Текст книги "Там, где хочешь"

Автор книги: Ирина Кудесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

68

–  Groin-groin! Groin! Groin!

Это Альберто хрюкает. Звучит так: «груэн-груэн!» – и кажется, что Воробушек издевается над свиньей.

– Корто, слышишь как французы наше «хрю-хрю» коверкают?!

Денис не реагирует – черепашникам звонит.

–  Groin! Groin!

Свинья размером с питбуля, страдающего ожирением, лежит на диване; розовеющее сквозь редкую шерсть брюхо растеклось мягонькой лужицей, усыпанной пупырышками. Вспоминается рисунок в детской книжке: пляж, свинья в купальнике – сверху донизу ряд зеленых лифчиков. Марина осторожно трогает копытце: ребристое, раздвоенное, такие у чертиков рисуют. Свинья приоткрывает глаз. Мало ли что.

Альберто мочалит в пальцах свиное ухо.

–  Groin-groin!

Свинья на «груэны» не реагирует. Двуногий развоображался, будто у него есть пятак, ну что теперь. А вот когда двуногий принялся за ухом чесать… за это можно все отдать.

– Видишь, шерсть на загривке дыбит? Кайфует. Еще любит, когда ей за передними ногами чешут…

Свинья – на верху блаженства. Даже кажется, что она улыбается.

Подходит мадам Мартен.

– Мы любим, когда нам вот тут массажик… – Мадам Мартен собирает в складку кожу возле рыльца, сверху. Свинья издает тихий протяжный хрюк, его можно было бы назвать сладострастным, но слишком уж слово несвиное. – И брюшко, мы обожаем, когда чешут брюшко… – Мадам Мартен начесывает свинье живот, и та полуобморочно закатывает глаза, а заднюю ногу приподнимает, чтобы всюду доступ был.

Мадам Мартен обращается к Марине:

– Животика коснешься – она сразу на бок валится!

Марина улыбается:

– Можно нос потрогать?

Свиной пятак влажный и прохладный, черный, с бледной кляксой посередине, затекающей в две внушительного размера ноздри. Из ноздрей – воздух: туда-сюда, туда-сюда, всю жизнь бы так пролежать на диване, и чтобы чеса-а-али…

– Ай! Он мохнатый…

Пятак покрыт редкой шерсткой.

– А как же. – Мадам Мартен чешет как заводная пузо в пупырышках. – Это рыльце нас кормит…

Марина не успевает спросить – что значит «кормит». Денис сообщает:

– Дозвонился до Матьё. Будет ждать меня четвертого января в лаборатории. Интересно посмотреть, как они там.

«Меня».

– Ты нас-то возьмешь? Или на трассе высадишь?

А собирались пораньше домой вернуться, проект для школы – на нуле. Вечно Корто только о себе думает, взяли в дорогу шесть яблок, четыре сточил, как червяк, на заднем сиденье. У него принцип: «Кому надо, тот возьмет. А кто забыл взять – пускай таблетки для памяти пьет».

– Я хотела бы поговорить насчет Марго, – мадам Мартен кивает на свинью.

– Марго? Ее зовут Марго?! – Денис хохочет, и Марине неловко.

Мадам Мартен смущается:

– Мы ее в честь королевы Марго назвали. Мой муж – большой любитель истории…

Денис отмахивается:

– Да нет, у меня личное.

Он вспоминает нью-йоркское “Hard Rock cafe”, куда потащился, можно сказать, рассентиментальничавшись. Марго, тянувшая на сотню кило, стояла перед ним, сжимая пухлыми руками розовую сумку: пальцы с красным лаком и врезавшиеся в них два золотых кольца. Она и правда смахивала на…

Альберто кинул недовольный взгляд на Дениса:

– Так что насчет свинки, мадам Мартен?

– Мы собрались в Нормандию к дочери. Третьего вернемся. Приютите Маргошу?

69

– Я со свиньей сидеть не буду, – Денис голоса не понижает. Альберто подталкивает его к калитке: сказал мадам Мартен, что домой понадобилось. Согласился взять Марго и понял, что русского друга надо срочно эвакуировать.

