Текст книги "Под наживкой скрывается крючок"

Автор книги: Ирина Дегтярева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Привет, – слегка сонно откликнулся Алексей. – Как твои успехи?

– Все по плану пока что. Но меня интересует его компьютер. Хорошо бы все то же получить с понятыми и официально. Как?

– Поезд ушел, – кашлянув, сообщил Руденко. – Пустой компьютер. Абсолютно! Даже программы стер. То ли почувствовал что-то, то ли делал так всегда. Теперь мы вряд ли узнаем. Скажи спасибо, что мы получили, то, что у тебя на руках.

– Погоди, но ведь если он вел эти записи, он бы не стал уничтожать их безвозвратно.

– Есть три варианта – вздохнул Алексей. – Первый – он все увез на дискете с собой, зная о своей неприкосновенности, второй – отдал доверенному лицу на Кипре на хранение и третий – спрятал в виде дискеты в тайнике. Еще раз повторюсь – ты счастливчик, что мы успели поймать информацию на компьютере. Мой спец работает еще над той частью, ну, помнишь. Я пока не теряю надежды ее раскрыть.

– Сообщай любые новости, не мешкая, – попросил Ермилов, понимая, что речь идет о зашифрованной части документов.

– Дело за малым, – хмыкнул Руденко.

Продрогнув на балконе и намочив локти на влажных от дождя перилах, Олег вернулся на кухню, включил телевизор, прогнав спать мальчишек, которые все еще штурмовали холодильник с затаившимся там тортом.

За сегодняшними хлопотами с задержанием и арестом Дедова, Ермилов не обращал внимания на происходящее у коллег. Узнал об этом из новостей, где сообщили, что Генпрокуратура снова назначила Владимиру Гусинскому меру пресечения «заключение под стражу». Только его пока не нашли, и сам он сдаваться не пришел.

Часть 2

В камере было много людей. В довольно большом и сыром помещении свет ламп, казалось, едва тлел. При духоте и спертости воздуха откуда-то пронизывающе сквозило. На металлических спинках кроватей висели не слишком чистые рубашки, свитера, носки. Двухъярусные койки, завешанные неприятно пахнущим тряпьем, скрадывали свет еще больше.

Четыре часа назад Юрий летел на самолете, расположившись в удобном кресле бизнес-класса, а теперь ему предложили второй ярус на койке с комковатым матрасом, который перед входом в камеру ему сунули под мышку. Переход был настолько резким от одного к другому, что у Дедова кружилась голова и слегка подташнивало. Он никогда не жаловался на здоровье, но сейчас понимал, что подскочило давление.

Юрий порадовался, что надел в дорогу обычные джинсы, спортивную рубашку и удобные замшевые мокасины. Если бы он пришел сюда в брюках с отглаженными стрелками и в лакированных туфлях, то обратил бы на себя излишнее внимание.

Ему и так казалось, что смотрят на него со всех сторон не только эти угрюмые мужики, но и даже сами стены, давно не крашенные и облезлые.

Хотелось забиться под одеяло, никого не видеть и не слышать, и попытаться разобраться в стремительно менявшейся обстановке. Такого с Юрием в жизни еще не случалось, хотя по дороге наверх, по которой он карабкался всю свою сознательную жизнь, ему приходилось идти на многое и поступиться многим. Неужели, добравшись до вершины, он обнаружил жерло просыпающегося и плюющегося лавой вулкана?

«Но как к этому следователю попали копии свидетельств о собственности? Они были только в моем компьютере, – мучительно буксовали мысли в голове Юрия. – Неужели в посольстве кто-то влез в компьютер? Только если Руденко. Он сидит, как паук, в своем кабинете, вроде бы никуда не лезет, а все про всех знает. Чертов эсвээрщик! И никаких следов. Ни одной метки не задел. О господи! – Дедова бросило в жар. – Это значит, что те, другие, документы тоже у них в руках. Шифр сверхнадежный. Но вдруг они его вскроют?»

