Текст книги "Записки летчицы У-2. Женщины-авиаторы в годы Великой Отечественной войны. 1942–1945"

Автор книги: Ирина Дрягина

Особый героизм и стойкость показал мой однополчанин (по 9-й гвардейской авиадивизии) Михаил Петрович Девятаев, выросший на Волге, в глухой мордовской деревне. Он возглавил группу советских воинов, совершивших легендарный побег из фашистского плена на вражеском самолете «Хейнкель-111». Его отец – боец Красной армии, погиб в 1919 году. Михаил перед Отечественной войной в навигацию 1937–1938 годов работал помощником капитана баркаса № 9 на Волге. Затем был направлен учиться в Оренбургское летное училище, которое окончил в 1940 году. С первого часа Великой Отечественной войны летчик-истребитель младший лейтенант Девятаев – ее участник. В небе Белоруссии он уничтожил «Юнкерс-88», за что был награжден орденом Красного Знамени. Затем он защищал Москву, был ранен, летал на По-2, был награжден вторым орденом Красного Знамени. Но стремился вернуться в истребительную авиацию. И вот в марте 1944 года его назначают командиром звена 104-го гвардейского истребительного полка.

Михаил Девятаев отважно дрался с врагом, в одном из боев его самолет был сбит. Командир полка В. И. Бобров передал по рации – можно прыгать, мы на нашей территории. С обгоревшим лицом и руками, Девятаев выбросился из горящего самолета, но сильный ветер снес его на вражескую территорию. В бессознательном состоянии его схватили и бросили в лагерь военнопленных. Михаил Девятаев вместе с товарищами сразу же начал подготовку побега. Охрана лагеря обнаружила подкоп, и летчик был отправлен в лагерь смерти Заксенхаузен.

Однако участники подпольной группы лагеря спасли его от крематория. Девятаеву подменили карточку и бирку с номером. Так он остался жив. Вскоре с другими пленными он был отправлен в другой лагерь, Свинемюнде, где заключенных использовали в работах на аэродроме.

У Михаила Девятаева возник план создать группу для захвата немецкого бомбардировщика и улететь из фашистского плена. И это ему удалось 8 февраля 1945 года. Только через 12 лет мужество, отвага и героизм Михаила Петровича Девятаева были признаны, Указом Президиума Верховного Совета СССР ему было присвоено звание Героя Советского Союза. В 1966 году Центральное бюро научно-технической информации Министерства речного флота РСФСР выпустило цветной фильм «Михаил Девятаев». В 1969 году писатель Федор Атянин написал пьесу «Самая длинная из дорог», посвященную подвигу Михаила Петровича и его товарищей.

Мною, селекционером цветочных растений, создан сорт ириса «Полет к Солнцу». Сорт имеет ярко-желтые, солнечной окраски цветки, устойчив к дождю и ветру. Корневища этого сорта ириса посажены около музея-квартиры С. П. Королева и в музее М. П. Девятаева в Казани. Сорт «Полет к Солнцу» зарегистрирован в каталоге Американского общества ирисоводов в 1995 году.

Саратовцы помнят и чтят подвиги земляков в годы Великой Отечественной войны. Есть улицы героев – генерал-майора Панфилова, его политрука Василия Клочкова, который произнес своим двадцати восьми панфиловцам: «Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва!»

В годы войны саратовцы и все волжане совершили большой боевой и трудовой подвиг во имя Победы. В память об этом на Соколовой горе, в парке Победы создан необыкновенный памятник. На трех пилонах несутся в небе, в бессмертие, двенадцать серебристых журавлей. Это памятник воинам-саратовцам, погибшим в Великой Отечественной войне.

Вглядитесь!

В нем щемящая мелодия реквиема по всем волжанам, погибшим в Великую Отечественную войну.

Глава 2
Брат Виктор ушел защищать родину первым

В «Книге памяти» (Российская Федерация, Саратовская область, № 8), изданной Региональным Приволжским издательством в 1995 году, на странице 280, четвертая строка справа, есть запись: «Дрягин Виктор Викторович, родился в 1923 году в г. Саратове – младший лейтенант, пилот. Погиб в бою 09 августа 1943 г., под г. Ельня».

