Текст книги "Лавина (СИ)"

Автор книги: Ирина Лем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

  Нидерландский народ принимает радушно далеко не всех. Особенно разборчив по отношению к иностранцам. Если Максиму не примут как будущую королеву, охладеют к монархии в целом. А она держится именно на любви народа. Когда любовь кончается, королей свергают.

  Так недалеко до раскола государства.

  Пример соседней Бельгии перед глазами. Страна грозит распасться на две части: южную – республиканскую и северную – сторонницу сохранения монархии. Одна из причин: их короля Филиппа постоянно компрометирует младший брат Лоран. В семье не без урода, как говорится, и Лоран именно тот урод. Вечно ввязывается в какие-то аферы – то с финансами, то с любовницами, то с недвижимостью. Когда не ввязывается, совершает глупости в состоянии алкогольного опьянения. Отец короля тоже не ангел. Известен своими амурными похождениями, имеет детей на стороне, одного даже признал официально, дал титул. В стране все громче раздаются голоса с требованием свергнуть семью, которая погрязла в скандалах и склоках.

  Монархия должна быть примером для подданных, а не посмешищем.

  Без монархии невозможно представить Нидерланды. Это основа государства, расшатать которую Кабинет министров не может допустить.

  Была бы Максима из какой-нибудь цивилизованной страны... Лучше из Америки. Еще лучше из Германии – родины супругов трех последних королев. А если уж брать в семью девушку из страны с подмоченной репутацией, то ее личная репутация должна быть кристально чистой.

  Кристально чистыми были слезы Максимы, когда она слушала Аргентинское танго на свадебной церемонии. За те слезы нидерландский народ проникся к ней состраданием, а от сострадания до любви – один шаг. Народу плевать на чужих диктаторов и своих министров, главное – чтобы человек был обаятельный. Обаяния Максиме не занимать. Сейчас ее обожают и обычные люди, и газетные, и телевизионные, а главное – муж.

  Александр отстоял свое право на любовь, то же самое сделал Фризо.

  Поступок настоящего мужчины. Рыцаря. Раньше они сражались за любимых женщин с врагами, теперь с законами. И пусть теперь в моде всякие гомо и трансгендеры, мужчин еще никто не отменял. Мужчина тот, кто сам решает за себя, верит в себя, поступает по-своему, выходит за рамки, не признает бездумных ограничений, идет наперекор чужому мнению.

  Фризо пошел наперекор мнению Кабинета и не пожалел. Он счастлив с Мейбл. То, что потерял право на престол, не огорчает. Наоборот, приносит ощущение освобождения. Его жизнь больше не принадлежит государству. Теперь государство оставит его в покое. Не будет приглашать на церемонии по разрезанию ленточек или для встреч «высоких» гостей. Непродуктивная трата времени. Фризо проведет его с большей пользой – на работе или с семьей.

  В Австрию они впервые взяли дочерей-погодков Луану и Зарию. Длинная дорога их не утомила, наоборот, пролетела незаметно. Пролетела в буквальном смысле – сначала добирались на самолете до Инсбрука, потом на вертолете до Леха. Вид на землю с высоты заставляет и взрослого человека замереть в восхищении, а дети как прилипли к окнам так и просидели всю дорогу – воткнув носы в стекло.

  Семья Фризо снимала отдельное шале. Одноэтажное, срубленное из корабельной сосны по типу лесного домика, оно ничем не отличалось от других шале, рассевшихся на склоне. Снаружи оно казалось меньше, чем изнутри. Состояло из двух спален и гостиной с открытой кухней. Можно было бы снять двух– и трехэтажный дом, но на пару дней – зачем? Ввалились шумной, весело-болтливой компанией – румяные от мороза, оживленные от впечатлений долгого по детским меркам пути.

  В нос ударил горьковато-свежий, сосновый аромат, который не выветрился за пять лет со дня постройки. Наверное, так пахли только что спущенные на воду фрегаты – далекими путешествиями, увлекательными авантюрами. У детей они уже начались, а у Фризо начнутся, когда они с Флорианом отправятся на покорение вершин. Он бы сразу и ушел, но неудобно перед своими. Сначала кофе. Потом чемодан разобрать да запомнить – где что положено, чтоб потом не искать и не спрашивать у жены про каждую мелочь.

