Текст книги "Формула счастья"

Автор книги: Ирина Тарасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– А… – Светлана смутилась, и краска залила ее лицо. И чтобы справиться со своим смущением, она спросила: – Как долго представитель фирмы пробудет в Москве?

– Пять дней. Один – знакомство с документацией, просмотр анкет, характеристик, фотографий. Два дня на личный отбор персонала и два дня для официальных встреч с чиновниками, формирования ассортимента магазина. Кстати, магазин почти готов, эскиз готовили французские дизайнеры. Ты должна будешь сопровождать мсье Журэ. Эта работа не столь денежная, сколь престижная, хотя две-три сотни франков, я думаю, тебе не помешают.

«Конечно, не помешают», – думала девушка, прикидывая, что на эти деньги она сможет на первое время снять квартиру, чтобы не возвращаться домой.

– Вот тебе анкеты и резюме. Где будешь работать, здесь или дома?

Светлане было как-то неуютно рядом с этой самоуверенной женщиной, поэтому она предпочла взять работу на дом.

– Итак, шестнадцатого числа ровно полдевятого за тобой заедет машина, будь готова. И не робей, ты справишься, а если сможешь угодить Антуану, это будет постоянный доход, к тому же в валюте; мне совсем не хочется заниматься рутиной, поэтому работой я тебя загружу: в ближайшее время нужно выпустить рекламный каталог на русском языке, подготовить агрессивную рекламную атаку в газетах, журналах, на телевидении, и радио. Как только утвердят бюджет, ты забудешь, что такое спокойная жизнь.

От этих слов Светлана вся собралась в комок, как бы готовясь к мгновенному старту: она любит работать, ей это интересно.

Людмила мысленно улыбнулась, увидев выражение лица Светланы.

– Ты мужественная девушка, – уже с теплотой в голосе продолжила она. – Этот мир – дикие джунгли, где требуется немало смелости и ловкости, чтобы выжить. Но я верю в тебя и в твое будущее. В бизнесе нет твердых правил, и женщине, чтобы добиться чего-то, важно использовать свое оружие: знания, обаяние, красоту, интуицию. Причем вести бой придется всеми видами оружия сразу. Но не забывай – это я тебе говорю как старый опытный боец, – не смешивай бизнес и любовь. Ты можешь использовать свое тело в качестве самого тяжелого орудия, но не позволяй манипулировать своими чувствами, а научись сама использовать чувства других.

От таких внезапных откровений Светлане стало не по себе, и ей захотелось остаться одной: слишком много впечатлений! Шаг за шагом она поднималась все выше и выше по социальной лестнице, оставляя далеко внизу ту беззащитную, маленькую девочку, какой она себя ощущала еще месяц назад. Еще одно усилие – и она станет сотрудницей всемирно известной французской фирмы! Какое счастье! Но сердце отчего-то тихо сжалось, и легкий холодок пробежал по позвоночнику. Что ждет ее впереди? И как будто в поисках ответа, она вопрошающе взглянула на работодательницу.

Людмила, внезапно почувствовав нежность к этой немного испуганной девочке, подошла к ней, наклонилась и тихо обняла за плечи:

– Не бойся, все будет хорошо.

Вдыхая легкий пряный запах, исходящий от ее теплого тела, Светлана невольно испытала потребность прижаться к ней, спрятать голову на ее груди, как когда-то девочкой, когда искала защиты у матери, но она подавила в себе это желание. Людмила – ее директор, а она – работник по найму, и это то правило, которое нельзя нарушать.

Людмила отстранилась и отошла к столу.

– Я могу быть свободна? – неуверенно спросила Светлана.

– Возьми вот это. – И протянув черную папку, Людмила ободряюще подмигнула: – Готовь оружие к бою.

Света благодарно улыбнулась в ответ:

– No pasaran!

Она подняла вверх на вытянутой руке сжатый кулак. Теперь она знала: у нее есть союзник: опытный командир-стратег в борьбе за выживание.

