Текст книги "Черный завет"

Автор книги: Ирина Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Лишь тогда, глядя на убранные после посетителей столы, первый раз за весь вечер Донате в голову пришла мысль: что она будет делать, если с Ладимиром что-то случилось? Решения она не нашла, но тут же иголкой кольнуло в сердце: быть может ему нужна помощь, а она сидит здесь, болтает…

Прислужник, еще не остывший после напряженного дня, так же неуловимо оказался возле правого уха нового знакомца Донаты. Что-то быстро шепнув Берту, он заставил того удивленно оглядеть опустевший зал.

– Хорошо, – процедил он сквозь зубы. – Иду, – и обращаясь к ней добавил: – Вынужден тебя оставить, прекрасная Донатэ. Надеюсь, у тебя все будет хорошо.

Не дожидаясь ответа он поднялся, кивнул головой и вышел в услужливо распахнутую дверь.

Дверь за ним не успела закрыться, как красномордый детина медленно поднялся из-за стола, не сводя с Донаты радостного взгляда. Он облокотился на ее стол, и дерево дрогнуло под его весом.

– Пошли, что ли, – буднично сказал он и Доната поморщилась он запаха перегара.

– С тобой? – она вскинула на него взгляд, полный презрения. Если скандала не избежать, то уж лучше быстрее его начать, чтобы быстрее кончить.

– Ты предпочитаешь с ним? – он кивнул в сторону своего приятеля, не сдержавшего ухмылку. Но ухмылка вышла кривой. Правая половина его лица, рассеченная глубоким шрамом, перекосилась, а левая осталась неподвижной, будто принадлежала другому человеку.

– Я предпочитаю быть одной, – твердо сказала она и, стараясь не привлекать внимания, опустила руку под стол, ближе к поясу с ножами.

– Так не получается, – пожал плечами здоровяк и приятели, внимательно следившие за разговором, рассмеялись. – Выбирать тебе не приходится. С твоими-то причиндалами…

Он сделал быстрое движение и ущипнул ее за грудь. Вернее, ему только казалось, что быстрое. Или, еще точнее, она позволила это сделать, чтобы лишний раз убедиться: решить вопрос мирным путем не получится. Здоровяк хотел убрать руку и не смог. Острый нож пригвоздил его рубаху к столу. Из-за ярости, которую она сдерживала с трудом, она увлеклась и вместо того, чтобы пристегнуть лишь одежду, по всей видимости задела кожу. Очень долго, с каким-то тупым безразличием здоровяк смотрел на то, как на светлой рубахе расплывается красное пятно.

– Ах, ты, сука. С тобой по-хорошему, – он дернулся, не обращая внимания на нож. Послышался треск рвущейся ткани, и он освободил руку. Доната в тот же миг выдернула нож – с трудом, вот что значит разозлил!

Но не все из компании красномордого потеряли головы от изрядно выпитого спиртного. Худощавый парень, самый молчаливый из всех, как Доната успела заметить, соображал быстрее, чем остальные. Пока Доната выдергивала нож, а здоровяк замахивался, с намерением закатить ей сногсшибательную пощечину, худощавый оказался у нее за спиной. Сказалась кружка выпитого пива – она опоздала. Худощавый поймал ее уже в развороте – уходящую от неизбежной пощечины. Поймал и схватил за волосы. Морщась от боли, Доната успела подумать о том, что не зря Ладимир настоял на короткой стрижке. Худощавый оттянул за волосы ее голову назад, и это спасло ее от пощечины, но поставило в унизительное положение. Она слышала, как он радостно ухмыляется, подставляя ее лицо красномордому: пожалуйста, будьте любезны, лупите сколько хотите и незачем себя утруждать.

Но он просчитался, видимо, до того имея дело лишь с покорными девицами, готовыми от первой же пощечины валяться в ногах и просить пощады. Доната мысленно сосредоточилась и с размаху пнула его каблуком в колено – пусть еще радуется, что не ножом в живот! Доказывай потом – кто прав, кто виноват, а свидетелей – вон их сколько, и все скажут одно и то же.

Надо отдать ему должное, он не взвыл от боли, хотя удар получился что надо. Худощавый зашипел, но волосы отпустил. Это все, что требовалось: он идеально подходил на ту роль, что наметила для него Доната. Конечно, риск оставался риском, но другого выхода она не видела. Не вступать же в схватку с пятью здоровыми мужиками! Ну, допустим – трех она убьет, но дальше-то что? Одна, безоружная, против оставшихся? А потом, начинать городские приключения с трупов – плохая примета.

