Текст книги "Линия жизни"
Автор книги: Ирина Семина
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Глава 8
«БЫТЬ, А НЕ КАЗАТЬСЯ»
Весь вечер я творила, нисколько не заботясь о правдоподобии и художественном соцреализме. Я самовыражалась! Буйство красок и невероятие форм свели бы с ума любого искусствоведа. Мой сотый день получился солнечным и разноцветным, и был наполнен самыми немыслимыми цветовыми сочетаниями. Хотя даже я не взялась бы объяснить, что я там изобразила, – но настроение в моей абстракции имелось, и оно было превосходным. А самое главное, что и я пришла в самое лучезарное расположение духа.
– Может, это и неправильно, зато как креативненько! – прокомментировала я, любуясь своим свежеиспеченным шедевром.
– Ты перестала думать о том, что «правильно», – и у тебя сразу все стало получаться, – подсказала Эльфика. – Только так и можно открыть Творческий Канал – снять запреты.
– Эльфика, а ведь это и есть еще одна моя вредная привычка! – вдруг осознала я. – Помнишь, мы про запертую энергию записывали? Так вот, в последнее время я стала слишком много заботиться о том, как выгляжу и правильно ли поступаю.
– М-да, раньше ты об этом не очень-то задумывалась, – подтвердила Эльфи. – Жила, как дышала. Чего это ты вдруг засомневалась?
– Понимаешь, мне казалось, что если я книжки пишу, то должна… ну, соответствовать, что ли…
– Соответствовать чему??? – Эльфика уставилась на меня во все глаза, а потом захохотала так, что чуть не грохнулась со своей ветки. – Ой, не могу!!! Ну, уморила! Уж эти мне сказочницы!!!
– Ну и что я такого веселого сказала? – попыталась остановить ее я. – Прекрати смеяться, а то у тебя летательные принадлежности отвалятся.
– Да тут просто выбор небольшой – или смеяться, или рыдать. Милая моя, да разве не ты писала, что счастье приходит к тому, кто стремится быть, а не казаться???
– Ну, писала, – подтвердила я. – Я действительно так и думаю. И мне казалось, что я так и живу. Разве нет?
– Сама себе противоречишь, – уличила меня Эльфика. – Там, где появляется слово «соответствовать», уже нет истинной свободы. Ты подгоняешь себя под какие-то стандарты, создаешь некий образ, который не есть ты. Напрягаешься, стараешься. А в результате что? Правильно, Осень! Потому что твоя природная энергия остается запертой. Нам не до нее, нам соответствовать надо.
– И я еще удивлялась, почему у меня Творческий Канал с перебоями заработал, – осознала я. – Да потому что он всякой ерундой забился! Как труба в раковине. Его прочистить надо!
– А мы чем занимаемся? – весело ответила Элька. – По-моему, мы на правильном пути!
– Их столько накопилось, этих всяких мусорных мелочей, которые засорили мой Творческий Канал! – пожаловалась я. – Что делать-то?
– Забить на все и лечь спать, – задушевно посоветовала Эльфика. – Я тебе на ночь сказочку расскажу, а ночью твое подсознание будет под впечатлением и станет активно искать пути ее воплощения в жизнь.
– Да, уже совсем поздно, – спохватилась я. – Давай-ка действительно – на покой. Сказочка за тобой, имей в виду!
Этим вечером я засыпала под следующую историю…
Сказка девятая
ЗАБЕЙ НА ВСЕ!
ак-то раз Степанову все достало. Достало прямо до печенок – аж во рту горько. Оглянулась она вокруг – кругом одни заморочки. Муж вечно перед телевизором сидит, пультом щелкает, а розетки починить не допросишься, так и висят «на соплях». Мама только и делает, что критикует: то борщ пересолен, то полы плохо вымыты, то внимания ей мало уделяют. Сынишка учиться не хочет, одни двойки в дневнике, да еще и врет на каждом шагу, и от компьютера не оторвешь. На работе тоже не сахар: круг обязанностей все шире, а денежный ручеек все уже, и пойди вякни – сразу скажут: «Не нравится – увольняйся».
