Текст книги "Драконов не кормить (СИ)"

Автор книги: Ирина Лазаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Илидор ожидал, что эльф подожмёт губы с видом бесконечного долготерпения и всепрощающего снисхождения, но тот лишь вздохнул.

– Не-ет, Валшут, – гном блеснул зубами и поудобнее перехватил рукоять топора, – рано или поздно мне дозволят вернуться в Гимбл и встретят там как своего блудного сына, и я расскажу моим собратьям много дивных историй, каких им не услышать от торговцев, выходящих наружу. Разве торговцы видели мосты Ортагеная или степи Уррека? Охотились на жирных приморских птиц в Зармидасе, топили с них жир для светильников? Разве они наёмничали в войсках, что дерутся за земли Декстрина? Разве они работали бок о бок с драконами, а? С драконами! Ты подумай! Это ж вражины наши лютые, мы вышибли их из подземий двести лет назад! А теперь мне доведётся поглядеть живцом в их змеежопые глаза! Не-ет, Валшут, ничего такого и не снилось торговцам, а никто другой и не выходит из Гимбла так, чтоб вернуться. И когда мне дозволят снова прийти домой…

– Лет через тридцать или никогда, – бесстрастно вставил Валшут.

– А пусть и через тридцать! Тем больше историй у меня наберётся! А когда я вернусь в Гимбл – поверь, я стану самым желанным гостем в любой харчевне на Перекрёстке, или пусть затупится мой топор Костегрыз! И я буду самым приглашаемым гномом в Учёный квартал – ведь пожелают же умники-векописцы отлипнуть от своих древностей и заняться тем, что происходит снаружи, а? Скажи, Валшут? Я б занялся. Да.

Потом эльф и гном подотстали, их место занял мужчина-конник со взглядом невыспавшегося медведя и глубокими сердитыми морщинами у рта.

Илидор отлепился от решётки, уселся на пол в глубине клетки и стал думать: о Такароне, короле Гимбла Югрунне Слышателе и умниках из Учёного квартала, у которых, вероятно, отыщутся карты подземий.

Остаётся придумать, как убедить их помочь дракону.

И как дракон доберётся до Гимбла, не волоча на хвосте вопящих эльфов, конечно.

Если он собирается двигаться скрытно, а не кричать на весь Эльфиладон: «Смотрите, я тут!» – ему потребуется некоторое количество монет или чего-нибудь, что можно обменять на монеты. Несколько раз Илидор видел, как донкернасцы расплачивались в поселковых лавочках засушенными плодами мельроки, но когда эти деревья начинают плодоносить – их охраняют рьяно, не то что дракон – гусеница не подползёт незамеченной. А где хранится запас плодов, если их вообще запасают – Илидор не знал. Но есть ведь и другие вещи, которые можно обменять на монетки, правда?

Впереди полупьяными голосами тянули похабные частушки. Сбоку с гоготом обсуждали какую-то Ноогу, дочь Сазара, и её мухобойку. Позади повозки теперь ехал на ослике немолодой бородач и жаловался шагающему рядом эльфу на недосбор мёда из-за нашествия акациевой тли.

Илидор зажимал уши ладонями и шипел, совсем как Йеруш Найло: «Да заткнитесь вы все, наконец, и дайте подумать!».

* * *

Та громоздкая телега, которую видел Илидор в дороге, оказалась одной из нескольких, везущих детали машины – самой удивительной, совершенной и мерзкой машины, какую доводилось видеть золотому дракону. Было это нечто вроде телеги или, скорее, кровати с двумя сидениями, перед передним на уровне подбородка сидящего была установлена изогнутая трубка с округлым упором – словно требовалось положить на эту штуку лицо и… что-то пить из трубки? Машина оказалась передвижной, с шестью ногами на плоских основаниях.

Собирали её люди, а Врана Бесшумного привлекли, вероятно, как консультанта: он временами подходил и что-то буркал, тыкая толстыми пальцами то в одну, то в другую деталь механизма. Потом ходил вокруг машины, окидывая её критическим взглядом.

– Пружинный ход, – вещал он, делая вид, что говорит себе под нос, – это больша-ая глупость, или моё имя не Вран Бесшумный. Настоящие машины двигаются на пару, а настоящие живые машины – на лаве, так-то!

