Текст книги "Тропа. Дорога. Магистраль( СИ)"

Автор книги: Ирина Рэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Рэйн Ирина Александровна
Тропа. Дорога. Магистраль

Пролог

Когда звезды слишком холодны

И заморожены собственным свечением,

На краю ночи

Мы сами можем стать их светом.

Так дай мне нечто большее, чем всего лишь прикосновение,

И поддайся нахлынувшим эмоциям.

Просто не отпускай мою руку,

Пока мы взлетаем,

Ведь я-то знаю, где мы приземлимся...

Мы можем сбежать далеко, в вышину,

Остаться в Нирване,

Где пребывают мечтатели...

Adam Lambert – Nirvana

Серое небо сгущалось, подобно молоку в жестяной банке с голубой этикеткой. Антон вспомнил вкус маминых блинчиков и сгущенки, в которую так вкусно было их макать. Успевай только доносить до рта, не растеряв несколько капель по дороге. В животе недовольно заурчало. Он уже и не помнил, когда ел в последний раз. Не знает, когда сможет поесть. Не потому, что нет возможности, а потому, что голодный желудок – это такой пустяк по сравнению с другими проблемами, что навалились на него в последнее время. Говорят, что беда не приходит одна. Проблемы накапливаются, как снежный ком, который катится с горы, подминая под себя все, что попадается ему по пути. И Антон чувствовал себя сейчас именно так: песчинкой, подхваченной ветром. Куда занесет его? Упадет ли он на землю и будет растоптан чужим тяжелым ботинком? Попадет ли он в воду и осядет на дне? Или так и будет летать по воздуху, подгоняемый и порывами, чувствуя себя беспомощным и жалким?

Где то, что казалось правильным? Где люди, которые смотрели ему в глаза, а теперь отводят взгляд? Где поддержка, которая так нужна ему сейчас? И придет ли помощь, если ты уже на грани и почти не веришь в чудо?

Часть 1. Тропа

Куда ж ты, тропинка, меня завела?

Гера

В четырнадцать лет жизнь, кажется, только начинается. И не особо волнует то, что несколько лет назад страна, в которой ты родился, осталась лишь на старых картах, что с распадом Союза, ты перестал жить в самой сильной державе мира. Сила – это то, чем ты и так владеешь, помимо бесшабашности и бесстрашия. Иногда непроходимо тупого, но всегда кажущегося до невыносимости крутым.

Четырнадцать – это возраст, когда на школьных дискотеках не танцуешь. Ты приходишь туда только для того, чтобы потусоваться с друзьями. Такими же, как ты. Желторотыми и упрямыми, попробовавшими сигареты и водку, но совсем не знающими жизни. В четырнадцать кажется, что море по колено и весь мир открыт для тебя, что именно он прогнется, а не ты. Станешь тем, кем хочешь, займешься тем, что нравится. Будешь зарабатывать кучу денег, ездить на крутой тачке и иметь самых красивых девчонок.

Только что-то сломалось в этой системе ценностей. Гера все чаще ловил себя на мысли, что ему докучают взгляды и знаки внимания девчонок. Зато он все с большим желанием проводит время с друзьями. Такими же пацанами, как он. Такими же, но не такими...

Вскоре пришло понимание, что он расценивает одноклассников и приятелей не как друзей, а как парней. Пришло понимание, что во время самоудовлетворения он представляет не хрупкое девичье тело, а крепкий торс парня из соседней парадной. Он сам сталкивался с ним, играя в баскетбол, и знает, как бывают у него напряжены мышцы под футболкой. И хочется провести по ним рукой. Коснуться.

Герман гнал от себя эти мысли и желания. Он хотел быть таким, как все. Хотел встречаться с девочками, даже приглашал нескольких, не слишком надоедливых, на свидания, дарил цветы, водил в кино и целовал по окончании встреч. Мокрые поцелуи не приводили в восторг, сердце не сжималось в предвкушении "А что дальше? Как далеко она сможет зайти со мной? Когда привести ее к себе?" Ведь нет ничего хуже, чем стоять и слушать, как кто-то кого-то, так и сяк. А ты только и можешь, что улыбаться и кивать. Или придумать что-то про себя. Только с этим сложнее – все на виду.