Чувствует Степанова: сил у нее все меньше становится, делать ничего не хочется, апатия навалилась и тоска. Ходит она, как автомат: дом – работа, работа – дом, по дороге в магазины заскочит, в выходные стирка-уборка, а там опять на работу.
И вышел у Степановой нервный срыв. Прямо на работе и случился. Чувствует – ну все, сейчас ее порвет. Выскочила она из кабинета, чтобы коллег не напугать, забилась под лестницу, где черный выход, и ну рыдать!!! Вот льет она слезы, скулит-подвывает, и так ей себя жалко! Хоть вешайся. Только вдруг дверь открывается, и кто-то строго так говорит:
– А ну, кто тут у меня порядок нарушает, пожарные выходы загромождает? Быстро выхоли на свет божий, а то тревогу подниму!
Испугалась Степанова, вылезла из-под лестницы, смотрит – а это плотник их Федотыч, душевный такой дедок и на все руки мастер.
– О! Вот тут кто сырость разводит, народ пугает! – удивился Федотыч. – А я уж думал, никак привидение у нас завелось. Давай-ка, девушка, быстро ко мне в плотницкую. У меня там умывальник есть, в порядок себя приведешь, а то всю красоту слезами смыла.
Взял он Степанову под локоток и препроводил в плотницкую. Пока она умывалась-причесывалась, чайку вскипятил, кружечку ей подсунул.
– Давай-ка, – говорит, – рассказывай по порядку: чего ревешь, в чем печаль, кто обидел?
– Да никто меня не обидел, а только достало меня все! – говорит ему Степанова. И рассказала про всех: и про мужа-лодыря, и про сына-двоечника, и про маму-критиканшу, и про работу тоже.
– Вот как же тут не завоешь? – завершила Степанова свой горестный рассказ. – Сил больше нет! Прямо вот так бы легла и умерла.
– Не, умирать тебе рановато, – покачал головой Федотыч. – Ты еще молодая бабочка и вполне цветущая.
– Да какое там «цветущая»? – махнула рукой Степанова. – Так, видимость одна. Я уж выгорела вся, не стало во мне огонька. Живу как жую, медленно и печально. Все достало!
– Это потому, что ты близко к сердцу все принимаешь, – авторитетно объяснил Федотыч. – А не надо бы! Но я знаю, чем твоему горю помочь. Есть у меня чудодейственное средство, в таких случаях на раз помогает!
– А что это? Лекарство какое-нибудь? – шмыгнула носом Степанова. – Я пила, мне не помогло.
– Нет, не лекарство. Я химию не уважаю, в ней пользы мало. А вот дам я тебе рецептик один, народный, ты его применишь – и сама увидишь, какие чудеса произойдут. По крайней мере, развеселишься.
– Ой, давайте ваш рецептик, – обрадовалась Степанова. – А то веселья в моей жизни давно не наблюдается. Так что я с удовольствием.
– Тогда слушай. Рецепт простой: ЗАБЕЙ НА ВСЕ!!!
– Что??? – оторопела Степанова. – В каком смысле???
– В самом прямом. Забей на все! Рецепт такой: взять брусочек, молоток, гвоздей с десяток-другой, можешь на бумажках написать все, что достало. И забить!!! Для каждой бумажки – отдельный гвоздик. И лупи по нему от души!!! Пригвоздишь свою беду – она от тебя, глядишь, и отвяжется. Да и как она тебя преследовать станет, если ты на нее забила?
– Ох! Ну и рецептик, – озадачилась Степановна. – Да я в жизни такого… странного метода не слышала!
– Ну, странным болезням – странные методы, – рассудительно сказал Федотыч. – А ты чего, думала, болезнь по имени «достали» каким-нибудь «досталином» лечится? Не-е-ет, не придумали еще такого лекарства. А вот мой брусочек с молоточком – действует!
– Ладно, давайте! – решилась Степанова. – Когда применять-то?
– А как достанет, так и применяй. По мере наступления приступа! – объяснил Федотыч. – Я вот тебе все в пакетик сложу, чтобы нести удобно было. Вот молоток, вот брусок, а вот и гвозди. Бумажки уж сама найдешь, думаю. Ну, с Богом!
