355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ирина Майорова » Про людей и звездей » Текст книги (страница 1)
Про людей и звездей
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 00:26

Текст книги "Про людей и звездей"


Автор книги: Ирина Майорова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Ирина Майорова
Про людей и звездей

Редакции газеты «Бытие» не существует. Все образы, в том числе и сотрудников «желтого» издания, отчасти вымышленные, отчасти собирательные. Некоторые слова и поступки были произнесены и совершены мной, автором этого романа. Посему в какой-то мере он – исповедь и покаяние. Покаяние перед людьми, которым я – вольно или невольно, непосредственно или косвенно – нанесла обиду и причинила боль.


Абсент с аспирином

Кое-как разлепив склеенные тушью ресницы, редактор отдела светской хроники газеты «Бытие» Уля Асеева хрипло выматерилась:

– Вот суки, твою мать! «Супертушь»! «Профессиональная косметика»! Я вам этот тюбик в задницу забью…

Сев на кровати, Уля тряхнула головой и застонала. Что же она вчера пила? Ага, сначала шампанское, потом виски без содовой, причем бутылку они уговорили на двоих, а потом… ну этот, который из полыни… зеленый, еще перед столиком официант прямо в рюмку сахар расплавленный капал…

– Абсент, – наконец вспомнила Уля, но легче не стало.

Мозги, казалось, превратились в десяток металлических шариков (такие когда-то украшали кровать Улиной бабушки) и теперь, болтаясь в наполнившей черепную коробку спиртосодержащей жидкости, при столкновении вызывали дикую боль.

– Надо аспирину выпить, что ли, – самой себе порекомендовала Уля и, по-старушечьи шаркая ногами, поплелась на кухню.

На пороге ее чуть не стошнило. Гора немытой посуды воняла протухшим маслом от шпрот и остатками коктейля из морепродуктов, в блюдцах, чайных чашках и отвалившейся от пудреницы крышке корчились бычки от «Парламента».

– Ну и срач, твою мать! – справедливо заметила Уля и глянула на запястье, где тикал подарок шефа – крошечные часики с алмазной крошкой вокруг циферблата. – Опять опаздываю. Ладно, завтра Оксанка приедет – уберет.

Запив аспирин зеленым чаем и выкурив сигарету (бычок присоседился к уже успевшим окоченеть «браткам» в банке из-под крабов), Уля занялась собой. Смывание вчерашней косметики заняло куда больше времени, чем наложение новой. Четыре выверенных, четких движения – и небольшие серые глаза в черных жирных «стрелках» на верхних и нижних веках глянули на мир жестко и вызывающе. Так, теперь тени цвета меди, а на губы – морковная помада. То, что в этом сезоне визажист прописал! Боевым раскрасом звезда светской хроники добавила к своим двадцати пяти лет десять, но «носить лицо без грима» в Улином понимании было еще более неприлично, чем, скажем, зайти в «Макдоналдс».

Она с удовольствием поедала всякие биг-маки и филе-о-фиши, но только если их кто-то приносил прямо в редакцию. Не гнушалась редакторша и лапшой «Ролтон», порошковым картофельным пюре, куриным супом из пакетика. Однако лицезреть, как Уля Асеева поглощает эту плебейскую пищу, могли только те, с кем она трудилась бок о бок. Для всех остальных: для обитателей мира шоу-бизнеса, коллег-журналюг из других изданий и уж тем более для широких читательских масс – Уля питается только в лучших ресторанах или, на худой конец, заказывает себе оттуда обеды и ужины с доставкой на дом или к месту службы.

Скомпрометировавшую себя тушь Уля использовать не стала – брезгливо взяла тюбик длинными наращенными ногтями и бросила на дно сумки. Сегодня она заглянет в парфюмерный бутик, где купила эту дрянь, и устроит такой скандал, пообещает такую антирекламу, что администрация сочтет за благо отдать ей бесплатно полмагазина.