Кому рассказать – посмеются или побьют. Россия – страна гомофобов. Это было, есть и, скорее всего, будет. Герман смог бы побороться с одним, двумя и даже тремя, благо, что на боевое самбо ходил постоянно и делал успехи, но одному вставать против остального мира, не понимающего его тяги, не верящего в его чувства, не имело смысла.

Это уже проходили. До него. После него. Герман боролся со своей сущностью. Недолго. До тех пор, пока не раздобыл видеокассету с гей порно. Сомнения отпали сами собой. Акт между мужчинами не показался чем-то отвратительным. Наоборот. С интересом он вглядывался в меняющиеся картинки. С упоением ласкал себя рукой, размазывая слюну. Со страхом прислушивался к окружающим звукам в квартире. Скоро должны прийти родители с работы и сестра с танцев. Не хотелось бы попасться вот так. Когда еще не было ничего. И даже один раз – не пидорас. Разве нет? Вытерев носовым платком член, Герман понял, что назад пути нет, и перед собой он должен быть честен. Может быть честен только перед собой. Остальным знать о том, что их сын, брат, друг – пидор, необязательно, точнее, совсем не нужно. Зачем расстраивать родителей? Зачем давать повод для насмешек сестре? Хоть у них всегда были хорошие отношения с Леркой, но не исключено то, что она станет смеяться над ним, начнет обсуждать знакомых парней, кинозвезд, будет водить по магазинам и одевать как девчонку. Какого х*ра? Он – нормальный парень. Только... Взгляд в зеркало. На гладкой поверхности отражается парень. У него большие испуганные глаза болотного цвета и плотно сжатые губы.

– Я никому не скажу. Никогда.

***

27 декабря 1999

Школьная дискотека в самом разгаре. Дежурные учителя только качают головами при виде размалеванных под хохлому девчонок и парней, еле стоящих на ногах.

– Гера?

– Что?

Антону Королеву нельзя было не ответить. Самый высокий парень в классе был всеми признанным королем школы. С ним хотели дружить мальчишки. С ним мечтали встречаться все девчонки, от самых красивых и популярных до заучек.

– Выпить есть?

Герман окинул взглядом одноклассника, которому, судя по всему, и так было хорошо, но решил, что, если не поделится, то не миновать излишнего внимания к своей персоне. Ему оно не нужно.

– В туалете. Пойдем.

Покрытые зеленой краской стены, запах хлорки и подоконник, на котором выставлены стаканчик, бутылка с водкой и бутылка лимонада "Буратино". Несколько парней стоят в кружке, переговариваются, смеются. Тот, кто на "шухере" у двери, нетерпеливо притоптывает на месте, ждет, когда и ему можно будет подойти и оторвать свой кусочек праздника.

– С наступающим!

Стаканчик переходит из рук в руки. Мальчишки терпят, не морщатся, хотя хочется. Водка – не самая лучшая, та, на которую хватило общих денег. Гера быстро пьянеет. И не только от спиртного. Он стоит рядом с Антоном и чувствует запах его одеколона. Наверняка, украл у отца. Слишком сильный и терпкий. Гера чешет нос – что угодно, лишь бы не чувствовать. Не помогает. Берет стаканчик и принимает новую порцию алкоголя. Теперь будет не так противно подкатить к Лизке из параллельного. Она уже давно строит ему глазки. Надо поддерживать репутацию.

Музыка сменяется на медленную. Надо торопиться, пока ее не увели.

– Я ушел танцевать. Кто со мной?

Некоторые кивнули, кто-то остался, в том числе и Антон. Ему сегодня было не до танцев, уже некоторое время на него вели охоту несколько старшеклассников из другой школы. Королев попользовался чьей-то девчонкой, а она напридумывала себе, что они теперь пара, и дала от ворот поворот своему бойфренду. Тот решил отомстить и только ждал случая.

Герман был не в курсе передряг Антона. Тот вечно попадал в различные истории. В основном, из-за девушек. Для Городецкого это было еще одно доказательство того, что дружить с девочками – себе дороже. Нет, он с ними общался, переписывал домашнее задание и, вообще, вел себя вежливо и уважительно. Только не чувствовал ничего к ним. Как будто это были иноземные существа, которых он никогда не сможет понять, и потому даже пытаться не стоит.

– Можно пригласить тебя на танец?