– Денис, я тебе все объясню…

– Нечего объяснять, какая, к чертям, свинья – мы в Испанию едем.

Альберто убегает вперед, чтобы Денис еще чего-нибудь не сказал. Кто знает, каковы слуховые возможности у мадам Мартен.

– Эй, меня подождите! – кричит Марина с порога.

И когда все оказались на кухне:

– Она решила, что мы сюда на Новый год приехали…

– В эту дыру?! – Денис, сунув руки в карманы, прохаживается из угла в угол.

Альберто опускается на лавку. И лавку, и стол – своими руками сделал, хоть бы кто похвалил. А как дырой называть единственное место на земле, где он гнездо свил, – это пожалуйста.

– Воробушек, а если сказать, что мы бы рады выручить, но едем в Сарагосу? Тебе же маму повидать надо, – это Марина.

Альберто встал, сел.

– Я не могу. Не могу признаться, что мама в Испании.

– И давно она от французского правосудия скрывается?

– Не смешно, Корто, – отмахивается Марина. Воробушек того и гляди расхочет путешествовать в компании типа, который не умеет ни общаться, ни на компромисс идти.

Воробушек трет пальцем след от горячей чашки на столе. Денис останавливается:

– Шкафчик сам смастерил?

– Сам! Всё сам! Вот, например…

– Альберто, давай я твою машину возьму, а ты со свиньей посидишь?

Неловкая пауза, Денис взрывается смехом. Альберто отводит глаза:

– Я уже обещал маме… Она ждет…

Денис мрачнеет.

– То есть я буду сидеть в дыре со свиньей, а ты поедешь развлекаться?

Марина дует губы:

– Корто! Опять «я» да «я»!

Альберто уныло пялится в окно. Кто думал, что так все повернется, глупее некуда. Ну не мог он отказать мадам Мартен, и оправдываться желания нет. Всю жизнь оправдывался перед всеми, хватит.

Денис без спроса идет осматривать дом. Альберто возвращается к пятну на столе. Вывести можно – подраишь кусочком пробки, смоченным в скипидаре, и стол как новенький. Но этопятно выводить не хочется.

– Альберто, что же делать? – вздыхает Марина.

Пожал плечами. Невозможно отказать мадам Мартен. Невозможно, и всё.

– Воробушек, тут очень хорошо… Воздух… тишина. Но так хотелось в Испанию. Там апельсины на деревьях. Я никогда не видела апельсины на деревьях, да еще и зимой.

В дальней комнате раздается грохот.

– Черт!

И вспоминается: Вероника забывала, что в кладовке стоит швабра (насадку со щетиной купил, а ручку сам выточил из массивного дерева), и эта швабра рушилась ей под ноги, а она вскрикивала и отпрыгивала: «Черт!» Нет Вероники, но есть дом. И деревце за окном, раздетое ветром, и соседка, у которой можно продегустировать трюфели, и стол с белым ободком от горячей чашки, и своенравная швабра. Именно здесь хочется жить – бродить по полю, что начинается за домом, слушать собачий перебрех, крутить головы придорожным подсолнухам.

– Альберто…

Два года он уже глотает пыль в городе, добровольный заложник Интернета, – никак суженую не найдет. Иногда кажется – любая сошла бы, лишь бы не стервой была, не искала кого покруче. Ну и чтобы… того… фигура. И ребенок.

– Альберто!

Или хотя бы просто – с ребенком, бог с ней, с фигурой.

– Воробушек!

Очнулся:

– А? Я – вобушек!

– Слушай, давай Марго возьмем с собой в Испанию?

– Марина! Мадам Мартен ни за что не согласится! Это ж трюфельная свинья, она на вес золота, ее с детства дрессировали!

– Воробушек, а мы не скажем.

В кухню входит Денис.

– Ага, а если она слиняет? Хотя отличная идея. Поехали со свиньей.

Альберто вздохнул. Не умел он отказывать.

70

Мсье Мартен, не сняв кепки, сидел за столом. Рядом примостился лабрадор Анри, взявший под прицел свою плошку: вместе сегодня ходили «на трюфеля», и вот хозяину миску с едой сейчас дадут, а ему, барбосу, вечно ждать приходится.