…На работе, конечно, Степанова забивать ни на что не стала. Да и дома поначалу стеснялась. А потом чувствует – нехорошо ей, опять раздражает ее все: и муж на диване, и мама с подковырками, и сын за компьютером со стрелялками своими… «Ай, да чего я теряю?» – подумала Степановна – и достала пакет. Бумажек цветных притащила. Разложилась посреди комнаты, прицелилась и как вдарит!
Сначала у нее не очень ловко получалось, все-таки навыка нет. Да и опасалась: а вдруг она близким своим стуком помешает? Но вдруг такую злость она почувствовала – да в конце концов, сколько можно-то? Почему она обо всех заботится, а о ней никто???
А на стук вся семья высунулась.
– Ты чего это, мать? – остолбенел Степанов. – Чего стучишь-то?
– А забила на все! – охотно объяснила жена, с одного удара вколачивая очередной гвоздь.
– Э-э-э-э-э… – только и сумел выдавить муж, испаряясь из поля зрения.
Доченька, ты никак мастеришь что-то? – сунулась было мама. – Правильно, мужика-то в доме нет, предупреждала я тебя в свое время…
Мама, а я на все забила! – радостно сообщила раскрасневшаяся Степанова.
– Где моя валерьянка? – охнула мама и потрусила на кухню.
Ма-а-а-ам… А ужинать будем? – робко спросил сын.
– Не знаю! У отца спроси. А то я и на ужин забила! – беспечно ответила Степанова, прицеливаясь.
И так она увлеклась Федотычевым рецептиком, что опомнилась, только когда гвозди все истратила. Пот со лба отерла, голову подняла – глядь, а у дверей вся семья выстроилась, как на параде: мама с поварешкой, муж с отверткой и сын с тетрадкой. Стоят, смотрят, да преданно так.
– Солнышко, а я розетки починил, – искательно доложил муж. – Давно собирался, да вот руки дошли наконец!
– А я математику сделал. И географию повторил, – обрадовал сын.
– Ужин готов, ты ручки мой, и к столу, – заворковала мама. – Уработалась, покушай, отдохни.
«Ну, чудеса! – изумилась Степанова. – Вот не соврал Федотыч, и впрямь волшебный рецептик-то! Надо завтра на работу взять. Уж я там на все забью!!! И на квартальный отчет! И на зарплату! И на начальство! С трех ударов!!!»
Только на работе брусочек и доставать не пришлось. Только Степанова в двери – а ее сразу к начальнику вызывают. И говорит он ей всякие приятные слова, из которых выхолит, что следует ей премия по итогам и повышение в должности с весомым прибавлением к окладу. Тут Степанова вдруг осознала, что со вчерашнего дня никакого упадка сил у нее не наблюдается, а один только подъем.
Положительные перемены в ней коллеги быстро заметили. Стали спрашивать, выяснять, что такое случилось. Может, витамины какие пила, а может, иглоукалывание? Ну, Степанова зажимать чудодейственный рецептик не стала, брусочек показала и всех забивать научила. И теперь у них в отделе все такие бодрые да равновесные холят. А когда кто-нибудь ныть да жаловаться начинает, все ему хором говорят: «Забей на все!» И ведь помогает!
Видимо, мое подсознание сказочку усвоило на 100 %. Потому что утром я проснулась в отличном расположении духа и заряженная энергией под самую завязку. «Наверное, всю ночь гвозди забивала», – хихикнула я и помчалась в ванную – под контрастный душ. Осенью на душе и не пахло, и я подумала, что это следует записать в мой Блокнот как явный знак освобождения запертых энергий.
– Эльфи! Я знаю, каким он будет, мой сотый день! – объявила я, энергично втирая в кожу увлажняющий крем. – Я готова записать это в Блокнот!
– И каким же? – поинтересовалась Эль, возникая в моем волшебно-ориентированном воображении.
