Текст книги "Смерть ходит рядом"

Автор книги: Ирина Зарубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

ГЛАВА 7

«Господи, сколько я не была в зоопарке! Лет двадцать? Нет, больше. В новый даже ради любопытства не заглянула».

Клавдия стояла возле подземного перехода и наблюдала за входом между купеческого стиля башенками.

Ирина прогуливалась мимо турникета, через который в основном выходили. Зоопарк закрывался в восемь.

Часы показывали без трех семь. Инны, конечно, не было.

Носились дети, изображая только что увиденных животных. А на лицах взрослых сияло умиротворение.

«Обязательно схожу в ближайшее воскресенье, – позавидовала Клавдия. – Уломаю Федора, уговорю Макса, заставлю Ленку и пойдем».

На улице было светло. И Клавдия краем сознания отметила это, впрочем, не придав особого значения. Инну они ни в коем разе в обиду не дадут. На крайний случай обе следовательницы прихватили свои табельные пистолеты, и Клавдия сейчас грела в кармане плаща рифленую ручку, поглаживая ее указательным пальцем.

Часы остановились на семи.

Клавдия стала проворнее вертеть головой. Лучше всего было бы узнать Кожину издали, пойти ей навстречу и увести от людного места. А может быть, наоборот – людное место безопаснее.

Впрочем, Клавдия так не думала. Сегодняшних подонков не остановят ни женщины, ни старики, ни даже дети. Вон, убивают на глазах всей семьи. А потом и семью.

Нет, им надо сразу же идти к машине Ирины и ехать…

Куда?

Клавдия решила, что ехать надо в прокуратуру. Там спокойно сесть и поговорить.

Через десять минут Ирина подошла и спросила:

– Вы возле этого входа договорились?

– А что, есть еще и другой? – удивилась Клавдия.

– Есть. С кольца.

– Ты стой здесь…

– Может, я схожу?

– Нет. Ты стой здесь. Она сюда придет. Я на всякий случай.

И Клавдия побежала к Садовому кольцу. Действительно, тут тоже был вход в молодняк зоопарка, но и здесь Кожиной не было.

Клавдия постояла минут пять и решила – надо возвращаться. Ирина уже, наверное, сидит с Кожиной в машине, нервничает…

Ирины возле входа не было, хотя машина стояла на месте. Дети шумели, взрослые задумчиво смотрели в пространство, а Клавдия металась от подземного перехода к турникету – Ирины след простыл.

– Простите, – спросила она контролершу, – здесь девушка прогуливалась, красивая. Вы не видели, куда она ушла?

Контролерша, у которой сейчас дел особых не было, должна была хоть что-нибудь заметить.

– Такая светлая?

– Да.

– Уехала она. С каким-то мужчиной.

– С мужчиной? – опешила Клавдия.

– Ага. Сели в машину и уехали.

Клавдия прислонилась к стене. Она вдруг сразу тяжело и как-то болезненно устала.

Ирину похитили? Нет. Она бы так просто не села в чужую машину. Да и вообще глупость. Ирина должна была ждать Кожину.

Что тут случилось?

Клавдия медленно побрела к метро. Машину придется оставить здесь, Дежкина водить не умела. А сколько раз Федор предлагал – давай научу.

– Мне звонили? – снова спросила она у вахтера.

– He-а. Кто будет звонить – конец рабочего дня давно.

Клавдия первым делом бросилась к телефону и снова набрала номер следователя Далматова.

У того никто не брал трубку.

У Ирины – тоже.

Клавдия позвонила домой – все давно пришли, ее никто не спрашивал.

Снова звонок – теперь в «Импэксбанк». Там – автоответчик. Что ж она не взяла телефон секретарши!

Теперь вот будет сидеть и ждать.

Хуже этого не придумаешь.

Объявить тревогу? Такая возможность есть. Пропал следователь прокуратуры. Но если Ирина просто села в машину к своему кавалеру?

– Тьфу, идиотка, – сказала Клавдия про самое себя.

Конечно, Ирина ни к какому кавалеру бы не села.

