его руках? Старый генерал Робертсон, с явной неохотой принявший ее приглашение, высказался в таком духе.

Наиболее важная часть беседы полковника Берра с Эндрю касалась испанцев во Флориде и Техасе. Эндрю и его гость пришли к согласию, что испанцев надо выдворить. Рейчэл предположила, что именно это сулит будущее полковнику Берру: он направляется на юг, чтобы обследовать положение во Флориде и подготовить почву для ее оккупации американцами. Однако во время его беседы со многими за обеденным столом ее мысли спутались. Мистеру Фариссу, заинтересованному в новых поселениях на юге, полковник сказал, что цель его поездки – завербовать поселенцев для колонии на реке Уачито в Луизиане; брату Джона Овертона Томасу, недавно обосновавшемуся в Кумберленде, он намекнул, что одна из задач его поездки – подготовить вторжение в Техас; издателю нашвиллской газеты «Беспристрастный обзор» Томасу Эйстину он дал понять, что выполняет неофициальное поручение правительства Соединенных Штатов по подготовке установления власти губернатора в Луизиане.

Эндрю был вполне удовлетворен и особенно польщен, когда полковник Берр заверил его, что поданные за столом вина были так же прекрасны, как и те, что он сам подавал гостям. Для Рейчэл день завершился успешно по той причине, что леди из Культурного клуба были очарованы полковником.

«Какой простой и легкий путь, – подумала она. – Почему я не воспользовалась им раньше?»

/3/

В жаркое утро в середине июня джэксоновский караван направился к ипподрому в Хартсвилле. Рейчэл взяла с собой красивую тринадцатилетнюю племянницу Рейчэл Хейс и племянника Сэнди Донельсона. Энди сидел на коленях Джона Коффи; в дюжине других экипажей располагались их друзья-соседи, сделавшие ставку на Тракстона, и их приглашение на скачки было своего рода компенсацией.

Когда они добрались до ипподрома, заполненного тысячами зрителей, она узнала, что только их группа верит в Тракстона. Эндрю все больше впадал в азарт, он поставил на кон полторы тысячи долларов, гарантированных его земельными участками и даже… одеждой. Когда жена одного из сторонников Грейхаунда сказала Рейчэл: «Мне говорили, мистер Джэксон так измочалил Тракстона, что бедная лошадь не дотянет до финиша», Рейчэл потеряла терпение и ответила:

– Я ставлю на пари мою карету и упряжку лошадей против ваших, миссис Стайгривс, и полагаю, что вашими советниками были плохие специалисты в конном деле.

Наконец Тракстон и Грейхаунд были выведены к стартовой линии. Лицо Эндрю, обрамленное густыми рыжими волосами, побледнело, а глаза стали более глубокого синего цвета, какой она когда-либо замечала.

– У меня был короткий разговор с Тракстоном.

– И что ты услышал из уст лошади?

– Он сказал, что не нужно беспокоиться по поводу его излишней тренировки.

– Думаю, что именно мы были чрезмерно тренированны. Если мы проиграем, то придется возвращаться домой пешком.

– В одном исподнем белье, – согласился он. – Но если мы выиграем, я верну себе все наследство деда, потерянное в Чарлстоне.

– Эндрю, я счастлива. – Она положила руки на колени и внимательно посмотрела на него из-под полей защитной шляпки, придававшей теплоту ее коже оливкового цвета.

– Я люблю выигрывать – это приятнее, но если проиграем, то ничего важного не произойдет.

Толпа вдруг замолкла, и стартер дал сигнал. Грейхаунд вырвался вперед, задав бешеный темп, хотя и с таким отрывом, какой можно было ожидать после первого участка пробега. Рейчэл повернулась к Эндрю: в ее глазах застыл вопрос. Эндрю, сидевший напряженно, но спокойно, сказал:

– Мы условились, что Грейхаунд задаст темп. Подожди, пока они пойдут на второй круг.

Лошади вышли на прямой участок по другую сторону от зрителей. Казалось, Тракстон буквально парил в воздухе, его подковы чертили дрожащую белую полосу на фоне ландшафта. Он пересек финишную черту, опередив Грейхаунда на двадцать корпусов.

– Жалко, что скачка не продолжалась три круга, – злорадствовал Эндрю, – ведь в таком случае наша перетренированная кляча обошла бы Грейхаунда на целый круг.

Рейчэл импульсивно заметила:

– Эндрю, будь великодушным в победе.

– О, я буду милостив, – крикнул он, – я даже намерен дать Лазарусу Коттону возможность возместить потерю денег, продав мне Грейхаунда! Пойдем в конюшню. Сейчас за лошадь потребуют не так уж много.

За Грейхаунда они заплатили всего лишь часть выигрыша. Рейчэл возвратила миссис Стайгривс ее карету и лошадей за скромную сумму, чтобы у той не оставалось горького чувства. Когда они подсчитали все свои выигрыши, то общая сумма оказалась достаточной для уплаты еще некоторых долгов в Филадельфии. Рейчэл сочла иронией судьбы, что после стольких лет напряженной работы и прозябания под бременем долгов их уединение от общества принесло им процветание. Эндрю запланировал поездку по штату, чтобы добавить к своей конюшне еще дюжину лошадей.

Капитан Джозеф Эрвин, владевший двумя наиболее резвыми рысаками на Западе – Таннером и Плейбоем, известил, что выставит Таннера против любого коня на открывшихся в Кловер-Боттом скачках, и предложил пари на сумму пять тысяч долларов. Эндрю принял вызов, сделав ставку на Грейхаунда. Рейчэл узнала об этом с сожалением, ибо капитан Эрвин был тестем Чарлза Дикинсона, вложившего половину суммы в пари.

После летней тренировки Грейхаунд опередил в трех забегах по одной миле. Это был день триумфа для Джэксонов: они владели не только наиболее резвыми конями в Теннесси, но и лучшей беговой дорожкой. К вящему облегчению Рейчэл, капитан Эрвин принял поражение как джентльмен, выплатив пять тысяч долларов. А Эндрю, таверна которого была полна народу за несколько дней до скачек, поставил бесплатный сидр и имбирные пряники.

Капитан Эрвин попросил лишь об одном: Эндрю предоставит ему возможность реванша в конце ноября, на этот раз с Плейбоем. Ставка составляла две тысячи долларов и восемьсот долларов штрафных в случае отказа от состязания. Эндрю согласился выставить на скачки Тракстона. Чарлз Дикинсон вновь взял на себя половину ставки тестя и был также наполовину владельцем Плейбоя.