Текст книги "Черный завет"

Автор книги: Ирина Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

7

На третий день пути они вышли к деревне. Опухоль на глазах к тому времени спала, и Ладимир довольно правдоподобно уверял, что синяки на смуглом лице незаметны.

Доната с трудом сдерживала сильно бьющееся сердце. Как только она разглядела с пригорка массивную изгородь на подходе к деревне, как воздух стремительно улетучился из легких. Стоило представить себе, как они ходят туда-сюда, все эти мальчики, девочки, парни, старики, подобострастно ведомые – в преддверии близкой Истины – под локоток, становилось тошно. До такой степени, что хоть разворачивайся и беги без оглядки. И всюду ей представлялись угрюмые, злобные, дышащие ненавистью лица. Для которых было одно «святое» – будущая Истина. Она только сдерживала их в узде, не позволяя диким страстям вырваться наружу. Она – и больше ничего для них не имело значения.

Ее настроение невольно передалось Ладимиру. Он дружески сжал ее плечо и ободряюще улыбнулся. Доната не сдержала искреннюю ухмылку. А всему виной был его внешний вид.

Дело было позавчера, на вечерней стоянке. Им несказанно повезло, Ладимир выудил из норы кролика. Тот не делал попыток бежать: то ли глупый был без меры, то ли ослеп от старости. Так или иначе, он вскоре ужарился на костре и стал вполне съедобным на вкус.

Потом Ладимир вдруг поднялся, и на ходу вытирая жирные руки о сорванный лист лопуха, достал из котомки нож и протянул его Донате. Та вздрогнула от неожиданности.

– Режь, – приказал он и некоторое время Доната дотошно разглядывала его с ног до головы, недоумевая по поводу странного приказа. – Что тут непонятного? – он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, как племенной жеребец, застоявшийся в конюшне. – Что ты на меня так смотришь? Что еще у меня можно резать? Волосы, волосы режь.

Объяснение ничего не объяснило. И она продолжала таращить глаза, полные искреннего удивления.

– Зачем?

– Хочу, – просто ответил он. – Надоело. В дороге мешают. Да и перед кем красоваться? Девок все равно рядом нет.

И вот теперь, на подходе к деревне, Доната не смогла удержать радостной ухмылки. Короткая стрижка сделала его лицо старше, как будто наложила печаль вопроса, что он мучительно хотел решить.

Деревня встретила Донату приветливо. Никто не спешил плюнуть вслед, бросить камнем в лицо или, брызгая слюной, выкрикнуть обидные слова. Настороженно оглядывая всех, кто попадался им на пути, Доната нашла в себе силы если не успокоиться, то во всяком случае затаиться.

Ладимир напротив, оживился, и повел ее прямо к постоялому двору, носящему броское название «Три весельчака».

Неизвестно, кого имел в виду тот, кто называл заведение, но Донату с Ладимиром встретило хмурое лицо хозяина. Черные брови сошлись у переносицы. По всему было видно: чтобы сменить выражение лица, тому пришлось приложить бы массу усилий.

– Доброго здоровья, хозяин, – честь по чести поздоровался Ладимир и Доната поддакнула.

– И вам не хворать, путники, – тот ответил на приветствие густым басом и задержал на Донате тяжелый, под стать голосу, взгляд.

– Мы издалека идем с сестрой, – начал Ладимир и Доната, чтобы удержаться от удивленного возгласа, поспешно отвела глаза в сторону. Хорош брат с сестрой! Он – белолицый, русоволосый, она – смуглая, с черными волосами.

Хозяин, по всей видимости, тоже так решил. Вот он смешка и не сдержал, только счел нужным выдать его за не вовремя одолевший кашель. Не обращая внимания, Ладимир споро продолжал:

– Хотели бы остановиться на ночь. Комнаты свободные имеются?

– Комнаты имеются, – покладисто подтвердил хозяин. – Время еще не ярмарочное – чего ж им не иметься? Только вот за спрос денег не берут, а постой – денег стоит.

– Понятно. Сколько попросишь, хозяин?