Значит, это был человек от Инны?

Тоже абсурд. Как он узнал Ирину? Как Ирина узнала его?

Нет. Тут что-то не клеится. Тут что-то или очень смешное или очень страшное.

Клавдия, конечно, предпочитала, чтобы это оказалось смешным недоразумением.

И в этот момент позвонил телефон.

– Что ж вы не пришли?

У Клавдии пересохло в горле. Этот низкий женский голос она бы теперь узнала из миллиона.

– Я пришла, но вы опоздали. Ирина с вами?

– Кто?

Ясно.

– Где мы встретимся теперь?

– Там же, через двадцать минут.

– Бегу. Но, я вас очень прошу, дождитесь меня. Обязательно дождитесь.

Клавдия бросилась к двери и застыла.

Куда девалась Калашникова? Просто так она уйти не могла. Это было столь же непреложно, как то, что вода мокрая, что солнце всходит на востоке.

Клавдии на секундочку стало страшно, но она мотнула головой – Ирина не пропадет. Ирина – это Калашникова. Девушка-автомат.

…Да, на фотографию она была совсем не похожа. Ну, волосы, ясное дело, покрасила и сделала короткую стрижку. Ямочка тоже была на месте. Но губы еще больше истончились, а скулы по-монгольски выпирали. Кстати, очки она надела зря. Только внимание к себе привлекает. Совсем не солнечно.

– Здравствуйте, Инна, вы машину водить умеете?

– Умею.

– Пойдемте.

Клавдия открыла дверцу Ирининого «фольксвагена». Ключи были в зажигании. Ну, конечно, Ирина знала, что уезжать придется спешно.

– Садитесь. Я буду говорить, куда ехать. Только сначала – отдайте мне пистолет.

Инна, включившая уже зажигание, медленно повернула голову к Клавдии.

Секунду смотрела черными недвижными глазами, словно собиралась прожечь дыру в Клавдиной переносице, губы вообще исчезли с лица… И вдруг уткнулась головой в руль и зарыдала.

…В прокуратуру Инна отказалась ехать наотрез. А Клавдия не стала и настаивать. Может быть, им сейчас действительно лучше поговорить в неофициальной обстановке.

– Я знаю одно место, – сказала Инна, когда слезы утихли и она смогла, не вытирая поминутно глаза, вести машину.

– Можем поехать ко мне домой, – предложила Клавдия, мысленно жалея о своем радушии. Что она скажет Ленке. Мол, вот, девочка, учись: беглая преступница, а мама ее скрывает.

Пистолет Клавдии Инна не отдала.

– У меня нет пистолета, – сказала она.

Клавдия, впрочем, и сама это видела. В легком плаще, который был на Кожиной, пистолет был бы сразу заметен.

– Он у вас дома?

Инна не стала отвечать. Клавдия поняла, что Кожина снова взяла себя в руки. Она как бы диктовала Клавдии: я буду вести, я все беру на себя.

Клавдия не стала оспаривать первенство. Ей вообще сейчас было не до амбиций.

Ирина пропала, а это куда важнее.

Инна вывела машину за город – вела она мастерски, мужчины только восхищенно оборачивались на нее из отстающих машин.

– Я вот одного не могу понять, – сказала Клавдия, когда молчание уже стало невозможным, – с этим хвостиком на кассете. Что вы проверить хотели?

– Потом поговорим, – ответила Инна. – Пожалуйста, не отвлекайте меня, я очень нервничаю, могу вмазаться во что-нибудь, а мне бы не хотелось вас убивать.

«Надо было сказать – и вас убивать, – подумала Клавдия с мрачноватым юмором. – Впрочем, ты ведь еще можешь поменять свое решение».

Когда проезжали пост ГАИ – Клавдия никак не могла привыкнуть к новому ГИБДД, – вдруг запиликал мобильник.

Инна от неожиданности испуганно посмотрела на Клавдию.

А Клавдия посмотрела на нее.

Мобильник звонил, но Инна его не включала.