Пока красномордый соображал, что произошло, и почему так услужливо придвинутое к нему лицо вдруг отодвинулось, пока к месту стремительно развивающихся событий спешили его друзья, Доната воспользовалась тем, что ее никто не удерживает, а нож по-прежнему оставался в руке. Она оказалась за спиной у шипящего от боли худощавого. Он сам, того не ведая, подсказал ей дальнейшие действия. Свободной рукой она ухватила его длинные волосы, убранные в хвост, и приставила нож к горлу. Вернее, хотела приставить, но не рассчитала – ох, не следовало ей пить! – под дернувшимся кадыком бойко змеилась струйка крови.

– Кто двинется – убью, – твердо сказала она и стала медленно отходить к двери, прикрываясь заложником.

– Побойся Отца, девка! Это ж сын мой, – дрогнул здоровый мужчина с бритым черепом. У Донаты отлегло от сердца. Она-то боялась, что сейчас здоровяк скажет: да и хрен с ним!

Должно быть, она так бы и вышла на улицу. А там, в узком дверном проеме, Доната оставила бы худощавого в покое, дав хорошего пинка и перегородив тем самым путь возможного преследования. Но Судьба распорядилась по-другому.

Когда до выхода оставалось каких-нибудь пять шагов, дверь распахнулась и на пороге появился…

Ей хотелось бы думать, что Ладимир – так и дрогнуло сердце от предчувствия, но на пороге возник Берт. Доната позавидовала быстроте его реакции. В мгновенье ока он оценил ситуацию. Четверо пьяных мужчин с угрожающими лицами, готовых в любой момент вынуть из ножен оружие. И она, удерживающая неподвижное от страха тело заложника.

– Так и знал, что этим все закончится. Где девки – там всегда неприятности, – нарочито спокойно заговорил он. – Парни, может дадим девушке уйти, или будем глупостями заниматься?

Человек со шрамом первым осознал, что приказ «не двигаться» от Берта не исходил. Он выхватил из ножен меч и с ревом раненого медведя бросился на более доступную добычу.

Не успела она сообразить, как события стали развиваться помимо ее воли. У Берта в руках оказался меч. Чтобы ему не мешали разбираться с противником, он опрокинул на бок тяжелый дубовый стол. Менее шустрые споткнулись о вдруг возникшую преграду. Не успевший остановиться здоровяк упал, об него запнулся бритый. Пятый – усатый жилистый мужчина, вообще не успел понять, что произошло. Пока они разбирались между собой, пока здоровяк поднимался – с человеком со шрамом было покончено.

Берт звонко отбил направленный на него удар, сдвинул меч чуть ближе к гарде противника и, сделав круговое движение рукой, с силой выбил оружие из ослабевших рук. Будь его противник менее пьяным, он, скорее всего, внял бы предупреждению. Но он не внял. В его руке оказался нож, выхваченный из-за пояса. Воспользоваться им он не успел. Выпад Берта лишил его желания драться – плечо окрасилось кровью. Человек выронил нож, закатил глаза и тяжело осел на пол, пытаясь закрыть рану рукой, но кровь сочилась между пальцев.

Нападавшие к тому времени разобрались со столом. Они одновременно бросились на Берта, отталкивая Друг друга локтями. Здоровяк выхватил меч и с криком «падла» с ходу попытался достать Берта. Тот с легкостью ушел от удара. Потом, воспользовавшись неудачно проведенным приемом, скользнул клинком по мечу противника и легко ткнул острием в плечо здоровяку. Здоровяк взвыл так, словно ему отрубили руку. Выронив меч, он волчком закрутился на месте мешая приятелям добраться до Берта.

Число желающих сразиться с Бертом значительно убавилось. Так и не понявший, что происходит, усатый стоял с обнаженным мечом, бессмысленно хлопая глазами. А бритый вдруг окончательно разобрался, что все эти действия не имеют ничего общего с делом спасения его сына. Он круто развернулся и остановился, не смея подойти к Донате ближе.

– Пусти сына, – глухо сказал он, – клянусь, мы уйдем. Тебя не тронем. Клянусь.

