Текст книги "Теперь всё для тебя (СИ)"

Автор книги: Ирма Орлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Первая вытащила нас из того дома не сама, ей помогли, и, очевидно, не просто так, – поспешил выдать меня и мои сомнительные "достижения" Второй, за что захотелось его стукнуть от всей души, точно как в детстве.

Отец подал голос далеко не сразу, дал мне немного успокоиться.

– Это так, Ева?

Это было до абсурда нелепо, однако же почему-то больше всего в тот момент меня пугало неодобрение папы, а не опасности, которые наверняка несло соглашение с неизвестной, но необоримой силой.

– Да, так и было. Оно, чем бы ни было, говорило, что мой друг и друг бескорыстный, но я же отлично знаю, такого просто бывает, – прошептала я, не имея никаких душевных сил, чтобы оторваться от папы. Рядом с ним казалось, будто ничего дурного произойти не сможет.

Папа погладил меня по голове.

– Да, обернуться все может и дурно, Ева, но зачем так корить себя, если в тот момент только так ты могла спастись сама и спасти брата?

О Де Ла Серта никто многозначительно не произнес ни единого слова, из чего я сделала вполне логичный и закономерный вывод, что говорить о молодых иберийцах отец не желал. Вероятно, ни Мануэлю, и Теодоро не стоило рассчитывать на какую-то особенную приязнь со стороны моих родителей.

– Никакой возможности не было…

Или же в тот момент я другого шанса на спасение просто не увидела… Однако времени подумать не оставалось, счет шел уже на секунды, а ставкой были четыре жизни разом.

– С тебя потребовали плату, Ева? – серьезно спросил отец, явно готовящийся услышать, что угодно, вплоть до продажи души.

Второй молчал. Он также наверняка думал о подобной возможности, попросту не мог не думать. Эдвард обладал удивительной прозорливостью, которая редко присуща молодым людям нашего возраста, и не пытался тешить себя пустыми надеждами.

– Пока нет, – едва слышно произнесла я, и ответом стал синхронный вздох облегчения отца и брата. – Но что, если оно потребует в итоге именно душу?

Подобная перспектива пугала до дрожи. Я пыталась утешать себя тем, что хотя бы спасла брата и обоих Де Ла Серта, однако подобные мысли помогали мало.

Папа потрепал меня по щеке, как делал это давным-давно, в детстве, когда я еще была просто Евой, а леди Евой себя почувствовать не успела.

– Такие вещи оговариваются сразу, уж тебе ли не знать, дочка, – поспешил успокоить отец.

Теперь я буквально лежала у него на груди и слушала стук сердца, размеренный, спокойный, как метроном в музыкальной комнате, который прежде запускала матушка во время наших занятий. И этот звук успокаивал меня.

– Я знаю… Но сегодня оно, чем бы оно ни было, уговаривало приворожить Мануэля Де Ла Серта. Думала, больше никогда не услышу этого голоса, однако же сегодня он снова звучал в моей голове. Снова, – прошептала я, с огромным трудом подавляя рыдания, которые буквально рвались из груди.

Как же хотелось, чтобы папа взмахнул рукой, сказал несколько слов – и по его воле и его колдовству я освободилась разом от всех бед своих. Вот только не всемогущ даже он, чтобы ни думали о лорде Николасе Дарроу прочие. Есть беды, которые только ты сам в состоянии решить, и никто на всей земле тебе не поможет.

– Таково было твое желание? Получить молодого Де Ла Серта любой ценой? – спросил отец без экивоков. Он был человеком настолько прямым, что многие считали его крайне невежливым, но, разумеется, это говорили исключительно дрожащим шепотом, и когда отец точно не мог услышать злословие в свой адрес.

– У меня подобного желания нет и не было с самого начала, папа, – твердо произнесла я и отстранилась.

Получить счастье ценой чужой воли я не желала. Да и как можно привязать кого-то к себе силой, а после еще и найти в этом радость? В конце концов, я не желала опуститься настолько же низко, как Марисоль Де Ла Серта.

