Текст книги "Драконов не кормить (СИ)"

Автор книги: Ирина Лазаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Глава 19

«Если уж в каком-то месте должен появиться дракон, то пусть это будет твой собственный!»

Эпадий, сын Баресы, притязатель на западное декстринское предгорье

Людские земли Декстрин, первый месяц сезона сочных трав

Подземья Такарона огромны – как иначе в его недрах могли бы жить тысячи драконов, гномов, пахрейнов и долгое время почти не встречаться друг с другом? И едва ли у дракона, который будет носиться над Такароном и кричать «Э-ге-гей!», есть много шансов случайно наткнуться на затерянное где-то племя других драконов.

Особенно если его там нет.

– Раз их владения были в северных подземьях, то мне нужны карты подземий со всеми их выходами наружу, – говорил Илидор ветвям дерева бубинга, и листья на них тихо шуршали в ответ. – Как думаешь, у кого-нибудь здесь найдутся карты подземий? И чтобы на них был отмечен гномский город Масдулаг?

Поразмыслив, дракон заключал:

– Разумеется, нет. А карты Хансадарра? Как я должен добраться до Такарона, не убившись об эльфов по пути? И как я должен не убиться о гномов в Такароне? Сколько интересных вопросов, где бы выкопать ответы, а? Ну хоть один, чахленький!

В начале сезона сочных трав донкернасцев ожидал контракт в Декстрине, и они отправились на двух повозках: маг сживления Урал Маскай, Йеруш Найло и два дракона, Илидор и Рратан. Нужны были, собственно, только Урал и Рратан, а Йеруш с Илидором просто удачно воспользовались случаем, и, узнав об этом, Илидор едва устоял на месте: хотелось бежать, орать, хохотать и кувыркаться в воздухе.

Если Найло будет таким добреньким, что даст ему карту Декстрина, то дракон изучит по ней прилегающий кусочек Хансадарра!

А если Найло не даст Илидору карту Декстрина, то Илидор придушит Найло и заберёт карту сам.

– Там очередное смещение владык, – Йеруш бегал по двору, тыкая пальцем во всякие нужные штуки, которые требовалось погрузить в повозку. – Изумительное место этот Декстрин, прекрасное: всё время кто-то кому-то режет глотку за кусок зачуханной земли, с которой и получить-то почти ничего! Зуб даю, только не свой зуб, а твой, к примеру: люди всё это делают из одной только любви к резне, а вовсе не ради земель! Словом, там появился очередной владыка двух холмов и лужи близ курятника, но цветные источники находятся как раз в тех холмах. Так что сначала Урал и Рратан окажут услугу этому мужику, Эпадию, а он за это пустит нас исследовать источники. Очень хороший уговор, просто замечательный, но стоит поторопиться, пока этого Эпадия тоже не прирезали. У них там притязатели на земли просто в очередь выстраиваются, ох нет, Декстрин – прекрасное место, изумительное, когда-нибудь я приеду туда, чтобы остаться навсегда, ну или до ужина!

На двух повозках они держали путь в небольшой городок под названием Цепфа, от которого было полдня пути до Декстрина, самого большого города людских владений с тем же названием. Наверное, люди назвали одинаково город и все земли просто для того, чтобы свести с ума возможных захватчиков или шпионов.

В Цепфе донкернасцы должны были встретиться с Эпадием, сыном Баресы, человеком, который сейчас считался владетелем предгорий, пары селений и железорудных шахт, прилегающих к городу Декстрину с юго-запада.

Почему четыреста лет назад люди решили пристроить город к горе – эльфы не знали. Урал Маскай считал, что это свидетельствует о родстве людей и гномов: дескать, тянет человечков к горам, из которых произошли их предки, вот смотрите, и ростом люди невелики – ниже эльфов, а ведь всякому понятно, что за точку отсчёта только эльфов и следует брать, да и вторая ипостась драконов – человеческая, а не иная, что также свидетельствует о происхождении людей от камня.

Сначала Илидор слушал Урала Маская, едва ли не разинув рот, но постепенно понял, что этот эльф способен непротиворечиво связать что угодно с чем попало, и что всякому, кто желает сохранить эмоциональное равновесие и здравый взгляд на окружающий мир, следует слушать Урала Маская как можно реже.