Илидор содрогался. Люди раздражались, что было понятно по их резким движениям и по тому, что они начинали всё ронять. Вран довольно улыбался и ходил туда-сюда вразвалку. То и дело тыкал куда-нибудь пальцем и заявлял, что «этот ремень тут ни в кочергу не упёрся, ставь на два пальца, на два, я сказал, ну!».

Они приехали к небольшому поселению в предгорьях, похожих на те, о которых когда-то увлечённо рассказывал Рратан: запах горьких трав, лёгкие деревянные дома со скатными крышами – только без подпорок, жужжание пчёл… В селении не было ни единого человека или животного, и видно было, что место покинуто в спешке: Эпадий выставил отсюда жителей, чтобы провести свой опыт с машиной и ядовитым драконом.

Сам Эпадий расположился выше по склону. Для него поставили шатёр, стол, натащили еды и питья, и сын Баресы, лениво что-то жуя, благодушно наблюдал за происходящим внизу.

Йеруш Найло незаметно убежал «погулять» по восточному склону, в направлении водопадов. До них было довольно далеко, особенно с учётом обманчивых горных расстояний, но пройдя немного и ещё немного, можно было увидеть воду, падающую с одного из водобойных колодцев ближайшего водопада, оранжевого.

Наконец машина была собрана, Вран снисходительно буркнул: «Ну, видал я сборку и похуже», а Урал наконец объяснил Рратану его задачу.

– Я должен… сделать что? – переспросил ядовитый дракон.

– Сесть в машину, пристегнуться и двигаться вперёд, выдавая яд, – с выражением бесконечного терпения повторил Урал Маскай. – Вот к этим домам. Вот к этим грядкам. Эти – удобрить, те – отравить, но аккуратно, чтобы яд подействовал в течение нескольких дней. Приступай.

Дракон смотрел на Урала как на безумного и не двигался с места.

В самом деле, зачем такие трудности, почему нельзя просто взять яд и использовать его – ну пусть Эпадию требовался свежий яд, до того свежайший, что нужно было притащить сюда дракона из Донкернаса, но машина-то зачем?

– Давай уже, бурдюк с язвами, – шипел Илидор, бродящий туда-сюда у повозки со своей клеткой – дальше его сподручники не отпускали. – Просто сделай это, и мы с Найло поедем в Декстрин. Я увижу Декстрин. Потом я увижу цветные водопады. А потом – снова Декстрин. О-о, ну давай же лезь в эту… жуткую…

Бормотанием он пытался скрыть собственную нервозность – на самом деле Илидор не представлял, как Рратан это сделает. Сам Илидор по доброй воле не полез бы в чрево машины никогда – впрочем, Илидор был ещё молодым и впечатлительным драконом, а Рратану почти сто лет, и паршивых ситуаций в его жизни уже случалось столько, что ещё одна…

…его пугает ничуть не меньше, чем пугает Илидора, потому как машина – это, лупить её кочергой, машина!

Золотой дракон видел, как медленно поднялись и опустились плечи Рратана – дракон сделал глубокий вдох и шагнул вперёд с таким трудом, словно его оттаскивали назад.

– Так это он, значит, дракон? – к Илидору и сподручникам подошёл Вран Бесшумный. – Надо ж тебе, а с виду приличный парень!

И уставился, качая головой, на Рратана, который медленно, очень медленно залезал в седло.

– На кой ёрпыль такие сложности? – один из сподручников сплюнул себе под ноги. – Дракон и так может удобрить или травануть чего. На кой машина?

– Так у Эпадия планов громадьё, – гном хитро усмехнулся, с прищуром наблюдая за драконом. – Боишься машины, значит, животное, да? Хе-хе! Да, Эпадий – он весь такой прогрессивный и придумал вот скорую обработку полей, чтоб урожай с них так и пёр, так и пёр, и чтоб можно засадить ячменем ну и рожью там всякой кучу полей, отсюда и по самую по репку. Механиков толковых нанял, с самого Чекуана, магов земли притащил. Это ж у них ещё недособранная машина, с одной только поливалкой, а ещё на неё и боронилка цепляется, и с прополкой потом чего удумает, да только я всё равно скажу так: ржавь это смешная, а не машина, на пружинном-то ходу! Устанет он чинить эти свои поливалки, вот чего я скажу.