– Вы ответите? – вдруг спросила она. – Или отключите. Меня нервирует.

И только тут Клавдия поняла, что мобильник-то не Кожиной, а Ирины.

Клавдия схватила черную «мыльницу» и нажала засветившуюся кнопку.

– Калашникова? – спросил незнакомый голос. – Слышь, где мне Дежкину отыскать?

– Это я, – ответила Клавдия.

– Клавдия Васильевна! – протянул голос. – А я ка-ак раз тебя ищу. Шевкуно-ов.

Тьфу ты! Не узнала. Впрочем, с Шевкуновым они по телефону почти не общались.

– Да, Станислав Сергеевич.

– Ты подъедешь, а то мы труповозку де-ержим.

– Кого?

– Ну, «скорую». Ты где? Подъе-едешь?

– Куда? – медленно спросила Клавдия.

Она сейчас молила Бога, чтобы время вообще остановилось.

Но оно не остановилось.

– Так в па-арк. В Филевский.

– Куда?..

Шевкунов спросил у кого-то:

– Вы Дежкиной сообщали?

Ему что-то ответили.

– Я же проси-ил… – и уже в трубку. – Давай, Клавдия приезжай. Игоря-я твоего Порогина-а…

– Стой, – тихо сказала Клавдия.

Но так, что Инна изо всей силы ударила по тормозам.

Клавдия с минуту сидела неподвижно.

– Все, – сказала наконец, – приехали. Хватит в казаков-разбойников играть. Сейчас поедем в прокуратуру, напишете явку с повинной, а мне с вами заниматься некогда.

– У вас что-то случилось? – спросила Инна.

Клавдия посмотрела на нее. Нет, та не притворялась участливой. Она действительно искренне сопереживала.

«Надо взять себя в руки, – приказала себе Клавдия. – А то меня уже преступники жалеют».

Они стояли в сумерках на обочине скоростного шоссе, по которому с шумом проносились машины. «Фольксваген» даже слегка вздрагивал.

«Или это я дрожу?»

– Вы не понимаете, – сказала Инна. – Я никуда не поеду и никакой явки с повинной не будет. Я ни в чем не виновата.

– Ладно, можно и без явки, – жестко сказала Клавдия. – Ваше дело.

– Вы не понимаете…

– Заводите машину и поехали в Москву, – сквозь зубы проговорила Клавдия. Она готова была сейчас вынуть из кармана пистолет.

Инна демонстративно сунула руки в карманы.

– Вы не хотите меня выслушать. Я думала – вы меня сначала выслушаете. Я прошу вас выслушать меня.

– У меня нет времени слушать ваши душещипательные рассказы о больном сыне.

– Это жестоко, – сказала Кожина.

– Ваш сын жив, а те двое людей мертвы. Это гуманно?

У Инны опять задрожали губы, она готова была сейчас снова расплакаться, но мотнула головой, отгоняя слабость.

– Он вошел следом за нами, – сказала она. – Показал какие-то документы, Савелов как раз проверил.

– Кто?

– Я его не знаю. Такой представительный, солидный. – Спросил, как успехи. Они ему сказали, что отказываются сотрудничать. Тогда он сказал: а вы в ванной посмотрите. Они пошли в ванную. Сначала Савелов, а за ним милиционер. Они вошли, а я осталась в комнате. Потом слышу – бах-бах-ба-бах. Выстрелы. И все. Когда вы спросили про пистолет, я сразу все поняла. Меня хотят убить.

– И странно, что вы живы, – сказала Клавдия зло. Она не верила Инне.

– Я и сама не верю. Услышала выстрелы – поняла: конец. Еще ничего не знала, а уже поняла – конец. И знаете, вся воля куда-то ушла. Вот сижу и жду, когда выйдут и меня застрелят. Даже зажмурилась. А никто не идет. Мне показалось – вечность прошла. И я тогда встала и вышла из дома. Вышла и побежала. И все.

Если бы Инна рассказала, что она убегала под пулями, что за ней гнались, что она чудом спаслась, Клавдия больше не слушала бы ее.