Не зря этот эльф зимой тёрся при библиотеке. Среди слегка двинутых старичков-учёных ему, верно, было очень уютно.

Куда более жадно, внимательно и всеми силами скрывая свою внимательную жадность, следил Илидор за всем, что касалось Цепфы, первого города, который ему довелось увидеть вблизи.

Ровная, широченная дорога, на которой легко могли ехать рядом две телеги да ещё оставалось место, чтобы разминуться со встречной. Пахло пылью, приторной пыльцой неведомых Илидору цветов, лошадьми и почти недвижимым, ленивым воздухом, тяжёлым от лени и солнца. Дорога вела прямиком к зубастой туче, которая поначалу супилась на горизонте неясным серым пятном, а по мере приближения стала обретать стать и смысл: прорезалась каменная стена со стрелами-башенками, разулыбались распахнутые ворота, подпрыгнули из-за башенок дома, чтобы поглядеть, кто это едет по дороге. Навстречу донкернасцам проехало несколько пустых телег, один раз их с руганью обогнал всадник в синей куртке – Урал Маскай назвал этого человека гонцом, но не пояснил, кого он гонит и зачем.

У ворот встали надолго. Илидор слышал, как лениво ругаются стражники, как пререкаются с ними эльфы. Говорили о бумагах, звенели монетами, потом снова звенели монетами, опять говорили о бумагах, потом раздражённый Урал Маскай упомянул имя Эпадия, и после ещё одной короткой заминки донкернасцы наконец въехали в город. Илидор не мог видеть из повозки, что там происходит, но изо всех сил напрягал слух и внимательность, чтобы понять, как нужно попадать в города. Эльфские, человеческие – едва ли они так уж сильно отличаются.

Самое полезное знание дракон получил от группы пеших людей, которые прошли мимо повозок в город, не звеня монетами и не предъявляя никаких бумаг, насколько он слышал. Стражники были поглощены повозками и сочли большой глупостью отвлекаться на путников.

Потом был город – сжимающие дорогу дома, сначала глинобитные, потом каменные и кирпичные, повыше и пониже, узкие и квадратные, иногда коряво-круглые, с маленькими окошками и широченными трубами, с балконами, мансардами. С плоскими крышами, по которым хотелось немедленно побегать в облике дракона, и со скатными крышами, с которых хотелось скатиться, оглушительно вопя. Телега гуп-гупала по мощёным улицам, и вскоре Илидору стало казаться, что каждый шов между камнями заканчивается в его хребте. Улицы были кривыми и холмистыми, широченными и узкими, а потом повозка остановилась. Илидор думал, они приехали, но оказалось, что дальше можно идти только пешком.

Тут Урал и Йеруш почти подрались, выясняя, кто должен идти в харчевню, а кто – оставаться с вверенными драконами, и Урал говорил, что Йеруша никак не касаются дела с Эпадием, сыном Баресы, потому Йеруш должен оставаться тут с повозками и не спускать глаз с драконов. Найло на это кипел и булькал, потому что дорога его «достала и заскучала до смерти, ты видишь, я уже почти мёртвый стою», и он тоже немедленно желал в харчевню, а драконов можно взять с собой.

Илидор слушал их перепалку с ухмылкой: он-то знал, что вопрос лишь в том, кому первому надоест пререкаться, и не сомневался, что Урал сдастся под натиском почти мёртвого Йеруша Найло.

И потому дальше была восхитительная прогулка по городу, и Цепфа в этой части оказалась гораздо, гораздо лучше, чем в привратной. Дома посветлели и обвешались гирляндами ползучего винограда с красно-зелёными листьями, немного пушистыми и очень прохладными на вид. У домов торчали деревца в кадках и толстые полосатые коты, что-то мурлыкающие солнцу. Туда-сюда сновали горожане в смешных одеждах: женщины в платьях с такими пышными юбками, точно под каждой было ещё две, мужчины в рубашках с воланами на груди и узких штанах. У многих мужчин, даже совсем молодых, были тросточки – ими так размахивали при ходьбе, точно вышли на улицу с целью пришибить побольше людей.