– В это день, где бы я ни находилась, я буду петь, танцевать, слагать стихи и благодарить Вселенную за ее дары и за то, что заблудилась и попала в Осень. Ведь если бы этого не случилось, не было бы повода двигаться вперед и искать новые краски жизни! А так – я заново вспомнила, что все, что ни делается, к лучшему! Все, что нам послано, – для нашего же блага. И в этот день я буду БЛАГОДАРИТЬ! Дарить много-много блага, понимаешь? Всему миру!
– Ого! Вот это да! Это можно смело записывать – отличный сотый день получится, – восхитилась Эльфика. – Что же ты там во сне видела, если у тебя наутро такие озарения?
– Расскажу, – пообещала я. – Только вот зарядку сделаю, ага? А то гиподинамия не дремлет!
Глава 9
МОИ ВОЛШЕБНЫЕ СНЫ
Я очень трепетно отношусь к снам. Я давно поняла, что если правильно воспринимать ту информацию, которую несут сны, то можно значительно улучшить качество жизни, а при некоторых навыках – и вовсе управлять реальностью. Ведь когда мы спим, разум тоже засыпает, и наша душа разговаривает с нами посредством образов. Причем кошмарные сны – самые полезные. В них динамики больше всего, а это значит, что какая-то проблема наяву настоятельно требует срочного решения. В общем, сны – это еще один способ связи со Вселенной, подаренный нам природой, такое вот мое мнение.
То, что мне снилось сегодня, наводило на определенные мысли, и мне не терпелось перенести их на бумагу. Обычно те образы, которые приходят ко мне, так и просятся в сказку! И теперь я торопилась поскорее добраться до своего рабочего стола.
– Что снилось-то? – нетерпеливо поболтала ножкой Эльфи.
– Разное снилось… – рассеянно ответила я. – Знаешь, такие образы интересные. Вот там было такое дерево – голое, черное, а вместо листьев – мусор какой-то: полиэтиленовые пакеты, папки с инструкциями, консервные банки, драные башмаки… Я вот думаю – не случайный это образ. Ведь мы же говорили про засорившийся Творческий Канал, вот и выдало подсознание кучу мусора.
– Я думаю, это не только к тебе относится, – сказала Эль. – Человечество вообще производит слишком много мусора, в головах в том числе. Одно еще использовать не успели, а уже другое произвели. Скоро само в нем захлебнется!
– Это да, – подтвердила я, вспомнив обширные, вечно дымящиеся свалки вдоль загородной трассы и возле дачных поселков. – А потом мне снилось, что я достаю фотоаппарат и начинаю это дерево фотографировать, а на снимках никакого мусора нет. Там, на дереве – совсем другое: разноцветные шарики, звездочки и золотые рыбки, хрустальные туфельки и волшебные палочки. Посмотрю на дерево глазами – мусор, а через объектив – сказка.
– Сказочное мышление – страшная сила, – заметила довольная Эльфика. – У него преобразующие свойства – ого-го! Аж дух захватывает.
– Увы, далеко не все умеют сказочно мыслить, – посетовала я. – Как выяснилось, я тоже время от времени скатываюсь в грубую реальность!
– Ничего, потихоньку научатся, – утешила меня Эль. – Жаль, что этого в ваших школах не преподают.
– У нас этого и в институтах не преподают, – с сожалением вздохнула я. – Нет специалистов, понимаешь? Хотя я думаю, что хотела бы преподавать такой предмет – Сказочную Жизнь! В какой-нибудь Академии Сказочных Наук!
– Так кто мешает? – удивилась Эльфи. – Кто тебе мешает сделать очередной поворот в твоей жизни и открыть такую Академию?
– Так. Элька, стоп. Ты меня на мысль навела. Сейчас я буду сказку записывать. А потом мы с тобой об этом поговорим, ладно?
– Давай-давай, – подбодрила меня она. – Ждем-с!
И у меня родилась вот такая сказка:
Сказка десятая
ИНСТАЛЛЯЦИЯ
свещать выставку знаменитого и именитого художника-инсталлятора Обалдуева почему-то послали меня. В редакции самые безнадежные задания достаются всегда мне, внештатнику, – и это закон природы, с которым бороться бессмысленно и бесполезно.