Слезы я поспешно вытерла платком, что Второй украдкой вложил в мою руку. И все равно щеки пощипывало от соли, стоило при первой же возможности сходить и умыться. Не дело ходить с опухшим лицом и слипшимися ресницами, да и пудра наверняка стекла с лица вместе со слезами.

Плечи я расправила, подбородок вздернула вверх. Дарроу не могут себе роскоши быть слабыми, именно это я заучила еще с пеленок.

– Верю, что именно так и есть, – улыбнулся на мгновение отец с явным удовлетворением. – Ты должна помнить, что нет таких заклинаний, нет таких зелий, которые бы заставили полюбить по-настоящему. Колдовством можно лишь сломать и подчинить чужую волю, счастья подобное никому еще не принесло.

Отец говорил то, что я уже не раз и не два слышала от него за всю свою жизнь. Второй тоже заучил наизусть эти простые истины.

– Я знаю, папа. И действительно никогда бы не стала привораживать Мануэля Де Ла Серта. К тому же, все больше мне кажется, будто моя любовь к нему – страсть гибельная и несчастная, которую просто нужно пережить.

Учитывая, насколько легко ибериец решил утолить зов плоти с первой женщиной, которую посчитал и достаточно привлекательной, и достаточно доступной, сложно ждать от подобного мужчины к кому бы то ни было искренних и если не чистых, то хотя бы сильных чувств. Так и стоит ли лелеять в своем сердце привязанность к тому, кто не достоин любви?

– Ты всегда была склонна прислушиваться к разуму, когда он спорил с твоим сердцем, Ева, – произнес отец. – И по сей день я не могу понять, приносит это твое свойство благо или же зло.

Брат подсел ко мне вплотную, обнял за плечи, заставляя прижаться спиной. Стало куда легче с этой безмолвной поддержкой рядом. Подчас мне даже казалось, будто бы сила моя на самом деле вся в Эдварде, и из него я черпаю ее, когда потребуется.

– У тебя уже есть одна нежная и эмоциональная дочь, так пусть будет и разумная, – неуверенно улыбнулась я. Кажется, полегчало. – И моя разумность позволит мне в дальнейшем избегать всех возможных искушений.

В том числе и тех, которые исходят от моего неизвестного союзника, что затаился где-то невидимый, готовый сделать еще несколько весьма заманчивых предложений бедной девушке, томящейся от неразделенной любви.

– Странно, что я не ощущаю никого подле тебя. Сильные сущности оставляют след на человеке, пусть недолго, но оставляют. На тебе же его нет вовсе, – сказал отец как будто с легкой растерянностью, но и мгновения не миновало, как он взял себя в руки. – Идите спать, дети. Время уже позднее, а вам стоит как следует отдохнуть.

Я получила поцелуй в лоб, брата папа потрепал по плечу, после чего, пожелав доброй ночи, удалился. Мы допили с Эдвардом чай и отправились спать тоже.

Утром выяснилось, что встреча с братьями Де Ла Серта у Греев имела последствия. В частности, у старшего из иберийцев хватило смелости на глубоко личный разговор с моим Вторым. Молодые люди прибыли к нам после завтрака, старший из Де Ла Серта казался встревоженным и бледным, младший словно бы злорадствовал, но это выражалось только в его взгляде. Брат поприветствовал иберийцев точно так, как приветствовал бы добрых друзей, Эмма улыбнулась со сдержанным кокетством, однако не усердствовала, памятуя о том, что ненароком может разбить и мое сердце. Сама я предпочла держаться с обычной сдержанной вежливостью.

– Я хотел бы переговорить с вами наедине, друг мой, – осторожно промолвил Мануэль Де Ла Серта, – разумеется, если это возможно.

Второй бросил на меня недоуменный взгляд. Я в ответ едва заметно пожала плечами и кивнула на Эмму, что все поняла без слов и тут же связала Теодоро Де Ла Серта по рукам и ногам своим жизнерадостным щебетанием. Занятый нашей младшей сестрой ибериец позабыл обо всем на свете, в том числе и обо мне.

– Разумеется, возможно, – с чуть деланным удивлением произнес мой близнец. Конечно же, он догадывался, о чем пойдет речь, как и я.