– О-о! Альберто!

Мсье Мартен встает, выкатывает брюшко навстречу Воробушку. Объятья.

Затем – демонстрация улова: корзинка, в корзинке – черные, страшные, пахучие они. Трюфели. Марина с сомнением поглядывает на розовощекого мсье Мартена. И этоможно есть? И этостоит тысячу евро килограмм?

Марго подходит, задирает голову и активно двигает пятаком. Пятак, похожий на мохнатую розетку, выплясывает гопака: может, свинья и не смыслит ничего в апельсинах, но по трюфелям она профессор.

– Ты посмотри, прибежала! – мсье Мартен накрывает трюфели тряпочкой. – От нее не скроешь, грибочки за сорок метров чует!

Анри и Марго – кормильцы: оба натасканы на трюфели, только у каждого свой резон, чтобы его искать. Анри хочет приятное хозяину сделать, а Марго – нет, она от грибов совершенно дуреет: если не оттащить от места, где трюфель зарылся, станет копать остервенело, еще пятак поранит. А потом схрумкает драгоценный гриб. Поэтому едва Марго унюхает грибницу, ей подсовывают кукурузу для отвода глаз.

– А что это она так трюфели любит?

Мсье Мартен с тревогой следит за тем, как супруга добавляет в салат уксус. Он даже привстал.

– Э-э-э? – мсье Мартен снова сел. – Да говорят, у трюфеля в запахе некая нотка есть… ну так пахнет хряк, когда размножаться надумает.

– И что, удается ее оттащить? – присоединяется к разговору Денис. – Вдвоем оттаскиваете?

Он смеется, и Марине немножко неловко.

Но мсье Мартен, кажется, не заметил фамильярности.

– Знаете, как хрюшек учат, чтобы они трюфели не ели? Съест – в пятак дают, а он у них крайне чувствительный. Быстро запоминает, что к чему. Кстати, итальянцы коз на это дело подряжают.

– Козам по рогам дают, – это опять Денис.

– Итальянцы? – вмешивается Альберто. – Мои сородичи? Не слышал.

Мадам Мартен ставит на стол тарелку с кружочками фуа-гра и бадейку с салатом.

– Да, на Сардинии. – Мсье Мартен потирает руки. – Садитесь, садитесь. Не к столу будет сказано, мы трюфельки еще и благодаря мухам находим. Вьются над грибницей, одуревшие.

Мадам Мартен нахваливает салат, «Перигорский». С утиной печенкой и орешками. Но Денис мысль не потерял:

– Вы всякий раз уверены, что это грибница, а не что-то другое?..

С этими простыми людьми он не церемонился.

Мсье Мартен захохотал.

– Э, нет, мой русский друг, сожалею… Шутка не удалась – ведь это особенная муха. Она над грибницей яйца откладывает, чтобы личинки добрались до гриба, отъелись там и окуклились. Мушата вылупляются и роятся: на солнце столбик хорошо виден…

Альберто задумчиво тыкал вилкой в лист салата. Лист не накалывался.

– В Италии… родственники меня угощали белым трюфелем из Пьемонта. Я заикнулся про наш перигорский, – Альберто кивнул на корзинку, – а они засмеялись: «Что-что? Этот черный уродец?»

– Уродец? – мсье Мартен закашлялся: хлебные крошки пошли не в то горло. Мадам Мартен подскочила, но он замахал руками – покашлять спокойно и то не дадут. Потер глаза (слезы выступили): – Да наш трюфель черным бриллиантом называют! Знаете легенду?

71

«Взрослая» кровать в доме наблюдалась одна, но широкая. Альберто заикнулся, что Марину лучше положить в серединку, чтобы ей теплее было. Денис буркнул:

– У тебя гормональная буря на почве воздержания?

Альберто обиделся, ушел в душ и непонятно что там делал, вода не лилась.

Денис и не думал раскаиваться.

– Их трюфельная запеканка – одно название. Просто яйца держат вместе с грибами – запах трюфелей сквозь скорлупу проникает.

– Там что-то было в запеканке, мелко наструганное.