– Вы, как брат с сестрой, одну комнату на двоих попросите, или…

– Чего нам, брату с сестрой, церемониться? Одну на двоих и попросим, – бойко ответил Ладимир, не утруждая себя ответом на вопрос: что именно подумал о них хозяин.

Тот удовлетворенно хмыкнул, и Доната нашла его не таким уж мрачным.

– Одна комната – одна серебрянка, – задумчиво объявил цену хозяин.

– Побойся Отца, хозяин, до ярмарки еще далеко. Больше полушки не дам.

Хозяин опять хмыкнул. На этот раз одобрительно.

– По рукам, – согласился он. – Марица! Иди, комнату постояльцам покажи! А вы, брат с сестрой, если ужинать соберетесь, заранее объявитесь. У меня вечером народу много бывает, – он кивнул головой на столы и стулья, стоящие вдоль стен. – У меня тут одно в деревне… культурное заведение.

Он так и сказал «культурное заведение», и Доната отметила ученое слово, споткнувшись на лестнице, по которой уже поднималась вслед за Ладимиром.

Марица оказалась бойкой девицей. Глаза огромные, бесстыжие, нос вздернутый, а главное – русые волосы, да мелкие кудри, выбившиеся из косы. Белые руки Марицы, оголенные по локоть, так и мелькали, пока она накрывала тюфяки на лавках – слава Свету, на двух лавках! – войлочными одеялами, и взбивала подушки. В откровенном вырезе тесной для такого сокровища рубахи виднелось белое тело. Сарафан, туго стянутый в талии, только подчеркивал выпирающие достоинства того, что под ним скрывалось.

Рот у Марицы не закрывался ни на мгновенье.

– Сейчас никого нет, дело к ярмарке идет, вот приехали бы недельки через две, удивились бы, сколько здесь народу. Только по вечерам все равно не скучаем. Вся деревня, почитай, сюда ходит. И вино здесь хорошее, у Акима… То есть, хозяина, ну, вы его видели. Не смотрите, что он сердитый такой, веселиться ему пока нечего: брат у него умер, еще и месяца не прошло, – тут улыбка сошла с ее лица, но Марица тотчас вернула ее на место. – Как зовут-то вас, брат с сестрой?

Спросила – а глядела при этом, во все свои бесстыжие глаза, на Ладимира.

– Меня – Владом кличут, а сестру Ариной.

– Красивое имя, – мечтательно сказала Марица, и Донате было совершенно ясно, чье имя она имела в виду.

– А что, Марица, скажи мне, – вздохнул Ладимир, отводя глаза от того, что так просилось на свет из глубокого выреза рубахи. – Баня у вас тут сегодня топится?

– Нет, господин мой, не топится. Чего ей топиться, когда лето жаркое на дворе? Так что если хочешь, я покажу тебе местечко тут на реке, мне одной известное. Тут недалеко. Там и помыться можно. Вода нынче – молоко парное.

И так посмотрела на Ладимира, что у Донаты невольно сердце екнуло. Вот ведь, все равно девкам нравится – и кудри тут ни при чем.

Молчание затянулось и Доната совсем уж было собралась его прервать вежливым «а не пора ли тебе, Марица, дверь с той стороны закрыть», но тут вдруг Ладимир глухо спросил:

– А папаша твой с братьями что на это скажут?

– А нету у меня, мой господин, ни папаши, ни братьев. Приблудная я, нездешняя. Сама себе главная. Поэтому делаю, что хочу. Вот хочу сейчас, перед ужином, пойти на реку искупаться, кто ж мне слово противное скажет? А кого я с собой поведу местечко хорошее показать – никого и не касается.

– Понятно, – Ладимир тяжело поднялся с лавки. – Ладно, пойдем, покажешь мне свое местечко… А ты сестра, вещи береги, со двора ни ногой…

И они ушли. Марица – тяжело покачивая крутыми бедрами, и Ладимир, сосредоточенно глядя себе под ноги.

Доната не стала смотреть вслед. Чем могут заниматься парень с девкой у реки, она знала. Однажды даже видела, как такая вот парочка в лесу «занималась любовью», но особой любви в том не нашла. С Ладимиром как раз все было ясно. Мать говорила, что все мужчины охочи до этого дела до крайности. Но Доната ни разу не видела, чтобы девушка вела себя, как Марица. Просто откровенно взяла и сама напросилась. Разве же так можно?