Рратан залез на сиденье, как-то обмяк на нём, точно вот-вот стечёт наземь лужицами яда, и люди-техники принялись дёргать рычаги, настраивая под дракона сиденье и трубку. Рратан сидел зелёный, стискивал зубы и мелко трясся.

– Ну вот, так для своих полей Эпадий будет брать драконов, чтоб они землю удобряли, а для соседских полей будет давать драконов на отравление, только чтобы чисто-крыто было, поняли, да? Чтоб его земля, значит, цвела, а на соседских пусть неурожай и голод будет, и Эпадий их задёшево получит тогда, ну и с крестьянами тоже, значит. Он такой, Эпадий, всё тишком, всё ладком, только потом глядь – а все вокруг ему должны. Он же из процентщиков, башка у него варит, хоть по виду и не скажешь, с самых низов вскарабкался. Если в этих землях продержится месяца два и никто не прирежет – так считайте, что соседние тоже у него в кулаке, и всё так красиво сложилось, словно бы само собой, ага. Это всё он мне, конечно, словами не говорил, я сам скумекал, да и чего тут кумекать-то. Знаю я этого сына… Баресы.

Что же, выходит, Теландон понимал, на что идёт, отправляя сюда Рратана – если всё получится, то для ядовитых драконов Донкернаса появятся сезонные задачи: там удобрить землю, сям отравить… да ещё машина, можно не сомневаться, увеличит ядообразование у драконов, весь вопрос лишь в том, не сдохнет ли дракон от обезвоживания или от разрыва сердца на такой сезонной работе, но тут уж донкернасцы что-нибудь придумают. И вот почему Урал Маскай с такой терпеливой настырностью загоняет Рратана в седло. Он знал, что если всё удастся в лучшем виде, то Донкернас получит выгодный долговременный контракт.

Если, конечно, прав не Йеруш Найло – тогда Эпадия, сына Баресы, кто-нибудь вскорости прирежет.

Рратану, сидевшему в машине, что-то объясняли люди. У Рратана был вид человека, сознание которого давно ушло гулять, но окружающих это, кажется, не смущало ничуть. Рукояти, рычаги, крутящиеся ручки, всё весело звякало и дзенькало, и даже у Илидора, стоящего поодаль, шевелилась на загривке несуществующая чешуя. На месте Рратана он бы спятил, тихо и без затей.

– Вот так! – торжествующе заявил наконец один из людей, самый бородатый и тощий, с глазами вдохновлённого маньяка. – Всё легко настраивается! Всё как надо подгоняется! И твоим сородичам тоже будет удобно! Под кого хошь подгонку сделаем, хоть под драконицу, хоть под драконёнка! А щас мы с тобой поедем во-он туда, сперва пройдёмся слева, я буду править…

– Какую ещё подгонку под любого? – очнулся вдруг Рратан. – Под какого такого любого?

– Да не боись! – мужчина, уже забравшийся на заднее сидение, хлопнул дракона по плечу, – эту машину за тобой оставим, если захочешь, она зовётся Карька, так и будешь говорить: Карька – моя! А твоим родичам другие справим, может ещё и лучше…

– Родичам? – в один миг вместо трясущегося от ужаса дракона в машине оказался разгневанный дракон. – Вы хотите нас всех усадить в машины?

Рратан рванул ремень, воздух вокруг дракона вспыхнул дымкой зеленью, слова потерялись в рычании, которого не могло издавать человеческое горло.

Сподручники рванулись к Рратану, грозно гаркнул Урал Маскай.

Бородатый мужчина попытался с воплем дать дёру из машины, но не успел: Рратан сгрёб его за плечи и швырнул в трёх сподручников справа, уже поднимающих дубинки, сам выкатился под ноги двум сподручникам слева, получил удар по плечу, взревел оглушительно. Эльфы, караулившие Илидора, схватили его за руки, скрутили, повалили наземь – золотой дракон даже не дёрнулся от удивления, в кои-то веки его сумели застать врасплох.

– Эй, вы чего? – спросил кто-то сверху голосом Врана Бесшумного, и перед лицом Илидора оказались его башмаки. – Вы чего на парня кинулись, вашу кочергу?

