Текст книги "Человек, который ненавидел Маринину"

Автор книги: Ирина Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

* * *

– Да что же это с ним? Может, “Скорую” вызвать? – обеспокоенно склонилась над Гошей Оленька Кузина.

– Подожди, у меня где-то был нашатырь. Сейчас поищу. Кстати, вы что, телефон отключили? Гоша пытался дозвониться сюда, но не смог.

– Кажется, отключили, – кивнул Игорь.

– Тогда я включу на всякий случай. Марина вышла.

– Ты как? – озабоченно посмотрела на Игоря Оля. – Несколько сумбурное пробуждение, правда? Я думала, все будет совсем не так. Кто ты сейчас? Филимонов или Каменская? Ты помнишь, что было ночью? Это была самая потрясающая ночь в моей жизни!

Игорь наморщил лоб и сжал виски руками.

– Все так странно. В первый момент, когда проснулся, я даже не мог понять, кто я. Чувствуя рядом твое тело, я был мужчиной, а когда смотрел на Марину, мне казалось, что я Каменская. Так, словно у меня было раздвоение личности. Ты представляешь, о чем я говорю?

– Представляю, – улыбнулась Оля. – Может, ты все-таки оставишь Каменскую Марининой? Роль мужчины у тебя получается гораздо лучше.

– Только рядом с тобой.

– Если захочешь, я всегда буду рядом с тобой.

– И Марине совсем не подходит быть Чистяковым. Она мне призналась, что влюблена в Мапоту и собирается выйти за него замуж.

– Замуж? За негра-стриптизера?

– А что? Это не менее экзотично, чем провести ночь с Анастасией Каменской. Игорь рассмеялся.

– Я всегда мечтал быть сыщиком, – сказал он.

– Ну и будь им, – пожала плечами Оля. – Кто же тебе мешает. Сыщики-мужчины ведь тоже встречаются.

– Договорились, – кивнул Филимонов. – А как насчет поцелуя?

Гоша Крестовоздвиженский пошевелился и вернулся к суровой действительности. Над ним, полуприкрыв глаза и, наоборот, полностью от действительности отрешившись, взасос целовались Оля и Игорь.

– Предатели! – прохрипел Гоша и ударил кулаком по ковру.

Игорь и Оля вздрогнули и разомкнули объятия.

– Ой! Ты уже очнулся? – смущенно пробормотала Оля, поправляя растрепавшиеся волосы.

– Черт, как больно! Руку из-за вас ушиб. В комнату впорхнула Марина с ваткой, смоченной нашатырем.

– Ты уже пришел в себя! Как здорово! – воскликнула она. – Не представляешь, как ты нас напугал. Что с тобой случилось?

Под обращенными на него участливыми взглядами Гоша смутился. Он, взрослый серьезный мужчина, милиционер, скапустился на глазах у всех, как слабонервный подросток. Разве может Кузина полюбить такого, как он? То ли дело Филимонов – красивый, богатый, да и в сыске смыслит больше, чем Гоша. Крестовоздвиженскому захотелось заплакать от нестерпимой жалости к самому себе, но он сдержался. Он покажет им всем, что он не из тех, кто распускает нюни из-за баб. Он будет страдать молча. Никто не узнает, что его сердце навсегда разбито.

– Я думал, вас всех убили, – шмыгнув носом, объяснил Гоша. – Я не мог дозвониться до вас и решил сам переговорить с генералом Елагиным. Мне сказали, что вчера он умер от сердечного приступа, но я в это не верю. Его убили, как и всех остальных. Вот я и испугался, что спецслужбы заодно и с вами расправились.

– Какие спецслужбы? Какого генерала убили? – встревоженно спросила Марина. – Что вообще здесь происходит?

– Это долгая история. Потом объясню, – махнул рукой Игорь.

* * *

– Все. Оклемался наш мент, – усмехнулся Додик Дацаев. – Пора звонить.

– Я позвоню или ты? – спросил Тофик.

– Лучше ты. Это ведь ты выполняешь задание Аглаи Тихомировны.

Магомаев послушно набрал номер Игоря.

– У вас сейчас находится милиционер по фамилии Христопродавцев, – сказал он. – Позовите его, пожалуйста, к телефону.

