Текст книги "Драконов не кормить (СИ)"

Автор книги: Ирина Лазаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Теландон был магом смерти.

Очень давно не практикующим, конечно, иначе не смог бы стать уважаемым теоретиком и верховным магом домена. Это обычные маги оттачивали своё мастерство годами и десятилетиями, укрепляя связь со стихиями и явлениями – а маги смерти отходили от дел в молодом возрасте. Они расплачивались за своё искусство жизненной энергией, избыток которой был дарован им природой: растратив его, маги теряли связь с другой стороной жизни и прекращали практиковать – но горбатая печать сумрачного мрака навсегда оставалась за их левым плечом.

Тогда Илидор не знал этого. Илидор только почувствовал шкурой, что Теландон – неправильный эльф, как будто не совсем живой. Понял, что этот эльф никогда не выходит из себя, он не станет орать на дракона, бить его или мстить за что бы то ни было. Илидор понял, что Теландон всегда действует рассудительно, взвешенно и в выбранном русле. Что если он принимает жестокие решения – они никогда не вызваны эмоциями, а всегда – только необходимостью в том смысле, в котором её понимает Теландон.

Что его нельзя заболтать, вывести из себя, развеселить, разжалобить, сбить с толку.

И это ненормально. Это страшнее целой теплицы, набитой Ахнирами.

Талай полоснул Илидора злым взглядом и отошёл на пару шагов. Илидор старательно не поёжился, хотя от взгляда Ахнира по щеке и виску будто табун бабочек пробежал.

Эльфы никогда не смотрят драконам в глаза.

– Не тревожься. Тебя не запрут без нужды. Вы нужны науке в добром здравии. И настроении.

Глаза у Теландона были водянисто-голубыми, смотрящими словно внутрь себя или внутрь тебя. На загорелом лице они казались глазами слепца. Эти глаза чиркнули по щеке и виску Илидора, бросив ещё один табун бабочек поверх следа, оставленного взглядом Ахнира Талая. Илидор снова не поёжился, только зубы стиснул, и крылья плаща обняли его, поддерживая.

На миг показалось, что Теландон с нажимом добавит: «И настроении. Я же сказал. Улыбайся, Илидор», но Теландон ничего не добавил…

Золотой дракон мотнул головой, вытряхивая из неё воспоминание, и коротко ответил Йерушу:

– Да, я помню, как впервые увидел Теландона.

– Ну ещё бы. – Найло дёргал свисающую с конвейера цепь и вид у эльфа был такой, словно он прикидывает, как бы половчее прокатиться на ней. – Я тебя понимаю, у меня был профессор в университете, такой же гнуснячий тип. Звали Вашарай. Его в Ортагенай привезли контрабандой, в ящике с овощами, не то из Варкензея, не то вообще из-за южной части залива.

– Залива?

– Ну да, Залив Уныния.

Илидор смотрел непонимающе. Найло оставил в покое цепь и уселся прямо на пол. Его, кажется, совсем не смущало, что пол прохладный, а огромная машина осталась нависать над ним, над головой и за спиной, готовая в любой миг клюнуть в загривок. У Найло, кажется, совсем не было желания держать все машины в поле зрения, чтобы видеть: они не двигаются.

До тех пор, пока зрение не начнёт тебя подводить и обманывать, конечно же.

Илидор пока держался, разговор с Йерушем отвлекал, машины оставались просто машинами: обездвиженными, гнусными, ждущими.

– Что за Залив Уныния?

Найло длинно вздохнул и скучно, словно повторяя чужие слова, оттарабанил:

– Он отделяет Ортагенай от остальных доменов и Чекуан – от южных земель людей. Ты чего так смотришь на меня, ты не знал, что Ортагенай на острове?

Дракон помотал головой. Йеруш фыркнул.

– Ну да, он на острове. Залив – очень хреновый залив, одно название, переплюйка с солёной водой. Я думаю, это слёзы, которые нарыдали жители Варкензея от смеха. – Йеруш наклонился вперёд, вцепился глазами в лицо Илидора, поскрёб ногтями щёки, оставляя на бледной коже яркие полосы, заметные даже в полумраке. – Почему ты этого не знал? У драконов же есть учителя? Или вас не учат, а только воспитывают?