Ладимиру что, он завтра уйдет и поминай как звали, а девушка здесь останется. А на девичьи слезы скажет просто: Истина у меня, отец сказал, дорога – моя семья и другой у меня не будет.

Доната, как громом пораженная, застыла посреди комнаты. А ведь, пожалуй, удобная отговорка. С этой точки зрения она как раз Истину и не рассматривала. А вот пожалуйста – натешился с девчонкой и прости-прощай, любимая. С тобой было хорошо, но у меня Истина. А против Истины, как известно, не попрешь.

Пожалуй, хватит с нее речек на ближайшее время. А помыться можно и на заднем дворе, за занавеской, дождевой водой из бочки.

С этой мыслью она и спустилась во двор.

Душный день клонился к вечеру. Гелион садился в плотный слой облаков, из чего Доната сделала неутешительный вывод: завтрашний день будет ветреным. Но ветер – не дождь с грозовиками, как-нибудь переживут.

От неожиданно возникшей мысли, что поразила в самое сердце, аж дыхание перехватило. А не надумает ли эта бесстыжая Марица увязаться за ними? Что ей, если в деревне она чужая? Да и у них с Ладимиром на двоих дорога не вечная. Доведет ее до Гранда, как обещал, а там дальше – с молодой женой. С таким-то парнем любая девка рада будет дорожные напасти разделить. Тем более, что ночами, под жарким южным небом, все сторицей окупится.

Неприятная мысль так больно зацепила ее, что Доната слишком поздно заметила, с какой усмешкой на нее смотрела девушка, что перебирала во дворе сладкие грибы. Отрезала ножом стебли, а белые шляпки складывала в плетеную корзинку.

– Чего уставилась?

Девушка прыснула, и от смеха веснушчатый нос покраснел. Руки ее не останавливались ни на мгновенье. В одну сторону сыпались отборные грибы, в другую – отходы и мусор.

– Интересно, потому и уставилась.

– Понятно. Знаешь, что с любопытными случается?

– Я-то знаю. А звать-то тебя как, сестра?

– Меня? – переспросила Доната, пытаясь вспомнить имя, которым наградил ее Ладимир. И вспомнила, не дожидаясь переспроса. – Арина.

– Ага. А меня – Кира. А ты, Арина, мальчик или девочка? – и с удовольствием проследила за вытянувшимся от удивления лицом Донаты. – Мы с девчонками поспорили. Я говорю – девка это, а Красава говорит – парень. У девок, говорит, не бывает синяков под глазами. Я, говорит, сколько живу, никогда синяков на лице не было. А у этой есть. Значит, не сестра она этого красавца, а брат. Только девкой зачем-то прикидывается. Вот и поспорили мы с ней. Да не просто так, а на серебрянку. А я – глазастая, разглядела…

– Ты, глазастая, – перебила ее Доната, – гляди что в корзину кладешь! Отравить всех захотела? Это жене сладкий гриб – это же горчак!

Девица уставилась на очищенные грибы и вынула оттуда похожий на сладкий гриб горчак. Похожий, но если присмотреться, у самой шляпки ободок синеватый заметить можно. Если добавить его в пищу – неделю в горячке пролежишь, ни есть, ни пить не сможешь. А если, как бывает, для сладких блюд и не варят их, а всего лишь смешивают с соком ягодным – и вовсе с белым светом распрощаться можно.

– И правда, – девица потерянно крутила в руках горчак. – Как я могла его пропустить? В жизни такого не было, чтобы я сладкий гриб с горчаком спутала. Вот беда была бы…

Позже, дождавшись, пока Доната уединится у бочки с водой за занавеской, Кира украдкой заглянула туда.

– Ага! Девка ты, девка! Я выиграла! – весело крикнула она, заставив Донату сердито прикрыть грудь рукой.

