Текст книги "Цена ошибки"
Автор книги: Ирина Лобановская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 4
– Папахен, – небрежно бросил на ходу вечером сын, – ты вроде мечтал сходить в палеонтологический музей. Я собираюсь с ребятами. Присоединяйся! По поводу креационизма тебе не вредно послушать, герр профессор!
Антон нагло фыркнул. Игорь глянул на него. Сын учился на биофаке, но, по мнению Лазарева-старшего, даром там штаны просиживал.
– А когда?
– В субботу с утра. Прямо завтра.
По дороге сын поведал, что экскурсовод сам из общества креационной науки, палеонтолог, на раскопки много ездил и пришел именно к креационной, а не к эволюционной теории. Заинтриговал. Очень интересно.
С некоторых пор, когда они остались вдвоем, Антон считал своим долгом развлекать отца.
Игорь долго склонялся к эволюционизму. Рассуждал так: какая разница, из чего Бог сделал человека – из глины или из обезьяны? А почему Он делал так, а не иначе – это уж Его тайны, за пределами нашего разума.
Но с возрастом Лазарев-старший все более скептично смотрел на теорию эволюции. Где доказательство, что человек произошел от обезьяны? Ну да, сходство поведения и рефлексов на примитивном уровне… Да, шимпанзе может и задачу с переставленными кубиками решить. Или вот известная схема, как обезьяна поэтапно превращалась в человека… Но ведь этот рисунок подстроен под гипотезу! А если решить, что человек произошел, ну, скажем, от свиньи? Взять хорошего художника… Так он нарисует точно такую же замечательную и гармоничную схему – свинья сначала встала на задние ноги, а потом морда у нее начала изменяться в направлении человеческой. И все выйдет так же ладно и складно. А тот факт, что у свиньи пищеварительный аппарат, как известно, почти тождествен человеческому, – ну так это симптом, как говорит Сазонов. И сомневаться нечего – от свиньи произошел человек!
Всех нас учили, что, если ребенок родился с хвостиком, сие явно свидетельствует о нашем происхождении от обезьяны. Или если с шестью сосками – тоже. О-ля-ля… А вон где-то появился на свет малыш с двумя головами. Значит, мы от Змея Горыныча произошли? А кто-то горбатым родился – стало быть, мы свой род ведем от верблюда? Игорь печально вспомнил Майю. Но ведь логика та же.
Что касается сомнительности данных об эволюции – то это объективно. В молодости Игорь сам был свидетелем, как советский ученый, причем ярый атеист, заявил: «Вся эта археология – это еще бабушка надвое сказала! Ты думаешь, что находят целые скелеты и по ним определяют, что обезьяна в человека превращалась? Да с тех времен хорошо если одну ступню где откопают. Или руку. И поди определяй, что это вообще такое!»
Сие объявил атеистически настроенный советский ученый. Что весьма показательно в плане объективности. И не будем думать за собаку…
Антон, посматривая в окно, небрежно тянул из банки пиво. Мода теперь у молодежи пошла такая, без пива никуда. Возле музея, когда сын выскочил из машины, тотчас появились девушки. Одна такая хорошенькая, круглолицая… Похожа на Верочку.
Ве-роч-ка… Три слога и вся жизнь…
Игорь загляделся на девушку, запирая авто. Так и светится… И вторая сияет. Какие милые! Умеет этот прохвост выбирать себе барышень.
Антон тоже солнечно разулыбался. И девушки, сияющие по весне, угостили его, а потом, очень несмело, Игоря, известного хирурга-трансплантолога, профессора, испеченными жаворонками.
Пока Лазаревы жевали и благодарили девиц, подошел паренек, такой тоже хороший, крепенький мужичок, чурбачок здоровенький.
Игорь сразу вспомнил кряжонка Гошку и с удовольствием полюбовался друзьями сына. Он всегда с интересом относился к молодым, вырастающим рядом, присматривался к ним, словно взвешивал, проверял, сравнивал – что получится из этих сегодня юных завтра? Что они сделают, что покажут, чем удивят? Удивят по-хорошему…
В лицо ударило солнце. Игорь поискал в кармане темные очки. Точно также оно когда-то ударило в глаза Майе…
Некий алхимик всерьез утверждал, что если законсервировать в земле луч солнца и прождать десять тысяч лет – там будет золото. Золото… Дурак! Хотя его убеждение до сих пор никем не опровергнуто. Понятно почему…
Все неспешно двинулись по весенней улице к музею.