Но Инна рассказала то, что и бывает в жизни. Абсурд.

И Клавдия спросила:

– Где ваш сын? У секретарши? Вы там живете?

Инна покачала головой.

– Я живу дома.

– Ладно, – сказала Клавдия. – Сейчас вы меня отвезете в Филевский парк, а сами поедете домой. Я приду к вам позже. Запишите мне свой адрес.

ГЛАВА 8

Игорь уже лежал под простыней. Клавдия не увидела простреленной головы, шеи и груди.

Шевкунов Дежкину не дождался.

Опергруппа тоже заканчивала работу. Ночью искать что-либо было бессмысленно. Поставили оцепление, завтра утром всю территорию прочешут.

Вернулся инструктор с собакой.

– До дороги хороший след был.

Мальчики, которые нашли убитого Игоря, ныли в сторонке:

– Ну можно мы пойдем домой? Ну родители волнуются.

– Отпустите их, – сказала Клавдия. – Показания сняли?

Милиционер кивнул.

Клавдия нарочно хотела выглядеть деловой, иначе она бы потеряла сознание от боли.

– Когда его убили?

– В пять – полшестого.

Как раз в это время он должен был приехать в Крылатское. Значит, там его и встретили.

– Что скажете? – спросила Дежкина эксперта.

– Два выстрела с расстояния и контрольный в голову.

– Убили здесь?

Оперативник закивал.

Как они его могли заманить? А впрочем, мало ли можно найти поводов…

И тут же вспомнила об Ирине. Господи, как она могла забыть.

Попросила рацию, связалась с дежурным по городу и объявила тревогу.

Значит… Значит, теперь будут охотиться за ней.

С мобильника позвонила Малютову.

– Владимир Иванович, надо брать Далматова, – завершила она свой рассказ.

– До завтра не подождет? – спросил Малютов и сам же себе ответил: – Нет, не подождет. Бери его без постановления пока. Завтра выпишу.

Клавдия подозвала ребят из МУРа:

– Домой не торопитесь?

– А есть предложения? – весело ответили здоровяки в кожаных куртках.

– Есть, чисто деловое – надо взять одного гада.

– Стрелять будем? – улыбнулись муровцы.

– Ребята, – сказала Клавдия, – вот этот человек, – она кивнула на носилки, где лежало тело Игоря, – был самым лучшим моим другом.

– Ясно, – серьезно кивнули муровцы.

Больше они не шутили.

К дому Далматова в Медведково подъехали уже часам к одиннадцати. На улицах пусто, окна уже кое-где гасли. Тоска и мрак.

Впрочем, это казалось Клавдии. Ей бы сейчас и самый солнечный день показался ночью.

– Только, пожалуйста, без мата, без битья, спокойно входим и спокойно берем, – попросила Дежкина.

– Это называется – международный стандарт, – улыбнулся было муровец, но тут же спохватился.

– Ничего, – сказала Клавдия. – Пусть будет международный стандарт.

Далматов жил в шестнадцатиэтажном доме на десятом этаже. Подъезд и квартиру нашли быстро.

Клавдия позвонила.

– Кто? – спросил голос следователя за дверью.

– Это Дежкина, откройте.

Дверь распахнулась.

Далматова Клавдия видела первый раз. Черный, широкоскулый, кареглазый, ростом пониже Клавдии.

«Наверное, казах, – подумала Дежкина, – или узбек, хотя какая разница…»

Он был в спортивных штанах и клетчатой, не очень опрятной рубашке навыпуск. Босой.

– Далматов? – спросила Клавдия.

Следователь широко улыбнулся:

– Я.

Вбежавший муровец больно наступил ему на ногу.

Далматов не сопротивлялся. Он, видно, не успел сообразить, что с ним произошло.

– Вы задержаны, – сказала Клавдия.

Он ничего не спросил про постановление. Видно, знал: раз уж пришли, то право имеют.

– Дина! – позвал он кого-то из комнаты.

Робко выглянула маленькая женщина, глаза округлились, но не закричала.