– Ничего подобного. Гриб дорогой, на продажу.

– Да уж, Корто, ты точно не угостил бы. Почто Воробушка обидел?

– Воробей к тебе клеился, – хмыкнул.

– Да это для тепла! Боже, ты еще и ревнивый…

Тут пришел Альберто, с деловым видом перешагнул через лежащих и забился в угол. Марина хотела ему что-нибудь позитивное сказать, да не придумала что. Свет погас, и комната упала в непроглядную темноту, а она, Марина, – в прошлое. Так живо представилось: она все еще в Новочебоксарске, ходит в гости к Ане, где зимой холодно, а летом жарко, и они пьют чай в комнате на ковре, потому что в кухне царят неистребимые тараканы, длинные и рыжие. У нее в ушах стоит отцовский мат и мамино «Рот закрой!», она по-прежнему работает в обувном магазине, копит деньги на побег. Он с ней – ненавистный любимый город, парк «Ельниковская роща», куда она водит Варю кататься на пони, песчаный берег Волги, к концу лета порастающий под водой илом, сосновый лес, где зимой так тихо. А здесь… будто она не она, а другая Марина. Как будто кино смотришь.

72

Как кино, как сон: богом забытый пятачок Франции (ни почты, ни даже булочной нет, надо в соседнюю деревеньку ехать), рядом Корто, в Париже ждет учеба, сегодня попробовала трюфель, завтра – вперед, в Испанию. А не загляни Альберто в книжник, не было бы ни свиньи, ни Испании, ни трюфеля. Как зыбко все в жизни. Не пойди она на собирушку в парке Со, не было бы Корто. Не брось ей Вадим на счет несколько тысяч евро – на отца любовалась бы, а не на Нотр-Дам. Тоже – случай, чужие деньги. Хотя не бывает случайного.

Мартены уедут в шесть утра, собаку с собой возьмут. Для Марго дали топчанчик, предупредили – может нахулиганить, держите ее в кухне. Она неуемная – то сдернет скатерть со стола во время обеда, то спрячется в пододеяльнике (семейство на грани нервного срыва бегает по окрестностям, срывая голос), однажды подсунула в сумку гостье, чопорной даме из Тулузы, голову креветки (хозяева целую миску насыпали), и мадам через два дня достала в ювелирном магазине портмоне с ароматной полутушкой…

Весь вечер смеялись. Мсье Мартен изображал, как любопытная Марго забрела в чулан, где стоял тазик с клеем. Выбежала: пятак проклеен и стремительно засыхает. Пятаку вообще достается: сажает мадам Мартен рассаду в пластиковые бутылки со срезанным горлышком, отвернется – пятак уже в пластике, хрюкает утробно, застрял. Ну и в порядке вещей нагадить в доме и радостно ускакать с целлофаном на пятаке, приготовленным для несимпатичной горки.

Денис не смолчал:

– Альберто, твоя идея – приютить свинью. Так что ты и будешь за ней убирать.

И это – при хозяевах.

Воробушек ответил, что будет убирать с удовольствием. И приветливо посмотрел на мадам Мартен.

– Да вы к ней привяжетесь! – мадам Мартен начала озабоченно собирать тарелки: Марине показалось, что всем стало не по себе. Всем, кроме Корто.

Разрядила обстановку сама Марго. Вошла, оглядела компанию и закружилась на месте. Так собака за хвостом гоняется. Мсье Мартен делано всплеснул руками:

– Маргоша!

Свинья остановилась, посмотрела на него и принялась крутиться снова, издавая странные звуки, как бы рычание. Мсье Мартен махнул рукой:

– Она Анри копирует. Бегает вдоль забора, дыбит шерсть и лает на прохожих.

– Лает?

– Ну да. Наверно, думает, что они с Анри – оба собаки. Когда мы ее взяли, крохой, эти двое всегда спали вместе. Марго вскарабкивалась на пса, он не возражал. Сейчас она весит пятьдесят кило, но по-прежнему норовит на него взгромоздиться! Как дело к сиесте, Анри изображает, что у него дела появились.