Де Ла Серта устал мучиться от неопределенности и решил объясниться уже с другом, у которого попытался отбить любовницу. Трагедия моей жизни понемногу начала оборачиваться фарсом, и было бы грешно пропустить сцену между братом и человеком, которого я все еще любила.

Эдвард повел своего друга в библиотеку, за стеной которой скрывался тайный ход, один из тех, что пронизывал особняк Дарроу сверху донизу. И в этом тайном ходе имелось весьма удобное окошко, позволявшее и слышать, и видеть то, что происходило в библиотеке. Я украдкой скользнула в потайной ход, пока Эмма занимала собой Теодоро, разумеется, под присмотром недреманного стража – нашей няни Шарлотты, которая появилась как по волшебству (или не как?) в гостиной, едва лишь мне пришло в голову уйти. Разумеется, было нельзя оставить юную девицу наедине с мужчиной, тем более темпераментным. Вряд ли Теодоро Де Ла Серта придет в голову покуситься на честь Эммы, но он вполне мог напугать бедняжку каким-то своим необузданным порывом, да и девушке благородного происхождения стоило печься о своей репутации.

Когда я расположилась в тайном ходе, Мануэль все еще стоял посреди библиотеки в растерянном молчании, не в силах подобрать нужных слов для начала тяжелого разговора.

– Что с вами такое, друг мой? – бросил пробный камень мой брат, так и не дождавшись от иберийца ни единого слова. – На вас нет лица.

Де Ла Серта тяжело вздохнул и, наконец, заговорил. Голос его был куда более хриплым, чем обычно.

– Я… Я поступил подло по отношению к вам, Эдвард. Не по-дружески. И теперь меня это мучит.

С трудом удалось удержаться от язвительного смешка. Не вина мучила все это время Мануэля Де Ла Серта, вовсе не она. Ведь ибериец посягнул не на жену или невесту Второго, только на любовницу, причем даже не даму полусвета, которую бы выставляли напоказ, а всего лишь нищую цыганку, постыдную тайну, что прячут ото всех. Де Ла Серта тяготился лишь неопределенностью. Он не имел ни малейшего представления, известно ли Эдварду о том разговоре с Чергэн, и все еще для Мануэля оставалось тайной, как именно Второй отнесся к такому поползновению. К тому же, как говорят в народе, признанная вина наполовину прощена.

– О чем вы? – спросил Эдвард как будто бы с растерянностью.

Подумалось, что брат бы сумел выжить, даже не имея титула и родового состояния. В конце концов, актер из него просто превосходный.

– Я… Я говорил с Чергэн, Эдвард, когда вы лежали раненым. И просил ее стать моей любовницей. За вашей спиной.

Что же, Де Ла Серта действительно не обманул наших с братом ожиданий, притом изрядно повеселив, хотя в моем веселье все-таки имелась изрядная доля злости. Цыганская гордость тоже сильна, порой казалось даже, что куда сильней гордости благородной леди.

– Я знаю, она сказала мне сразу же, – спокойно ответил мой близнец и бросил долгий взгляд туда, где скрывалось мое окошко.

Де Ла Серта словно бы окаменел. Я видела, как неестественно прямо развернулись его плечи и показалось даже, что молодой человек подсознательно ждет удара.

– Она сказала… И почему же ты…

Ибериец смолк, не закончив фразы. Верно, не мог подобрать подходящих для этой неловкой ситуации слов."…не попытался меня убить"?"…не разорвал нашу дружбу?" "…не ударил меня?". Столько вариантов просятся на язык, но ни одного не вымолвить. Я могла только представить, каково сейчас Мануэлю Де Ла Серта.

– Потому что знаю Чергэн, знаю, как на нее смотрят. Знаете, друг мой, ее имя означает "звезда", и завораживает Чергэн действительно как звезды в ночном небе, – произнес задумчиво Второй… а Мануэль Де Ла Серта не спешил отвергать этот первостатейных бред.

С каких же пор Чергэн вдруг стала действовать на сильный пол как-то магнетически? Одна из многих в таборе, да и лицо… В нем нет ничего примечательного, о чем то и дело говорят за спиной леди Евы Дарроу.