* * *

Селена Далилова удивленно посмотрела на Бочарова. Она ожидала от него чего угодно, но только не разговоров об искусстве. Значит, его интересует, какой смысл она вкладывает в свои картины. Эта тема была близка сердцу сюрреалистки. Она даже подумала, что первое впечатление могло быть ошибочным и этот тип не такой уж неприятный, как ей показалось вначале, да и сложен он вполне ничего. Если бы только не глаза…

– В трагедии искусство, как способ катарсического очищения от страстей, находит свою высшую форму, – объяснила Селена.

– Интересно, какое отношение к трагедии и катарсическому очищению имеют куски сала и отрезанные женские груди с синими штемпелями нот и портретов композиторов? – поинтересовался Андрей.

– Похоже, тебе не слишком понравилась моя картина. Но все-таки ты ее купил.

– Она была самой дешевой. Я купил не картину, а тебя.

"Нет, все-таки он противный, – решила Селена. – Грубый, дотошный, невежественный…”

– И теперь ты решил побеседовать со мной об искусстве?

– Просто мне интересно, как тебе приходит в голову рисовать нечто подобное? Что, старые добрые пейзажи и натюрморты уже не в моде?

– Пейзажи и натюрморты рассчитаны на примитивов, которые не способны интуитивно проникнуть в глубокую духовную сущность произведения. Там все лежит на поверхности. Даже полный идиот может понять, что хотел сказать художник.

– Возможно, это не так плохо.

– Мои картины не рассчитаны на примитивное мышление.

– Извини, но в данном случае тебе попался примитив. Не могла бы ты объяснить мне глубокую духовную сущность “Восхождения на Олимп”?

– Но это же очевидно. Разве ты не чувствуешь, как на картине чуть колышется тяжелый бархатный занавес с золотой каймой? Занавес – это сцена, театр. Он напоминает нам о том, что весь мир – театр, а все мы в нем актеры.

Сало на пюпитрах – это языческий жертвенный тук, источник смрада, которым смертные соблазняли олимпийцев, изнанка видимого, подкладка жизни. Отрезанные женские груди – это застывшая в смерти сексуальность, свидетельство людской плотоядности, находящей успокоение в страданиях ближнего своего. Музыка, Вагнер, Моцарт – это трагедия, это великий духовный катарсис. Это символично. Это поэтично. Это морально, экзистенциально и визуально.

– Если так рассуждать, то можно обнаружить сходный символизм и в тарелке вчерашнего подкисшего борща, – пожал плечами Бочаров. – Красный цвет напоминает бархат занавеса театра, кусочки вареного мяса – трагедию и застывшую в смерти сексуальность и так далее.

– Но за тарелку вчерашнего борща не платят по три тысячи долларов, – напомнила художница. Ее настроение катастрофически ухудшалось.

Если бы она была собакой, то с наслаждением тяпнула бы этого зануду за лодыжку.

"К сожалению, клиентов нельзя кусать, – подумала Селена. – Это вредит бизнесу”.

– Смотря кто ее продает и на каких условиях, – заметил Андрей.

– Ну так и покупал бы борщ вместо картин, – окончательно разозлилась Далилова.

– Извини, – изменил тактику Андрей, пытаясь исправить ситуацию. В его планы не входило ссориться с художницей. Если она всерьез решит обидеться, то можно считать, что его денежки выброшены на ветер – никакой информации из нее клещами не вытянешь. – Я довольно замкнутый человек и плохо умею выражать свои чувства. Мне просто хотелось поговорить с тобой на тему, которая тебя интересует, – об искусстве. Мне хочется понять, как ты мыслишь, что ты чувствуешь. Возможно, это покажется банальным, но для меня важно не только то, что у тебя самое потрясающее в мире тело, но и твой ум, твой интеллект, твоя духовная жизнь.

Лесть, примитивная, как каменный топор пещерного человека, как ни странно, сработала. Щеки Селены порозовели, а взгляд смягчился. Какая красивая женщина не растает от комплиментов мужчины, восхваляющего ее глубокий ум и душевную тонкость! И в то же время в каком-то потаенном уголке сознания зажегся сигнал, предупреждающий об опасности. С этим клиентом что-то явно было не так. Но что?

– Ты читал “Дао любви”? – меняя тему, спросила художница.

