Текст книги "Круг обреченных"

Автор книги: Ирина Лаврентьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 26
ЛЮДИ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ

Рабочий день в районном вирусологическом лабораторном центре был в самом разгаре. День как день. Утро начинается с приема анализов, поступления образцов крови, мочи и прочего добра из районных больниц и поликлиник. А также из других районов, с которыми у лабораторного центра были заключены соответствующие договора. Так, сыворотку крови на форму пятьдесят, то есть на ВИЧ-инфекцию, присылали сюда чуть ли не со всего города. Что ж, страховая медицина в действии. Руководитель лаборатории! Александр Владимирович Семенов был человеком умным и предприимчивым. Представитель нового поколения, научившегося быстро ориентироваться в мире зарождающегося отечественного капитализма, он одним из первых в лабораторной службе города сообразил, что значит монополия. Преодолев сопротивление коллектива, потратился и на лучшее оборудование, и на самые чувствительные и надежные тест-системы, не требующие проведения многочисленных повторных исследований. Результат не заставил себя долго ждать. Кровь, что называется, текла рекой. Банковский счет лабораторного центра увеличивался. Сотрудники получали приличную зарплату. Еще бы. Помимо граждан, желающих анонимно обследоваться на страшный вирус (не бесплатно, разумеется), существует целый перечень лиц, которые подлежат обследованию в обязательном порядке. Доноры, например. Или по показаниям – скажем, наркоманы.

Итак, рабочий день был в самом разгаре. Лаборанты закончили постановку реакций. Врачи «считывали» с симпатичных пластиковых планшеток результаты, вносили их в персональные компьютеры, стоявшие на каждом столе. Далее информация поступала в общий компьютер и распечатывалась в виде листочков с диагнозом. Непрерывно звонил телефон. Горожане, брошенные отечественным здравоохранением на произвол собственной несчастной судьбы, обращались с самыми разнообразными горестями.

– Але, это вирусология? Меня собака укусила. Можно у вас на бешенство обследоваться?

– Какая собака? – устало поинтересовалась женщина-регистратор с простым именем Наталия и библейским отчеством Лотовна, неведомо как приклеившимся к ее симпатичному славянскому лицу.

– Моя собака. Собственная.

– Она что у вас, бешеная?

– Откуда я знаю? Чего она кусается?

– А вы ее когда кормили в последний раз?

– Какое ваше дело? – рявкнул мужчина.

«Тебя самого от бешенства привить надо», – подумала Наталия Лотовна.

– Звоните в антирабическую службу. Запишите номер, – вежливо ответила она в трубку. Но едва повесила ее – опять звонок.

– Але, вирусология? – спросил нервный женский голос. – У меня нет иммунитета! Что мне делать?

– Что значит – нет? Какого именно?

– Никакого! Мне участковый врач сказал, что у меня нет никакого иммунитета! Что мне делать?

«По башке дать этому врачу участковому, который людей пугает», – хотела посоветовать Наталия Лотовна.

– Этого быть не может, женщина! Если бы у вас никакого иммунитета не было, вы бы со мной не разговаривали. Вас бы уже похоронили. Надо проверить иммунологический статус. Звоните…

– Але, – вздохнул в трубку бархатный, опять-таки женский голос. – У вас на СПИД обследуют?

– Обследуют.

– У меня такая неприятность… Понимаете, меня пытались изнасиловать, – с придыханием дроговорил голос. —В рот, понимаете? Два раза им это не удалось, а на третий… Понимаете?

«О господи!» – мысленно взмолилась Наталия Лотовна.

– Не понимаю. Что значит – два раза не удалось, а на третий…

– Самое страшное, что я проглотила эту гадость!

– Ну почему же гадость? – почти озверела регистратор. – Полезная жидкость. Гормоны, витамины. Вам это пойдет на пользу.

– Думаете? – задумчиво спросил голос. – Но я ведь о них, в сущности, ничего не знаю… Об этих мужчинах. А если они были больны?

– Выпейте водки.

– Вы думаете? – оживился голос. – Это поможет?

– Определенно. Продезинфицируетесь.

– Благодарю вас. Вы очень любезны.

– Але. Куда я попал? – спросил пьяный мужской голос.

– В вирусологический центр.

– А-а… Ну все равно. Вам почка не нужна?

– Что-о?