– Принеси мне куртку и ботинки. Можно?

– Можно, – сказала Клавдия.

– Обыск делать будете?

– Будем.

– Вон там напротив соседи хорошие, их позовите, – посоветовал Далматов.

Клавдия кивнула муровцам, они отправились за понятыми.

– За что? – тихо спросил Далматов, когда поблизости не оказалось ребят в кожанках.

– Кожина, – коротко ответила Клавдия. А потом добавила убежденно: – И Порогин.

Далматов опустил голову.

– Ну что, сам покажешь? – спросил муровец, приведший понятых. – Оружие, наркотики.

– Пистолет в шкафу, – сказал Далматов.

Клавдия устроилась на маленькой кухне, достала протокол, стала заполнять.

Заглянула вдруг девочка лет пяти, спросила:

– Можно воды попить?

Клавдия кивнула.

Девочка наполнила большую кружку, но пить почему-то не стала, поставила воду на стол и тихо ушла.

– Хилый он какой-то, – поделился своим впечатлением муровец, заглянувший на кухню. – Я думал – матерый.

Клавдия не слушала.

Она торопилась.

Ей надо было еще успеть сегодня к Инне.

Кроме пистолета нашли еще охотничье ружье, коробку с патронами и банку с порохом.

Клавдия сама прошла по убогому жилищу. Но ни на чем ее взгляд не остановился.

Когда Далматова уводили, он что-то сказал жене не по-русски.

– Не надо, – попросила Клавдия. – Не положено.

– Да он прощается, это по-казахски, – сказал муровец.

Далматова отправили в отделение, Клавдия поблагодарила муровцев, попросила подвезти ее к Красной Пресне и распрощалась.

Инна жила в двенадцатиэтажке напротив зоопарка.

Все время, пока они говорили, за окном были слышны трубные крики животных.

«Весна, – подумала Клавдия. – Самое время жить».

ГЛАВА 9

– Бирск, такой маленький городок в Башкирии. Провинция и скука. Хотя я, конечно, ничего этого не замечала тогда. Школа, подружки, танцы, наряды. А вот как сдали экзамены, как вышла на следующий день на улицу, такая тоска взяла. Умру, думаю, здесь, если еще хоть на день останусь.

Мать ни в какую. Отец даже за ремень взялся. А мне море по колено. Взяла деньги, которые отложены были мне на мотоцикл – мне же мотоцикл собирались купить по окончании школы, – купила билет и только меня и видели.

А в Москве вышла на вокзале и подумала: я здесь умру не завтра, а прямо сейчас.

Но ничего, осмотрелась, люди куда-то бегут, торопятся, никто надо мной не смеется, наоборот, предлагают подвезти, поднести. А потом подошел парень и спрашивает:

– Жить есть где?

И все, дальше я в Москве жила.

Инна сидела у кроватки маленького, худенького, большеглазого мальчика, смотрела куда-то в темное окно и говорила-говорила…

Клавдия не перебивала ее, хотя подобных исповедей наслушалась за свою жизнь сотни. Всех испортила столица, все были чистыми и наивными детьми, а тут приехали – волей-неволей воруй, убивай, грабь. Другого пути нет.

– Сначала в палатке торговала, а потом надоело, познакомилась с ребятами из ВГИКа. Веселые такие ребята, но бедные. Стала к ним на курс ходить. Меня мастера сначала в штыки, а потом ничего, оставили, дескать, пусть ходит. А попала я к художникам. На отделение мультипликации. Они меня и на студию устроили прорисовщицей. Знаете, все время среднюю фазу рисуешь. Вот мартышка подняла лапу. Художник ее только вот снизу нарисует и сверху, а ты еще три фазы средние. За рисунок пятьдесят копеек. И мне еще завидовали. Мультики все только смотреть любят, а снимать их – дело тяжкое и муторное. Но жить на что-то надо было, вот я и рисовала среднюю фазу.