– К сожалению, нет. Может быть, ты перескажешь мне, о чем там идет речь?

– Лучше я тебе покажу, – улыбнулась Селена, дразнящим движением опуская вниз бретельки вечернего платья.

* * *

– Ума не приложу, кто бы это мог быть? – покачал головой Гоша Крестовоздвиженский. – Этот тип заявил, что убийцу генерала Елагина, Вермеева и других бизнесменов зовут Ворон и что он имеет отношение к спецслужбам. И еще он утверждал, что Вадим Кругликов купил кроссовки на вещевом рынке у метро “Пролетарская” в палатке номер шестьдесят три. Продавца зовут Махмуд Асыров. Асыров опознал Кругликова по фотографии. Это просто невероятно.

– Интересно, кто же все-таки звонил – сказала Оля. – И откуда у него вся эта информация?

– Не имею ни малейшего понятия, – пожал плечами Гоша. – Он говорил с легким кавказским акцентом.

– И еще, когда он просил позвать тебя к телефону, он назвал тебя Христопродавцевым, – заметил Игорь. – Тут наверняка не обошлось без Аглаи Тихомировны.

– Аглая Тихомировна? – простонал Крестовоздвиженский. – Этого еще не хватало! Опять Аглая Тихомировна! А она-то тут при чем?

– Скорее всего она, не доверяя милиции, наняла частного детектива, а он, в свою очередь, решил поделиться с милицией информацией. Это единственное логичное объяснение. Возможно, он считает, что у нас больше возможностей выйти на Ворона. Мне непонятно только, как он узнал о Кругликове и как нашел этого продавца. Создается такое впечатление, что он в курсе всего, что мы делаем.

– С ума сойти, – покачал головой Гоша. – Как ему это удается?

– Какая разница! – пожал плечами Игорь. – Главное, что он нам помогает, если, конечно, это не западня, которую подстраивают нам спецслужбы.

– Вряд ли, – сказал Крестовоздвиженский. – Спецслужбы не стали бы с нами цацкаться. Просто убрали бы нас, как генерала, – и дело с концом. Кроме того, этот тип говорил с кавказским акцентом, а спецслужбы кавказцев не слишком жалуют. Значит, они надеются, что мы выйдем на Ворона. Хотел бы я знать – как.

– Если Ворон был связан со спецслужбами, – возможно, я смогу вам помочь, – вмешалась Оля. – Один старый друг моего отца много лет проработал в КГБ. Думаю, через него я смогу что-нибудь разузнать. Если хотите, я могу съездить к нему прямо сейчас.

– А мы пока заглянем на рынок. Стоит потолковать с этим Махмудом Асыровым.

* * *

Селена Далилова, заложив руки под голову, вытянулась на кровати. Она знала, что этот жест приковывал взгляд мужчин к ее роскошной и тяжелой, как у Памелы Андерсон, груди. Впрочем, сейчас художница сделала этот жест чисто механически. Ее мысли занимал мужчина, отдыхающий рядом с нею. Для человека, незнакомого с техниками восточного секса, он оказался на высоте. Он схватывал все буквально на лету, а его сильное подтянутое тело спортсмена двигалось легко и ритмично, с нужной силой и амплитудой, инстинктивно откликаясь на ее желания и потребности. И все-таки Селену не оставляло странное ощущение, что он занимается любовью как-то отрешенно, как-то слишком профессионально. Впрочем, может быть, это только ее фантазии? Она же нафантазировала вначале, что он чуть ли не извращенец. И ошиблась. Этот парень оказался нормальнее и естественнее, чем подавляющее большинство ее клиентов.

"Глупости все это, – решила Селена. – Сейчас он встанет и уйдет. И все. Ему действительно нужен был только секс”.

– Хочешь закурить? – обратился к ней Андрей.

– Я не курю.

– Правильно делаешь. Я тоже.

– А зачем носишь с собой сигареты?

– Чтобы угощать тех, кто курит. Интересно, многие покупатели твоих картин курят в постели?

– Это что, социологический опрос?

– Просто я ищу тему для разговора.

– Я не обсуждаю своих клиентов.

– Я тоже их не обсуждаю. Я просто спросил, многие ли из них курят в постели.

– Никто, – усмехнулась Далилова. – Потому что я им этого не позволяю.