  Мейбл занялась разборкой и раскладкой мелких вещей, Фризо собрал куртки, брошенные как попало и отправился к вешалке. Вешалка в виде оленьих рогов – искусственных, в соответствии с требованиями современности. В наше время надо охранять природу, а не истреблять. Начиная с отца Клауса, мужчины в семье охотой рук не марали, в Африку на сафари ездили из туристического любопытства, а не чтобы потешить охотничий азарт. Дед Бернард во времена молодости любил проявить вооруженное превосходство над крупным зверьем – львами и тиграми, но это уже история, а историю не переделать. Да и ни к чему.

  Фризо потер прохладные руки. Хорошо бы выпить чего-нибудь согревающего.

  – Кофе будете? – спросил сразу у всех.

  – Буду, – ответила Мейбл без уточнение – какой именно кофе. Фризо знал ее вкус: двойной эспрессо в крошечной чашечке.

  – Мне капучино, – откликнулась Луана. Она уже вышла из возраста, когда пьют детское «шоколадное молоко», но еще не вошла в возраст, когда пьют взрослое эспрессо.

  – И мне! – крикнула Зария. Она во всем хотела походить на старшую сестру. А иногда – и превосходить.

  Фризо отправился на кухню. Жена отправилась к шкафу. Дочери отправились разглядывать новое жилье. Разглядывали с восхищением, будто попали во дворец Снежной королевы. А это всего-навсего простой деревянный дом. Уметь восхищаться чем-то простым – потрясающая детская способность...

  Шале слишком отличалось от их пентхауза в Лондоне. Там индустриальный интерьер: стекло, пластик, металл, функциональная мебель, ничего лишнего. Без ковров на полах – они создают запыленность, без подушек на диванах – они создают тесноту, без штор на окнах – они создают темноту. Все это вышло из моды полвека назад.

  Девиз современных дизайнеров – больше света и воздуха. Стеклянные стены делали дом прозрачным. В ясную погоду стены будто исчезали, открывалась панорама города. Она менялась каждый день, порой каждый час и никогда не надоедала. Это лучше, чем увешивать стены шедеврами изобразительного искусства. Глядеть на одно и то же, пусть и гениальное, быстро надоедает, и проходишь мимо картины Ван Гога – не замечая, как мимо вывески супермаркета.

  В пасмурную погоду дом окружали облака, создавали ощущение, будто плывешь на корабле по морю из тумана. Звуки вязнут, и ничего не видно за бортом. Страшновато двигаться вглухую и наощупь – как бы не столкнуться с каким-нибудь судном, плывущим-плутающим навстречу.

  Вечером открывался фантастический вид. В свете разноцветных прожекторов из темноты выступали силуэты самых знаменитых строений британской столицы: Лондонский глаз – по эту сторону Темзы, по ту – Биг Бен, Вестминстер, Собор Святого Павла, подсветке которого позавидовал бы сам Ватикан. Дальше виднелись цепочки огоньков в окнах жилых домов – они походили на елочные гирлянды и тянулись до самого горизонта.

  Там лес из домов.

  А здесь лес из деревьев.

  И мебель из дерева, – основательная, на крепких ногах, будто сработана лишь топором и пилой, без вычурностей и загогулин. Покрыта бесцветным лаком, чтобы сохранить натуральный цвет, а также предохранить пальцы жильцов от царапин. Обстановка в духе лесной избушки. Низкий столик – распиленный вдоль ствол. Вместо современных булочек и бутербродов на нем естественнее смотрелась бы краюха хлеба да толсто нарезанная, пахнущая дымком свиная колбаса – любимая еда местного населения, испокон веков занимавшегося рубкой леса и выпасом овец.

  Дух доброй старины витал в доме.

  Диван из досок, уложенный подушками и прикрытый пледами ручной работы – лежбище усталых лесорубов. Пеньки-стульчики – для детей лесорубов. Кресло-качалка – для бабушки, как привет из старой сказки, такие качалки теперь только на картинках увидишь. И непременный камин, где гулко гудит огонь и весело щелкают поленья.