Лиза покраснела, даже в полутемном зале стало видно, как вспыхнули румянцем ее щеки, и маленькая ладошка опустилась на его – Геры. Он обнял девушку за талию, она опустила руки на плечи и стала задавать какие-то глупые и несуразные вопросы, двигаясь в такт музыке. Герман ненавидел "медляки", они навевали на него тоску и сон. А еще злость. Потому что вместо того, чтобы пить сейчас с друзьями этажом ниже, он вынужден терпеть сладкий запах духов Лизки и ее руки у себя на плечах. Он вынужден улыбаться, смотреть в глаза, отвечать и кивать, а проще говоря – врать. Ей – давая ложные надежды. Себе – играя чужую роль.

Музыка остановилась, и парень уже хотел было откланяться, как начался новый "медляк", и он не смог проигнорировать просящий взгляд Лизы. Чуть улыбнувшись, он повел ее в танце. На зависть подругам. Не зная, что этот поступок решит его жизнь в дальнейшем. Потому что именно в этот момент во дворе школы избивали ее короля.

Диджей остановил музыку посреди трека, и в зале послышались недовольные голоса.

– Пацаны, наших бьют! – крикнул кто-то, и Гера сорвался с места. Он сбежал с друзьями по лестнице, перескакивая через несколько ступенек сразу. Увидев Антона, лежащего на снегу, в тонкой футболке, прижимающего к груди руку, обомлел от страха.

– Кто это сделал?

– Не лезь. Сам виноват.

Учительница вызвала скорую помощь, а ребята еще долго не могли разойтись по домам, обсуждая случившееся и абсолютно забыв про то, что надо танцевать и веселиться. Еще никогда школьная дискотека не заканчивалась так, а значит, кто-то должен понести наказание за испорченный праздник.

Саня из седьмого класса видел, как к Антону подкатили двое, сказал, что сможет их опознать. Было решено их найти и отбить охоту "творить беспредел". Несколько парней встали на защиту жертвы, и задали взбучку тем двоим, обнаружившимся в соседнем дворе. Среди них был и Герман. Не любил он махать кулаками, но за честь друга стоял до последнего. Даже зная, что тот не прав.

У Антона было сотрясение мозга и сломана рука. Впереди новый год и каникулы, но настроение было на нулевой отметке. Как можно думать о праздниках, если одноклассник в больнице, куда не пускают? Герман твердо решил, что мало просто наказать обидчиков, надо будет помочь другу с учебой.

***

За каким ... надо было связываться с этим Антоном? Этот парень совсем не хочет учиться! Который раз сработало правило: "хотел, как лучше, а получилось, как всегда". Нет, все было нормально до середины января, они созванивались, болтали по телефону о всякой ерунде, а потом начались уроки, на которые Королев и не думал ходить, мотивируя это больничным. Добрый мальчик Герман не смог оставить друга в беде и каждый день после уроков приходил к нему домой, давал списывать конспекты, рассказывал о заданиях и помогал разбираться с новыми темами. В какие-то дни приходилось убегать, чтобы успеть на тренировку. В какие-то – засиживался допоздна. И тогда было хуже всего. Не хотелось вообще уходить. Хотелось лечь с ним рядом и дышать. Просто дышать одним воздухом с ним, чувствовать его дыхание на своей шее, тепло его тела через одеяло.

С Антоном было интересно. Они обсуждали все: от кино до музыки, от автомобилей до компьютеров. Родители Антона не были особо богатыми, но парню как-то удавалось находить деньги на гулянки. Только эта тема – обсуждение его девушек, их форм и так далее, не приносила Гере удовольствия. Тоха не видел этого, но так было. За одним таким разговором Королеву будто в голову что-то стукнуло, и он решил, что должен свести девственника Германа с кем-нибудь.

– Да чего ты боишься? Не дрейфь! Я тебя всему научу и все расскажу и покажу!

Как объяснить, что дело не в страхе? Как сказать, что у него просто не стоит на девчонок? Но последние слова задели.

– Все покажешь?

– А то! У меня даже презервативы где-то валялись. Сейчас принесу.

Открытая пачка из трех штук придерживалась рукой в гипсе, другая стала рвать фольгу. Характерный звук оглушил, заставил зажмуриться и ущипнуть себя. Не сон.