– Не позволяешь? Говорят, твои картины покупают очень богатые и влиятельные люди. Разве можно им что-то не позволить?

"Я не ошиблась. Он действительно хочет что-то у меня выведать, – подумала Селена. – Но что?”

* * *

– Ворон… – Федор Иванович Коптяев пристально посмотрел на Олю. – Значит, тебя интересует человек по кличке Ворон. Не могла бы ты объяснить, почему именно он?

– Есть подозрение, что он причастен к смерти многих людей, – сказала Кузина. – В частности, генерала ФСБ Петра Ильича Елагина.

– Петр умер? Когда? Я ничего об этом не знал.

– Вчера. От разрыва сердца. Но есть подозрение, что это дело рук спецслужб. Федор Иванович вздохнул.

– Жаль. Очень жаль. Я знал его. Хороший был человек. Старой закалки. Честный. Хочешь кофе?

– Хочу, – кивнула Оля.

Она понимала, что ему требуется время, чтобы собраться с мыслями, и не хотела торопить события.

Коптяев снял с огня медную джезву как раз в тот момент, когда ароматная коричневая пена была готова хлынуть через край.

Достав из серванта маленькие фарфоровые чашки, он аккуратно наполнил их и, добавив сахар, поставил одну перед Олей.

– Ты знаешь, как я любил твоего отца, – сказал Федор Иванович. – Да и ты для меня всегда была как дочь – своими-то детьми я так и не обзавелся.

– Мне это известно, дядя Федя, – кивнула Оля. – И я тоже вас очень люблю.

– Ты адвокат, а не следователь. Ты можешь объяснить мне, каким боком ты замешана в дела спецслужб?

– Я ни во что не замешана. Просто мне позарез нужна информация о Вороне.

– И что ты собираешься делать с этой информацией?

– Использовать ее в интересах правосудия.

– Правосудия? – горько усмехнулся Коптеев. – Пожалуйста, пойми меня правильно. Не то чтобы я не хотел тебе помочь. Просто давать тебе информацию подобного рода – это все равно что подарить ручную гранату ребенку, играющему в песочнице. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

– Я не ребенок, играющий в песочнице, – возразила Кузина. – И тоже не хочу, чтобы со мной что-либо случилось. Уверяю вас, я буду предельно осторожна. Не надо за меня беспокоиться. Все будет в порядке.

– Ты такая же упрямая, как отец, – покачал головой Федор Иванович. – Ладно, будь по-твоему. Подожди, я только включу компьютер. Надеюсь, у тебя хватит ума не нарываться на неприятности.

– Я буду очень-очень осторожна. Обещаю, – улыбнулась Оля.

* * *

– Говорят, сейчас в западных странах огромное количество людей помешано на биржевой игре, – закинул пробный шар Бочаров. – У многих эта тяга даже принимает патологические формы, как неодолимая страсть к азартным играм. К счастью, по российским законам наши граждане пока не могут совершать операции на биржах западных стран, так что с этой стороны нам не грозит волна лудопатии. В то же время многие русские бизнесмены обходят закон, тайно переправляют деньги в налоговые “оазисы”, а затем осуществляют биржевые операции через Интернет. Наверняка ты знаешь пару-тройку таких умников.

– Может, знаю, а может, и нет, – равнодушно пожала плечами Далилова. – Честно говоря, меня совершенно не волнует, где покупатели моих картин держат свой капитал и играют ли они на бирже. Единственное, что меня интересует, – это чтобы у них хватало денег приобретать мои картины.

– Но если ты постараешься, возможно, ты припомнишь кого-либо.

– Зачем тебе это?

– Просто я сам подумывал о том, чтобы вложить деньги в акции, и хотел бы посоветоваться с опытным в этом деле человеком, чтобы не наделать ошибок.

– Сейчас не вспомню, но я подумаю. Бочаров почувствовал, что больше давить не стоит, иначе можно вызвать подозрения. Он наклонился над девушкой, целуя ее груди.

– Сейчас тебе и не надо вспоминать. У нас есть более важные дела.

В кабинете следственного отдела УВД Махмуд Асыров посмотрел на разложенные перед ним пять пар разных китайских кроссовок сорок шестого размера и без колебаний указал на белые с темно-синей отделкой.