Нельзя сказать, что условия «Матросской тишины» повергли его в шок. Ему приходилось в своей жизни обитать в бедноте, практически в нищете. Но он привык к хорошему. Последние лет пятнадцать жил по большей части за границей – в Португалии, затем на Кипре. Ездил в Европу в командировки и на отдых…

Шок был от самого факта задержания. Такого не могло быть, но это произошло.

«Дотошный этот Ермилов. Глаза спокойные, серые, как он сам. Наверняка любит рыбалку. Расположится на берегу, насадит на крючок противного опарыша и начнет терпеливо пялиться на поплавок. Такой, как он, может часами сидеть неподвижно, терпения ему не занимать. А если Ермилову дали заказ, чтобы меня закрыть? Кто?.. – Юрий повернулся на другой бок. – Васильев угрожал, велел, чтобы я молчал, как труп, иначе я в самом деле – труп. Как быстро они списали меня. Это конец!»

Он пытался уснуть, понимая, что бессмысленно заниматься самоедством. Ничего не изменится ни завтра, ни послезавтра… Чувство, что его все бросили, захлестнуло, как много лет назад, когда Тамара от него ушла. Он тогда чуть не сошел с ума и пытался покончить с собой… Она требовала от него нереального – о каком богатстве можно было говорить в 1985 году? Юрий по тем временам делал все возможное для семьи.

Но что он в самом-то деле мог? Родом из провинциального городка, из очень бедной рабочей семьи. До его десяти лет они жили в коммунальной квартире. Юрию многие годы потом снился запах той комнаты, он был очень схож с запахом, который Дедов обонял сейчас в камере «Матросской тишины».

В детстве, лежа на панцирной кровати «валетом» с младшим братом, в комнате, где кроме них спали еще бабушка, родители и старшая сестра, он буквально скрипел зубами при мысли, что всю жизнь будет существовать так. Окончит школу, а скорее всего, восьмилетку, затем ПТУ, и на завод, как отец, – вот его самая реальная перспектива.

А он ходил в кино, где бабушка работала билетершей, и видел иногда иностранные, еще трофейные фильмы. Там показывали не то что другую жизнь, а просто жизнь, ведь в принципе назвать жизнью их тогдашнюю бытность язык не поворачивался.

Для своего возраста он отличался поразительной целеустремленностью. Решил двигаться сразу по нескольким направлениям, чтобы вырваться из нищеты и убожества своего окружения.

В советское время имелось два пути наверх. Родиться в состоятельной семье или двигаться по партийной лестнице – медленно, кропотливо, угождая своим непосредственным начальникам и в какой-то момент перешагивая через них, воспользовавшись случаем или новым удачным знакомством.

Юрий принялся за учебу и стал лучшим учеником, он решил, что для карьеры пригодится учеба в суворовском училище, и самостоятельно послал туда документы. Родители узнали об этом, только когда он стал собираться в Москву. Отец отдал ему свой маленький фанерный чемоданчик, который не заполнился и наполовину – трусы, майка, несколько обернутых в газету учебников, будильник и деревянный бабушкин гребешок.

Впрочем, гребешок ему совсем и не пригодился, потому что его оболванили сразу же после поступления в училище, а вступительные экзамены он сдал с легкостью. Да и одежда. Юрий с охотой сменил ее на новую, казенную. И радовался, когда стал обладателем отдельной койки и своей собственной тумбочки.

В училище стал комсомольцем и, поскольку не отказывался ни от какой общественной работы, даже готов был жертвовать отпуском ради нее, то быстро продвинулся в комсорги. Особенное усердие проявлял в изучении иностранных языков, благо еще в 1956 году был разработан новый учебный план для суворовских и нахимовских училищ, который предусматривал выделение двух тысяч часов для приобретения навыков свободного владения одним из языков – английским, немецким, французским. А в старших классах имелся курс военного перевода. При выпуске Дедов получил квалификацию военного переводчика. Юра свободно говорил на английском и довольно сносно по-немецки.

Ему вроде бы открывалась прямая дорога в Военный институт иностранных языков. Но по здравому размышлению Юрий понял, что карьера военного – это те рамки, которые будут его сковывать всю жизнь. Состоятся поездки за границу – о них он мечтал пылко. Однако такие «поездки» врагу не пожелаешь – как правило, в район боевых действий. СССР активно принимал участие во всех заварушках на планете, в борьбе за коммунизм во всем мире. Следовательно, на век Дедова хватило бы «горячих» точек, до первой случайной пули, осколка, малярии или еще какой-нибудь тропической дряни.

