Текст книги "Под наживкой скрывается крючок"

Автор книги: Ирина Дегтярева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Он пожал Ермилову руку и зашагал прочь. Олег, насупленный, посмотрел вслед бывшему однокашнику. У него возникло устойчивое желание учинить Люське допрос с пристрастием. Где это «мир тесен»? «Вот разрешил ей работать на свою голову!» – подумал он, прекрасно зная, что она его мнения особо и не спрашивала.

Когда он пробирался к выходу мимо хула-хупов, горок мячей и густо пахнущих резиной спортивных товаров, под ноги Олегу выкатился футбольный мяч. Он его подобрал и, поддавшись сиюминутному порыву, купил для мальчишек.

Потом Ермилов пожалел об этом приобретении. Сначала, когда несколько раз уронил его в метро и пришлось отлавливать мяч в снующей толпе (пакет-то для мяча он купить забыл). Затем в прокуратуре, где только ленивый, встретившийся полковнику в коридоре, не спросил: «Какой счет?» или «С кем был матч?»

Неприятности, сыпавшиеся сегодня горохом на Олега Константиновича, не иссякли. Карпенко вызвал его и начал отчитывать, что по делу Дедова все движется медленно, работа с подследственным проводится без учета его психологии. Ермилов хотел было рассказать о сегодняшнем заявлении Юрия, но памятуя о реакции Чигракова, воздержался и предпочел отмалчиваться. По принципу: «Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак».

– Вот что ты молчишь? – Карпенко расценил его молчание по-своему. – Думаешь, кричи, кричи, Виталий Романович, а все равно все будет идти своим чередом? Нет, дорогой мой, до меня доходят слухи, что соскочить хочешь, в ФСБ тебя потянуло. Наше ведомство уже не то? Для вашего благородия не подходящее?

– Во-первых, я никуда не перевожусь, у вас неверная информация, во-вторых, если бы и хотел, это, кажется, не противоречит никаким законам.

– Ладно, иди. И ускорься по Дедову. Планировалось раскрыть серьезное дело, вскрыть коррупцию чуть ли не в правительственных кругах, а в итоге – «пшик!»

– Да, непросто. Надо массу документов изъять, большая часть которых на Кипре…

– Тебе просто понравилось на Кипре. В очередную командировку хочешь?..

– Виталий Романович, вы это к чему? – холодно спросил Ермилов, понимая, что на шефа уже кто-то надавил, и тот хочет дело быстрее закруглить, по тем фактам, какие удалось собрать, выйти в суд с обвинением. И скинуть его, так сказать, с баланса прокуратуры. – Я практически только начал расследование.

– Ты меня понял, – пристукнул ладонью по столу Виталий Романович, прекратив тем самым дискуссию. – Работай!

Ермилов стремительно вышел, подавив горячее желание хлопнуть дверью.

Он решил уехать домой, чтобы прервать череду сегодняшних неприятностей, однако и дома его поджидал сюрприз. Петька с Васькой и с примкнувшим к ним Мартином начали гонять по квартире футбольный мяч. Когда они добежали до кухни, мячом угодили в буфет. С полок посыпались чашки, раскололось штуки четыре, фарфоровые, от сервиза, который Людмила выставляла только для гостей.

Когда Ермилов сгребал в совок осколки, пришла Люда и скорбно посмотрела на бардак.

– Что опять? – Она прислонилась к дверному косяку и покачала головой.

– У них спроси, – указал на кухонный диванчик Ермилов. Там примостились Васька, Петька и Мартин. И новый футбольный мяч, который Мартин то и дело пытался объять слюнявой пастью, но клыки соскальзывали, и пес разочарованно вздыхал, а потом снова старался прокусить мяч.

– У них-то я спрошу. А мячик новый откуда?..

– Ты можешь не подбочениваться? Это мне впору в позу становиться, – Олег выпрямился во весь свой немалый рост и зыркнул на жену: – Где это вы с Чиграковым встречались?