– Эти. Я продал их тому типу с фотографии утром двадцать пятого июня.

– А вы точно уверены, что это было двадцать пятого июня? Почему вы так хорошо запомнили этот день?

– Еще бы я его не запомнил! Это ведь день рождения Мавродика, моего кота. Я как домой пришел, первым делом Мавродику рассказал, как один придурок у меня кроссовки на спортивные туфли мерил.

Гоша посмотрел на Игоря.

– Все совпадает. Можно выписывать ордер на арест Кругликова и на обыск в его квартире. Черт бы побрал этого Демарина! До сих пор не подходит к телефону, алкоголик несчастный. Нашел время влюбиться.

– По-моему, время для этого не выбирают, – подмигнул ему Филимонов.

* * *

Вернувшись домой. Селена Далилова решила принять ванну, как, впрочем, она всегда делала после встречи с очередным клиентом. Расслабляясь в ароматной бархатистой пене, она медитировала, при помощи специальной психотехники стирая из сознания воспоминания о прикосновениях мужских рук и бедер, и выходила из джакузи, чувствуя себя чистой, обновленной и девственной, как прекрасная Венера, родившаяся из морской пены.

Улетая в медитации назад, сквозь время и пространство, к Изначальному Источнику Истины и Чистоты, Селена неожиданно поймала себя на том, что какая-то не до конца сформировавшаяся мысль не позволяет ей сосредоточиться и достичь Пустого Сознания. По опыту зная, что бороться в таких случаях с собой, пытаясь прогнать навязчивую мысль, бесполезно, художница сосредоточилась на ней. Она хотела понять, что же ее беспокоит, чтобы, “отработав” мысль до логического завершения, отбросить ее в сторону, как использованную бумажную салфетку.

Перед ее внутренним взором возникло обнаженное мускулистое тело ее последнего клиента. Он сказал, что его зовут Михаил. Михаил – и все. Ни отчества, ни фамилии. Он предлагает ей сигареты. Смотрит на нее. Прикасается к ее телу. Заводит разговор о богатых клиентах…

Вот оно! Михаил интересовался, знает ли она каких-либо бизнесменов, хранящих деньги в налоговых “оазисах” и осуществляющих биржевые операции через Интернет. А до этого Филимонов спрашивал о том, не упоминала ли Лиля, что Вермеев держал деньги в налоговых “оазисах” и что он занимался биржевой игрой. Кажется, Игорь сказал, что, возможно, это имеет какое-то отношение к смерти издателя.

Позабыв о медитации, Селена вылезла из ванны и накинула махровый халат прямо на мокрое тело.

Подойдя к мольберту, она взяла угольный карандаш и уверенными четкими движениями принялась набрасывать на листе бумаги угловатое тонкогубое лицо с неприятно выпученными светло-серыми глазами.

* * *

Гоша и Игорь в сопровождении пары экспертов ехали к дому Кругликова. В кармане Филимонова затренькал сотовый телефон.

– Оля? Да. Ты молодец. Это просто великолепно. Я перезвоню тебе примерно через час. Оля! Оля! Ты меня слышишь?

Машина въехала в тоннель.

– Черт, связь прервалась!

Игорь наклонился к уху Гоши и тихо сказал, так, чтобы не услышали эксперты:

– Похоже, Оля достала фотографию Ворона и узнала его настоящее имя.

Кресто Воздвиженский кивнул, не глядя на Филимонова, но в этом жесте не было энтузиазма. Рана была еще слишком болезненной. Каждое упоминание имени Кузиной вызывало острый мучительный толчок где-то в груди, и даже мысль о том, что они уже почти вплотную приблизились к неуловимому киллеру, не смягчала эту боль.

"Время, – подумал Гоша, стискивая зубы и резко откидывая голову на спинку сиденья. – Мне просто нужно время. Говорят, оно лечит”.

Он в это не верил.

* * *

Селена Далилова позвонила Игорю домой, но Марина сказала, что его нет. Сотовый телефон тоже не отвечал. Похоже, что-то со связью.

Художница улыбнулась, вспомнив благоухающего алкоголем и валерьянкой симпатичного белокурого милиционера, который со словами “Я пришел вас допросить” рухнул к ее ногам.

"Интересно, он уже проснулся или все еще дрыхнет?” – подумала Селена, набирая номер Демарина.