– Душа моя, – проникновенно говорил редактор Петруша, терзая в руках стильный нож для разрезания бумаги. – Ну ты же войди в мое положение. Мне позитив нужен. Знаю, что не твоя тема. Знаю! Но – если не ты, то кто же??? Ты же понимаешь…
Я, разумеется, понимала. Что Обалдуева знали все. И ненавидели – тоже все. Что человек он был неприятный, а творец – вообще никакой. Что выжать что-то позитивное из его так называемого «творчества» было просто невозможно. И этого невозможного от меня сейчас ждал Петруша.
– Понимаешь, статья оплачена. Целый разворот! И как ведь оплачена! Я тебе удваиваю гонорар. Или даже утраиваю. К тому же мне уже дважды звонили «отгула». – И он значительно ткнул пальцем наверх, в потолок. Наверное, звонили из Небесной Канцелярии, не иначе. – И потом, все же знают, что если нужно Чудо – то это твое задание! В общем, пяток фото и хорошая, исключительно позитивная статейка – вот что от тебя требуется. И ты справишься! А если справишься – берем тебя в штат, вот те крест! Ну, с Богом!
…Я плелась по редакционному коридору, переваривая коктейль из комплиментов, манипуляций, меркантильности и ощутимого отчаяния, который на меня сейчас излил Петруша. И понимала, что позитивное освещение этого самого Обалдуева уже висит на мне, и рыдать поздно. И еще: я очень хотела в штат. Я всегда мечтала быть журналистом, а тут – такая возможность! Поэтому я сложила в сумку фотоаппарат, проверила диктофон и поехала на выставку.
Обалдуев встречал гостей сам, в холле, на фоне инсталляции, состоявшей из сваленных в кучу вешалок для одежды, на которых были развешаны дохлые вороны. Судя по запашку – настоящие.
– О, а вот и пресса! – радостно завопил Обалдуев. – Ну-с, прошу журналюг пройти поближе! Какая-то ты мелкая, девка, буквально килька пера! – И он оглушительно захохотал, приглашая кивками присоединиться остальных. Мелкие прихлебалы, окружившие Обалдуева и ворон, с готовностью захихикали. Да, Обалдуев с первых шагов начинал оправдывать репутацию хама и зарвавшегося «гения». Я попыталась проскользнуть дальше, но он подставил мне подножку и поймал за шиворот.
– Куда? – грозно спросил он. – Ну-ка, щелкни меня на фоне моего лучшего творения – «Любовь Земная»!
– А что символизируют вороны? – на всякий случай спросила я, готовя фотоаппарат.
– Круговорот любви в природе! – брякнул Обалдуев и снова захохотал. Так и получился – на фоне дохлых птичек с разинутой пастью. В это время подскочил корреспондент местной желтой газетенки «Нужные сплетни», в народе метко называемой «Нужник». Он не морщился – видимо, к запаху привык в родной редакции.
– Ваша звонкая фамилия… – начал было он, но Обалдуев прервал его и перехватил инициативу.
– Так, пишем: Обалдуев – это потому, что от моего творчества все обалдевают! – пояснил он. – И мне платят обалденные гонорары. И девки обалдело падают в мою койку от Людовика Четырнадцатого. А там я им та-а-а-акое произведение искусства показываю, что они и вовсе балдеют. Потому и зовусь Обалдуев! Во, так и напиши!
«Нужник» строчил в блокноте. Обалдуев хохотал. Я вздохнула и пошла в зал искать позитив.
Зал был похож на декорацию к фильму ужасов. С картин пялились какие-то серые монстры с вытекшими глазами. На постаментах были разложены, развешены и навалены самые невообразимые предметы – драные башмаки, оторванные крылья, гирлянды окровавленных кишок, ржавые железяки и прочая дребедень. Я присмотрелась к ближайшей картине, выполненной из рваных клочков, и шарахнулась – по-моему, бумага была туалетной, к тому же использованной.
Я обреченно смотрела на этот Апокалипсис и понимала, что не смогу найти позитива, потому что его здесь нет. И быть не может.