Так, теперь что надеть? Уля оглядела комнату, по которой были разбросаны вещи. На платье – в нем она вчера отрывалась в «Кристалле» – огромное пятно то ли от виски, то ли от кофе. Неужели вообще не отстирается? Надо сказать Оксанке – пусть в химчистку оттащит. Сарафан мятый… О, она наденет брючный костюмчик, купленный во время последней командировки в Милан! Короткие брючки и кофточка до пупа яркой цветочной расцветки напоминают пижаму, но мысль о таком предназначении двух тряпочек, обошедшихся Улиному кошельку в 400 евро, может прийти в голову только неискушенному в моде, да и вообще в роскошной жизни «быдлу» – так незатейливо Уля именовала всех, кто за продуктами ходит на рынок, одевается в российское и китайское шмотье и ездит на метро. Сама она в подземку не спускалась уже года три. Когда кто-то предлагал Асеевой добраться до места очередной тусовки на метро («Через десять минут на месте будем, а на машине час в пробках простоим!»), редактор в ужасе округляла глаза: «Я – в метро?! С этими вонючими баранами?!»

До недавнего времени Уля ездила на случайных тачках. Просто подходила к ближайшей проезжей части и вытягивала пухлую ручку с неимоверной длины ногтями. Но пару месяцев назад звезда светской хроники обзавелась личным таксистом. Утром Юрик подъезжал к дому Асеевой и отвозил ее на службу, а вечером или в течение дня, когда ей требовалось переместить свое тело в какую-то точку Москвы (по личной, а не редакционной надобности), Уля вызывала водилу по телефону.

Асеева провела ладонями по мощному бюсту, повернулась в профиль, потом еще на 90 градусов – так, чтобы в зеркале отразился зад. Эту часть тела, вывернув шею, она рассматривала долго – дольше, чем рисовала физиономию.

– И эти штаны морщат, блин, – расстроенно обронила Уля. – Ну что за жопа такая? Качаюсь, качаюсь в этих фитнес-центрах – и ни фига!

Филейная часть и впрямь требовала серьезной коррекции, и превратить ее треугольную форму (основание – в области талии, а боковые стороны сходятся внизу, образуя подобие куриной гузки) в вожделенный «орешек» или хотя бы в «грушу» посредством гимнастики было делом безнадежным.

«Может, попросить Толю Баксова, чтоб свел меня со своим пластическим хирургом? – в очередной раз попытала саму себя Уля. – Ему вон сколько раз жир откачивали, талию делали… А мне пусть с одного места уберут, а в другое – мой же жир и закачают!»

Уля опять глянула на часики и ойкнула. Без двадцати десять! А сегодня понедельник. В десять общередакционная летучка. Опоздаешь хоть на минуту, шеф будет орать как резаный.

Из подъезда Уля вылетела пулей.

– Давай быстрей! – не ответив на приветствие, скомандовала она Юрику. – Если опоздаю к десяти, хрен бабки получишь! А успеем – сверху пятьсот. Нет, пятьсот много, тебе и двести хватит.

Уля, хоть и слыла девушкой прижимистой, однако когда речь заходила о вещах жизненно важных, не скупилась. Хотя бы на обещания.

– У киоска тормозим? – оглянулся через плечо водила, когда они выехали на Ленинградку.

– Какой киоск? Охерел совсем?! Гони!

Через десять минут Уля горько пожалела, что Юрик не тормознул по традиции у газетного киоска и не купил для нее свежие номера двух заклятых конкурентов «Бытия» – «Молодежной истины» и «Столичного авангарда». Если б купил, она бы успела что-то придумать, предпринять, позвонить кому надо. Сколько раз так бывало: вставят конкуренты Улиному отделу фитиль – нароют какую-нибудь светскую сенсацию, о которой Асеева ни сном ни духом, шеф только приготовится изрыгать матерщину и молотить волосатыми кулаками по столу, а Уля, преданно глядя ему в глаза, карамельным голоском да нараспев: «Алиджан Абдуллаевич, да я про все это сто лет наза-а-ад зна-а-ла! Только кому этот или эта (далее следовала фамилия звезды с нелестными для нее характеристиками) нужен (нужна)? Кто про него (нее) помнит? Пусть «Истина» тухлятиной из десятого эшелона пробавляется, раз им больше ставить нечего. У меня «бомба» покруче будет!»

Надо сказать, подобный прием проходил не всегда. Если «прокладка» про отсутствие интереса у «пипла» к обозначенной в номере конкурентов персоне не прокатывала, шеф орал так, что тряслись его сизые брыли и тонкие редакционные перегородки: «Тварь! Проститутка! За что я тебе бабки плачу? За то, что тут своими сиськами трясешь?! Вон отсюда, падаль поганая!»

