Текст книги "Королевская кровь-13. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Ирина Котова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 3

Демьян

Ночь зажгла над тихим как камень замком Бермонт яркие звезды. Демьян видел их из окна своего кабинета, как видел и огни костров на площади, как чуял запах дыма, подрагивания замка и вибрации от шаманского бубна – уж час как Тайкахе пустился в пляс, и король-медведь не слышал его ударов и гортанного пения, но ощущал так, будто они проникали сквозь стены.

Без пяти полночь прошел он по безлюдному коридору – ни человека, ни бермана ни осталось в замке, – и остановился у мерцающего телепорта. А ровно в полночь вышли оттуда сестры Рудлог и полковник Стрелковский. Все сосредоточенные, тихие. Тонкая Алина держалась за королеву Василину, младшая с любопытными глазами, вцепившись в руку Ангелины, разглядывала Демьяна, а затем закрыла глаза, прислушалась и едва заметно улыбнулась.

«Тоже чует», – понял Бермонт, который удары бубна воспринимал уже как что-то зовущее, умоляющее прийти на звук.

Марина Рудлог, пополневшая и заметно беременная, нервно пожала плечами и первая ступила вперед, словно показывая, пора, давай.

– Прошу за мной, – тихо сказал Демьян, – и, пожалуйста, помните, ни слова, пока Тайкахе не разрешит.

Они цепочкой прошли по замку с задраенными во внутренний двор окнами, и в тишине их шаги должны были разноситься далеко, но камень словно глушил их. Демьян перед тем, как выйти во двор, оглядел спутниц, слыша, как стучат их сердца, чувствуя их тревожный запах, смешанный с запахом огня, видя, как беспокойно полыхают их ауры, обжигая его. И, чувствуя, как начинает разгоняться собственное сердце, король толкнул двери.

В лицо ударило мощью, теплом, дымом и вибрирующим пением. Котел теперь стоял не над костром, а рядом, сам костер разделился на шесть маленьких, вставших кругом. Но огонь в каждом стал еще мощнее и поднимался языками чуть ли не выше крыши. Не зря сюда по приказу Демьяна принесли поленьев столько, что хватило бы на сто ритуалов.

Огнедухи-бабочки парили в тенях рядом с призрачными воронами, прыгали из воды крошечные иктосы, духи воздуха змейками качались на ветках, вспыхивала меж деревьями вязь паутин-равновесников, а варронты таскали к огню поленья и застывали за кругом света валунами.

Тайкахе, нацепивший маску, укутанный в шкуры с множеством хвостиков, обходил огненный круг, напевая-приговаривая завораживающее, вибрирующее. Он то и дело останавливался и чертил что-то на земле ножом шагах в десяти от пламени, а затем подманивал пением и мановением руки туда язык огня – и вспыхивала трава, и на обожжённой почве начинали светиться желтым и фиолетовым большие знаки, образуя рунный круг.

Полина спала там же, где Демьян оставил ее утром. У пруда, мерно вдыхая-выдыхая и смешно развалившись на спине. Он увидел ее и сердце дрогнуло. Только бы вышло. А дальше они справятся.

Шаман заметил их, запел-закружился еще быстрее. Стрелковский молчал и в глазах его отражалось пламя костра, и думал он о чем-то непростом, судя по морщине на лбу и горестных складках у рта. Сестры Рудлог стояли напряженные, прижавшись друг к другу, и Бермонт вдруг понял, кого они ему напоминают – отряд воинов, готовых атаковать превосходящего противника и погибнуть, если понадобится.

Знаки засветились сильнее. Их было ровно семь вокруг шести костров.

– Сюда! – прошелестел шаман, внезапно оказавшись перед ними – как дух метнулся. Бубен его завис в воздухе. Тайкахе схватил за руку Ангелину Рудлог, поставил на один из знаков, закрутился вокруг, завертелся. Бросился вновь к ним и взял за руку Василину, и тоже поставил ее на знак. И так всех сестер, и Стрелковского. Остался один знак, сияющий сильнее всего. Для Демьяна.

– А ты, король-медведь, – напевно велел шаман, пока его бубен продолжал бить без него и огонь содрогался в такт, – прежде чем встать на свое место, бери свою жену и клади ее меж костров. Не проснется она пока, не бойся – душа ее человеческая вновь летает в других сферах, а медвежья – крепко спит.