– Не надо мне ничего показывать. Я и так все знаю.

Стоило только представить Тоху, одевающего презерватив, как его скрутило желанием. Внизу живота заболело, и Гера резко вскочил на ноги, прикрывая пах рюкзаком.

– Эээ... Ладно... Я пошел домой... Мне еще там надо сестре помочь...

Антон равнодушно пожал плечами и посмотрел вслед другу. Он решил, что тот просто стесняется, а потому надо обязательно сделать так, чтобы парень наконец-то забыл о смущении. Ведь интересный, симпатичный... Сплюнул. Он подумал "симпатичный"? Про Геру? Ну, да. Для девок. Вот как на него вешается та же Лизка, только тот не особо торопиться. Тормознутый какой-то. Надо его расшевелить.

Гера почти бегом выбежал из дома, где жил Антон. Резко вдохнул морозный воздух. Глотком. Выдохнул долго и протяжно. Не надо больше к нему ходить, добром это не закончится. Он обязательно сорвется и сделает что-то, о чем впоследствии будет горько жалеть. Нельзя к нему ходить, только как это сделать, если ноги сами ведут его сюда, по этой тропинке от автобусной остановки? Узкой и скользкой. Он идет по ней, и пройдет еще не раз. Потому что уже не может жить без встреч вне стен школы. Потому что лучше сломает себе шею, чем не сделает шаг навстречу.

***

Антон вернулся в школу и основательно взялся за Геру. Он считал, что таким образом выражает благодарность за помощь. Что может быть проще, чем помочь подцепить девчонку?

– Слушай, у меня на хате никого сегодня не будет. Хочешь, освобожу ее для тебя?

Герман непонимающе уставился на одноклассника.

– Зачем?

– Ну, ты и придурок! За шкафом! Приведешь туда кого-нибудь, ту же Лизку или Ольгу. Я ключи тебе дам, а сам у соседа потусуюсь. Только в восемь родаки должны приехать, поэтому надо управиться до этого времени.

Гера разозлился. Какого черта он такое ему предлагает?! Друг называется!

– Да иди ты... со своей хатой...

Оттолкнув парня, ушел в коридор. Нужно было подышать перед уроком литературы. Впереди еще сорок пять минут рядом с Антоном и можно будет идти домой. А там... Там дать волю своим чувствам: обиде и желанию.

Вернувшись в класс, Гера молча сел на свое место и демонстративно уткнулся в учебник. Буквы плясали перед глазами, но он усердно делал вид, что читает.

– Гер...

– Отвали...

– Гера. Ты... это... извини, если обидел... Я же как лучше хотел...

"Лучше? Для кого лучше? Для меня, для себя? Не будет лучше! Не в этой жизни!" – подумал Городецкий, а вслух ответил: "Проехали. Просто больше мне не предлагай такого. Если мне надо будет, то у меня есть, где". Не добавил, что не с кем. Потому что с тем, с кем хочется – нельзя. Герман не боялся получить кулаком по темечку, смог бы дать отпор, он боялся стать изгоем в классе, а еще потерять друзей, особенно одного.

***

Учеба давалась тяжело, все мысли были лишь о том, чтобы закончить девятый класс, а потом... А потом станет легче, потому как Антон уйдет из школы. Сам недавно сказал, что родители хотят отмазать его от армии и отправляют учиться в лицей, учеба в котором, якобы, поможет при поступлении в престижный ВУЗ. Герман же собирался отучиться еще два года в школе. Он мечтал пойти по стопам дедушки, который работал заведующим хирургическим отделением одной из городской больниц. Родители решение не особо поддерживали, знали, что в стране профессия врача имеет множество подводных камней. Не говоря уже о недосыпании, дежурствах и низкой зарплате. Герман стойко стоял на своем. Или в медицинский, или в армию. Дед называл такое рвение похвальным и всячески помогал внуку, зубрящему биологию денно и нощно. Родители же смирились. Было еще два года впереди, возможно, он еще передумает и пойдет на популярные нынче экономический или юридический факультеты.

– Ты чего приуныл? – Антон, как обычно, улыбался во все свои тридцать два, излучая позитив и внутренний свет на всех окружающих.

– Ерунда. Родители опять мозги компостируют. Я им говорю, что кроме как врачом, никем другим себя не вижу, а они... Вчера подогнали мне справочник ВУЗов, будто я еще не определился. Вот нафига они так делают?