– И вы ничем не встревожены? – поразился такому спокойствию Эдварда Мануэль. – И не обижены?

Второй пожал плечами.

– Тревожиться за Чергэн? – хмыкнул он насмешливо, даже не пытаясь скрывать своего веселья. – В своем ли вы уме? Она из тех, кто может постоять за себя и сама. И если Чергэн все еще не с вами, значит, отказала, так и о чем речь вести?

Де Ла Серта растерялся совершенно. Мужчинам свойственна если не ревность, то чувство собственничества, что заставляет с оскаленными клыками отстаивать женщин. Разумеется, иберийцу невдомек было об истинном положении вещей. Сестер подчас тоже ревнуют, но иным образом, отличным.

– Как у вас все просто… Но теперь она словно бы пропала, – как будто бы с обидой воскликнул Мануэль, и его акцент словно усилился от волнения.

Второй не выдержал – расхохотался.

– Ну, все же, вспомните о совести, друг мой. То, что я не вызвал вас на дуэль за свою цыганскую даму, вовсе не означает, что стану теперь помогать с ней увидеться. Это уже изрядный перебор, не находите?

Де Ла Серта словно бы смутился, но не настолько, чтобы отступить.

– Что вам в цыганке? Тех, кого желают, – ревнуют, могут они постоять за себя или нет. Отдайте ее мне, Эдвард.

Но я ему не вещь.

Во мне подняла голову злость, которая, кажется, поутихла с момента возмутительного, оскорбительного разговора.

– Живого человека – и отдать? – с издевкой спросил Эдвард, которого тоже переставала понемногу забавлять тема разговора. – Чергэн сама принимает решение, друг мой. Она свободная женщина и обладает собственной волей.

Сама концепция свободной женщины, конечно же, Мануэлю показалась дикой, ведь всем известно, что за нас, слабый пол, всю жизнь решают мужчины, отцы, мужья, порой, и сыновья. А сами за себя решают разве что зовущиеся падшими, да и то, лишь те, кто продают себя на короткий срок. А вот если речь заходит о содержанках – тут уже иной разговор.

Какое счастье, наш отец иначе смотрит на жизнь и женскую участь. И наша мать, и я, и Эмма никогда не чувствовали себя бесправными придатками к мужчинам нашей семьи. А меня так и вовсе ставили даже выше Эдварда. Первая – и этим сказано все.

– Но если вы от нее откажетесь, не станет ли она искать иного… покровителя? – все не унимался Де Ла Серта, в котором желание получить недоступную игрушку, кажется, заглушило сам здравый рассудок.

Я сумела разглядеть, что брат улыбаться уже перестал, на его лице застыло выражение угрюмости, которая обычно Эдварду была совершенно несвойственна.

– Чергэн вам не по зубам. Ищите себе другую куклу на забаву, Мануэль. Прекратим этот разговор, если не желаете поссориться со мной всерьез, – отрезал мой Второй с усталым недовольством. – И мне казалось, вы искали цыганку с бала, девушку нашего круга, что вращается в свете, остроумную и образованную. Так что же, позабыли любовь под маской?

Де Ла Серта как будто стушевался, не сразу найдясь с ответом. Пока он молчал, мое сердце стучало все быстрей и замерло на пару мгновений, когда молодой человек подал голос.

– Она ведь не покажется сама. Скрывается от меня как от чумы, словно бы тот поцелуй в саду стал для нее позором и проклятьем… И что на самом деле в той цыганке? Она же все-таки была фальшивой, изображала ту свободу и живость, которых в ней и не было на самом деле. Были бы – она бы уже ответила на мой призыв. В Альбине подобных дам и не найти, не так ли? Здесь идеал – твоя сестра. Строга, сурова, холодна как мраморная статуя… Такие только притворяться могут живыми… Чергэн же настоящая. Пусть и дикарка.

Ну, что же, хотя бы он оставит свои попытки разыскать таинственную леди с бала-маскарада, и мне чуть легче будет, не придется ожидать подвоха и путать следы. И все же стало немного… грустно. Неужто все эти бесконечные недели я все еще надеялась на нечто особенное, на то, что Мануэль меня узнает, узнает и примет такой, какая я на самом деле?

