Текст книги "История одной истерии"

Автор книги: Ирина Потанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Ирина Потанина
История одной истерии

Пролог

«Трамвай», – меланхолично констатировал он, выковыривая из волос кусочки осыпавшейся штукатурки. Вытащив из-за уха карандаш, человек отошел на три шага «Так, здесь, здесь и здесь… Вот зараза!» – тонкий грифель хрустнул и отломился. Виновник поломки чуть слышно выругался. Сегодня всё складывалось против него. Впрочем, как и вчера. И позавчера. И всю предыдущую вечность. Но ничего. Теперь ему было чем отомстить этому эгоистичному миру. Вместо почившего карандаша уже вовсю трудился гвоздь, оставляя на стене шершавые царапины.

– Значит, завтра утром Петрович закончит фиксатор, – едва заметная дрожь в голосе выдавала высшую степень возбуждения говорящего. Предвкушение скорого воплощения самых изысканных снов наполняло всё его тело предательской слабостью.

А вот руки работали предельно чётко. Жало сверла жадно впивалось в отсыревший кирпич, выгрызая из стены осколки нежно-розовой плоти…

«Петрович?! Он сможет выдать. Показать, для кого делал заказ…» – мысль больно резанула рыхлое полотно мозга.

«Да нет. Петрович свой. И потом, кому придет в голову расспрашивать несчастного глухонемого?» – как обычно, успокаивать себя пришлось самому.

Итак, все готово. Подогнано миллиметр в миллиметр. Представление начнется завтра… Длинноногая кокетка выйдет погулять, тихонько скрипнет пружина. И… Ти-ши-на…

1. Глава о том, что если желания сбываются, то, вероятнее всего, они были необдуманны.

– Алле, Детективное Агентство «Order», – слащавыми интонациями глупенькой секретарши откликнулась я на телефонный писк.

– Счастлива приветствовать вас, детективное агентство! – незнакомым голосом пробасила трубка, после чего, обращаясь, явно сама к себе, продолжила, – Хм… Детективное агентство с дефективным названием… Именно то, что мне нужно!

– Чем можем быть полезны? – несколько более холодно, но, всё еще изображая щебетание, поинтересовалась я.

– С кем я могу поговорить о… – трубка замешкалась, – О проведении некоего расследования… Предупреждаю сразу, дело повышенной секретности, важности, ну и опасности, разумеется…

В последнее время мы с Жориком не испытывали недостатка в заказах, но я всё же ощутила радостное сердцебиение от последних слов собеседницы.

– Одну секундочку, сейчас я переключу вас на детектива, – не прекращая глупо улыбаться, проговорила я. Потом быстро запищала кнопками телефона, изображая переключение на другой аппарат.

– Слушаю вас, – сухо проговорила я в трубку уже своим нормальным голосом. И нажала на аппарате кнопку громкой связи, чтобы Жорик тоже мог слышать суть заказа.

Трубка, подозрительно пыхтя, молчала.

– Детектив Кроль, – представилась я, несколько раздражаясь, – Что вам угодно?

– Ничего-ничего, – трубка несколько раз громоздко хохотнула, – Знаете, из вас вышла бы неплохая актриса. Почти правдоподобное перевоплощение. Я бы только добавила какие-нибудь характерные дефекты речи одному из образов. К примеру, детектив может слегка гр-р-рассир-р-ровать.

– Не может, – обреченно вздохнула я, – Я об этом тоже думала. Но, увы, мне потом с этими же клиентами придется лично общаться. Не смогу я всё время р-рычать…

– А зря, – гордо фыркнула трубка, – Настоящий актёр должен уметь держать образ.