– Не парься, – рука друга легла на плечо, отчего Герман невольно вздрогнул. Тепло обожгло через одежду. Выдохнул, заставляя себя успокоиться. Это всего лишь дружеский жест, это ничего не значит. – Родители – на то и родители, чтобы заботиться и переживать. Если бы они меня в лицей не пихали, то я не знаю, куда бы пошел. Сейчас столько возможностей! Мир открыт перед нами! Можно выбрать любую профессию, начать свое дело, пойти любой тропинкой. Главное, сделать шаг в правильном направлении.

– То есть, тебе все равно, кем ты будешь? – спросил Городецкий, незаметно снимая с себя руку одноклассника.

– Нет, конечно, но я уверен, что не пропаду, – очередная задорная улыбка, светящиеся глаза, полные надежд и какого-то безрассудства. "Думать о будущем в четырнадцать лет? Пф! Дайте мне насладиться этим возрастом!"

***

Полгода на пределе нервов. Полгода сидения за одной партой, общих тусовок, тренировок и прогуливания уроков. Герман метался между подготовкой к предстоящим выпускным экзаменам и своими чувствами, которые то и дело пытались прорваться наружу, ломая препятствие, стену, которую ставил здравый смысл.

Вокруг пахло весной. Запах сирени разлетался по дворам и улицам. Майские дожди омыли землю, убрав грязь, что накопилась за зиму. Пришло время ветровок и кедов. Герман любил весну, ему казалось, что в это время года возможны любые чудеса. И просил небо лишь об одном – чтобы наваждение под именем "Антон Королев" наконец-то прошло. Небеса оставались глухи к просьбам мальчика, он все больше увязал в своих чувствах и все больше тратил душевных сил, чтобы не показывать их.

Выпускные экзамены прошли, как во сне. Вроде бы, столько готовился, а когда пришло время сдавать – будто перегорел. Казалось, что это всего лишь проверочные работы в конце года. И даже выдача аттестата на последнем звонке не изменила этого состояния – все равно его нести обратно через несколько дней.

Переломным моментом оказался выпускной. Герман наконец-то осознал, что больше не будет девятого класса, будет десятый, собранный из девятых. Кто-то будет знаком, кто-то – не очень, но главного человека, которого хочется видеть каждый день... Нет. Надо срочно прекращать об этом думать, иначе он сейчас разревется, как девчонка. Только этого не хватало. Надо отвлечься. Надо потанцевать с кем-нибудь для вида. Точно. С кем-нибудь, кто уйдет, чтобы потом не было притязаний в его сторону. Потому как бегать от порядком приставучих подруг уже надоело.

– Позволь пригласить тебя на танец?

Девочка засветилась и засияла, как новогодняя елка. Никогда Городецкий не обращал внимания на "серую мышку", а сегодня – пригласил танцевать. Гера подумал, что хоть кто-то сегодня будет счастлив.

Вечер подходил к концу. Народ потихоньку расходился. Только бывшие девятиклассники продолжали строить планы на продолжение праздника. Решено было прикупить алкоголя и двинуть в сторону одного из парков. Если бы Герман знал, что будет происходить дальше, то не пошел бы.

***

Опьянение – удивительно опасное состояние. Когда ты пьян, то почти физически ощущаешь, как крутится планета, и вертишься по инерции вместе с ней. Состояние эйфории. Состояние безнаказанности за любое действие. Когда мозги выключаются, оставляя место инстинктам и желаниям.

Парк встретил выпускников полутемными аллеями и скамейками, где тут и там сидели небольшие компании. Бомжи сегодня, видимо, решили уйти в места, более безопасные и менее шумные, от греха подальше.

Гера был пьян. Тоша недалеко отстал. Вообще в их компании не было трезвых. Нигде никого не было трезвого. Даже девчонки, набравшись то ли смелости, то ли водки, норовили свалиться в кусты или поплавать в пруду, окруженном деревьями. Какие могут быть препятствия, если душа просит? И одна из них допросилась. Тоха никогда еще не был так счастлив, ненавистная школа позади, и можно было с чистой совестью открывать новую главу своей жизни, только для начала он решил смыть остаток старой.