  Стены из ровно уложенных досок. На стенах ни картин, ни зеркал, ни других украшений, и странно – пустоты не ощущается. Красота – в простоте. В небогатом доме можно жить так же счастливо, как во дворце. Иногда счастливее. Недавний пример. Невеста князя Монако сбежала прямо перед свадьбой. Ее догнали, вернули и все же связали узами брака с человеком, выйти за которого мечтали красивейшие женщины Европы. Счастлива ли она? Если посмотреть на фотографии – нет. Не улыбается, от мужа отворачивается, на приемах отсутствует. Нет счастья во дворцах, вернее – нет гарантии счастья. Взять хотя бы принцессу Диану...

  И все же стены не совсем пусты. Висят вручную связанные коврики с узорами и забавные часы в виде домика с дверцей – оттуда будет выскакивать птичка и сообщать время. Луана и Зария остановились перед часами, затеяли дискуссию на тему: что за птичка выскочит – синичка или воробей. Впрочем, неважно. Важно то, что они очутились в живой сказке. Если дать волю воображению, легко представить: это – жилище гномов-лесовиков. Они отлучились за дровами для камина, скоро вернутся и будут рассказывать сказку про Белоснежку.

  Сказку читал Фризо дочерям на ночь. Читать на ночь – святая обязанность родителей, если хотят воспитать человека со светом в душе. Свет поможет им в дальнейшем. К светлым душам не прилипает грязь, они не погружаются во мрак наркотиков или алкоголя. Тот, кому в детстве читали светлые сказки, не потеряется в темных закоулках взрослой жизни.

  Конечно, не обойдется без ухабов и трудностей, но по жизни легче идти, если веришь в хорошее. В сказках все хорошее возможно и обязательно счастливый конец. Белоснежка воскреснет от поцелуя принца, Рапунцель излечит Юджина слезой, Гензель и Гретель после злоключений найдут дорогу к дому. Кто любит сказки – тот не потерян для мира. Собственно, на них мир и держится. На добрых людях.

  Наверняка были добрыми сочинители волшебных сказок Братья Гримм. Они классики мировой детской литературы, их важно знать, но не менее важно знать классиков родной страны. Когда дочери вырастут из волшебных сказок, перейдут к более реалистичным. Фризо уже купил несколько книг Анны Шмидт – писательницы, которая для голландских детей как Астрид Линдгрен для шведских. Их героини – девочка-кошка Минуш и Пеппи Длинныйчулок во многом похожи. Обе испытали лишения в детстве, но не лишились желания делать добро.

  Кто сохранил в себе желание делать добро, тот никогда не будет одинок. К тому же добрые живут дольше и счастливее.

  Каждый родитель желает своим детям жить долго и счастливо. А чтобы Луана и Зария не потерялись в большом мире, не летали неприкаянно, как гонимые ветром листья, девочки должны знать свои корни, иметь место, где их всегда приютят. Корни – на родине, место – на династическом дереве семьи Оранских. Семья – основа и поддержка.

  Родина – это прежде всего язык. Девочки родились и живут в Лондоне, но имеют голландское гражданство и говорят на языке, которому придумана специальная аббревиатура АБН: абсолютно безупречный нидерландский. Конечно, и английским владеют – знать язык страны пребывания необходимо, но в семье закон: дома говорить только на родном.

  Родина – это традиции. У Луаны и Зарии уже есть любимая традиция: встречать Синтерклааса и его верного помощника Черного Пита, в начале ноября прибывающих в Голландию на пароходе из Испании. Выставляют за порог ботиночки, чтобы пятого декабря в Вечер Подарков Пит бросил туда вкусный пряник пейпернот.

  Потом, когда девочки станут взрослее, станут взрослее и их традиции – чисто голландские, занесенные в книгу нематериального культурного наследия Юнеско. Первого января вместе с десятитысячной толпой нырнуть в зимнее море или поучаствовать в наймегском пешеходном марше, который ежегодно собирает тысячи людей всех возрастов и профессий. Необязательно делать это каждый год, но раз в жизни – да. Чтобы ощутить живое дыхание родины. Почувствовать связь с людьми своей страны.