Илидор не ответил: внезапно вспыхнувшее в груди раздражение выплеснулось злым спазмом в мышцы и суставы, дракон сжался пружиной и челюсти сжал тоже. Хорошо этому эльфу сидеть тут и беспечно трепаться! Как будто у драконов есть выбор, учиться им или только воспитываться!

Но Йеруш на Илидора уже не смотрел, он качал головой, запрокинув лицо к потолку, и говорил ему:

– Страшное дело получается, ну правда: дракон же – такая огромная ящерица, она будет жить сколько, сотни лет, тысячи? И даже читать не умеет! Как так?

– На тебя что, кочерга в детстве падала? – Голос Илидора злой капелью брызнул в зал, звонко щёлкнул по металлическим панелям ближайших машин. – Ящерицы нам не родня! И я умею читать! Я же читал твои карты!

– Я думал, ты притворялся, что читаешь. Но если ящерицы вам не родня, то кто тогда, черепахи?

– Кто такой черепаха? – вопросом ответил дракон.

– О-о-о! – Найло вскочил и принялся шагать туда-сюда, на поворотах замедляясь, чтобы провести ладонями по машинам, а по Илидору от этого зрелища забегали мурашки размером с корову.

Кто в своём уме прикоснётся к машине? Если бы Илидор случайно дотронулся до одной из них, он был долго тряс рукой и вытирал её о штаны, и никак не мог избавиться от мерзкой дрожи от прикосновения почти живого металла. Его холод, его гладкость ощущались бы на коже, и дракону бы казалось, что чем сильнее он трёт руку о штаны, пытаясь избавиться от этого ощущения, тем дальше расползается по его телу холодная порча прикосновения к машине.

А Найло просто бегает и хлопает по дробилкам, удержалкам, подвешалкам, крутилкам и выглядит так, словно не делает ничего особенного.

Хотя трудно представить, что вообще может быть особенным для этого эльфа.

– Черепахи – это такие медленные штуки в тяжеленном панцире, да, я бы тоже был медленным в таком панцире, из них варят вкусный суп, и я не знаю, почему их всех до сих пор не съели, ведь они медленные и вкусные, такая удача, и у них кожа складками вроде чешуи…

– Да что ты несёшь! – перебил Илидор. – Я похож на медленную штуку в складках, из которой можно сварить суп? Черепахи нам точно не родня!

Йеруш замер, медленно поглаживая поручень гроба на колёсах. В таком можно запереть дракона, а потом оставить машину кататься туда-сюда по рельсам, чтобы дракону внутри казалось, будто его сожрала огромная злобная тварь, сожрала и пошла дальше по своим делам, а дракон теперь вечно будет болтаться у неё во чреве. Внутри всегда не хватало воздуха. На самом деле он проходил свободно через множество мелких дырок, высверленных в боковых пластинах, но казалось, будто его не хватает. И когда наконец спустя вечность в машинную возвращался эльф, останавливал гроб на колёсах и через долгое, бесконечно долгое время открывал его створки – дракон вываливался наружу и не мог подняться на ноги, не мог надышаться, его лёгкие как будто оказывались свёрнутыми в трубочку, и эта трубочка никак не разворачивалась до конца, чтобы наполниться воздухом.

Машины были бесящими и непреодолимыми. И такой же непреодолимой оказывалась благодарность эльфу, который выпускает тебя из машины, даже если перед этим сам туда и засунул, даже если этот эльф – Ахнир Талай.

Ведь он мог и не выпустить тебя. Мог оставить кататься в гробе на колёсах, трясясь вместе с ним. Когда сидишь во чреве своего ночного кошмара – не можешь даже моргать, только трясёшься мимовольно и неостановимо.