Герман проглядел тот момент, когда Королев нырнул в пруд. В то время он помогал одной из одноклассниц нести тяжелые пакеты. Всплеск воды встревожил. Пусть лето, пусть днем тепло, но ночью... Кому в голову придет купаться? Решение загадки было простым, черноволосая макушка торчала над водой, а голос, который мог принадлежать только Антону, раздавался над парком.

– Долбо*б! Какой же ты долбо*б, Тоха!

Герман бросил пакеты на ближайшей скамейке и побежал к воде.

– Вылезай, придурок! Замерзнешь и простынешь!

– Нет! Здесь так классно! Давай, ныряй ко мне!

Кое-как парням удалось вытащить брыкающегося Королева, и если остальных только немного забрызгало, то Городецкий, который все же вошел в воду по колени, теперь с матами отжимал брючины и носки.

– Ну, и какого х*ра ты творишь? Вот нафига это было делать? Теперь весь выпускной – коту под хвост.

– Не бурчи. У меня от тебя голова болит, – Антон даже не пытался отжимать одежду, лежал с глупой пьяной улыбкой на лице. Костюм прилип к телу, а трава, на которой он лежал, стала мокрой и скользкой. – И вообще, я теперь взрослый. Могу делать, что хочу, и никто мне – не указ. Даже ты.

– Вставай, отведу тебя домой.

– Не хочу домой! Хочу продолжать праздновать. Эй! Куда вы пошли?! – Антон махал руками бывшим одноклассникам, но они уже его не слышали. Для них праздник продолжался, а для Королева и Городецкого – нет.

– Идем. Помогу тебе дойти до дома, – Гера протянул руку и помог другу подняться. От прикосновения ладоней стало жарко, несмотря на прохладный ночной воздух.

– А потом куда?

– Домой. У меня есть деньги на такси.

– Нет. Останешься со мной. Родители и слова не скажут.

– Зато мои скажут. Поэтому – нет.

Герман не хотел врать, но солгал. Его родители не ругались бы за отсутствие сына дома, нужно было только предупредить их. Но представив, что он будет спать с Антоном в одной комнате и, возможно, в одной кровати, резко захотелось домой. Потому что он знает себя. Он не выдержит. Ведь сегодня – их последняя ночь. Последняя возможность расставить точки над "i", признаться, и быть либо посланным, либо... Нет либо. Антон – натурал и гомофоб. Он никогда не скажет, что чувства Геры взаимны. Но как же хочется это услышать...

– ... И вот, прикинь, я ей говорю, давай ко мне, а она – нет, я храню себя до восемнадцати. Прикинь? Ну, дура...

– Угу.

– Ну и, короче, я послал ее и подкатил к ее подружке. Ну, а что? Та оказалась более сговорчивой... – Закурил, – И это, ну, все, как надо, грудь большая, попка круглая... Слушай, а хочешь, я тебя с ней познакомлю? Безотказная девица, сто процентов даст!

– Не надо. Не хочу, – от этих разговоров не то, что мутило, уже, наверно, должен был привыкнуть, но лучше не становилось. Точно.

– А чего ты хочешь? Скажи? Я договорюсь. Любую уломаю для тебя.

– Тоха, заткнись. Я послезавтра уезжаю в Волгоградскую к бабушке на все лето, а потом мы будем учиться в разных местах.... Дай побыть с тобой вдвоем, – последняя фраза прозвучала как-то жалко. Гера поморщился, но друг, вроде, ничего не заметил. Или не отреагировал.

– Ну. Ладно. Мы почти уже пришли.

Дверь в подъезд. Лестница. Герман еле переставлял ватные ноги. Не потому, что мокрая обувь была тяжелой. Потому, что не знал, как решиться сказать и стоит ли вообще.

– Все. Пришли. Спасибо, что проводил. Может, чаю выпьешь?

Городецкий чуть не упал.

– Совсем уже? Какой чай в три ночи?

– Ну... Можно другого... Чего ты хочешь?

Гера мог бы сказать "ничего", попрощаться и уехать домой, но вместо этого он схватил друга за шею и поцеловал. Губы Антона были сухие и холодные. Но слаще их не было ничего. А потом... А потом и не стало ничего.

Тоша оттолкнул бывшего одноклассника и уставился на него резко протрезвевшим взглядом.