Но и Доната не осталась в долгу. Когда мокрая после купания, дыша праведным гневом, она вышла из-за занавески, Кира, величаво покачивая бедрами, несла полную миску грибов. На лавке, где она только что сидела, сиротливо лежал острый нож, оставленный без присмотра.

Доната взвесила в руке нож, чутко определив его тяжесть. Потом проводила глазами стройную фигуру Киры, терпеливо дождалась, пока она поднимется на крыльцо и откроет дверь, ведущую на кухню.

– Нож без присмотра разве можно оставлять? – мстительно крикнула она и подтвердила свои слова, метнув тяжелое лезвие. Блеснув в лучах закатного Гелиона, отточенный нож наполовину вошел в дверной косяк. Задрожал, словно порываясь пробраться дальше. Вошел на безопасном от Киры расстоянии – вытянутой рукой легко можно достать, но та опешила и долго стояла, уставившись на торчащую из дверного косяка рукоять.

Неизвестно, как прошло и чем закончилось свидание Ладимира с Марицей, но сидел он за столом мрачнее тучи.

Хозяин расщедрился и заставил стол всевозможными яствами. На столе красовалась речная рыба – ушан, фаршированная острыми травами. Доната не любила рыбу, но не воздать должное искусству повара, в данном случае кухарки – дородной тетки, которая время от времени показывалась в дверях, ведущих на кухню – не смогла. Рыба оказалась вкусной, острой, так что горело во рту, и сочной. Кроме того, в маленькой сковородке, горделиво стоящей посреди стола, скворчали куски свинины, щедро сдобренной кислым яблочным соком. Не говоря уже о пучках свежей зелени, молодом картофеле, от души посыпанном укропом, и, конечно, кувшине с виноградным вином.

Самого хозяина не было видно. Его место за стойкой занял Гурьян – высокий плечистый парень, всего лет на пять старше Ладимира, как выяснилось из разговора с Кирой, прислуживающей им за столом. Она отошла от вечернего происшествия, но памятуя о нем, старалась держаться подальше.

Марицы нигде не было видно. И Доната, отправляя в рот кусок за куском, трижды хотела поинтересоваться у Ладимира, не убил ли он бесстыжую девку после теплой встречи у реки? Но трижды откладывала вопрос, стоило столкнуться взглядом с угрюмым, полным невысказанной обиды взглядом Ладимира. Решив про себя, что «занятие любовью» далеко не такая однозначная штучка, как представлялось в начале, Доната выбросила из головы ехидные домыслы.

Народу, действительно, оказалось много. Как только стемнело, в «культурное заведение» стали заходить местные жители, и скоро яблоку некуда было упасть. Поначалу приглушенные голоса, постепенно разогретые винными парами, слились в нестройный хор двух с лишним десятков глоток. Тут были в основном крестьяне, отдыхающие после праведных трудов, кузнец с сыном, двое проезжих мужчин, остановившихся на ночлег тут же, на постоялом дворе.

За соседним столом, перекрикивая друг друга, общалась группа молодых людей. По шумным возгласам Доната вскоре сделала вывод, что у одного из них – белобрысого и усатого – грядет помолвка. Он с такой любовью описывал достоинства будущей избранницы, что Доната всерьез забеспокоилась: такой ангел может заинтересовать кого угодно. Даже Ладимира.

Ладимир молчал. За все время ужина он не сказал ни слова. Смотрел, как она ловко расправляется с ложкой и ножом, отделяя куски свинины, одобрительно хмыкал и молчал. Даже вино, которое он кружку за кружкой отправлял в рот, не настроило на веселый лад.

Женщин в столовом зале не было, кроме Донаты и Киры, которой и доставалось все внимание. Она весело порхала между столиками, обнося посетителей заказанными блюдами, с шутками и прибаутками избавляясь от особо назойливых. Время от времени она останавливала на Ладимире взгляд, полный задумчивой надежды, но тот на него не отвечал.

Доната от вина отказалась. Она помнила, как это бывает: сначала вроде бы вкусно, а после кружится голова и трудно дышать. Зато яблочный квас, которого она выпила целый кувшин, был совершенно домашним.

Настроение Ладимира постепенно нашло отклик и в ее душе.