А потом попросила Успенского… Не слышали? Ну что вы, знаменитый анималист. Премий у него полный шкаф на студии. Он как раз заканчивал проект с англичанами – все комедии Шекспира. Очень красиво снял. Так вот я попросила Успенского – а дайте мне попробовать, хотя бы один эпизод.

Ну как вам сказать, это то же самое, если бы я пришла к Ельцину и сказала – дай порулить. Даже еще страшнее. На меня вокруг так посмотрели. Да что там, хохот стоял – на улице слышно было.

А Успенский почесал в затылке. Он вообще все время чешется, у него аллергия, что ли, или на нервной почве. Ужасно больной человек. Он почесался и говорит:

– Позвони мне вечером домой.

Мне-то уже все ясно. И честно говоря, наплевать было. С ним я запросто.

Ну, позвонила, а там жена. Нет, говорит, мужа, позже придет.

Мне так противно стало. Думаю, еще раз ему звонить стану – опять на жену наткнусь. Нет, лучше пойду к подъезду и подожду.

Вот стою, жду, приехал. У него «Волга» старая-старая.

Я подошла и говорю:

– Ну что, куда поедем?

А он… Нет, не испугался. Он вдруг разозлился.

– Ты, идиотка, – говорит. – Ты что себе вообразила? Ты что, вообще, да?

Люди, когда ругаются, красноречием не блещут.

– А ну пошли, говорит. И тащит меня к себе домой.

Жена у него милая. Чаем угощала, а потом отозвала в сторону и спрашивает:

– Ты есть не хочешь? Ты не стесняйся, я его сейчас прогоню, скажу, что у нас женские секреты, и накормлю тебя.

Да. Знаете, после палаток, да даже после студентиков вгиковских это сильно. Это прямо поддых бьет.

И вот Успенский выложил на стол папочку, сказал: «Прочитай, потом поговорим», – а сам вышел куда-то.

Я посмотрела – сценарий. Он сам написал. Там всего-то страницы четыре. Ну, короткометражка.

Я тут же и пролистнула ее.

Он вернулся, я и говорю:

– Я согласна.

– Что согласна?

– Поставить.

Ну, в общем, обнаглела.

Он так внимательно на меня посмотрел – вы тоже так смотрите – и говорит:

– Ну и давай ставь…

Мальчик вздрогнул во сне. Совсем тихо, бесшумно. Это видела только Клавдия, потому что сидела к нему лицом.

Но Инна тут же обернулась, присмотрелась к сыну, подоткнула одеяло.

– Ничего, сегодня он спокойный.

Еще минуту смотрела на сына, а потом снова повернулась к Клавдии:

– Ну, поставила фильм. Пятиминутка. «Самовар», не видели? Что вы, по всему миру возили. Вон у меня призы стоят.

Она кивнула на стеллаж. Там на самой верхней полке стояли всякие вазы, статуэтки, дипломы в рамочках…

Инна помолчала.

– Вот вы, наверное, подумали – сейчас расскажет мне, что столица ее испортила, до преступления довела. А я вам вон какую радужную картинку написала. Но это еще не конец. Во ВГИКе экстерном защитилась. Теперь это можно – только деньги плати. Успенский меня позвал к себе. А тут в рекламном агентстве конкурс. Громко звучит, но не для меня: первое мое преступление было, что я бросила кино. Просто нищеты испугалась. А еще подумала – какой я режиссер, какой я художник? Вот Успенский – художник, Назаров, Петрушевский.

Помоталась по агентствам, это, я вам доложу, – мрак. Профессионализма никакого. Приходит мальчик с тугим кошельком и говорит – мне надо, чтобы смешно было и чтобы страшно. Хорошо, сделаем. Вот вам сценарий, говорит, сам написал. Читаем, действительно, и смешно и страшно. То есть ужас, обхохочешься.

Я уже проклинала эти деньги. Хотя купила себе квартиру, машину, на дачу уже подкапливала. А потом познакомилась с Липатовым. Он тогда директором банка был. Знаете, просто культурный человек. Хотя нет, не то слово. Он просто не вмешивался в мою работу. Вот не понимал человек в рекламе ничего и не лез. Потом его сняли.

