Текст книги "Про людей и звездей"

Автор книги: Ирина Майорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Клип

Остаток пути до места, где Хиткоров снимал клип на песню «Дырявый зонт», проехали в молчании. Для съемок был зафрахтован ночной клуб из разряда 3*** в паре километров от МКАДа. По нынешним хиткоровским доходам и это накладно. Но клипмейкера пригласили из лучших – Стаса Ширяева. Просекли, значит, что из такого бреда, как новая Федина песнюшка, только супермастер может что-то удобоваримое сляпать. В том, что громко именовалось балладой, рассказывалось о бесстрашном благородном рыцаре, который готов оградить даму от напастей даже при отсутствии шпаги, с одним сломанным зонтом. Вчерашний король отечественной эстрады Хиткоров нынче был под стать и этому занюханному ночному клубу, и песнюшке с убогим текстом и трехаккордовой мелодией, и главному «герою» «шлягера» – пришедшему в негодность зонту. После того как жена-бизнесменша застала его в постели с симпатичным пареньком и разбитной девицей (как они одновременно оказались в его койке, Федя и сам сказать не мог) и подала на развод, слава «мега-звезды» отечественной эстрады пошла на убыль. Сейчас он пребывал во втором, а то и третьем эшелоне, но пока Хиткоров судорожно бултыхался, удерживаясь за край больших сцен, он оставался объектом Улиного внимания. Вот окончательно свалится в оркестровую яму или куда пониже – тогда «до свиданья». Асеева даже на его телефонные звонки отвечать не станет – а чего тратить свое драгоценное время на отработанный материал?

– О-о-о, кого я вижу! – поднялся навстречу Уле вчерашний король всех концертов и забойных элитных вечеринок. – Уленька! Господа, позвольте представить: самая охренительная журналистка Москвы и Московской области!

Никто из «господ» даже не привстал, хотя – отметила про себя Уля – могли бы из вежливости и подойти, поздороваться. Большинство из тех, кто собрался на импровизированной съемочной площадке, Асееву знали. И особого почтения ни к ней, ни к ее ремеслу и уж тем более к представляемому ею изданию не испытывали. Потому отделались кривыми улыбочками и процеженным сквозь зубы: «Здрасссте».

Двухметровый Хиткоров нагнулся, смачно расцеловал Асееву в обе щеки и, кокетливо повертев указательным пальцем возле носа журналистки, с укоризной заметил:

– Что-то давно твоя газетка про Хиткорова ничего не писала! Про Толю Баксова чуть не в каждом номере, а про меня – ни гугу. Это для «Бытия» большое упущение. Я слышал, вы и так читателей теряете, а без Федора Хиткорова они вообще от вас все разбегутся.

– Ничего мы не теряем, – нахмурилась Уля. – Это все сплетни конкурентов. Нарочно распускают, чтоб рекламодателей отбить.

– Да ладно тебе, это ж я просто так. Ну завтра-то про меня уж обязательно статейка выйдет? Хочу, чтоб на две страницы и с портретом на первой.

– Не получится, – пробурчала Уля.

– Почему? – искренне изумился никак не согласный с падением своей популярности Хиткоров.

– А о чем писать-то? – вскинула на экс-звезду глаза Уля.

– Да вот о клипе, который мы сейчас снимаем, о том, какая классная песня, хит настоящий. Об альбоме, я его прямо с завтрашнего дня записывать буду.

– Ну и кому это интересно? Ты ж знаешь, Федя, чтоб на первую полосу попасть, скандал нужен. А о клипе… ну так, заметулька в колонку. Без фотографий.

– Ну давай придумаем скандал! Только добрый скандал, мне сейчас дурная слава не нужна. Ну, например, я дал пощечину подонку, который при мне оскорбил женщину.

– Нет, Федя, при твоей репутации защита женщин и животных не проканает.

– А-а-а, ты об этом, то есть об этой… Да забыли уже все.

– Все равно не пойдет.

– Федя, мы сегодня будем работать или как? – подал голос Стас Ширяев.

Клипмейкер поднялся с ободранного деревянного стула и, кинув окурок на пол, направился к Хиткорову с Улей.