Дорога закончилась террасой с тремя каменно-круглыми ступенями в харчевню под названием «Кружка тени».

– Пришли, – ворчливо и без всякой нужды объявил Урал Маскай.

* * *

Илидор сидел в харчевне и цедил пиво из тяжёлой пузатой кружки. На вкус дракона, пиво было кисловатым и горьковатым, но под перчёные рёбрышки шло недурно. На самом деле Илидор не знал, каким должно быть пиво – Найло оказался первым эльфом, которому пришло в голову дать дракону алкоголь, и дракон теперь с интересом вслушивался в собственные ощущения: как холодный напиток щиплет пузырьками горло, и как становятся всё более гулкими звуки, по мере того как пустеет кувшин.

Харчевня эта была, наверное, самой просторной в мире: в зале легко разместилось два десятка столов, стойка во всю стену, что-то вроде подиума в одном из углов – там тоже стоял стол, а за столом со своими приближёнными трапезничал Эпадий, сын Баресы. Трудно было поверить, что все эти люди в харчевне собраны им же для похода, целей которого драконы пока не знали в точности: нечто вроде «испытать действие ядовитых течений на растения». В харчевне всех участников похода, которых оказалось как-то ненормально много, «собирали воедино, чтобы никого не потерять и набраться сил перед дорогой». По поведению собравшихся не было похоже, что они боятся потерять друг друга или набираются сил, – скорее они просто набирались, причём за столом Эпадия пиво убывало быстрее, чем на прочих.

У Найло случился приступ «отцепитесь и дайте подумать», потому он не донимал Илидора и никого другого не донимал, никуда не бежал, не сверкал глазами и вёл себя даже слегка пришибленно. Что-то медленно чёркал угольком на бумаге, глядя на неё пустым взглядом. Иногда прикладывался к своей кружке, едва ли замечая, что именно пьёт, мимолётно морщился и снова смотрел на бумагу невидящими глазами. Рядом в глубокой миске остывал тушёный горох с топлёным салом.

Даже дурацкие частушки, которые горланили конюшие за столом неподалёку, совсем не беспокоили Найло, он их как будто и не слышал.

За соседним столом сидели Урал Маскай и двое сподручников. Еще три сподручника и Рратан – за другим столом. Рратану, разумеется, ни пива, ни рёбрышек никто не дал, дракон мрачно ковырял ложкой перловую кашу с обожаемой людьми жареной морковью и горбился так, словно хочет закрыться от мира крыльями, которых у него не было в человеческой ипостаси. Сподручники косились на Йеруша, который какого-то шпыня предпочёл общество дракона эльфскому – точнее просто кивнул Илидору подбородком на место за своим столом как ни в чём не бывало, а дракон, тоже как ни в чём не бывало, на него уселся.

Не просто так в Донкернасе уже поговаривали: дескать, некоторые эльфы, кажется, подзабыли, что все драконы – драконы, хоть золотые, хоть синие, хоть в крапинку, а Тарис Шабер, по слухам, даже обратился с этим вопросом к Теландону. И ещё говорили, что у Теландона всё-таки состоялось с Йерушем несколько жёстких разговоров, но в чём заключалась их суть, каким был итог – никто не мог сказать.

Илидор поглядывал на бумагу, по которой чёркал Найло, пытаясь разглядеть в хаотичных чёрточках контуры карты Декстрина. Получалось не очень.

– Да я говорю: Эпадий позвал в город магов с их драконами! – раздался звонкий девичий голос за столом у окна, где сидела развесёлая компания молодёжи. – От скажите: барыжат же маги драконьими потрохами?

Илидор осторожно обернулся.

– Зачем кому-то драконьи потроха? – спросил круглолицый здоровяк.

Девушка, к которой он обращался, остроносая белобрысая худышка, закатила глаза:

– Ты как с ясеня свалился, Наругат. Драконьи потроха – они ж страсть какие полезные! А ещё редкие и дорогущие, их аптекари с охотой купят, знахарки купят и маги, может, тоже. Для зелий, для оберегов, для всяких коллехций, какие учёные умники составляют, чтобы ними тыкать друг дружке под нос. И от когда дракон подыхает, положим, от старости или в бою, – получается целая куча полезных потрохов, так куда маги её девают, а? Ну ё, скажешь, закапуют в землю, огнём палят или в речке топят? Не-е! Маги их продают, если не совсем дураки. А может, даже грохают драконов нарочно, чтоб продавать полезные потроха. Я б так и делала! Как новые наплодятся – так старых и на потроха!