А сегодня Уля даже подготовиться не успела. Истерический крик Габаритова она услышала, когда поднималась, перескакивая через две ступеньки – и это на каблуках высотой в девять сантиметров! – на второй этаж.

– Где эта блядь?!!! Где эта сука подзаборная?!!! Я ее сейчас тупой башкой об стенку!

Сердце у Ули упало. Сомнений нет – подобными эпитетами шеф мог награждать только ее. В редкие моменты, когда Асеева позволяла себе анализировать такую избирательность босса, сердце захлестывало волной обиды: «Почему он Дуговскую, Смирнова так не обзывает! Я в сто раз лучше работаю! Чуть не каждый день «бомбы» таскаю… Когда они что-то проворонят, шеф, конечно, тоже заходится в матерном визге, но «тварями» и «проститутками» не обзывает». Однако, не дав сердцу захлебнуться, Уля тут же находила ласкающее самолюбие объяснение: «Это потому, что он ценит меня больше других, и потому, что считает меня самым преданным и близким человеком. Ведь только близким можно сказать, что думаешь…»

Как-то приятельница Улиной мамы, приехав в Москву, заглянула в редакцию, чтобы передать забытые Асеевой в отчем доме вещи. И, как назло, переступила порог «Бытия» во время очередной устроенной Уленьке боссом выволочки. Габаритов орал так, что слышно было даже у поста охраны. Простояв полминуты, женщина выскочила за дверь. Когда Уля отыскала ее через четверть часа в коридоре, мамина приятельница рыдала:

– Уля, девочка моя, поедем отсюда сейчас же! Поедем домой! Ну их, эти деньги! Такое терпеть! Как он смеет так тебя унижать! Он вообще кто?! Кто ему позволил?! На девушку такими словами! И даже не думай возвращаться в этот ад, в эту помойную яму!

На глазах у Ули тоже выступили слезы, но она тут же загнала их обратно и, отстранив от себя «плакальщицу», сказала:

– Теть Кать, ничего страшного не произошло. Ну поорал он на меня – и что? Рабочий момент.

– Какой «рабочий момент»?! – взвилась «теть Катя». – У тебя что, гордости совсем нет? Ты ее этому жирному хаму продала, да? Да ни одна уважающая себя женщина такое б не простила! На мужиков он, наверное, и голос повысить не смеет, боится, что в морду дадут!

– В общем, так, – зло прошипела Уля. – Я вас тут всем давать оценки и вмешиваться в мою жизнь не просила. Давайте мои вещи – и идите. Мне некогда, работы по горло.

– Ну, Уленька, ну как же, – опять перешла на жалостливый тон визитерша. – Он же такие слова тебе говорил…

– Слова – это ерунда, главное – поступки. Алиджан Абдуллаевич меня ценит больше всех. У меня и зарплата самая высокая, и вообще. Вот часы мне недавно подарил, в командировки заграничные все время посылает. Куда сама захочу – туда и пошлет, даже если это тематика другого отдела.

– Да уж слышала я, куда он тебя посылает, – горько усмехнулась женщина. – Ладно, не бойся – матери о том, что тут было, рассказывать не стану, не с ее сердцем знать такое-то…

Фитиль от «Истины»

На пороге кабинета босса, где каждое утро проходили планерки, а по понедельникам (на час раньше обычного) еще и летучки, посвященные обзору номеров за неделю, Уля появилась в тот момент, когда Алиджан Абдуллаевич, стирая ладонью с полированной столешницы капли собственной слюны, заканчивал тираду:

– …Пусть только появится – кишки выпущу, а потом с распоротым брюхом на улицу вышвырну!