– Ты не видишь, я с прессой общаюсь, – вытаращил на него и без того выпуклые, как у рыбы, глаза Хиткоров. – Между прочим, пиар твоему будущему клипу организовываю…

– Чего ты делаешь?

– Ну организую. Ты что, будешь меня еще русскому языку учить?

– Да я не о твоем косноязычии, а о том, что мне на этот пиар-писсуар глубоко плевать. Это тебе он, как никогда, сейчас нужен. Вот ты и крутись – только не здесь, а в другом месте и в другое время. Я у тебя не повременно работаю, и в моих интересах закончить эту тягомотину как можно быстрее.

Еще полгода назад Хиткоров такого хамства не потерпел бы, да никто и не позволил бы себе так с ним разговаривать. Но сейчас другое дело. Придется и терпеть, и просить.

– Ну еще пару минут, Стас. – Хиткоров заискивающе поглядел Ширяеву в глаза. – Сейчас мы только скандальчик с Улей придумаем. Тако-о-ой маленький скандальеро!

– Да я тебе прям с ходу могу предложить одну идею, – материализовался рядом с Федором и Улей какой-то хлыщ из ширяевской команды: то ли осветитель, то ли помощник администратора. – Пусть «Бытие» напишет, что Хиткоров насц… простите, барышня, я оговорился… пописал в карман своему продюсеру. Или лучше Толе Баксову.

Шутка получилась так себе, но на площадке заржали. Хиткоров застыл на месте, и даже сквозь толстый слой грима стало видно, как он побелел.

– Вы, пидоры гнойные, недоумки, пальцем деланные, над кем ржете?! – бешено вращая глазами, прохрипел Федя. – Над Хиткоровым?!! Да вы все носки мои грязные нюхать недостойны, толчок мой драить… Вы рабы, которые за мои деньги готовы на брюхе ползать и с ботинок пыль слизывать! Вы рабы, а я царь! Царь я, понятно вам, говноеды! Царь!!!

Ширяев за истерикой Хиткорова наблюдал с выражением смертельной скуки на лице. За время сотрудничества с «королем» эстрады он повидал в его исполнении и не такое. Но если раньше, внутренне морщась, терпел, старался перевести все в шутку, то теперь… Что позволено Юпитеру, не позволено быку.

– Значит, так, ваше величество, – дождавшись, когда «царь» перестанет топать ногами и визжать, спокойно объявил Ширяев. – Мы отсюда сейчас уходим. Насовсем. Пусть твой клип снимает кто другой, только не я и мои ребята. Аванс, что ты нам заплатил, мы не вернем, потому как потратили на тебя, мудака, почти целый день. Десятисекундный кусок, что успели снять, можем, если хочешь, отдать. Все. Гуд бай!

Ширяевские ребята принялись споро собирать аппаратуру: чехлить камеры, микрофоны, снимать свет, сматывать шнуры. Хиткоров растерянно топтался на месте и как заведенный повторял:

– Куда это он? Куда это вы? А клип?

Ответом его никто не удостоил. Проходя мимо «царя» к припаркованным у входа в «ночник» машинам, ни один из ширяевцев даже головы в его сторону не повернул.

– Ну ладно, Федя, нам тоже пора, – тронула Хиткорова за рукав Уля.

– Постой! Но мы же с тобой еще ничего не придумали…

И тут Улю озарило:

– А хочешь, я вот этот твой скандал с Ширяевым обрисую!

– Ты совсем охренела? – охнул Хиткоров. – Стас меня и без того среди своих ославит, чтоб никто больше не работал! А в тусовке Хиткорова уже знаешь как зовут? Феклой-истеричкой!

– Да-а? А я не знала. – Глазки Ули плотоядно блеснули.