* * *

Один из экспертов в квартире Кругликова внимательно рассматривал в лупу еле заметное пятнышко на светлых обоях, расположенное сантиметрах в тридцати над полом.

– Гоша! Подойди-ка сюда! – позвал он. – Кажется, это то, что ты искал. Следы тонкого желтого и розового порошка.

– Михалыч! Ты гений!

Крестовоздвиженский был готов расцеловать эксперта.

Вадим Кругликов, нахохлившись, подозрительно наблюдал за ними.

– Ну, вот и все, – усмехнулся Гоша. – Тебе крышка. Теперь у нас все улики против тебя.

– Какие еще улики! – фыркнул Вадим. – Пятно на стене?

– Слушай, у нас полно других дел, – вмешался Игорь. – С тобой уже и так все ясно. Может, сразу признаешься, чтобы сэкономить нам время? – Глядишь, тебе и приговор за это смягчат.

– Нашли дурака! – усмехнулся Кругликов. – И нечего меня на пушку брать! Филимонов вздохнул.

– Предоставь его мне, ладно? – вдохновенно попросил Гоша.

Он уже представлял себя в роли Эркюля Пуаро, неспешно раскрывающего перед восхищенной аудиторией детали хитроумного преступления.

– Валяй. Только покороче, – махнул рукой Игорь. – Этот от нас уже не уйдет. Мы и в управлении успеем его расколоть.

– Значит, так, – приосанился Крестовоздви-женский. – Вы были любовником Тараса Денисова и с тех пор, как Денисов вас бросил, мечтали ему отомстить.

– Глупости, – скривился Вадим. – Что я вам, граф Монте-Кристо?

Филимонов снова вздохнул и выразительно посмотрел на часы.

– Двадцать третьего июня вы позировали для картины Селене Далиловой и по параллельному аппарату подслушали ее разговор с Тарасом. Так вы узнали, что Буданов шантажировал Тараса фотографиями. Тогда-то у вас и созрел план мести. Вы убиваете Буданова и подставляете Тараса, подбросив на место преступления его чулок, который вы похитили еще раньше под влиянием нездоровой склонности к фетишизму.

Эксперты, забыв о поиске улик, заинтересованно слушали Гошу. Мало того, что этот тип гомик, он еще и фетишист! Как увлекательно! Будет о чем рассказать приятелям за бутылочкой пива.

– Итак, двадцать пятого июня вы отправились на вещевой рынок и купили там кроссовки сорок шестого размера, причем засветились, примеряя их на спортивные туфли, – продолжил свой монолог Крестовоздвиженский. – Из-за вашего эксцентричного поведения продавец вас запомнил и опознал по фотографии. Чтобы дополнительно ввести в заблуждение следствие, вы решили отправиться к месту убийства в этих кроссовках, а потом выбросить их в помойку и вернуться домой в спортивных туфлях. В этом случае даже собака не взяла бы ваш след. Вы позвонили Буданову и, изменив голос так, чтобы походить на Денисова, сказали, что готовы заплатить, и назначили встречу в полночь в Измайловском парке. Затем вы убили Егора, оставив на месте преступления орудие убийства – булыжник в чулке от Диора, принадлежащем Тарасу.

Бомж, видевший, как вы выбрасывали кроссовки в помойку, вынул их оттуда, так что они сейчас находятся в милиции. Экспертиза обнаружила на них следы розовой и желтой пастели из набора Тараса Денисова. Этой пастелью Денисов написал ваш портрет. Не знаю, каким образом, но пастель с портрета попала на ваши кроссовки.

– Ерунда, – покачал головой Кругликов. – Во-первых, этот портрет я давным-давно выбросил на помойку, а во-вторых, при таком раскладе было бы слишком маловероятно, чтобы мне удалось подставить Тараса. У него ведь могло быть алиби на время убийства. Тарас не любил оставаться один. Он вполне мог провести ночь с любовницей или любовником. В таком случае я только оказал бы ему услугу, избавив его от шантажиста, да еще и рисковал бы, что меня посадят за убийство.

– Логично, – кивнул один из экспертов.

– Ну-у, – протянул Гоша. – В тот момент об этом вы просто не подумали. Вы слишком хотели отомстить.

– Я что, по-вашему, дурак? – обиделся Вадим.