Там, впереди, на краю города, уже потянулись сине-черно-коричневые лесополосы, и на фоне их высился музей – красные корпуса, необычно круглые по краям, прилепившиеся к параллелепипеду в центре. Забавное здание. Музей древнейшей истории Земли на фоне такой же древней природы. Сколько лет этим лесам? Раньше здесь был пригород, теперь Москва… Скоро метро прибежит в Переделкино через Солнцево. И писатели будут ездить на свои дачи голубыми вагонами метро. Хотя у них у всех машины. Все равно дачный поселок потеряет свое назначение. А потом метро помчится в Питер… Размываются расстояния между городами и поселками. И удлиняются между людьми.
«Людей возворачивать надо! Возворачивать надо людей!» – истошно требовала та вчерашняя бабенка…
Мысли прыгали, как воробьи по сухому асфальту.
«А чем хороша Земля? – спросил себя профессор. – Да тем, что вмещает в себя все многообразие космоса. На других планетах есть только кусочек Земли: холод ее полюсов или зной ее тропиков, пустота ее пещер, каменистость ее скал… Все это можно найти в космосе по отдельности, но в единстве – лишь на Земле. А что я тут делаю?» – вдруг тоскливо подумал он.
Он опять вспомнил недавнюю поддатую визитершу. Спровадить ее оказалось делом непростым. Наконец появившаяся Софья Петровна тонко заверещала, как птица-секретарь, и визгливо потребовала, чтобы непрошеная гостья немедленно исчезла.
– И не подумаю! – мрачно заявила бабенка, топнув потрясающей ногой. – Чего выдумала! Мы не договорились ни об чем! Не успели еще, а ты уже прилетела и раскудахталась, ровно клушка над свежим яичком!
Софья Петровна обомлела. Профессор наслаждался. Его отчего-то очень грела вся эта белиберда.
– Соня, – деликатно заметил он, – ведь это ты ее ко мне пустила? Не отпирайся! А зачем?
Секретарша покраснела и смутилась.
– Она! – приговором отбила слово бабенка и вытянула в сторону расстроенной Софьи руку.
Боже, что это была за рука!.. Гостья тоже пригорюнилась, глядя на секретаршу.
– Пустила… Да… Потому как сама несчастная, без мужика мается, век свой бабий в одиночку коротает… Непристроенная баба другую такую же завсегда поймет, тут ты не сомневайся.
– А я и не сомневаюсь, миссис зануда. Я верю, – кивнул профессор. – Соня, в чем дело? Я ведь тебя просил…
– Это впервые, – прошептала раздавленная собственным проступком Соня. – И больше не повторится…
– Ну да, как же! – громогласно возразила скептически настроенная визитерша. – Не повторится!.. Да ежели ты так духи любишь!.. И конфеты, поди, уважаешь… Чего врать-то?
– Я честная гражданка! – внезапно гордо и обиженно вскинула седую голову Соня.
«Глупо, как глупо, – подумал профессор. – Все глупо и бездарно… Почему я не искал Верочку?…»
Софья Петровна в досаде прикусила яркую, подкрашенную малиновым губу.
Помаду съест, равнодушно отметил профессор. А помада нынче недешева. Зато зарплаты у секретарш мизерные. Подарить бы ей ее любимую мазилку, да Восьмое марта уже миновало… Ах, Соня, Соня…
– Папахен, ты о чем задумался? – дернул его за руку сын. – О даме небось? Колись! По весне все задумываются о дамах, верно?
И он подмигнул подружкам.
Девчушки застенчиво и тактично потупили глазки, осененные чересчур черными и длинными от краски ресницами. Чурбачок удивился.
– Наглец, – пробурчал профессор.
– Ага! – весело согласился с ним Антон. – Такой наглец, что прямо а-бал-деть можно!