Тем временем Обалдуев со свитой уже переместился в зал и громко вешал:
– Я – Творец! И я так вижу! Это отражение нашего безумного мира, в котором чистота и грязь, тьма и свет поменялись местами! И это наша реальность!
Я тупо смотрела на инсталляцию, состоящую из трех фашистских фуражек, наполненных водой, по которой мирно плавали размокшие огрызки хлеба, колбасы и огурцов, и с тоской соображала, где же это он нашел такую жуткую реальность. И что она должна была обозначать. Спрашивать у Обалдуева не хотелось.
В общем, задание рушилось. Я была готова сбежать из этого рукотворного ада, но в это время рядом со мной остановился старичок в скромном старомодном костюмчике и пенсне. Боже мой, пенсне! Откуда, в наше-то «обалдуевское» время???
– Я вижу, голубушка, вам тоже страшно? – участливо спросил старичок.
– Страшно, – созналась я. – Я не хочу такую реальность. Я в другой живу.
– Но что же вас привело сюда, моя дорогая? – спросил старичок.
– Редакционное задание, – грустно призналась я. – А вас?
– А я, видите ли, искусствовед. В прошлом, конечно, – представился старичок. – Вениамин Вениаминович Веневитинов, если помните… Хотя… Откуда вам знать? Это было давно…
– А сейчас, – прогромыхал Обалдуев, – инсталляция и перформанс «Апофеоз Власти»! На ваших глазах будет одновременно разорвано десять живых куриц!
– Я, пожалуй, пойду, – сказала я. – Нет моих сил больше. И черт с ним, пусть завалю задание, ну не возьмут в штат… Подумаешь…
– Подождите, деточка, – попросил старый искусствовед. – Посмотрите вон туда…
Я посмотрела. «Вон там» невесть откуда взявшийся малыш, присев на корточки, идиллически гладил невесть откуда взявшуюся полосатенькую кошку. Я хороший корреспондент, поэтому еще не успела хорошенько осознать, что вижу, а мой фотоаппарат уже щелкнул. Малыш взглянул на меня и улыбнулся.
– Не весь же мир принадлежит Обалдуеву, – извиняющимся тоном сказал старичок.
– Я надеюсь, – искренне сказала я.
– А это вам как? – обратил мое внимание старик Веневитинов на другой объект.
Там, на фоне жуткой «туалетной» картины, девушка разговаривала по мобильному. Взгляд ее был направлен далеко-далеко, через миры и расстояния, поверх всего обалдуевского убожества, а на лице цвела нежность, и глаза сияли бриллиантами. Фотоаппарат щелкнул, она даже не услышала, продолжала прокладывать свой незримый мост Любви.
– Любовь правит миром, – вдохновенно сказал старичок. – И пока будет мир – будет Любовь. А вовсе не Обалдуевы.
– Но тогда почему обалдуевых становится все больше и больше? – спросила я. Мне казалось, что старичок знает какие-то истины, мне неведомые, и я хотела их услышать.
– Вовсе нет! – возразил старичок. – Разрушители Красоты существовали во все времена. Только рядятся они в разные одежды. Дантес, знаете ли, тоже в каком-то смысле – Обалдуев.
Пока я пыталась осмыслить сказанное, в зал вошла немолодая интеллигентная пара – Он и Она. Несколько секунд они постояли, видимо пытаясь вникнуть в общую картину, потом она тихо вскрикнула, отвернулась и спрятала лицо у него на груди. Он прижал ее к себе, обнял, а взгляд зарыскал по залу – словно выискивал затаившегося врага. Он сразу превратился в Воина, защищающего свое гнездо от внешних посягательств, и на лице его читались мужество и отвага. Я машинально сделала снимок. Затем он бережно повел женщину из зала – видимо, на свежий воздух.
– Вот видите, дорогая, не все готовы потреблять обалдуевщину, – с удовольствием сказал старичок. – И таких много, поверьте мне!
– А можно, я вас тоже сфотографирую? – с надеждой спросила я. Старичок выглядел очень позитивно и уже этим мне нравился.