Мне хочется рассказать о жизни и боевых делах Виктора Викторовича Дрягина – простого, типичного для того времени двадцатилетнего паренька…

Я очень любила своего брата Виктора. Всегда и везде мы были с ним вместе, защищали друг друга. Когда мальчишки из соседних дворов его обижали (он был младше меня), я немедленно бросалась на обидчиков с кулаками и основательно их наказывала. После чего они долго не появлялись в нашем дворе.

Удивительно боевой дух был у нас в те 30-е годы! Мы с братом стали первыми значкистами ГТО («Готов к труду и обороне!») I и II ступени, стали инструкторами ПВХО (противохимическая оборона). Нас посылали на заводы Саратова проводить занятия и тренировки по освоению рабочими противогаза, проводить занятия по противохимической защите. Потом мы сдали нормы на ГСО («Готов к санитарной обороне!»), на значок «Ворошиловский стрелок». И все нам казалось мало. Мы стали активистами ТЮЗа (Театра юного зрителя) при Доме творчества Волжского района, играли в спектаклях. Затем Виктор увлекся шашками и шахматами, организовал в нашей 21-й средней школе турниры и соревнования между классами. Виктор серьезно занимался теорией шашек и имел вторую категорию. Его школьный товарищ Александр Белоусов вспоминал в 1983 году: «При благоприятных условиях Виктор мог бы стать мастером. Он увлек меня игрой в шашки, теорией. Это увлечение шашками, а особенно шахматами, сохранилось у меня до сих пор». Виктор обучил игре в шашки меня и мою подругу Лену Лукину, уговорил нас участвовать с ребятами в турнирах в 9-й и 16-й школах.

В 1938 году Виктор увлекся авиацией, и когда с первого захода он не был принят в аэроклуб из-за недостаточного объема груди, то по совету отца стал усиленно заниматься физкультурой. Был членом ДСО «Спартак» – участвовал в соревнованиях по гребле на байдарке. На следующий год, как я уже говорила, мы с братом были зачислены на летное отделение Саратовского аэроклуба. Виктор многих увлек за собой учиться летать в аэроклубе – Сашу Белоусова, Васю Михайлова, Германа Фридрихсона и других. По окончании аэроклуба Виктор был принят в Энгельсское военное авиационное училище.

Многие ребята, которые учились с нами в аэроклубе, – Вася Михайлов, Саша Шибаев, Женя Силкин, Костя Иванов – воевали, и многие погибли. Костя вернулся с войны Героем Советского Союза. Некоторых из нас не взяли сразу по окончании аэроклуба в летное военное училище: во-первых, девчат – меня, Марусю Вожакову, Сашу Попову, во-вторых, некоторых ребят по возрасту. Например, Германа Фридрихсона, с которым Виктор дружил и был очень огорчен, что Герман не попал к ним в летное училище, хотя отлично сдал выпускные экзамены в аэроклубе. Все девчата позже, когда началась Великая Отечественная война, воевали в авиации. Мария Вожакова летала штурманом на Пе-2 (скоростном пикирующем бомбардировщике Петлякова) и погибла в 1944 году. Александра Попова и я летали в 46-м гвардейском женском авиаполку.

Витя начал хлопоты о Германе. Поручил мне сходить в наш Саратовский аэроклуб (САК) и попросить руководство послать Герману вызов и направление в Энгельсское училище. Сообщил другу о начале своей и своих товарищей службы в армии. Вот некоторые выдержки из его писем Г. Фридрихсону, 6 февраля и 2 марта он с огорчением писал: «Летать мы еще не начали, а ходим в спортзал на отработку штыкового боя»; «15.02.41 ходил в кроссе на 10 км. Пришел в своем забеге первым. В полном обмундировании: в шинели, с винтовкой, с противогазом. Прошел 10 км за 58 минут. 19.02.41 ходил на 20 км. Время еще не узнал. Дома у меня какое-то несчастье – отца машиной сильно придавило. Лежит в больнице, но мне об этом не пишут. Это я у Васьки Михайлова письмо видел…». Только 23 мая 1941 года Виктор сообщил Герману: «Мы начали летать ночами. Летать еще интереснее, чем на У-2. Мы с Васькой разъехались по разным лагерям. Я говорил и писал Ирине, помочь тебе со справкой из САК».