– Истиной клянись, – неожиданно для себя сказала Доната. – Что не видать тебе милосердной Истины, если соврешь. Повтори.

Бритый вскинул на нее полные ненависти глаза, в тот же миг ставшие равнодушными. После паузы он подчинился.

– Клянусь, что уйдем, тебя не тронем, чтоб не видать мне милосердной Истины, если совру, – заикаясь, послушно повторил он.

– Смотри, – Доната отпустила волосы худощавого, но ножа не убрала. – Если что – не промахнусь. Он первым будет.

Бритый кивнул, словно она здоровья ему пожелала. И только после этого она убрала нож от мокрого от крови горла.

Когда пришел усталый и злой Ладимир, Доната одиноко сидела в подсобном помещении за столом и смотрела на горящую свечу. Хозяин заведения с грустным названием «Вдовушка» смилостивился над ней и позволил остаться. После того, как Берт соблазнил его тремя серебрянками.

Из соседней комнаты доносились ахи, вздохи, крили, всхлипы. В такт невеселым мыслям Донаты за стеной скрипела кровать. Да и откуда было взяться веселым мыслям, когда единственной комнатой, которую умудрился снять Ладимир, была смежная с комнатой проститутки. Нескромная девушка по имени Розана любезно пустила их пожить.

– В конце концов, – зло сказал Ладимир, глядя на вытянувшееся лицо Донаты, – ты можешь отказаться. Но ночевать в таком случае придется на улице, среди воров и убийц.

Она согласилась. Если разобраться: какое ей дело до того, чем девушка занимается в свободное время?

Вслушиваясь в кажущееся многообразие, сопровождающее любовную игру, Доната боялась пошевелиться. Рядом, на одной с ней кровати, спал Ладимир. Или делал вид, что спит. Ее правая рука затекла и как ни хотелось, пришлось шумно перевернуться на другой бок и уткнуться лицом в затылок Ладимиру. Русые волосы пахли дорожной пылью. Мягкие, как у девушки. За прошедший месяц заметно отросли. Скоро опять протянет ей нож – режь! – и полетит красота в мусорную корзину.

За стеной взвизгнула Розана, и Доната так и не смогла понять: от радости или от боли. Она пошевелилась, но перевернуться на спину не позволяла ширина кровати. Ладимир громко, не скрываясь, вздохнул, давая понять, что не спит. Но она лежала тихо, как мышь, боясь его потревожить.

За стеной кто-то продолжительно и сладострастно застонал, не разобрать, мужчина или женщина. И Ладимир не выдержал. Откинув слабое подобие одеяла он сел, вытянув ноги.

– Уснуть не могу, – проворчал он. Потянулся куда-то за кровать и выудил за горлышко запечатанный кувшин. – Вино. Пить будешь?

Она покачала головой. В свете Селии, падающем из окна, отлично видела, как скривилось его лицо.

– Тогда я один.

Он пересел на единственный кособокий стул, стоящий у стены, откупорил кувшин и отпил прямо из горлышка. Потом долгое время сидел, уставившись в одну точку. Крики за стеной чередовались со скрипом кровати.

Душный день сменился такой же душной ночью, но тем двоим за стеной на это было наплевать. Они занимались своим делом, потому что назвать любовью это занятие у Донаты язык не поворачивался: Розана сменила за ночь двух мужчин.

– Теперь я могу спросить, чем ты намерена заниматься в Гранде? – голос Ладимира стал мягче.

– Спросить можешь, – подумав, ответила Доната. Если в ближайшее время Ладимир не имел намерения с ней расставаться, то этот вопрос должен был когда-то прозвучать. Почему не сегодня? В конце концов, обратиться к нему с невинной просьбой, еще не значит рассказать всю подноготную. – Мне нужно найти в Гранде настоящего колдуна.

От неожиданности он громко закашлялся, чем переплюнул надсадный стон, весьма похожий на кашель, доносившийся из-за стены.

– И только? – откашлявшись, спросил он.

Она подтвердила ответ кивком головы.

– Удивила. Как я понимаю, отвечать на вопрос: зачем он тебе нужен, ты не намерена?

Доната отрицательно покачала головой.

– Так я и думал. Интересно, и как ты собираешься его искать?

– Собираюсь, – она продолжительно вздохнула, – как-нибудь.

– Вот мне и интересно, как?

– Спрошу у кого-нибудь.

– На улице?

– Почему именно на улице?

– А где еще?