  А не только семьи. Тихий семейный праздник – это одно, шумный массовый – совсем другое. Чем больше народа, тем больше радости. Когда несешься с толпой, в одних трусах на заднице и красной рождественской шапке не голове, чтобы нырнуть в обжигающе-холодное зимнее море – безумная радость накрывает, орешь во все горло и хохочешь без причины, всего лишь от того, что молод и здоров. Бегущие рядом тоже орут, хохочут и, объединенные общей радостью, незнакомые люди становятся близкими, почти родными. Путы запретов рвутся, грудь раскрывается, душа вылетает на свободу. Точно так, когда несешься на мотоцикле. Ощущаешь: твоя жизнь принадлежит не государству, а тебе и только тебе, и можешь делать с ней все, что хочешь.

  А когда стартуешь в Наймеге, прошагаешь двести километров за четыре дня, переступишь финишную линию и получишь ветку гладиолуса в подарок, тоже радость. От того, что закончился изнурительный путь, можно вдоволь напиться воды, забыть о мозолях, выспаться в собственной постели. И от того, что ощутил себя таким же как все – не вышестоящим, не нижестоящим, не лучше, не хуже. Что чужие люди становились почти родными. Глядели не с отторжением, вон, мол, королевский отпрыск, что ему здесь надо, сел бы в машину да проехал эти километры за пару часов... а с дружелюбием: когда подвернул ногу – подставляли плечо, когда закончилась вода – предлагали свою. И если бы упал без чувств – не раздумывая, бросились бы на помощь.

  Выручить в трудном положении, прийти на помощь в беде – вот что отличает своих от чужих.

  Человек, как колосок – один в поле не жилец, а вместе они сила. Силу черпают из земли, питаются соками родины. И необязательно жить в стране предков, важно – знать, что она есть, что можно вернуться туда, где чужие как семья: в праздник приумножат радость, в беде подставят плечо.

  Фризо не раз участвовал и в новогодних купаниях и в наймегских маршах – еще до того, как пресса стала проявлять нездоровый интерес к его персоне. А в другой традиции поучаствовать не удалось – в зимнем пробеге на коньках через одиннадцать городов, соединенных каналами. Слишком много сложностей. Вернее обмана. Брат Александр участвовал один раз – под чужим именем, скрыв лицо под шапкой и очками. Пресса разоблачила его, когда уже пришел к финишу и попал в объятия матери – королевы. Фризо претила мысль в собственной стране прятаться, как шпион. Ну, не получилось и ладно.

  Зато получилось другое: карьера, семья, дети. Дети – главное. Главное – воспитать их людьми, умеющими отличать настоящее от подделки: видеть красоту лица, а не макияжа, оценивать по делам, а не по разговорам, в грохоте города способными остановиться, прислушаться к тихим голосам природы: щебету птиц, шепоту ветра, шелесту волн.

  Какая природа в крупнейшем мировом мегаполисе под названием Лондон? Он красив снаружи, но пуст внутри, как яйцо Фаберже, из которого вынули драгоценное содержимое. Там каждый сам за себя и по большому счету никто никому не нужен. Фризо живет в Лондоне, потому что работает, но в первую очередь – потому что желает оградить детей от нездорового внимания отечественной прессы. Британская пресса держит под особым надзором своих королевских особ, до голландских ей мало дела.

  На праздники, на летние каникулы Фризо и Мейбл увозят детей на родину, в семейный замок Дракенстайн. Каналы, полные рыб и уток, сады, полные птиц и цветов. Экологически чистые луга и коровы в бело-коричневых пятнах с тяжело висящим, розовым выменем – именно оттуда берется молоко, а не из магазина. Некоторые городские дети этого не знают. Они никогда не валялись в траве, а коров видели только на картинках.

  Дракенстайн – лучшего места для детства не найти. Фризо был там счастлив.