– Извольте, голубушка! – обрадовался старичок, заволновался, обронил пенсне и стал его прилаживать – так я его и запечатлела: растерянного, смущенного, с пенсне в руках.
– Спасибо. Пожалуй, можно считать задание выполненным, – решительно сказала я. – Хочу на воздух! Только опять мимо этих жутких ворон идти…
– Вовсе не обязательно! – горячо сказал старичок. – Я вас через служебный вход проведу. Я ведь здесь всю жизнь проработал… Позвольте предложить вам на меня опереться. – И он подсунул мне руку, согнутую калачиком.
Опираться на его слабую старческую руку было приятно – он был такой… надежный. И действительно, провел меня через какую-то незаметную боковую дверь, коридорами, пока мы не остановились у буфета.
– Я предлагаю вам зайти в буфет, – торжественно предложил старичок Веневитинов. – Вы должны обязательно, обязательно познакомиться с Сонечкой. Уверяю вас, ваше задание от этого только выиграет!
– Ну, раз вы так считаете… – не стала спорить я.
Сонечка оказалась немолодой и некрасивой теткой килограмм на сто тридцать весом. Белый халат необъятных размеров и белая наколка на голове делали ее похожей на оплывший весенний сугроб.
– Со-о-о-онечка, – с нежностью пропел старичок и приложился к ее пухлой ручке. Похоже эта снежная баба вызывала у него неподдельно теплые чувства.
Сонечка зарделась и засмущалась.
– Сонечка, дорогая, я хочу угостить юную даму твоими неподражаемыми тарталетками, – прерывающимся голосом попросил старик. – Но свежайшими, приготовленными прямо на наших глазах!
– Но я не хочу… – начала было я – обалдуевское «творчество», похоже, заставит меня надолго сесть на диету.
– Вы можете не есть! – вскричал старик. – Но посмотреть на это вы просто обязаны! И не возражайте!
Ни я, ни Сонечка не решились противостоять такому напору. Сонечка вынесла большую тарелку с румяными слоеными лепешечками. Потом поднос, на котором были разложены какие-то чашечки, ложечки, салфеточки, соломинки. И…
Да, старик Веневитинов знал, что мне сейчас нужно. Это было Творчество – с самой большой буквы. Отточенными движениями, не глядя, Сонечка хватала с подноса то одно, то другое, и творила Красоту. На лепешечках вырастали сложные композиции из взбитых сливок, кусочков фруктов, ягод, орешков и еще бог весть чего. Она забыла о нас, и лицо ее стало одухотворенным и светилось просто-таки неземной красотой. Наверное, так самозабвенно и радостно дети лепят куличики в песочнице. И ни одна тарталетка не походила на другую. Мой фотоаппарат щелкал не умолкая. А потом все кончилось – и перед нами оказалась прежняя «снежная баба» Сонечка, держащая в руках тарелку с Произведениями Искусства. Казалось, вся Сонечкина красота, которой она только что светилась, перетекла в ее Творения.
– Вот, – удовлетворенно сказал старичок. – А я что вам говорил???
Как я ни протестовала, старичок Веневитинов вызвался довезти меня до дома на такси. Да я и протестовала так, для приличия – уж очень меня заинтересовал этот старый искусствовед Вениамин Вениаминович Веневитинов. Журналистская привычка, знаете ли.
– А зачем вы оказались на этой жуткой выставке? – спросила я его, когда мы уже уселись в машину и тронулись с места.
– Чтобы спасать, – просто ответил он. – Я сам – не Творец. Но я – хороший Спасатель. Я сам себе выбрал такое занятие. Спасать Заблудшие Души.
– Это что же, я – Заблудшая Душа? – весело удивилась я.
– А разве нет? – кротко вопросил он и поправил пенсне. – Вы так тонко чувствуете красоту. Вы способны ее творить! Вы способны отыскать Красоту во всем! Ведь к Обалдуеву из всей редакции не случайно послали именно вас… Разве не так?
– Так, – согласилась я, лихорадочно вспоминая, что я ему рассказывала о себе. Неужели и это?