Пары секунд, во время которых босс переводил дух, готовясь начать все сначала, но уже в присутствии собственно объекта высочайшего гнева, Уле хватило, чтобы окинуть цепким взглядом окрестности. Редактор отдела происшествий Римма Дуговская сидела, нацепив на физиономию маску вселенской скорби, а в глазах светилось злорадство пополам с любопытством: ну и как ты, милочка, теперь выпутываться будешь? «Великий миротворец» Гена Барашков что-то чертил в блокноте. Ждать от него защиты нечего. Во-первых, потому, что Гена ее, Улю, не слишком-то жалует, а, во-вторых, в последнее время Барашкову все происходящее в редакции глубоко по фигу. Редактор отдела политики Лева Кирсанов озабоченно разглядывал длинный носок своего начищенного, как выставленный в музее серебряный кофейник, ботинка. У «главного политика» бзик на чистоте, и крошечное пятнышко на эксклюзивном башмаке способно затмить собой проблему любого масштаба. Последний взгляд на стол шефа. На нем – нынешний номер «Молодежной истины». К Уле газета лежит вверх ногами, но шрифт крупный, и она успевает прочесть: «Жена Баксова родила сына!»

– Прочитала? Ну что скажешь? – уперев в Улину переносицу неживые от гнева глаза (когда босс выходил из себя, радужная оболочка сливалась со зрачками и глаза становились похожи на две черные дыры), прошипел Алиджан Абдуллаевич. – Какую сегодня хрень гнать будешь?

Асеева молчала, давая боссу выговориться. Когда его глаза становятся похожи на глазницы в обглоданном червями черепе, лучше ничего не говорить. Стоять, положив подбородок на грудь пятого размера, и – ни гугу. Хорошо все-таки, что бюст у Асеевой такой объемный и высокий – подбородок может лежать на нем сколько угодно, и шея не затекает.

– Ты, тварь, хоть понимаешь, что из-за тебя надо мной люди смеются? И не просто какие-то там читатели, а бизнесмены! – Тут Габаритов перешел на ехидный тон. – Полгода назад Асеева притащила «бомбу»: «Толя Баксов лечится от бесплодия!» Я ее – на первую полосу, во-от такими буквами. Пары месяцев не прошло – Асеева с новостью: Лиана Баксова ждет ребенка. Спрашиваю ее, как же так, он же бесплодный? Так вылечился, говорит. «А сколько месяцев беременность-то?» – «Да всего-ничего, несколько недель». Ладно, ставим опять на первую, как «бомбу». Я предупреждаю: следить за Баксовой и днем и ночью, что она пьет, что ест, блюет по утрам или нет, врачу, который ее консультирует, бабок дать, чтоб информацию сливал: вдруг угроза выкидыша или еще что интересное… Я тебе про все это говорил или нет? Тебя, тварь, спрашиваю!

– Говорили, – еле слышно шепчет Ульяна и поднимает на босса глаза. – Только, Алиджан Абдуллаевич, не я одна виновата. За врачей не мой, а Дуговской отдел отвечает.

– А кто сказал, чтоб мы к Баксовым не лезли?! – подскакивает на стуле Дуговская. – Кто?! Кто кричал, что вы с Толей друзья? Что он тебе каждые пять минут звонит и что ты все про него самая первая узнаешь? Если бы ты не влезла, я бы все отследила. В элитных роддомах про Римму Дуговскую весь персонал в курсе, что деньги плачу исправно и все до копеечки отдаю, не зажиливаю.

– Ты хочешь сказать, я зажиливаю?! – Асеева рванулась к Дуговской прямо через длинный стол, за которым – со всех четырех сторон, плотно прижавшись друг к другу плечами, – сидели коллеги. Еще мгновение – и вцепилась бы этой «патлатой сволочуге» в жесткие космы. Пресек свару Иван Кососаженный, так часто по воле шефа меняющий должности, что вряд ли во всей редакции сейчас нашелся бы человек, который с уверенностью мог сказать, чем Ваня занимается на нынешний день.

– Женщины, успокойтесь! Как вы себя ведете в кабинете Алиджана Абдуллаевича? – поднявшись со стула, Кососаженный оказался как раз между двумя разъяренными дамами. Бросил взгляд на хозяина: может, зря встрял, вдруг шефу в радость бабская потасовка с выдиранием волос. Босс слегка кивнул, и Иван с воодушевлением продолжил: – Как не стыдно превращать летучку в кухонную склоку? Вы пораскиньте своими куриными мозгами…

– Это еще надо посмотреть, у кого они куриные, – будто про себя, но так, что расслышали все присутствующие, парировала Асеева.