– С кем? Погоди, с Колей Чиграковым? – она улыбнулась мечтательно, явно подшучивая над мужем. – Да я с ним сто лет не виделась. Как он? Да-а, Коля, а ведь он мне нравился…

Ермилов во второй раз за сегодняшний день испытал желание треснуть себя по затылку. Сам напомнил жене о Николае, теперь она будет будировать эту тему. Когда они только поженились, Люся любила подразнить Олега, напоминая о своих многочисленных институтских ухажерах.

– Начинается, – вздохнул Ермилов. – Сегодняшний день меня добьет.

– Что у тебя? – Люся преобразилась. Мечтательное выражение лица сменило привычное деловое. Она махнула рукой мальчишкам: – Так, брысь отсюда! И псину заберите!

– А ужин? – возмутился Петька.

Однако достаточно было движения бровей Людмилы, и сыновей как ветром сдуло. Она плотно прикрыла дверь.

– Рассказывай.

Внешне неохотно, но на самом деле с облегчением, расстроенный Ермилов признался в неудаче с переводом в ФСБ, на что Людмила беспечно отмахнулась:

– Ну и слава богу!

Однако, увидев убийственный взгляд Олега, поправилась:

– Я к тому, что все к лучшему. Будет более интересное предложение. Поверь! Сейчас смутное время заканчивается. Теперь время собирать камни, а заодно и опытных специалистов, коим ты и являешься. И ФСБ никуда от тебя не денется! Они еще тебя будут уговаривать.

– Твоими устами да мед пить! – Ермилов рассмеялся, представив картину, когда за ним будут гоняться из ФСБ и уговаривать. Несмотря на комичность воображенной им ситуации, ему полегчало от слов Людмилы.

– Так за этим ты встречался с Чиграковым? Или есть что-то еще? Надеюсь, ты с ним не подрался?

– Люд, не говори глупостей!

Олег рассказал ей о сегодняшнем признании Дедова. Учитывая, что жена юрист и не отличается повышенной болтливостью, он мог быть с ней откровенным и часто советовался. Она подсказывала, как обойти адвокатов, и смеялась, что играет на два фронта.

– А я тебе вот что скажу. Если бы тебе от ревности и обиды уши не заложило, ты бы понял, что в словах Чигракова есть немалый смысл… Да погоди ты вскакивать, сиди! – Пока он рассказывал, Люда стояла у него за спиной или прохаживалась от окна до буфета. И сейчас она с силой надавила ему на плечо. – Я не имею в виду его пассаж насчет твоей неопытности как следователя. А его совет допросить Дедова с пристрастием. И вот еще что я тебе скажу: достань-ка сковородку из холодильника…

Ермилов с недоумением обернулся. Людмила зажигала конфорку на газовой плите и задумчиво постукивала себя чайной ложкой по носу. Он принес ей сковороду и проворчал:

– Что за манера, начать говорить, а потом про какую-то сковородку?

– Ну да, – задумчиво кивнула Люда. – Я знаю тебя давно, и, если ты так всполошился, это твоя интуиция. Я ей верю. Подумай, почему ты ему сразу поверил. Значит, были предпосылки?

Олег энергично потер ладонями лицо.

«Так, так, так, – подбодрил он себя. – Действительно, а почему я ему сразу поверил? Поверил… У меня не возникло подозрений в мистификации. Почему? Первое – у него была возможность пересечься с англичанами, и у них мог быть к нему интерес, так как Дедов сотрудник торгпредства. Был замом, потом торгпредом. Второе – он сказал про 1996 год, именно тогда он жил на Кипре – бывшей колонии Великобритании. Ведь он мог сказать, что его завербовали еще в Португалии, но он уточнил именно про 96-й год. Это уже такие детали, которые вызвали доверие. Третье, и главное, – выражение его лица, глаза. С такой отчаянной решимостью, написанной на лице, не врут. Адвокат, как говорит Люда, просил кого-то припугнуть Дедова в камере. Отсюда следует…» – Олег принюхался.

– Люда, у тебя рис горит!

– Да вижу, вижу!