  И дочери будут. Луана и Зария – дети мегаполиса, но не заложники. Когда покинут родительское гнездо, смогут жить где захотят. И никто им не будет указывать – что говорить, что делать, кого любить, с кем дружить. Их жизнь не будет принадлежать государству и зависеть от мнения протокола.

  А где бы желал жить сам Фризо?

  Сейчас там, где сейчас. Что ни говори, а Лондон – это центр мира. Здесь под рукой все, необходимое для бизнеса – идеи, технологии, деньги. А когда состарится... Уедет в старый добрый Дракенстайн – ловить щук и бродить по садам, фотографируя бабочек. Но это не скоро. Старость Фризо не грозит в ближайшие лет... пятьдесят – если будет следовать советам профессора Шрёдера.

  Да, хочется пожить подольше. Вместе с Мейбл. Вспомнилась их первая встреча. Вернее, знакомство. Много раз они встречались мимолетно на международных конференциях и в кулуарах деловых дворцов – там, где собирается высший свет мирового бизнеса и благотворительных организаций. Там, где мужчины демонстрируют финансовую состоятельность, дамы – финансовую самостоятельность. И каждый стремится чем-то выделиться.

  Мейбл выделялась тем, что ничем не выделялась. Ни макияжа, маскирующего настоящее лицо, ни бриллиантов, важно сверкающих на пальцах. Она не была вызывающе красива – ярких женщин Фризо, в отличие от брата Александра, не любил. Они бросаются в глаза, как настойчивая реклама «купи меня».

  В женщине главное не красота, а излучение. У Мейбл излучение в теплых тонах. Хрупкость во взгляде и беззащитность в улыбке – редкость среди мировой элиты, излучающей лишь высокомерие и холодный расчет.

  Несомненный ум – глупышке не доверили бы выступать на самых высоких трибунах. Ну и если честно – фигура потрясающая. Всё на месте и ничего лишнего. Самое волнующее не выставлено напоказ, а умело прикрыто платьем. Не агрессивная продажа, а тонкий намек. Именно такой женщиной хочется обладать.

  Их познакомила Нелли Круз, еврокомиссар по новейшим технологиям. Нелли много сделала для европейского пользователя средствами коммуникации, но еще больше – для Фризо: познакомила его с любовью всей жизни.

  Сейчас его любовь стоит у зеркала, разглядывает себя. Одета в гладко сидящие джинсы и кофточку со множеством пуговиц впереди, которую подарила ей свекровь. Беатрикс приняла и полюбила новую невестку, несмотря на сложности, сопровождавшие ее приобщение к семье, дарила ей свои вещи, а Мейбл с удовольствием надевала – взаимное расположение не на словах, а на деле.

  И старомодная кофточка, и модные джинсы смотрелись шикарно благодаря по-юному хрупкой фигуре, которая ничуть не изменилась после рождения двоих детей. Мейбл повернулась к зеркалу одним боком, потом другим, провела рукой по животу, проверяя наличие жира.

  Совершенно зря. Насчет лишнего веса может не беспокоиться: жировых складок в виде спасательного круга на талии не наблюдается, даже намека нет. Мейбл одобрительно кивнула сама себе и глянула в зеркале на Фризо. Он тоже кивнул и поднял большой палец. Комплимент от мужа – самый дорогой. Но процесс приведения себя в порядок еще не закончен. Мейбл наклонилась к зеркальной поверхности и занялась критическим разглядыванием лица. Достала косметичку, пудреницу, кисточку и стала помахивать по щекам и лбу, будто стряхивала усталость.

  Фризо усталости не ощущал, только тепло и спокойствие, как в детстве. Кстати, а чем дети занимаются?

  Луана сидела на коленях и с деловитым видом что-то искала в своем чемодане – уменьшенной копией родительского. Она перекладывала вещи с места на место и так увлеклась, что начав снимать куртку, на полпути про нее забыла, так и сидела с одним неснятым рукавом. Другой болтался по ковру, но, по всей видимости, не мешал.