Демьян взял тяжеленькую расслабленную Полину, и, присев, закинул ее себе на холку. Подошел под опасливыми взглядами сестер и внимательным – Стрелковского, к кострам, примерился, переходя в полуформу, и тяжело прыгнул, так, что огонь лизнул его ноги под гъелхтом. Положил Полю в центр и прыгнул обратно.

– Становись, – прошелестел Тайкахе, указывая на знак. Он встал, переводя дыхание. И действо началось.

Вновь, как в прошлый раз, стал закручиваться вихрем огонь и дым костров, образуя под пение пошедшего по кругу шамана огневорот. Вновь пахнуло на присутствующих морозом и льдом, и все поежились – кроме Алины Рудлог, которая недоуменно подняла голову, посмотрев прямо в тьму в центре огневорота, а затем едва заметно улыбнулась. Завыл ветер, вторя песне шамана, вновь вырвался из его рук бубен, сам полетел по кругу, и колотушка ударяла в натянутую шкуру как в опытных руках.

А Тайкахе, склонившись над котлом, зачерпнул вязкой черной жижи, которая казалась глиной – настолько она выварилась. Зачерпнул и пошел к Ангелине Рудлог.

– Вытяни руки, дочь Воина, – попросил он, и та без сомнений вытянула руки. Тайкахе осторожно перевернул их ладонями вверх и, обмакнув в плошку кисть, стал выводить на ее ладонях знаки, что, касаясь кожи, тут же наливались желтым и фиолетовым. Достал нож – Ангелина даже не дрогнула, а он разрезал на ней ворот платья до середины груди и нарисовал там, где было сердце, еще одну руну.

– Крепка связь, крепка кровь, – бормотал он, переходя от сестры к сестре, разрезая на них одежду, чертя знаки на ладонях и над сердцами, – крепка любовь, крепка жизнь, крепка связь…

На ладонях и груди каждой из сестер сияли теперь знаки. Появились они и у Стрелковского. И рук, и кожи над сердцем самого Демьяна коснулась кисть – и холодом защекотало зелье, принявшись тут же светиться. А последним Тайкахе нанес руну на сердце себе. Руки его оставались чистыми.

– Крепка связь, – пел шаман под удары следующего за ним бубна, – крепка кровь…

Он с гортанным, завораживающим пением вновь пошел по кругу, и свет руны от его сердца струился за ним нитью, ложился на землю, перепутывался с лучами, которые шаман теперь чертил ножом от ног каждого из стоявших на знаках к кострам. Шесть раз он так обошел, углубляя линии, и намотался свет его сердца на эти лучи паутиной. Шесть костров, семь линий, по которым тоже побежало от знаков под ногами беловатое сияние. И словно жизненная сила побежала туда, к Полине, усиливаясь огнем и окутывая ее серебристым сиянием виты, словно от каждого обряд брал столько, сколько мог взять – линии сверкали ярко, густо, у двух старших, деликатно струились от Марины и Каролины и Игоря Ивановича, и едва-едва от Алины, которая казалась прозрачной из-за освещения. От самого Демьяна энергия текла такая же плотная, как от старших сестер.

Все это – и пение, и свет костра, и бой бубна, вводили Демьяна в транс. И чувствовал он не только силу замка, беспокойно волнами ходившую под ногами и будто бы даже сильнее светившуюся там, где лежала его Поля, не только свет аур присутствующих и энергии духов, не только то, какие силы закручивались вокруг старика-шамана. Но и казалось ему, будто высоко над замком, склонившись с двух сторон, наблюдают за ритуалом две силы – родная ему, тяжелая, как все горы мира, и пламенная, грозная.

Тайкахе одобрительно поцокал языком, оторвал светящуюся нить от своего сердца, деловито скатал ее, привязал к одному из лучей, а затем шагнул с плошкой в костры. Огонь расступился, даже угли под его босыми ногами погасли, пока он ступал по ним. А когда он опустился рядом с Полиной, уже самой начавшей светиться желтым и фиолетовым, серебристым и зеленым, черным и синим, огонь вспыхнул вновь.