«Отсюда следует… Сбила с мысли со своим рисом! – Ермилов с досадой потер лоб. – Ах, да! Дедова должен был кто-то просветить о таком хитром ходе, как улучшить свои бытовые условия в тюрьме, путем оговора самого себя. Только адвокат. Но он не стал бы этого делать, так как хотел держать Юрия в страхе с помощью уголовников в камере. В камере тоже такие советы подавать не стали бы. А учитывая, что Дедов никогда не был под следствием и вряд ли на заграничной работе готовился к отсидке, он не мог подготовиться к такому варианту. Все же странное поведение. Он бы должен сначала попросить, допустим, о переводе в другую, маломестную камеру. Так делают подследственные. Или предлагают взятку, или „оплачивают“ перевод через адвоката, объявляют голодовку, ложатся в больничку, если дело только в бытовых неудобствах или угрозах от сокамерников».

Совсем заплутав в причинах и следствиях, Олег решил допросить завтра Дедова и прояснить детали.

Но назавтра он закрутился по другим делам, которые были у него в производстве. Пришлось ехать в суд, представлять обвинение: прокурор Свиридов заболел, а Ермилов был в курсе материалов. Потом начались выходные. А с понедельника Олег ушел на больничный, подхватив простуду, плавно перешедшую в воспаление легких. Незаметно приближался Новый 2001 год. Началась снежная, морозная зима.

Дедов пытался неоднократно вызвать следователя, но ему отвечали, что следователь болен…

Только после новогодних и рождественских праздников Ермилов смог поехать в «Матросскую тишину», но к тому времени он уже не сомневался в правдивости слов Дедова, и требовалось только детальное подтверждение.

* * *

Руденко связался с Киросом сам, как обычно. У них была такая договоренность. Алексей позвонил ему из очередного ресторанчика неподалеку от посольства.

– Слушай, тут такое дело… – оживился грек. – Во-первых, есть новости по трупу кошки. А во-вторых…

– Через три часа, – оборвал его Алексей. – Там где договаривались.

В этот раз они встретились в лавке, торгующей глиняными кувшинами и горшками для украшения сада. Огромный залитый солнцем двор, пыльный, был уставлен сплошь разномастными красно-коричневыми садовыми горшками. Торговал родственник Кироса. Он пускал Кироса с Алексеем в дальнюю комнату лавки – крошечное помещение с белыми оштукатуренными стенами и двумя почти черными от старости скамейками, стоящими друг напротив друга. В углу громоздился старый гончарный круг, на стене висела икона Богоматери, почти такая же темная, как скамьи. Окно закрывалось деревянными голубыми ставнями.

Такис, двоюродный брат Кироса, сам закрывал ставни снаружи, уже тогда, когда мужчины заходили внутрь, затем на подносе, сутулясь от пиетета к брату-полицейскому и его русскому другу, приносил кофе. Комната наполнялась сильным ароматом. Он ставил поднос с полной кофе джезвой на край скамьи и удалялся, притворив дверь.

– Кошечка умерла не своей смертью. Это факт, – Кирос разлил кофе по маленьким чашкам. – Тебе с сахаром? Ах, да ты не любишь. На вот. – Он протянул чашку и тут же полез в карман рубашки, достал сложенный лист. – Заключение. Но это не примут как доказательство.

– А мне и не надо. Зато это повод для эксгумации.

– Я не буду никого выкапывать! – сразу же открестился Кирос.

– Другие выкопают. – Руденко обжегся кофе и достал сигареты. Он знал, что накопал на днях в садочке около таверны себе большие проблемы. – Что ты хотел рассказать?

– Не знаю, нужны ли тебе эти сведения?

Алексей курил и пил кофе. По тому, как русский молчал, Кирос решил больше не интриговать:

– Как ты понимаешь, у меня есть информаторы.

– Да ну? – хмыкнул Руденко. – Да ты крутой!

– Не смешно! Так вот, ты в курсе, что за вашей диппочтой открылась охота?

– В каком смысле? Когда?

Кирос достал блокнот и назвал число – именно в тот день, когда Руденко отправил с диппочтой дискету с расшифрованными Диной файлами. Первый порыв был – тут же позвонить Ермилову и выяснить, получил ли он документы. Но ведь от курьера стало бы известно о неприятностях. Да и сам следователь не звонил, обеспокоенный, значит, все в порядке.