Она стояла у окна. На часах было почти девять. Светлана уже спускалась вниз и ждала у подъезда, но машины не было, и ей пришлось вернуться. Плохо, что она не записала номер телефона Людмилы, и теперь ей приходится сидеть как на иголках. Она с нетерпением ждала встречи с Антуаном Журэ, представляя его солидным, чуть полноватым мужчиной с сединой на висках и обязательно с усиками, наподобие тех, что носил Дюруа, персонаж мопассановского «Милого друга». Она репетировала перед зеркалом, как она войдет в кабинет, как подаст руку для приветствия, как сядет, как возьмет в руки карандаш; ей казалось, что каждое ее движение, каждый жест должен быть четким, правильным, без суеты и неуверенности – она должна выглядеть профессионалом. Ей очень хотелось получить эту работу, которая даст ей не только финансовую самостоятельность, но и откроет дверь в доселе неизвестный и заманчивый мир.

И вот машина не пришла за ней. Может, Людмила передумала и взяла на работу кого-нибудь другого, более знающего и умелого? От этой мысли она почувствовала, как холодеет в груди и немеют ноги. В квартире стояла тишина. Стелла тихо лежала у ее ног. Овчарка иногда приподнимала голову, с сочувствием глядя на нее умным, всепонимающим взглядом.

Светлана вздрогнула от звонка, как будто он был для нее неожиданным. Сердце учащенно забилось. Она схватила сумочку и поспешила к двери.

Антуан с раздражением выслушал «приговор». После рождественских праздников он опять должен лететь в Москву: холодную, неуютную, грязную, а главное – бестолковую.

Более всего в людях он ценил профессионализм, а в России, как он понял, вообще не было профессионалов, и это жутко его раздражало. Он был не последним человеком в фирме. Именно ему доверяли открытие новых магазинов не только во Франции, но и в Италии, Греции, и у него было достаточно опыта, чтобы контролировать и направлять работу своего отдела. Антуан был довольно скрытным человеком, но все же кто-то прознал о его происхождении, и это было главным аргументом для начальства, чтобы послать именно его.

«Никто, кроме вас, не сможет лучше понять специфику русского рынка, ведь отец ваш был, кажется, русский?»-так безапелляционно аргументировал шеф его назначение, и бесполезно было объяснять, что он никогда не был на родине своего отца и вообще мало что понимает в особых рыночных отношениях в постсоветской России.

К тому же шеф ошибся: его отец был малороссом, то есть украинцем, по воле рока попавшим во время Второй мировой войны в Германию. Ни холода, ни голода в годы войны его отец, как он позднее рассказывал, не испытал: будучи красавцем, умницей и трудягой, он стал любимцем местных женщин; обделенные мужской арийской лаской, они были вполне довольны ласками молодого и веселого славянина.

Но когда союзные войска освободили «пленника», тот незамедлительно воспользовался представившимся случаем, чтобы перебраться в Париж, стараясь избежать возможности возвращения домой под крылышко к «великому кормчему» и не без основания опасаясь ответственности за случайное отцовство: за четыре года жизни в баварском селении от него родилось по меньшей мере три младенца.

В Париже он быстро нашел работу, так как был хорошим плотником и столяром. Мать Антуана, в те годы щупленькая девятнадцатилетняя девушка с хорошим образованием и блестящими перспективами, однажды увидев широкоплечего, высокого красавца с кудрявыми, черными как смоль волосами и ярко-синими глазами, каким был в те годы его отец, влюбилась в него сразу и, несмотря на возражения родителей, вышла за него замуж, отдав ему и свое сердце, и свое неплохое приданое, и свою фамилию. О чем, впрочем, никто и никогда не жалел: парень был хоть куда – трудолюбив, весел, хорош, а самым его большим достоинством была нежная, бескорыстная любовь к своей жене – «цыпоньке», как он ее ласково называл.

Даже когда у них родился сын Антуан, они, казалось, этого не заметили, поглощенные своей страстью. Родители сначала отдали Антуана на воспитание деду с бабкой, а позднее полностью препоручили системе государственного образования. Может, поэтому, не познав родительской любви, он стал по-настоящему любящим отцом.