От Хиткорова эта «стойка терьера» не укрылась:

– Ты что, тоже из меня кусок дерьма сделать хочешь? На костях потоптаться? Да ты за счет меня себе карьеру в своей поганой газетенке сделала! Я это, я тебе и сплетни про других сливал, и про себя всякую мутотень писать разрешал! Ты вспомни, вспомни, как по Эмиратам за мной, как собачонка моталась, потому что я тебе намекнул, что мы там с женой будем годовщину свадьбы отмечать! Звонила, умоляла: «Феденька, миленький, что хочешь для тебя сделаю, только скажи, где вы остановились! Меня ж за впустую истраченные командировочные шеф изнасилует в извращенной форме!» Забыла? А теперь, значит, когда у меня временные трудности, решила, как все шакалы, кусочек оторвать – и в кусты?

– Да ты еще, Федя, вроде не падаль, то есть не труп, чтоб тобой шакалы питались, – скривила губы в злой ухмылке Уля. И тут же смягчилась: – Ну ладно, не хочешь, чтоб в «Бытие» было про сегодняшний скандал, не буду. Хотя можно б было написать, что все произошло на почве творческих разногласий, а уж потом вы стали друг друга педарюгами обзывать.

– Уленька, умоляю…

– Да, ладно, ладно, сказала же, что не буду.

– А поедем в «Пушкин»? Пообедаем, поболтаем, – засуетился Федя.

Асеева на мгновение задумалась. Возвращаться сейчас в редакцию не хотелось да и не имело смысла. Самой сдавать в номер ей было нечего, за Алькой и Галькой править не надо, а вот за стажерами – сладкой парочкой Стасиком и Яриком – нужен глаз да глаз.

По-прежнему не отвечая Хиткорову ни «да» ни «нет», она набрала номер Алевтины:

– Я тут задерживаюсь, прочитай, что там эти юные пиздюки сдают, свое и Галькино можешь прямо на верстку кинуть. Я тебе доверяю.

Фраза «Я тебе доверяю» тоже была из репертуара Габаритова и должна была вызвать в душе Алевтины взрыв восторга, а в мозгах – цунами энтузиазма.

– Робик, – хлопнув крышкой телефона, обратилась Асеева к фотокору, стоявшему неподалеку с физиономией Пьеро, только что испробовавшего плети Карабаса-Барабаса, – езжай в редакцию, я сегодня уже, наверное, там не появлюсь. Спросят, скажешь, скандал с Хиткоровым раскручиваю.

По дороге в ресторан «Пушкин», куда Уля с Федей отправились на хиткоровском белом «мерсе» (оба сели сзади, за рулем – бык-телохранитель, теперь, в связи с сокращением штатов, еще и выполнявший роль водителя), «царь» снова ударился в воспоминания:

– А помнишь, когда ты только в Москву приехала и в светской хронике работать начинала, в чем ходила-то? Мы в тусовке усцывались над твоими нарядами. Холщовые штаны на заднице мешком висят, кофтюлька какая-то вязаная, у бабульки на обочине купленная…

– Это ты меня с кем-то путаешь, не было такого… – хмуро прервала его Уля.

– Как не было? Было! Да и с кем тебя спутать можно – с таким-то буфером! – С этими словами Хиткоров игриво ущипнул соседку за грудь.

– Ты офигел, да?! – вскинулась Асеева. – Чего себе позволяешь?

– А раньше тебе нравилось, когда я тебя тискал. Повизгивала от удовольствия, – злорадно заметил Хиткоров. – Или не нравилось, но надо было себе дорогу в тусовку пробивать?

– Нравилось – не нравилось, какое твое дело? Давай лучше решать, будем чего-нибудь про тебя в газету ставить или нет.

– А давай напишем, что у меня кольцо с сапфиром украли! Ну то, что мне Жанна на десятилетие свадьбы подарила. Помнишь, как вы его тогда расписали: и камень уникальный, и белое золото такой пробы, какой в природе не бывает, и стоит миллион баксов. Три номера подряд перстенек и так и сяк крутили.

Уле стало неловко – и за просительный тон, и за заискивающий взгляд некогда всемогущего Федора Хиткорова.

– А где он на самом деле, перстень этот?

– Да я его еще в прошлом году в казино проиграл.

– А с тобой там кто-то был? Я имею в виду из тусовки… Ну кто заложить может, что его у тебя не украли, а ты его сам спустил?

– Да была какая-то шантрапа, но они будут молчать в тряпочку.