Купили билеты, и все поднялись по длинным, пологим ступенькам. За перилами высились огромные, прямо до потолка, совсем как настоящие, скалы. Вверху и внизу превосходная система зеркал создавала иллюзию, будто посетители стоят среди глубокого ущелья, уходящего над и под ними в толщи первозданной Земли, со всеми ее изломами и геологическими пластами, асфальтовыми озерами на дне.
– Вот это панорама! Нехило! – в восторге крикнул Антон. – А-бал-деть можно!
Девчушки согласно закивали. У одной оказалась голая спинка, привычно открывшаяся между джинсами и куцей, по моде кофтенкой. Профессор осмотрел девиц не без иронии. Значит, они уже обалдевшие. И он тоже…
Верочка…
Ему вдруг показалось, что вот она – прошла мимо, совсем рядом. Только руку протяни… «И это уже не впервые, – грустно подумал Игорь. – Мне она мерещилась за последние несколько дней раз пятнадцать, не меньше…» В психиатрии это называется синдромом Капгра, вспомнил профессор. Ну да, именно так… Когда чужие люди вдруг начинают казаться близкими и хорошо знакомыми, когда среди незнакомых лиц ты без конца находишь родные тебе… А-бал-деть можно, как говорит Антон.
Все двинулись в самый большой зал, где забили стрелку с героем дня – экскурсоводом. Над ними под потолком висел теперь длинный, почти на весь зал, скелет ихтиозавра.
– Ух ты! – восхитился Антон. – Это же получается – от рыбы! И от такой большой рыбы!
– Да! – хитро улыбнулся ему Лазарев-старший. – Пива, видать, для нее понадобилось много. Пока съели да выпили…
Сын фыркнул, а девицы глянули удивленно, почти собираясь рулить в сторону от странного профессора. Но передумали. Слава – вещь приманчивая.
Игорь задумался. Слава… На его профессорский взгляд, на свете существовали три злейших врага человека – праздность, богатство и слава. Особенно опасными они становились для молодых, неопытных, глупых. В зрелом возрасте – немного проще, этим злодеям уже можно сопротивляться и с ними легче справиться.
Ну да, он известен многим, профессор Игорь Васильевич Лазарев. Его работами по трансплантации органов пользуются во всем мире. Ну и что? Стал он от этого счастливее, спокойнее, гармоничнее? Да ни на одну минуту! Вот в чем вопрос…
Ве-роч-ка… Три слога и вся жизнь…
Зачем, для чего он тогда отпустил ее? Почему потерял? Был ли он счастлив без нее хотя бы день, час, минуту? Да нет, никогда! Ни одного мгновения!
Почему он не дорожил ею, не ценил ее, не держался за нее, как за свое единственное спасение, за свое главное богатство в жизни?… Почему?!
– Папахен! – дернул его за руку сын. – Опять ты замечтался! Смотри, плохо твое дело!
И захохотал. Наглец…
Голая Спинка вдруг вытащила из сумочки, висевшей у пояса, двух улиток и посадила их себе на согнутую руку. Улитки выпустили рожки и неторопливо поползли вперед, к длинным девичьим пальчикам. Чурбачок засмеялся.
– Рогатики! – нежно позвал Антон.
Голая Спинка вновь засияла, такая весенняя девушка…
Куда делась Верочка? – спросил себя профессор. Казалось, что этот вопрос стал самым главным, основным в его жизни. А-бал-деть можно!
А люди уже столпились под этим висящим скелетом ихтиозавра. О, сколько сразу набежало народу! Словно на зрелище автокатастрофы.
Появился экскурсовод, о котором упоминал сын. Среднего роста. Безмятежные глаза, направленные немного внутрь, умные, пристальные, но слегка подуставшие. Рыжеватая аккуратная борода. Голос тихий, но четкий, слышный хорошо. В руке – какие-то книги.
Бородач представился как антрополог и член общества креационной науки. Сказал, что студенты просили его от лица всего факультета рассказать, как он пришел к жизни такой и каково его мнение по вопросу истории животного мира на нашей Земле.
Антон больно толкнул отца локтем в бок:
– Герр профессор, а ты сам что думаешь об этом?
– Тихо! – поморщился Игорь. – Давай поговорим потом. Сейчас надо слушать.
Люди довольно часто смешивают два понятия – «говорить» и «слушать», соединяя их в одно. А они мешают друг другу в симбиозе.