  Зария успела снять верхнюю одежду перед тем, как лечь животом на ковер и раскрыть книгу. Она отрешилась от снежного мира за окном, и погрузилась в тропический, судя по обложке, где нарисованы вечнозеленые джунгли и обезьяны, прыгающие по лианам.

  Фризо почувствовал себя немного заброшенным.

  – Что читаешь, Зария?

  Девочка не ответила. Кажется, не расслышала. Фризо повторил:

  – Алло, Зария! Что читаешь?

  Она услышала, повернулась, но из другого мира не вернулась. Взгляд рассеянный, чуть удивленный. Но вот в глазах вспыхнула искорка узнавания, девочка быстренько вскочила и, не выпуская книжки из рук, с разбега прыгнула на диван.

  – Пап, а змея знает, что она скользкая?

  Вот он – детский вопрос, на который взрослый не сразу ответит.

  – Ну... что скользкая может и нет, а что ядовитая знает точно.

  – Да, иначе не бросалась бы на людей и зверей, – мудро заключила Зария и тут же перескочила на другое. – Пап, а кто придумал интернет?

  Вопрос полегче. Но как попроще объяснить...

  – Интернет придумала группа молодых людей. Они занимались сначала компьютерами и их возможностями. Потом решили создать глобальную сеть для общения и обмена информацией...

  Зария едва дослушала. Она открыла рот, чтобы опять начать говорить, но не решалась, потому что ее учили не перебивать старших. Она ерзала от нетерпения и страха забыть что-то важное. Когда папа сделал паузу, подбирая слова, она тут же затараторила:

  – А у меня книжка есть, бабушка Беатрикс подарила. Называется «Как это работает». Там есть любопытный, лохматый мамонтенок. Знаешь – кто такой мамонтенок? Это сынок мамонта. Он ходит, задает всем вопросы. Если хочешь, дам тебе почитать, когда сама закончу.

  – Нет, спасибо. Лучше расскажи – что интересного ты узнала вместе с мамонтенком?

  – Ой много чего. Что бумагу делают из дерева. Смешно да? Такое толстое дерево и такая тонкая бумага... А раньше писали на тростниках...

  – На папирусах...

  – А ты знаешь – что общего у застежки-молнии и египетской пирамиды?

  Глазки девочки засверкали от предвкушения торжества. Вдруг папа не знает того, что знает она. Когда сам открываешь мир, кажется, что другие забыли это сделать. Дети в восемь лет мудрецы и всезнайки.

  – Ээээ... нет. И что же? – Фризо подыграл дочери. Не стоит портить ей торжество. Пусть она почувствует сладость знания и возможности им поделиться.

  – Камни на пирамиде и зубчики застежки цепляются друг за друга. Вот так.

  Она растопырила пальцы, воткнула друг в друга, согнула, сделав один крепкий кулак. И тут же перескочила на другую тему.

  – Когда мы пойдем на лыжах кататься?

  – После ланча. Буду учить вас с Луаной делать «пиццу».

  – Ха-ха-ха! Смешно. Мы что – пойдем пиццу готовить на лыжне? Это же невозможно! От печки весь снег растает, – проговорила Зария с поучающей интонацией. Точно с такой интонацией она недавно объясняла щенку Лорду, залезшему передними ногами в миску: молоко надо пить, а не топтать.

  – Нет, «пицца» – это способ торможения. В горнолыжном спорте очень важно научиться быстро тормозить и правильно падать.

  – Как это – правильно падать? Разве этому надо учиться? Каждый умеет падать. Это же происходит само собой. Вот так.

  Зария соскочила с дивана, коротко подпрыгнула, подогнула колени и упала на белый, пушистый ковер, спрятав лицо в ворс, как в снег. Полежала секунду и словно кукла-марионетка – без малейших усилий вскочила, снова забралась к отцу под бок.

  – У тебя хорошо получилось, – похвалил он. – Только когда стоишь на склоне, кое-как падать опасно. Покатишься с горы, как олибол с тарелки. В прошлом году твоя кузина Алексия упала неловко и сломала ногу. Так что запомни, дорогая: падать надо умело: не вперед и не вбок, а на попу.