– Например, в кабаке. У хозяина.

– Самой не смешно?

– Самой – нет. А почему мне должно быть смешно?

– Да потому что найти в большом городе хорошего колдуна – затея не из легких. Половина из них – откровенные мошенники, а вторая половина – просто мошенники. А найти того единственного, который из себя что-то представляет – тяжкий труд! Скольких опросить надо, со сколькими поговорить, чтобы хоть какой-то результат был. И не всегда положительный. И учти, что народ колдунов не любит – и по морде схлопотать, в лучшем случае, а то и ножичком в бок, вместо ответа – запросто!

– Что же делать? Если надо, то надо.

Воцарилась тишина. И здесь и за стеной. Словно и там сочувственно недоумевали по поводу странных рассуждений Донаты.

– Доната… Ты ведь не глупая девушка. Ты не можешь не понимать, сколько сил и здоровья придется потратить…

– Понимаю, – упрямо вздохнула Доната. – Но мне надо.

– Надо, – голос его стал тверже. – От твоих «надо» колдун с неба на голову не свалится.

– Я понимаю.

– Что ты понимаешь? – голос его крепчал. – Даже если случится чудо, и ты откопаешь этого колдуна, не забывай о том, что могут понадобиться деньги для того, чтобы о чем-то его просить!

– Я думала об этом. Но попытаться стоит. Потом…

– Что потом? – он почти кричал.

– Я не понимаю одного, – примирительно сказала она, – почему ты злишься?

– Да потому, что эту задачу ты поставила не перед собой – нет! Ты ее поставила передо мной!

– Это еще почему?

– Да потому что! С твоими прекрасными способностями быстро сходиться с людьми, полагаясь на собственное обаяние, располагать к себе людей и вытягивать из них сведенья, не подставляя под удар собственную шкуру – ты до глубокой старости будешь скитаться по городу, разыскивая своего колдуна!

– Хорошо, – она многое могла ему простить, но сейчас ее терпение лопалось по швам. – Я лишаю тебя возложенной на себя задачи! Предупреждаю тебя – это мое дело! И займусь я этим сама, без твоей помощи!

– Даже интересно на это посмотреть, – от его сарказма запросто бы сдохла рыбка в пруду или птичка в саду.

– Посмотришь. А теперь давай спать.

Доната повернулась к стене и закрыла глаза. И, действительно, заснула. Она даже не заметила, как ближе к утру к ней на кровать пристроился Ладимир.

На следующий день она решительно встала… ближе к полудню. Поскольку заснула под утро, а в окошко, смотрящее на стену соседнего дома, почти не проникал утренний свет. Перелезла через Ладимира и, открыв дверь в смежную комнату, прошла в прихожую, где стоял умывальник – ведро с водой – стараясь не смотреть в сторону кровати. После неизбежных водных процедур она надела чистую рубаху – запасы, стараниями Ладимира. Исполненная прежней решимости, она вернулась в комнату, чтобы прицепить пояс с ножами и захватить куртку. И натолкнулась на насмешливый взгляд.

– Колдуна пошла искать? – приветливо осведомился он.

– Пошла, – ей не хотелось начинать день со ссоры.

И не дожидаясь, пока он созреет с очередным ироническим замечанием, вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Каморка, где они нашли пристанище, располагалась на третьем этаже трехэтажного дома. Деревянная лестница, по которой спускалась Доната, не только скрипела, но и прогибалась под ее весом. Второй этаж встретил ее двумя закрытыми по обе стороны от лестницы дверями и тишиной.

Доната не имела ни малейшего представления о том, чем будет заниматься на улице, где и как следует искать колдуна. Но вернуться в комнату и признаться в этом Ладимиру, и хуже того – испросить совета! Нет, уж лучше костер.

Как они живут тут, все эти люди? Среди смежных комнат, узких лестниц, окон, выходящих на стену дома напротив, липких стонов и фальшивой любви? С этой мыслью Доната спустилась на первый этаж.

Дверь во двор была открыта настежь. Впереди ее подстерегал жаркий день, готовивший ей постные людские лица, недоуменные взгляды и жесты, полные откровенного презрения. В печальных размышлениях она сделала шаг по ступенькам, ведущим на улицу. Потом другой.

И нос к носу столкнулась со вчерашним знакомцем.

– Донатэ, – он взмахнул рукавами ослепительной рубахи, как крыльями птица. – Наконец-то! Как спалось?