Шаман без усилий повернул Полину на спину – она опять смешно раскинула лапы, – и деловито начал наносить ей знаки-руны на тело. Первую – на лоб, и она вспыхнула мягким светом, четыре – на «ладони»-лапы, и шестую – туда, где слышал Демьян биение ее сердца, слышал сквозь пение и ритм бубна, шум костров и взволнованное дыхание участников ритуала. И стоило появиться шестому знаку, как вспыхнули костры выше неба. Засветились знаки у участников, забились сердца сильнее, и полилась к Полине вита волной. Поднялась паутина на лучах коконом, свернулась шаром, впиталась в королеву – и тут же огонь тоже окутал ее, и опали костры, оставив за собой шесть черных дымов, шесть пятен. И Полю, лежащую на спине в человеческом обличье.

Демьян понял, что все это время не дышал.

Линии связей, линии жизни, продолжали тускло светиться, и едва заметно сияли знаки на телах у всех участников ритуала.

Тайкахе склонился к Полине, положил руки на тело и попросил:

– Живи, женщина-солнце, живи, названая дочь моя. Вот уйдешь ты, и не будет у меня дочери, а нельзя так, ой нельзя. Живи!

И Полина вдруг глубоко вздохнула. Но глаза ее оставались закрытыми.

Шаман торжествующе выпрямился. Повел рукой в сторону бубна – и тот скользнул ему в руки, – и забил в него снова, затанцевал по кострам кругом, раскручивая спираль. Склоняясь и разгибаясь, обошел всех девочек и велел Ангелине:

– Иди первой, дочь Воина, как старшая. Прикладывай ладонь к телу сестры своей и говори ей, зачем ей жить, зачем сюда, к вам человеком насовсем возвращаться, душой навсегда, пока тело живо, пришиваться. Не думай только, что говорить, говори то, что первое на ум пришло!

В голове у Демьяна стало пусто – он старательно гнал из головы мысли, что хотел бы сказать Полине, и продолжал держать вытянутыми руки.

Ангелина Рудлог шагнула к сестре и опустилась перед ней на колени. Приложила ладони со знаками ей к груди и проговорила так уверенно, как приказала:

– Ты должна жить, потому что наша семья не полна без тебя, Поля.

Из-под рук ее разлилось сияние и впиталось в Полину. И знак, на котором она стояла до этого, погас, и линия жизни запульсировала – и погасла. А Полина вновь вздохнула глубоко и умиротворенно.

Ангелина с нежностью провела рукой по плечу сестры и пошла обратно.

– Теперь ты, – велел шаман, указывая на Василину.

Королева Рудлога тоже опустилась у сестры и тоже прижала ей руки к груди.

– Живи, потому что мы любим тебя, – сказала она тепло, и под ее руками вспыхнуло сияние, и погас ее знак и линия. И раздался ответный вздох.

Марина Дармоншир на колени опускалась так тяжело, что Демьян едва не сорвался ей помочь. Но подхватил ее шаман, что-то причитая доброе, хорошее, и помог ей опуститься аккуратно, легко.

– Возвращайся, потому что мне скучно без тебя, Пол, – проговорила она и шмыгнула носом. И расплакалась там, пока звучал вдох Полины и свет впитывался в ее тело.

Тайкахе по-отцовски помог ей подняться, погладил по голове и отвел на круг. И пошла, медленно ступая, к сестре Алина. Отказалась от помощи Тайкахе, рухнула на колени.

– Живи, потому что жизнь удивительна, – прошептала она едва слышно. И ее слабый свет тоже вошел в тело Поли вместе со вздохом.

Младшая Рудлог шла легко и будто даже удивленно. Села в позу лотоса, безбожно пачкая длинное белое платье, и положила на сестру руки. И уверенно, звонко заявила:

– Ты вернешься и будешь жить, потому что я тебе такое расскажу! Вот увидишь, как ты удивишься!

Огонек из-под ее пальцев смешливо впитался в грудь сестры, и вдох Полины вышел слегка рваным, будто она вот-вот рассмеется. А вот встать Каролине удалось не с первого раза, пришлось переворачиваться на четвереньки, но зато обратно она тоже шествовала, как королева с испачканными коленями и ладонями. Демьян смотрел на них, на таких разных и таких любящих друг друга сестер, и вновь жалел, что у него нет братьев и сестер, что он один и рос один.