  – Ха-ха! – развеселилась Зария, услышав про «попу». Закинула голову и стала хохотать немного преувеличенно и очень задорно, закрывая глаза и открывая рот.

  Во рту не хватало двух передних зубов. Фризо вспомнил: один качался и висел «на ниточке». Зария боялась идти ко врачу и молча страдала – не от боли, но от страха. Подошла старшая Луана, залезла ей в рот и резко дернула. Зария раскрыла глаза. На лице промелькнули несколько выражений за пару секунд: испуг... ожидание боли... удивление – боли нет... понимание – есть вещи, с которыми можно справиться без посторонней помощи. Второй зуб она вырвала сама. Ходила по дому, с гордостью демонстрировала и дырку, и вырванный зуб, и те, которые еще сидели, но качались. Она почти все их вырвала самостоятельно.

  Самостоятельность – это вера в себя. Приобретается в семье. Когда родители в тебя верят, начинаешь сам чувствовать себя увереннее.

  Родители воспитывают детей не словом, но примером, по принципу «делай как я». Именно так животные воспитывают свое потомство, лучшего способа не придумано. И обязательно похвалить, когда у ребенка что-то получилось: завязал шнурок или построил башню из кубиков. Заслуженная похвала внушает убежденность – ты сможешь.

  Отсмеявшись, Зария обратилась к сестре:

  – Слышала, Луана? Ты должна научиться падать на попу...

  – Ты сама сначала научись, – парировала сестра. Еще не хватало, чтобы младшая ей указывала.

  Молодец, не растерялась, отметил Фризо.

  Умение быстро соображать и поступать, не ожидая помощи со стороны, тоже приобретается в детстве. Когда родители не сюсюкают с ребенком, а разговаривают как с равным, и если упал – не бегут на помощь, а дают возможность подняться самому.

  Луана отвернулась от чемодана – с ним скучно, и отправилась к дивану, там интереснее. Устроилась с другого бока от папы, спросила:

  – А когда научимся падать, что тогда?

  – Тогда будем учиться тормозить. Съезжая с горы, развиваешь приличную скорость. И чтобы не столкнуться с другим лыжником или деревом, к примеру, надо быстро тормозить. Это посложнее.

  – Посложнее, потому что надо делать «пиццу»? – спросила Зария и снова засмеялась. Просто, без причины. Потому что хорошо. В доме тепло, рядом – родные люди, впереди – приключение, которого она ждала всю жизнь... ну или по крайней мере две недели...

  – Да. Разводим ноги и соединяем концы лыж, как бы образуя кусочек пиццы. – Для наглядности Фризо соединил пальцы под углом. Детям легче воспринимать информацию глазами, чем только ушами. Поэтому в детских книжках непременно должны быть иллюстрации. Полезно для развития воображения. Не известно – кем станут дочери в будущем, но воображение пригодится в любой профессии.

  – Ну, я побежала. – Луана спрыгнула с дивана, покружилась, попрыгала, потом изобразила – как будет ехать на лыжах и делать «пиццу». На месте не сиделось и не стоялось. Столько впечатлений, новостей – не вмещается в голове. Там все кипит, бурлит, не дает покоя. Хочется прыгать до потолка и орать от счастья. Нет, орать, пожалуй, не стоит. Некогда. Столько дел надо переделать... и главное – подготовиться к прогулке. А то замешкается – семья уйдет кататься без нее.

  Луана бросилась обратно к чемодану.

  – Мама, где мой лыжный костюм?

  – А мой? – тут же вопросила Зария и тоже спрыгнула с дивана.

  – Костюмы лежат на ковре. Голубой с желтыми полосками – Луаны, серый с розовыми – Зарии. – отозвалась Мейбл.

  Она держала недопитую чашку кофе и следила за дочерьми. Они возбуждены – в хорошем смысле, но возбуждение может легко перерасти в ссору. Надо держать ситуацию под контролем, чтобы не допустить рукоприкладства. Девочки хоть и королевской крови, но сцепиться умеют не хуже фанатов «Аякс» и «Файенорд». Среди сестер часто встречаются отношения «любовь-ненависть», Мейбл знает из личного опыта. Ничего необычного. У Александра дочки тоже те еще задиры. На глазах фотографов делают милые мордашки, а исподтишка не постесняются друг друга шлепнуть или ущипнуть.