А ещё можно оказаться подвешенным за руки на распырке, и тогда боль в плечах заглушается ужасом от того, что стальная пятерня держит твою ладонь и запястье, что ты лежишь голой спиной на шершавом и холодном металле, беспомощный, распахнутый перед железными свёрлами, нацеленными на твой живот. Они не двигаются. Они выжидают. Когда пройдёт много-много времени, в машинной появится эльф, и он решит: приказать ли металлическим ладоням подтянуть тебя повыше? запустить ли свёрла, чтобы пожужжали над твоим животом, а твоей главной задачей на ближайшее время стало не обосраться? или же приказать ладоням разжаться, чтобы твоё тело, колотящееся в конвульсиях, сползло по металлической лежанке на пол и замерло там несчастным скрюченным комком ужаса?

И этот комок ужаса, ненавидя себя до ещё большей трясучки, всё равно будет испытывать благодарность к эльфу. Ведь он мог запустить свёрла, но не стал. Он мог прийти на полдня позже, но пришёл сейчас.

Найло стоял и гладил машину, равнодушно-задумчиво, как будто не понимая, какой леденящий ужас стоит перед ним, какое бесконечное зло. Эльфу словно даже доставляло удовольствие касаться металла, пробегать пальцами по всем этим защёлкам, задвижкам, цепям, дверцам, колёсикам. Потом рука Йеруша упала, словно её дёрнули за верёвочку, эльф развернулся и тут же сел-рухнул на пол, скрестив ноги.

– А кто вам родня? – спросил он. – Я всегда думал, что ящерицы. У вас же чешуйки и хвосты. Разве нет?

– Мы летаем, – Илидор сердито поёжился, стряхивая с плеч воспоминание о боли, которую приносит распырка. – Ты видел, чтобы ящерицы летали?

– Нет, – Найло сложил пальцы шалашиком, клюнул их ярким ртом и замер, проводя пальцами по губам. – Драконы родня птицам?

– Да какие ещё птицы! Мы рождены от камня в глубинах Такарона! В подземьях нет никаких птиц!

Найло смотрел, не мигая, чуть покачивался, прижав к губам указательные пальцы.

– Это же сказка. Драконы вылупляются из яиц, а не рождаются из камней. Камень ничего не может родить, он мёртвый, на самом-то деле вы появились на свет не от горы, а от кого-то живого, от другой зверюшки или птички…

Такарон мёртвый? Такарон не мог породить драконов? Найло хочет сказать, что старейшие драконы всё придумали про гору-отца, что Илидор всё придумал там, в заброшенной шахте в Урреке, и что на севере, за двумя эльфскими доменами, золотого дракона не ждёт его отец, а ждёт просто груда мёртвых камней под названием Такарон?

Илидор не понял, что произошло дальше, просто от сказанного Йерушем в голове у него вскипело бешенство, ударило по вискам, отравило кровь, оглушило и ослепило на миг, а в следующее мгновение Илидор сидел верхом на Найло, держал его за горло и колотил его головой о пол, крича:

– Такарон! Не! Мёртвый! Ты, тупой эльф! Такарон! Живой!

Йеруш хрипел, сипел, дрыгал ногами, стучал ладонями по груди дракона, глаза его лезли из орбит, лицо багровело.

Осознав себя избивающим эльфа, дракон опешил, немедленно разжал пальцы, отшвырнул себя от Йеруша и откатился, сел поодаль, таращась испуганно. В ушах звенело, лоб и спина были в холодном поту, сердце колотилось в рёбра, словно желая немедленно сбежать из этого малахольного дракона и сделать вид, что никогда не знало его.

Твою же кочергу, нападать на эльфа – изумительно хреновая идея, а нападать на чокнутого эльфа в машинной – это… это… Можно было бы просто сигануть с башни головой вниз!

Илидор отполз ещё дальше, пока не ощутил за спиной ледяное ожидающее дыхание машины-удержалки. Сидел между машиной и эльфом и таращился на Йеруша.

– Идиот, – прокашлялся наконец Найло и тоже отполз подальше от Илидора.

Эльф тёр горло трясущейся рукой, трудно и сбивчиво дышал, волосы его были взъерошены. Только сейчас, когда он был испуган, когда с его лица слиняли все эти нервические подёргивания, стало понятно, насколько же Йеруш молод. Наверное, в сыновья годится самому молодому из других учёных Донкернаса. Наверное, он на год или два старше Илидора.

Видеть Найло перепуганным юнцом дракону было странно и неловко, как будто он застал Йеруша за каким-нибудь интимным занятием.