– Я почку хочу продать.

– Чью?

– Свою, раз-змется.

– Не нужна, – рявкнула Наталия Лотовна.

– Ш-што ткое? Куда ни позвоню – никому не нужна. Почек, что ли, много?

– Ага. На днях завоз был. Гуманитарная помощь. – Наталия Лотовна брякнула трубку на рычаг.

Пока регистратор вела переговоры с горожанами, на экране центрального компьютера появилась сводная таблица результатов проведенных нынче исследований. Женщина лет за сорок, сидевшая возле, изучала таблицу. Вот.

Положительный анализ на ВИЧ-инфекцию. Сыворотка под номером тридцать два.

Отыскав среди направлений нужный листок, доктор внимательно его изучила.

Молодая женщина. Иногородняя. Доктор поднялась, прошла в комнату к регистратору.

– Наташенька, мне позвонить нужно.

– Ой, пожалуйста. Я пойду чаю выпью. А то меня этими звонками идиотскими достали уже.

Наталия Лотовна вышла, оставив доктора в одиночестве. Врач сняла трубку.

– Это Рябинина. Есть сообщение.

Она осталась сидеть у телефона, включив автоответчик и внимательно слушая голоса звонивших. Дело в том, что два месяца тому назад врач вирусологического центра Рябинина получила некое предложение…

Как раз начинался весенний призыв, и, Рябинина просто с ума сходила: ее единственного сына, ее единственную любовь и радость, ее Сережу должны были забрать. Она готова была продать все имущество, все, что было за душой, да и саму душу продать дьяволу, лишь бы этого не случилось. И дьявол не замедлил явиться. В те дни, когда она обзванивала знакомых, пытаясь найти хоть какую-то лазейку, чтобы ее мальчик, ее кровиночка, остался с нею, не был поглощен жутким чудовищем под названием Российская армия, – в те дни ей позвонил незнакомый мужчина, сказав, что может помочь. Они встретились в скверике возле дома Рябининой. Мужчина был высок, с выправкой военного и шикарной шевелюрой полурусых, полуседых волос.

– Дарья Ильинична, я могу вам помочь. У вас есть основания для того, чтобы Сергей не был призван. Я ведь не ошибся, вашего сына зовут Сергеем? Так вот. Вы вдова, вырастили сына самостоятельно. У вас на руках парализованная мать. Она лежит уже два года, и неизвестно, сколько еще пролежит. Вы подали в военкомат заявление с просьбой отсрочить призыв вашего сына по семейным обстоятельствам. Военкомат может эти обстоятельства учесть, а может и пренебречь ими, имея в виду невыполнение плана по призыву. Решение будет зависеть от меня и людей, которые стоят за мной. А наше решение зависит от вашего согласия оказать нам пустяковую, в сущности, услугу.

Мужчина говорил медленно, меряя длинными ногами песчаные дорожки.

Рябинина семенила рядом.

– Какую услугу? – испуганно спросила она.

– Пустяковую, я же сказал. Насколько мне известно, вы работаете в вирусологической лаборатории, где проводят практически все городские исследования на ВИЧ-инфекцию. В ваших руках ежедневно собираются все итоговые результаты анализов. Меня интересуют ВИЧ-инфицированные лица. Молодые люди.

Желательно иногородние. Фамилии этих лиц, а также данные об учреждении, направившем кровь на исследование. Эту информацию вы и должны мне передавать. В срочном порядке – сразу, как только положительный диагноз высветится на планшете: Еще до того, как результаты будут разосланы по учреждениям. Я дам вам номер пейджера. Вы передаете информацию на пейджер и ждете у телефона звонка.

Вот и все.

– Но… Я не имею права… Это должностное преступление.

– А укрывать здорового парня от выполнения гражданского долга – не преступление? Давайте без демагогии. Я вам предлагаю сделку. Если мы договоримся, ваш сын завтра же получит извещение об отсрочке до осеннего призыва. В качестве аванса. Заметьте, я не предлагаю вам денег. Мое предложение стоит дороже. Потому что отмазать его за деньги – на это не хватит и годовой вашей зарплаты. Вполне приличной для работника бюджетной сферы. А как только мы найдем необходимый экземпляр ВИЧ-инфицированного, военкомат забудет о Сергее навсегда. Если же мы не договоримся, ваш сын автоматически попадет в зону повышенного внимания и уклониться от службы ему вряд ли удастся, – мерно ронял слова мужчина.