– Понравилось? – Доната не сразу поняла что вопрос, который задал сын хозяина – Гурьян – относился большей частью к ней.

Она утвердительно кивнула головой, и Гурьян счел это достаточным, чтобы оставить стойку и подойти к их столику.

– Могу присесть? – вежливо поинтересовался он, на этот раз обращаясь к Ладимиру, признавая главенство мужчины в их тесной компании.

– Можешь, – разрешил Ладимир и даже сделал приглашающий жест в сторону стула.

Гурьян по-хозяйски утвердился за столом. Не успела Доната и глазом моргнуть, как перед ней возник кувшин вина и добавилась еще одна кружка.

– Издалека идете?

– Издалека, – кивнул Ладимир, но разговор поддерживать не спешил.

– Что за дела у вас в Гранде? Может, у нас можно их решить? – осторожно поинтересовался Гурьян.

– Нельзя, – ответил Ладимир и опрокинул в рот остатки вина. – Вино у тебя хорошее. Что за виноград?

– Виноград черный, – обрадовано подхватил Гурьян. – Отец только такой выращивает. И цвет хорош, и вкус что надо. Само собой – ухода требует. Но без ухода, как известно, только Желтая трава растет.

– Пойди, найди ее сначала, – не удержался Ладимир.

– Чего? – белесые брови поползли вверх.

– Говорю, и ту сегодня не найдешь. По нынешним временам редкость большая – Желтая трава.

– Это точно. Знахарка наша местная искать замучилась. Знаешь, отрава, она везде отрава. И приманку там, для зверя ненасытного сделать, и духов злых отпугнет, если что.

При упоминании о злых духах, Доната невольно кивнула головой.

– За знакомство, – провозгласил Гурьян и первым поднял только что наполненную до краев кружку.

Ладимир поддержал его, отсалютовав своей.

– А Ариночка не пьет вообще, или только сегодня?

– Вообще, – буркнула Доната. У нее возникло острое желание оставить мужчин одних и подняться в комнату.

– А у вас всегда такой хлебосольный хозяин или только сегодня? – невинно спросил Ладимир.

И даже самый дотошный наблюдать не заметил бы в тех словах издевки.

– Как же иначе? – Гурьян захлопал глазами с такими длинными и пушистыми ресницами, что Доната невольно ему позавидовала. – Я не хотел бы, чтобы вы решили, что мы тут толком и отблагодарить не сумеем.

Он моргнул правым глазом и перед Донатой как по мановению руки волшебницы возникло блюдо со сладкими грибами, от души политыми ягодным соком.

– Два раза перебирала, – шепнула ей на ухо Кира и исчезла, оставив после себя облако сомненья.

Доната задумчиво ковыряла ложкой блюдо и искала приемлемый повод, чтобы отказаться. Но повода не было.

Ее выручил Ладимир.

– Это что же, всем десерт положен, или только девушкам? – спросил он, покосившись на Гурьяна.

– Всем! – облегченно вздохнула Доната. И не успел он оглянуться, как она поставила перед ним собственное блюдо со сладкими грибами. Организм у него молодой, здоровый, справится – если что.

И тут же заметила Киру. Та обратила внимание на перестановку и замерла буквально в нескольких шагах от их столика, переводя взгляд, полный искреннего недоумения с Донаты на Ладимира и обратно. И по тому, как внезапно краска бросилась ей в лицо, Доната поняла, та догадалась, почему вкусный десерт стремительно перекочевал с места на место. Не обращая внимания на окрики, Кира стояла у стойки, не отрывая от Донаты пламенного осуждающего взгляда.

Ладимир уплетал десерт за обе щеки, когда снова заговорил Гурьян.

– Да, мы тут умеем быть благодарными, что мы – нелюди какие? А тем более, что Ариночка спасла многих. Кого от болячек, а кого от бесславия…

Ладимир поднес было ложку ко рту, но тут же положил ее обратно.

– Выходит, я многое пропустил, пока купался?

– Выходит так, – многозначительно улыбнулся Гурьян. – Все хотел спросить, дорогие гости, вы в дороге, безлошадные, не устаете? Нам-то мужикам, привычно, а вот девке – по дорогам бродить, ноги сбивать – не особо приятно.