– Смотри, если кто вякнет, что «Бытие» наврало, сам виноват будешь.

– Да не вякнет никто.

В «Пушкине» Хиткоров демонстрировал чудеса не свойственной для него щедрости: заказал королевские креветки в кляре, карпаччо из осетра, запеченные устрицы и фирменное блюдо «Филе телятины» под соусом «Порто». В винную карту даже не заглянул, с ходу приказав принести «Пюлиньи Монраше» 1982 года.

– А ты знаешь, что за вино мы сейчас будем пить? – развалившись в кресле, поинтересовался у Ули Хиткоров. – «Пюлиньи Монраше» – любимое вино Александра Дюма.

От недавней растерянности не осталось и следа. Федя опять был «хозяином мира», пригласившим отобедать за царским столом аппетитненькую плебейку. Улю это нарочитое барство начинало бесить.

– Какого из них – отца или сына?

– Чего? – не понял Федя.

– Ну ты говоришь: «Любимое вино Александра Дюма». А их двое было – отец и сын. Кто из них это вино-то любил?

Федя наморщил лоб. Откуда он знает кто. Слышал где-то, запомнил и с тех пор, когда заказывает «Пюлиньи…», всем про это говорит. И никто никогда не уточнял ни про папу, ни про сына.

– Оба, наверное, любили, – нашелся наконец Хиткоров.

Обед прошел скучно. Пару раз к Хиткорову подскакивали какие-то прыщавые мальчики и, вертя тощими задами, говорили о безмерной любви к его творчеству, о гениальном вкусе кумира «в смысле репертуара и одежды», просили автограф. Федя кривил недовольную гримасу: мол, достали эти фанаты, но Уля видела, что его буквально распирает от гордости и самодовольства.

Когда ждали кофе, Уля позвонила Юрику:

– Давай подъезжай к «Пушкину».

Попрощалась с Хиткоровым не то чтобы сухо, но без долгих демонстративных чмоканий и обжиманий. Это раньше, когда еще только пробивала себе грудью дорожку в полусвет, Асеевой надо было, чтобы «пиплы» – посетители ресторанов, клубов, покупатели в дорогих бутиках и обслуга всех этих заведений – видели: симпатичную журналисточку звезды держат за свою…

«Заказ»

Пока Уля обедала в «Пушкине», Дуговской позвонил один из ментовских агентов. Поговорив с ним, Римма, сверкая глазами, влетела в кабинет Габаритова. Тот, по обыкновению, лазал по порносайтам.

– Алиджан… Абдуллаевич, – захлебываясь от возбуждения, зачастила Римма, – мне сейчас позвонил агент из отделения. Задержали «Мисс Россию», она «заказала» киллеру своего любовника-министра. Вот!

– Немедленно выезжай на место! – подскочил в кресле Габаритов. – И крути по полной! Будем ставить на место Ротяну.

– Нет, Ротяну снимать нельзя! Я, как вы велели, там такого накрутила! Номер завтра расхватают. Давайте на место Махалова, там наверняка фигня полная.

– Ладно. Махалов подождет. Тем более Асеева обещала эротичные фотки, но пока еще не сдала.

Римма хотела напомнить шефу, что сегодня он в очередной раз выгнал Асееву с работы, но прикусила язык. Может, они уже помирились, а босс не любит, когда его тычут носом в «непоследовательность решений».

– Да, Алиджан Абдуллаевич, агент за информацию пятьсот баксов просит, – уже на пороге вспомнила Римма.

– Ну так разметь ему, в конце месяца получит.

– Нет, он прямо сейчас хочет.

– Ладно, сейчас дам. – Габаритов открыл ящик стола и вытащил из пачки несколько зеленых купюр.

К вечеру выяснилось, что «заказчица» вовсе не «Мисс Россия» и даже не «Мисс Москва», а вице-мисс какого-то подмосковного городишки, а ее жертве до министерского портфеля, как воющей на луну собаке до этого ночного светила, – «заказанный» трудится в одном из министерств то ли референтом, то ли консультантом. Но машина была уже запущена, деньги менту проплачены, заплаканная белокурая красотка через прутья решетки «обезьянника» сфотографирована. То, что вина «заказчицы» не доказана ни судом, ни следствием, ни даже «железными» оперативными данными, никого не волновало.