– Кто вы? – не на шутку испугалась Рябинина.

– Не волнуйтесь, я не вражеский агент, – одними губами улыбнулся собеседник. – Впрочем, кто я, вас не должно интересовать. У вас своих забот достаточно. Так мы договорились?

На следующий день Сергей Рябинин получил извещение об отсрочке прохождения службы в армии до осеннего призыва.

К ночи температура опять поползла вверх. Лелька металась по узкой больничной койке.

Лена позвала сестру, та с неодобрением оглядела белокурое создание.

– Своих нам мало, еще с чужими возиться должны. Чаю выпить некогда.

Сейчас укол сделаю. Быстрее бы в хирургию ее забирали. Как поступления пойдут, я ее переправлю. Пусть там в коридоре лежит.

– Что вы так? Ей же плохо, – вступилась за соседку Лена. – Жалко ее.

– Жалко? Чего ее жалеть, наркоманку? Сама себя до такого состояния довела. Оля, давай подставляй задницу-то, – прикрикнула она на девушку. – Все.

Я ей анальгин с димедролом ввела. Должна заснуть. А то и вам спать не дает. Я в сестринской буду, если что. Чаю попьем. А то дело к ночи. Сейчас начнется массовый завоз. Поножовщина всякая.

Сестра исчезла. Лелька затихла, и Лена опять погрузилась в дрему. Ее разбудил яркий свет люминесцентной лампы, бивший в глаза. В палате находились двое молодых мужчин в белых халатах и надвинутых на брови шапочках. За ними виднелась больничная каталка.

– Кто здесь Герасимова Ольга? – спросил один.

Лелька молчала, тараща сонные глазищи.

– Я, – наконец вспомнила она.

Это она, придя в себя, в приемном покое на всякий случай назвала вымышленный адрес и другую фамилию.

– Перекатывайся на каталку. Быстро.

– А куда меня?

– Куда надо.

Ошалевшая со сна Лелька послушно выполняла команды.

– До свидания, – сказала она Лене, уже выезжая из палаты на скрипучем транспортном средстве.

– До свидания, – откликнулась Лена.

– Вы куда ее? В хирургию? – послышался из коридора голос медсестры.

– В хирургию, – откликнулся один из парней.

– У вас же мест не было.

– Освободилось одно.

– Историю болезни возьмите.

– Мы ее отвезем сначала. Потом вернемся и возьмем.

– Ну глядите.

Глядеть, как выяснилось позже, было некому и некуда. Кровь поступившей накануне больной Герасимовой была отправлена на исследование по форме пятьдесят, поскольку поступившая девушка была наркоманкой и нуждалась в хирургическом вмешательстве.

Утром следующего дня стало известно, что Герасимова – ВИЧ-инфицирована.

Бросились в травматологию. Седые волосы главврача больницы встали дыбом: в палате травматологического отделения больной не было. Не было ее и в отделении гнойной хирургии. Санитаров, укативших Герасимову, тоже не было. Не работали в больнице такие санитары…

Глава 27
ОФИЦИАЛЬНЫЙ ПРИЕМ

Ангелина Игоревна Смагина окинула себя в зеркало строгим, беспристрастным взглядом. И решила, что даже самый придирчивый ценитель мог бы поставить внешнему виду госпожи Смагиной высшую оценку. Черное платье безукоризненно сидело на стройной фигуре вице-премьера правительства Ленобласти. Ангелина Игоревна была солидарна с известной оперной певицей, утверждающей, что морщинки на лице – ничто по сравнению с расплывшейся бесформенной фигурой. А поскольку после сорока лет женщине приходится делать выбор между лицом и фигурой, Ангелина Игоревна выбрала фигуру. Тонкая нить натурального жемчуга оттеняла платье и иссиня-черные волосы роковой брюнетки – цвет, достигнутый личным парикмахером в результате многочисленных опытов на других, менее дорогих мастеру женских головках. Умеренный макияж, призванный подчеркнуть красивый рисунок губ и по возможности скрыть чертовы морщинки.