Началась война. После окончания программы первичного обучения летчика в Энгельсской авиашколе, в октябре 1941 года, Виктор Дрягин был переведен на доучивание на подмосковную авиабазу, в город Щелково. Затем, в августе 1942 года, был направлен уже в формирующуюся для отправки на фронт часть, в Ижевск.

Виктор с восторгом писал о предстоящей боевой работе, о том, что будет летать и бить врага на самом современном самолете. «Вот это мощь… кабина летчика, бензобак, мотор защищены броней! А скорость!»

Ему предстояло летать на штурмовике Ил-2. Этот самолет по существу был «летающим танком», развивал скорость около 400 км/час. У него были пуленепробиваемые кабина и лобовое стекло. Самолет был хорошо вооружен: двумя пушками, двумя крупнокалиберными пулеметами, восемью реактивными снарядами – PC. Под фюзеляжем можно было подвесить еще шесть сто-килограммовых бомб.

В начале войны штурмовик Ил-2 выпускали одноместным, и хвост у самолета был практически незащищенным. Вскоре Ил-2 стал иметь двухместную кабину, кроме летчика в самолете находился еще и воздушный стрелок. Хотя Ил-2 был бронированным, но пилотов на нем гибло больше, чем на любом другом самолете. Штурмовки вражеских позиций с низкой высоты были очень опасны. Поэтому за 100 боевых вылетов на Ил-2 присваивали звание Героя Советского Союза. Немцы назвали наш штурмовик «черной смертью».

Письма Виктора к родителям и ко мне были утеряны. Что о тех далеких днях сохранила о брате моя память?

С большим восторгом он писал о своих полетах на Ил-2. Боевые вылеты по штурмовке переднего края немецкой обороны Виктор начал защищая Москву, затем под Смоленском, Ельней. В. Дрягин совершил 80 боевых вылетов. В письме от командования его полка было написано: «За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронтах борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявление при этом отваги и геройства Дрягин Виктор Викторович был награжден орденом Красной Звезды».

В жарком бою его самолет был сбит. Родители получили извещение, что Виктор погиб смертью храбрых при выполнении боевого задания под городом Ельней 9 августа 1943 года.

Смерть, однако, отступила от него в тот раз. Виктор, обгоревший, с поврежденным позвоночником, попал в фашистский плен. Об этом мы узнали уже после окончания войны от Николая Мошникова, который был с ним в одном концентрационном лагере Дахау. Николай проживал в Ленинграде. Мы с мамой отыскали его и попытались узнать подробности пленения Виктора, но Николай мало что мог рассказать. Он служил в другом полку – пикирующих бомбардировщиков, их самолет был сбит раньше, чем Ил-2 Виктора. Николай говорил, что в концлагерях условия были значительно тяжелее, чем в лагерях военнопленных. Остаться в живых шансов было очень мало. Когда они обменивались адресами, Виктор был сильно истощен – тяжелая дистрофия.

Вскоре после нашей поездки в Ленинград не стало и самого Николая Мошникова – узника фашистского концлагеря. Так и осталось неизвестным, в каком лагере и когда погиб Виктор, мой дорогой брат.

Светлая память о Викторе Викторовиче Дрягине, летчике Ил-2 («воздушного танка»), может служить примером для молодых ребят, любящих свою страну…

Виктор любил поэзию и сам писал хорошие стихи, которые не сохранились. Я могу только привести стихи одного из наших пленных узников, которые ярко показывают их судьбу:

 
Сквозь фронт, сквозь тысячу смертей,
Сквозь дантов ад концлагерей,
Сквозь море крови, жгучих слез
Я образ Родины пронес.
Как путеводная звезда,
Сиял он предо мной всегда…
 

Глава 3
О подругах, которых помню

22 июня 1941 года. Сдала последний экзамен – окончен второй курс института. Впереди большое чудесное лето… Я спустилась в вестибюль института, где толпилось много народа у репродуктора.