– Мой человечек сообщил, что им в аэропорт позвонили и в приказном порядке сказали любыми правдами и неправдами досмотреть сумку дипкурьера.

– Любопытно, кто им может такое приказать? – выражение лица Руденко не предвещало ничего хорошего. Кирос подумал с холодком в желудке, что с такими глазами, какие у этого отцовского русского друга, можно только кого-нибудь душить.

– Догадайся с одного раза, – вежливым подхалимским тоном предложил Кирос. – Англичане, конечно. Кто конкретно, не скажу, потому что не знаю наверняка.

– Дальше.

– Дальше им ответили, что это невозможно, никто не пойдет на международный скандал. Англичане любят чужими руками жар загребать. Ведь русские предъявят нашему правительству претензии за самовольные действия таможенников. – Кирос подлил себе кофе.

– И они отступились? – не поверил Руденко. – Слушай, а ты уверен, что ты правильно профессию выбрал? Тебе бы в театр. Паузу уже умеешь держать. Колись!

– Ну не отстали они! Тем же тоном потребовали задержать самолет. Дескать, не хотите досматривать, мы сами это сделаем. Их спросили, а кто, во-первых, будет платить неустойку, а во-вторых, насколько веской должна быть причина для такой задержки? Причину предложили – подозрение на взрывчатку в сумке дипкурьера. Но им отказали категорически. Не побоялись. Дипломатов трогать – последнее дело.

– Даже если бы они задержали нашего курьера, им не удалось бы досмотреть сумку. Бывают случаи, когда есть подозрение, что в сумке, например, пытаются вывезти национальные ценности, но у дипломата или дипкурьера всегда есть возможность отказаться от досмотра, вернув груз в посольство, если курьер еще не улетел, или переправив обратно в ту страну, из которой прибыл.

– Судя по их настрою, они готовы были на все. Наши в аэропорту струхнули. Конечно, не собирались задерживать самолет, но вдруг англичане в любом случае успеют (одна из их баз не так далеко от ларнакского аэропорта), и поднимут в аэропорту шумиху. А территория кипрская, и отвечать в любом случае киприотам. Короче, киприоты – народ хитрый, смекалистый…

Руденко уже было интересно, что же они придумали.

– За полчаса до рейса, которым должен был отбыть курьер, вылетал еще один самолет на Москву. Так вот, курьера пересадили на этот рейс, благо там были места. Ему самому коротко сказали, что, дескать, накладка с билетами, и принесли извинения. А когда примчались англичане, в форме и с оружием, в аэропорту развели руками. Мол, ошибочка вышла, улетел ваш террорист с вализой. Те поорали, поругались и убрались восвояси.

«Спектакль хотели разыграть, – Руденко посмотрел, как дым от сигареты слоится, распределяясь по солнечным полоскам, пронзающим полумрак комнаты, проникающим сквозь щели в жалюзи. – Выпотрошили бы сумку в поисках бомбы или наркотиков, курьера бы пристукнули слегка, чтобы не успел заявить, что возвращает груз в посольство. Дискету бы изъяли, а потом иди доказывай что-то. Выходит, перехватили мой разговор с Ермиловым. Но рискнуть на похищение из дипломатической почты – это чересчур. Линли что-то перегрелся на солнышке. И что бы они узнали? О махинациях бывшего торгпреда? Да и дискета не в единственном экземпляре, я бы послал другую, такую же. Хорошо, допустим, Дедов их человек, – Руденко отер со лба выступивший пот и повторил про себя: Дедов – их человек!»

Он встал и прошелся по маленькой комнате, не обращая внимания на вопросительный взгляд Кироса.