Опустился перед Полиной Игорь Иванович. Прижал к ее груди руки.

– Я так рад, что ты есть, – сказал он дрогнувшим голосом. – Живи, дочка, потому что ты лучшее, что я создал, не ведая этого. И твоя мать очень хотела бы, чтобы ты жила.

Вдох. Раздалось всхлипывание – Марина Рудлог все плакала, да и все девочки стояли с покрасневшими глазами.

И вот Тайкахе махнул Демьяну. И король опустился в угли, приложив руки к груди Полины.

– Живи, – попросил он сипло, – потому что у нас с тобой одна жизнь на двоих, Поля, и без тебя не проживу и я.

Замерцало под его рукой сияние, и сама Поля засияла невыносимо цветами всех великих стихий. Глаза ее задрожали, словно она хотела их открыть… но тут взвыл ветер, и услышал Демьян, как убыстряется биение ее сердца, и с небес потянуло холодом, и свет ее запульсировал быстрее, словно в агонии. И как в прошлый обряд, увидел он с ужасом, что черты ее начинают меняться, словно расплываться, превращаясь в медвежьи.

– Страх тянет ее от тела, – пел-выл Тайкахе, и бубен его бил, стараясь обогнать сердце, привести его к порядку, – боль тянет, обида тянет. Не дает с телом слиться, не дает!

Демьян сжал руки Полины. Угли по кругу начали накаляться – он чувствовал, как обжигает колени.

– Поля, – зашептал он, и запекло глаза хуже, чем пекло кожу, – возвращайся, прошу. Я прошу шанса помочь тебе забыть боль, забыть страх. Я так люблю тебя, Поля, так люблю!!!

Сердце ее стучало все быстрее, и он весь вспотел от страха. Бил барабан, выл ветер, пел Тайкахе. По сторонам от Демьяна огоньками стреляли потухшие костры. Сестры и Стрелковский стояли изваяниями, не смея сорваться с места.

– Я же весь твой, Поля, – прошептал он ей в губы. – Моя жизнь – твоя, и ты наполнила ее радостью и смыслом. Ты хотела троих детей, помнишь? Я дам тебе их, дам все, что только захочешь. Прошу тебя. Вернись ко мне. Дай мне шанс.

Слезы сорвались с его щек и покатились по ее, сияющим, холодным, – и не знал он, что оплакивает сейчас – то, что он с ней сделал или ту жизнь, которая могла бы быть у них, будь он менее самоуверенным, или ее бесконечное доверие, которое он убил, или те раны, которые она так самоотверженно пыталась лечить.

– Без тебя мне будет так холодно, – проговорил он, прижавшись к ее лбу лбом. – Ты – мой свет и мое тепло, Поля.

Взвился огонь, обжигая его – но ему было все равно, потому что он страшнее горел изнутри. Пламя загудело и вновь впиталось в Полину, и огненными дорожками пролегли по ее щекам уже ее слезы, показавшиеся из-под сомкнутых ресниц.

А затем она вдохнула глубоко. И открыла глаза.

Демьян схватил ее, сжал, прижал к себе, уткнувшись ей в шею. Она тоже обхватила его руками крепко-крепко.

– Я тебе говорил, что ты – моя жизнь, Поля? – с трудом выталкивая слова из горла, произнес он.

– Говорил, – прошептала она. – Но повторяй это почаще. Мне нравится. – Она оторвалась от него, огляделась. Улыбнулась сестрам и Игорю Ивановичу, которые то ли плакали, то ли смеялись от счастья, но не смели сойти с места, пока Тайкахе не разрешит. – Все, Демьян, да? Я теперь больше не буду уходить в сон?

Он, не отпуская ее, повернулся в сторону Тайкахе, который снял маску – под ним лицо было совсем мокрым и бледным, и, опираясь руками на бедра, опустился в своих шкурах на землю в двух шагах от них, разглядывая Полину и так, и этак.

– Наклонись ко мне, названая дочь моя, – попросил он. И, когда она это сделала, взял ее за подбородок, заглянул в глаза и что-то прошептал. И с радостью ударил ладонями по коленям.