– Какого х*я ты творишь?

– Тох...

– Бл*ть! Ты что? Из этих? Да, твою ж мать! Не может быть! Ну, зачем, а? Ты же мой друг, один из самых близких друзей! Гера! Зачем надо было это делать? Ты же сейчас все пох*рил! Все наши года дружбы!

Герман хотел провалиться сквозь землю, и было даже плевать, что они на пятом этаже. Тем быстрее лететь. И больнее падать.

– Это для тебя я был другом, а ты для меня – больше. Гораздо больше.

Тошин кулак врезался в стенку.

– Уйди отсюда! Больше ты мне не друг. Больше ты мне никто. Ненавижу тебя!

Герман бросил еще один взгляд на Королева и побежал вниз по ступенькам. Не падать больно. Больно – найти в себе силы, чтобы подняться.

***

Дедушка Германа был врачом, а бабушка – бухгалтером. Знаете, как в советское время было сложно вести учет? Текущие шариковые ручки, нарукавники и огромные журналы-ордера, "распашонки", как их называют. Так вот. Бабка у Геры была мировая. Дед только в больнице был царем и Богом, а дома – настоящим "подкаблучником". Просто он очень любил свою жену и делал для нее все. А когда у бабушки спрашивали, в чем секрет крепких отношений в ее семье, она загадочно улыбалась и отвечала, что все просто, что она, как бухгалтер, понимает, что не надо искать плюсы и минусы. Главное – найти внутренний баланс, а он складывается из того, что ты имеешь – активов и их источников – пассивов. И банкроты те, кто не сможет свести правую и левую части. И конец отношениям, где нет равновесия.

Герман ехал домой и смотрел в окно. Что он имеет: растоптанные чувства и душевные терзания. Источник один: Антон. Равновесие, однако, пошатнулось, но не стоит плакать над своей судьбой. Да, он попытался, но был готов к такому результату. Да, он потерял друга, но, наверняка, найдет кого-то другого. Того, кто поймет и примет таким, какой он есть. А если никто не примет? Не может такого быть. Закон равновесия. Где-то убыло, а где-то прибыло.

Гера вошел в квартиру, стараясь не разбудить родителей и сестру. Лера все-таки вышла на шум из прихожей, зевая и протирая глаза, спросила:

– Как выпускной?

– Нормально все. Спать хочу. Дай пройти.

– Погоди. Что случилось, Гер? – Ночная собеседница внимательно рассматривала брата, а он делал вид, что снимает ботинки, но на самом деле усиленно прятал глаза. – Этот придурок отшил тебя?

Парень забыл про ботинки. Вообще про все забыл. Даже, как дышать. Она знает?!

– Что? Ты о чем, Лер?

Выглядело неубедительно. Сестра нахмурила брови.

– Брось! Из тебя плохой актер. Я про Королева. Только не надо делать вид, что ты не в курсе. Я же видела, как ты по нему полгода сох...

– Лера...

Городецкий просчитывал, как сможет заставить ее держать язык за зубами. Если она узнала, значит, это могут и другие. Не хотел бы он так рано открываться родителям.

– Не бойся, братец. Никто не узнает, пока ты сам не расскажешь. Я же буду молчать, потому что твоя личная жизнь – это твоя личная жизнь. И вообще, я даже рада, что ты гей. Теперь я буду единственной надеждой наших родителей на внуков.

– Издеваешься?

– Нисколько, – Лера действительно выглядела довольной, и улыбалась. А потом подошла к брату и обняла его. – Люблю тебя засранца. Знай это, ладно? Даже если остальные тебя не поддержат, у тебя есть я. И вообще, жизнь на этом не заканчивается.

Герман неловко погладил сестру по спине и скрылся в ванной комнате. Сегодня был слишком долгий день.

***

Следующим утром Антон не позвонил. Днем и вечером – тоже. Два дня спустя, уже когда Герман ехал в поезде к бабушке, он все еще не оставлял надежду, что друг опомнится, наберет его номер и скажет, что был слишком резок, что не стоило из-за сексуальной ориентации жертвовать дружбой. Звонка не было, и от этого накатывали апатия и грусть.

Гера несколько раз порывался сам позвонить, но в последний момент останавливался. Что он может ему сказать? Какими словами убедить, что не стоит прерывать отношения? Нет таких слов. И унижаться он не будет. Антон уже сделал свой выбор, а значит, его просто нужно принять.