Голая Спинка отрешенно любовалась на своих улиток. До музея ей не было никакого дела. И зачем пришла?… А зачем пришел сюда профессор? Известный трансплантолог Игорь Васильевич Лазарев…
Экскурсовод заговорил:
– Мы все долго были приучены к эволюционной теории развития нашей планеты, в основе которой – учение Дарвина, автора широко известной гипотезы об эволюции. Мы выросли на этой теории. Она опирается на обычную изменчивость видов, которую мы наблюдаем.
Изменчивость видов, задумчиво повторил про себя профессор. Нуда, все правильно… И он сам, как вид, взятый совершенно отдельно, отрезанный от всех индивид, эгоистичный и глупый, внезапно изменился. Вчера. Когда в кабинет явилась эта поддатая бабенка и принялась стонать и вопить…
– Это, конечно, аксиома, – сказал бородач. – И она признается как эволюционистами, так и креационистами: организмы одного вида могут меняться из-за условий обитания, жизни, вмешательства извне – тогда мы имеем дело с искусственным отбором.
Признается, согласился профессор.
– Примеры у всех перед глазами, – вещал экскурсовод. – Разные породы тех же собак или кошек, да и у людей – разные национальности и расы. Почему бы не предположить, что изменчивость может пойти так далеко, что шагнет за пределы одного вида? Вот от этого и отталкиваются эволюционисты. Вроде бы все укладывается в теорию… Однако возникают и вопросы: почему ни один ученый-селекционер, который вывел уйму собак разных пород, все-таки не мог превратить собаку в кошку? И в природе нет зарегистрированных фактов, чтобы медведь стал волком.
Все дружно засмеялись. Антон торжествующе глянул на отца: видишь, как интересно? А дальше будет еще лучше. Игорь молчал. Он никогда не принимал ничего на веру, все пробовал доказать, найти аргументы, факты, подтверждения. Он не случайно стал врачом. И не стоит думать за собаку…
– Вопросы – это естественно, закономерно, – неожиданно для себя вступил он в диалог с бородачом. – Без них нет и не может быть никакой науки.
Экскурсовод мельком глянул на Лазарева и кивнул. Кажется, он попытался припомнить, где и когда видел лицо этого высокого, могучего экскурсанта, пришедшего со студенческой группой. Преподаватель? Ученый? Очень знакомая внешность…
Синдром Капгра, усмехнулся про себя профессор. Теперь стремительно развивается и у этого креациониста. Заразная штука…
– Вы правы. И возникает новый вопрос – почему, если теоретически это реально, мы сейчас не видим таких изменений, которые могут привести к превращению одного вида в другой? – спокойно продолжал экскурсовод. – У эволюционистов есть ответ: изменения подобного масштаба – дело миллионов лет, не меньше. Поэтому, вероятно, и сейчас эволюция идет себе вперед, но мы просто не в силах ее пронаблюдать – у нас не хватит времени.
Изменений не видим… Как у того алхимика, мечтающего превратить солнечный луч в золото, вспомнил профессор. Дурак! Солнечный луч – в золото…
А Сазонов как-то поведал другую байку: один пономарь утверждал, что от яиц в желудке человека образуется янтарь. Земский врач с ним поспорил и выпил на спор пятьсот яиц. После чего все-таки умер…
Выслушав друга, Лазарев тогда ухмыльнулся:
– О-ля-ля… А что показало вскрытие? Насчет гипотезы пономаря?
Гошка махнул рукой:
– Да не вскрывали – плюнули! Соображай мозгой! Так что гипотеза осталась и неопровергнутой, и недоказанной.
Улитки важно ползли по тоненькой руке Голой Спинки. Куда они держали путь? Рыжебородый рассказывал:
– Существует и другая точка зрения в рамках эволюционной теории – сейчас процесс эволюции приостановился. Что дальше? – тоже интересный вопрос. Но давайте начнем с древней истории. Подойдем вот к этому стенду, где нарисована клетка. По учению эволюционистов она – первая форма жизни. – Он помолчал. – Представим себе на минуту подобную забавную ситуацию: некто пришел к ученым и начал их всерьез убеждать, с претензией на научность, что какая-нибудь простая машина – даже не будем брать компьютер – банальная мясорубка – не создана человеком, а сама собой зародилась в природе в ходе ее процессов.