У Юрия Дедова достало здравого смысла и полного отсутствия юношеской романтичности, чтобы смотреть на несколько шагов вперед. Да, с его упорством и целеустремленностью он мог бы стать генералом, лет через двадцать, если бы пережил лейтенантство. А именно лейтенантами-переводчиками и затыкали прорехи, образовавшиеся при попытке строительства коммунизма в отдаленных африканских странах. В итоге «здания» рухнули, похоронив под обломками многих безвестных наших советских военспецов, а заодно и экономики африканских стран, державшихся на вливаниях из Советского Союза.

Уже поступив в Московский институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова на факультет «Экономика промышленности», в августе 1968 года Юрий узнал о вторжении войск в Чехословакию. Это утвердило его в решении не связывать свою жизнь с армией.

Окончив институт, он поступил в аспирантуру. Тогдашняя декан Александра Степановна Толстых к нему очень по-доброму отнеслась, зная, что он бедный студент, живущий в общежитии, хоть и на повышенную, но мизерную стипендию. Она же оставила его работать в институте. Юрий окончил курсы марксизма-ленинизма, стал секретарем партийной организации.

Женился на Тамаре, аспирантке Плехановского, добиваясь ее целых три года. С его стороны это была патологическая привязанность. Он даже попал в больницу с нервным истощением, когда будущая жена ответила отказом на первое предложение Дедова стать его женой. Их было еще несколько, предложений, но согласие она дала только тогда, когда он клятвенно заверил ее, что она ни в чем и никогда не будет нуждаться…

В камере журчала вода в унитазе, находящемся за низкой загородкой. На принесенный ужин Дедов даже не взглянул. Он не хотел выбираться из-под одеяла, где смог хоть как-то отгородиться от сокамерников. Но вдруг сел на койке, уставившись в одну точку.

«Этот упертый следователь собирается вскрыть сумку. Да, найдет он для себя там кое-что… Но главное, вдруг не сработает механизм?» Дедов побледнел.

– Вам плохо? – тронул его за плечо молодой парень в клетчатой рубашке с небритым, словно серым от щетины, но искренне сочувствующим лицом. – Может, врача?

– Нет, нет, все нормально, – откликнулся Юрий.

– Вы молчите весь вечер. Иногда легче рассказать. За что вас?

– Самого главного коррупционера поймали, – с напускной иронией ответил он.

– Ну да! Сейчас вошло в моду охотиться на олигархов, – засмеялся парень.

– Только настоящие олигархи, те давно уже в бегах. Ловят мелочевку вроде меня. Для массовости.

* * *

– Доставили арестованного? – спросил у дежурного Ермилов.

Ему не очень нравилась идея возить Дедова на автозаке по городу. Проще самому было поехать в «Матросскую тишину». Однако сегодня требовалось проводить следственные действия с понятыми, да и вывозить из здания прокуратуры дипломатический спецбагаж Олег Константинович не рискнул бы.

– Так точно, товарищ полковник. Вести?

– Адвокат Васильев приехал? Тогда пусть ведут.

– Сейчас в присутствии понятых и вашего адвоката будет вскрыта сумка. В ней содержатся ваши вещи? – обратился Ермилов к подследственному.

– Вы же знаете. Мои вещи. Чего спрашивать? – озлобленно огрызнулся Дедов. Но тут же спохватился: – Там есть коробка, металлическая. Она не моя. Думаю, об этом стоит заявить.

– Сейчас самое время, – кивнул Ермилов, записывая его слова в протокол. – Как она выглядит и кто вам ее дал?

– Металлическая. Вроде сейфа. Я не могу сказать, кто дал.

– Не хотите?

– Не хочу и не могу. – Юрий сидел с отрешенным видом, уставившись на чахлый кактус на подоконнике кабинета.

– Тогда, может, вы скажете, кому она предназначалась?

– Тому, кто позвонит и спросит про эту коробку, – инертно пояснил Юрий Леонидович.