– Берт, – она растерянно переминалась с ноги на ногу, радостная без меры. Но не оттого, что повстречалась с графом Бертраном, а оттого, что оттягивался тот момент, когда нужно было заглядывать в чужие лица и добиваться ответов. – Как ты меня нашел?

– Очень просто, – он картинно сверкнул черными глазами. – Заинтересовала ты меня вчера. Вот и все.

– Я не поняла. Ты же не ответил на мой вопрос…

– Умница. Ты уверена, что тебе понравится мой ответ?

– Любой ответ лучше, чем молчание.

– Свет, Свет, да ты цитатами из Писания шпаришь, а, шкатулочка с секретом? Не зря я тебя искал. Ты, конечно, устроилась, – он зорко оглядел трехэтажный домик. – Место не для тебя. Из чего делаю вывод: кавалер все-таки явился.

Что-то в его словах ей не понравилось, но он говорил так быстро и так непривычно, кроме того, эта дурная манера не отвечать на заданные вопросы – она понимала его с трудом.

– Как ты меня нашел?

– Я? Я колдун. А ты не знала? – черные глаза расширились от изумления. – Вижу, что не знала. Теперь знаешь. Я нашел тебя по запаху. Ты вкусно пахнешь… Дай подумать. Сомнение, печаль и… страх, пожалуй. Но в таком легком исполнении. Так что тебя расстроило с утра… к обеду?

– Ты, правда, колдун? – выдохнула она.

– Отец Света, – он развел руками. – Даже неинтересно обманывать того, кто так тебе верит. Я соврал. Прислужник, что ночью закрывал за вами с кавалером дверь, шепнул мне, что слышал, как кавалер тебе сказал: поторопись, улица Братства далеко отсюда. А здесь на углу кабак, всю ночь работает. Хозяин видел, как вас вела к себе Розана. А уж ее здесь все знают. Я удовлетворил твое любопытство?

– Вполне, – она сдержала вздох, полный разочарования.

– Значит, ты на сегодня будешь первой, кого я удовлетворил.

И распахнув рот, полный белых зубов, засмеялся, заметив, каким взглядом она его одарила.

– Познакомишь нас, Доната, – услышали они голос и одновременно обернулись.

На пороге стоял хмурый Ладимир. Отвороты светлой рубахи разошлись, обнажая загорелую шею, русые волосы стянуты на затылке, меч пристегнут к поясу.

– Познакомлю, – она пожала плечами. – Отчего ж не познакомить. Это, – она сделала паузу, позволяя Ладимиру представиться самому: мало ли ему заблагорассудится назваться другим именем? Но он молчал. Только губы тянул в дежурной улыбке. – Ладимир. А это, – она опять сделала паузу: мало ли, граф захочет именоваться полным именем. Но тот тоже молчал. Только улыбался так, что сводило скулы. – Берт.

Переводя взгляд с одного на другого, Доната сделала для себя неутешительный вывод: она лишняя на этом празднике молчаливой дуэли.

– Вы не находите, Ладимир, – Берт говорил так, словно его попросили передать дурную новость старому человеку, но предупредили: не забудь вначале его подготовить, у него слабое сердце, – что это не место для такой девушки?

– Вот именно, – мягко ответил Ладимир, и у Донаты по спине пробежали мурашки. – Решением этого вопроса я и хотел бы заняться в ближайшее время. И попутно помочь девушке решить еще один вопрос.

– Может быть, я помогу девушке решить этот вопрос?

– Я знал, что Гранд добрый город. Но чтобы люди сами предлагали свои услуги…

– Простите, о каких услугах идет речь?

– Мне кажется, такой разговор заведет нас далеко. Боюсь, девушке станет скучно. Доната, – он обернулся к ней. – Пойди, пожалуйста, в комнату. Я скоро вернусь и расскажу тебе все, что узнаю.

От такой вежливости она оступилась, и едва не упала с крыльца. Но была вовремя поддержана парой рук. С одной стороны Ладимиром, с другой Бертом. Это помогло собраться с духом. Они хотят поговорить без нее? И слова возражения не услышат. Потому что ее тошнит от их приторных улыбок. Нравится им воздвигать стены на ровном месте и потом рушить их? Сколько угодно.