Только тут до меня дошло, что вот сейчас, первый раз за три года работы агентства, клиенты рассекретили мою маленькую хитрость…

– Я не актёр, а детектив. Остальное – издержки производства, – можно было ограничиться этим сухим высказыванием, но почему-то меня потянуло оправдываться, – Понимаете ли, секретарша всё-таки лицо неофициальное. Она может наговорить клиенту массу всего, о чём детектив, не запятнав свою репутацию, и подумать не может, поэтому…

– Да не переживайте, деточка, – трубка явно почувствовала мою неловкость, и напористо кинулась успокаивать, – Думаю, никто раньше не замечал вашей уловки… У меня это, понимаете ли, профессиональное. Я – режиссёр, – после этого заявления собеседница на миг замолчала, потом деловито откашлялась и, с пафосом заправского конферансье, представилась, – Шаврай Зинаида Максимовна!

Опираясь на её интонации, моё воображение тут же нарисовало утончённую даму, Гурченковского типа и возраста.

– Очень приятно, – слегка оробела я, – И всё-таки, что у вас за дело?

– О… Это только тет-а-тет. Вы сможете подъехать к нам?

Я с грустью подумала, что нормальные клиенты подъезжают в агентство сами. Потом поняла, что собственное любопытство разорвет меня на кусочки, откажись я от дальнейшего общения. Похоже, я умудрилась попасть в плен к обаянию режиссёрши.

– Хорошо. Как вас найти?

Собеседница назвала адрес, весьма толково объяснив, как подъехать к нужному зданию на машине. Меня приглашали на занятие студенческого театра «Сюр».

– Меня вы узнаете легко, – напоследок добавила Зинаида Максимовна, – Я красивая. Красивая и большая…

Вдоволь насмеяться, положив трубку, я не успела, потому, как телефон снова зазвонил.

– Детективное Агентство «Order»! – автоматически защебетала я.

– Душечка, – не менее сахарным голоском проговорила Зинаида Максимовна, – Не переключайте меня на начальство. Ну, их. У меня только один вопрос. Вы, ведь, я так понимаю, в курсе всех дел… Скажите, ваши детективы действительно профессионалы? Могу я рассчитывать на квалифицированную помощь? Не волнуйтесь, всё сказанное останется между нами, госпожа Кроль ничего не узнает.

Я мысленно поаплодировала режиссёрше. Вот, что значит, театрал!

– Скажу откровенно, – перейдя на шёпот, «просекретарила» я, – Спецом у нас является только один детектив…

Жорик, до этого бесстрастно вслушивающийся в мои переговоры, слегка поднял подбородок.

– Но, понимаете ли, – продолжала я, – Сейчас его посетила звёздная болезнь, поэтому он вряд ли возьмётся за ваше дело. В любом случае, в стороне Георгий Собаневский не останется, и консультации госпоже Кроль, на совести которой, кстати, тоже есть парочка раскрытых преступлений, давать всё равно будет. Иначе она не станет готовить ему еду. Весомые аргументы, не правда ли?

Последнюю фразу я говорила больше для Жорика, который уже расширил глаза и отчаянно жестикулировал, пытаясь показать, что лично он к делу этой сумасшедшей клиентки никакого отношения иметь не собирается.

– Отлично, передайте госпоже Кроль, что я буду безумно рада лицезреть её у себя.

Положив трубку, я почему-то почувствовала себя окрыленной.

– Катерина! – менторским тоном начал Жорик, – Ты ведешь себя, как девчонка!

– Кто скажет, что я мальчишка, пусть кинет в меня камень, – радостно процитировала я.

Жорик, обложившись газетами, восседал перед окном. С видом человека, утомленного мирской суетой, он наблюдал за прохожими. Изредка мой благоверный просматривал газетные заметки о себе, сокрушенно покачивал головой, бормотал польщено «придумают же, журналюги», и снова переносил воспетую мудрость своего взгляда за окно. Дело в том, что не далее, как вчера, Георгия объявили самым ярким городским персонажем уходящего лета. Парочка громких дел, раскрытых нашим агентством, сделали Жорика местной знаменитостью. Еще не вполне освоившись с новой ролью, мой благоверный слегка переигрывал. Заявив, что все мелкие и несерьезные дела отныне передаются в моё полное распоряжение, он с видом мэтра следил за происходящим откуда-то очень свысока. Я знала, что это явление временное, потому не обижалась. В конце концов, Жорику действительно было чем гордиться. Криминальный мир Города действительно содрогнулся под натиском детектива Собаневского. Жорик бесстрашно кидался в логово к врагу, участвовал в страшных драках, даже был ранен… Гад! Никогда не прощу ему, что обо всех этих приключениях я узнавала уже после их благополучного завершения. Клятвенно пообещав себе, что в отместку Жорику обязательно ввяжусь в первую же попавшуюся перестрелку, я бросалась на все возможные заказы. Увы, ничего, связанного с опасностями, пока не подворачивалось.