Грохнул смех.

Илидор покосился на Йеруша, желая спросить, можно ли ему сломать руку этой визгливой балбеске, но Йеруш ничего не слышал, погружённый в свои заметки. Дракон вздохнул. Он, конечно, предполагал, что ответом было бы категорическое «Нет», но, как говорил Илидору весь его не особенно богатый опыт, – если не спрашивать и не пытаться, то вариант будет только один, а если спрашивать и пытаться – то целых два.

– Охотникам на здоровых зверюг дюже помогает коготь дракона, – продолжала вещать девушка. – Коготь цепляют на шею навроде амулета. И кабаны сами падают замертво!

За столом раздалось редкое недоверчивое «У-у-у». Илидор заметил, каким тяжёлым, полным тоски взглядом смотрит на развесёлую компанию Рратан, и золотому дракону крайне не нравились глаза Рратана. В них была такая застарелая, угрюмая злоба и тоска, которая просто не могла где-нибудь не прорваться, и очень странно, что эльфы этого не видят, что эльфы продолжают таскать этого дракона с собой, как ни в чём не бывало.

Это был совершенно не тот Рратан, который меньше года назад рассказывал ядовитому семейству про долинные селения Декстрина.

– А из чешуи со щёк, аптекарь сказал, целительное зелье варят. Такое, ну, от мелких хворей помогает: кто животом мается, значит, или если зудянка от мёда приключилась. Или во, с похмелья если, слышьте? А от дурных хворей…

– Бэ-э! Я не буду пить варево с драконьих щёк! – перебил девушку новый голос, не по-взрослому шаткий, того и гляди оборвётся и рухнет. Говорившего не было видно за спиной круглолицого толстяка.

Хохот рассыпался по залу, звеня, как мелкие монетки, и тут же его взрезал голос другой девушки, тоже светловолосой, веснушчатой:

– Стыдись, Агосто, сын Яшейры! Не твои ли родители восстановили рецепт мохового пива? Не они потратили на это многие годы? Чего только им не доводилось пивать и едать, пока они не…

– Сама стыдись, Домина, дочь Имзерия, – перебил девушку шаткий голос, – если не можешь вытерпеть зудянку или похмелье без какого-то пойла! Не буду я пить варево с дракона, и всё тут!

Илидор глубоко вдохнул, стал смотреть в потолок и повторять себе, что не стоит обижаться на людей, они всё равно скоро умрут.

Голоса помалу стихли, зал наполнился ровным гулом. Дракон снова принялся за рёбрышки и подумал, что люди, верно, совсем тупые, если не могут сопоставить предстоящую поездку с Эпадием, таинственных эльфов-магов с драконами и совершенно не таинственных эльфов, которые сидят за тремя столами вот в этом самом углу.

– Слу-ушайте!

С этими словами на лавку рядом с Йерушем свалился лёгкий на помине Эпадий, сын Баресы. Был это мужчина лет за тридцать, широкий в плечах, увесистый лицом и животом, с изрядными проплешинами на лбу. Эпадий носил плотную, жаркую с виду рубашку травно-зелёного цвета, вытянутые на коленях штаны и легкий плащ, который картинно перекидывал через руку на ходу.

От Эпадия несло пивом, лошадиным потом, задохнувшимися в сундуке тканями. Плюхнувшись на лавку, он уставился почему-то на Илидора – из-под жидких бровей с длинными лохматыми волосками блеснули угольно-чёрные глаза и снова стали почти незаметными на красном от загара длинноносом лице. Но при первом взгляде на Эпадия в глаза бросался не длинный нос, удивительно породистый и беспомощный для такого большого лица, а усики-нитка. Они как будто убежали от другого человека, заблудились и прикорнули перевести дух на лице Эпадия.

– Вы можете достать драконицу?

– Можем, – осторожно ответил Илидор. – Мы постоянно всех достаём, особенно он, – и ткнул пальцем в Йеруша.