Однако если он сейчас помчится к сподручникам, да просто стукнет им в дверь, то Илидору светит провести в этом зале хорошо если дня три-четыре, притом в полном одиночестве, а ещё вероятнее – его вообще утащат в южную камеру. А может, сам Найло его сейчас и разложит на удержалке. Любой эльф именно так бы и поступил.

Илидор зажмурился и подумал, что он не позволит Йерушу этого сделать, даже если придётся его убить.

И тут же понял, что Йеруш этого не сделает. Не с ним.

И никуда Найло не побежит. Даже если бы его сейчас приложил другой дракон, не Илидор, – он ни слова не сказал бы сподручникам или другим эльфам. Он слишком цепляется за свой статус учёного, такого самостоятельного и очень взрослого, он не побежит жаловаться: «Меня тут дракон побил, накажите его, добрые дяденьки».

Но любого другого дракона Найло бы сейчас со смаком приложил мордой об каждую машину по очереди, попутно отвешивая пенделей и плюясь в ухо злыми ругательствами, срываясь то на крик, то на хрипение, а приложив дракона об каждую машину в зале, он бы, вероятно, зашёл на второй круг.

Но с Илидором он так не поступит. Почему-то.

Не потому, что Илидор его спасал там, под землёй, точнее, не только и не столько поэтому.

Просто золотой дракон, «дракон-архитектор», – это для Найло нечто вроде ожившей игры в «Раскидалу» с дополнительной колодой карт и по усложнёнными правилам.

Простых правил Йеруш не любит. Или сложные, или никаких.

Быть может, и Йеруш Найло стал бы для дракона чем-то подобным, умей дракон играть в «Раскидалу» хоть с какой-нибудь колодой.

Но чем-то Йеруш для Илидора всё-таки стал, ведь никогда, никогда прежде золотой дракон не терял самообладания рядом с эльфами: это было так же опасно и невозможно, как забыться и страстно поцеловать машину. И для Илидора отнюдь не было в порядке вещей так хорошо понимать резоны и страхи других эльфов – да что там, он даже других драконов не понимал настолько хорошо, насколько, оказывается, понимал Найло.

Хотя эта вязанка случайных поступков крайне плохо поддаётся осмыслению.

– Идиот, – повторил Йеруш спокойнее. Он всё ещё потирал горло, на котором проступали синеватые пятна.

– Не смей говорить, что Такарон мёртв, – процедил Илидор сквозь зубы, не придумав, что ещё тут можно сказать.

– Ладно, ладно, – Найло поднял вторую ладонь, с опаской выставил перед собой локоть. – Я не имел в виду, что он жил, а теперь умер или что-то вроде этого. Я просто хотел сказать, что все существа происходят из других существ, а не…

Горловое рычание, очень низкое, на границе слышимого, отсекло всё, что Найло собирался сказать. Эльф умолк. Смотрел на машину за спиной Илидора и морщился.

– Мы – первые дети Такарона, – раздельно, как маленькому, пояснил ему золотой дракон. – Мы были рождены от камня многие тысячи лет назад. Позднее у Такарона появлялись другие дети: случайные, как пахрейны, или невольные, как черви-хробоиды, или младшие… – дракон поморщился, – как гномы. Но мы были самыми первыми, старшими и любимыми детьми Такарона, ясно тебе?

Йеруш молчал и не двигался, и это было так удивительно – Йеруш, который молчит и не двигается, и смотрит на тебя слегка ошалело, внимательно… почти обычно, как будто он нормальный эльф ну или дракон, и просто чтобы немножко дольше оставить Йеруша обычным, нормальным, не пугающим и не сворачивающим мозги набок, Илидор продолжил говорить:

– Карлики-пахрейны родились от волнений Такарона, они были такими же неразумными и ненужными, как волнение. Хробоиды появились на свет от дурного сна Такарона, потому что только сон может породить таких чудовищ. Гномы… просто родились из камня и всё, как за тысячи лет до этого родились из камня мы. Некоторые дети Такарона давно перестали быть – к примеру, пахрейнов истребили гномы. А другие живут до сих пор – как хробоиды, которые ушли в самые глубокие подземья, где Такарон граничит с другим миром, рождённым от жара земного сердца. И среди детей камня не было никаких, нахрен, птиц, Найло. Птицы не живут под землёй, разве только канарейки, которых гномы используют, чтобы следить за воздухом в шахтах.