  К детским ссорам ведут две причины: несправедливость или зависть. В данном случае несправедливость отсутствовала, для зависти повода не имелось – лыжные костюмы ничем, кроме расцветки, не отличались. Девочки бросили на них критические взгляды, оценили, успокоились и занялись своими женскими делами: рассматривать, разглядывать, примерять. И болтать, конечно. Самое главное в обновке – чтобы ее было кому показать и обсудить.

  – Ой, розовая молния, точно такая, как на моем рюкзаке! – Зария притащила рюкзак, положила рядом с костюмом. – Вот, видишь? А на конце пёсик висит. Я его Принц Гарри назвала.

  – Почему Гарри? – спросила Луана.

  – Потому что рыжий.

  – А у меня на молнии медвежонок. Зовут Гризли.

  – Ну и глупо. Гризли – не имя, а общее название. Имя нужно придумать другое. Например, Ганс. Так зовут шофера, который нас в школу отвозит.

  – Почему это мой мишка должен зваться Ганс?

  – Потому что наш Ганс похож на медведя: у него длинные, черные волосы и борода. Вылитый медведь-гризли, я их по Дискавери видела.

  – Ха-ха-ха! – засмеялась Луана. Доводы Зарии показались убедительными, но нельзя же соглашаться. Так недолго авторитет старшей сестры потерять. – Ничего он не похож. Похож... не на медведя. Скорее на... на... – девочка задумалась, соображая. – ... на Синтерклааса. У того тоже борода, только белая.

  – Ой, придумала, – сказала Зария с интонацией пожилой, ворчливой женщины, что выглядело забавно. – У них ничего общего. Ганс рулит, а Синтерклаас исполняет желания. Я ему в следующий раз костюм принцессы Эльзы закажу. Ну той из «Холодного сердца». Вот взмахну рукой и заморожу тебя, как Эльза заморозила сестру Анну...

  Зария взмахнула рукой, будто волшебной палочкой. Луана прыгнула на нее, будто защищалась от колдовства. Обнявшись и смеясь, девочки покатились по ковру.

  Фризо смотрел и улыбался. Дочки очаровательные – в мать. И умные – в обоих родителей. Какое счастье, что не он не послушал Кабинет и не отказался от Мейбл... Когда дети подрастут, отправятся учиться в лучший мировой университет Оксфорд. Университеты на родине тоже на хорошем счету, но там мешает фактор принадлежности к самой известной в стране фамилии. Любопытство сокурсников будет сопровождать их на каждом шагу и мешать учебе.

  Повышенное внимание посторонних – слишком большой стресс. Не стоит подвергать ему юную психику Луаны и Зарии. Пусть чувствуют себя на равных с другими студентами. Пусть живут без надзора прессы, который с детства сопровождал Фризо. И до сих пор сопровождает Александра, а теперь и Максиму. Недавно дотошные фотографы разглядели на ее платье рисунок, отдаленно напоминающий свастику. В прессе и в телевизоре подняли вой, будто она уже отправила евреев в концлагерь.

  Нет, Фризо не надо, чтобы его детей рассматривали под микроскопом. Чтобы успехи подвергали сомнению, а ошибки выставляли напоказ.

  Пусть дочери живут без страха чужого осуждения. Пусть учатся поступать по своему усмотрению, а не по протоколу. Привыкают рассчитывать на себя, а не требовать привилегий по праву монаршей крови.

  Привилегия – расплывчатое понятие. Это как на дороге, когда выезжаешь с правой стороны: вроде имеешь преимущество, но надо ждать, когда тебе его предоставят. Значит – зависишь от других.

  Зависеть Фризо не любил.

  Его дети будут независимы – в выборе профессии, супруга, друзей. Свобода – величайшая привилегия человека. Для счастья не важно ни место жительства, ни количество монет в портмоне. Нигде в мире не увидишь столько улыбок, как на Кубе – люди бедные, но счастливые.