Надо разориться, наконец, на пластическую операцию. Съездить в Москву (здесь, в Питере, ей, ответственному работнику, заниматься такими глупостями несолидно), отдаться в умелые мужские руки хирурга (Смагина желала отдаться только мужским рукам) и вернуться в свой город, знакомый до слез, помолодевшей и преображенной. Не до неузнаваемости, конечно. Во всем должна быть мера, считала Смагина, дама строгого вкуса. Не исключающего желания нравиться .мужчинам. Тем более что собственный муж, плешивый и обрюзгший ординатор одной из городских клиник, давно потерял право владеть таким сокровищем единолично.

А деньги на операцию скоро появятся, подбодрила себя Смагина.

– Георгий, ты готов? – строго окликнула Ангелина Игоревна супруга.

Супруг появился в спальне в каждодневном темно-сером костюме.

– Ну почему ты не надел новый костюм? Это официальный прием. Мы идем в консульство. Это неприлично, в конце концов!

– Геля, оставь меня в покое! Я ненавижу новые костюмы. Или пойду в этом, или вообще не пойду!

– Что подумают финны? Что ты нищий босяк.

– Я – нищий босяк, – согласился супруг.

– Я прошу тебя переодеться, – повысила голос Смагина.

– Не буду! – взвизгнул Смагин.

В дверях спальни возникла их взрослая дочь. Молодая женщина держала на руках очаровательного трехмесячного карапуза.

– Опять ссоритесь? Ванечку пугаете.

– Маленький мой, рыбочка моя, – засюсюкала Ангелина Игоревна. – Скажи своему деду, чтобы он не позорил бабушку.

– Мама, оставь отца в покое. Он все равно не наденет твой дурацкий костюм.

– Почему это дурацкий? И почему мой? Отличный костюм…

– Ему и в этом хорошо. И вообще, он нормально выглядит. А ты и вовсе красавица.

– Да? – улыбнулась Смагина и устремилась к зеркалу.

Зазвонил телефон.

– Возьми трубку, – приказала мужу вице-премьер.

– Это тебя.

– Кто?

– Откуда я знаю? Хахаль, должно быть.

– Что ты несешь, идиот? – прошипела Ангелина Игоревна. – Я вас слушаю, – холодно проговорила она в трубку.

– Ангелина Игоревна, добрый вечер. На прием собираетесь?

Смагина мгновенно покраснела, прикрыла рукой трубку.

– Мила, звони в милицию по сотовому, – прошипела она.

– Напрасные хлопоты, – откликнулся голос. – Я с «трубы» звоню.

Смагина жестами отменила предыдущее указание и выдворила домочадцев из спальни.

– В чем дело?

– Вы прекрасно знаете, в чем дело. Вопрос об аренде земельного участка.

Мы об этом уже говорили. Вы, душечка, отдались иноземному капиталу за тридцать сребреников. Красиво ли это?

– Я?! Отдалась?!

– Собираетесь отдаться. Не в финское ли консульство спешите вы на прием?

Смагина швырнула трубку. Через секунду телефон вновь зазвонил.

– Геля, тебя губернатор просит, – крикнул из кухни муж. Второй аппарат стоял на кухне.

– Слушаю.

– Не вешай трубку, Смагина. Тебе же хуже будет. И слушай сюда. Ты с финнами сговорилась, это нам известно. Решение следует отменить. Придется поддержать группу «Малко».

– Я сегодня же заявлю в милицию.

– Заявляй, родимая. Про что заявлять-то будешь? Давай и про любовника твоего, юного артиста драмтеатра, заявим, а? Слушай, ты у нас баба видная, все при тебе. Смотри, как бы хабитус твой не испортился. А то бросит тебя парнишка.

На какое-нибудь покрытое коростой тело ведь и за бабки не найдешь охотника лечь. А? Как ты думаешь?

– Оставь меня в покое, скотина! Я завтра же…

– Ну бывай, Смагина. Времени тебе для исправления – две недели.

Трубка отключилась.

Дерьмо! Мерзавец! Что творится? Ее, члена правительства, шантажирует какой-то уголовник,!

В спальне появился муж. – Так мы идем или мне переодеваться? – не глядя на жену, спросил он.

– Разумеется, пойдем. Знаешь, этот костюм тебе и вправду к лицу.

Высокие двери особнячка на улице Чайковского то и дело отворялись, впуская приглашенных. Финский консул давал прием по случаю дня рождения жены.