– Катерина, если ты хочешь получать нормальные заказы, то веди себя соответственно, – похоже, Жорик возомнил себя господином Макаренко, – Зачем мы поменяли квартиру? Зачем поселились на первом этаже? Чтобы превратить свое жилище в офис. Чтобы клиенты приходили к нам. Понимаешь? – он говорил почти по слогам, считая, что смысл сказанного так быстрее дойдет до меня, – Не мы к ним, а наоборот… Дело этой твоей дамы, наверняка, выеденного яйца не стоит… Кстати, о яйцах, – совершенно другим тоном заговорил Георгий, оживившись, – Не позавтракать ли нам?

– Мы же уже завтракали! – удивилась я. Мания величия сделала Георгия поразительно прожорливым.

– Да? Извини, я не заметил. Так вот, – Жорик не отрывал глаз от окна, – Хочешь, я заранее расскажу тебе, что там за дело? Если речь идет о театре, значит, расследование неизбежно упрётся в страшный клубок человеческих страстей, – рассказывая, Жорик явно увлёкся. Моё больное воображение давно уже заразило его фантазии, и теперь Жорик тоже иногда производил впечатление не вполне нормального человека, – Кто-то не получил желанную роль и теперь сгорает от желания отомстить режиссёру! Актёры дерутся из-за денег, а актрисы из-за актеров… Декораторы и рабочие сцены тихо ненавидят друг друга и правительство, заставляющее всех повышать цены на спиртное. По стенам мутными зеленоватыми потоками стекает зависть. Как правило, главным действующим лицом в подобном деле является жена режиссёра. Она тоже актриса. Чаще всего она оказывается жертвой. Ну конечно, ей достаются лучшие похвалы, главные роли, возможности давать интервью… Ну как тут не проучить гадину… Или нет. Жертвой окажется любовница режиссёра, а преступницей – конечно же, его жена…

– Дорогой, – я быстро пощелкала пальцами возле одухотворенного лица Жорика, – Это всё, конечно, хорошо. Но есть одна маленькая нестыковочка… Наш режиссёр – женщина.

– Да? А ведь и правда, – спустился с небес на землю Жорик и тут же принялся возмущаться, – Даже режиссёра себе нормального найти не могут!

Георгий иногда бывал уверен, что принадлежность к женскому полу является для человеческой особи серьёзным недостатком. Я многозначительно постучала кулаком по лбу и отправилась готовиться к выходу. Посещение театра – занятие, требующее кропотливых сборов. В глубине души я уже решила, во что бы то ни стало довести дело режиссерши до конца. Назло Георгию. Не хочет слезать со своего «высока»? Ну и пусть. Не позволю этой досадной неприятности портить репутацию нашему агентству. «Order» берется за любые дела и всегда побеждает. Даже хорошо, что дело режиссерши Георгий счел мелким. Я ничуть не сомневалась, что на самом деле это окажется настоящая, стоящая история. Пусть это будет мое первое самостоятельное дело.

– Послушай, – Жорику было скучно питаться в одиночестве, поэтому он ходил за мной следом, разбрасывая крошки от поглощаемого бутерброда по всей квартире – Я вот тут подумал – нам, наверное, пора размножаться… В смысле, расширяться…

Моё отражение в зеркале нелепо застыло с кисточкой для туши в руке.