На вокзале "Волгоград-1" Германа встречал дед. Старенький москвич, выплевывая из себя черный дым, повез его в деревянный дом в частном секторе. Этим летом только Герман приехал навестить родных. Мама с отцом брали отпуск зимой, а потому сейчас были вынуждены работать, Лера укатила в Карпаты со своими университетскими друзьями. Впереди – почти два месяца на природе, посещение дискотек в местном клубе, встречи со старыми и новыми друзьями. Впереди – помощь бабушке с дедом на огороде, парное молоко по утрам и попытки не думать о том, что придется возвращаться в родной город, школу, где все будет напоминать о человеке, о котором... Не думать.

– Герочка, лапушка, как же ты вырос! – бабуля была в своем репертуаре, – А как похудел-то! Ничего-ничего, мы тебя тут откормим, а матери твоей я еще дам нагоняй. Совсем не кормит парня.

– Ну, ба...

– Не нукай! Живо мыть руки и за стол. Я пирогов напекла. Твоих любимых.

Герман улыбнулся. В этом доме было тепло и уютно, пахло выпечкой. В этом доме он сможет...

***

Жаркий летний день сменился теплым вечером. Молодежь отрывалась на танцполе, подогретая местной самогонкой и ягодными наливками.

– Гера! Гер!

Парень обернулся и увидел своего соседа Макса, с которым они еще в детстве играли в песочнице.

– Здорово! Рад тебя видеть! Ты давно здесь?

– Только утром приехал. Знакомься, это мой друг Свят. Он решил махнуть ко мне в гости на пару недель, а потом мы снова укатим в Новосибирск.

Макс учился в военном училище. Герман старался не слишком разглядывать его широкую фигуру, но не смог противостоять взгляду только что представленного Святослава. Он пожал ему руку и впервые в жизни понял, что такое гей-радар, и как он работает.

Тем вечером Городецкий забыл про танцы. Он провел его в компании Максима и Свята, который только сверкал глазами и улыбался кончиками губ, когда они пили из одной бутылки и курили на крыльце дома Культуры.

Свят не был похож на Антона. Именно это в нем и привлекло Германа. Он был блондином, высоким и крупным. Говорил басом, немного "окая", что выдавало в нем человека, родившегося в Зауралье. А еще он красиво курил. У Святослава были большие пальцы, которыми он ловко удерживал тонкую сигарету, подносил ее к пухлым губам и втягивал дым. Красиво. Герман старался не слишком пялиться, но интерес был слишком велик. И эти взгляды не проходили мимо. Уже под утро, когда парни расходились по домам, Свят взял его за руку и шепнул, что не против. Городецкий еще никогда так не краснел.

***

Войдя во взрослую жизнь, а именно, начав отношения, ладно, не отношения, а всего лишь небольшой курортный роман в образовательных целях для себя и обоюдного удовольствия для обоих, Гера понял несколько вещей. Первое: целоваться – это наука, требующая практики и усердий. А ещё это безумно приятно. Особенно, если не ограничиваться только поцелуями. Второе: петтинг – это здорово, но мало. А ещё неплохо сочетается с поцелуями-укусами в шею и ключицы. Третье: соски – эрогенная зона. Никогда об этом не думал, но факт. Четвертое: минет – это улет. И если тебе делают его стоя, то подкашиваются ноги. Впрочем, делать его самому – не страшно и не противно. Главное, рассчитывать свои силы. И практиковаться. Можно даже одновременно с партнером. Пятое: секс между мужчинами – это противоестественно природе, а потому требует подготовки и некоторых манипуляций. И если к клизме Гера относился спокойно, то покупка презервативов и смазки в первое время вызывала волнение и нервную дрожь. Будто берет что-то запрещенное. Делает. Зато результат превышал ожидания. Гера понял, что ему ближе активная роль, но никогда не отказывался лечь под Свята. Потому как даже такие короткие отношения показали, что в сексе нельзя быть эгоистом, надо выполнять желания партнера. Потому что хотел их выполнять. Да и не так уж плохо все было. Достаточно партнеру найти простату, нужный угол проникновения и начать двигаться. Определенно, в пассивной роли тоже есть свои плюсы.