Подчас я не умней всех прочих девиц в свете и так же падка на привлекательную внешность и страстные взгляды. Какая жалость.

"Опомнись, Чергэн, – прозвучал в голове все тот же странный голос. – Страдать так из-за мужчины? Страдать из-за гаджо?"

Я обмерла, осознав, кто снова заговорил со мной, и что именно сказал. "Гаджо" – цыганское слово. Быть может, конечно, неизвестная сущность нашла его в моих же мыслях… А если нет? Если чтобы это ни было… оно цыган или цыганка? Стоило поговорить с тетей Шантой обо всем случившемся, как колдунья отцу она если и уступала, то немногим, а там, где речь идет о магии рома, спрашивать лучше именно у рома.

А пока следовало вернуться к Эмме и Теодоро и играть хорошую хозяйку дома, пока матушка отъехала по делам благотворительности. Впрочем, леди Кэтрин Дарроу милостиво позволяла нам, своим дочерям, принимать наших гостей без ее участия, дома она или нет.

Младшая уже читала младшему Де Ла Серта какой-то любовным роман. Голос сестры казался преисполненным вдохновением и восторгом, а в глазах светилось фамильное злорадство семьи Дарроу. Эмма с огромным удовольствием мстила младшему Де Ла Серта. Подозреваю, за все его большие и малые прегрешения разом.

Заметив меня, няня Шарлотта бесшумно как тень удалилась. В моем присутствии за честь Эммы беспокоиться не было нужды.

– "О, прелестная Гортензия…" – томно выдохнула сестрица, и тут ее многострадальная жертва подорвалась при виде меня. Давно не удавалось увидеть в чьем-то взоре такую чистую и искреннюю радость, обращенную на меня.

– Леди Ева, мы без вас скучали.

Как не рассмеялась, сама не поняла, но торжественное и строгое выражение лица сохранить все же удалось. Младшая поспешно спрятала лицо за книгой, она-то точно злорадно ухмылялась, я в ее возрасте не умела держать лицо так же хорошо, как и сейчас, и тоже вот так пряталась за книгой или нотами.

– Мне приятно слышать это от вас, сэр. Хотя я и расстроена, что вы скучали.

Эмма затрепетала длинными ресницами и бросила в сторону джентльмена томный нежный взгляд.

– Сэр, но разве вам не понравился этот чудесный роман? – милым голоском пропела младшая, и над Теодоро Де Ла Серта повисла угроза пережить еще одну главу любовной истории до возвращения Эдварда и Мануэля. Эмма тоже не была любительницей настолько уж сентиментального чтения, хотя, в целом, не брезговала романами для леди, но ради мелкой и подлой мести Де Ла Серта сестра готова была пережить небольшой дискомфорт.

Сказать "нет" Теодоро просто не мог, из страха обидеть девицу, к которой испытывал нежные чувства, но сказать "да" означало бы приговорить себя к продолжению литературной пытки. Перед молодым человеком встала поистине неразрешимая дилемма, которая буквально приводила его в ужас.

Спасло сына посла появление его брата и Второго. Я отметила, что Мануэль выглядел смущенным и словно бы потерянным, а Эдвард… Эдвард показался не таким веселым, каким мы все привыкли видеть его. Вероятно после того, как я покинула свой "наблюдательный пост", молодые люди успели обменяться еще несколькими фразами.

– Быть может, нам всем отправиться на прогулку в парк? – предложил со странной неуверенностью Мануэль Де Ла Серта и посмотрел почему-то на меня, словно бы от кого-то другого решение исходить не могло.

И брат, и сестра мои последовали примеру гостя, и теперь я оказалась на перекрестье вопрошающих взглядов.

– Погода чудесная, почему бы и нет? – отозвалась я, задним числом осознавая, что сама же приговорила себя как минимум к паре часов в обществе Мануэля Де Ла Серта и его брата. Пусть мне и удалось держать в узде собственные чувства, однако для этого приходилось избегать предмета своей привязанности.