– Нет, вы далеко не дурак, – улыбнулся Филимонов. – И вы учитывали возможность того, что у Денисова окажется алиби и на него не удастся повесить смерть Егора.

Крестовоздвиженский удивленно посмотрел на Игоря.

– Да? А зачем же тогда ему убивать Буданова?

– Хороший вопрос, – поддакнул Кругликов.

– Чтобы самому шантажировать Денисова, – улыбнулся Филимонов. – Теми самыми фотографиями, которыми Тараса собирался шантажировать Егор. Это так прекрасно – иметь бывшего любовника в полной власти. Может быть, вы мечтали, что Денисов под нажимом снова вернется К вам – и на этот раз навсегда?

– Нет! – закричал Вадим, вскакивая с места. – Нет! Нет! Нет!

– Вас подвели эмоции, – усмехнулся Игорь. – И сейчас они снова вас подводят, как в тот раз, когда, примеряя дома кроссовки на спортивные туфли, вы в приступе неожиданно нахлынувшей ярости сорвали со стены портрет, нарисованный Тарасом, и ударили его ногой, сломав. Так появились следы розовой и желтой пастели на кроссовках и на обоях. Если бы не это, возможно, вам удалось бы остаться безнаказанным.

– Вы ничего не докажете, – стиснув зубы, произнес Кругликов.

– А вот тут вы ошибаетесь, – вкрадчиво возразил Филимонов. – Убийца ведь забрал у Буданова фотографию и негатив. Нам остается только хорошенько поискать.

* * *

Сквозь сон Юра Демарин чувствовал смутное нарастающее беспокойство. Мочевой пузырь все более настойчиво напоминал ему о своем существовании. Повинуясь выработанному с детства рефлексу, Юра застонал, пошевелил руками и попытался разлепить налитые свинцом веки. Это ему не удалось. Впрочем, это было и не обязательно. Постанывая и мыча от мучительных усилий, Демарин сполз с кровати и, держась за стены, на ощупь двинулся к туалету.

Выполнив основную задачу, он облегченно вздохнул и, помогая себе пальцами, поднял веки.

В глаза больно ударил отвратительно яркий свет полуденного солнца.

– Ч-что с-со мной? – пробормотал милиционер. – Чт-то это б-было?

По-прежнему держась за стены, но уже чуть-чуть более уверенно, Юра дополз до кухни и, напившись холодной воды из-под крана, плеснул ее в лицо и расслабленно плюхнулся на стул. Эти усилия полностью вымотали его.

"Ничего не помню, – подумал Демарин. – Что же со мной случилось? Чем я вообще вчера занимался?”

Чувствуя, как внутри зарождается паника, Юра принялся массировать виски, надеясь, что это ему поможет восстановить пропавшую память. Впервые в жизни он на собственной шкуре ощутил обескураживающие последствия амнезии.

Массаж помог. В голове стало проясняться.

"Спецслужбы! – неожиданно сообразил Демарин. – Мы же как последние идиоты стали расследовать дело, в котором были замешаны спецслужбы и скорее всего мафия. Боже мой! Мафия и спецслужбы! Это они! Наверняка они похитили меня и накачали наркотиками. Иначе как объяснить мое состояние? Но для чего? Чтобы выведать у меня все, что мне известно? Или они незаметно промыли мне мозги и запрограммировали меня на совершение какого-либо преступления? Может, они под гипнозом даже заставили меня кого-нибудь убить?”

Вместо воспоминаний о вчерашнем вечере в голове у Юры вихрем проносились отрывки из американских боевиков, в которых коварное ЦРУ, “плохие парни” из советской разведки или еще более плохие инопланетяне хитроумными методами воздействовали на сознание невинных граждан, заставляя их поступать самым неподобающим образом, а то и вовсе стирая их память и заменяя ее на новую, ничего общего не имеющую с действительностью.

Сцену с вживлением в мозг микрочипа неожиданно сменила соблазнительная фигура Селены в развевающемся полупрозрачном пеньюаре.

"Селена! – сообразил Демарин. – Я же шел к Селене! Точно! Я направлялся к ней. Но что же было потом?”

Его мучительные размышления прервал телефонный звонок.

– Юра? – В голосе художницы звучали бархатные нотки. – Это Селена. Как ты себя чувствуешь после вчерашнего?