Инна снова замолчала.

За окном крикнуло какое-то экзотическое животное. Похоже на резкий скрип тормозов.

– А Севастьянов у меня «Самовар» озвучивал, – сказала Инна тяжело. – Потом в каких-то роликах снимался, но я видела его редко. Никогда друзьями мы не были. Никогда. Всегда он в долг брал, а отдавать, конечно, забывал. А тут как-то приезжает на «мерседесе», костюм шикарный. Цветы принес. В ресторан позвал.

Я сдуру и пошла. А он, гаденыш, какого-то жлоба с собой притащил и давай меня к нему сватать. Чуть я ему морду не набила. Разругались, конечно, я ушла, а он ночью звонит: «Дура! Там знаешь какие бабки?! И никакого риска. Все люди проверены МВД». Ну я его и послала.

Послала и забыла о нем думать.

Во-от…

А потом, что ж, потом история понятная. Сын у меня родился. Ему уже в первый день операцию сделали. Я думала – умру, не выдержу. Сестрички смотрели, а они всех детей хвалят, на моего смотрят и только головами качают. Врач мне предложила, вот же стерва, давайте мы его… Словечко выбрала – усыпим. Эпилепсия не лечится.

Инна обернулась к малышу, тот спал, тихо посапывая во сне. Погладила его по головке.

– Это мне наказание, – сказала она вовсе не патетично. – За то, что нищеты испугалась. И я поклялась – вытяну его. Вот вытяну!

Она сжала кулачок и потрясла им в воздухе.

– Ну, начала справки наводить – ужас. Никто ничего сказать не может. Все глаза отводят, выписывают лекарства, а их на полчаса хватает. И потом маленького пичкать – как это вам?

Наконец узнала: в Германии лечат. Есть там клиника. Очень маленькая, но очень дорогая. Курс лечения – два месяца. А день стоит семь тысяч марок. Это где-то пять тысяч долларов. Я, конечно, на дачу рукой махнула, машину продала, шмотки какие-то, набрала сто тысяч. Еще Липатов мне пятьдесят дал.

И повезла.

Знаете, это даже мало они берут. Там на каждого ребенка двенадцать человек персонала. Он ни минуты один не бывает. Мать или отец тоже все время при нем. Нельзя разлучать с родителями. Тебя саму там чуть ли не на руках носят. Ну и начали его лечить.

Я думала с ума сойду от радости. Через две недели приступы стали уменьшаться. Сначала было только по разу в день – а это боевая тревога для всей клиники, профессора бегут, врачи, санитары, каталки везут, аппараты… Потом уже раз в два дня, а потом раз в неделю. А потом – все. Никаких приступов. Боже, я увидела, что он улыбаться умеет!

Инна забыла, что перед ней следователь прокуратуры, что вся милиция Москвы сейчас разыскивает ее за убийство, что за ней охотится и кто-то еще, куда более опасный.

Она счастливо улыбалась.

Но улыбка эта теряла свою силу, не достигая Клавдии. Хорошо, что Клавдия сидела спиной к свету, Инне не видно было ее лица.

– Мы, счастливые, едем домой. Праздник тут устроили настоящий. Весь банк у нас гулял. Липатов мне долг простил. Слышали наш рекламный слоган: «Мы все одна семья». Это он тогда сказал.

А через два месяца – припадок. Да такой сильный, каких не бывало раньше. Потом через неделю – еще. Я к врачам, а они говорят, успокойтесь, это рецидив, это скоро кончится.

Потом чаще пошли, а потом каждый день раза по три.

Я головой билась об стену. На работе ничего не сказала – стыдно почему-то было. За меня порадовались, а тут…

Ну а потом уже и скрывать невозможно стало. Ни одна нянька не выдерживала. Я заняла денег и поехала в эту чертову Германию.

Они все битте, данке, эншольдигон. Мы гарантию не даем. Приезжайте снова, с одного раза ничего не получится.

А на что приезжать? На что?

И тут я вспомнила Севастьянова.

– Извините, – сказала Клавдия. – Мне нужно позвонить.