– Я велю приготовить коляску, – тут же заявил брат и поспешно вышел из гостиной. И невозможно понять, от кого именно Эдвард сбегает. Вполне возможно, что и от меня.

Прогулка была, как ни странно, вполне приятной, чего я, признаться, вовсе не ожидала. Иберийцы были предельно милы и остроумны, и являли эти качества даже мне. Погода тоже исключительно радовала, солнце сияло необыкновенно ярко, и ни одного облака в небесах. Пожалуй, такая погода могла бы исправить даже самое отвратительное настроение.

Словом, прогулка проходила приятно, пока я не услышала тихий разговор Де Ла Серта.

– Ты что, действительно решил жениться на старшей из сестер? – украдкой спросил старшего брата Теодоро на иберийском. Говорил он тихо, однако я все равно расслышала, и подобная смена планов Мануэля Де Ла Серта ошарашила.

– Да. В конце концов, она богата, родовита, умна и может защитить от того, кто за мной охотится, – отозвался как будто потеряно молодой человек, покосившись на меня.

Я успела вовремя отвести взгляд и изобразила, будто увлечена разговором с младшей сестрой. Кажется, иберийцы ничего не заподозрили.

– Возможно, наша мать была не настолько уж и неправа, когда настаивала на моей женитьбе на леди Еве.

Как же забавно устроен человек – стоит только убрать давление извне, как он начинает понимать, что навязываемое ему прежде ненавистное решение было верным. Не прошло и полугода с того момента, как госпожа маркиза смолкла навсегда, и мысль о женитьбе на мне показалась Мануэлю Де Ла Серта приемлемым и разумным выходом.

– Наш альбинский друг все-таки постарается тебя убить, если хотя бы заикнешься о чем-то подобном, – нахмурился Теодоро, который, будучи человеком куда менее оптимистичным, чем Мануэль, сперва предполагал, с какими проблемами предстоит столкнуться. – Подумай сам, ты заявляешь ему, что хочешь увести его любовницу, а после делаешь предложение сестре? Это форменное безумие. Да и вряд ли ведьма не в курсе, что на досуге ты волочишься за уличными побродяжками. Думаешь, она посчитает тебя подходящим женихом?

Ведьмой наверняка величали меня, здесь можно было не сомневаться. Капля презрения, океан страха звучали в одном-единственном слове. И все это обо мне. Впору возгордиться от того, как предо мной трепещут мужчины высокого происхождения, с влиянием и деньгами.

– Брак – это в первую очередь сделка между двумя семьями, Теодоро. Леди Ева живет разумом, а не страстями, если найти для нее нужные аргументы, она вполне может дать согласие. Да и откуда вдруг ей знать о том, что я желаю взять на содержание цыганку? Вряд ли кто-то стал бы в здравом уме делиться с сестрами подобными подробностями.

Насчет страстей иберийцы ошибались и даже не представляли, насколько сильно. Впрочем, Де Ла Серта ошибались во многом.

– Мне кажется, ты переоцениваешь разумность леди Евы, особенно в свете тех обид, которые мы ей нанесли.

А было их немало за время нашего знакомства…

– О чем вы там шепчетесь, джентльмены? – почувствовала отсутствие должного внимания к своей персоне и тут же пошла в атаку Эмма.

Прирожденная женщина во всем, она умела с легкостью и непосредственностью становиться центром внимания. И совершенно непонятно было, от кого младшая могла унаследовать подобную счастливую способность, ведь матушка наша обладала множеством достоинств, однако не отличалась естественным женским кокетством, которое так привлекало большинство мужчин. Разумеется, наш отец не относился к большинству мужчин.

– Ни о чем серьезном, леди Эмма, ни о чем серьезном, – весело отвечал Теодоро Де Ла Серта и тут же включился в беседу с ней, впрочем, старательно избегая любых намеков на романтику. Видимо, столкновение с любовным романом оказалось для несчастного джентльмена слишком травмирующим опытом, и теперь младший из братьев Де Ла Серта всеми силами пытался избежать повторения.