– Канарейки, – повторил Найло с непривычной для себя задумчивостью. – Канарейки, пахрейны, гномы, драконы, гигантские черви. И ещё наверняка много других существ, которыми питались драконы, пахрейны и черви.

Эльф умолк, погрузившись в какие-то мысли. Слегка покачивался туда-сюда, проводил пальцами по губам – точнее губами по пальцам, потому что руки его почти не двигались, а верхняя часть тела качалась, как метроном.

Найло молчал так долго, что Илидор успел уйти в собственные мысли очень далеко. Он думал о Такароне и о том, что успел узнать, а также о том, чего узнать не успел. О гномах, у которых точно есть карты подземий. О гномах, которые бегают торговать в земли Декстрина и Уррека. В Урреке Илидор никогда их не видел – наверное, гномы просто не заходили в посёлки.

Из раздумья Илидора выдернул низкий стук: это сошла с места удержалка. Почти сразу скрипнул гроб на колёсах. С потолка свесились огромные цепи, дрогнули раз, другой и толстыми змеями поползли к Илидору. Дракон, не ожидавший этого, растерялся, вжался в стену ещё сильнее, вместо того чтобы расслабиться, затаил дыхание, вместо того чтобы постараться дышать глубоко и ровно, повторяя себе: «Это всё только в моей голове».

– Как ты думаешь, зачем вашему Такарону нужно было столько всего создавать? – спросил Йеруш, и призраки машин исчезли.

– Что? – дракон отёр пот со лба. Он совершенно не понял слов, которые произнёс Найло.

– Зачем ему нужно было столько всего создавать? – повторил Найло. – Ты должен это понимать, разве нет? Именно ты, дракон-архитектор! Ты должен понять!

– Что? – повторил Илидор.

– И когда Такарон остановится? – Йеруш покачивался туда-сюда, глядя мимо дракона. – И что произошло с ним, когда вас не стало? Ты не думаешь, что это могло сильно изменить Такарон? Если бы он был жи… Отчего он наплодил это всё – от скуки или у него были какие-нибудь планы на всех вас, или просто шило в каменной заднице? Почему ваш Такарон не устроило, что у него есть только драконы? Вот эльфов, к примеру, очень устраивает, что у них есть только драконы, и эльфы не хотят завести себе впридачу ещё гномов или огромных червей! А с вашей горой что было не так?

Илидор снова потёр лоб, теперь в задумчивости.

– Такарон без вас разве не должен, как это называется, скучать? Не находить себе места, бомбить вулканами, ворчать обвалами, завалить к хренам пару подгорных городишек, а? Создавать нечто взамен вас или просто всё крушить, ну знаешь, как это бывает из-за всяких штук, когда они живут у тебя в голове и не дают тебе покоя? Тот гном, Вран, говорил, без драконов подземья здорово поменялись, и не к лучшему.

– Что?! – Илидор повысил голос: чем больше слов говорил Йеруш, тем меньше дракон их понимал, и он хотел сказать Йерушу нечто вроде «Эй, было бы здорово сбавить ход и объяснить всё, что ты здесь успел наплести!».

Найло, кажется, понял это, потому что нетерпеливо пояснил:

– Я про то, что даже когда тебя покидает какая-нибудь помешанная хреновина, это может оказаться не такой большой радостью, как тебе представлялось…

Дракон застонал, на мгновение представив, что некая помешанная хреновина вдруг покинула Донкернас. И тут же, к удивлению своему, понял, что это действительно нельзя назвать самым желательным развитием событий.

– Ты замечал, что даже бесячие штуки иногда нужны нам больше, чем мы думаем? А драконы, я так понял, не слишком бесили Такарон… или бесили? Почему он позволил гномам вас победить?

– А что он должен был сделать? – вспыхнул Илидор. – Обрушиться им на головы? Он же не просил их начинать войну!