– Это ты о чем? – подозрительно сощурилось оно, – Мне вот даже накраситься некогда, а ты…

– Вот, я именно об этом! – обрадовался нашему взаимопониманию Жорик, – Нам нужно завести настоящую секретаршу… Тогда у нас высвободится масса времени. Не нужно будет караулить этот дурацкий телефон…

– Во-первых, ты никогда не рискнешь оставлять квартиру на постороннего человека, – напомнила я Жорику о его собственной скрытности, – Во-вторых, ей нужно будет платить зарплату…

– Да, – тяжело вздохнул Георгий, – Об этом я как-то не подумал.

Снова зазвонил телефон.

– Детективное Агентство «Order»! – Жорик схватил трубку, совершенно автоматически повторяя мои щебечущие интонации, потом опомнился, – Тьфу! В смысле, детектив Собаневский слушает.

– Георгий, здравствуй, – звонила моя мамочка, причем явно в глубоко взвинченном состоянии, – Если там поблизости наблюдается моя дочь, и ты от факта её наличия еще не близок к нервному срыву, то передай ей трубку, пожалуйста.

– Да мамочка, – как можно спокойнее отозвалась я.

«Ну почему меня окружают одни сумасшедшие? У одного – звездная болезнь, у другой – хроническая истерика!» – сама себе пожаловалась я.

– Значит так, – мамочка чеканила слова, что свидетельствовало о крайней стадии её нервного напряжения, – Ты должна на неё как-нибудь повлиять! Нас, родителей, ни во что не ставит, учителям хамит. Помогать отказывается. Слушает какую-то жуткую музыку и считает себя при деле. Мол, не трогайте меня, я занята!

– Мамочка, можно я повлияю на неё завтра? Сегодня мне уже некогда.

Речь шла о моей младшей сестре. Сестрица-Настасья последнее время не очень-то ладила с мамочкой. Или же мамочка не ладила с Настасьей, разбираться во всех нюансах их взаимоотношений мне было некогда.

– Нет! До завтра я не доживу! – мамочка выговорилась, и потому постепенно начинала успокаиваться, – Я всё понимаю. У девочки переходный возраст. Я честно терпела. Но должен же быть предел. Во всех книжках написано, что этот возраст у них до 15 лет. Вчера, как ты знаешь, ей исполнилось 15… И где? Ни малейших изменений в поведении. Как был переходный возраст, так и остался. Я этого больше терпеть не намерена!

И тут мне в голову пришла Гениальная Идея.

– Жорик, мы возьмём Настасью к себе в секретарши? Мамочке на спокойствие, тебе на перевоспитание.

– Ну, если она будет хорошо себя вести… – прищурившись, протянул Жорик, прекрасно понимавший, что Настасья давно уже подслушивает материн разговор по параллельной трубке, – Если родители не будут на неё жаловаться…

– Не будут! – завопила Настасья, выдавая собственное присутствие на линии, – А то я им тут такое устрою!

Через несколько минут договор был заключён. Я беру Настасью к себе на стажировку, за это сестрица обещает прилежно вести себя дома и в школе. Работать она будет у меня по четыре часа в день, и даже станет получать за это кое-какую оплату. Настасья, услышав о театре «Сюр», радостно закричала, что знает оттуда массу народа, и клятвенно пообещала поджидать меня возле входа в ДК, в котором проходили репетиции.

«Надо же, как хорошо все складывается,» – беззаботно подумала я, наотрез отказываясь видеть в этом нечто подозрительное, – «Захотела самостоятельное дело – объявилась режиссерша, захотели выгодного секретаря – объявилась Настасья… Просто замечательно.»

2. Глава о том, что если весь мир театр, то людям в нём лучше не селиться.

Театр, как известно, начинается с вешалки. Студенческий театральный коллектив «Сюр» исключением не являлся. Правда, в этом случае речь шла не о предмете, на который вешают одежду, а об общей атмосфере в коллективе.