– Понятно, – улыбнулся Ермилов, догадываясь, что в этой коробке содержится что-то, от чего хочет откреститься Дедов. – Тогда при понятых мы вскроем сумку. Егор, давай.

Ермилов взял в помощь практиканта-следователя – Егора Денисова. Тот горел желанием поучаствовать в исследовании дипломатического багажа.

– Это же известная вещь, товарищ полковник, – еще час назад Егор, обрадованный тем, что его привлек к делу сам Ермилов, бегал по кабинету Олега, жестикулируя тонкими руками. – Они чего только не перевозят нелегально через границу. И оружие, и наркотики! Я вот слыхал, что в 1984 году в Швейцарию советские дипломаты пытались провезти девятитонный трейлер. Заявили его как дипломатический багаж. Ну, швейцарцы решили проверить, без досмотра не пускать. Разрешено, чтобы такая сумка весила не больше ста пятидесяти – двухсот килограммов. Открывают грузовичок, а там двести семь таких сумок, на каждой этикетки «Дипломатический багаж – не вскрывать». И все, вынуждены были пропустить на свою территорию.

– Умерь свои аппетиты! Там найдешь семейные трусы и старые калоши, – подначивал практиканта Ермилов, забавляясь его юношеским пылом. Сам он таким в молодости не был. Олегу казалось, что он всегда отличался рассудительностью и здравым смыслом. Наверное, поэтому сейчас и занимает должность следователя по особо важным делам…

– Так, понятые, поближе. Вскрываем.

Егор оторвал наклейки, снял пломбу.

– Как инкассаторская сумка, – не удержался Денисов от комментария.

И он как в воду глядел – тут же наткнулся на что-то, заинтересовавшее его. Серый полиэтиленовый пакет, довольно объемный, и еще один такой же. Он заглянул в первый и с трудом сдержал эмоции, которые, правда, отчетливо проступили на его лице.

– Тут деньги. Доллары. Новенькие купюры.

– Погоди, – остановил его Ермилов и протянул ему резиновые перчатки, достав их из ящика письменного стола. – Проверим потом купюры на отпечатки.

Егор начал выкладывать на стол пачки, одну за другой. Скоро выросла приличная горка.

– Надо записать в протокол, сколько здесь, – потер лоб Олег.

– Полмиллиона, – подсказал Дедов из своего угла. Он так и не подошел к столу, когда вскрывали сумку.

– Все равно считать придется, – поморщился Ермилов.

– В пачке стодолларовые купюры, по сто штук в каждой, – снова подал голос Юрий Леонидович.

«Он мог не признавать деньги своими, как и ту коробку, о которой упоминал, – подумал Ермилов. – Хотя, признавай – не признавай, как говорится, из песни слова не выкинешь, в данном случае – из сумки денег не выбросишь».

– Так, далее, – Егор потянул из сумки серый металлический ящик.

Мини-сейф. В такие запирают оружие в самолетах на время полета, если кто-то из пассажиров летит с табельным пистолетом по служебным надобностям.

– Там оружие? – спросил Олег Константинович у Дедова, показав на коробку.

– Не знаю.

– Открой, – велел Ермилов.

– Надо чем-нибудь поддеть, – пробормотал Егор, склонившись в три погибели над коробкой. Он взял со стола ножницы.

Никто в кабинете не понял, что произошло. Громкий хлопок прозвучал, словно перекачанный баллон автомобильного колеса лопнул. Резкий звук, ударивший больно по барабанным перепонкам. В мгновение кабинет затянуло омерзительным, чуть желтоватым дымом.

Все в кабинете пригнулись инстинктивно, испуганные, ошарашенные. Ермилов бросил взгляд на Дедова и обнаружил того сидящим на своем месте с бледным лицом. Олег, грешным делом, подумал, что взрывчатку принес Васильев, чтобы организовать побег своему клиенту.

Вбежали конвойные.

– Один за огнетушителем, другой – останься здесь, – распорядился Ермилов, указав на Дедова.

За густым дымом Олег не сразу заметил, что кто-то лежит на полу. Услышал жалобный стон.