Брак с Мадлен у них не получился, но Антуан поддерживал с ней дружеские отношения, чтобы почаще видеть свою дочь. Каждый год он проводил с Кати рождественские каникулы, и в этом году они вдвоем отдыхали на швейцарском курорте. За последний год его малышка Кати очень выросла, и он по праву гордился своей расцветающей дочерью, унаследовавшей от него васильковые глаза, обрамленные черными ресницами, и густые темные волосы. Правда, его огорчало, что она слегка сутулится, стараясь скрыть большую, не по годам развитую грудь, которая действительно казалась слишком тяжелой для такого хрупкого, маленького тела. И теперь, раскладывая вещи в московской гостинице, он первым делом достал фотографию в легкой пластиковой рамке, где он и Кати стояли в обнимку на фоне Швейцарских Альп: все еще моложавый отец и его взрослая дочь. Красивые, загорелые, счастливые.

На следующее утро проснулся с жуткой головной болью. Он плохо спал, не привычный к гулу московских улиц и свету ярких фонарей, пронзительно бьющему прямо в глаза сквозь тонкую ткань гостиничных штор. Накануне попросил дежурную по этажу разбудить его ровно в восемь по местному времени – и был неприятно удивлен, что о его просьбе забыли. Он принял душ, съел яичницу из трех яиц в местном буфете, запив таблетку пенталгина минеральной водой.

Москва с первой же минуты начала его раздражать. Машину ему подали с опозданием почти в час, и, когда начал работу в дурно обставленном офисе, он еле сдерживал себя. Правда, на этот раз русские подготовились лучше: были готовы досье на всех кандидатов, причем на двух языках. Из десяти кандидатов в менеджеры он, по большому счету, забраковал бы всех, но в конце концов остановил выбор на двадцатипятилетней женщине с высшим педагогическим образованием и курсами менеджеров, делая скидку на то, что в Москве сейчас невозможно найти готового специалиста. Придется поручить Людмиле «дообразовать» девушку, только после полугодовой стажировки ее можно будет подучить и в Париже.

Когда счастливый новоиспеченный менеджер покинул офис, Антуан, откинувшись на спинку кресла, сладко потянулся, случайно задев рукой сидящую поодаль переводчицу и неловким движением руки смахнул с ее переносицы очки в легкой металлической оправе. Совершив невероятную дугу, они бесшумно скрылись под маленьким журнальным столиком. Он забыл о присутствии переводчицы! В основном кандидатки неплохо говорили по-французски, только иногда тихий, спокойный голос помогал им правильно понять поставленный вопрос или, наоборот, разъяснял ответы кандидаток. Но это было так тактично и естественно, что Антуан почти не замечал присутствия третьего лица.

Оглянувшись, он встретил удивленный и испуганный взгляд молодой девушки.

– Очки, мои очки… – присев на корточки и озираясь вокруг, лепетала она.

– Сейчас я вам помогу. – Антуан с готовностью соскочил с кресла и попытался достать очки. Он протянул руку, шаря под столом по жесткому ворсу искусственного покрыли, но столик был слишком низеньким, поэтому для успеха операции ему пришлось лечь на пол.

Именно такую сцену и застала Людмила, вошедшая в офис: Антуан лежал на полу, а Света стояла на коленях рядом с ним. От удивления Людмила не знала, что сказать.

– Я вам не помешала?

– Нет-нет, – перевернувшись на спину, весело ответил Антуан, – мы почти закончили. Вот они, целехоньки, на наше счастье. – Он протянул очки Светлане, но, увидев застывшее выражение ужаса на лице Людмилы, рассмеялся звонким, мальчишеским смехом. Действительно, картинка была забавной – сорокалетний мужчина в деловом костюме отдыхает после трудового дня, лежа на полу и разглядывая коленки сидящей рядом девочки. Смех его был настолько заразительным, что Светлана невольно тоже рассмеялась.