– Там такая «вешалка»! – Настасья, уже успевшая перекинуться парой слов с кем-то из знакомых актёров труппы, нетерпеливо перетаптывалась с ноги на ногу возле входа в ДК. Она выпучивала глаза и разводила руки в стороны в знак глубочайшего возбуждения.

– Какая такая «вешалка»? – строго спросила я, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица.

– Точно не знаю. Но понятно, что «вешалка» полная, – многозначительно заверила Сестрица, – Все какие-то подавленные, почти не разговаривают. Я расспрашивать не стала, у нас это не модно. Но то, что там что-то нечисто – факт.

«М-да», – мрачно подумала я, – «С такой помощницы толку мало будет. Надо её засадить в офисе на телефон. Пусть звонки принимает. Заодно мысли формулировать научится».

Внешний вид Сестрицы вполне мог служить ей отличной маскировкой. Ни один здравомыслящий человек не заподозрил бы в этой «девочке с плеером» ассистента детектива. В её темно-синий рюкзачок вряд ли влез бы даже более и ли менее пригодный для записей блокнот, не то, что настоящая тетрадь, так необходимая при нашей работе и моей слабой памяти. Закованная в джинсу с популярной ныне декоративной бахромой Настасья без устали пританцовывала на месте, нелепо переставляя туда-сюда кроссовки на платформах, больше похожие на тяжеленные утюги эпохи бедняжки-Золушки.

– Качаешь мышцы ног? – я презрительно глянула на обувь Сестрицы, решив не упускать шанса попрактиковаться в педагогике, – Такую тяжесть на себе таскать!

Настасья сдавленно хихикнула, потом глянула на меня своими, к счастью еще не отданными на разъедание косметике, глазками и невозмутимо ответила.

– Это вместо пятака в кармане. Чтоб ветром не унесло.

На этот раз, не удержавшись, хихикнула я. Все же не хотелось сдаваться так легко.

– А сережку почему не в то ухо одела? – не отставала от сестры я, – Спешила сильно?

Настасья сначала даже не поняла, о чем я говорю, и принялась с интересом ощупывать собственные уши.

Густые русые локоны Сестрицы – предмет нашей с мамочкой зависти и гордости – были примяты джинсовой бейсболкой и стыдливо заправлены за уши. Отчего-то женственность среди нынешней молодежи достоинством не считалась. Зато считались таковыми всевозможные признаки развивающегося мазохизма. Нет, до татуировок дело у Настасьи еще не дошло (для этого Сестрице сначала пришлось бы сменить родителей и сестру), но вот до прокалывания трех дырок в одном ухе – уже докатилось.

– Спешила сильно, – подтвердила, наконец, резко погрустневшая Настасья, после осмысливания услышанной от меня претензии, – Вижу, что зря. Если я так тебе не нравлюсь, можешь со мной не общаться!

Ну вот. Только ссоры с ассистентом мне сейчас и не хватало. Действительно, что я прицепилась? Ребенок, как ребенок. Я, когда красила свои овечьи кудряшки синькой и рисовала тенями страшные круги вокруг глаз, изображая отпето-свободного неформала, была ненамного старше Настасьи.

– Послушай, Сестрица, – примиряюще начала я, – Будь ты хоть негром преклонных годов, я все равно не смогу с тобой не общаться. Родственные инстинкты, знаешь ли.

Ребенок и не думал приходить в себя. Надув губы, Настасья смотрела куда-то в сторону ближайших кустов. Взгляд её выражал такую глубокую тоску и решимость порвать со всем миром, что, будь на месте кустов, скажем, пруд, я бы всерьез обеспокоилась, не собирается ли Сестрица броситься в ледяную воду.

– Ладно, обещаю, что не стану больше возмущаться по поводу твоего стиля, – выдавила, наконец, из себя я.

Сестрица моментально засияла. Просто удивительно, с какой легкостью Настасья умела прыгать между настроениями.