– Вы, Иван Никитич, вообще помолчали бы, – неожиданно поддержала «врагиню» Дуговская. – Сами сто лет ничего не писали, информации для хилой новостишки добыть не можете, а туда же – других учить…

– Что?! – насупил брови Кососаженный и, задыхаясь от возмущения, зачастил-затараторил: – Да я в «Бытие» с четырнадцати лет, еще юнкором, мальчишкой пришел… У меня в трудовой книжке одна-единственная запись, я и умру здесь, на рабочем месте, у меня вообще выходных нет, я и ночью только про газету думаю… как ее лучше сделать, как конкурентов обойти, как тираж повысить!

– Да что толку от ваших думок? – скривила большой красивый рот Дуговская. – Вы хоть что-нибудь умное после своих ночных раздумий предложили? Галиматью одну. Лучше б спали…

– Алиджан, да что же это такое? – растерянно обернулся к боссу Кососаженный. – Они же меня оскорбляют!

Иван ждал, что шеф за него заступится, рявкнет на этих двух наглых выскочек. Но Габаритов только устало махнул рукой:

– Сядь, Иван.

Кососаженный грузно опустился на стул и прошипел:

– Соплячки, без году неделя в газете…

Весь остаток летучки он просидел молча, обиженно поджав губы.

Габаритов потер кулаками глаза и, выдержав томительную паузу, продолжил:

– Мне плевать, за кем у вас закреплены больницы и кто кому куда запретил соваться. Я задание следить за Баксовой дал Асеевой. Значит, она за прокол и отвечает. «Истина» пишет, что мальчик доношенный, весит три с половиной кило… Объясни мне, дорогая Уля, – медовым голосом поинтересовался Габаритов, – как это она за полсрока такого богатыря высидела? А если б, как и положено, сорок недель проходила, может, слоненка бы на свет произвела, а? Я и после второй-то публикации, про беременность, позору натерпелся! Встретил Гришу Варламова из ЦК комсомола (Габаритов никак не мог переключиться на существовавшее вот уже полтора десятилетия название, и Российский союз молодежи именовал по-старому, по-советски), так он издеваться надо мной стал: «Как же это стерильный Толя жену-то обрюхатил? Или помог кто? Так вы напишите, кто именно. А то народ бурлит: «Опять «Бытие» наврало. Только вот когда – непонятно: когда про бесплодие писали или когда про беременность?»

– Ну я же не могу написать, что ребенок не от него, – пошла в наступление Асеева.

– Ты эти свои детские отмазки брось! – повысил голос Габаритов. – Я не из продмага сюда пришел, чтоб вы тут мне лапшу на уши вешали! Асеева, ты понимаешь, что читатели после таких вот твоих проколов нам верить перестают? Что газету «сплетницей», «помойкой» называют?! Давай, организуй интервью с Баксовым и чтоб фотографы снимок сделали, где ты с ним на диване в его квартире сидишь, чай на кухне пьешь. Пусть читатели видят: ты с ним вась-вась и вся информация у «Бытия» – от самих звезд.

– В квартире не получится, – мигом взяла деловой тон Уля. – Лианка никого из журналистов в дом приводить не разрешает.

– Ну так пока она в роддоме, пусть он тебя и приведет.

– Нет, Алиджан Абдуллаевич, Толя не осмелится. Лианка потом в газете увидит, прочитает – такую головомойку ему устроит!

– Ну ладно, пусть не в его квартире, а где-нибудь еще. Попроси свою подружку Пепиту, пусть она вас обоих к себе в гости пригласит. В общем, делай, что хочешь, только чтоб в среду интервью с Баксовым было. Ты ж обожаешь, когда твои фотки в газету ставят. Вот собой и налюбуешься. Кто сегодня обозревает? Ты, Гена? Давай.

Уля тихонько выпустила из легких воздух. Пронесло. Пробралась к своему стулу, который занял какой-то наглый практикантишка из отдела спорта, вздернула брови, взмахнула ладошкой: «Брысь, шантрапа!» – и, брезгливо стряхнув с сиденья невидимые пылинки, усадила на обтянутую серой тканью поверхность свой треугольный зад.

Летучка прошла скучно. «Великий миротворец», боясь кого-нибудь обидеть, о явных ляпах и проколах говорил вскользь, за удачи и вставленные конкурентам фитили товарищей тоже особо не хвалил. Чтобы не слишком-то выпячивались на его, мэтра, фоне.