Все вышло не так, как она себе представляла. Опоздав из-за поломки машины почти на час, она тем не менее приехала в офис раньше всех. Где-то через четверть часа подъехал представитель фирмы, сопровождаемый Людмилой. Антуан был явно в плохом настроении. Он, скользнув взглядом по лицу юной переводчицы и даже не подав ей руки, сел в кресло и попросил пригласить первого кандидата. Так начался их первый совместный рабочий день. Людмила через некоторое время была вынуждена уйти, и они в течение четырех часов работали без нее.

И вот этот, как показалось Светлане, серьезный и солидный мужчина сначала чуть не уничтожил ее очки, а теперь лежит у ее ног и смеется как мальчишка.

– Я думаю, что пора обедать, Антуан, – дождавшись, пока он прекратит хохотать и поднимется с пола, сказала Людмила строгим голосом няни, заставшей ребенка за баловством. – Я отвезу тебя в ресторан, где неплохая французская кухня.

– С удовольствием, – отряхивая свой серый, с серебристым отливом костюм, радостно ответил мужчина. – Девушка тоже поедет с нами.

В его фразе Людмила не почувствовала вопроса. Что ж, ей все равно, платить будет Антуан.

Светлана мужественно терпела едкие замечания Людмилы за обедом, с удовольствием поглощая «Coq au vin», блюдо, по сути представлявшее собой тушеную курицу в винном соусе, жюльен и какой-то безумно вкусный сыр, поданный на десерт. В течение всего обеда Антуан, усердно ухаживая за дамами, подливал им «Макон руж», а затем к кофе предложил попробовать настоящий коньяк, достав из портфеля маленькую плоскую фляжку, обтянутую золотистой кожей.

– Пожалуй, нам надо идти, – промокнув салфеткой поблекшие без помады губы, сказала Людмила и встала, ожидая, что ее сотрапезники последуют за ней.

– Мы еще тут побудем, правда, Света? – и Антуан заговорщически улыбнулся. – Я еще не попробовал вашего «Советского» шампанского.

– Ну что ж… Завтра встретимся, – недовольно кивнув головой, Людмила удалилась, покачивая бедрами. «Этой девочке слишком легко все удается», – подумала она с ревностью стареющей женщины.

С уходом Людмилы Светлана почувствовала себя свободней и уверенней. Она с удовольствием смеялась, отвечая звонким смехом на его шутки, и чуть не поперхнулась, когда тот, изображая в лицах всю сегодняшнюю череду кандидаток, выставил ноги в проход, томно глядя на нее, выпятил грудь и, поглаживая свои колени, воскликнул:

– Я так люблю Париж, и парфюм, и па-де-труа, и па-де-де…

Он сидел напротив нее, в его глазах мелькали чертенята, казалось, что это мальчишка, готовый на любые проделки, чтобы понравиться ей.

Когда принесли шампанское, Антуан, сделав глоток, поморщился:

– Почему русские называют этот напиток шампанским? Я бы назвал это сидром, если б был уверен, что он сделан из яблок. – И предложил: – Давайте выпьем на брудершафт, надо уважить местное вино.

Увидев его лицо так близко от своего, Светлана смутилась, но не успела ничего сказать, как почувствовала его жаркие губы на своих губах. Его уверенный язык бесцеремонно раздвинул ее мягкие губы. Светлана от неожиданности, судорожно вдохнув, с силой оттолкнула его.

– Извините, мне, наверное, пора. – Она резко встала, но от легкого головокружения почти потеряла равновесие и опять опустилась на стул.

Антуан недоверчиво смотрел на нее. Она не была похожа ни на одну из женщин, что он когда-либо знал. И, может, именно поэтому чувствовал себя легко и свободно рядом с ней.

– Погода хорошая, пойдем погуляем, – предложил он.

Помогая ей встать, он еще раз убедился, что эта девушка определенно его волнует. Он даже ощутил некий трепет от прикосновения к ее руке и мысленно усмехнулся: «Как юнец на первом свидании».

Они вышли из ресторана, он взял ее под руку, и они несколько минут шли молча. Погода была прескверная. Едкий, колючий ветер гнал поземку, было скользко, и Антуан с трудом поддерживал ее маленькую, неустойчивую фигурку. Она чувствовала нежную доверчивость к этому человеку и поймала себя на мысли, что хотела бы всегда ощущать рядом с собой твердый, уверенный локоть сильного мужчины.