– А что ей, – сыто опираясь о стол рукой, ответил вместо Донаты Ладимир, – деревенские мы с сестрой.

– Это хорошо, это хорошо, – зачем-то два раза повторил Гурьян. – Я это… хотел спросить: если обстоятельства, там, деликатные какие гонят вас из дому, то я вполне могу… если удобно тебе будет, Влад… Ариночку здесь оставить. Сподручней тебе одному-то в Гранд идти… ты не подумай плохого. Я и жениться могу, если что. Потом, присмотрю за ней, пока ты туда-сюда ходишь. Я страсть как боевых девчонок люблю. В деревне-то у нас таких нет…

Ладимир ждал. Доната с опозданием поняла, что он ждал от нее ответа. Ждал и Гурьян. Пухлые щеки пылали, губы сдвинулись трубочкой, а сильные руки в волнении передвигали кружку с недопитым вином с места на место.

Доната пригладила расчесанные по случаю купания волосы, уже доходящие до плеч.

– Мне нужно в Бритоль, – просто сказала она. – Я не могу остаться.

С этими словами она поднялась, интуитивно полагая, что не стоит делать отказ нелепее, чем он прозвучал, но ее удержал быстрый жест Гурьяна. Он накрыл ее руку ладонью и тотчас убрал.

– Погоди, – глухо сказал он. – Скажу чего. Вы завтра хотите идти?

– Да, – Ладимир за двоих утвердительно качнул головой. – Нам надо спешить.

– Не ходите завтра. Ходите послезавтра. Будет торговый обоз до Гранда. Так безопасней.

– А что, в округе объявились разбойники? – насмешливо поинтересовался Ладимир. – Так с нас и взять нечего.

– В округе объявился мой брат, – обреченно сказал Гурьян, и у Донаты дрогнуло сердце. Некоторое время он молчал. Видно было, не хочется ему говорить, но раз начал – на полуслове не остановишься. – Двоюродный брат. Месяц назад дядя у меня умер. Перед смертью Истину сказал сыну…

Доната увидела, как при слове «Истина» окаменело лицо Ладимира.

– Много, говорит, на свете белом людского дерьма развелось. Так и сказал – людского дерьма… Пора проредить маленько. Вот ты, сынок, и станешь Мусорщиком.

Доната сдавленно ахнула. Нет, никогда не понять ей людей! Такое сказать – собственному сыну! Тут за просто так вырвавшиеся слова и морду набить можно, а за Истину…

– Послезавтра торговый обоз будет, с ним и идите, безопасней…

Он неуклюже поднялся из-за стола, едва не опрокинув пустую кружку.

– Ты… это, – обратился к Ладимиру. – Береги ее, Влад. Раз оставить не можешь.

Ближе к полуночи народ стал расходиться. Поднялись наверх проезжие. Шумная компания молодых людей, разбив напоследок толстостенный кувшин, с трудом вписалась в двери. Весело, привлекая к себе всеобщее внимание, откланялся кузнец. За ним увязались три приятеля, сидевшие за одним столом. В зале остались несколько крестьян, что вели задушевную беседу, да два старика, за которыми уже приходили родные и справлялись «не надо ли до дому проводить?», молчаливо допивали кувшин с вином.

– Пора, пожалуй, – распорядился Ладимир, будто решил в уме сложную задачку, – и честь знать.

Перед сном Доната прогулялась на двор, чтобы ночью не бегать.

Ярко светила Селия. На темном небе перемигивались звезды. Неумолчно, с надрывом, трещали сверчки. Такой ночью хорошо сидеть у костра, слушая песни птиц, замирая от далекого одиночного воя волка, радуясь, что ему не отвечают собратья.

Она возвращалась в комнату, когда у лестницы, в темном закутке, ее схватили за руку. Мгновенно поднырнув под руку нападавшему, Доната вывернулась, как змея, и оказалась у того за спиной. Он оборачивался, а она уже готовилась встретить его ударом в лицо. Сильные пальцы, привыкшие цепляться за ветви деревьев, сжались в кулак. Еще мгновенье, и она отклонилась назад, чтобы удар получился серьезней.