Тот почему-то не отмахнулся, как обычно делал, находясь в глубоком «отцепитесь и дайте подумать», а вынырнул из своих почеркушек и стал смотреть на Эпадия как на нечто весьма удивительное и немного смрадное.

Тот рассмеялся, и под усиками-ниткой разверзся рот-провал – Илидор вдруг подумал, что туда сейчас начнёт засасывать еду, питье, стулья, столы и гостей. Спине сделалось мурашечно, крылья не двинулись, но напряглись, не уверенные, стоит им прижаться к дракону или развернуться с громким хлопком, чтобы рот-провал Эпадия захлопнулся хотя бы от неожиданности.

– Не, – тот мотнул стрижено-плешивой головой, опёрся на столешницу и подался вперёд, нашёл глаза Илидора своими невнятными глазками. – Я про то чтобы достать драконицу и приволочь сюда. Мне приволочь девку-драконицу, понял? Тока чтоб горячую девку, огненную драконицу, ага?

Пока Илидор таращился на Эпадия, не понимая, куда разбежались от него все слова, голос подал Йеруш Найло.

– Да легко, – произнёс он скучным тоном, который наверняка утащил у кого-то другого в ночи, поскольку Йеруш Найло так не разговаривает. Развернул свою стопку бумаг, положил ногу на ногу и взял уголёк, готовый записывать. – Что передать вашему стряпчему, семье, наследникам, друзьям и врагам?

– Чего? – моргнул Эпадий и пальцем оттянул высокий ворот своей травно-зелёной рубашки. – Какие стряпчие? Драконицу мне привезите, говорю. Огненную бабу.

– Привезём, – угодливую улыбку Йеруш тоже явно спёр у кого-то, а может, даже не у одного, слишком уж противно-сальной она была, будто составленная из десятка других угодливых улыбок. – Мы привезём драконицу, она вас съест, и что тогда мы должны будем передать вашему стряпчему, врагам, семье…

– С-с… – из Эпадия будто выпустили воздух, он съёжился, будто застигнутый за чем-то постыдным только сейчас. – Съест? Почему съест? У вас там разве не этот, как говорят… – покрутил кистью. – Бурдак с драконьими бабами. А?

Илидор и Найло молча смотрели на него. Илидор – зло, Найло – с выражением терпеливого ожидания: дескать, что всё-таки передать вашим врагам, когда драконица вас сожрёт?

– Ну ладно тогда. Тогда не надо везти. – Эпадий поднялся, неловко поджал руки к животу, шагнул назад, замялся, вспомнил про свой плащ, неловко скомкал полу. – А точно у вас там не бурдак, ну?

Когда он наконец отошёл, отирая лоб, оглядываясь по сторонам – какие ещё прекрасные идеи содержит этот славный мир? – Найло назидательно произнёс:

– Учись, пока я жив. Ты бы, небось, принялся бормотать о правилах и «это совсем не то, что ты подумал»…

– Не, – Илидор потянулся к рёбрышкам. – Я бы просто ему врезал.

– Ну-ну, – Йеруш обернулся на стражников, которые стояли у двери, прямые, как черенки лопат.

Дракон пожал плечами. Он ожидал, что Найло вернётся к своим почеркушкам, но тот не торопился уходить обратно в «дайте подумать», смотрел на Илидора задумчиво, покачивал зажатым между пальцев угольком.

– Правила – это как попытка держать дым в трубе, – наконец изрёк Найло. – Что-нибудь да просочится. Сквозь правила про межвидовые отношения тоже что-нибудь да просачивается, да, ну скажи?

Дракон обгрызал рёбрышко.

– Ну скажи, Илидор!

Тот поморщился.

– Всякое бывает. Не ори.