«Вообще-то, если она и дальше будет столь обидчивой, сработаться нам не удастся», – подумала я про себя, – «Все-таки в офис. Все-таки на телефон. В конце концов, здесь может быть даже опасно…»

Как бы в подтверждение моих рассуждений об опасности детективной деятельности откуда-то изнутри ДК раздался дружный вопль. Я молча кинулась внутрь.

– Вот видишь, – Настасья бежала за мной, не переставая при этом говорить, – Я ж предупреждала, что «вешалка». Почти не разговаривают, но орут. Массовый психоз.

Резко открыв дверь зрительного зала, я нерешительно застыла на пороге. На сцене полукругом стояли штук десять очень броско одетых молодых людей и девушек. Глядя куда-то в глубину зрительного зала, они сосредоточенно орали, всем своим видом выражая напряженную работу. На всякий случай я обернулась. Как и ожидалось, ничего ужасного на задних рядах не происходило.

– Всем спасибо. Сняли упражнение. Разминка закончена, – раздался знакомый бас откуда-то с первого ряда.

На несколько секунд воцарилась спасительная тишина. Загадочная молодежь, которая, видимо, и представляла актёров данного коллектива, постепенно перекочевала в зал. Ребята, переговариваясь вполголоса, опасливо косясь при этом в сторону первого ряда. Никто не улыбался. Ребята, несмотря на «веселенькие» тона своих одеяний, выглядели подавленными и растерянными. Оценивая внешний вид этих индивидуумов, я невольно подумала, что моя Настасья, выглядит еще очень даже прилично.

«Ничего», – злорадно сообщил невесть откуда взявшийся внутри меня пессимизм, – «Это только начало. Они ведь и постарше Настасьи будут…»

Я легкомысленно отмахнулась от подобных изречений, решив, что, в конце концов, у Настасьи своя голова на плечах. И будь эта голова хоть абсолютно лысой, как у одной из прошмыгнувших мимо меня актрис театра, от этого любовь к Настасье близких родственников уменьшаться не должна. От мысли, что я могла бы быть родственницей носящейся по залу лысой девице, мне стало жутковато. Да… Хотя я всю жизнь и требовала, чтобы мамочка родила мне старшего брата, все же следовало признать, что с сестрицей мне, в общем, повезло.

– Зинаида Максимовна, – робко подала голос я, привлекая внимание.

Режиссёрша поднялась, угрожающей горой нависнув над доброй четвертью зрительного зала. С поразительной для столь крупной комплекции грацией, она, не выпуская из рук пепельницу, а из зубов длинный изящный мундштук, поплыла мне навстречу. На вид ей было лет пятьдесят.

«Вот тебе и дама Гурченского типа…» – быстро мелькнуло у меня в голове.

– Детектив Кроль? – она оценивающим взглядом скользнула по моей фигуре и неодобрительно закачала головой, – Господи, ветер дунет – развалишься. Бедненькая… Ничего, будешь хорошо работать, я тебя откормлю. Будешь большая и красивая, как я!

Я вежливо кивнула, непроизвольно сделав несколько шагов в сторону выхода.

– Ты посиди пока, понаблюдай. Мне часть актёров отпустить надо. Вещи можешь повесить в шкаф. У нас жарко. Не боись, сегодня репетиция ненадолго.

Я послушно опустилась в кресло одного из рядов.

– А! – завопила режиссерша, – Всему их надо учить! Говорю же, жарко у нас!

Почти насильно она отобрала у меня сумочку и плащ и повесила их в шкаф.

– У нас же не базар, и не общественный транспорт, чтоб одетыми сидеть! – судя по тому, что Зинаида Максимовна говорила все это не мне, а своей труппе, я просто пала жертвой показательного воспитательного процесса. На подобное можно было и не обижаться. – У нас тут дом, понимаете? – продолжила режиссерша и, похоже, её слова достигли цели. Актеры согласно закивали.