– После вчерашнего? – слабым голосом переспросил Демарин. Ударная доза валерьянки все еще продолжала оказывать свое действие.

– Но ты ведь помнишь, что было вчера? – не без задней мысли поинтересовалась Селена. – Лично я этого никогда не забуду!

– Вчера… – пробормотал милиционер. – Да, конечно, вчера… Помню, как не помнить.

"Врет, – подумала Селена. – Помнит он, как же!”

Мысль о возможной причастности ее последнего клиента к убийству отошла на второй план. Нет, об этом она, разумеется, еще поговорит, но сначала она слегка порезвится. Нет ничего лучше старого доброго розыгрыша.

– Ты зверь! Ты настоящий зверь! – сладострастно прошептала Далилова.

– Зверь?

– Ты хищник! Неукротимый коварный хищник, вырвавшийся на волю! Ты был так великолепен, что я даже не стану подавать на тебя в суд за изнасилование, но я требую, чтобы ты возместил мне материальный ущерб за порванное нижнее белье. Это был мой любимый комплект от Найман-Маркуса. За простыни, так и быть, можешь не платить. Они были обычные, отечественные. Но белье от Найман-Маркуса…

– Я что, порвал тебе белье? И простыни?

– Ты что, не помнишь? Неудивительно, ты был так увлечен, что уже ничего не замечал. Мой зверь! Когда я увидела тебя в дверях и ты сказал, что пришел меня допросить, я сразу поняла, что это был только предлог. Потом ты схватил меня и поволок в постель. Ты был как безумный. Я пыталась сопротивляться, но это было бесполезно. А потом… Впрочем, зачем я все это говорю, ты и сам знаешь.

– Так я тебя действительно изнасиловал? Весь ужас был в том, что это вполне могло оказаться правдой, но в таком случае это было еще хуже, чем инопланетяне с микрочипами. Он, Юрий Демарин, сотрудник правоохранительных органов, под предлогом расследования вломился в дом к супердорогой путане и изнасиловал ее, порвав при этом дорогостоящее белье! И еще простыни… Что сказали бы его родители, если бы узнали? А коллеги по работе? Впрочем, коллеги вряд ли бы его осудили. Возможно, на его месте они сами сделали бы то же самое. Хотя это ни в коей мере его не оправдывает.

– Если тебе не нравится это слово, можешь считать, что ты меня взял, как изголодавшийся по женщинам викинг, ступивший на сушу после длительного плавания. Это был самый незабываемый сексуальный опыт в моей жизни, а мне, поверь, есть с чем сравнивать.

– Спасибо. Я польщен, – растерянно пробормотал Юра, не имея представления о том, что следует говорить в подобной ситуации.

– Мне нужно срочно увидеться с тобой. Ты можешь подъехать прямо сейчас?

– Прямо сейчас? Ты знаешь, я немного не в форме…

– И неудивительно! – залилась серебристым смехом Селена. – Не беспокойся, я имею в виду не секс. После вчерашней ночи с тобой мне придется отдыхать по меньшей мере две недели. Я хочу поговорить с тобой об убийстве Вермеева. У меня появилась кое-какая новая информация, которая может оказаться важной. Кроме того, ты ведь так и не успел меня допросить.

– Хорошо, – согласился Демарин, с трудом приподнимаясь со стула. – Я буду у тебя через сорок минут.

* * *

– Вот они! – радостно воскликнул Гоша, протягивая Игорю том “Аквариумного рыбоводства”, между страницами которого были заложены фотография Безбожной и Тараса и негатив.

– Это же Тамара Безбожная! – бросив взгляд на фотографию, восхищенно присвистнул эксперт. – Вот это телеса! Да чтобы прикрыть такой зад, чехол для машины потребуется!

Крестовоздвиженский с торжествующим видом повернулся к Вадиму.

– Ну как, будем колоться или предпочитаешь в несознанке сидеть? – весело поинтересовался он.

– Ваша взяла. Сознаюсь. Это я убил Буданова, – мрачно произнес Кругликов.

– Сознался? Вот здорово! – воскликнула Оля.

– Видела бы ты, как я его расколол! – похвастался Гоша. – Загнал его в угол своими вопросами, как сурка в силки.