Потому подростков и выводят в Айялу, когда они обретают человеческую ипостась – чтобы расширить мир детского крыла, сделать драконышей менее зависимыми от воспитателей. Потому по лабораториям ходят старейшие – бдят хотя бы за тем, за чем могут. Потому, как говорят, в прежние времена нескольким эльфам просто оторвали руки, которые те вздумали распускать, и ещё говорят, даже драконы могут так делать. Илидор не знал, правда ли это, и не знал ни одного дракона, который оторвал бы эльфу руку безнаказанно, зато он помнил сподручника, который пропал из Донкернаса мгновенно, стоило лишь ему зажать в тёмном углу снящую ужас Шатэмаат. И ещё Илидор помнил, какую порку получил Яшуммар, стоило ему погладить по плечику Цедду Хамло – кожа со спины Яшуммара потом свисала лохмами, но даже лечивший его Диер Ягай кривил губы с таким видом, словно сокрушался, что дракону маловато досталось. А эфирный Рдук был сослан в лаборатории после того как порассуждал в спальном крыле о допустимости и даже весьма-себе-желательности связей с эльфами – дескать, ну что такого-то, не сильно они отличаются от драконов и очень даже привлекательны вообще-то. Рдука явно сдал кто-то из шпионов, но остальные драконы, по правде говоря, даже испытали некоторое облегчение.

– В Донкернасе ничего нельзя скрывать долго, – наконец сказал Илидор, потому что взгляд Найло уже почти прожёг в нём дыру. – Хоть ты из шкуры выпрыгни, все всё узнают рано или поздно. Обычно рано. Эта сраная тюрьма очень маленькая на самом деле, очень туго набитая эльфами и драконами, ты ведь замечал?

– Ты не считаешь её тюрьмой, – вместо ответа возразил Йеруш.

Илидор не усмехнулся ехидно, сдержался. Если Найло думает так – что же, тем лучше.

– Но однажды ядовитая драконица сбежала с эльфом, – продолжал он. – Давно, ещё до моего рождения. Можешь расспросить других, они расскажут больше; драконицу звали Дизэйра, а эльфа… не помню. Когда они сбежали, Дизэйра даже не должна была потерять ипостась, понимаешь, как ловко? Слово связывает нас с эльфами, в первую очередь с учёными и магами Донкернаса – ну она и осталась с учёным и магом Донкернаса. А другие говорят, что ипостась она потеряла, поскольку интересы Донкернаса были хамски попраны. В любом случае, с тех пор стало ещё строже.

– Обожаю шаткие конструкции, – фыркнул Йеруш. – Особенно когда они ходят в шкурках неразрушимого. Да-а, они ходят, такие уверенные и важные, а у самих ветер свистит во всех щелях…

Илидор поднял руку, и Найло умолк. Дракон смотрел куда-то поверх его плеча, и лицо у него было таким, словно он обнаружил там, позади Йеруша, ответ на все свои вопросы, вот просто все и разом.

Найло обернулся и сначала не заметил ничего особенного. Гости уже начали прохаживаться по залу туда-сюда. Эпадий стоит у своего стола и говорит с…

Гномом. Йеруш сперва не увидел его или же просто не понял, что видит его, ибо гном был почти на голову ниже человека, даже такого не слишком высокого как Эпадий, к тому же гном не двигался. Он стоял перед бурно жестикулирующим Эпадием, сложив на груди мощные короткопалые руки, и слушал его, лишь едва заметно шевеля массивной челюстью. Вопреки представлениям Найло о подземном народе, гном оказался безбородым, зато полностью соответствовали тем же самым представлениям крупный нос и кустистые брови. Блекло-русые волосы собраны в высокий хвост на затылке, на выбритых висках виднеются рисунки, а может, татуировки. Одежда – тёмные штаны и красно-коричневая рубашка обычнейшей шерсти, а вот жилетка диковинная, из бурого меха с густым подшёрстком и редкими длинными прядками над ним, и пояс толстый, с массивной пряжкой. На поясе висел топор или, скорее, топорина едва ли не в полгнома размером, и как-то сразу было понятно, что это гигантское оружие удобно и привычно своему хозяину, и что предложить ему снять оружие – ещё более неуместно, чем предложить снять штаны.

Илидор уже был на ногах, глаза его горели так, что золотые отблески подсвечивали ресницы.

– Пойдём к ним! – дракон оперся ладонями на стол, едва не свалив его, даром что стол был тяжеленный. – Пойдём подойдём! Йеруш, поднимай задницу, что ты пялишься на меня?