– Что случилось?

– Война! Война с Германией…

Я побежала искать Лену Лукину. Это моя школьная, а затем институтская подруга. Нашла, вместе побежали в партком института. Уже началась запись добровольцев. Попросились, а затем потребовали нас записать в один из отрядов. Не хотят. Но все-таки записали на курсы сандружинниц.

На следующее утро, очень рано, нас с Леной Лукиной вызывают в бюро ВЛКСМ. Захожу по пути за Леной, она спрашивает: «Ты знаешь зачем?» – «Как, – отвечаю ей, – зачем? Мы же попали в список добровольцев. Я вот на войну оделась в свое ало-красное маркизетовое платье, и ты давай одевайся соответственно».

Лена быстро оделась, попрощалась с родителями, и мы помчались в институт. Здесь нас ожидало разочарование. Вызвали совсем не для того, чтобы отправить на фронт. Райком комсомола поручил мне принять дела секретаря комсомольской организации Саратовского сельхозинститута, а Лене Лукиной от меня принять дела секретаря бюро ВЛКСМ плодоовощного факультета.

Вот так нам, вместо фронта, пришлось организовывать учебу комсомольцев в санитарных и военных дружинах. Затем нас с Леной и другими студентками послали под Сталинград рыть окопы и противотанковые рвы. Вскоре меня вызвали в аэроклуб и предложили проводить летную учебу с учлетами вместо инструкторов, ушедших на фронт. Я была счастлива такому ответственному поручению.

«Прикрепили» меня к опытному инструктору Валентине Кравченко, которая много подсказывала и учила меня, как надо учить курсантов летать. Ведь я сама только что вышла из роли курсанта. Нужно было научить ребят – учлетов аэроклуба взлету, посадке, полету по «коробочке», пилотажу в «зоне» (штопор, мертвая петля, перевороты).

Группа моих учлетов благополучно, без летных происшествий, окончила первичную подготовку пилота по ускоренной программе, и все были отправлены в Энгельсскую военную школу.

Инструктор Саратовского аэроклуба Валентина Кравченко отличалась исключительной техникой пилотирования, классической посадкой самолета строго у знака «Т». Ее курсанты также очень точно выполняли задания, особенно при полетах по маршруту. Она умела очень быстро научить всему, что требовалось при первичном обучении летчика аэроклуба. Поэтому в части М. Расковой В. Кравченко сразу была назначена штурманом полка пикирующих бомбардировщиков.

И на фронте летчики считали, что все будет хорошо, если с ними на боевое задание летит штурман Валентина Кравченко – надежный и верный друг. Даже когда погибла Марина Раскова и новый командир – майор Валентин Васильевич Марков пришел в полк со своим штурманом Николаем Александровичем Никитиным, Валентина Кравченко была признана лучшим штурманом полка. Вместе с Н. А. Никитиным она строго продолжала требовать от экипажей точного знания района боевых действий. Командир полка был уверен, что его штурман В. Кравченко быстро и точно ответит, где находится любая летчица группы, идущей на цель в плотном строю.

Валентина Кравченко отличалась исключительно точными бомбовыми ударами. Ее фотопланшеты являлись не только контрольными документами, но и давали важные разведывательные данные об огневых средствах обороны противника. За свои фотоснимки она неоднократно получала благодарности командиров полка и дивизии.

Особенным был ее полет 2 сентября 1943 года, когда группа бомбардировщиков Пе-2 была встречена сильным зенитным огнем и был сбит ведущий самолет. На его место встал экипаж Надежды Федутенко со штурманом Валентиной Кравченко. Они вывели группу в 54 самолета на цель и нанесли сокрушительный удар по немцам.

Валентина Флегонтовна Кравченко (Савицкая) прошла большой боевой путь, была награждена орденом Александра Невского, но звание Героя России получила лишь в 1995 году.