– Егор, ты, что ли?

Следователь кинулся к практиканту. У того лицо и руки были в крови. Но выглядели не посеченными осколками, а словно бы обожженными каким-то химическим веществом.

– Не трогай лицо, – сказал Ермилов. – Сейчас, потерпи.

Он быстро вызвал «скорую». Открыл окно. Заглянул в металлический контейнер, ставший черным от копоти, содержимое коробки превратилось в дымящийся пепел. Края контейнера покоробились так, словно при взрыве произошло стремительное нагревание до высоких температур. Это мог быть только какой-то пиротехнический состав, схожий с теми, которыми наполняют боеприпасы для огнеметов. Взрыв, вероятно, произошел от запала, поджегшего этот состав. А затем пошло резкое выделение тепла и дыма.

Егор стонал, а Ермилов не знал, как ему помочь. Нечем было даже обезболить. Васильев верещал что-то вроде: «Безобразие! Я напишу жалобу генеральному прокурору. Вы подвергаете нас всех смертельной опасности».

Выпустить понятых и адвоката Олег не мог, пока они не подпишутся под протоколом. Прервать следственные действия на половине из-за взрыва в кабинете следователя Генпрокуратуры… Такого на его памяти не было. А деньги не пересчитаны, не дай бог, хоть купюра пропадет…

В коридоре столпились сотрудники прокуратуры. Олег выглянул из кабинета, сдерживая кашляющих понятых, порывающихся выйти.

Заметив следователя Соловьева, из кабинета по соседству, Ермилов подозвал его:

– Гриша, выручай! Забирай к себе понятых, изъятые деньги, адвоката и моего подследственного. Деньги еще не пересчитали. Считайте, а я подойду, когда отправлю Егора в больницу. Тогда подпишем протокол. Смотри внимательно за адвокатом. Считай в перчатках, купюры новые, я рассчитываю получить отпечатки пальцев владельца. Сейчас он признал деньги своими, но на суде может и отпереться.

– Все сделаю. Не волнуйся.

Понятые – мужчина и женщина, которых привел Егор, согласившиеся на следственную процедуру из любопытства, выбежали из кабинета Ермилова стремглав, получив легкую контузию от взрыва и впечатления на всю оставшуюся жизнь.

«Скорая», к счастью, добралась до прокуратуры быстро. Внутривенно ввели Денисову промедол, а это подтверждало худшие подозрения Ермилова, что шок развивается.

– Давление низкое, – сказала доктор, невысокая женщина у которой из-под медицинской шапочки выбивались седые слегка неряшливые пряди. – Быстро-быстро, понесли его.

Санитар и водитель подхватили носилки с Егором и устремились к выходу.

Доктор покачала головой на вопрос Ермилова «как он?»

– Тяжелый, – торопилась она. – Химический ожог. Всё, всё…

– Куда повезете? – крикнул Олег вдогонку.

– В Склифосовского.

Ермилов вернулся в кабинет. Дым рассеялся, но остался неприятный как бы привкус в воздухе. Дожидаясь криминалиста, следователь поднял с пола железные ножницы, которыми Егор вскрывал коробку, и обжег пальцы. Ножницы раскалились, видимо, попав в зону действия пиросостава.

«Что это за вещество? – Ермилов склонился над коробкой. От нее до сих пор исходил довольно сильный жар и неприятный запах. – Что можно было прятать за таким опасным заслоном? Содержимое, по-видимому, бесследно уничтожено. Может, там он спрятал дискету? Неужели зашифрованная и хранящаяся на ней информация стоила того, чтобы ее так прятали? Или, действительно, не его контейнер и принадлежал кому-то из посольства? – Олег хмыкнул от пришедшей мысли, что коробку передал на родину сам Руденко. Но Алексей ведь знал, что Дедова арестуют по приезде. – В любом случае не докажешь, что это Дедову принадлежит. Если бы удалось открыть коробочку и на ее содержимом обнаружить „пальчики“ Юрия, тогда конечно».

В дверь кабинета постучались. Заглянула Тамара Дедова. С удивлением обозрела разгром в кабинете. Ее Олег вызвал еще накануне, чтобы она принесла вещи и туалетные принадлежности для Юрия. И забыл о ней.