К середине тягомотного обзора Уля окончательно пришла в себя и уже предвкушала, какой фурор вызовет предложенная ею на планерке тема. Жену Баксова ее отдел, конечно, прохлопал. Но ничего, она сегодня таких подробностей – сколько схватки длились, на какой по счету потуге ребенок вышел, какого цвета кружавчики на чепчике у мальчонки – наковыряет, что «Истина» уписается от зависти.

«Какая все-таки Баксов сволочь! – подумала Уля и едва не вскрикнула от боли: в бессильной злобе руки самопроизвольно сжались в кулаки и длинные острые ногти впились в нежную кожу ладоней. – Отомстил-таки, сука, за ту заметку о бесплодии полугодовой давности! Может, даже сам «Истине» информацию о рождении сына слил. А ведь клялся, что обиды на «Бытие» не держит, а с «лучшей светской хроникершей» Улей Асеевой готов взаимовыгодно сотрудничать и дружить до гроба!»

Кто ж ей про то, что Баксов зачастил к урологу, на ушко-то нашептал? Федя Хиткоров? Ну да, он! Съехидничал еще: мол, по белокурому «российскому соловью» пятьдесят процентов отечественного бабья в возрасте за тридцать сохнет (вторая половина, понятное дело, по нему – Феде Хиткорову), а он даже законной жене одного-единственного ребенка сделать не может.

Уля тогда осторожно поспрошала в светской тусовке: дескать, чего это Баксовы с потомством не торопятся? Ее просветили: Лианка вся исстрадалась, что никак забеременеть не может, хотя у нее по женской части все в порядке, следовательно, дело в Толике. Самому Баксову Уля звонить не стала – знала, как он отреагирует: начнет умолять ничего не писать, грозить прекращением всяких отношений и бойкотом со стороны всей светской тусовки. Ну, скажем, последнего Уля не боялась: в змеюшнике под названием шоу-бизнес каждый печется исключительно о себе, а опубликованная про коллегу по эстрадным подмосткам бяка – так только в радость.

Публикация о бесплодии Баксова вышла под одним из общередакционных псевдонимов: «Андрей Сергеев» или «Сергей Андреев» – сейчас Уля уже точно не помнила. Ими пользовались в том случае, если герой скандальной заметки реально мог накатать не только гражданский иск об оскорблении чести и достоинства, но и заявление о возбуждении уголовного дела по статье «Клевета». А с общередакционным псевдонимом пострадавшего (а также дознавателя со следователем) ждал полный облом. Выяснить, кому именно принадлежит авторство того или иного содержащего «факт клеветы» предложения, в чьем мозгу родился «уголовный» заголовок, не представлялось никакой возможности. Техника «отмазки» в «Бытие» была доведена до совершенства. Опрошенные по одному члены коллектива на чистом глазу клялись, что заметка родилась на общем собрании творческой части редакции, а кто именно из сорока с лишним человек заявил скандальную тему и уж тем более кто надиктовал секретарше легшие в основу заявления «крамольные фразы» – извините, не помню, а брать грех на душу, делясь предположениями, – не стану. А если нет конкретного фигуранта – то нет и уголовного дела.

Поначалу Габаритов противился тому, чтоб заметка вышла за подписью Сергея Андреева (или Андрея Сергеева). Дескать, нечего дискредитировать псевдоним, который обычно ставится под суперскандалами из области политики и экономики, появлением под заметкой про мужскую несостоятельность какого-то эстрадного фигляришки. Но Уля настояла – и шеф сдался. Потом при встрече с Баксовым Уля мамой клялась, что не имеет к публикации никакого отношения и что вообще в момент подготовки заметки ее в редакции не было. Поверил ли «главный соловей России» Асеевой – вопрос, но свинью «Бытию» подложить не преминул…

Сегодня Уля в первую очередь, конечно, самому Толику позвонит. Наедет на него слегка, что сразу не сообщил, соврет, что Габаритов сильно разгневался и велел «срочно на Баксова компромат искать». На многих звездей такой прием действовал безотказно – они тут же начинали предлагать свои способы умиротворения Улиного шефа или принимались умолять Асееву: «Ну придумай какой-нибудь скандал, новость сенсационную! Я подтвержу, что все так и было!»