– Так, кому там надо было уходить? – громогласно прорычала режиссёрша, возвратившись на свое место в первом ряду, – Кирилл и Ксения, работаете пластический эпизод в гостиной, – два силуэта отделились от толпы актеров и кинулись выставлять на сцену какие-то декорации, – Остальные – в зале. Стас, давай фонограмму.

Я мельком глянула на Настасью. Ребенок был явно в восторге. Горящие глазёнки, прикованные к сцене, просто пожирали всё происходящее. Но не это главное. Плеер, который Сестрица вынимала из ушей только в самых крайних случаях, обычно просто приглушая звук во время разговоров с окружающими, сейчас лежал, позабытый, на соседнем сидении. Кажется, Сестрице и впрямь были интересны театральные репетиции.

Зазвучала музыка. Длинноволосый, немного сутулый Киррил и коротко стриженая воздушная Ксения, оба неестественно напряженные, заняли исходные позиции. Обтягивающие одежды делали их фигуры еще более хрупкими.

– Стол подвиньте! – закричала вдруг режиссёрша, так, будто от месторасположения этого самого стола зависела судьба всего мира, – Стол подвиньте, сволочи!

Актёры переглянулись, Кирилл набрал полную грудь воздуха, явно намереваясь возмутиться. Потом обреченно махнул рукой, мол проще выполнить, чем спорить и пододвинул стол чуть левее.

– Убрать музыку! – зарычала Зинаида Максимовна, – Ну что ты двигаешь? – накинулась она на покусывающего губы от необоснованности претензий Кирилла, – Что ты двигаешь?! Не первый же день работаем! Вы должны меня понимать! Если я говорю, «подвиньте стол» – значит, я просто оговорилась! Надо двигать стул. Неужели непонятно?!

Зинаида Максимовна грозно сверкнула глазами в ответ на мой сдавленный смешок, после чего быстро стащила с ноги тапок и, не целясь, запустила им в нарушителя тишины. Стоптанный розовый тапочек просвистел прямо у меня над ухом и приземлился чуть дальше. Настасья восхищенно кинулась его искать. Честно говоря, я уже ничего не понимала в происходящем.

– Ксения? Ты же Героиня! Где твоя лёгкость? У… коровище!

Последнее высказывание меньше всего можно было отнести к тоненькой девочке на сцене. Я собиралась даже поделиться своим возмущением с Настасьей… Но тут Зинаида Максимовна, быстро скинув второй тапок, легко влетела на сцену, привстала на носочки, невероятно легко несколько раз обернулась вокруг собственной оси, после чего, подобрав свободной от пепельницы рукой подол широченной кофты, нависающей поверх спортивных брюк, опустилась на продольный шпагат. В зале зааплодировали. Я немедленно забыла о запущенном в меня тапке и восхищенно следила за режиссершей.

– Вот! – аккуратно сбивая пепел с мундштука, пробасила режиссёрша, – А ты что делаешь?!

– Зинаида Максимовна, – Ксения, явно после долгих внутренних мучений, решилась заговорить, – Я хотела сказать… Ребята, – обратилась девушка ко всем, – Зинаида Максимовна… Я ухожу из театра, – в глазах у Ксении мелькнули слёзы, – Мне отец не разрешает сюда ходить…

– Ты что? – чуть слышно проговорил Кирилл, хищно хватая девушку за руку – Не выдумывай…

– Пусти! – Ксения резко врывала руку.

По залу прокатилась почти физически ощутимая волна напряжения. Зинаида Максимовна молча встала. Обулась, даже не поблагодарив Настасью за доставку розового тапка. Спустилась в зал. Тишина становилась невыносимой. Кажется, никто в зале не дышал.

– Что ж. Я не в силах тебе препятствовать. Уходи, – очень серьезно произнесла, наконец, режиссёрша, – Странно. Мне казалось, в двадцать лет люди могут самостоятельно принимать решения…

– Могут, – чуть слышно произнесла Ксения, – Это и моё решение тоже, – девушка говорила, не обращая внимания на бегущие по щекам крупные капли, – Я боюсь, Зинаида Максимовна. Боюсь этой роли, боюсь этого театра. Да что греха таить! – Ксения перешла на крик, – Все здесь боятся. Неужели вы думаете, что одного вашего указания: «Работайте и не бойтесь», может хватить, чтобы привести всех нас в нормальное состояние?! Я не могу больше. Извините. Я ухожу.