…Еще в 1940 году после окончания аэроклуба я пыталась поступить в военную авиашколу, написала письмо в Наркомат обороны – К. Е. Ворошилову, но ответа не было. Тут пришло письмо от моих сокурсников по Саратовскому аэроклубу Жени Силкина, Кости Иванова, Васи Михайлова. Они писали – Герой Советского Союза Марина Раскова в Энгельсе формирует женскую авиачасть, и уже начали съезжаться девчата из разных городов, а тебя мы не видим? Я немедленно пошла в г. Энгельс, в авиашколу к М. Расковой. Стоял ноябрь 1941 года, лед на Волге был еще неокрепший… Дежурный на проходной сказал мне, что моих документов из аэроклуба недостаточно, нужно направление из облвоенкомата. Пришлось мне возвращаться обратно. На следующий день я пошла в военкомат добывать направление в часть М. Расковой. В военкомате – большая толчея, много женщин с плачущими детьми – у них уже нет крова, еды, их мужей. Это беженцы, они просили помощи у военкома. Я заняла очередь на прием. Вхожу и вижу майора, измученного от невозможности помочь бедным женщинам с детьми. Он спрашивает меня: «Вам-то что нужно?» Я прошу дать мне направление в летную часть М. Расковой, так как закончила аэроклуб и даже подготовила одну группу ребят летать на самолете У-2. Военком улыбнулся и сказал: «Что же, вид у вас геройский, если еще подкормить летным пайком, то сможете летать». Затем он дал указание выписать мне направление в часть Расковой. Снова через Волгу пришла в Энгельс и попала на прием к Марине Расковой. Меня, как и многих студентов вузов, пытались отговорить и вернуть на учебу, но я решила просить взять меня, если не летчиком, то хотя бы вооруженцем (о такой возможности я узнала от девчат, когда ждала очереди на прием к М. Расковой).

На приеме, просматривая мое дело, Л. Я. Елисеева сказала, что коммунист Дрягина имеет большое доверие общественности, является секретарем партийного бюро факультета, а у нас как раз не хватает партийных кадров, например, нужен комиссар авиаэскадрильи в полк ночных бомбардировщиков. Было тут же принято решение назначить меня на эту должность. Я не растерялась и сказала: «А комиссар должен летать!» М. Раскова засмеялась: «Ну что же, будешь летать!»

Меня включили в группу подготовки летчиков к ночным полетам, в «слепой» кабине и по маршруту. Затем прикрепили мне штурмана – Татьяну Сумарокову, то есть был создан полноценный экипаж. Вместе с другими летчиками полка я прошла шестимесячные ускоренные курсы усовершенствования летчиков при Энгельсской авиашколе в 1942 году. Включилась активно в жизнь полка, как летчица и как комиссар эскадрильи.

Ольга Голубева-Терес в своем письме от 21 марта 1981 года вспоминала:

«Дорогая Ира! Ирина Викторовна, мой дорогой комиссар!

Вот уже и 60! Что это? Юность старости? Да, конечно…

 
Кто придумал судить о возрасте
По числу промелькнувших лет?
Ну а если ты полон бодрости,
Если любишь ты целый свет?
 
 
Если мир твой рисован красками,
Где отсутствует серый цвет?
Если ты не скудеешь ласками
И мечтателен, как поэт?..
 
 
Если ты отвергаешь пошлое
И тебя не влечет покой,
Если с грустью не смотришь в прошлое, —
Значит, ты еще молодой!
 
 
Нет, не стоит судить о возрасте
По числу набежавших лет.
Если ты еще полон бодрости —
Значит, старости нет…
 

Ты всегда останешься в моей памяти душевным, добрым человеком.

Помнишь Энгельс? В 20 лет ты стала комиссаром эскадрильи, а мне казалась ты тогда взрослой, серьезной, разумной. Мне, пришедшей со школьной скамьи, поначалу досталось солоно: все, что было связано с теоретической подготовкой, давалось без труда, а вот привыкнуть к строгим армейским порядкам, к безропотному подчинению старшим, к регламентированной до последней минуты жизни – это давалось мучительно! И нотаций я наслушалась, и выговоров нахватала, и нарядов вне очереди наполучала…

Я не знаю, чем бы все это кончилось, если бы судьба не свела меня с тобой, такой все понимающей, теплой и доброй.