Все снова засмеялись. Девушка с улитками неотрывно смотрела на Антона. Причина ее посещения музея прояснилась. Прохвост…
– Да, приходит некий господин и всерьез заявляет: я отрицаю, что мясорубка сделана по специальной технологии, на заводе, по чертежам, что ее детали отливали из металла, сообразуясь с ее назначением. Это все чушь! Мясорубка зародилась сама собой, вне всякого вмешательства человека. Ее породили природные случайные процессы – именно такую, в законченном виде, способную работать, со всеми винтами и деталями. Что ответят этому человеку ученые?
– А-бал-деть можно! – выкрикнул Антон. Опять группа развеселилась. Девчушки одобрительно засияли глазками. Голая Спинка глядела на младшего Лазарева восторженно. Бородач тоже глянул на него:
– Есть и другой вариант ответа: дорогой, иди и проспись! А теперь обратимся к отправному пункту теории эволюции. Той самой теории, которая десятилетиями преподносилась нам в наших учебниках.
Экскурсовод открыл книгу, все это время ютившуюся у него под мышкой, и прочитал, что живая клетка возникла из неживой материи в Мировом океане в результате случайных биохимических процессов.
«Живая клетка… Случайные биохимические процессы… – думал Игорь. – Почему я такой дурак? Зачем я отпустил Верочку?… И где теперь ее искать?»
В том, что Веру необходимо найти, профессор не сомневался ни секунды.
Девушка с улитками теперь пристально рассматривала его. Чурбачок что-то ей усердно нашептывал. Куда же смотрит Антон? – ревниво подумал профессор.
– А между тем клетка, – продолжал бородач, – устройство куда сложнее мясорубки, если взглянуть на нее с точки зрения науки.
– Извините, – вылез чурбачок, – а вот эта теория о том, что вначале Земля была покрыта водой и в ней, как в биохимическом бульоне, шли некие процессы… Это гипотеза академика Опарина. Как к ней относятся сейчас?
– Довольно скептически, – отозвался бородач. – Даже многие эволюционисты. Слишком много вопросов возникает по поводу этого бульона…
Игорь задумался. Слишком много вопросов…
Мысли его блуждали чересчур далеко от музея…
Глава 5
– Как ты думаешь, от чего родилось слово «врач»? – спросил Игоря Гошка. – Есть версия, что от слова «врать».
Игорь поднял голову от конспекта:
– О-ля-ля… Это вполне возможно. Во всяком случае, в Древней Руси врачи назывались «баалы», а происходило это совершенно точно от слова «баять», то есть байки рассказывать, лапшу на уши вешать. Выводы можешь делать сам. А времена – они мало что меняют, кроме поколений.
– Выводы! – возмутился Гошка. – Да мне на них наплевать со шпиля университета! Выводы будут делать наши больные. Пациенты, которых нам с тобой предстоит лечить и вылечивать.
– Так вот ты и не дай им шансов делать подобные неважные заключения. Это в наших силах, – отозвался Игорь. – Ты бы лучше учил анатомию, чем глазеть в окно. Сверим часы!
– Опять проклятый дождь! Мы вечно не можем ждать милостей от природы… Гор, ты слишком правильный, – хмуро заметил друг-приятель Сазонов. – Чрезмерно… А все, что чересчур, колет людям глаза. Соображаешь мозгой? Это симптом!
– Симптом чего?
– Ненормальности! Человек, понимаешь ты, должен, прямо-таки обязан стать нормальным, обычным, понятным. А если он ни в какие рамки не лезет, выдается во все стороны или даже в одну, но прилично выдается – это уж, извини, не норма жизни. Зато клеймо на всю жизнь.
– Опля! Ты что несешь? – возмутился Игорь. – Симптом, клеймо… Ерунда какая-то! И эти твои нормы… Да кто их устанавливал, кто придумывал? От чего ты отталкиваешься, рассуждая о них? Не надо думать за собаку.