– Все, эйх! Крепко душа пришита, медвежья жена, крепки нити жизни, что тебя здесь держат! А вы стойте, – прикрикнул он на беспокойно переступающих на потухших знаках сестер и Игоря Ивановича. Окрик его прозвучал не обидно, как от сварливого, но доброго прадедушки. – Стойте, не сходите. Сейчас я стихии тут выправлю, связь с посмертной сферой запечатаю, да каждому травяного меда для удачного завершения обряда налью. Все нужно правильно заканчивать, пташки огненные да человек военный. Начинать-то всякий горазд, а вот правильно закончить…

Он встал, и вновь запылал костер – теперь не поджигал его Тайкахе, а нырнула к сложенным варронтом поленьям бабочка-искрянка. Второй варронт набрал воды из озерца в котелок да на огонь поставил, а Тайкахе над котлом тем пошептал, рукой повел, словно собирая из воды что-то, да темную пыль из ладони на землю высыпал.

– Это чтобы вы от питья носы не воротили, – засмеялся-закрякал он, и на лице Ангелины Рудлог прочиталось явное облегчение.

Добавил он в воду меда из маленького горшочка да настоев разных. Оставил вариться, а сам пошел вокруг Полины и Демьяна снова – там пошепчет, там в бубен побьет, там рукой поведет, там в рот настойки из меха наберет и прыснет. Странные действия в тишине ночного замка, но Демьян, держа в руках Полину, которая с любопытством поворачивала голову за шаманом и переглядывалась с сестрами, ощущал, как успокаиваются стихии, встают на место. И не было уже над замком двух божественных фигур, только яблоками пахло и медом от котелка. И умиротворение опускалось на всех под деловитое, усталое, хлопотливое бормотание-пение шамана.

Травяной мед Тайкахе остудил, просто сняв котел с огня и подув на него – варево сразу перестало парить. А затем шаман налил напиток в маленький рог, болтавшийся на ремне у него на поясе, и весь котел в этот рог вошел под изумленный возглас Полины и принцессы Алины.

– Первая пей, – протянул он рог Ангелине, – да не урони, тяжелый. А ты, – обратился он к Полине, – последней, после мужа твоего, и мне отдашь.

Ангелина Рудлог рог приняла с усилием. Отпила глоток, с усилием же передала Василине. Младшим шаман помогал держать, Игорю Ивановичу как отцу приказал сделать три глотка, и отнес так и сидящим на кострище Демьяну и обнаженной Полине.

Мед пах цветами и травами, плодородием и долгой жизнью, летом и счастьем, – разглаживались лица тех, кто пил его. И Демьяну в груди после глотка стало легко-легко, и Полина разулыбалась, а Тайкахе, сделав последний глоток, вылил остатки в огонь, поклонился ему и попросил:

– Донеси, пламя-огонь, подношение до богов, пусть и им вкусно будет, пусть увидят, что обряд завершился.

Огонь взвился тонкой струйкой выше стен замка и погас. И покатились по стенам замка зеленые волны, заревели варронты-стражники, и, получив сигнал о том, что все благополучно, радостно завопили люди и берманы на площади. Глухо издалека забили барабаны, полетели в небеса салюты – и пошла расходиться по истерзанной разломами стране волна праздника.

Людям даже в сложные времена нужны поводы для радости.

Долго потом еще обнимали Тайкахе, благодарили его на все голоса и все лады, а он, слабенький, только хехекал да поднимал руки с видом сделавшего большое дело, но смертельно уставшего человека. Демьян накинул на Полю подготовленное платье, и она тоже расцеловала Тайкахе в обе щеки и прижала крепко-крепко, а затем пошла к сестрам. И столько любви было в их объятьях, когда они стали единым кругом, столько понимания и тихого счастья, что мужчины на миг почувствовали себя неловко, будто надо было оставить их всех наедине.

И с Игорем Ивановичем, который стоял чуть в отдалении, Полина обнялась и тихо сказала ему «спасибо».

– Я рад, что хотя бы это мог сделать для вас, ваше высочество, – ответил он и неуклюже, словно сомневаясь, что нужно это делать, погладил ее по голове.

– Пожалуйста, навестите меня с Люджиной, – попросила Пол и, дождавшись утвердительного «Обязательно!», вновь пошла к сестрам.

Тайкахе убирал следы костров – по его приказу варронты втоптали головешки в землю, а он повел рукой, и покрыла следы от костров молодая трава.