Мануэль же глядел на меня теперь чаще обычного и словно бы со странной задумчивостью. Так глядят со скалы в море, пытаясь понять, нырнешь благополучно или же сломаешь шею. Пока, как мне думалось, старший сын маркиза Де Ла Серта считал, что "скала" для него высоковата.

Вернулись мы с братом и сестрой домой к обеду, а после него, обрядившись в яркий цыганский наряд я уже неслась стремглав по улице, лавируя среди шарахающихся от меня в сторону горожан, что боязливо косились на молодую рома. Ну да, кто коней – уводит? Только цыгане. Кто детей крадет? Опять же цыгане. Ну, всякое, конечно, бывало, так можно подумать, словно бы среди гаджо все с нимбами и крылышками ходят. Несусветная глупость.

Сама я чувствовала себя в таком облике в полной безопасности, уж не знаю, что именно видели во мне окружающие, когда я шла по улицам в цветастых юбках, с шалью на плечах и звеня браслетами, однако дорогу мне никто не рисковал заступать. Мама говорила, что люди обычные, без колдовского дара, чувствуют подсознательно опасность и стремятся не приближаться. Теория была бы хороша, однако ее подрывал Мануэль Де Ла Серта, который, напротив, положил на цыганскую шувани глаз. И что ему только глянулось в этом моем обличии?

Впрочем, Творец с ним, с этим вздорным молодым человеком, мне было не до него. Следовало поспешить в табор со всех ног и переговорить с тетей Шантой по поводу голоса, что обращался ко мне. Отец ничего не увидел, это верно, но он все-таки гаджо, несмотря на то, что в нем цыганской крови была половина, в нем она так и не заговорила, поэтому он не рома и ничего не мыслит в колдовстве цыган. А вот четверть в моих жилах не говорит – поет, да еще и во весь голос…

Спешка была так велика, что я даже не сразу поняла, что за мной кто-то увязался, не уловила тяжелый взгляд, который уперся в мою спину. Мало ли кому пришло в голову попялиться на цыганку? Все же такая как я – зрелище яркое, приметное, внимание привлекаю сразу. Однако уже и нырнула в узкий переулок, пропахший отхожим местом и гнилыми овощами, а ощущение взгляда никуда не делось. Замерев, резко развернулась.

Я была готова встретить лицом к лицу, кажется, любую опасность.

А вот встретить Мануэля Де Ла Серта готова не была.

И как только он заступил на мой путь? Что за нелепое совпадение?

Несколько секунд я глядела на молодого человека молча, со злым прищуром, пытаясь понять по его лицу и позе, чего ради иберийцу пришло в голову увязаться за мной, учитывая, что шла я по местам откровенно злачным и опасным для хорошо одетого и явно состоятельного человека.

Молчала я – молчал и Де Ла Серта. Только сверкал темными глазами. Теперь многое зависело от того, кто не выдержит и заговорит первым, между мной и иберийцем шла битва воль.

– Я так долго не видел тебя, Чергэн. С того самого злосчастного дня, – сломался первым Мануэль.

Я уперла руки в бока и посмотрела на иберийца мрачней прежнего.

– Иди куда шел, гаджо. Век бы тебя не видала.

Пожалуй, сказано было от чистого сердца.

Ибериец улыбнулся так, что мне стало на мгновение жарко, но гордость женщины из рома не позволяла погрузиться с головой в трепет перед мужчиной. Тем более, перед гаджо, который меня ни во что не ставил.

– Я шел за тобой, красавица, – поставил меня перед фактом Мануэль Де Ла Серта и сделал несколько шагов вперед. – Ты избегала меня столько времени, что я уже успел забыть, как ты хороша, Чергэн.

Сил удержаться от смеха уже не осталось. Да и Чергэн могла смеяться в отличие от леди Евы.

– Так зачем же тебе засорять память лишним? Забудь обо мне, гаджо, сделай милость.

По одним только глазам Де Ла Серта я видела: подчиняться он мне не собирается, как и оставлять в покое цыганскую шувани, что не желает ее забывать.