Широкая лестница, устланная ковром, вела на второй этаж, где встречали приглашенных консул с супругой. Виновница торжества – типичная финка средних лет – приветливо улыбалась гостям.

. Как ни старалась Смагина проникнуться атмосферой праздника, в глаза, как назло, лезла бульдожья челюсть именинницы, крохотные бутербродики-канапе с усохшей семгой, нанизанной на деревянные шпильки безобразно крохотными лоскутками, огромное количество спиртного (они нас что, за алкашей подзаборных держат?), бездарный пианист, исполнявший на каждом приеме все тот же «Грустный вальс» Сибелиуса.

Даже роскошные высокие финны, улыбавшиеся Смагиной широкими белозубыми улыбками, не вызывали ответного чувства. И все из-за этого паскудного телефонного звонка!

Домой возвращались молча. Смагина ненавидела мужа, накрапывающий дождик, жадных до омерзения финнов, классическую музыку, свой климактерический возраст.

Еще минута – и Ангелина Игоревна разразилась бы жуткой, безобразной истерикой. Но, уже приготовившись отдаться чувствам и нажав кнопку звонка, она услышала из-за двери заливистый радостный лай.

– Что это? Что это, чижик? – не поверила своим ушам Смагина и обернулась к мужу.

Секунду спустя из открытой двери навстречу хозяйке вылетел мохнатый пес.

– Челси, радость моя, откуда ты? – обомлела Смагина, подставляя влажному розово-фиолетовому языку лицо и руки.

Любимый пес члена правительства, ньюфаундленд Челси, потерялся месяц тому назад. Старшие Смагины проводили дни на работе, а их дочь, одинокая молодая мать, не имела возможности выгуливать Челси три раза в день, как это бывало раньше, до появления на свет очаровательного Ванечки, дитяти пламенной любви без обязательств. Короче говоря, кобель Челси получил возможность гулять самостоятельно. А кобель – он и в Африке кобель. Через две недели вольной жизни Челси исчез. Интенсивные поиски, включая телевизионные обращения к соотечественникам, результата не дали. Смагины горько переживали потерю. Но что поделаешь?

И вот он, Челси, лижет руки и лицо, дышит паровозом и вот-вот изойдет слюной от счастья.

– Мила, откуда он? – смогла наконец сформулировать вопрос Смагина, потрясенная не менее лохматого Челси.

– Мама, я сама не знаю. Представляешь, я Ванечку уложила, вышла на кухню…

– Покурить.

– Чайник поставить. И слышу лай за дверью. Голос сразу узнала.

Бросилась отворять, он пулей влетел, волчком вертится. Ты бы видела…

– Ах ты, проказник, – подставляя псу лицо и запустив руки в его густую шерсть, приговаривала Смагина, – будешь знать, как убегать. Как за девчонками гоняться. Надо же, сам дорогу нашел. Умник наш, умница. Красавец!

– Ты бы помыла его сначала. Геля. Черт его знает, где он шлялся.

– Иди спать, – отмахнулась от мужа Смагина.

Глава 28
ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

– Нет, Алена, я так не могу. – Виктор отодвинулся от нее, потом сел. – Тебя нет со мной. Ты где-то… Я не знаю где. Ты себя еще плохо чувствуешь? У тебя болит что-нибудь? Так и скажи.

– Ничего не болит, – вздохнула Лена и погладила обиженную Витюшину спину. – Ну извини. Иди сюда…

– Нет уж. Я не некрофил. Я не люблю насиловать трупы. А ты прямо как живой труп.

– Вить, но мне же завтра в прокуратуру.

– К черту твою работу, если…

– Если что? Я тебе для чего нужна вообще? Только для этого, что ли? У меня завтра ответственный день. Я не могу об этом не думать. Мне казалось, ты меня понимаешь и поддерживаешь, а ты…

– А я соскучился. Элементарно соскучился. Издергался, испереживался. И вот ты дома, но тебя нет. Ты уже в прокуратуре, в своей юридической консультации, где там еще…

– Ну хорошо, пусть так. И что? Я веду первое дело в роли адвоката. Для меня это так важно, неужели непонятно? И что тебя не устраивает, в конце-то концов? Я тебя отвергаю? Нет. Я должна изображать бешеную страсть? Ну не сжигает меня нынче бешеная страсть. Ну что делать? Ну зарежь меня, что ли.