Судя по залихватскому «Э-эх!» и хрипам, Вран сгрёб сподручников за шкирки, а судя по тому, что они перестали давить на Илидора – гном просто сдёрнул их с золотого дракона. Тот едва не расхохотался от такого поворота событий, но тут его обдало горячим и щипучим воздухом, люди заорали испуганно, гном заорал тоже – ругательно, а когда Илидор наконец сумел подняться на ноги – забывшие про него сподручники бежали к машине, над ней с рёвом закладывал вираж большой дракон, похожий на бревно с лапами и гигантскими крыльями, а вокруг творилось нечто вроде конца света.

Воздух раскалился, в нём взрывалось что-то мелкое и горело что-то дымное – не от огня, от яда, в небе нарастали огненные камни – на самом деле не огненные и не камни, воздух всё нагревался и начинал закручиваться маленькими смерчами, жёг грудь и раздирал горло. Вокруг бегали и кричали люди, многие бросились прочь, вниз по склону. На Илидора налетела светловолосая девушка – та самая, что желала прикупить драконьих потрохов, пискнула, пробежала мимо, кашляя. Пронёсся большими скачками бородач, который только что обещал каждому дракону по комфортной машине. С истошными криками пробежала группа людей, от которых Илидор едва успел увернуться, до того опешил, внезапно оказавшись в этом смрадно-горючем пространстве.

Закрывая нос рукавом, золотой дракон слепо метался между домами и сараюшками, которые вдруг оказались повсюду, натыкался на ящики и какой-то хлам, валявшийся под ногами. Глаза ело – словно соли сыпанули, земля мелко дрожала, рёв Рратана становился всё ниже и жутче. Тарахтя и громыхая, содрогалась упавшая набок машина, словно кто-то пинками бил по ней из-под земли, желая выбросить ввысь, в небо, чтобы она упала вверх и летела всё выше и выше, пока не сгорит в солнечном пламени. Рёв Рратана ввинчивался в уши, бил по чему-то внутри головы, ослеплял и не давал дышать. Из глаз текли слёзы. Илидор стал пробираться за дом ощупью. Споткнулся о тело человека – мёртвый или без сознания?

Рядом с домом рухнул с неба огненный камень – как будто земная твердь раскололась орехом, и камень тоже раскололся, исторг трупное зловоние и едкую взвесь. Сквозь слёзы Илидор не мог толком понять, что такое этот камень на самом деле – сгусток яда в коконе плотного воздуха или сжатый воздух, обнятый ядовитой скорлупой, или в самом деле здоровенный валун, загоревшийся от чего-то невыразимо ядовитого? Да какая, в общем, разница!

Откуда у Рратана столько силы? В него словно вселилось ещё целое стадо ядовитых драконов, словно сама исконная магия обмотала его собой, как плащом, а теперь передумала и силится вытряхнуть!

С грохотом разлетелась на куски стоявшая у дома бочка, выплеснула в небо фонтан чего-то шипящего и смердящего гнилым луком, к горлу подкатило, из глаз с новой силой хлынули слёзы, и в то же время казалось, будто вся влага из глаз испарилась и они сжались до размера горошин.

Лёгкие раздирало, словно в них завелась колония тараканов, и, кашляя, Илидор отполз за дом. Тут воздух оказался чуточку чище, рёв Рратана как будто немного притих.

Почти сразу за домом вилась тропинка, спускавшаяся к озеру, а там, внизу, было нормальное озеро и совершенно обычнейший склон без бешеных драконов.

И без эльфов.

Илидор, жадно хватая ртом воздух, поднялся на подрагивающих ногах, опёрся ладонью о шершавую деревянную стену, отёр глаза рукавом. Дом и землю тряхнуло от нового рёва Рратана. Шаг. Ещё один шаг. В этом безумии никто не заметит, как один ма-аленький золотой дракон куда-то подевается…

– Илидор, место! – гавкнул откуда-то Урал Маскай, и дракон словно очнулся.

Что на него нашло? Он бы не ушёл далеко сейчас. Наверное.

Он не готов. Наверное.

Когда он будет готов?