– Отцепись, – мотнул головой Найло. – И помолчи. Мне не нужен гном, мне нужно подумать, нам скоро ехать к…

– Не нужно тебе думать! Давай поднимайся! Расспросишь гнома про воду в Такароне, про Хансадарр расспросишь, давай, Йеруш, пока он не ушёл!

Найло поставил локти на столешницу, сложил пальцы шалашиком и стал смотреть на Илидора так невозмутимо, что дракону больше обычного захотелось запинать эльфа ногами.

– На кой тебе гном? Внятно, чётко и честно.

– Ты что, ненормальный? – Илидор навалился на стол, ещё мгновение – и запрыгнет на него, затопает ногами. – Это же гном! Я никогда не видел гнома!

– Так вон он стоит, пялься хоть до посинения.

– Я хочу послушать! Вдруг он расскажет про Такарон! Мне что, не может быть интересно про Такарон?

– Нет, не может, – отрезал Йеруш. – Сядь на жопу, Илидор.

Дракон уже почти послал Найло в пропасть и отправился слушать гнома сам, когда Йеруш добавил:

– Это прямое указание, сделанное в интересах Донкернаса, если ты не понял. Ты сейчас можешь сорвать наш контракт. Мы не знаем, что там делает этот гном, зачем он нужен Эпадию и как отреагирует на дракона.

Илидор едва не застонал, скрипнул зубами, полоснул Найло злым взглядом. Тот смотрел на дракона с вежливым любопытством.

Улететь прямо сейчас. Сигануть в окно, сменить ипостась и улететь. Отсюда до Такарона, должно быть, лишь немногим дальше, чем от Донкернаса, и плевать, если дракона увидит каждый встречный по пути, если эльфы сумеют отследить его маршрут. Плевать. Пока они узнают – он уже доберётся до Такарона, а там… А там его прибьют гномы.

Безупречный план.

Вот что ты будешь делать! Каждый новый день неволи ложится на плечи бессмысленным грузом, каждая попытка узнать больше заканчивается примерно вот этим: вместо ясного представления о том, что ждёт впереди и как с этим справиться, – отрывистое «Сядь на жопу» и досада на себя.

Ну уж нет. Пока гном тут – дракон никуда не полетит, то есть не побежит.

И вообще, Илидор не может улететь, ничего не объяснив Даарнейрии… или не попытавшись забрать её с собой. Может быть, она предпочтёт человеческую ипостась на свободе драконьей ипостаси в тюрьме.

Илидор знал, что Даарнейриа такого не выберет, но он должен спросить.

Медленно опустился на лавку. Он ожидал, что Йеруш осклабится или отпустит едкое замечание, или сделает вид, что всё идёт именно так, как должно, и не о чем тут говорить. Эльф медленно покачал головой, словно не в силах поверить, сколь тупой дракон сидит перед ним, и уткнулся в бумаги.

Ну да. Найло не хотел, чтобы гном опознал в Илидоре дракона. А Илидор даже не знал, способен ли гном это сделать на глазок.

Быть может, дракон и в самом деле тупой, но ещё большая тупость – упустить гнома, ничего не узнав! Даже если это вершинник, который давно ушёл из Такарона в надкаменный мир, – всё равно он знает о нынешнем Такароне куда больше, чем Илидор или чем драконы, покинувшие гору двести лет назад!

– Не дёргайся, – бросил Йеруш, не поднимая головы. – Ясно же, что гном тоже поедет в Декстрин – на кой бы ещё он пришёл сюда?

Илидор сглотнул.

– Но ты будешь ехать туда в клетке, – закончил Найло, не поднимая головы от бумаг.

* * *

Непонятно, почему гнома звали Вран Бесшумный, – он оказался говорливым и громогласным, что, впрочем, очень устраивало Илидора.

Вдоль дороги то и дело попадались большие соломенные чучела, обряженные в людскую одежду. Два-три раза – даже группками, окружающими небольшие глиняные домики. На одиноких чучел люди не обращали внимания, домикам серьёзно кивали, прикладывая к груди ладонь. Припекало солнце – снаружи, разумеется, не в повозке, надрывались птицы в полях и на лугах, то и дело вдали вырывалась из травяного ковра острокрылая стайка, перелетала на небольшое расстояние и снова терялась среди зелени.