Доната коротко кивнула одному и другому, повернулась и пошла в дом. Радостная оттого, что десятки людей сегодня не увидят ее отчаянного, в нелепой попытке удержать вежливую улыбку, лица.

Проскользнуть в свой закуток, чтобы никто не заметил, у Донаты не получилось На видном месте у стола сидела Розана. Белые плечи едва прикрывало подобие ночной сорочки. Она была одна. Растрепанные рыжие кудри подчеркивали бледность лица. Бессмысленные глаза остановились на Донате, буквально пригвоздив ее к месту. Рукав ночной сорочки скользнул вниз, обнажая левую грудь.

– Хочешь меня? – колокольчиком прозвучал нежный девичий голос.

Выругавшись про себя, Доната некоторое время смотрела прямо в эти бездонные, лишенные смысла голубые глаза, пытаясь уловить насмешку. Но Розана оставалась серьезной.

– Душно у тебя, – Доната прошла через комнату, ловко вписавшись между широкой кроватью и стеной. Окно поддавалось с трудом, но устоять перед напором девушки не сумело. Прохладный ветер, ворвавшийся со двора, безжалостно расправился с липким, пропахшим ночным потом воздухом. Заметно посвежело.

– Хорошо на улице, – буднично заговорила Розана, будто не было предыдущего вопроса. – Для начала осени – погода самая та. Люблю это время. Хочется бежать из города, когда все в него стремятся. Есть хочешь?

Только сейчас Доната вспомнила, что последний раз ела вчера вечером. А в соседей комнате, насколько она помнила, кроме кувшина с вином ничего не было. Поэтому она застыла посреди комнаты с так и не прозвучавшим отрицательным ответом на губах. Розана и не нуждалась в ответе. Она поднялась, распахнула ящик, подвешенный над столом, неспешно достала оттуда хлеб, сыр, кусок копченой колбасы, два свежих огурца и какое-то лакомство в красивых обертках.

– Люблю конфеты. Ты любишь конфеты?

Донате не хотелось признаваться в том, что она не знает, что это такое. Но вопрос прозвучал так бесхитростно, а медленные движения Розаны так завораживали…

– Я ни разу не пробовала, – честно призналась она.

– Попробуй, – Розана протянула ей вазочку с лакомством. – Мой братец очень любил. Даже перед смертью попросил конфеток принести. Я принесла. Грех в последней просьбе отказать, – она села на стул, положила руки на колени и забыла о Донате. – Осень тоже только начиналась. Братец старше меня был на двадцать… а то и больше лет. Не помню уже. Да мы никогда особенно и не дружили. Отец, овдовев, на моей матери женился. Я родилась – меня отец очень любил, баловал как мог, а сына не очень привечал. А мне нравился такой большой брат… совсем как отец. Братец редко меня замечал. Придет вечером, глянет, и к себе в комнату. А перед смертью… мне тогда пятнадцати не было. Так вот, перед смертью обо мне вспомнил. Болезнь в нем была, и не старый совсем: чахнуть стал, тощий как жердь, и все кашлял. Так и угас. А потом, когда Озаренье, стал Истину говорить: хочу, говорит, Истину сестре сказать. Я, говорит, всю свою жизнь от девок страдал, вечно отказывали мне, так что и не допросишься. Вот ты, сестра, и будешь для людей в радость – никто от тебя отказа не услышит…

Полными ужаса глазами смотрела Доната на то, как Розана отщипывала кусок хлеба, как клала сверху кусок сыра, как все так же бездумно отправляла его в рот. Непростой рассказ усадил ее на край кровати.

– Жаль, – хрипло сказала Доната, – что меня в тот момент с братцем твоим рядом не было. Ножом бы ему по горлу, и захлебнулся бы кровью вместе с Истиной своей.

Розана перестала есть, и долго смотрела на Донату.

Когда поздним вечером пришел Ладимир и бросил короткое «собирайся, мы уходим», они с Розаной сипели у стола. Она рассказывала о своем детстве, щеки ее порозовели, а Доната молча слушала.

– Хочешь меня? – встрепенулась Розана, заметив Ладимира. Она так и не потрудилась прикрыть сорочкой обнаженную грудь.

Ладимир отрицательно покачал головой. Потом собрался было уходить, но неожиданно развернулся и порывисто погладил Розану по голове. Та отшатнулась, как от удара. Но когда Ладимир попытался убрать руку, вдруг схватила ее и прижалась к ней губами.