Йеруш открыл было рот, чтобы предложить пару отличных идей, но потёр горло и решил ничего не говорить. Потом придумал что-то иное, снова открыл рот и закрыл.

– Словом, ваш Такарон мог измениться просто как я не знаю что, – буркнул он.

– Да, – согласился Илидор. – Старейшие тоже так говорят. Наверняка никто не знает. Свозишь меня посмотреть?

– Отличная идея! – воскликнул Найло, и по спине дракона пробежали волнительные мурашки, тут же уничтоженные следующими словами: – Конечно же, нет!

Илидор не ответил. Да и что тут скажешь?

– Тебя это жрёт, да? – с восторгом спросил Йеруш и подался вперёд, наклонился, рассматривая лицо дракона в полутьме, нервно рассмеялся, обрушил локти на пол, осклабился. – Тебя жрёт уже то, что ты не знаешь наверняка.

Дракон не отшатнулся, хотя было у него такое желание. Слишком уж близко оказались дикие глаза Йеруша – на расстоянии какого-нибудь гроба на колёсах. Допрыгнуть можно, и Йеруш выглядел эльф, вполне способный в следующий момент сделать такой прыжок.

– Ты хочешь избавиться от того, что жрёт тебя, – на этот раз Найло рассмеялся беззвучно, не спуская глаз с дракона, и выглядело это до крайности недружелюбно. – А ты хорошо подумал? Представь, как здорово, если тебе не нужно узнавать? Если тебе не нужно избавляться от этого?

– Вот ещё! – возмутился Илидор.

Как это – не нужно? Не нужно знать, каким стал Такарон? Как он может встретить дракона, своего старшего и любимого сына?

Не нужно? А что тогда нужно, интересно?

– Всегда будет то, что жрёт тебя изнутри. О! Ну да!

Найло выпрямился, сложил пальцы шалашиком и закрыл глаза.

– Ты с чего-то взял, будто ничего не должно жрать тебя? Всех нас что-нибудь жрёт, тупой дракон. Каждого жрёт какое-нибудь желание, нежелание или идея, или сраное, сраное ощущение, что ты нихрена собой не представляешь и тебе нужно рваться, рваться вперёд, нестись, карабкаться, сдирая кожу, сдирая ногти, не спать годами, потому что невозможно спать, не есть, потому что некогда есть, нестись и бежать, ведь всегда кто-то впереди, а ты снова не успеваешь, не догоняешь, не понимаешь и не можешь, ты всегда самый большой идиот среди всех!

Йеруш вдруг закинул голову, качнулся туда-сюда, издал короткий смешок, перешедший в стон.

– Ты можешь бесконечно бежать вперёд, рвать жилы, а можешь вдруг выдохнуть и остановиться. Заставить себя стоять на месте, даже если тебе жжёт пятки, а мимо несутся дни и все остальные тоже несутся мимо, и у тебя лопается голова, – Найло вскочил и принялся бегать туда-сюда. – Кто ещё мог бы заставить тебя вот так стоять? Ха! Ты можешь очень красиво успокоиться и медленно-медленно во всём разобраться, ты можешь это даже с лопнувшей головой, честно-честно, я знаю. Встать, разобраться и разложить по полочкам всё, всё-всё-всё, свою жизнь, чтобы докопаться до того, которое тебя жрёт. Потом нужно будет ещё немного постоять, на самом деле много постоять, потратить ещё бездну времени и сил, заглянуть в бездну, сигануть в бездну, обмазаться ею, выпить её. Просто чтобы уничтожить его, его, который тебя жрал. Который заставлял нестись и не спать, и сдирать ногти, который жёг пятки. Ты можешь победить его, знаешь? И тогда начнёшь сидеть такой толстый и гордый собой, что смог задавить эту гадость. Да, она больше не разрывает твою голову, не шепчет в уши, не стучит ногами в грудь! Какой восторг! Только потом твоё довольное лицо постепенно вытянется, как ношеный носок. Вдруг окажется, что без этого, который жрал тебя изнутри, ты стал ничем. Ты нахрен не нужен даже сам себе, в тебе не осталось смысла, не осталось идей. Вот тогда ты осознаешь, насколько мало, ничтожно мало твоих собственных сил. Мысли, планы – всё иссякло, желания растворились в тумане, ты сам растворился в тумане, стал даже не каплей – испариной капли. Тебе сделалось незачем двигаться дальше, ведь ты теперь такой молодец, ты избавился от той силы, которая пинками гнала тебя вперёд, вбок, вверх, вприпрыжку! Ха! Ничто теперь не разрывает твою голову, правда, ты счастлив? Да нихрена ты не счастлив, ты просто перестал знать, зачем тебе голова! Ничто не чешет твоего любопытства, ты забыл, в каком месте у тебя любопытство, ты не знаешь, на кой тебе нужно шевелиться и какой смысл дышать!