– А это не я отталкиваюсь, а народ, – высокомерно заявил Гошка. – Простой советский народ, который живет вокруг нас. И ему всякие там выдающиеся личности побоку! Не нужны они ему, лишние. Кажется, еще Владимир Ильич считал, что всех талантливых людей следует расстреливать, потому что в них источник социального неравенства. Это о тебе. И еще говорят, что всегда найдется человек, который знает, что происходит на самом деле. Его-то и надо уволить. Или убрать. Тоже прими на свой счет…
– Ну что ты плетешь?! – вспылил, не удержав равновесия, Игорь. – Да вся наука и культура держатся как раз на выдающихся! На великих! Куда мы без них?!
– Ладно, не ори! – замахал руками Гошка. – А вообще, оригинальный народ врачи. Скажем, придешь на осмотр, разденешься до пояса. Врач тебе заходит за спину и вдруг с ходу дает мощный апперкот в поясницу. Ты едва не отлетаешь к противоположной стенке, глаза у тебя лезут на лоб, ты несколько секунд еще в шоке и никак не можешь прийти в себя и восстановить перехваченное дыхание… А врач тут тебя деловито и строго спрашивает: «Почки не болят?»
Игорь улыбнулся:
– А зачем ты к урологу ходил?
– Так я урологом именно и хочу стать, – размечтался Гошка. – Денег – куча!
– Почему это? – заинтересовался Игорь.
– Ну как же! Соображай мозгой! Импотенты к кому ходят? К урологам! А если врач попадется классный, по высшему разряду и им их драгоценную мужскую способность восстановит, то они его озолотят.
– О-ля-ля! Так это если врач хороший, – иронически протянул Игорь. – Ты себя уже к таковым причисляешь?
– Готовлюсь, – ответил лишенный скромности друг-приятель Сазонов.
– Комплекс переполноценности, – хмыкнул Игорь. – С детства страдаешь?
– Угу, симптомы налицо, – согласился Гошка и торжественно объявил: – Завтра будешь знакомиться с Шуркой! «Пора, мой друг, пора!»
«Институт я, наверное, окончить успею, – подумал Игорь. – А что дальше?…»
И сжался.
Осталось восемь лет…
Знакомство со столь знаменито-известной по рассказам Сазонова Шуркой состоялось на концерте студентов-музыкантов. Вообще, Гошка так часто трещал и изливался по поводу Шурки, что Игорь даже стал подозревать, не мифическая ли она личность, несуществующая, созданная лишь богатым воображением будущего то ли врача, то ли писателя.
– Сидим вчера с Шуркой в ресторане, – рассказывал Гошка. – В десять вечера – время-то детское! – подошел официант и объявил, что уже надо уходить – они закрываются. Я возмутился: «А вот за рубежом все рестораны работают круглосуточно и там можно сидеть хоть до утра!» Этот тип сделал строгое лицо и вполне серьезно ответил: «За рубежом – безработица! Поэтому там и могут сидеть всю ночь в ресторанах – не надо утром на работу идти!..»
Но выяснилось, что кудрявая Шурка все-таки существует.
В Малом зале консерватории Игорь немного оробел. Он был здесь впервые и чувствовал себя неуверенно, не на месте, словно случайно забрел в совершенно чужой дом по ошибке и теперь не знал, как эту ошибку объяснить и самому себе, и окружающим.
Гошка торжественно подвел к приятелю невысокую, верткую девушку со светлыми локончиками, искусно засыпавшими ее голову и плечи. Девушка сияла хитрыми, лукавыми глазками, почему-то напомнившими Игорю семечки, которые обожала лузгать мать, оправдывая себя тем, что это очень полезно. Глазки были лукаво подведены вверх и к вискам тонкими черными линиями. Голову Шурка слегка клонила влево, выходило кокетливо, хотя на самом деле, видимо, это уже проглядывала ее профессиональная привычка.
– Александра, – важно произнесла девчушка, протянула ладошку с бордовыми ногтями и тотчас расхохоталась. – Да просто Шурка! Меня все так зовут.
Игорь сразу почувствовал себя легко. Сазонов стоял рядом, горделиво улыбаясь. Видишь, мол, какая она у меня! Лучше всех! Потом Гошка вспомнил о явном Шуркином колебании, о нежелании выходить за него замуж и поскучнел. Тотчас заныл желудок. Это симптом…
– Мы сегодня выступаем! – объявила Шурка. – У нас отчетный концерт. Вы любите музыку?