Светлана слегка поежилась.

– Ты не замерзла? – спросил Антуан, стараясь заглянуть ей в лицо и увидеть отблеск собственной беспричинной радости.

– Там было так уютно и весело, и мне жаль расставаться с теплом и хмельной легкостью. Этот мороз нас быстро отрезвит. И вам, наверное, пора в гостиницу, – внезапно погрустнев, сказала она. – К тому же меня ждут.

Антуан представил молодого, мускулистого парня, что ждет ее в маленькой комнате многоквартирного дома. Этой девочке, наверное, еще придется оправдываться за свое опоздание, а может быть, еще хуже – защищаться от побоев. Эти русские такие жестокие!

Увидев растерянность в его глазах, Светлана успокаивающе добавила:

– Я живу одна, мне нужно накормить собаку и вывести ее на прогулку.

– Собака?.. Ах да, собака! Конечно! Собака хочет гулять, – обрадовавшись такому простому объяснению, воскликнул Антуан и, схватив ее в охапку, закружил, но, поскользнувшись на заснеженном тротуаре, неловко упал на спину. Светлана с трудом устояла на ногах.

– Вы не ушиблись? – Ее встревоженное лицо склонилось над ним.

Глядя ей в глаза, он улыбнулся в ответ.

– Я хотел бы так лежать вечность… – И тут же со смехом добавил, вставая: – Если б не было так холодно. Ну что? Веди к своему животному.

Они добирались до дома, где жила Светлана, на метро, а потом им пришлось еще долго идти пешком мимо однообразных блочных домов, похожих на гигантские бараки. Светлана, разгоряченная вином и вниманием собеседника, не замечала холода, но ее спутник, хоть и был весел и всю дорогу болтал не умолкая, сильно продрог. Опасаясь за его здоровье, она буквально силой заставила его залезть в горячую ванну, а сама пошла выгуливать овчарку. Вернувшись, она застала Антуана на кушетке в маленькой комнате без окон: он спал, уткнувшись носом в пушистый мех игрушечного голубого зайца.

Антуан заметил эту игрушку за решеткой ларька около остановки метро. Заяц восседал рядом с какими-то бутылками, шоколадками и жевательными резинками.

– Давай вырвем его из заточения? – игриво спросил Антуан. – К тому же вы с ним очень похожи.

– Как близнецы, – рассмеялась она, но была рада игрушке. Заяц действительно был очень забавным: с хитрой, лукавой мордашкой, раскосыми глазами, растопыренными лапками и мягким животиком.

Светлана вспомнила, с каким серьезным видом Антуан протянул ей игрушечного зверька. Она улыбнулась и с нежностью посмотрела на спящего: лицо его было спокойным, тело расслабилось, и он напоминал ей большое, еще таящее угрозу, но уже прирученное животное. Она бережно накрыла его пледом и тихо вышла, распахнув двери настежь.

…Она быстро схватила телефонную трубку, прервав первый же резкий звонок.

– Ты не знаешь, где Антуан? – Голос Людмилы был по-настоящему тревожным.

– Он спит.

– Где? У тебя?

– Да, он сильно замерз и не захотел возвращаться в гостиницу, – как будто оправдываясь, объяснила Светлана.

– Ты всегда так быстро действуешь?

– Не поняла…

– Да ладно, надеюсь, ты не строишь особых планов, бедная сиротка? – В голосе Людмилы слышалась издевка и раздражение.

– Строю, неожиданно для себя резко ответила Света. – Я переполнена планами. Но сейчас я тоже иду спать. До завтра. – Первой положив трубку, она постаралась успокоиться. Никому и никогда она больше не позволит оскорблять себя!

Вернувшись в свою постель, она улыбнулась воспоминаниям этого дня: интересная, неутомительная работа, вкусная еда, великолепное вино, искреннее внимание со стороны галантного партнера, – она попала в волшебную сказку. Светлана с радостью подумала о завтрашнем дне. Какое счастье жить такой жизнью!.. Она еще долго ворочалась в своей постели, воскрешая приятные часы и мечтая о будущем.