«Что мы имеем? Яд, который нашли в сумке, которую вез Дедов. Однако не факт, что контейнер его. Он отказался от содержимого контейнера, это зафиксировано в протоколе. „Пальчиков“ его там не найдут, содержимое сгорело синим пламенем…

Торгпред отравлен этим же ядом. Обедали они вместе с Дедовым, чему есть свидетели. Отравление произошло именно во время обеда, так как кошка, доедавшая в этот день остатки с тарелок, сдохла от воздействия того же яда. Причем этим ядом травятся чаще всего во время приема пищи, когда едят тех морских обитателей, которые могли питаться содержащими яд кораллами. Это удобно для отмазки. Дедов скажет, какое счастье, что я сам не отравился… Достоверно установить, что именно ел торгпред, не представляется возможным, впрочем, что бы он ни ел, если знать наверняка, откуда поставки рыбы и морских гадов в таверну, можно понять, могли ли они быть отравлены – география лова и так далее. Необходима эксгумация Малышева, должны остаться следы разложения политоксина. Хоть что-то…

Далее, слежка за Ермиловым, приехавшим по душу Дедова, странная ночная встреча Олега с английским резидентом Линли около бара. „Самоубийство“ эстонки.

Ёлки-палки! Ведь влезли в мой сейф в посольстве в связи с Дедовым… Хотели забрать то, что я изъял из его компьютера.

А поездки Дедова почти каждую неделю в Пафос, в один и тот же ресторан. Лапшин-болван докладывал, что он там действительно просто обедает. А может, Сергей был в доле?..»

От этой мысли Алексей почувствовал озноб. Но пока отбросил ее, пытаясь вычленить главное, зная, что вернется к ней, особенно, когда будет писать докладную в Центр.

«Попытка перехвата диппочты с дискетой и частично расшифрованной информацией, – продолжал он анализировать имеющуюся информацию. – Но то, что пока удалось расшифровать, не представляет такой уж опасной информации и никак не выводит на связь Дедова с SIS. Они раскрыли себя скорее своими странными действиями, активностью в отношении дипкурьера и Ермилова. Но, видимо, их игра стоила свеч. Они-то не знают, что мы далеко не все расшифровали, и боятся. Очень боятся. И что-то мне подсказывает: дело не столько в Дедове. Он для них отработанный материал. Сейчас сидит, неизвестно, сможет ли когда-нибудь восстановиться на работе. Многое зависит от того, какое решение вынесет суд. Временную невозможность работать в госструктурах или пожизненную.

А что… если Лапшин? Где он сейчас работает? – лихорадочно пытался сообразить Руденко. – Он представляет для SIS гораздо большую ценность. Кадровый офицер. И ведь он служит с повышением – резидент. Ну да, в Италии».

Руденко заспешил в посольство. Но по здравому размышлению решил не торопиться посылать информацию о Лапшине. Он зашел в помещение секретно-шифровального отдела. Тут нашел Дину. Жена на службе вела себя всегда сдержано, убирала длинные волнистые волосы в пухлый пучок, натыкала туда с десяток шпилек. Утром Алексея забавляло наблюдать, как она ими нашпиговывает пучок, протыкая на ощупь толщу волос, а остальные шпильки в это время держит во рту…

– Дина Михайловна, ну, как успехи? – чуть насмешливо спросил он, подойдя близко со спины и заглядывая через ее плечо. Перед ней мерцал монитор с чередой белых цифр и букв на черном фоне.

– Я, кажется, что-то нащупала. Не знаю, кто его снабдил этим шифром, но это явно «ненашенский» шифр. Понимаешь?

– Боюсь, что теперь очень даже понимаю, – кивнул Руденко. – Когда думаешь его вскрыть?

– Алексей Владимирович, если вы перестанете меня отвлекать, – она понизила голос и добавила: – Требовать любимый украинский борщ на обед… То я управлюсь в ближайшее время.

– Даже так? – поднял брови Руденко. – Очень хорошо, капитан Руденко. – Он наклонился и шепнул ей на ухо: – Но борщ никто не отменял. Это приказ.

Дина фыркнула и отпихнула его плечом.

Вечером, когда голодный и злой Алексей слонялся по квартире и шпынял Мишку, чтобы тот сел, наконец, за уроки, прибежала Дина. Сняла косынку и плащ (погода заметно испортилась, начался дождь, ветер бил в тонкие оконные стекла, и они тонко дребезжали), встрепанная, румяная.

– Все-таки «расколола» я этот файл! Вот! – заявила она, покрутив в руке дискету, и тут же осеклась, поймав строгий, даже свирепый взгляд мужа. – Да, ты же борщ хотел?