Инна кивнула.

Клавдия вышла на кухню, набрала номер Ирины. Никого. Позвонила домой, Федор пробурчал что-то обидное. Ирина не звонила.

У дежурного по городу тоже никаких известий.

Два часа ночи.

Клавдия уже смирилась. Она уже ни на что не надеялась.

Психологические самонаблюдения Кожиной, которой все никак не удавалось привыкнуть к новой роли, ее моральные терзания и запоздалое раскаяние Клавдия пропустила мимо ушей.

– …огонек красный светится. Я потом сунулась – видеокамера. Пошла по другим комнатам – там тоже. Я сначала подумала – порнушку на халяву снимает, подонок. А он мне глазки-то и раскрыл. Это, говорит, наше с тобой безбедное будущее.

Я так тогда испугалась. Даже квартиру новую сняла, переехала. А там, в Крылатском, появлялась изредка. Вообще, все думала, ну еще немного подкоплю и брошу. Ну да все так думают.

Ну а потом вы знаете. Его убили. Он как чувствовал, за неделю до смерти отдал мне кассеты. Потом чего-то испугался, говорит – отдай. А я решила – если это не мое безбедное будущее, то хоть какая-то защита. Наделала копий, оригиналы отдала.

А потом какая-то шизофрения началась. Мне все казалось, что кассеты эти у меня украли. Или размагнитили. Знаете, есть, оказывается, такие приборы, размагничивают пленку на расстоянии.

Клавдия вспомнила свинцовый тайник. Все верно.

– Словом, тряслась, как заяц, вот и дотряслась.

– Кто вас арестовывал?

– Савелов.

– Постановление кто подписал?

– Постановление?

– Ордер на арест.

– Не помню. Он мне его издали показал. Может, там вообще не моя фамилия была.

– Можете описать человека, который застрелил оперативника и милиционера?

– Могу. Не только описать. Я нарисую его вам. Я его вам обязательно нарисую.

– Они требовали от вас кассеты?

– Да.

– Били?

– Нет.

– Просто допрашивали?

– Если бы.

Инна искоса взглянула на сына.

– Я не хочу говорить. Мне, конечно, смешно плакаться, я и многое другое видела. Но эти где-то на заборе де Сада читали.

– А почему вы решили сообщить нам? Я вас уже спрашивала. Я все никак не могу понять – вы же такая осторожная.

– Я? Осторожная?! – чуть не расхохоталась Инна.

– И все-таки?

– Я же знаю, что Степанова раскрыли, – сказала Инна.

– Степанова убили.

– И это я тоже знаю. Но ведь не вы?

– Нет.

– Понимаете, если бы хотели все это тихо-мирно похоронить, не пришли бы в банк. Вообще светились бы поменьше.

– Это верно, – согласилась Клавдия.

– Да что я вам голову морочу, – махнула рукой Инна. – Я уже сама собиралась к вам идти. Ничего я особенно не просчитывала. Мне позвонили, что вы пришли, я и решилась.

– Инна, теперь очень важный вопрос. Кто из ваших… – Клавдия замялась.

– Клиентов? – просто сказала Инна.

– Да. Кто из них может все это устроить?

– Я вам скажу, – опустила голову Кожина. – Я вам скажу кто.

Клавдия внутренне сжалась. Почему-то она боялась ответа Инны.

– Это мог сделать любой. Понимаете, каждый из них.

– Вы мне назовете имена?

– Я их вам написала.

И Инна, вынув из кармана, подала Клавдии вчетверо сложенный листок бумаги.

Клавдия не стала его раскрывать. На сегодняшний день с нее хватит. Этот день стоил самых страшных лет ее жизни.

Завтра, она откроет эту бумагу завтра.

– Могу и кино показать, – сказала Инна, когда Клавдия уже поднялась.

– Кассеты у вас? – опешила Дежкина.

– Да. И не только. Их теперь не уничтожат. Разве что придется пол-Москвы убить.

«Ну и что, – подумала Клавдия, – это их не остановит».