Марго подвернула копытце, замерла, слушая. Мсье Мартен подмигнул Марине:

– Смотрите!

Марго сразу сообразила, что к чему: играть будем. Хозяин взялся нарезать круги вокруг стола, осталось рвануть за ним, тявкая и пытаясь просунуть голову ему между ног. Да, вот такая интересная игра.

Мсье Мартен упал на стул, переводя дыхание:

– Ну все, все, Маргоша…

Марго недовольно хрюкнула, потопталась и направилась в сторону дремавшего Анри. Пес вскочил и отправился попить. Что-то внезапно захотелось.

– Будете ее выводить в лес – Альберто, ты знаешь, за пригорок, – держите на поводке. Этот свин, – мсье Мартен почесал Марго брюхо, и она рухнула на бок, – носится, как торпеда. Устроит гонки с машиной, еще под колеса сунется.

Да… не знают добрые люди, что едва они – за порог, эти отморозки посадят свинью в свой 205-й «пежо» и укатят. А если и правда с Марго что-нибудь случится?

Марина размышляла об этом, когда услышала, что по дому кто-то бродит.

73

Они были такие разные – Корто и Воробушек. Воробушек – простодушный, беззлобный, хоть и немного прижимистый, и Корто – ни словечка в простоте, ни движения мизинца без интереса, пускай и не жадюга. У Воробушка на все да, у Корто – нет. Так и в ту ночь было, когда Марина узнала, что такое онеметь от ужаса: хочешь крикнуть, а крик не идет.

Кто-то тихо ходил по дому, Марина прислушивалась: может, это на улице? Разбудишь Корто – разворчится. Потом дверь медленно открылась, и в комнату вошло одеяло. Марина оцепенела. Одеяло постояло и ломанулось на кровать. Сдохнуть от страха можно.

Можно сдохнуть, а можно и сообразить, что это Марго – замерзла или заскучала. Втиснулась в ложбинку между Альберто и Денисом – тот попытался выпихнуть хавронью, да ее не сдвинешь. Марина принялась канючить:

– Корто, у нее стресс, давай оставим, места полно…

– Я со свиньей спать не буду.

– Она чистая! Мы ей копыта помыли.

–  Da, – отозвался Альберто. Он тоже был на стороне свиньи.

– Корто, она впадет в депрессию! Мы должны ее сдать Мартенам в сохранности.

– Сейчас явпаду в депрессию, – Денис выбрался из-под одеяла. – У вас тут, погляжу, полное согласие.

Вышел в коридор, Марина крикнула:

– Ты куда?

– Куда, в детскую. Буду спать в карликовой кровати.

– Он утром не разогнется, – озабоченно констатировал Воробушек и почесал Марго брюхо. Марго шумно вздохнула. Марина умилилась и тоже почесала Марго.

– Что будем делать с Денисом?

Альберто пожал плечом:

– По-моему, он очень упрямый.

Молчали, чесали Марго брюхо, пару раз руками столкнулись. После каждый определил свою зону начеса, чтобы не было двусмысленности. Марина незаметно заснула – с легким чувством вины. Ей приснилась фея из перигорской легенды, которую рассказал мсье Мартен. У феи были копытца, и она твердила: «Копыт– ца не только у чертей, не только у чертей!» – и совала Марине пергамент, где значилось: «Копыта растут у тех, кто ест трюфели». Весь сон Марина промучилась – была ли трюфельная стружка в запеканке или яйца с трюфелями просто рядом лежали…

74

Утро: в постели – ни Альберто, ни Марго. Марина выходит на кухню – там сидит мрачный Денис и пьет кофе. Вид у него помятый. Поискала глазами чайник:

– Ну ты как?

Повел плечом:

– Думал, заклинит в форме бакса. Кровать в длину полтора метра.

Марина берет с полки пузатую чашку в виде клубничины.

– А не надо было артачиться.

– Не хотел вам с Воробьем мешать.

Ревнует… приятно.

– Между нами Марго лежала!

– Вообще-то я имел в виду, что не хотел мешать чесать свинью. Не знаю, что ты себе навоображала…

Дверь распахнулась, Альберто вошел, с ним вкатилась прохладная волна.