Игорь помялся, не зная, как лучше ответить. Музыки он не знал вовсе, так, слушал иногда какой-то песенный компот по радио, когда его включала мать. Вот и все его знакомство с данным искусством.
Лазарев церемонно поцеловал Шурке ручку и сказал:
– Вы мисс очарование…
– И давно это знаю, – хихикнула догадливая Шурка, заглянув в его лицо. – Зато сегодня вы нас послушаете вволю. Если вам не надоест! – И она залилась смехом.
Веселая Гошке попалась скрипачка, бойкая, подумал Игорь. Ему с ней не сладить… И он оказался прав, с первой встречи уяснив эту простую правду-истину.
Не ошиблась и Шурка – Игорь моментально загрустил в зале. Он покосился на приятеля. Сазонов тоже выглядел безрадостно, но крепился, из последних сил держал себя в руках ради своей любви.
«На что мы только не способны ради этой любви! – подумал Игорь. – А стоит ли она, эта наша любовь, того, чтобы мы как оголтелые бросались за ней, забыв обо всем, ног под собой не чуя и не видя перед собой ничего, кроме нее, одной – единственной?»
Недавно Гошка взялся советовать Игорю, как отделаться от невестящихся и пристающих к нему девиц. Сработали фантазии Лазарева.
– Ты приди с ней куда-нибудь выпивши, – рекомендовал по-дружески Гошка. – Начни там орать, все время ругаться матом, во все встревать и хамить. Для полного цимиса можешь еще кого-нибудь попробовать душить и с кем-то сцепиться. Можешь заранее со мной договориться для этой цели, такая подсадная утка у тебя будет, как в цирке на первом ряду. Думаю, сработает – скорее всего, девица от тебя отвалится навсегда и об идее брака с тобой будет впредь вспоминать лишь в самых кошмарных снах. Так что все довольно просто. Но если и после такого девица будет тобой с симпатией интересоваться – то это уже весьма интересно и нетривиально… Но вообще-то тоже не совершенно исключено.
– Утешил, нечего сказать! – хмыкнул Игорь. Сазонов кинул на него выразительный взгляд:
– Да ты сам притягиваешь их точно магнитом! Девки обожают этаких больших. И морда у тебя ничего, вполне симпотная. Так что вся вина на тебе!
После концерта пошли провожать Шурку. Игорь отнекивался, не хотел быть третьим лишним. Но Шурка вцепилась в его рукав и насильно потащила, прямо-таки поволокла за собой. Друг-приятель брел недовольный, но старался скрыть свое невеселое настроение и сдержаться. Шуркин непредсказуемый и взбалмошный характер был знаком ему не понаслышке.
– Если хочешь быть здоров – позабудь про докторов! – неожиданно расхохоталась Шурка.
Сазонов помрачнел еще больше.
– О-ля-ля… Это хорошее правило, но если уже заболел – оно не срабатывает, – отозвался Игорь.
Порой Гошка начинал глупо, по-детски мечтать, чтобы на всех мужчинах появились предостерегающие надписи: «Осторожно! Не приближаться и руками не трогать!» Именно для Шурки. Может быть, тогда она перестала бы подходить к ним слишком легкомысленно…
Недавно они с Шуркой собрались покататься на пароходике. В субботу.
Но вдруг вечером в пятницу скрипачка позвонила Гоше и весело, бодро поведала, что сей момент сошла с пароходика. Уже покаталась. Без него.
Сазонов помрачнел и сурово, что было на него не похоже, потребовал объяснений. Шурка радостно сообщила:
– Я случайно оказалась возле пристани. Увидела – погода хорошая. Тут же позвонила тебе, чтобы пригласить. Но твой телефон был все время занят. Тогда я села на пароходик да одна на нем и прокатилась.
Одна?! Гошка сильно в том сомневался. И злобился. Но Шурка стояла на своем. Одна! Приходилось терпеть и делать вид, что веришь.