– Да-да. Одну минутку. Подождите, пожалуйста, в коридоре. У нас тут небольшое ЧП.

Олег Константинович вышел в коридор и запер дверь. Перешел в соседний кабинет. Тамара Дедова прохаживалась около доски объявлений, взволнованная, нервно расстегивающая и застегивающая пуговицу на кожаном длинном пальто.

– Гриша, ну что, посчитали?

Соловьев, взмыленный, шуршал купюрами, держа их в медицинских перчатках и не распечатывая пачки. Васильев поглядывал на часы и демонстративно вздыхал. Испуг от взрыва у него прошел, и он опять принял вальяжную позу – характерную для человека, у которого почасовая оплата за работу.

– Все верно, – наконец выдохнул Григорий. – Пятьсот тысяч. Заноси в протокол. Понятые, поближе. Расписываемся вот здесь и здесь.

Васильев призадумался, стоит ли его клиенту подписывать протокол, нельзя ли выжать из этого взрыва какую-нибудь выгоду? Но все же дал «добро».

Ермилову очень хотелось посмотреть на встречу Дедова с женой, и он вышел в коридор вместе с Юрием, которого вывел конвой.

– Что все это значит? – спросила Дедова, увидев мужа. – Этот арест…

Юрий рванулся было вперед, но конвойные придержали его за локти.

Олег Константинович кивнул им, и они отступили назад, отпустив Дедова.

– Что все это значит? – громким шепотом повторила его жена. – Для чего все это? Адвокат сказал, тебя подозревают в превышении должностных полномочий. Я не понимаю. Ты воровал?

– Не говори глупостей! Ни о каком воровстве речи не идет. Это же все для вас – для тебя и детей…

– А ты спросил нас? Нужно ли нам это? Что теперь? Ты будешь сидеть? А мы? Я не работаю! Об этом ты подумал?

– Тамарочка! Все уладится…

– Вот уж не надейся, – зло рассмеялась жена. – Он сказал, что ничем не поможет. Как бы еще хуже не стало… Вот тут вещи.

Конвойный забрал пакет.

– Тамарочка, все равно. Все будет хорошо. Я никогда тебя не обманывал, ты ведь знаешь… – Дедов заискивающе пытался взглянуть ей в глаза. Но она не смотрела на него.

– Ни я, ни дети не имеем отношения к твоим махинациям. И к тебе тоже…

Тамара повернулась и устремилась по коридору прочь. Дедов с трудом стоял на ногах…

«Лавина все-таки обрушилась ему на голову, догнала его, – подумал Ермилов, вспомнив свою вчерашнюю ассоциацию, посетившую его при первом допросе Дедова. – Вот это женщина! Не хотел бы я такую жену. Двумя-тремя фразами разорвала Юру похлеще давешнего взрыва. Мысль о взрыве напомнила о Егоре. – Надо доложить о случившемся Карпенко и ехать в больницу. Может, необходимы лекарства, кровь? Какая у него группа крови?»

Дедова увезли. Допрашивать его не было ни желания, ни времени, да и не о чем пока – надо собраться с мыслями.

Карпенко неистовствовал:

– Что все это значит? Кто пронес в прокуратуру взрывчатку?

Олег коротко объяснил и добавил:

– Криминалист забрал контейнер, но выразил большие сомнения, что при той температуре плавления, при которой пусть и тонкие стенки металлической коробки покоробились, останутся следы содержимого. Впрочем, он обещал поколдовать над ящичком. Его заинтриговала вся эта эпопея со взрывом, дымом и высокой температурой увеличившейся за несколько секунд.

– Думаешь, это контейнер Дедова? Нам удастся вменить ему то, что он покалечил нашего сотрудника?

– Он заранее предупредил, что контейнер ему не принадлежит. При свидетелях. Тут не подкопаешься. К сожалению, это тупик. А вот деньги очень кстати.

– Почему он не отказался от денег? Мог, как и про контейнер, сказать, мол, не мое.