Девушка быстро сбежала по ступенькам в зал, схватила откуда-то с первых рядов свою сумочку, швырнула на гладкую поверхность фортепьяно измятую ученическую тетрадку с надписью «Роль» и бросилась бежать к выходу. Зинаида Максимовна молча проводила глазами соскользнувшую с фоно на пол тетрадку.

– Если все действительно согласны с мнением Ксении, – режиссёрша смотрела теперь прямо перед собой, – То молчать в этом случае просто преступление. Что ж, давайте закроем театр. Давайте прекратим репетиции. Возможно, это единственный верный ход в нашей ситуации, – Зинаида Максимовна вдруг вспомнила о наличии в зале посторонних, и развернулась ко мне, – Как вам это нравится, детектив Кроль? В труппе студенческого театра вдруг начинают пропадать актрисы. Причем именно те, которые пробуются на главную роль недавно принятой к постановке новой пьесы. Исчезли уже две девочки. Случайность? Мистика? Родители в шоке. Нелепая, совершенно недееспособная милиция разводит руками. Лучшие актеры начинают разбегаться, – режиссёрша кивнула в сторону двери, за которой безвозвратно исчезла Ксения, – Господа, – вновь обратилась Зинаида Максимовна к своей труппе, – Вопрос остается открытым. Что будем делать? – неловкое молчание было ей ответом, – Хорошо. Давайте по-другому. Есть ли смельчаки, желающие пробоваться на брошенную Ксенией роль Главной Героини?

Несколько мгновений неуверенного гомона показались длиною с вечность. Потом все присутствующие на репетиции подняли руки, включая мужчин и мою Настасью. Исключения составляли только мы с режиссёршей.

– Браво, господа! Спасибо, – торжественно проговорила Зинаида Максимовна, – На роль назначается Анюта. Пока Анюта.

Миниатюрная девчушка с двумя нелепыми хвостиками радостно хлопнула в ладоши, после чего подбежала к упавшей на пол тетрадке с ролью и, совершенно не заботясь о чистоте своих светлых брючек, уселась прямо на тетрадку. Остальные с серьезными лицами молча глядели на происходящее. У меня сложилось ощущение, что я нахожусь среди клиентов психиатрической клиники.

– Это у актёров традиция такая, – шепнула мне Настасья, – Если роль упала, на неё обязательно надо попой садиться. Я читала такое. Еще ничего, когда в зале. А представляешь, роль ведь иногда на улице в грязь падает. А они ничего, садятся… Эх, нелегка жизнь актёрская… Мне б такую…

Между тем, новоявленная героиня вытащила роль из-под себя одной рукой и вскочила совершенно счастливая.

– Более предметную работу начнем со следующей репетиции. Жду вас послезавтра. Да, пожалуйста, кто там у нас из одной с Анютой общаги? Не оставляйте Анечку одну, хорошо?

Выражающий согласие гул быстро утих.

– Что ж, – широким жестом Зинаида Максимовна пригласила меня следовать за ней, – Пройдемте в мою каморку, потолкуем.

– Настусь, – шепнула я Сестрице, – Подожди на улице. Может, что узнаешь у своих друзей…

Настасья кивнула и испарилась. Я едва не забыла забрать из шкафа свои вещи. Пытаясь положить блокнот в карман плаща, я наткнулась на странную вещь. Вместе с ключами от квартиры, лежал огрызок фольги, явно вытащенный из пачки сигарет, на нем печатными буквами красовалась надпись: «Не хочешь потерять близких? Откажись от расследования». Печатные буквы, выведенные чёрным маркером, на миг заставили меня испугаться. Когда я вешала плащ в шкаф, этой записки там не было.