Антуан проснулся и огляделся по сторонам. Было темно и тихо. Нашарив в темноте кнопку настольной лампы, он включил свет. Впечатления вчерашнего дня приятными волнами нахлынули на него, и ему пронзительно захотелось вновь увидеть ее, эту милую девочку со светлым русским именем, ощутить теплоту ее дыхания и нежный аромат юного тела.

Она спала, как спят послушные маленькие дети, положив голову на ладошку и тихо посапывая во сне. Было еще темно, но неяркий свет зажигающихся окон стоящего напротив дома неровными бликами освещал комнату. Он подошел и сел рядом с тахтой на ковер. Он любил смотреть, как спят его женщины. Во сне с них спадала пелена притворства, и они казались естественными, не защищенными ни маской макияжа, ни забралом кокетства. Он не был ни однолюбом, ни ловеласом; однажды сделав неудачную попытку жить только с одной женщиной в браке, таких экспериментов больше не повторял. Его женщины приходили и уходили, оставляя за собой легкий шлейф воспоминаний. Но почти каждая хотела стать единственной, взять его целиком, приручить, подчинить, заставить жить по ее правилам. Поэтому в последнее время он старался иметь дело только с замужними дамами, скучающими в браке и ищущими легких, без обязательств, отношений. Но они не оставались на ночь…

Антуан смотрел на это полудитя-полуженщину и ощущал в себе нарастающее желание. Он протянул вперед руку и легко прикоснулся к ее обнаженному плечу: оно было теплым и бархатным; его пальцы, зажив своей собственной жизнью, потянулись к ее лицу. Боясь ее разбудить, он отдернул руку. Он осторожно встал, прошел в ванную, умылся теплой водой, почистил зубы; дорожная зубная щетка, как всегда, была у него с собой в портфеле. Проведя рукой по подбородку, недовольно поморщился: придется все же заехать в гостиницу, чтобы побриться.

Он вернулся в комнату и увидел, что девушка проснулась. У него перехватило дыхание. «Почему я так волнуюсь? Что значит для меня эта русская девушка?» Светлана приподнялась на локте, одеяло соскользнуло, приоткрыв маленькую грудь, любопытно выглянувшую из спущенной на плечо сорочки. Лицо ее было в тени, а свет ореолом окружал голову.

– Пора вставать? – сонным голосом спросила она и села.

– Нет-нет, еще очень рано.

Она радостно потянулась:

– Как здорово проснуться и узнать, что еще рано! Можно просто лежать, наслаждаясь теплом и ловить остатки сна.

Светлана опять легла и натянула одеяло до подбородка.

– И вы ложитесь, Антуан. Утром сны такие яркие!

Он стоял рядом с тахтой, где под большим одеялом спряталось хрупкое, нежное девичье тело, и не мог, да и не хотел, никуда уходить. Его сновидение было рядом, настоящее, дышащее жизнью. Он сел на тахту, склонившись к ее лицу, и ее глаза просияли лаской и нежностью. Его губы потянулись к ее губам, и ее глаза закрылись с тихой покорностью зовущего наслаждения.

Антуан был зрелым, привлекательным мужчиной, познавшим, как она предполагала, множество женщин. И она не могла не понимать, какую опасность он представляет для нее, но впервые в жизни она не хотела слушаться голоса разума. Он был нежен с ней. В блаженном забытьи Светлана почувствовала, как его ладони скользнули по ее лицу, шее, плечам, обхватили талию, словно удивляясь, до чего она тонка. Он получал удовольствие от прикосновения к ее матовой, шелковистой коже. Его ласки становились настойчивее, а поцелуи увереннее; наконец, ощутив на себе тяжесть его тела, она забылась в беспамятстве нарождающегося первобытного желания, с удивлением ощущая, как ее тело бьется в конвульсиях страсти.