Помнишь, как я признавалась тебе, что мне хочется летать, учиться, а вот подчиняться я не умею. Ты внимательно слушала, не перебивая, а потом спросила:

– Ты признаешь существование необходимости в жизни?

– Как не признавать, – уныло отвечала я, – когда каждый устав – выражение необходимости, и каждое наставление, и каждая инструкция. А их тут штук сто надо сдать.

– Необходимость существует разве только в армии? Она ведь существует всюду.

– Ну а я что, против?

– Так против чего ты бунтуешь?

– Я не бунтую. Но и не хочу, чтобы мной помыкали, унижали…

– Ты о ком?

– Не хочу об этом.

– И не надо. Я знаю. Но послушай меня: люди пришли в полк разные. И по воспитанию, и по образованию, и по культуре. Полк объединил разных людей, которые подчинили все свое личное одной цели: разбить врага…

Ты, Ира, раскрыла передо мной понятия, о которых прежде я не задумывалась: необходимость, целесообразность, оправданность и неоправданность. И что это вовсе не жестокость – в две минуты встать в строй, – а это боевая готовность.

Я часто вспоминаю тебя добрым словом. Ведь и летать-то я стала не без твоей помощи.

 
Меня к тем годам тянет память,
Ведь память – не изменишь ей!
Война была и будет с нами,
И нет той памяти сильней.
 

Память о доброте, искренности, дружбе твоей помогает мне и сейчас, когда я нахожусь в больнице (в клинике проф. Т. А. Кунициной, твоей одноклассницы). Она шлет тебе добрые пожелания.

Я желаю тебе, мой милый комиссар, быть здоровой, любимой, удачливой, счастливой, молодой!..

 
Молодость. Неужто ты прошла?
Ты была на редкость боевая.
Спрашивают люди: – Как дела?
– Как дела? Прекрасно, – отвечаешь.
 
 
И, встречая зрелые года,
Ты готова себя отдать частицу.
Ты листаешь старые страницы,
Юность сохраняя навсегда.
 

Ира, мое сердце переполнено добрыми тебе пожеланиями.

За окном ночь. Дождь, непогода. В клинике тишина. Все спят, а я вот ничего путного не могу придумать для тебя…

Целую тебя крепко.

Твоя Ольга Голубева, бывший «непокорный штурманенок».

С Ольгой Голубевой я познакомилась в самом начале ее пребывания в части Марины Расковой. Я увидела ее плачущей и недовольной своей судьбой. Оказалось, что весь полк пошел в ДК школы, а ей не позволила идти в кино командир эскадрильи, так как она не получила на это разрешения, а когда Ольга стала пререкаться, то еще дала ей за все два наряда вне очереди. А наряды заключались в мытье полов в казарме, где жили все девчата при формировании полков. Оле это показалось очень обидным и унизительным. Она часто срывалась, бунтовала и за это получала нотации, выговоры и наряды. Оля имела поэтическую душу, мечтала о карьере киноактрисы, хотя и была дочерью нашего времени – поколения Павки Корчагина из книги «Как закалялась сталь». Ее отец, убежденный коммунист и красный партизан, дрался за Советскую власть в Западной Сибири. Его дети глубоко верили в дело партии и любили Родину.

Война!.. Ольга Голубева, несмотря на то что была принята во Всесоюзный государственный институт кинематографии в Москве, когда услышала, что М. Раскова формирует женскую авиачасть, решила разыскать ее. И разыскала. В январе 1942 года Олю Голубеву назначили техником по электрооборудованию в полк ночных бомбардировщиков. Экзамены по теоретической подготовке она сдала на «отлично» и в мае вместе с нашим полком направилась на фронт. Она старалась очень тщательно готовить самолеты к боевым заданиям. Ее работу уже ставили в пример другим специалистам, но… ей хотелось самой летать или другим путем попасть на передовую. Они с техником Верой Маменко даже решили стать десантниками, которых готовили у нас на аэродроме, в десантной части. И все-таки уговорили меня похлопотать за них у командования полка. В результате я получила нагоняй за то, что поощряю «беспочвенные фантазии» девчат.