– Думаю, обсудил с адвокатом. Купюры новые, отпечатки наверняка есть. Зачем отрицать очевидное? Но в случае если он откажется от показаний… Я отдал деньги криминалистам. «Пальчики» Дедова тоже откатали. Поеду в больницу.

– Погоди. – Карпенко снял трубку телефона и попросил: – Света, соедини меня с Институтом скорой помощи Склифосовского.

Переговорив со справочной, Виталий Романович улыбнулся:

– Состояние стабильное. Ничего не нужно – ни лекарств, ни крови. Навещать пока нельзя – он в реанимации, но завтра уже, вероятно, переведут в общую палату. Сообщи его родственникам. Как только будет можно, надо, конечно, навестить. Попрактиковался парень, – покачал головой Карпенко. – Наверное, напрочь отобьет охоту работать в прокуратуре.

* * *

Кипрские ночи очень темные. Никосию окутала духота. Словно и не приближалась осень с дождями и ветрами. Днем на побережье уже штормило, ветер гудел, подгоняя рассыпанные по барашкам волн разноцветные паруса виндсерферов. Вода в море сильно посвежела, но в столице Кипра летний жар затаился, словно в своей берлоге залег на зимнюю спячку.

В вестибюле посольства горел тусклый свет. Снаружи периметр охраняли местные полицейские. В дежурке пахло кофе и бубнил маленький телевизор. Дежурило двое пограничников. Один постарше, капитан, с сухощавым лицом, с богатыми усами и с продольными морщинами по щекам, другой – помоложе, высокий, чуть полноватый, загорелый до красноты – сразу видно, недавно приехал и дорвался до солнца.

– Слыхал, нашего торгпреда посадили? – Молодой переставил автомат Калашникова со стула на пол.

– Да мало ли кто чего болтает. И ты, Женька, не болтай. Вон, по телеку передают, что Гусинского в розыск объявили, так что, думаешь, поймают? Держи карман шире.

– Но наш-то, Дедов, не Гусинский. Рангом пожиже. Я когда приехал, он с семьей уезжал. Видел его. По-моему, подкаблучник. Жена такая расфуфыренная. Что он мог натворить, что арестовали, лишили дипломатической неприкосновенности?

– Как известно, в тихом омуте… – Капитан привычно пробежал глазами по мониторам.

Вдруг экраны один за другим начали гаснуть.

– Что за… – выругался охранник.

Но следом за камерами и мониторами погас телевизор и все электричество в здании посольства. Мельком глянув сквозь бронированное стекло дежурки, он заметил, что погасли и уличные фонари, и вроде бы вся улица погрузилась в темноту. Это успокаивало – значит, отключение городское, скоро его исправят, и нет неполадок в самом посольстве.

– Сейчас движок включится. Он на автомате стоит.

Но дизель, находящийся во дворе, молчал. Он хоть и был со звукоизоляцией, однако в дежурке его услышали бы.

– Блин, я же позавчера его проверял. Солярки под завязку! Пойду, посмотрю. Попробую запустить вручную. Сиди здесь, смотри в оба.

Старший ушел, а Женька подтянул к себе поближе автомат, но не решился включать фонарик. Иначе его будет хорошо видно в темноте – это как целеуказание. До поступления в пограничное училище он служил срочную и попал на первую чеченскую войну. Женька запомнил, как хорошо видно даже крошечный сигаретный огонек в кромешной ночной темноте. На его глазах снайпер убил журналиста, который закурил, не прикрыв ладонью сигарету.

Почему сейчас вспомнил тот случай?.. Ведь капитана вроде не насторожило отключение света. Наверное, тут такое бывает…

Время шло, на подсвеченном фосфором циферблате, оно, время, уже убежало на десять минут, но капитан не появлялся – генератор молчал. Либо он не смог его завести, либо что-то случилось. Хотелось верить в первое, но интуиция сигнализировала о другом исходе.

Пока Женька решал задачу – пойти искать напарника, поднять тревогу или ждать по приказу старшего здесь, сработала пожарная сигнализация. В посольстве стояла новая система, работающая на встроенных аккумуляторах и с датчиками на батарейках.