Весь день они пребывали в состоянии блаженного лунатизма, воспринимая мелькающих перед ними кандидаток на должности продавщиц элитного магазина как представительниц неизвестной им жизни. Все они были слишком, слишком ярки и слишком безлики, слишком зажаты и слишком раскованны, слишком старались, чтобы вызвать интерес. Антуан задавал какие-то вопросы, раздавал анкеты, но Светлане казалось, что все эти действия подчинены одному – почаще слышать ее голос, ощущая ее рядом с собой. И это волновало ее, заставляя сердце учащенно биться. Она чувствовала себя красивой и желанной. Пристально глядя на него, она стремилась уловить в его поведении, жестах, словах подтверждение своих ощущений и, заглядывая в его посветлевшие от счастья глаза, с радостью находила в них яркие огоньки внезапно вспыхнувшего чувства. Ощущение счастья переполняло ее; ей казалось, что все, что с ней происходило раньше: болезнь, голод, унижения, – было когда-то очень и очень давно; так давно, что происходило даже не с ней, а с кем-то, кого она хорошо знала, но старалась забыть, ибо воспоминания причиняли ей только боль.

– Где мы будем обедать? – Голос Антуана звучал бодро и весело. Казалось, семичасовой просмотр нескончаемого потока девиц, как будто воспроизведенных по одному трафарету, ничуть не утомил его.

– Может, хочешь попробовать русскую кухню? – устало спросила Людмила. Она провела жуткий день, ощущая нарастающее раздражение от нескрываемой радости этих новоявленных влюбленных. Она отлично понимала, что для них она лишняя, но, как капризный ребенок, не хотела считаться с желаниями других. С Виктором она больше не встречалась. Она охладела к нему почти сразу, не найдя в нем и признаков пылкой юношеской влюбленности, на что втайне надеялась. А теперь она сама отдала в руки этой юной кокетке свою потенциальную добычу! Людмила не признавала и не хотела признать, что потерпела поражение, не начав сражения. Она выбрала не тот вид оружия; ее увядающая красота и «французский шик» могли еще кого-то пленить, только не Антуана, равнодушного к искусственным женским ухищрениям.

– Вчерашний ресторанчик мне очень понравился, – робко вступила Светлана.

– И мне, – поддержал ее Антуан. – У меня будет много шансов попробовать и икру, и пельмени, и водку во время официальных встреч.

– Да, завтра запланированы встречи в администрации и поездка на фабрику «Свобода». Кстати, Светлана не понадобится, пусть отдыхает, – обращаясь к Антуану, строгим голосом сказала Людмила, как бы не замечая, что девушка стоит рядом.

– А сейчас будем чревоугодничать! – воскликнул он. – К тому же я заметил в их карте вин хорошее «Пино». Неплохо бы заказать к нему мидии! Вперед, мои милые дамы. – И Антуан галантно распахнул перед ними дверь.

…Ужин прошел весело и легко. Людмила молча ела, запивая кролика по-сентонжски изысканным вином, искоса поглядывая на беспричинно смеющихся Антуана и Свету и чувствуя все нарастающее раздражение: «Красное «Пино де Шарант» 1988 года ради этой девчонки-несмышленыша! Разве она сможет оценить дорогое вино по достоинству, ей вполне хватило бы какого-нибудь «Шепота монаха»! Но ничего не скажешь, эта выскочка выглядит довольно изящно с бокалом в руке. А счастье любую женщину делает неотразимой».

В машине Людмила села рядом с водителем, предоставив внезапно посерьезневшей паре наслаждаться объятиями на заднем сиденье. Но Антуан и Светлана сидели молча, слегка отстранившись друг от друга, и только сплетенные кисти рук говорили о едва сдерживаемой страсти.

Переступив порог квартиры, где жила Светлана, Антуан хотел заключить ее в объятия, но не успел: овчарка, бросившись под ноги, радостно закружилась вокруг ног хозяйки, бурно радуясь ее приходу. Светлана присела на корточки.

– Стелла, соскучилась, милая. Сейчас, сейчас. – Виновато глядя на гостя, Светлана погладила собаку. – Придется опять идти на улицу, Стелла хочет гулять.