Полог оставили открытым, так что Илидор хорошо видел всё, что происходит снаружи, а оттуда, из солнечного дня, почти не видно было Илидора, если только не вглядываться в нутро повозки. Дракон разглядывал своих случайных спутников-людей – они то и дело догоняли и обгоняли друг друга, перекликались, менялись местами конники, ослинники и повозки, некоторые шагали, держась за стремена, – процессия двигалась так медленно, что можно было без особенного труда поспевать и пешком.

Насколько Илидор понял из разговоров, у Эпадия не было необходимости тащить за собой столько народа, просто он желал, чтобы его передвижения по дорогам были всем заметны и внушали почтение. Видимо, насмотрелся на выезды владык эльфских доменов – или, скорее, ему кто-то рассказал о них. С процессией ехали на ослах несколько эльфов, незнакомых Илидору и явно местных. Одеждой, взглядами, манерой говорить и держаться подальше от тех, с кем говорят, они отличались от донкернасцев, а также от других эльфов и от немногочисленных людей Эльфиладона, которых Илидору доводилось встречать.

Гном Вран Бесшумный некоторое время шагал рядом с одним из таких эльфов, позади и чуть сбоку от повозки Илидора. Сначала их закрывала телега, гружёная чем-то тяжёлым и массивным, скрытым наваленными сверху тряпками. Потом телега подотстала и сместилась по дороге левее, так что эльф, ведущий в поводу ослика, и гном оказались недалеко от повозки Илидора, и дракону стал слышен их разговор.

– … подумал, совсем плох стал этот мир, если Вран Бесшумный присягнул на верность Эпадию, сыну Баресы. Рад ошибаться, рад.

Гном зубасто улыбался, всем видом своим показывая, что не на миг не принял слова эльфа за чистую монету.

– Ты как будто ожидаешь, что мне надоест это повторять, Валшут, или что я передумаю, – степенно заговорил он.

Каждое слово Врана было столь же веским (или увесистым?), сколь шаги, которые он впечатывал в дорожную пыль. Гном не брёл и не шёл, не поспешал и не тащился по дороге – он наматывал её на подошвы своих башмаков, как наматывают нить на клубок, неспешно и мерно, положив топор на плечи и крепко держась двумя руками за рукоять.

– Но я скажу тебе снова: Вран Бесшумный никому не присягает, Вран Бесшумный был и остаётся подданным короля Югрунна Слышателя!

Илидор вцепился в прутья решётки. Он помнил слова Арромееварда про короля Ёрта Слышателя, принявшего Слово драконов, и про то, что теперь Гимблом, верно, правит его потомок. Значит, так и есть, и потомка этого зовут Югрунн.

– Всё ещё не похоже, чтобы твой король так считал, – поджал губы эльф. – Продолжаешь раз в год ходить к вратам Гимбла?

– Ну а то, – с достоинством подтвердил гном и вдруг очень заинтересовался летающими по небу птичками.

Эльф, вздохнув, со значением поглядел на висок своего приятеля – Илидор так и не мог разобрать, что там такое, то ли рисунок, то ли татуировка, то ли полустёртый рисунок или татуировка.

– Не-ет, – спустя время снова заговорил гном, – старого шестинога новым пастбищем не приманишь. Я гном из Гимбла, а не вершинник паршивый, родства не помнящий. Сколько ни живу в солнечном мире, как ни люблю его – а родной мой край там, в подземьях. Там всё правильное, понимаешь, такое как надо. А тут… иное. Сезоны ваши дурацкие я так и не выучил, вот что ты на это скажешь? Вот какой нынче день, ты мне скажи!

– Двенадцатый день сезона сочных трав, – с деревянным лицом проговорил эльф.

– Ага, – хохотнул Вран. – А на мой лад – двенадцатый день сезона кипящей лавы, так-то, Валшут.

– И что? – поджал губы эльф. – Ты не в глубинах Такарона, Вран, тут нет сезонов кипящей лавы, вовсе неуместны твои показательные…

– Так и ты не в Эльфиладоне, Валшут! – оглушительно заржал Бесшумный. – Ты в людском Декстрине, и тут вовсе нет никаких сезонов, а есть двенадцатый день третьего месяца весны, верно я говорю?