Разлетались духи, уходили к замку варронты, подставив большие головы под почесывание Полины и лизнув крови Демьяна, которой он щедро поделился с ними из горсти. И Тайкахе, сев на землю, с умилением смотрел на сестер. Глаза его слипались, но он подманил к себе Марину.

– Что корешок мой не носишь? – сварливо спросил он.

– Найду, надену, – пообещала третья Рудлог виновато.

– Носи, носи, – погрозил он пальцем, – пусть мальчишки твои побольше в животе побудут и родятся легко. И сама отдыхай, а то потом некогда будет, – и он засмеялся. А ты, – ткнул он в Ангелину, – столько детей под юбку себе взяла, а сама расслабиться не можешь, учись, огнедева, учись, а то так своего не заполучишь. – Он посмотрел на Василину, улыбнулся, прокряхтел довольно: – С тобой все хорошо, все у тебя в гармонии, – и обратил свой взор на Алину. – А ты что? Такая же тощая?

– Я стараюсь! – отозвалась пятая принцесса сердито. – Мед твой капаю!

– Тощая, но сильная, – одобрительно покивал старик.

– А я? – вмешалась Полина.

– А что с тобой? Все хорошо у вас будет теперь, – отмахнулся Тайкахе. – Страну потрясешь, конечно, перелепишь, как мужа перелепила, но то и хорошо. Глядишь, больше женщин в шаманки пойдет, а то не хватает у нас ведающих, – он подложил руку под щеку и с умилением несколько секунд любовался на нее. – А ты… – повернулся он к Каролине.

– Я еще маленькая, – с вызовом ответила она. – Но я приду. Не сейчас. Как четырнадцать исполнится.

– Мог я и не говорить, – хмыкнул он. Глаза его все больше слипались. Но он повернулся к одиноко стоящему Стрелковскому.

– Когда надо будет – отпусти, – сказал он. – Надо тебе самому в себя посмотреть. Хотя плох ты в том, чтобы отпускать женщин, да, служивый человек? – и он укоризненно покачал головой. – Запомнишь?

– Запомню, – пообещал Игорь Иванович и весьма почтительно Тайкахе поклонился.

– Вы идите, – повелел Тайкахе, когда Демьян шагнул было к нему помочь дойти до покоев, в которых был накрыт щедрый стол для старика. – Я тут пока, на земле полежу, силу восстановлю. Много тут ее у вас, – и он погладил землю, а по стенам замка вновь пошли зеленоватые волны. – И до утра дайте мне тут поспать. Не нужны мне ваши перины, нет ничего слаще травы живой да родника из глубин земли рядом…

Демьян с Полиной проводили сестер и Стрелковского до телепорта – и все гости ушли в Рудлог. За окнами продолжали греметь салюты, но король и королева собрали для Тайкахе снеди в корзину и отнесли ее во двор. И приказали варронтам никого не пускать до утра, пока шаман сам не выйдет.

Старик уже спал, растянувшись звездой на траве лицом вверх, а на груди его уютно свернулась крошечная совушка-ветерок, чьи перышки трепетали, а глаза светились белым, и белое сияние шло от нее к Тайкахе. Демьян мягко поставил корзину в траву и пошел к Полине.

Они будут долго принимать вместе душ и говорить обо всем на свете, ужинать, слушать, как возвращаются в замок его жители – гвардейцы и слуги, фрейлины и заложные дети кланов, – смотреть из окон на веселящуюся площадь, а затем Полину, как будто она и не спала почти сутки, потянет спать. И они лягут в супружескую кровать.

И не смогут заснуть до шести утра. Будут лежать, обнявшись, и тогда, когда на площади уже установится тишина и начнет заниматься рассвет. Заснут только после того, как часы покажут пять минут седьмого – а Полина останется человеком.

* * *

Сестры Рудлог, перешедшие в телепорт-зал дворца Рудлог, прощались. Через пару минут после их появления в зал торопливо вошел совершенно не сонный Мариан, пожал руку Стрелковскому, обнял жену.

– Дети спят. Все удалось? – тихо спросил он. И успокоенно замер после утвердительного ответа.

Отправил Стрелковского через Зеркало домой дежуривший (точнее, дремавший) в зале Зигфрид Кляйншвитцер. Начал настраивать телепорт для того, чтобы вернулась в Дармоншир Марина.