Что ж, он подождет… Минуты тянулись как часы. Он молча стоял у окна, глядя, как в соседнем доме то зажигались, то гасли огни. Как долго ее нет! Впервые Антуан задумался о будущем: эта девочка сможет сделать его счастливым, он знал это, он верил в это. Без нее его прошлая жизнь показалась серой и суетливой, как старое немое кино, лишенное красок, с мельтешащими случайными фигурами и искусственными страстями.

Светлана вернулась веселая, с легким румянцем на щеках. Шутя она приложила свои холодные ладошки к его щекам. От неожиданности Антуан вскрикнул и, дурачась, замахал руками.

– Снегурочка! Мороз! Валенки! Самовар! – по-русски, но с чудовищным акцентом выпалил он.

– А самовар-то тут при чем? – рассмеялась Светлана. – Действительно, я замерзла. Поставь, пожалуйста, чайник и завари чай. Я скоро, только приму горячий душ.

Антуан не удивился просьбе. Он знал, что русские всегда пьют чай: и утром, и днем, и даже вечером, перед отходом ко сну. Он зажег конфорку газовой плиты и поставил чайник на огонь. Когда вода закипела, залил кипяток в заварочный чайник и посадил на него тряпичную куклу, нарезал батон на тонкие ломтики и открыл баночку с джемом. Он был доволен, что сделал все правильно и ждал похвалы от Светланы.

Света вышла из ванной в большом махровом халате, полностью скрывавшем ее маленькую фигурку. Она села за стол, придвинула чашку и ласково и счастливо улыбнулась ему. Антуан состроил важную физиономию и, подобострастно наклонившись, спросил:

– Вам с молоком, мадемуазель?

– Нет, с виски. И побольше, – вступая в игру, серьезно ответила Светлана, но, не выдержав, прыснула. – Не дурачься, садись, бери чашку.

Он сидел напротив нее и с удовольствием смотрел, как она ест, откусывая большие куски бутерброда. Ему нравилась ее простая и непринужденная манера держаться.

– Вкусно?

– Да, я люблю абрикосовый джем.

Антуан удовлетворенно кивнул, как будто это была его заслуга.

– А ты почему ничего не ешь? – немного смутившись от его пристального взгляда, спросила Светлана.

– Я с удовольствием съел бы тебя. – И, протянув руку, он нежно провел пальцами по ее щеке.

Лицо ее стало серьезным, оно показалось ему взрослым и вместе с тем испуганным, но очень красивым. Было в нем что-то глубокое и таинственное, как бывает, если женщина чувствует приближение желания. Светлана вскочила, стараясь скрыть свои чувства, но Антуан, с силой притянув ее, посадил к себе на колени, обнял девушку за талию. От нее исходил нежный аромат, теплый и легкий. Его это заворожило, ведь это был запах ее кожи, не сравнимый ни с каким ароматом даже самых дорогих духов. И чем ближе он притягивал ее к себе, тем прекрасней казалась ему ее кожа и нежнее аромат. Она попыталась встать, но он крепко держал ее в своих объятиях. Светлана напряглась как пружина, готовая в любой момент выскочить, как только ослабнут тиски. Но мягкие, скользящие поглаживания по спине успокоили ее, она расслабилась и, движимая неосознанным порывом, обхватила его за шею.

Она не могла более противиться ему. Пусть это ее слабость, пусть она только случайно встретилась на его пути и нечего и думать, что она сможет остаться рядом с таким мужчиной, как Антуан. Но зачем загадывать на будущее, если настоящее так прекрасно!

Антуан незаметно развязал пояс ее халата, и полы разошлись, открывая его взору прекрасное тело. Его прохладная рука дотронулась до ее маленькой груди. Большим пальцем он стал медленно гладить розовый кружок соска, напряженно вглядываясь ей в лицо: закрытые глаза, чуть подрагивающие ресницы и слегка приоткрытый рот говорили о нарастающем желании. Светлана вскрикнула от словно накрывшей ее тело горячей волны. Антуан легко подхватил ее, перенес на тахту и, раздеваясь, упивался видом ее прекрасного обнаженного тела, готового к любви.