Оля стала самостоятельно готовиться в штурманы самолета (вместе со штурманами рисовала по памяти карты районов полетов, делала расчеты полета самолета и др.). В августе 1943 года Оля Голубева сдала экзамен на «отлично» и была допущена к боевым вылетам. Все шло успешно, и вскоре Ольга стала славиться точным бомбометанием, ее имя было известно всей нашей воздушной армии. Была выпущена специальная листовка: «Мастер снайперских ударов». Командир полка Е. Д. Бершанская вручила гвардии старшине Голубевой орден Славы 3-й степени. Ольга первой в полку стала кавалером боевого солдатского ордена.

Однако порывы, выходящие за рамки точного выполнения приказа, у Ольги сохранились до конца войны. Так, в Белоруссии, в 1944 году, когда в котле восточнее Минска оказались немецкие войска, они обстреливали из лесов наши самолеты. Вдруг днем командир передала приказ Ольге Голубевой явиться срочно в полк, в летном снаряжении. Оказалось, что в двух километрах от нашего полка из леса обстреляли самолет из мужского полка, тяжело ранен штурман. Оля должна заменить раненого штурмана, лететь с летчиком Мусиным и бомбить днем в квадрате, откуда стреляли в самолет. Командир полка приказала держаться не ниже 500 метров и бомбить с этой высоты. Взлетели. Ольга слышит голос летчика: «Полетим бреющим, посмотрим, где фрицы. Наверно, переместились». «Что делать? – подумала Оля. – Лететь приказано на высоте 500 метров. Напомнить об этом? Летчик подумает, что я струсила… Эх, будь что будет! Лучше получу выговор от командира полка, чем дам повод Мусину заподозрить меня в трусости». Конечно, Оле Голубевой попало за непослушание.

Очень дружила Оля с техником Верой Маменко. Когда полк уже был в Германии, Вера была тяжело ранена. Ее положили во фронтовой госпиталь и оттуда должны были отправить в тыл. Оля Голубева решила перевезти Веру в наш армейский авиационный госпиталь. Ее планы поддержала летчица Клава Рыжкова. У заместителя командира полка Серафимы Амосовой они получили разрешение слетать и навестить в госпитале Веру. Вдруг к ним подбежала дежурная по аэродрому и передала приказ из штаба: «Полет отставить!» Ольга Голубева крикнула ей: «Ты не успела нам передать. Мы уже улетели, ясно?» Долго упрашивали девушки лечащих врачей отпустить Веру с ними, но так ничего и не добились. Им пришлось попросту выкрасть Веру. С большим трудом втиснули они ее в штурманскую кабину, благополучно взлетели втроем и доставили раненую в госпиталь нашей воздушной армии.

Всего Ольга Тимофеевна Голубева-Tepeс совершила 650 боевых вылетов, последний из них 4 мая 1945 года, севернее Берлина.

Актрисой Ольга так и не стала, хотя в нашей концертной самодеятельности она часто и с большим успехом играла Липочку из пьесы А. Н. Островского, читала «Песню о Соколе» М. Горького и др. После Великой Отечественной войны Ольга успешно закончила Военный институт иностранных языков и была отличным преподавателем английского языка во многих вузах страны, выпустила четыре книги о боевых подругах из 46-го гвардейского авиаполка, о жизни в «эпоху побед и поражений»…

Белая лилия

В декабре 1941 года я познакомилась с другой отважной девушкой из 586-го истребительного полка – Лилей Литвяк.

Мы все были потрясены и восхищены ее поступком, о котором рассказывали друг другу. В Энгельсе уже несколько дней бушевала пурга, ветер валил людей с ног. Но нужно было везти с аэродрома Анисовка винт для самолета, потерпевшего аварию. Полеты в такую погоду запрещены, но Лиля Литвяк без разрешения вылетела и привезла винт. Начальник Энгельсской школы полковник Багаев объявил ей выговор за невыполнение приказа по авиашколе, а майор М. Раскова вызвала ее и сказала: «Я горжусь такой моей храброй и смелой летчицей!»