Илидор склонил голову к плечу: ему казалось, что он недостаточно хорошо слышит Найло, что на самом деле некоторые слова не достигли его ушей, – как иначе объяснить, что понимая каждое слово по отдельности, дракон не мог взять в толк, о чём говорит Йеруш? Илидор понимал ту часть, которая про идеи и желания, он тоже был любопытен, ему всегда было интересно пощупать и попробовать что-нибудь новое, ему всегда казалось, что ждущая за горизонтом неизведанность намного интереснее, чем то, что он видит вокруг прямо сейчас… но сказать, что это угнетало Илидора? Что он ощущал, будто внутри у него бушует нечто злобное и чего-то грозно требует? Чтобы он не знал, зачем ему дышать?

И ещё Илидор не мог себе представить, зачем хотеть избавиться от какой-нибудь части себя. Илидору никогда бы не стало досаждать ничего внутри его собственной головы. Во всяком случае, не настолько, чтобы затеять войнушку с самим собой.

– Когда ты убьёшь это злое, что мешало тебе, что терзало тебя, – сбивчиво продолжал Йеруш, носясь зигзагами между машин, – ты поймёшь, что это был никакой не конец, так это всё не работает, в твоей голове всегда должен быть враг! Всегда! Если ты его победил, то ты идиот! Тебе придётся немедленно создать нового! Ты должен был бороться с врагом, а не победить его! Нахрена ты потратил на это кучу времени, спрашивается? Если тебе всё равно нужен враг в голове, так нахрена ты такой тупой и не оставил того врага, первого, знакомого, ведь ты с ним неплохо уживался, ты привык к нему, ты с любовью его ненавидел! Так что нет, Илидор: если тебя что-то жрёт, это не значит, что ему нужно мешать! Может быть, нужно ему помогать, вдруг он лучше знает, вдруг сожранным ты будешь толковей, чем целым?

Найло зашёлся захлёбывающимся смехом, до слёз, до невозможности разогнуться, трясся и судорожно подёргивал скрюченными руками. Илидор вжался в стену.

Какой кочерги тут происходит? Почему нельзя было просто оставить его среди машин? Он не так сильно провинился, чтобы заслужить ещё и пытку Йерушем Найло!

Когда эльф наконец заткнулся, отдышался и перестал быть откровенно багровым, дракон осторожно спросил:

– При чём тут Такарон?

– О-о, твою ёрпыль, ну нахрен ты такой тупой? – Йеруш хлопнул себя ладонями по бёдрам. – Я уже сказал, что Такарон мог чуток спятить, когда вы ушли! Больше ни при чём твой Такарон!

И Йеруш понёсся к двери, едва ли не криком бросив на прощание:

– Да плевать! Ты мне остохренел, Илидор!

Найло развернулся спиной к двери и несколько раз с силой ударил по ней пяткой. Стукнуло, бамкнуло, дверь открылась, Йеруш едва не отшвырнул её в стену, торопясь поскорее убраться из машинной, а потом дверь снова закрылась с бамканьем и грюком замка.

Илидор, наблюдавший за всем этим, разинув рот, с большим опозданием сообразил, что Найло хотел поговорить, точнее, рассказать вовсе не о Такароне. Это дракон хотел послушать о нём. Теперь Илидору оставалось только смотреть в захлопнувшуюся дверь, думать, какой же он на самом деле тупой, и с содроганием наблюдать, как вырастает над удержалкой огромная медлительная тень, которую от дракона больше не отгонит голос Йеруша Найло.