Каролина, получив на трое суток неожиданную свободу, сияла и рвалась поскорее в свою старую комнату.

– Я у тебя до послезавтра пробуду, – важно вещала она Василине, и та рассеянно кивала, – а затем в Истаил к Ани. И в Тафию хочу попасть! А папа пока здесь будет. Надо будет к нему зайти, а то он переживает наверняка, – спохватилась она.

– Святослав Федорович не спит, он ушел на кладбище, – сообщил Байдек. И все поняли к кому отец пошел.

– Тогда зайду к нему завтра, – вздохнула Каро. – Спать хочу, – и она деликатно попыталась сдержать зевок.

– Цэй Ши что-то потребовал за помощь с Каролиной? – вполголоса спросила у Василины Ангелина.

Королева Рудлога качнула головой.

– Сказал, что не принято вмешиваться в обет другого Ши, но в виде исключения он даст своей крови равновеснику, так как понимает серьезность ситуации. И благодарности ему не нужно ничего. Но он уточнил, не против ли я, что полки на помощь Югу Рудлога поведет Вей Ши.

– Он расщедрился на полки? Опутывает долгами, чтобы мы отдали ему Каролину, – заметила Ангелина. Королева кивнула.

– Каро, – со смешливой серьезностью вмешалась Марина, – ты как-то рано заневестилась!

– Я вообще-то не против помолвки, – огорошила всех Каролина.

– Ты же не хотела замуж? – удивилась Алина и присмотрелась к сестре. – Тебя не обработали ментальным внушением?

– Да ну, – фыркнула Каро, – это же межгосударственный скандал, ты что. Нет, я правда не против.

Ангелина покачала головой:

– Каролиш, ты еще не понимаешь этого и доверяешь людям, которые тебе симпатичны. Но, понимаешь, тобой могут манипулировать, хитрить ради своих целей…

– Я все понимаю, и я не против, – в третий раз голос младшенькой звучал уже чуть обиженно. – Что вы со мной как с маленькой? Соглашайтесь на помолку. Василина, тебе же нужны эти… крепкие связи с Йеллоувинем, да? Соглашайся.

– Мы еще поговорим об этом, милая, – дипломатично проговорила Василина. – А сейчас всем пора спать…

– Ты что-то видела, да? – догадалась Марина и все уставились на Каролину с внезапным пониманием.

Она выглядела очень довольной.

– Видела. Нашу с Веем свадьбу. Так что не отказывайся, Вась. Он классный, правда, хоть и грубоват. Но уже исправляется.

– Ты что это, влюбилась в него? – с изумлением спросила Алина. Старшие сестры молчали, а Зигфрид постарался слиться с телепортом, чтобы его только не заметили.

– Да ты что, – рассмеялась Каролинка вполне искренне, и сестры расслабились. – Мы с ним дружим. Ну, я с ним, – призналась она. – Он со мной нет, но он полезный, понимаете? Много интересного показывает. И рассказывает. Я просто, как во сне видение мелькнуло, подумала, ну мне же надо к нему присмотреться, да? Увидеть, какой он? С чего-то же я в будущем соглашусь за него замуж? Сейчас-то я совсем замуж не хочу, хочу быть свободной художницей, путешествовать, учиться, – она мечтательно зажмурилась. – Вот рассмотрю его получше, получу от него знаний, заодно и решу, нужно или нет.

– Мы подумаем, – примирительно сказала Василина и взглянула на Ани. Та кивнула. – В принципе, помолвка открывает некоторые перспективы… А еще, – королева повернулась к Алине. – Я попросила Цэй Ши встретиться с тобой. В ближайшие дни он сильно занят, но нас оповестят, когда мы с тобой сможем навестить Пьентан снова.

– Спасибо, Васюш, – вздохнула пятая Рудлог. И вдруг, потерев глаза, тоже зевнула.

Все обернулись к Зигфриду.

– Проход готов, – мрачно сообщил он и отступил. И с каменно-унылым лицом наблюдал, как сначала уходит в Дармоншир Марина, а затем в Пески Ангелина.

А Василина, коротко поцеловав Мариана – опять они поняли друг друга без слов – пошла провожать младшеньких спать. Шепнула у дверей покоев Алине: «Я загляну к тебе», – пошла дальше с Каролиной к ее покоям.