– Илидор, бзыряй тебя захухрой, в клетку! – заорал вынырнувший из-за угла сподручник и махнул дубинкой.

Как они могут что-то рассмотреть в этом безумии? Золотой дракон покрутил пальцем у виска и ткнул пальцем в небо, перекрикивая грохот:

– Какая клетка, если он…

И вдруг оказалось, что золотой дракон орёт в оглушительной тишине, потому что миг назад всё вокруг стихло. Бешенство ядовитого дракона выплеснулось вовне и закончилось, остался только большой и неуклюжий с виду крылатый зверь, повисший в воздухе над крышами долинных домиков.

Они выглядели ужасно испуганными и беззащитными перед большим зверем, опасливо прикрывались ушами-скатами, умоляюще поднимали пальцы-трубы и флюгеры.

От стоящей неподалёку эльфской повозки бежали сподручники с самострелами, заряжёнными тяжёлыми металлическими болтами, и ядовитый дракон при виде их вздрогнул, поднялся выше, а потом ещё чуть выше.

– Вот это будет история! – глядя на Рратана едва ли не с любовью, проговорил Вран Бесшумный. Оказывается, всё это время он невозмутимейше стоял между двух домов, опёршись на топор, лишь время от времени отирая слезящиеся глаза. – Лучшей истории никто не сказывал в харчевнях на Перекрёстке уже двести лет! Даже с Громкого Камня такого не…

– Рратан! – из-за перевёрнутой телеги выбрался Урал Маскай.

Едва услыхав его голос, дракон взревел, и стало понятно, что ярость его никуда не делась – только излишки её выплеснулись наружу, но в таком массивном драконе осталось ещё много, много места, и всё оно заполнено ядовито бурлящим месивом.

– Кэ-эсʼсо-ой! – и струя зелёной слюны полетела…

…сначала показалось – в Урала, но нет – дальше, в машину, валявшуюся на боку. Ядовитая слюна расплескалась, разбрызгалась, запузырилась на металле, взвыл Эпадий, сын Баресы, а Вран Бесшумный застонал почти сладострастно и повторил:

– Какая будет история, ну какая история!

В Рратана полетело несколько болтов из самострела – мимо, громоздкий с виду дракон легко увернулся от них, мотнул головой, забулькал подобно котлу с густым супом.

– Рратан! – очнулся Урал Маскай, но дракон не собирался его слушать.

Оглянувшись вправо-влево, Рратан рванул вверх.

Не рассчитал. Или не мог рассчитать – быть может, ярость потушила в нём все способности к расчёту. Правда, некоторые потом поговаривали, что Рратан нарочно превысил высоту, на которую мог уйти от эльфов – просто поняв: он уже не выкрутится. А некоторые говорили: это ядовитая ярость, тлевшая в Рратане от самого дня побега Кьярасстля, стала такой огромной, что затопила всего дракона, разъела его, свела с ума.

Как было на самом деле – знал только Рратан.

Когда Илидор увидел, насколько высоко тот поднялся в небо, у него онемели ладони и колени, он едва не рухнул наземь – ноги подкосились. Золотой дракон понял куда раньше эльфов, что сейчас произойдёт – ведь Рратан не остановится, он свирепо, остервенело будет подниматься вверх, будет рваться в небо, ибо всё, что ему сейчас осталось – это небо, бесконечное, свободное, не закрытое «крышкой», и ядовитый дракон бросает себя последними рывками туда, в облака и в ослепительное солнце, он распахивает им объятия на пределе сил, разрывая мышцы и лёгкие, пока не пронзит предельно возможную высоту, за которой…

Лишится своей магии вместе с драконьей ипостасью и с немыслимой высоты обрушится вниз.

Ведь люди не умеют летать. Даже люди, которые мгновение назад были драконами.

Глава 20

«Некоторые узлы нельзя распутать не потому, что ты плохо стараешься, а потому, что это нечестные узлы. Они завязаны не так, чтобы их можно было развязать».

Арромеевард, патриарх слышащих воду драконов

Замок Донкернас, первый месяц сезона сочных трав

После спешного и почти позорного возвращения эльфов в Донкернас золотой дракон чувствовал себя измотанным и почти отчаявшимся. Сколько же можно находить за каждым поворотом очередной тупик вместо продолжения пути?