– Сотворил для Марго лежбище на заднем сиденье. Будь она побольше, одному пришлось бы путешествовать в багажнике.

Воробушек простил Корто. Не умел злобиться.

75

Это нахлынуло и не отступало. Все началось – нет, не когда он увидел свой дом или вошел к Мартенам, а – как легенду про фею упомянули, он ведь ее от Вероники услышал. У Мартена те же интонации, что и у дочери. Вспомнилось сразу, махом: кругом строительный мусор, ведро с белой краской стоит, доски вдоль стены, и посередине комнаты – кровать: остов сам выпилил, лаком покрыл, матрас по размеру заказал – Вероника хотела большую, говорила, у нее в семье сплошные двойни, нужно место, чтобы с маленькими спать.

Лежали, укрывшись пледом, за окном, как сейчас, ветер деревце терроризировал. И Вероника (тогда еще ласковая была) положила голову рядышком, лица не видно, но можно в волосы ей дышать, и стала рассказывать о том, как однажды возле лесничьего домика в Перигоре остановилась старая женщина, усталая, в сбитых башмаках, и попросила у лесника еды. Лесник еле сводил концы с концами, и весь его ужин в тот день составляла одна большая картофелина. Он как раз готовился достать ее из золы. Достал и протянул старушке. А старушка, понятно, была феей: тест леснику устроила. И поскольку лесник оказался на высоте, превратила картофелину в нечто черное, как вороново крыло, и душистое, как роза, словом, в трюфель. Приказала хорошенько перекопать сад при лесничьем домике, обернулась искрой и истаяла, дабы избежать дискуссии.

Лесник повиновался. Возле сторожки накопал видимо-невидимо трюфелей и не придумал ничего лучше, чем принести их в дар своему кюре («боялся отравиться», прокомментировал Денис). Кюре передал диковинные грибы канонику, потом они перешли к епископу, а от епископа – к папе. Отважный папа съел.

Шутки в сторону, на самом деле все трюфель попробовали и потянулись к леснику за грибами. Лесник быстро озолотился, а где деньги, там и женщины. Женился, дети пошли. Когда он умер, грибная поляна к отпрыскам перешла. Те того и ждали: в одночасье собрали вещички – безумный отец не хотел из лесной сторожки выезжать! – а драгоценный сад высокой стеной огородили, охрану поставили. Понастроили замков, в каретах разъезжали, а сердце свое – тут Вероника приподнялась, повернулась, ее лицо оказалось совсем близко, – на замок закрыли. И однажды к ним обратилась старая женщина, попросила милостыню, а они приказали слугам ее побить, так, для смеха. Можно догадаться, что это за старушка была. Грибов у сторожки не стало, разбросала их фея по всему Перигору: собирайте, кто хотите! А сыновей лесника она превратила в свиней, при запахе трюфеля готовых рыть землю до остервенения.

Чертова легенда – все вспомнилось, нахлынуло – головы не высунуть, воздуха не глотнуть. Денис ляпнул про «гормональную бурю» – был повод уйти, закрыться в ванной, сесть на низкую табуретку – ребенок у жильцов на нее встает, чтобы до крана дотянуться, – и начать мусолить старое, а зачем, самому непонятно. Мартены, деликатные люди, ни словом о Веронике не обмолвились. Единственное – «к дочери хотим съездить». Сам дурак, спросил, как она.

Когда Вероника зашла попрощаться – не смолчал, принялся что-то выяснять, удержать хотел. И напросился, она резко так сказала: «Тебе на месте лесника ничего не светило бы! Ты картофелиной не поделился бы». Два года прошло с тех пор.

Спросил: «Как там Вероника?» – мадам Мартен поколебалась и ответила: «Двойню родила три месяца назад… – покосилась на Марину: – А ты, Альберто, не один?» Кивнул. Пусть думают, что хотят. Не рассказывать же про два года поисков, галопирование по сайтам знакомств в поисках русской жены, Веронике назло. Она как-то бросила: «Тебя только русская потерпит». У Марины подружка Катья – умница и замуж непрочь – может, получится с ней? Как было бы славно, сил нет одному.