Пристрели, как загнанную лошадь…

– Это ты-то загнанная? Ты сама кого хочешь загонишь. Как ты давить умеешь, Алена! Прямо какой-то танк малокалиберный.

– О господи!

Лена встала, хлопнула дверью. Вышла на кухню, порылась в аптечке, нашла корвалол. Весь вечер она думала, рассказывать ли Виктору о том, что автомобильная авария была подстроена. И о том, что она получила новое, вполне отчетливое предупреждение.

Витюша привез ее домой на редакторском джипе.

– Ничего не делай, еды полный холодильник, лежи и отдыхай. Постельный режим тебе еще не отменили. Дверь никому не открывай, – добавил он уже с лестничной площадки и умчался по своим журналистским делам.

Елена так и поступила. Осторожно приняв ванну – голова еще кружилась, – она легла на диван и задремала. Но заснуть как следует не дал телефонный звонок.

– Калинина? – спросил в трубке низкий мужской голос.

– Да. Кто это?

– Конь в пальто. Ну что, Калинина, получила по мозгам?

Елена напряглась, привстала:

– Кто говорит?

– Тот, кто тебя не добил. Но если ты снова в мужские дела полезешь – мы тебя достанем, будь спокойна.

– Я и так спокойна, – действительно спокойным голосом ответила она.

– Вот и молодец, – хмыкнул мужчина. – Сиди дома, не волнуй людей. А то сыночек твой Костя к осени вернется, так как бы чего не вышло. Мальчонка-то хороший, жалко будет. Ну бывай, Калинина.

…Она достала пузырек с корвалолом, накапала в рюмочку.

– И мне накапай, – раздался Витюшин олос.

Лена подняла две рюмочки, одну протянула Виктору.

– За мир и дружбу? – примирительно предложил Витя.

– Давай, – улыбнулась Лена.

– Я сигарету выкурю, а ты посиди со мной, а?

– Посижу.

Витя посадил Лену на колени, закурил.

– Дым не мешает?

– Нет. Я по твоему дыму соскучилась даже.

– Что ты все злишься на меня?

– Это ты злишься, – отозвалась Лена, гладя густую Витюшину гриву.

– Я понарошку злюсь, а ты по-настоящему.

– Как в детском саду, ей-богу, – рассмеялась Лена.

– Да. Это я как в детском саду. Потому что я люблю тебя, как ребенок.

Беззаветно. А ты только позволяешь себя любить.

– Это не правда, – тихо ответила Лена.

– Это правда. Ты всю себя на Станицкого израсходовала. Мне ничего не осталось.

– Совсем ничего? – Лена потерлась щекой о Витюшину бороду.

– Почти ничего. Твоих волос стеклянный дым. И губ осенняя усталость.

Как сказал бы поэт.

– Не губ, а глаз, балда.

– Сама балда. Давай-ка я тебе ноги погрею. Пальцы совсем холодные.

Он погладил ее тонкие лодыжки, охватил горячими пальцами маленькие ступни.

– Я тебе сказку расскажу. Жила-была в одном городе маленькая девочка.

Очень хорошенькая и умненькая. И вот пришла однажды колдунья и поразила девочку страшной болезнью под названием тщеславие.

– Не правда, Витька, это не тщеславие, – серьезно ответила «девочка», прислонившись к плечу сказочника.

– Ну, не тщеславие, согласен. Честолюбие.

– Да. Честолюбие. Этот микроб живет в ее организме. Но разве это такой уж большой порок? Разве не честолюбие лежит в основе многих достойных людских поступков? Любящий честь, вот что это значит. То есть человек, старающийся не уронить ее ни в делах…

– И вот рос этот микроб и рос, – перебил Витюша пафосную речь, – размножался, размножался и…

– слопал девочку к чертям собачьим, – басом откликнулась Елена. – И остались от девочки рожки да ножки. – Которые гладит теперь преданный пес Галкин. Фамилие такое, – закончил Виктор.

– Витюша, ты хороший, – прошептала в мужнино плечо Елена.

– Я знаю.

– Ты умный.

– Умнее не бывает.

– Ты – стройный блондин, мечта гимназистки.

– Дык, – отозвался Галкин, огладив черную бороду и усиленно втягивая живот.