Она торопливо юркнула на кухню, готовая нашлепать себя по губам. Говорил же Алексей, дома не болтать. Как ни проверяй квартиру, никогда не знаешь, чего ждать от «сисовцев». Они прекрасно понимают, кто такой Руденко, так же, как и он знает о Линли. Однако здесь английская территория, и к Линли домой Алексей вряд ли сунется сам или кого-то подошлет, а вот Линли – запросто. Дина и Алексей неоднократно, уезжая на пляж на весь день, возвратившись, находили сорванные метки. Иногда это делалось даже демонстративно. Мол, знайте, что ваш дом не крепость, у нас есть к ней ключи.

Кроме того, вынося дискету из «секретки», она совершила преступление, рассчитывая, что, раз муж начальник, то ему-то можно. «Сам же торопил, – со слезами подумала она, сильно испугавшись задним числом. – Он мне сейчас голову оторвет. Да еще и с работы выгонит. С него станется…»

Руденко с ней обычно не церемонился в том, что касалось работы. Она от него в личное дело уже получила кучу выговоров и очень долго ждала присвоения звания капитана, которое он, несмотря на очевидный ущерб семейному бюджету, задерживал.

Но Алексей не спешил устраивать казнь над легкомысленной Динкой. Ему самому не терпелось посмотреть расшифрованный файл. Он решил, что прочтет его и сам отнесет обратно в посольство, благо жили они недалеко.

Выгнав из-за письменного стола Мишку, Руденко оккупировал компьютер и обнаружил на дискете сконцентрированную глупость Дедова, его бахвальство и надежду, видимо, в перспективе написать мемуары. Это было что-то вроде дневника. Он описывал свою первую встречу с Линли и довольно подробно самого резидента, его перстень, но отчего-то называл его Джеком. «Не захотел старина Линли представляться, да и не было необходимости», – подумал Руденко.

Дина ходила по комнате, накрывала стол к ужину; звякали тарелки, Мишка достал из шкафа пляжный большой мяч, который до лета Дина уже убрала, надул его и начал беситься, возбуждая ненависть у соседей снизу.

Но Алексей ничего этого не слышал. Он читал и перечитывал, пытаясь понять, что в этом правда, а что приукрасил Дедов. Юрий писал и о работе в Португалии, о каких-то тайных свиданиях с одним человеком. Называл его «мой кудрявый друг». Звучало это комично. «Пушкин, что ли? – со смехом подумал Руденко и тут же посерьезнел: – А почему же Португалия? Где же его завербовали, что за тайные встречи? Или там только махинации, играл в коммерсанта, денежку зарабатывал?.. Нет, он однозначно пишет, что стал работать на SIS только с 1996 года, когда понял, что скоро карьера пойдет на спад, а денег не удалось заработать. Действительно, – зло усмехнулся Руденко. – Почему бы не сдать с потрохами своих соотечественников за пару-тройку тысяч фунтов? Интересно, какую информацию про меня он им слил?.. То, что я люблю борщ, это и так не секрет».

Руденко искал хоть что-нибудь про Лапшина – ни слова, никакого намека. Кроме имени – Джек – ни одного другого имени или фамилии, сплошные внутренние переживания Дедова и его терзания – нет, не моральные, а только о том, как получить должность получше и денег побольше, потому что он заслуживает этого как никто другой. Сей сомнительный тезис он продвигал на протяжении всего дневника. Однако методично записывал дату каждой встречи, как в Португалии, так и уже на Кипре.

Алексей стал прикидывать, кому отправить расшифрованный файл. В принципе, Дедовым занимается Ермилов – ему и карты в руки. Но если вскрывается история со шпионажем, дело Олег, естественно, передаст в ФСБ. Оно, по-любому, туда попадет, даже если Руденко отправит файл в свою Контору.

Докладная в Центр необходима, и очевидно, что Алексей обязан сообщить руководству о своем негласном расследовании… Будет глупо, если Ермилов заявит о раскрытии шпионажа раньше, чем Руденко, который тут, на месте должен был проявлять недюжинную бдительность, а в результате, три года у него под носом работал шпион. Вряд ли послужит оправданием то, что завербовали Дедова за год до прибытия Руденко на Кипр.