Итак, жену Баксова они отработают на двести процентов, но на первую полосу, безусловно, вынесут то, о чем вчера Уля договорилась с Антоном Махаловым в «Кристалле». А Дуговская со своими заметульками про маньяков и отомстившего хозяйке за кастрацию кота умоется. Уля распрямила спину и вытянула шею, демонстрируя тем самым, что ее роскошное тело порядком притомилось пребывать в одной позе, а сама – шмыг глазами в открытый блокнотик Дуговской. Листочек исписан сверху донизу, но буковки все одинаковые по размеру, а циферки 1, 2, 3 и так далее не обведены. Никаких знаков восклицания, никаких подчеркиваний. Значит, «бомбы» у отдела происшествий нет. Ну и славненько! Вот и реабилитируемся.

Римма перехватила Улин взгляд и ухмыльнулась.

«Чего лыбишься, змеюка подколодная, – подумала светская хроникерша. – Сейчас за отсутствие нормальной темы шеф поимеет тебя по полной программе. Посмотрим, как ты тогда веселиться будешь!»

– Так, обзор закончен, все работать, завотделами остаются на планерку! – скомандовал Габаритов. – Мне тут с вами рассиживаться сегодня некогда. Меня в мэрии ждут. Так что давайте быстро. Каждый отдел называет «бомбу», обсуждаем заголовок – и я поеду, а чем полосы забить, сами разберетесь. Римма, давай с тебя начнем.

– У нас опять эксклюзив, Алиджан Абдуллаевич, – со всей возможной скромностью оповестила шефа и всех присутствующих глава отдела происшествий.

Уля вздрогнула. Вот змея так змея! Выходит, нарочно в своем блокнотике ничего не подчеркнула и напоказ страничку с темами выставила. И ухмылялась, когда Улька зырила на листочек, не зря. Специально, гадюка помойная, так сделала, чтоб Ульке посильнее нагадить. Сейчас, дескать, ты, подружка, успокоишься, что у меня ничего нет, а я тебе – бамс! – и вставлю по самое некуда.

Выдержав небольшую паузу, Дуговская продолжила:

– Настоящая «бомба». На Симу Ротяну совершено покушение.

– Да ты что?! – по-простецки ахнул Габаритов. Его глаза плотоядно блеснули. – Ранена? В реанимации?

– Жива-здорова, – разочарованно вздохнула Римма. И, словно оправдываясь, что не может преподнести шефу бездыханное тело популярной певицы на оцинкованном прозекторском столе, заспешила выложить информацию: – В Рязани, в цирк, где она выступала, позвонила какая-то женщина, сказала, что в здании заложена взрывчатка. Начало концерта отложили, все прочесали с собаками, ничего не нашли…

– Ну и какая это «бомба»? – недовольно оборвал Дуговскую Габаритов. – Маленькую заметку сделаешь.

– Маленькую?! – ошалела Римма. – Про Ротяну – и маленькую? Вон светская хроника любую хрень про звезд сует, а как только мы чего-нибудь нароем… Эта тетка везде за Ротяну мотается, по всем гастролям, и все время пытается к ней в гримерку ворваться. Говорит: «Минуточку с Симой поговорить хочу», а кто знает, что у нее, у сумасшедшей, в самом деле на уме? Тут такого накрутить можно!

– Еще одна крутильщица-мотальщица нашлась!!! – заорал Габаритов. – Я сколько раз говорил, что накручивать в этой редакции могу только я! Ваше дело добывать информацию, а я уж сам как-нибудь решу, как ее в газете подать!

Повисла пауза, во время которой Габаритов что-то черкал на лежащем перед ним листке бумаги. Диалог с Дуговской он продолжил уже совершенно спокойным тоном:

– Как ты там вначале тему обозначила: «На Ротяну совершено покушение»? А издеваться над нами не будут? Скажут, опять «Бытие» вошь через задний проход до состояния слона надуло. Хотя… – Габаритов стал водить по воздуху толстым, поросшим черной шерстью пальцем:

На Ротяну

совершено

покушение

Смотри, как ровненько в три строчки ложится. Роман, ну-ка прикинь, каким заголовок на первую поставить сможем. Двухсотым влезет? Классно! Все, ставь! Смотри у меня, Дуговская, текст должен быть такой, чтоб все фанаты Симы обмочились от страха и жалости! Если кто из них с инфарктом в больницу попадет, не страшно – завтра, – Габаритов хохотнул, – опять у твоего отдела «бомба» будет. Так, теперь давай ты, Асеева.