Лиля, наряду со смелостью и блестящим владением техникой пилотирования, была и очень кокетливой девушкой. Ей хотелось выглядеть особенно, как-то экстравагантно. Мы часто видели ее в ДК школы в вывернутой безрукавке-«самурайке», что создавало особенный вид – сочетание белого меха «самурайки» с ее белокурыми волосами. Из дома она просила маму прислать ей красивые, изящные вещи (батистовые носовые платочки, хромовые сапожки, красивый беленький подшлемник). И ходила она в клубе и столовой особенной, своей походкой. Мы все смотрели на нее с восторгом и любовью.

При пилотировании самолета Лиля отличалась особым почерком и энергичностью, за что получила на фронте среди летчиков-истребителей полка прозвище «Диана – богиня свободной охоты». Друзья, летчики-истребители, вспоминали:

«– Смотрите – аттракционы без сетки!.. – с раздражением проворчал командир 73-го гвардейского авиаполка майор Н. И. Баранов и, обращаясь к командиру группы Алексею Саломатину, сказал: – Ты это что? Улыбаешься? Радехонек, что твои пилоты в воздухе хулиганят?

– Нет, командир, – ответил Алексей (Лилин друг). – Иной раз душа поет не от лихости. Лилия в этом бою десятый самолет сбила.

А в то время садился самолет, на борту которого была нарисована белая лилия. Он плавно коснулся земли. Командир полка Николай Иванович Баранов, еще сохраняя неудовольствие, но любуясь безукоризненной посадкой, не выдержал и воскликнул: «Что за черт эта Лилька!»

Лиля Литвяк восхищала не только отличной посадкой самолета, но и проведенными ею воздушными боями. Генерал М. С. Шумилов наблюдал, как над Сталинградом были сбиты нашими истребителями 8 фашистских самолетов. Мало кто знал, что двух машин в этом бою гитлеровцы недосчитались от огня двадцатилетней голубоглазой Лилии Литвяк.

Один летчик выбросился с парашютом из горящего самолета. Позже, на допросе, он поразился, узнав, что сбила его совсем юная девушка. Не хотел верить, но пришлось!

Вскоре, 22 марта 1943 года, был еще воздушный бой. Группа Яков атаковала двенадцать «Юнкерсов». Один из них удалось сбить старшему лейтенанту Лилии Литвяк, но и она была ранена. В это время на ее самолет мчатся шесть «мессов». Один из них открыл огонь. Над головой Лили пронеслись трассы огня. Лобовая атака! Лиля ее выдержала. «Месс» подставил белое «брюхо», и от короткой пушечной очереди Лили он разлетелся на куски. Дважды раненная Лиля с трудом привела на свой аэродром поврежденный самолет. Однако зарулить его на стоянку не смогла, потеряла сознание.

Лилия Литвяк участвовала в прикрытии Сталинграда в составе мужского полка. Совершила здесь 140 боевых вылетов и сбила 4 самолета противника. Всего же за свою короткую боевую жизнь Лиля Литвяк одержала 11 воздушных побед лично и 3 в группе, в число ее побед входит и один аэростат-корректировщик.

Лилия Литвяк не вернулась с боевого задания 1 августа 1943 года.

Указ о присвоении Лиле (Лидии Владимировне) Литвяк звания Героя Советского Союза появился лишь 5 мая 1990 года. Она была зачислена навечно в списки 3-й авиаэскадрильи 73-го гвардейского истребительного авиационного полка. В городе Красный Луч, в Донбассе, у школы № 1 есть памятник летчику-истребителю Лиле Литвяк.

Катя Буданова

Прошло так много лет, а у меня в ушах слышится сильный красивый голос Кати Будановой: «Позарастали стежки-дорожки, где проходили милого ножки. Позарастали мохом-травою, где мы встречались, милый, с тобою…» Я слушала ее впервые на вечере самодеятельности в ДК Энгельсской авиашколы, а затем ее голос звучал ежедневно утром, когда девчата шли в столовую.

 
Там, где пехота не пройдет,
Где бронепоезд не промчится,
Угрюмый танк не проползет,
Там пролетит стальная птица.
 

И сразу шагалось бодрее, припев подхватывали все, и сонливость сразу исчезала.

За успешное овладение искусством летчика-истребителя и хорошие организаторские способности Катя Буданова еще в «части 122» была назначена командиром звена.