В итоге он решил сообщить одновременно и в Центр, и Ермилову, который ему показался стоящим парнем.

«А также подозрения насчет Лапшина… – решил он. – Пусть проверят как следует. Хуже будет, если упустим „крота“… Но зачем же Линли устроил охоту на информацию из этих файлов? Там описание его самого. Ну и что? Никаких имен, фамилий… А может, он, на самом-то деле, не в курсе, что содержит зашифрованный файл? Догадывался о его существовании, но не о содержании. Так-так, это уже горячее. Что мог поведать о них Дедов такого? Он описывает Джека и еще другого оператора, с которым встречался, когда Линли бывал в отъезде. Все! А вот про еще одного завербованного нашего он в принципе мог или знать, или догадываться. Назвал бы в дневнике его фамилию, и вот это уже опасно для Линли. С потерей одного агента он смирится, а вот сразу двух – это уже серьезный провал…»

В этот момент погас свет в квартире. Монитор компьютера продолжал мерцать остаточным электричеством, а ценная дискета застряла в дисководе. Руденко некстати вспомнил, как в советское время ловили тех, кто смотрел по видео запрещенные зарубежные фильмы. Вот так же обесточивали квартиру, чтобы застрявшую в видеомагнитофоне кассету не смогли вытащить и выбросить до тех пор, пока в квартиру не ворвутся оперативники с понятыми.

Но сейчас было не до шуток и на совпадения отключение электричества списать нельзя. Руденко быстро схватил Дину, которая стояла посреди комнаты с тарелкой с хлебом. Тарелка упала и разбилась. Следом он привлек к себе Мишку и затолкал обоих во встроенный большой шкаф в спальне, вполголоса велел лечь там на пол.

Дина не спрашивала ничего, она только придвинула сына к стенке и закрыла его собой. Мишка, напуганный, онемел.

Алексей, передвигаясь по комнатам бесшумно и хорошо ориентируясь в темноте, достал из специального шкафа пистолет. Будь он один, без семьи, не стал бы нажимать тревожную кнопку, но тут Руденко не мешкал. Уже через пять минут приедут ребята из охраны посольства.

На улице совсем стемнело. Только слабый отсвет уличных фонарей проникал в комнату. Руденко расположился в коридоре между двух комнат. Сюда выходила и дверь ванной, и отсюда он контролировал окна спальни и большой комнаты, а также входную дверь, и находился поблизости от шкафа, где спрятались жена и сын.

В оба окна одновременно влетели вперед ногами фигуры во всем черном. Звон разбитого стекла смешался с выстрелами из пистолета. Руденко старался попасть в голову, понимая, что нападавшие могут быть в бронежилетах.

Он в своем праве, его квартира принадлежит посольству и также неприкосновенная, как и само посольство. На оружие у него есть разрешение. Отпора, очевидно, они не ожидали. Но на что рассчитывали? В этот момент выбили входную дверь, Алексей чуть было не открыл огонь, однако вбежавшие крикнули: «Алексей Владимирович! Что у вас тут? Вы живы?»

По стенам забегал свет фонариков, и вдруг ярко вспыхнула люстра. Это один из охранников посольства включил пробки в щитке, находящемся на лестничной клетке. Все щурились, глядя на лежащий около окна труп.

– В соседней комнате такой же, – Алексей быстро подошел к компьютеру и включил, мысленно поторапливая машинные мозги, которые как всегда долго загружались. Пока не загрузится – дискету не вытащить.

«Черт знает что! – подумал Руденко. – Это уже переходит всякие границы. Нападение на офицера безопасности посольства в собственной квартире. Два трупа… Как донести дискету до посольства? Они же понимают, что я сейчас попытаюсь вынести ее и переправить обратно в посольство. Глупость была ее сюда тащить. Эх, Динка. Уволю заразу к чертовой бабушке».

Он ринулся к шкафу, вытащил жену и Мишку. Тот дрожал.

– Это же только копия? – спросил Алексей, показав Дине дискету.