Экскурсанты перешли к следующему стенду. Трилобиты…
Многие защелкали фотиками. Заплатили дополнительно за съемку. Фотоманы…
А вот у Игоря не осталось ни одной фотографии Верочки. Нежные, слабые пряди волос и круглые глаза… Цвета потемневшего от времени дерева… Огромный лоб, прямо выдающийся, как говаривал Гошка…
– Вот подробные изображения трилобитов, вот их окаменелости, известковые отложения. Читаем, – рыжебородый вновь открыл книгу, – в учебнике, построенном согласно эволюционной теории, что трилобиты – самые первые формы живых организмов после клетки. От клеток до трилобитов был проделан достаточно сложный путь развития. Однако, к сожалению, геологических находок по этому периоду практически нет. Вероятно, это связано с большой глубиной океанов, где обитали трилобиты. Поэтому данные об эволюции клетки до трилобита приходится восстанавливать по теории эволюции. Примечаете? В сущности, подтверждения, что трилобиты – плод эволюции, не найдено. Однако эволюционисты не унывают, хотя сами это провозгласили. И тотчас делают вывод не на основе подтверждения факта, а, напротив, принимая факт согласно своей теории. Научно ли это?
– А почему не найдены переходные формы от клетки до трилобита? – опять встрял любознательный чурбачок. – Трилобит – достаточно сложный организм. И если он развивался миллионы лет, как считают эволюционисты, почему ну никаких следов не осталось?
– Вы скоро все узнаете, – загадочно пообещал бородач.
Антон дернул отца за руку. Прошептал:
– Ну как? Тебе нравится, герр профессор? Игорь кивнул и очнулся наконец. Ве-роч-ка… Три слога и вся жизнь…
Не осталось никаких следов… Ну почему, почему же их не осталось?!
Улитки застыли на руке Голой Спинки. Ее подружка расстегнула куртешку, демонстрируя неплохие грудки. Сиськи наголо, усмехнулся Лазарев.
– Некоторые простые организмы, обитавшие когда-то на дне океанов, точно так же обитают там и сейчас, – продолжал экскурсовод. – Например, вот эти моллюски. Они и по сей день точно такие же, какими были на самой заре времен. Или вот – стенд с растениями. Люблю остановить тут детей и спросить: «Ребята, что это такое?» Они хором отвечают: «Папоротник!» А я хитро спрашиваю: «А как вы догадались? Ведь нарисовано здесь растение, жившее миллионы лет до нас». А они отвечают: «Да точно такой у нас на даче растет!» Так что перед вами еще один наглядный пример организма, явно не изменившегося за эти самые миллионы лет, – папоротник.
Профессор вспомнил, какие высокие, фантастически, неправдоподобно огромные папоротники росли на даче Сазонова, когда Игорь там жил… Дети прятались среди них, а матери не могли дозваться свою ребятню спать… И соседка каждый день шумно грозилась повырубать весь этот папоротниковый лес раз и навсегда…
– Что нам говорят по этому поводу эволюционисты? – спросил рыжебородый. – А они соглашаются: да, мол, не все организмы затронула эволюция. Но даже данный факт ее только подтверждает – как исключение из правила. Опять же мысль интересная. Эволюционная наука на поверку гибкая. Она легко может обходить вопросы, не вписывающиеся в ее представления, и подводить их под свою теорию. Такое впечатление, что эволюционисты выработали себе по любой проблеме удобную формулировку: «Может, у меня в соседней комнате сидит огнедышащий дракон, а может, он там и не сидит». Очень полезное утверждение, потому что никого нельзя уличить во лжи. Оно в любом случае звучит правдиво, как ты к нему ни подкапывайся.
Ребята смеялись. Бородач нравился им все больше и больше.
И утверждение профессора в ту пору, когда тот был всего-навсего скороспелым кандидатом наук, тоже казалось насквозь правдивым. Как к нему ни подкапывайся… У него семья, сын… У него важная работа… У него прекрасное будущее… Ну при чем же тут медсестра Вера?!
Ве-роч-ка… Три слога и вся жизнь…
К молодежной группе присоединилось несколько человек средних лет. Вроде бы стихийно. Они краем уха услышали, о чем идет речь, и догадались, что здесь – необычная экскурсия. И видимо, тоже впервые слушали креациониста. Их лица выражали явную симпатию к рыжебородому.