– Заголовок даем такой, – выслушав рассказ об истинном положении дел, скомандовал Габаритов, – «Вице-мисс «заказала» члена правительства». Хорошо разбивается на две строки:

Вице-мисс «заказала»

члена правительства

Рядом фотку этой девчонки покрупнее. Снимок не очень, но тяните его, пока не поплывет. А фотку этого, «заказанного», достали? Нет? Отделы политики и спецкоров, немедленно подключайтесь, давайте ищите по своим каналам! Дуговская, а ты чего сопли жуешь? Почему другие за тебя работать должны? Хрен повышенный гонорар получишь!

– Так времени мало, Алиджан Абдуллаевич. У меня и так весь отдел в мыле, а отдел спецкоров вон в потолок плюет. А чего не плевать, если у них в номере обязательных полос нет: материалы шарашат только с катастроф да терактов, а когда все спокойно, дурака валяют, новых тем не ищут, ждут, когда очередной самолет с неба свалится, – начала оправдываться Дуговская и навлекла на себя высочайший гнев.

– Ты чужие полосы не считай, ты свои забивай «бомбами», а не херней всякой! Как тему заявила? «Мисс Россия» «заказала» министра»! А на деле что сдала?

– Там, Алиджан Абдуллаевич, между прочим, одна очень интересная деталь есть, – залебезила Римма. – Этот «заказанный» свою любовницу однажды в резиденцию президента привозил. Ну он сам был в свите министра, а ее как секретаршу прихватил.

– Ты, Дуговская, совсем тупая или притворяешься? Я сто тысяч раз говорил: «Бытие» президента не трогает, даже тень на него не бросает! Ни на него, ни на особо доверенных членов его команды! Господи, и с этими идиотами приходится работать! Все, пошли по своим местам! Дуговская, чтоб через полчаса материал был на верстке.

Президента в «Бытии» трогать запрещалось категорически. Официально это декларировалось как нежелание патриотически настроенного «Бытия» отнимать у народа последний оплот веры и надежды. «У людей должно быть что-то святое, с чем они могли бы связывать свои чаяния справедливости и лучшего будущего», – любил повторять, впадая в патетический раж, Габаритов. На самом деле все было гораздо проще и прозаичнее. Вот уже два года – планомерно и целенаправленно – Алиджан Абдуллаевич распускал слухи, что «Бытие» – газета президента. В детали, как то: имеется ли у главы государства или его родственников доля в уставном капитале или все строится на бескорыстных взаимных симпатиях – Габаритов не вдавался. Чем больше неизвестности, неопределенности, считал он, тем лучше.

И надо сказать, главный «бытиец» добился своего. Даже солидные печатные и интернет-издания нет-нет да и намекали на особые отношения президента с «желтой» газетой. А Габаритов, тщательно отслеживая подобные упоминания, довольно потирал руки. Теперь-то ему никакие проверяльщики из налоговой, следаки из ментуры, прокуратуры и прочих госструктур не страшны!

…Габаритову не терпелось уехать домой, а эти «уроды» все никак не несли полосы на подпись. Он уже раз пять проорал, не вставая с места: «Роман, где полосы?!» – а на верстке все копались и копались.

– Роман!!! – в очередной раз позвал Габаритов, и на пороге появился измученный ответсек:

– Отдел происшествий подписи под снимки никак не придумает, Алиджан Абдуллаевич, я уж три раза торопил.

– Да чего там придумывать? Гони сюда Дуговскую вместе со снимками.

Римма появилась через полминуты.

– Чего ты там копаешься? Давай сюда! – вырвал Габаритов из рук редактора отдела происшествий полосы. – А-а-а, достал-таки отдел политики фотографию этого хмыря!

– Это не политики достали, а мы, – обиделась Римма.

– А чего тогда с подписями тянешь? – примирительно уточнил босс.