– Час от часу не легче, – пробормотал Евгений. Судя по сигналу, сработал датчик на втором этаже в кабинете Руденко. Охранник знал, чей это кабинет, и то, что вначале казалось простым недоразумением, теперь обретало совсем уж нехороший оттенок.

Капитан не появлялся. По инструкции, оставшись по каким-то причинам в одиночестве, охранник должен был оставаться на посту, оборонять вход, шкаф с ключами от кабинетов, связаться с внешней охраной и ждать подмоги.

Внешняя охрана не отвечала, рация шипела, но шипение не складывалось ни в какие слова – ни в английские, ни в русские.

– Надо быть идиотом, чтобы поверить, что это случайность, – пробормотал Женька вслух, чтобы подбодрить себя.

Он взял автомат и пошел по коридору к лестнице, которая располагалась ближе всего к кабинету Руденко. Принюхавшись, охранник уловил неприятный запах дыма, но не такой, как от пожара, а какой-то специфический, с химической составляющей.

Женька пожалел, что не взял противогаз, который имелся в дежурке.

Шел он вдоль стены крадучись. Все двери кабинетов были закрыты. Но впереди Женька увидел едва заметное светлое пятно, напротив двери кабинета Руденко. Уже не возникало сомнений, что к нему в кабинет кто-то проник. Оттуда и тянуло этим едким запахом.

Самоуверенные грабители, посягнувшие на неприкосновенность помещения посольства, словно бы знали содержание инструкций, которыми снабжены охранники, и поэтому не ожидали появления Женьки около кабинета Руденко.

Их было двое, насколько он успел понять. Один находился в кабинете, другой стоял в дверном проеме – он заполнял его собой весь и, кажется, даже еще пригибался, под притолокой. Женька и сам отличался немаленькими габаритами, но этот был гигант.

Женька срубил его ударом ноги под коленную чашечку. Крепким ботинком. Он только два дня назад новые берцы купил, австрийские. Добавил кулаком хук в голову, сделав его, как когда-то учил тренер, с довольно резким поворотом тела, навалившись всем весом.

Грабитель упал в глубокий нокаут. И уже не шевелился. Тут надо было забежать в кабинет, в кромешную темноту, но Женька почему-то замешкался. Плотная темень, как будто полый черный пузырь, наполняла кабинет Руденко, и это неведомое удерживало охранника от всего двух шагов до дверного проема. И вдруг этот пузырь лопнул ослепительной вспышкой. Звук был, как от пневматики. Но Женька догадался, что это сработал глушитель. Пуля просвистела над плечом, чиркнув по уху.

Охранник прыгнул, перекатился через голову, в три прыжка добежал до угла коридора и, укрывшись за стеной, дал очередь из автомата, осветив вспышками пустой коридор. Только неподвижное тело первого грабителя так и лежало напротив входа в кабинет.

Выждав несколько минут, Женька все же рискнул приблизиться. Он полоснул очередью внутрь, но там как будто никого не было. Женька все же шагнул внутрь и ощутил слабый сквозняк. Окно чуть приоткрыто…

Внезапно вспыхнул дежурный свет в коридоре, и включились уличные фонари. Женька щелкнул выключателем и увидел, какой разгром в кабинете Руденко. Сейф дымился большой дырой в дверце. Женька снял с пояса фонарик и посветил внутрь – пусто. Он понял, что с него теперь не только погоны снимут за то, что не обеспечил сохранность, но и голову, а затем ее отправят на родину малой скоростью.

Женька вернулся к избитому грабителю и обнаружил, что тот мертв.

– Час от часу не легче! – Женька потер коротко стриженный затылок.

Всмотрелся в лицо убитого. Полосы краски на щеках – камуфляжный грим. Крепкий парень в черной тонкой водолазке и черных джинсах. На поясе большая кобура – пустая.

«Когда он успел вытащить у напарника ствол? – с недоумением подумал Женька. – И главное, понял гад, что парень мертв. Ничего себе скорость! Я ведь почти сразу начал стрелять… Капитан!» – пронзило его воспоминание о напарнике.

К счастью, тот был жив. Лежал около помещения, где стоял дизель. Его ударили электрошокером, а для гарантированного эффекта – и по голове. Так же обработали полицейских на улице.