– Пойдем в постель, а то убью сейчас же, – прошелестела Елена.

– Пойдемте, графиня. Нас ждут великие дела, – согласился «граф».

Не буду ничего ему рассказывать, решила Лена. Находиться при мне неотлучно он все равно не сможет, чего же его зря волновать?

Лена вышла из здания прокуратуры – приходила сюда, чтобы запросить материалы по делу сержанта Кириллова.

Следователь прокуратуры любезно пояснил, что следствие еще не закончено, но подходит к завершению и через несколько дней представитель потерпевшей стороны, то есть адвокат Калинина, получит возможность ознакомиться с материалами дела.

Настаивать, скандалить было бесполезно. Оставалось только несолоно хлебавши покинуть кабинет. И тут дверь его отворилась, и на пороге возник высокий осанистый мужчина в форме полковника МВД.

– Валейко, ты здесь? – по-хозяйски промолвил полковник и осекся, увидев Калинину. – Кто это у тебя? Что ты делаешь наедине с красивой женщиной? – улыбаясь одними губами, спросил полковник.

– Это адвокат Калинина, – словно извиняясь проблеял следователь. – Елена Андреевна. Представляет интересы Черновой.

– Вот оно что… Что ж, очень приятно. Вы, Валейко, зайдите к Свиридову, когда освободитесь. – И, сфотографировав Елену цепким взглядом светло-серых глаз, полковник исчез.

– Кто это? – поинтересовалась Лена.

– Начальник РУВД Прибрежного района Зверев, – нехотя ответил следователь и поспешил закончить разговор.

Итак, Елена вышла на улицу и зажмурилась в лучах жаркого июльского солнца. Подумать только, лето уже прикатилось к середине, а она его и не заметила…

Как нельзя более кстати напротив здания прокуратуры оказалось открытое летнее кафе – круглые столики под зонтиками тентов. Елена заказала стакан кока-колы и села за столик. Марш-броски по присутственным местам, по раскаленным от солнца улицам давались ей пока с трудом. Лена, чувствуя, как все сильнее наливается болью голова, кинула в рот таблетку, запила глотком коричневой шипучки. Напиток был таким холодным, что заломило зубы. Лена медленно потягивала его через соломинку, думая свою думу.

Визит к следователю был, честно говоря, демаршем. Если бы она являлась адвокатом обвиняемого, то могла бы требовать материалы дела на любом этапе следствия. Но в данном случае она представляла интересы потерпевшей стороны матери убитого Чернова. И прекрасно знала, что до завершения предварительного следствия дел для ознакомления ей не дадут.

Этот визит был своего рода ответом на давешний телефонный звонок. Пусть знают: она приняла вызов. Конечно, угрозы в адрес сына – не шутка. Но если дать слабину один раз, так и будешь ходить под пятой у всякой сволочи, думала она. В конце концов, прошлогодняя история с похищением сына научила ее тому, что в любых, самых критических ситуациях главное – не терять головы, анализировать события и делать выводы. В конце концов, по ту сторону баррикады тоже люди, не застрахованные от собственных ошибок.

Она не видела, как из здания прокуратуры вышел Алексей Васильевич Зверев, собственной персоной, и направился к той же кафешке, где сидела со своей кока-колой Елена.

Взяв кружку пива, он подошел к ее столику.

– Вы позволите?

– Пожалуйста.

Зверев хлебнул пенного напитка, добродушно посмотрел на Елену.

– Вот, увидел вас, захотелось поближе познакомиться. Моя фамилия – Зверев. – Я знаю, – откликнулась Лена.

– Жарко! Вы тоже отдохнуть решили? Тяжело небось после аварии? Я слышал, вы недавно в аварию попали?

– Откуда вам это известно?

– Ну как же! Прокуратура дело возбудила против моего подчиненного. Вы – адвокат матери убитого. Как же мне не знать? Я интересуюсь, как идет следствие, какие ходатайства заявляет представитель пострадавшей стороны? А мне говорят: представитель пострадавшей стороны сама пострадала. В больнице находится. Вот несчастье, думаю! Вы что же, под машину попали?

– Да, попала.

– И как вы себя чувствуете?

– Замечательно.

– Кто же посмел сбить столь очаровательную женщину? Нашли виновного?

– Пока нет.