– Ну вы же сами говорили, что надо разнообразить, что у нас все подписи, как под копирку, – напомнила Дуговская. – Ругали же… Если кто-то на больничной койке лежит, у нас обязательно: «Такой-то мужественно терпит боль», а если жена или мать у этой койки сидит, то: «Близкие, глядя на страдания родного человека, не могут сдержать слез». Вот я и стараюсь.

– Долго стараешься, я тебе сейчас за пять секунд эксклюзив придумаю. Значит, так: под фоткой этого старого козла-педофила пишешь: «Такой-то в шоке: он никак не ожидал от любимой женщины предательства», а под ее заплаканной рожей: «Такая-то сильно раскаивается в содеянном». Вот и все. Шеф у вас гений, а вы не цените!

– Мы ценим, – промямлила Римма, предвидя, что на следующей летучке Габаритов разнесет эти подписи в пух и прах, будет кричать, что никто не хочет пошевелить своими заплывшими жиром мозгами, чтобы придумать нормальные, а не такие «идиотские» подписи. И напомнить ему об авторстве не будет никакой возможности.

– Давай, быстрей неси на верстку и скажи, чтоб через пять минут полосы у меня были. Вы сейчас по домам балдеть поедете, а у меня еще куча важных встреч. Сплю по четыре часа, кручусь, как белка в колесе, а вы, дармоеды, воздух пинаете. Устроили себе тут санаторий имени Алиджана Абдуллаевича!

Никаких встреч у Габаритова, конечно, не было. Из редакции он с водителем и двумя охранниками отправился домой. Через пятнадцать минут «Бентли» тормознул у подъезда элитного дома, но Алиджан Абдуллаевич остался на время в машине. Дождался, пока «быки» войдут в подъезд, осмотрят лестничные пролеты и площадки, а потом спустятся за ним.

Домработница, убедившись, что за порогом хозяин, открыла сначала одну, потом вторую бронированные двери, и Габаритов, не оглянувшись на «быков» и не поздоровавшись с прислугой, шагнул в коридор. Тут же лязгнули замки, щеколды и цепочки. Теперь Алиджан был в безопасности.

Если честно, то он и сам знал, что на фиг никому не нужен, но статус, на который претендовал и к которому изо всех сил рвался Габаритов, того требовал. Требовал и «быков»-телохранителей, и бронированных дверей, и навороченной аппаратуры-антипрослушки на телефоне.

Поначалу Алиджан воспринимал все эти заморочки как атрибуты жизни преуспевающего бизнесмена, но со временем ему стали чудиться заговоры в среде конкурентов, киллеры на крышах и шпионы в родной редакции. Жена пыталась уверить Алиджана, что все это от напряжения и усталости (ей ведь было невдомек, что супруг на службе большую часть времени проводит, ковыряя в носу и разглядывая красоток в развратных позах), предлагала показаться хорошему психотерапевту, но Габаритов только отмахивался: «Отстань, не нужны мне никакие доктора», а однажды даже заехал жене в ухо: «Я догадываюсь, стерва, чего ты хочешь! Меня в психушку упечь, а самой мои деньги загрести! Узнаю, что ты с кем из психиатров про меня говорила, – убью!»

…А Уля провела остаток дня и часть вечера в салоне красоты. Покрыла ярко-красным лаком четырехсантиметровые ногти, сделала эпиляцию, пилинг, подкрасила отросшие корни, уложилась. Отдавая за все эти удовольствия 22 тысячи рублей, вздохнула про себя: «Блин, такие деньги! За что? Лучше б съездила к Райке, она бы меня дома и покрасила, и постригла, и укладку сделала – и взяла бы за все не больше трех тысяч, а волосы на ногах и под мышками я бы и сама сбрила». Но тут же нашла своему транжирству оправдание: «Зато теперь могу небрежно бросить, что обслуживаюсь в салоне, куда ходят Пепита с Евгенией, и отдаю за прическу по штуке баксов. Она, как и Габаритов, давно стала снобкой и заложницей статуса.

Возвращаясь домой «на Юрике», Асеева проезжала мимо родной редакции в тот момент, когда из дверей вышли Кирсанов и Дуговская. Вывернув назад шею, Уля успела увидеть, как Лев открыл над головой «дамы сердца» зонт, а она взяла его под ручку…