Гибель (или вернее сказать – самоубийство) Рратана и расстроило его, и рассердило, и выбило из колеи. Разумеется, это был не первый дракон, погибший у Илидора на глазах, притом погибший не такой уж страшной смертью, но почему-то именно сейчас Илидор ощущал себя особенно беспомощным, а звук, с которым тело Рратана рухнуло наземь, преследовал его всю обратную дорогу. Эльфы были растеряны и злы, с готовностью срывались на оставшемся драконе, и Илидор старался поменьше попадаться им на глаза, что довольно сложно, когда тебя всегда можно найти в одной и той же клетке.

Один только Найло вёл себя как Найло, был очарован и восхищён драконьим самоубийством, задавал бесчисленное множество дурацких вопросов, и в свете последних событий это было настолько невыносимо, что Урал Маскай исполнил-таки мечту доброй половины донкернасцев и врезал Йерушу по лицу. После этого обратная дорога сделалась окончательно невыносимой, и все были счастливы, когда она наконец закончилась. Даже дракон почти с радостью помчался на осмотр в лекарню, представляя, что позади остаётся не только повозка с клеткой, но и все тоскливые мысли, апатия последних дней, ощущение безнадёги и злость на рухнувшие планы.

Он так и не побывал в Декстрине и не увидел его карты. Он так и не посмотрел на цветные водопады. Он не улучил возможности послушать гнома Врана Бесшумного или даже самому с ним поговорить…

Твою кочергу, Рратан, почему ты не мог выбрать другое время для своей эскапады?

Даарнейрию незадолго до возвращения Илидора забрали на день или два в один из ближайших городов. Золотой дракон таскался туда-сюда по Айяле совсем один и злился, что у него нет хорошего топора, способного разрубить всё это нагромождение узлов, которые наверчиваются и наверчиваются вокруг, и сколько ни пытайся их распутать – оказываешься лишь плотнее обмотанным ими.

Не разрубишь – в конце концов покроешься ими по самое горло.

В день возвращения Илидор сделал вид, будто наслаждается приступами трудоголизма, и совершил несколько ненавязчивых набегов: в сад у замка, в теплицу, в один из садов Айялы и в зимний сад таксидермиста. Подвязал огурцы, притворился, будто ищет палочки для рыхления, полил деревья, помог Шохару Дараю протереть от пыли стеклянные глазки чучел. Новым взглядом прошёлся по всем этим местам, прикидывая, что ценного отсюда можно утащить – монеток для побега ему, скорее всего, найти не удастся. Чешуи со щёк соскрести, что ли, и продать алхимику на зелья?

Потом Илидор пытался подслушать разговор Теландона с Тарисом Шабером и Альмой Охто – они, конечно же, должны были говорить о Рратане, о Декстрине и, возможно, о Найло, однако золотой дракон не сумел подобраться к окну: у сподручников тоже случился приступ неуёмного трудоголизма, они так и кишели внизу.

А в сумерках, словно показывая, как легко затянуть на верёвке ещё один узелок, к дереву бубинга подошли вразвалку Чайот Гарло и Янеш Скарлай. На могучем плече Чайота зловеще покачивалась новенькая коса. Янеш Скарлай нёс самострел. Илидор, увидев эту парочку через густую листву, поспешил перебраться на ветку за стволом – тот был достаточно толстым, чтобы скрыть Илидора и, пожалуй, даже ещё одного Илидора. Даром что Диер Ягай рычал на Найло: «Опять мне дракона отощал – дальше некуда, ты пытаешься слепить из него своего близнеца, или что?». Найло на Ягая никак не реагировал, он перебирал склянки на столе, рассматривал их на просвет и издавал утробные звуки, так что в конце концов Диер выставил Йеруша из драконьей лекарни и дальше ругался уже без него.

Чайот Гарло взмахнул косой, и крапива посыпалась наземь. Ещё взмах, ещё и ещё. От каждого взмаха Илидора пробирала дрожь: очень уж неприятно выглядела коса, да и колючих зарослей было жаль, дракон к ним привык.

– С драконом водиться – что в крапиву садиться, – блеснул Янеш Скарлай человеческой поговоркой, которую узнал неведомо откуда.