– Ну конечно, – дрогнувшим голосом ответила она, сдерживая слезы изо всех сил.

Руденко тут же переломил дискету пополам и пошел в ванную, не обращая внимания на охранников, которые осматривали трупы и вызывали полицию. Он положил дискету в металлическую банку из-под сухого молока и достал маленькую стеклянную бутылку с керосином. Облил дискету и поджег. Она начала быстро оплавляться, словно бы истекая черными слезами и источала мерзкий запах.

Подъехали еще люди из посольства: информация о нападении на Руденко уже распространилась. Жену и сына под усиленной охраной отвезли в гостиницу посольства. Там было несколько комнат для командированных.

Сам Алексей остался в квартире. Он осмотрел трупы – никаких документов, как и в случае с нападением на посольство. У посла очередной повод для предъявления ноты кипрскому правительству, хотя оно – как тот стрелочник.

– Однако, – покрутил шеей Евгений, который прибыл вместе с группой быстрого реагирования. Он рассматривал входные отверстия от пуль. Затем, с разрешения Руденко, осмотрел его оружие – пистолет. Посчитав патроны в обойме, удивился. – Как в тире, – не удержался он от комментария. – Три патрона из ПМ. И это в темноте…

Евгений оценивающе посмотрел на дырку в центре лба одного парня и такую же у другого.

Когда приехали полицейские и посол, Руденко очень громко возмущался, переходя с русского на английский и затем на греческий. При этом по-гречески он едва ли не матерился. У нападавших нашли пистолеты Стечкина, но бандиты не успели их вытащить.

Правда, чуть позже нашли под окнами дома пистолет-пулемет «Узи», и в стене квартиры, как раз над тем местом, где стоял Алексей, несколько выбоин от пуль. Руденко попросил их зашпаклевать и закрасить, чтобы не увидела жена.

«Вероятно, рассчитывали на внезапность. А может, акция запугивания? – думал Руденко. – Убедились бы, что на дискете нет имени того человека, которого они тщательно законспирировали? А если бы нашли? Штурмовали бы посольство? Бред какой-то! Но, похоже, это дело для контрразведки».

Ночь, полная суеты, закончилась. Сонный Руденко сидел в своем кабинете. В квартире сейчас вставляли новые окна и шпаклевали стену, и вечером Алексей собирался туда g семьей вернуться. Дину отстранил от работы, но больше в воспитательных целях. А на предложение посла переехать в само посольство или хотя бы установить на окнах квартиры решетки, рассмеялся. «Не дождутся! – ответил он, вспомнив анекдот. – Я им лбы зеленкой помазал, сунутся – у меня еще есть флакончик… Но, думаю, получив отпор, не полезут»…

Он только что прочитал копию докладной Лапшина об обстоятельствах гибели торгпреда. Там ни слова о встрече торгпреда перед смертью с Дедовым в таверне.

«Либо ты, брат, болван, либо предатель и следы заметал», – подумал Алексей о Лапшине, потирая глаза.

Он начал сам писать докладную по всем обстоятельствам, что ему удалось узнать. И краткую справку для Ермилова.

А тут как раз Ермилов позвонил, легок на помине.

– Алексей, как жизнь молодая? А у меня странные новости относительно нашего приятеля. Он сам заявил, что не совсем тот, за кого мы его держим…

– Я знаю, не продолжай, – прервал его Руденко. – Ты получишь по этому поводу дополнительную информацию. Она тебя удивит. Ты что-то предпринимал?

– Пытался. Не поверили. Буду подробности выяснять, – сдержанно сказал Олег.

– Ну-ну, успехов. С наступающим тебя!

– Взаимно! Купаешься небось там? – улыбнулся Ермилов.

– Да ты что? У нас сейчас холодрыга. А лучше уж «мороз и солнце; день чудесный!»

* * *

Ермилов ежился от холода. Он только чуть пришел в себя после воспаления легких. А тут хочешь – не хочешь вставай, иди, да еще ночью, когда на кладбище нет родственников, навещающих могилы близких.

Снег валил мелкий, злой, сыпался за ворот куртки. Холод здесь, за городом, был пронизывающий.