– Арина, это я – Гурьян, – растерялся тот, и Доната опустила занесенный для решительного отпора кулак. – Ну, боевая девка, боевая… Страсть одна в тебе… Такая девка – и не моя… Погоди, сказать чего хочу. Иди за мной.

Он прошел по коридору и открыл дверь на кухню. Видя, что она колеблется, позвал снова.

– Да иди же, чего бояться тебе? Не обижу.

– Смотри, как бы я тебя не обидела, – нашлась она и вошла за ним на кухню.

Здесь еще царили запахи. Остро пахло жгучим перцем, кружил голову запах укропа, будоражил детские воспоминания аромат печеных яблок. У окна стояли зажженные свечи, освещая начищенные до блеска кастрюли и сковороды.

Обернувшись, Доната оказалась лицом к лицу с Гурьяном. Пламя свечей колебалось в его глазах. Он долго молчал, но она терпеливо ждала.

– Останься, Арина, – попросил он. – Ты мне по нраву. Я честно сказал: я жениться могу. Мне мать Истину сказала: женись по любви и жить будешь долго. Нравишься ты мне. Оставайся. На кой тебе тащиться в Бритоль?

– Почем ты знаешь, что это любовь? – прищурилась она. – А вдруг ошибешься?

– Не было еще со мной такого. Потянуло меня к тебе со страшной силой, – он порывисто вздохнул, и Доната невольно отступила назад. – Оставайся. Жить будешь, как королева. Работать не дам – девки есть работать. Сам тебя в Бритоль повезу, нужно коли тебе. Ну, решайся. Обиды не сделаю. Тихий я с девками, Арина.

Он так просительно улыбнулся, что Доната решила тотчас уйти. Сраму не оберешься – здорового мужика успокаивать!

– Мне нужно в Бритоль, – упрямо повторила она, и, чуть подумав, снизошла до прощального, – прости.

– Ладно. Так и знал… Да за спрос денег не берут, – криво улыбнулся он. – Прими тогда подарок, пусть хоть он с тобой будет.

И Доната увидела в его руках роскошный черный пояс с тремя гнездами, из которых выглядывали рукояти метательных ножей. Они были настолько совершенны, что девушка не удержала восхищенного возгласа.

– Видел я, как ты в Киру ножик метнула.

– А еще чего видел? – подозрительно спросила она.

– Не бойся, за занавеску не заглядывал. Бери подарок, пока не передумал.

Доната с сожалением провела пальцем по выпуклым гнездам, прикинула на взгляд ожидаемую тяжесть.

– Не могу. Дорогой подарок.

– Так и знал. Не можешь с любовью, – Гурьян внезапно набычился и силой вручил ей черный пояс, да так, что пришлось подхватить его, чтобы не упал, – возьми с благодарностью. Ты сегодня стольких людей спасла! Представляешь, что было бы? И правильно ты в Киру ножиком запустила, поделом ей, растяпе! Наше заведенье и в Бритоле известно. А если случится что, то и останавливаться перестанут. Так это перед ярмаркой – смерть. Бери!

И она взяла. Потом развернулась, и, невзирая на робкие попытки ее удержать, вышла из кухни, плотно прикрыв за собой дверь.

Придя в комнату, она тихонько, чтобы не разбудить Ладимира, сняла сапоги и растянулась на лавке.

– Наболтались? – хрипло спросил он, и от неожиданности Доната вздрогнула.

– Наболтались.

– Уговаривал остаться?

– Уговаривал.

– А ты… ничего не хочешь у меня спросить? – после паузы снова заговорил он.

– Я ничего не хочу у тебя спрашивать.

– Да? – пауза. – А я вот хочу у тебя спросить: за каким хреном тебе нужен этот Бритоль?

– Я же не спрашиваю у тебя, – вспылила она, – почему ты не хочешь идти в Бритоль, если тебе все равно где бродить со своей Истиной!

На этот раз он молчал дольше. Доната уже засыпала, когда услышала, как он перевернулся с боку на бок.

– Хватить орать. Спи, давай, разоралась.