– Разве такую хоть кто-то смог бы забыть, Чергэн? – вкрадчиво осведомился Мануэль Де Ла Серта… И я поняла, что отступать он на этот раз не намерен. Быть может, так подействовало все то время, которое он безуспешно разыскивал меня, быть может, после столкновения с фэйри у иберийца отбило весь страх раз и навсегда… Или же дело в том, что только в образе леди Евы я дала понять этому несносному человеку, что весьма опасна и могу лишить его жизни с той же легкостью, с какой это сделали бы фэйри.

– Несомненно смог бы, – ухмыльнулась я, готовясь к тому, чтобы самолично отбить невероятно упорному мужчине всю память. Ну, и не только ее, быть может. Щадить Мануэля у меня сейчас причин не имелось, да и свидетелей поблизости нет, чтобы кто-то помешал вбить немного ума в эту явно пустую голову.

По-видимому, Де Ла Серта понял что-то такое по моему взгляду, потому что больше и шага не сделал.

– Что же тебя так злит, Чергэн? То, что предложил стать моей любовницей, жить в довольстве и роскоши? – спросил с откровенным недоумением ибериец. – Любая другая на твоем месте целовала мне руки.

Каков наглец. Решил сравнять меня с гулящей девкой, да еще и ждет, что руки стану целовать? Оторвать бы ему эти руки, чтобы неповадно было ухлестывать за честной девушкой и склонять к греху. Да еще и притом планируя жениться на богатой невесте. Одна для ночи, другая для дня – не слишком ли многого желал для себя господин Мануэль Де Ла Серта?

– Ну так и предложи другой, той, что руки облобызает, – с откровенной издевкой обронила я, не отводя тяжелого, злого взгляда. Допросится посольский сын, допросится, это точно: у любой цыганки дурной глаз, если она того желает.

– Или решил, на леди Еве женишься, а меня для удовольствия в золотую клетку посадишь? – спросила я с издевкой.

Услышав мои слова, Де Ла Серта изрядно подрастерялся, видимо, принимая их за признаки дары предвидения. Разумеется, иберийцу было невдомек, что сегодня его беседу с братом кто-то услышал и понял.

– Маркизы женятся на благородных леди, Чергэн, браки для людей нашего круга подобны сделкам, где всему своя цена.

Я только хохотнула.

– А что же та неизвестная леди, которую ты столько времени искал, гаджо? Ты быстро влюбляешься и также быстро забываешь. Или же не влюбляешься? Быть может, сердца у тебя и вовсе нет, и все это лишь твои прихоти?

В чем была прелесть моей цыганской личины, так это в том, я могла говорить свободно и без обиняков точно то, что и желала сказать. И сейчас больше всего хотелось узнать, что же на самом деле испытывал Мануэль Де Ла Серта ко мне-в-маске, любил ли, а если любил, то почему же так быстро позабыл, пожелав жениться на другой женщине ради безопасности и богатства? И до чего же смешно было понимать, что ибериец, как заколдованный, каждый раз стремится в том или ином смысле овладеть именно мной.

– Когда любовь не встречает взаимности, она рано или поздно, но гаснет, – обронил словно бы с горечью молодой человек, чем вызвал у меня кривую и горькую улыбку.

Как же слаба, должно быть, оказалась его любовь. Я лелеяла свое горькое невзаимное чувство куда дольше. Или все дело в том, что во мне течет цыганская кровь?

– Что же, значит, тогда погаснет и твое желание сделать меня своей содержанкой, – передернула я плечами. – Да и к Дарроу тебе свататься бесполезно. Гордячка-гаджо знает и видит многое, даже то, что ты так старательно скрываешь. Она не станет твоей женой по доброй воле.

Как леди Ева я не могла сказать этому мужчине все, что рвалось у меня из сердца, а вот Чергэн не к чему было придерживать свой злой язык.

– Она знает… обо всем? – потеряно и почти испуганно спросил ибериец, переменившись в лице. Вероятно, просчитывал, чем обернется для него излишняя осведомленность чопорной и благовоспитанной леди Евы.

Как бы удивился этот человек, стань ему известно, что леди Ева знает все от начала и до конца, каждую нелепую и постыдную деталь происходящего.