– Ой, – спохватилась младшая Рудлог перед своей дверью. – Я же не сказала Полине, что ее очень удивит!

– И что же? – спросила Василина, обнимая младшую – которая уже выросла выше нее, а была еще дитя дитем.

Каролина засмеялась.

– Я видела ее в генеральских погонах, – сообщила она доверительно. – Представляешь? А я ведь знать не знаю, как выглядят генеральские погоны в Бермонте. А тут само как-то пришло. Эполеты такие зеленые. С медведями золотыми и пшеничными колосьями.

Василина тоже засмеялась. Легко было смеяться в этот вечер, когда и большая война была почти позади, и большая тяжесть, связанная с Полиной, упала с сердца.

– А что тебя удивляет? – спросила она, открывая дверь Каролининых покоев. Младшая сестра зашла, остановилась, и было видно, как она соскучилась по дому. – По-моему, в случае Полины все вполне логично.

– И правда, – кивнула Каро. – Спокойной ночи?

– Посидеть с тобой? – предложила Василина, с нежностью глядя на нее.

– Нет, – младшая мотнула головой. – Ты иди… тебя там Мариан ждет. А я уже взрослая.

– Да, – вздохнула Василина. Поцеловала ее щеку, погладила по голове. – Ты уже совсем взрослая, малышка. Как же быстро мы все выросли и как быстро все поменялось… спокойной ночи.

Заглянула королева и к Алине. Там, в покоях, дежурила медсестра, но пятая принцесса, пусть медленно, неуверенно, но раздевалась сама. И в душ побрела сама.

Василина зашла за ней в ванную, улыбнулась. Алина как раз открыла в душевой кабинке душ.

– Я не смущаю тебя? – уточнила королева.

Сестренка, костлявая, тощая, но уже выглядевшая явно поживее, чем сразу после пробуждения, помотала головой.

– Меня теперь, наверное, ничего не может смутить, – призналась она со вздохом. Задрала голову, улыбнулась. – Боги, какое это счастье – душ, Василина!

Василина смотрела на нее и старалась не расплакаться снова. И Алина что-то почувствовала, посмотрела на нее внимательно, слабыми руками размазывая по телу пахнущую хвоей пену мочалкой.

– Так почему ты не пошла спать, а пошла ко мне, Васюш? Ты что-то хотела узнать?

– Хотела, – кивнула Василина. – Хотя это ждало до завтра. Что ты будешь дальше делать, Алин?

– Восстанавливаться и возвращать мужа, – тут же ответила принцесса с некоторым даже вызовом. Будто все ждала, что ей что-то запретят.

Впрочем, у нее были на то основания.

– Это понятно, – вздохнула Василина. – Я ведь не сказала тебе – я дала указание МагКоллегии заняться вашим случаем. Над тем, чтобы понять, как можно вернуть… твоего мужа будут работать лучшие магученые из министерства магии. Так как единственной возможной связью с лордом Троттом сейчас являешься ты, то тебя будут держать в курсе – я приказала отчитываться тебе с периодичностью в неделю. И, возможно, ты понадобишься им для каких-то опытов.

– Спасибо, – пробормотала Алина растерянно. – Спасибо, Васюш.

– Не могла же я оставить тебя один на один с этим, – проговорила Василина, страстно желая обнять сестру, снять с нее немного той боли, что она испытывает. – Но я имела в виду – что ты будешь делать помимо этого? Вне зависимости от того получится его вернуть или нет?

– Буду учиться дальше, – ответила Алина задумчиво. Вода лилась по ее плечам, и она рассеянно водила по животу мочалкой. – Я уже размышляла об этом. Нужно узнать, есть ли возможность создать амулет с личиной Алины Богуславской, Вась. Не хочу быть в университете в статусе принцессы. Но не уверена, что возможен точный повтор, разве что мой старый образ смогут вытащить из моих воспоминаний и перенести в носитель.

– Я понимаю, – отозвалась Василина. – И так будет проще в плане безопасности. Я поинтересуюсь у Зигфрида, возможно ли это.

– И я бы хотела найти тех темных, кто защищал меня на Лортахе, – поколебавшись, сказала Алина. – Они погибли там, но должны быть живы здесь…