– Вот видите. Не только у нас недостатки в работе имеются, – улыбнулся Зверев. – Не только мы —Проступки совершаем. Что вы нахмурились? Слово не понравилось?

– Не понравилось. Оборванную человеческую жизнь трудно назвать проступком.

– Ваш бывший подзащитный тоже не овечка! Он и сам – убийца.

– Если бы дело дошло до суда, полагаю, что мне не составило бы труда доказать, что Чернов Действовал в порядке самообороны. И лишь превысил ее.

– Давайте без демагогии!

– Давайте без «давайте», – неожиданно зло ответила Лена.

– Зачем вы так? Эх, Елена Андреевна, вы думаете, я сам не переживаю этот случай? Это ведь позор и на мою седую голову. Знали бы вы, сколько мне пришлось выслушать от начальства резких слов. Очень резких. Но не совсем справедливых. Вы поставьте себя на место этого милиционера-а!

– Вот уж увольте.

– Поставьте. Вы – адвокат, вы должны уметь защищать не только правых, но и виноватых.

– Благодарю за наставления. – Какая вы колючка, однако! Послушайте меня, старика. Я в этой системе давно. Знаю, что такое на «земле» работать. В линейном отделе милиции. Сколько швали каждый день перед глазами проходит. Вы знаете, сколько у нас наркоманов в районе? А распространителей наркотиков? А вы знаете, сколько в районе проституток? Не знаете. Много. Наглых, отвратительных, зачастую больных. А внешне многие из них выглядят очень даже прилично. Весьма! Некоторые с виду просто овечки невинные. Задержишь такую – она комедию ломает, порядочную барышню из себя строит. А сама с сифилисом разгуливает. Заражает молодых мальчишек. У которых гормоны играют. А с кем им спать? С одноклассницами?

– Увольте меня, пожалуйста, от этих половых проблем.

– Вот-вот. Вы там, наверху, в культурном слое, а мы – внизу, среди свинцовых мерзостей.

– Вообще-то «культурный слой» как раз внизу, – не удержалась знакомая с археологией Елена. – Он образуется в процессе жизнедеятельности людей. Мусор, попросту говоря.

– Вот-вот. Мусор. И мы среди этого мусора. Нас уж самих «мусорами» уголовники кличут, – непоследовательно согласился полковник. – Я что сказать хочу: среди мерзостей свинцовых и собственное мировосприятие меняется. Знаете песню: «Хоть день побудьте в милицейской шкуре, вам жизнь покажется наоборот».

То-то и оно.

– Заключая наш диспут, хочу заметить, что сама я работала прокурором. И не один год. И свинцовых мерзостей насмотрелась достаточно. Но если профессия начинает менять мировосприятие, как вы выразились, – значит, надо менять профессию. Потому что эти перемены могут очень дорого стоить ни в чем не повинным людям.

– Вы по этой причине и сменили прокурорский мундир на адвокатскую мантию? – не упустил случая съехидничать Зверев.

– Нет. Я по другой причине. По личной, – проговорила Лена, поднимаясь.

– До свидания.

– Очень приятно было познакомиться. И хочу посоветовать вам впредь быть осторожней.

– То есть?

– Не попадаться тем, кто мчится на большой скорости. Не каждый раз судьба бывает столь благосклонна. Можно и жизнью поплатиться. Вы меня понимаете? До свидания, Елена Андреевна.

Калинина шла между столиками и чувствовала, что Зверев смотрит ей вслед.

«Сейчас „Агран“ какой-нибудь из-под полы достанет и пальнет в спину», – посетила Елену совсем уж шальная мысль.

"Надо бы проучить тебя по большому счету. Кровушку пустить. Да некогда.

Но у нас еще все впереди. В одном городе живем", – думал в это время полковник, глядя ей вслед.

Он поставил на стол опустевшую кружку, подошел к поджидавшей его машине. Включилась сирена, и «мерседес» с воем помчался прочь. Автомобиль следовал в аэропорт. Встречать Евгения Юрьевича Беседина. Далее планировалось тотчас же посетить спецобъект, расположенный недалеко от Финского залива. На берегу тихого озера. Эта территория также была вотчиной Зверева. Да, вот что значит армия без генерала! В отсутствие Беседина Каримов затеял нечто просто неслыханное. Если, конечно, поступившая информация подтвердится. Вот это и предстояло проверить.