– Но почему-то растрачиваете себя по пустякам, – продолжал старик. – Вместо того чтобы стать Истинным Творцом, подбираете крохи на чужих делянках. Впрочем… Не мне сулить. Ваш выбор, ваше право.
Таксист, который вел машину молча, вдруг заговорил:
– Вот я. Высшее образование, инженер-конструктор. В «ящике» работал. Вроде все нормально, даже в перестройку нас не сильно тряхнуло. Зарплата, спецпаек, то-се. Но вот сижу за кульманом – и такая тоска! Хоть в петлю. А мне всю жизнь дорога нравилась. И техника. Я технику, как родная мама, понимаю! Ну бросил все, подался в таксисты. И счастлив! А чего делаю? Да ничего, просто рулю да за машиной ухаживаю. В общем, хорошо делаю любимую работу. Тоже ведь творчество, да, отец?
– Творчество, – согласился искусствовед. – Разумеется и однозначно! Если счастлив – значит, Творец!
Распрощавшись со стариком Веневитиновым, я взбежала единым махом к себе на пятый этаж, включила компьютер и вывела название – «Красота спасет мир». Я строчила не отрываясь, выкладывая на бумагу все то, что накопилось и теперь рвалось из меня. Потом скинула фотографии, еще раз полюбовавшись малышом с кошкой, влюбленной девушкой, мужественным защитником гнезда, вдохновенной Сонечкой, – и спокойно залегла спать.
…Назавтра меня ждал заслуженный триумф.
– Ну вот, я же знал! – восторженно говорил Петруша, потрясая листочками. – Гениально! Невероятно! Прекрасно! Ты смогла из этого урода Обалдуева конфетку сделать! Одно название чего стоит! А фото!!! Это же волшебная песня, а не фото!!! Красотища!!! Двойной гонорар! Нет, тройной! И все – иди оформляйся, с завтрашнего дня ты в штате.
Я сидела в кресле, куда Петруша усаживал особо важных посетителей, и слушала его вполуха: перед глазами возникали Спасатель Заблудших Душ старик Веневитинов («Вместо того чтобы стать Истинным Творцом, подбираете крохи на чужих делянках», – сказал мне он), толстая Сонечка с ее одухотворенным Творчеством, счастливый таксист-конструктор и Обалдуев в окружении дохлых ворон.
Из Петрушиных рук выскользнула фотография и плавно спикировала мне под ноги. С нее на меня растерянно и немного виновато смотрел старик Веневитинов, прилаживающий пенсне.
– Спасибо, – твердо сказала я. – За гонорар – спасибо. Принимается. А вот в штат – я не пойлу. Передумала.
– Как передумала? Почему передумала? – опешил Петруша.
– Да так, – уклончиво ответила я. – буду спасателем. Пойду спасать мир с помощью своего фотоаппарата. Умножать Красоту!
Я уже знала, что я могу. И совсем не удивилась, когда старик Веневитинов на фото вдруг ожил, улыбнулся и, придерживая пенсне, отвесил в мою сторону старомодный поклон.
– Так вот, значит, в чем дело… – прищурив озорной глаз, протянула Эльфика. – Вот тебе и сон…
– Я и сама не ожидала, что мой сон в такой вот сюжет выльется, – ответила я. – Это что же, получается, что моя душа жаждет радикальных перемен?
– Так и получается, – подтвердила Эль. – Да, моя хорошая! Не случайно ты заговорила о преподавании в Академии Сказочных Наук. Ты к этому уже готова. Созрела! И не просто созрела, а перезрела. Так что, можно сказать, сама себя тормозишь.
– Опять запертая энергия? – призадумалась я. – Стало быть, красоту в мире увеличивать с помощью Сказочного Мышления… Тут я согласна, мне действительно этого хочется. Я и занимаюсь этим, по мере сил и возможностей! Времени бы еще побольше…
– Да сколько же ты будешь вокруг да около ходить? – рассердилась Эльфика. – Если ты боишься – ну так я скажу: пора тебе освободить время для выполнения своего Предназначения!