Илидор, стиснув зубы, наблюдал за косьбой и всё надеялся, что Гарло в сумерках промахнётся и скосит заодно Скарлая, но Гарло не промахивался.

– Тихий дракон – радость в семье, – заключил Янеш, когда вся крапива была скошена.

Эльфы стояли уже почти под самым деревом бубинга, и дракон очень хотел верить, что крапива колет им хотя бы ноги, но потом разглядел высокую, до середины икр обувь, какую, бывает, надевают деревенские рыбаки.

Скарлай с ужасающе грозным видом навёл самострел на густую листву, и дракон прыснул:

– Ты хочешь застрелить дерево, Янеш?

Эльф попыхтел, не придумал хорошего ответа и велел:

– Слазь!

– Кочергу тебе за шиворот. Подойди и сними меня отсюда, если хочешь.

– Это прямое указание в интересах Донкернаса, Илидор!

– Нихрена оно не в интересах Донкернаса, Янеш, и не тебе определять этот интерес.

Чайот Гарло покосился на Скарлая, тот пожал плечами: ну а что, дескать, могло же сработать. Гарло шагнул вперёд, отбросил ближайшие ветки от своего лица и процедил:

– Слазь и иди сюда, или Янеш прострелит твою чешуйчатую жопу. Вздумаешь улететь, вздумаешь хотя бы крыльями хлопнуть – я притащу сюда всех ядовитых драконов, до каких дотянусь, и заставлю так загадить эту землю, что твоё дерево сгниёт к захухрой матери, и ещё двести шпынявых лет тут ни ёрпыля расти не будет. И Теландон меня поймёт.

Опешивший от такого захода Илидор ссыпался вниз и вынырнул на эльфов совсем не с той стороны, с которой его ждали и с сумрачным «Бу», за что едва не огрёб в живот самострельный болт от вздрогнувшего Скарлая.

– Урал Маскай считает, что ты странно себя вёл в Декстрине, – снизошёл до пояснений Чайот Гарло, – и решил, что тебе стоит подумать над своими странностями в белой машинной.

Если Урал счёл подозрительным его поведение, то как бы разъезды на этом не закончились, с тревогой подумал Илидор и нерешительно начал:

– С чего вдруг Урал Маскай будет…

И тут же получил удар самострелом в бок наотмашь от Скарлая.

– С того что тебе так сказано, захухра трепливая! Топай давай!

Золотой дракон сделал вдох, долгий-долгий и прерывистый вдох, с тоской глядя на замок и окружающую его стену. Может, кочерга бы с ней, с подготовкой? Обойдётся как-нибудь без монеток, припасов и всяких нужных в походе штук вроде ножа, фляги или одеяла. Чем это хуже ночи в машинной?

Если бы ещё у дракона было особенно много шансов перелететь через стену без нескольких дыр в боку и сожжённого хвоста! Пока он будет нестись к стене отсюда, стражие эльфы сто раз успеют сообразить, что происходит, и встретят его залпом копий прямо в морду. А заклинаниям сращения и соображать ничего не нужно, они просто велят машинам стрелять по дракону.

Илидору почудилось далёкое ворчание бури, но дракон понятия не имел, о чём она ворчит.

* * *

– А ты помнишь, как в первый раз увидел Теландона? – Найло несколько раз дёрнул толстую цепь, потом толкнул её и стал следить, как она качается туда-сюда, размахивая с нею в унисон правой ногой. – По-моему, Теландон нарочно вам показывается, пока вы ещё маленькие, чтоб вы понадёжнее с ума съезжали.

– Я смотрю, в твоём детстве была целая тьма Теландонов, – буркнул Илидор и вжался посильнее в свой угол.

Он ещё не понял, какая роль у Найло в этом месте: то ли отвлекать дракона от ужаса перед машинами, то ужасать не хуже любой из них.

– Ну просто скажи. Просто признай: ты не помнишь, как в первый раз встретил большинство здешних эльфов, а Теландона – помнишь. Даже если ты его впервые увидел ещё до того, как вылупился из яйца. Ну, я прав, Илидор, я прав?

Дракон поморщился и прикрыл потускневшие глаза.

Да, Найло был прав. Илидор впервые увидел Теландона, когда был подростком – он недавно вышел в Айялу, шалел от обилия новых лиц, морд, имён, запахов и звуков вокруг себя, от простора и человеческой ипостаси, которая обостряла запахи и звуки до истошности. Илидору тогда всё время казалось, что он попал в безграничный, необъятный мир, и тот спешит ему показаться, разрывает его на тысячи маленьких дракончиков, обволакивает запахами, вкусами, направлениями…

В тот день Илидор постарался как можно быстрее закончить возню с рассадой в теплицах Корзы, хотя ему очень нравилось возиться с рассадой, с пахуче-колючими листьями краш-томата и жирной чёрной землёй, в которой попадались смешные медлительные червяки. Но по дороге к теплицам он приметил прекрасное дерево бубинга – неподалёку от тропинки и живописных куч валунов, в зарослях крапивы. Золотой дракон уже знал, что крапива жжёт тонкую кожу эльфов гораздо сильнее, чем драконью, и эльфы никогда не полезут в крапиву, если только не сойдут с ума.

Так вот, он закончил подвязывать кусты краш-томата, наблюдавшие за ним сподручники вышли наружу, отдуваясь и промокая платками вспотевшие шеи, а самому золотому дракону оставалось каких-нибудь несколько шагов до выхода, когда его догнал голос Ахнира Талая, неожиданно и непонятно как сюда забредшего:

– Илидор, твою захухру! Вернись в теплицу и расставь вёдра по местам!

Какой-то кочерги этот эльф считал своим долгом оказываться там, где находился Илидор, и придираться к нему нещадно по всякому поводу. Сегодня был как раз тот день, когда золотого дракона это окончательно допекло, потому он ответил:

– Сам расставляй. Корза ничего такого не говорила.

– А я говорю, – бесцветным голосом произнёс Ахнир. – Это прямое указание, если ты не понял.

Золотой дракон, бурля едва слышным горловым рычанием, пошёл обратно, во влажный тепличный жар, по длинной дороге-анфиладе через аккуратно подвязанные кусты краш-томата. Через стекло на Илидора сочувственно светило солнце, бросало блёстки на золотые волосы и это, кажется, сердило Талая. Тот стоял прямо на пути у дракона, упирая руки в бока и делаясь похожим на знак «∱», означающий двойную гласную «эа». Подросток-драконыш был намного ниже Талая и почти таким же тощим как эльф – мясо на драконах нарастает уже у самого порога полной взрослости – и возвышающийся на дороге Илидора Ахнир выглядел весьма крупным и угрожающим. Но всё равно дракон, проходя мимо, сильно задел его плечом, хотя его самого от этого едва не развернуло вокруг собственной оси, и хотя дракон знал, что в ответ моментально получит затрещину. Но его это, конечно же, не могло остановить.

Он собрал вёдра, намеренно грохоча дужками, расставил их под стенкой и обернулся к Талаю, приподнял брови в безмолвном «Ну?».

– Мордой по бревну, – вслух ответил ему Ахнир. – Ещё раз оставишь после себя бардак – три дня будешь сидеть в замке.

– Да что с тобой не так! – Взорвался Илидор. – Я ничего не сделал, какой кочерги ты за мной…

– Илидор! – Талай шагнул к нему. – Если ты позволишь себе ещё раз открыть пасть и заорать на меня, я твою чешуйчатую жопу…

– Ахнир. Отойти. От драконыша.

Даже несмотря на то, что сумрачный голос Теландона, по сути, принёс ему спасение, Илидору он не понравился куда больше, чем Ахнир Талай. Того в крайнем случае можно цапнуть по старой детской привычке, а Теландона… при виде его даже у взрослых драконов чешуя, бывало, так плотно прилегала к телу, что сковывала движения. В тот день Илидор ещё не знал этого, но зато очень ясно понял, что этого эльфа он никогда не отважится цапнуть.

Позади Теландона, словно мыльный пузырь, болталась огромная тень сумрачного мрака, незримая, не имеющая запаха или звука, но её присутствие чувствовал каждый – как будто повеяло холодом или даже не холодом, а предвестием его, как бывает в самом начале осени. Эта сумрачность всегда стояла позади Теландона и глядела на тебя пустыми глазницами.