– Тема такая: «Тайны сексуальной жизни Антона Махалова».

– Ой, – закатила глаза Дуговская, – опять Махалов! Достали уже со своим Махаловым! В каждом номере – Махалов, Махалов, Махалов! Скоро про то, что он съел на завтрак и какой туалетной бумагой подтерся, писать будем.

– Да читателям и про бумагу, если она в туалете у Махалова висит, в сто раз читать интереснее, чем про то, как очередному шизоиду врачи из головы гвозди вытаскивали! – вскинулась на Дуговскую Уля.

– Так, опять начали, – скривился Габаритов. – Дуговская, ты помолчи, раз в ситуации не сечешь. Махалов сейчас мега, каждый вечер его рожа на экране телевизора… И потом, он «Бытию» рекламу делает. Сколько раз на свои программы – на «Попсовые рупоры» всякие, на «Мели, Емеля» наших журналистов приглашал. Не задаром, конечно, мы ему темы для программ подбрасывали и вообще… Вон даже на обсуждении итогов «Слышь-ка, Азия» слово Алевтине дал.

– Ага, дал, а она бред понесла, – не унималась Дуговская. – Даже ваш туповатый Махалов просек, что в эфир туфта прет, рот открыл, чтобы сгладить этот дебилизм, да ума не хватило. А телезрители над «гениальным ходом» про мистический сон Вити Силана животики надорвали. Вот интересно, Асеева, это ты сама про монстров, которые помешают Вите одержать победу, сочинила или кто из друзей-имбецилов помог?

– Дуговская!!! – взревел Габаритов. – Или ты сейчас заткнешься – или вылетишь отсюда, как говно из пули!

Реакция Алиджана Абдуллаевича на в общем-то вполне естественный вопрос (над выступлением представителя «Бытия» в той передаче ржала вся страна) могла показаться чрезмерной только человеку неискушенному. В редакции же почти все – за исключением, видимо, Дуговской – знали, что феньку про мистический сон Асеева сочинила в соавторстве с боссом.

– Хм, – наконец-то отреагировал на происходящее впавший по окончании своего обзора в анабиоз Гена Барашков. – Вообще-то русская поговорка звучит так: «Как из говна пуля». Ее употребляют, когда хотят сказать, что для выполнения какой-то работы или задачи выбран неверный исходный материал или человек. Ну вот из тебя, Алиджан, например…

Габаритов резко вскинул голову и в упор посмотрел на Барашкова. Умный Гена мигом просек содержание посланного шефом взгляда («Что-о-о?! Мне кажется, кто-то слегка забылся!»), осекся и тут же поправился:

– Нет, лучше про меня. Скажем, из меня светский хроникер, как из говна пуля. Я, мало того что всех этих звездей терпеть не могу, так я их еще и нещадно путаю. Для меня что Теткина, что Холина – все едино.

– Это потому вы их, Геннадий Брониславович, путаете, – радостно подхватила тему самая юная корреспондентка светского отдела Галя Сомова, – что у них у обоих мужья слишком молодые. Я вот все время думаю, как это парням не противно старушечьи тела по ночам обнимать? Понятно, что и Теткина, и Холина уйму деньжищ тратят, чтоб себя в форме поддерживать, но все равно ж… Вон Мадонна миллионы на хирургов-косметологов и всякие процедуры спускает, а как в купальнике перед камерой встанет, так ужас же просто! Там висит, тут болтается. Возраст-то не обманешь. А Холина с Теткиной небось постарше Мадонны будут.

Деревенское «небось» и милая непосредственность Гали вызвали на лицах «бытийных» мэтров снисходительные улыбки.

– Захочешь хорошо жить, деточка, еще и не на такое пойдешь, – с печальной мудростью в глазах и голосе изрек Габаритов. – Но мы отвлеклись. Так что у тебя там с Махаловым, Асеева?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю