Текст книги "Человек, который ненавидел Маринину"

Автор книги: Ирина Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Вот что значит нанять хорошего частного детектива! Это тебе не малахольный Христопродавцев, визжащий от страха в темном подъезде.

Вермеева решительным шагом двинулась на кухню и, выдвинув ящик буфета, за неимением огнестрельного оружия вытащила из него напоминающий мачете здоровенный кухонный нож и топорик для разделки мяса. Немного подумав, Аглая Тихомировна переместилась в коридор и там извлекла из шкафчика электродрель, тиски и кувалду. Ее лицо озарила блаженная улыбка. Мать издателя представила, как зажимает в тиски яйца ненавистного киллера, а затем просверливает ему череп электродрелью и, в довершение картины, с размаху лупит его по голове кувалдой.

Нет, так нельзя. Эдак подлец слишком быстро коньки отбросит, не успев до конца осознать и искупить страданиями свою вину. Лучше сверлить в нем маленькие дырочки. Много маленьких дырочек, и не в черепе, а для начала в кистях рук и в ступнях ног.

А зубы? Она же чуть не забыла про зубы! Представив, как электродрель ввинчивается в зубные нервы Ворона, Аглая Тихомировна блаженно вздохнула.

Рано или поздно настанет момент, когда она встретится с киллером лицом к лицу. Она будет готова к встрече.

* * *

– Хреново, – сказал Гоша. – Очень хреново. Если этот Кругликов действительно убийца, его будет трудно прижать, особенно если бармен подтвердит его алиби.

– Думаю, нам стоит выпить пива в “Кактусе”, – предложил Игорь.

Тимур Авдеев, бармен “Кактуса”, с неприязнью посмотрел на удостоверение Крестовоздвиженского. Он не выносил ментов, и на это у него были свои причины. Кроме того, он был “голубым” и в душе симпатизировал Вадиму Кругликову.

"Значит, менты интересуются, был ли в баре Вадим в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое июня и во сколько он ушел, – подумал бармен. – Похоже, парню нужно алиби. Знать бы, на какое время”.

Облегчать ментам жизнь бармену не хотелось. – Кажется, он просидел до закрытия, – задумчиво сказал Тимур, делая вид, что старательно припоминает. – Да, точно, он сидел до закрытия, до двух часов ночи.

– Вы в этом абсолютно уверены? – спросил Игорь.

– Пока на память не жаловался.

– А во сколько он пришел?

– Приблизительно около десяти.

– И он никуда не выходил? Не отлучался на время?

Авдеев отрицательно покачал головой.

– Никуда он не отлучался, если, конечно, не считать того, что он пару раз сбегал в туалет.

– А вы ничего не путаете? Может быть, это было в другой день, а не с двадцать пятого на двадцать шестое?

– Вы спросили – я ответил. Ничего я не путаю. Извините, мне нужно обслуживать клиентов, – неприязненно сказал Тимур и отвернулся.

* * *

– Теперь совсем плохо, – удрученно вздохнул Гоша. – Ты обратил внимание, с какой ненавистью этот бармен смотрел на нас? Держу пари, что он врет. Похоже, он настолько не выносит милицию, что подтвердил бы алиби самого Чикатило, лишь бы насолить ментам.

– Но нам-то от этого не легче, – сказал Игорь. – Ничего не поделаешь, придется искать других свидетелей. Возможно, кто-нибудь видел Вадима в городе в то время, когда, согласно утверждениям Авдеева, он сидел в баре. Кроме того, можно попытаться отыскать продавца, у которого Кругликов купил кроссовки. Кроссовки китайские, из дешевых, почти наверняка Вадим приобрел их на каком-то вещевом рынке, находящемся неподалеку от его дома или работы. Но надежда на то, что продавец через неделю по фотографии опознает покупателя, почти ничтожна. Да и фотографии Вадима у нас нет. Пока ее раздобудем, пока опросим продавцов, потеряем уйму времени, и еще неизвестно, будет ли какой-либо результат.

– Может, повезет, – без особой надежды сказал Гоша.

– Хотелось бы, – вздохнул Игорь. – В любом случае сейчас нам пора по домам. Уже поздно, вещевые рынки закрыты, и фотографию мы сегодня никак не раздобудем. А так хоть с сестрой пообщаюсь. Мы толком и не успели поговорить.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Гоша. – Что ж, до завтра!

– До завтра, – кивнул ему Игорь.

* * *

– Вот! Еще две тысячи долларов! – широким жестом швырнув деньги на стол, сообщил вернувшийся после встречи с Вермеевой Тофик Магомаев. – Здорово мы раскрутили старушку. Она чуть ли не кипятком писала, как узнала, что мы вышли на след убийцы. А у тебя что новенького?

– Похоже, у наших ментов проблема, – покачал головой Додик Дацаев. – Они тут еще одно убийство раскручивают. Плохо дело. Им придется искать человека, который продал кроссовки сорок шестого размера одному гомику-парикмахеру, а поскольку с ментами никто разговаривать не захочет, они будут искать этого свидетеля до морковкина заговенья вместо того, чтобы вплотную заняться Вороном. А это не в наших интересах.

– Но ведь у тебя есть связи с ребятами с вещевых рынков, – напомнил Тофик. – Ты же на дагестанцев работаешь. Позвони кому следует, и тебе этого продавца в пять минут раскопают. Поможем ментам. Только надо будет достать фотографию парикмахера.

– Это как раз не проблема, – ухмыльнулся Дацаев.

* * *

– Леш! Чистяков! Ты дома? – крикнул Игорь, открывая дверь.

Никто не отозвался. На журнальном столике в гостиной лежала записка.

"Ужин в холодильнике. Не ленись и разогрей его в микроволновке. Сегодня я не приду ночевать. Не волнуйся и будь умницей. Целую. Марина”, – прочитал он.

"Интересно, почему Чистяков не написал, где он собирается ночевать? – подумал Игорь. – Наверное, у него на это были свои причины. Завтра он все объяснит. Жаль, что его нет. Впрочем, это даже к лучшему. Я так и не научилась жить семейной жизнью. Как, должно быть, страдает несчастный Лешка, интуитивно чувствуя, что меня тяготит его присутствие”.

Игорь подошел к холодильнику и вытащил оттуда стеклянную кастрюльку, в которой обнаружил пару тонких подрумяненных отбивных с жареным картофелем.

После минутной борьбы с собственной ленью он все-таки сунул их в микроволновку. Настроение было паршивым. В этот вечер одиночество почему-то не радовало. Все шло как-то наперекосяк. План с шантажом генерала, возможно, и не сработает. Бармен явно врет, покрывая по непонятной причине Вадима Кругликова. Отыскать продавца кроссовок скорее всего не удастся. От картины Вадим тоже, похоже, избавился. Да, день явно был не из лучших.

Вытащив из микроволновой печи разогретые антрекоты, Игорь принял твердое решение на время позабыть о работе и сделать то, что он почти никогда не делал, а именно – сесть с тарелкой перед телевизором и посмотреть какую-нибудь комедию.

По первой программе передавали футбол. Филимонов вздохнул и нажал на пульте управления кнопку переключения каналов.

"Анастасия Павловна, ну зачем ты так…” – донеслось с экрана.

Игорь замер в кресле, недоверчиво уставившись в телевизор.

На экране полковник Гордеев утешал с трудом сдерживающую слезы Каменскую, расстроившуюся из-за того, что ее теория обратной петли оказалась ошибочной.

"Все! Больше никуда не пойду, на работу не пойду…” – бушевала Анастасия Павловна.

– Нет, только не это! – простонал Филимонов.

Каменская на экране понемногу успокаивалась, чего нельзя было сказать об Игоре. В кого они его превратили? Мало того, что Маринина вывернула его личную жизнь наизнанку перед всей страной, так теперь про него еще и сериал сделали! Твою мать, в кого же они его превратили!

– Не-е-ет! – надрывно заорал Филимонов, изо всех сил запуская в экран тарелкой с антрекотами.

* * *

Вадим Кругликов посмотрел в глазок. За дверью стоял невероятно красивый юноша, слегка смахивающий на кавказца. Глаза и губы юноши были искусно подкрашены, в ушах блестели изящные серебряные сережки. Юноша был ему незнаком.

– Кто там? – на всякий случай спросил Кругликов.

Он знал, что в наше смутное время опасно открывать двери посторонним.

– Ваш поклонник, – приятным голосом объяснил кавказец. – Простите, что я пришел без предупреждения, но я увидел вас в баре “Кактус” и с тех пор страстно мечтал познакомиться с вами. Ваш адрес я узнал в парикмахерской.

После болезненного разрыва с Тарасом у Вадима не было любовников. Ему казалось, что сердце его навсегда разбито, что он больше никогда никого не сможет полюбить, никогда больше не ощутит своими разгоряченными бедрами страстный трепет другого мужского тела. Одиночество в сочетании с разочарованием было мучительным и иногда становилось настолько невыносимым, что Кругликов даже подумывал о самоубийстве, но какая-то сила, исходящая изнутри, удерживала его от последнего решительного шага. Пока удерживала…

Вадим судорожно вздохнул и нервно облизнул губы. Да, конечно, опасно открывать незнакомым, но, с другой стороны, ничего особо ценного в квартире у него нет, а этот юноша, свежий, как только что распустившийся подснежник, кажущийся таким невинным и одновременно порочным, напомнил ему о чувствах, которые, как Вадиму казалось, он утратил навсегда. Может быть, вот она – новая любовь? Может, господь решил наградить его за страдания и вырвать его из ада тоски, одиночества и боли? Кругликов задрожал от почти невыносимого сексуального желания. Забыв об осторожности, он открыл дверь.

– Спасибо! Вы так прекрасны! – произнес кавказец. – Вы позволите мне сделать вашу фотографию?

Прежде чем Вадим успел ответить, юноша нацелил на него цифровую фотокамеру и несколько раз щелкнул затвором.

– Большое спасибо, – повторил он и, развернувшись, побежал вниз по лестнице.

– Подожди! Куда же ты? – крикнул Вадим, недоуменно и разочарованно прислушиваясь к затихающим вдали торопливым шагам.

Десять минут спустя фотография Вадима Кругликова была отослана по электронной почте нужным людям и распечатана на цветных принтерах. Полчаса спустя представители дагестанской мафии начали опрашивать продавцов обуви с вещевых рынков, расположенных вблизи места работы и квартиры Вадима.

* * *

Отключив от сети разбитый телевизор, Игорь, ступая прямо по усеявшим пол стеклам, картошке и антрекотам, подошел к бару, достал из него бутылку текилы и щедро плеснул ее в стакан. Залпом выпив обжигающий горло напиток, он налил еще и снова выпил. Алкоголь смягчил ярость, мягко трансформировав ее в нестерпимую жалость к самому себе. Промокнув рукавом выступившие на глазах слезы, Филимонов дрожащей рукой снял телефонную трубку.

– Оля! Подойди к телефону. Тебя Анастасия Каменская спрашивает, – мрачно сказала Людмила Алексеевна.

– Игорь! – обрадовалась Кузина. – Как здорово, что ты позвонил! Только у тебя голос какой-то странный. Ты что, пьян?

– Я больше не могу, – простонал Филимонов. – Это стало последней каплей, переполнившей чашу, последней соломинкой, сломавшей спину верблюда…

– Извини, не мог бы ты выражаться более определенно? – попросила Оля. – Что-то случилось?

– Ты очень проницательна. Случилось.

– Но что именно? Еще кого-то убили?

– Никого не убили. Зато я бы с большим удовольствием кое-кого убил. Ты можешь приехать прямо сейчас?

– Куда?

– Ко мне домой. Я не в том состоянии, чтобы садиться за руль.

– Хорошо. Сейчас еду.

– Куда это ты едешь? К Насте Каменской? – Людмила Алексеевна осуждающе посмотрела на дочь.

– Похоже, с Игорем не все в порядке. Он пьян.

– Пьян? С чего бы это? Вроде бы Анастасия Павловна особо не налегала на алкоголь.

– Мама! Прошу тебя!

– Ладно! Только, пожалуйста, не теряй остатки разума и не забывай, что шизофрения передается по наследству.

– Я это знаю. И я уже большая девочка.

– По твоему поведению этого не скажешь, – горько усмехнулась Людмила Алексеевна.

* * *

"Первый замок вправо, второй влево, третий вправо, – думал Игорь Филимонов, лихорадочно крутя ручки замков в разных направлениях. – Или первый влево, второй вправо и третий тоже вправо?”

Оля нетерпеливо переминалась с ноги на ногу на лестничной клетке, с нарастающим беспокойством прислушиваясь к доносящемуся из-за двери шуму.

– Эй! С тобой все в порядке? Почему ты не открываешь?

– Замки! Проклятые замки! Не отпираются. Черт бы побрал этого Сашу Каменского!

– Сашу Каменского? – переспросила Кузина. Персонажи Марининой множились, как поганки под дождем.

– Это мой сводный брат, банкир, – пояснил Игорь. – Это его квартира. Мы с Чистяковым здесь живем, пока он с семьей отдыхает в Париже. Вот ведь понаставил замков – сам черт ногу сломит.

– Не торопись, – со вздохом посоветовала Оля. – Попробуй все возможные комбинации.

– А я чем, по-твоему, занимаюсь? Бронированная дверь распахнулась в тот момент, когда Кузина уже почти потеряла надежду.

– Что у тебя с лицом? – ужаснулась Оля. – Ты ужасно выглядишь.

– Я и чувствую себя ужасно. Чистяков уехал. Ночевать не вернется, так что ты единственная, с кем я могу поговорить.

– Слушаю тебя, – терзаясь нехорошими предчувствиями, сказала Кузина. – Может, теперь ты наконец объяснишь, что случилось?

– Сериал. Они сделали сериал, – замогильным голосом проинформировал ее Филимонов.

– Сериал? Какой еще сериал?

– “Каменская”. Ты представляешь, они назвали сериал “Каменская”.

– Ах, ты об этом! Ну и что? Я видела его. Надо сказать, получилось очень неплохо. Мне нравится.

– Неплохо? – прошипел Игорь. – Неплохо?!

– А что? – удивилась Оля. – Он действительно здорово сделан. Моя мама так просто от него в восторге.

Лицо Филимонова выразило сложную гамму чувств – от недоверия до возмущения, смешанного с отвращением.

– Этого я от тебя не ожидал. Зря я тебе позвонил. Уходи.

– Да ладно, не сердись, – примирительно сказала Оля. – Кстати, этот сериал уже давно идет. Ты что, не знал об этом?

– У меня нет времени смотреть телевизор. Ты хоть представляешь, какое это потрясение – включить проклятый ящик и увидеть, как на экране, изображая тебя, кривляется бывшая “интердевочка”! Ты бы хотела, чтобы тебя играл Дракула? Да она вообще на меня не похожа! Из нее же эмоции прут, как перебродившее тесто из кастрюли. Конечно, время от времени она выдает перлы типа: “я не женщина, я милиционер”, но “интердевочка” – она и есть “интердевочка”. Вертится, хихикает. А Чистяков? Ты видела, что они сделали с Чистяковым?

– А что не так с Чистяковым?

– А то, что у него волосы не рыжие, а темные. А Колобок? Кого они взяли на роль полковника Гордеева – толстого некрасивого Колобка?

– И ты из-за этого напился? – искренне изумилась Оля. – Было бы из-за чего! Естественно, что экранизация всегда отличается от книги. В кино свои законы. Актеры должны быть сексапильными, они должны проявлять эмоциональность, чтобы заводить зрителя, и вообще, какая разница, какие волосы у Чистякова – темные или рыжие?

– Тебе-то, конечно, никакой, – с горечью произнес Игорь. – Истина для тебя не имеет значения. Иногда мне кажется, что в этом мире истина вообще ни для кого не имеет значения. Хочешь текилы?

– Не хочу. И тебе уже хватит.

– Я сам знаю, хватит мне или не хватит. Это уже становится невыносимым. Я должен на что-то решиться. Сначала Маринина пишет обо мне, а теперь еще и кино снимают!

– Помнишь, как мы с тобой танцевали? – неожиданно переменила тему Оля.

– При чем тут это?

– В тот вечер ты мне говорил, что иногда тебе кажется, что на самом деле ты мужчина и тебе хочется быть мужчиной, а я ответила, что ты можешь сделать свой выбор и быть тем, кем ты захочешь. Ты решил быть мужчиной, и тебе это понравилось. Почему бы тебе вновь не сделать тот же выбор? Оставь Каменскую для книг и сериалов. Я не верю, что тебе на самом деле может нравиться такая жизнь, как у нее.

– Не имеет значения, нравится мне ее жизнь или нет, – пожал плечами Филимонов. – Я – Каменская. Сам не понимаю, что на меня тогда нашло. Сейчас я чувствую себя Каменской и не могу сделать выбор, потому что его для меня не существует.

– Ладно, допустим, выбора у тебя нет. А свечи у тебя есть?

– Свечи? При чем тут свечи?

– Доверься мне. Ты же хочешь, чтобы тебе стало легче? Или предпочитаешь и дальше терзаться от обиды и ярости? У тебя что, мазохистские наклонности?

– Выдвини этот ящик. Свечи там.

– Отлично! А где у тебя ванная?

– Направо по коридору.

– О! Да у тебя джакузи! Тебе нравится гидромассаж?

– Понятия не имею. Обычно я только стою по утрам под душем, чтобы окончательно проснуться.

– Ну ты даешь! Сейчас ты узнаешь, что такое лежать в джакузи с ароматическими маслами при мерцающем свете свечей и слушать приятную романтическую музыку.

– Не думаю, что мне это поможет, – с сомнением покачал головой Игорь.

– Поможет. Обязательно поможет, – подмигнула ему Оля.

* * *

– Отлично! Все просто отлично! Нам повезло! – воскликнул Додик Дацаев, отключая сотовый телефон.

– Что? Нашли продавца? – взволнованно спросил Тофик.

– Почти сразу. Причем оказался наш, дагестанец, Махмуд Асыров. С первого взгляда опознал парикмахера по фотографии. Этот гомик вел себя как последний дурак. Представляешь, попросил самые большие кроссовки. Махмуд говорит ему:

"Зачем, дорогой, тебе кроссовки такого большого размера? Для друга?”. “Для друга”, – отвечает парикмахер, а сам кроссовки прямо на тонкие спортивные туфли надевает. “Ты что, дорогой? – удивился Махмуд. – Кто ж так обувь меряет?” А парикмахер отвечает: “Я всегда так делаю, когда для него обувь покупаю”. Так и купил кроссовки сорок шестого размера.

– Здорово! – восхитился Тофик. – А когда Христопродавцева порадуем? Прямо сейчас?

– Сейчас поздно. Лучше завтра, – усмехнулся Дацаев. – Махмуд уже предупрежден. Всю правду милиции как на духу выложит.

* * *

– Раздевайся, – сказала Оля.

– Раздеваться? Зачем? – удивился Игорь.

– А ты собираешься лежать в джакузи в одежде?

– Может, ты выйдешь?

– Зачем?

– Я не хочу раздеваться при тебе.

– В чем дело? Раз мы обе женщины, какие могут быть проблемы? Уверяю тебя, у меня нет лесбийских наклонностей. Меня привлекают исключительно мужчины. К тому же я собираюсь принять ванну вместе с тобой. Ты же видишь, здесь три подголовника. Это джакузи рассчитано на трех человек, так что мы не будем беспокоить друг друга. Быстро снимай с себя все и лезь в ванну. Не спорь.

Игорь смотрел на нее с каким-то странным выражением. Его дыхание участилось.

– В твоем присутствии со мной происходит что-то необъяснимое. Сейчас, как и тогда в ресторане, мне снова начинает казаться, что у меня есть выбор.

– Так и должно быть. Раздевайся. В любом случае ты ничего не проиграешь. Если ты окажешься женщиной, мы просто примем ванну и поболтаем, как добрые подружки, но если вдруг ты решишь быть мужчиной… – Оля мечтательно вздохнула. – Это будет просто потрясающе! Давай я тебе помогу.

Подойдя к Филимонову, девушка начала медленно расстегивать на нем рубашку.

* * *

Муха, жужжа, кружила по комнате, как американский вертолет над джунглями Вьетнама. Она отыскивала место для посадки. Внизу виднелся холмистый рельеф, местами излучающий тепло. Мухе нравилось тепло. Сделав еще пару кругов, она выбрала небольшую коническую возвышенность с двумя темными овальными впадинами и спикировала, четко приземлившись на ее вершину.

Юра Демарин пошевелил носом. Муха насторожилась и расправила крылья, готовясь взлететь при малейшем признаке опасности. Юра еще раз пошевелил носом и тихо захихикал во сне. Ему снилось, что обнаженная Селена щекочет его волосами, а он, смеясь, игриво покусывает ее за соски.

На тумбочке возле кровати пронзительно зазвенел телефон. Звук вплелся в сновидение, трансформировавшись в стоны художницы, когда его член с силой вошел в нее. Телефон звонил и звонил, стоны становились все громче и пронзительнее, теперь и Юра тоже стонал, метался и кричал, погружаясь в головокружительный экстаз, какого он не испытывал никогда в жизни…

– Да что с ними всеми случилось? – проворчал Гоша Крестовоздвиженский, опуская трубку на рычаг. – Уже десять часов, а Демарин до сих пор не появился на работе, дома его тоже нет, да и у Игоря телефон не отвечает. Возможно, его нет дома, но мобильный-то он зачем отключил?

Гоша взволнованно зашагал по кабинету. Что же делать? Уже давно пора звонить генералу Елагину, надо продолжать разрабатывать версию с Вадимом Кругликовым, а напарники ни с того ни с сего оставили его одного. Полная безответственность с их стороны. Зачем тогда друзья, если на них нельзя положиться в самый ответственный момент?

"Ладно, я и сам могу позвонить генералу, – решил Гоша. – И без них справлюсь”.

Мобильный телефон генерала, к его удивлению, тоже не отвечал. И он туда же! Крестовоздвиженский почувствовал, как его поневоле охватывает тревога. Понимая, что, возможно, он напрасно это делает, Гоша не удержался и набрал домашний телефон Елагина.

Ему ответил женский голос, тихий и бесцветный, как последний вздох умирающего.

– Извините, я могу поговорить с Петром Ильичом?

– Петра Ильича больше нет. Он… он умер вчера от сердечного приступа.

– Ой, простите! – выдохнул Гоша. – Извините меня, ради бога. Я не знал…

В трубке раздались короткие гудки.

"Убили! – мелькнуло в голове у милиционера. – Генерала убили. Демарин и Игорь тоже исчезли. Мобильный телефон не отвечает. Даже Марины дома нет. Неужели и их?.. А ведь меня предупреждали, что нельзя связываться со спецслужбами. Дурак! Какой же я дурак!”

Сотрудники управления с удивлением оглядывались вслед мчащемуся по коридорам и лестницам Гоше. Громко хлопнув дверью, Крестовоздви-женский наконец выскочил на улицу и бросился наперерез резко затормозившему такси.

"К Юре или к Игорю? – думал Гоша. – Лучше к Игорю. Это ближе. Трупы. Там будет полно трупов. Наверняка его убили вместе с Мариной!”

– Куда едем? – недовольно спросил таксист. Вздрогнув при звуке его голоса, Крестовоздвиженский назвал адрес.

* * *

"Селена Далилова. “Восхождение на Олимп”. Цена 2800 долларов”, – прочитал Андрей Бочаров на табличке рядом с картиной. Этот холст размером 40х60 см был самым дешевым из выставленных в “Экстази” шедевров художницы-секс-бомбы. К счастью для Бочарова, его психика оказалась более устойчивой к воздействию сюрреализма, чем у Гоши Крестовоздвиженского, и его взгляд, направленный на картину, выражал лишь легкое недоумение.

На фоне красного бархатного занавеса, отороченного золотой каймой, Селена расставила несколько блестящих новеньких пюпитров, на которых были живописно разложены добрые шматы украинского сала вперемешку с отрезанными, но, несмотря на это, весьма сексапильными женскими грудями. На грудях и на сале, имитируя синие чернила печатей, которые раньше были в ходу на колхозных рынках, были отштампованы ноты и портреты композиторов – Моцарта, Вагнера, Чайковского.

– Актуальное искусство, твою мать! – хмыкнул Андрей, укоризненно качая головой. – Совсем охренели. Не зря в советское время самопальные выставки абстракционистов бульдозерами с землей ровняли. Все требовали, видишь ли, свободы самовыражения. Вот и получили они ее, это свободу. И что с ней сделали? Отрезанные бабские сиськи с портретами композиторов рисуют и называют это искусством, а сами, чтобы продать это искусство, ноги раздвигают, как дешевые шлюхи с панели.

Слегка прижимистый по натуре, Бочаров привык контролировать свои траты, ограничиваясь лишь самым необходимым, и стоимость картин Далиловой слегка шокировала его. Впрочем, если ему удастся разговорить Селену, эти деньги окупятся сторицей. Конечно, можно было сэкономить, похитив художницу и бесплатно выудив у нее всю необходимую информацию, но потом ее пришлось бы убить, и, хотя милиция никогда не вышла бы на его след, у его бывших коллег из ФСБ могли бы появиться нежелательные подозрения. А этого не хотелось. Очень не хотелось.

"Надо будет спросить Селену, что она хотела сказать этой картиной”, – подумал Андрей, направляясь к столику администратора.

– Я хочу купить “Восхождение на Олимп”. И, разумеется, познакомиться с художницей, – неприятно улыбаясь тонкогубым ртом, сказал он.

* * *

Марина Буданова испуганно вскрикнула, когда между закрывающимися дверцами лифта просунулись чьи-то руки. Резким рывком раздвинув двери, в лифт влетел тяжело дышащий мужчина и, то ли не успев, то ли не пожелав затормозить, тяжело навалился на девушку.

Отчаянно завизжав, Марина изо всех сил оттолкнула бандита и, вспомнив уроки карате, которые она когда-то брала, со всей дури заехала ему ногой в пах.

Мужчина с болезненным криком врезался спиной в уже захлопнувшиеся дверцы.

– Гоша? – изумленно воскликнула Марина.

Крестовоздвиженский ничего не ответил. Мыча и похрюкивая от боли, он съехал на пол, держась руками за поврежденную часть тела.

– Боже мой! Гоша! Я не знала, что это ты! – бросилась к нему Марина. – Прости!

В глазах милиционера стояли слезы. Он попытался что-то сказать, но из перехваченного спазмом горла вырывалось лишь нечто совершенно неудобоваримое.

На девятом этаже лифт остановился, дверцы открылись, и Гоша вывалился в коридор.

– Сейчас! Подожди! Я помогу тебе, – волновалась Марина, не зная, что делать – то ли помогать корчащемуся на полу Крестовоздвиженскому, то ли доставать из сумочки ключи.

– Ой! – выдохнул наконец немного оклемавшийся Гоша. – Значит, ты жива?

– Вроде да, – удивилась Марина. – А в чем дело?

– Я звонил, но никто не брал трубку. Вот я и подумал, что вас всех убили.

– А почему вдруг нас должны были убить? Крестовоздвиженский растерялся:

– Ну-у, не знаю. Просто я звонил, дома никого нет, а у Игоря и мобильный не отвечает. Вот я и подумал, что вас убили.

– А ты у нас, оказывается, оптимист, – покачала головой Марина. – Просто я не ночевала дома, а Игорь, наверное, отключил телефон, чтобы его не беспокоили. Тебе не кажется, что это более простое объяснение?

– Теперь кажется, – согласился Гоша. – Сам не понимаю, с чего это я вдруг запаниковал? И Юра Демарин куда-то пропал.

– Значит, ты поэтому так спешил? Крестовоздвиженский смущенно кивнул. Марина отперла дверь.

– Игорь, ты дома? – крикнула она. Никто не ответил.

– Может, он спит? – предположила Марина. – Хотя в это время он обычно поднимается. Или вышел куда? Сейчас проверим. По твоей милости я уже сама начинаю беспокоиться.

Быстрым шагом пройдя по коридору, Буданова распахнула дверь спальни брата и шагнула внутрь. Гоша ввалился в комнату вслед за ней.

– Ой! – сказала Марина. – Извините. Оля Кузина смущенно вскрикнула и натянула на себя одеяло.

Игорь лениво потянулся и открыл глаза. Затем он тряхнул головой, зажмурился и снова открыл глаза, но, увы, кошмарное видение не исчезло. Он, вернее, Анастасия Каменская лежала в постели рядом с голой Оленькой Кузиной, а на них с выражением неподдельного изумления на лицах смотрели застывшие у двери Алексей Чистяков и смертельно влюбленный в Олю Гоша Крестовоздвиженский.

– Лешик… Чистяков… Это не то, что ты думаешь, – непослушными губами пробормотал Игорь избитую фразу, абсолютно бессмысленную, но почему-то наиболее распространенную в подобных ситуациях.

– Я не Чистяков, – покачала головой Марина. – А ты не Каменская.

Приблизившись к кровати, она резким движением сорвала с брата одеяло.

– Посмотри на себя! – воскликнула она. – Ты Игорь Филимонов, и ты самый настоящий мужчина. Так даже Каменская не замаскируется.

– И еще какой мужчина! – блаженно закатила глаза Оля.

– Что ты делаешь? – подпрыгнул от неожиданности Игорь, поспешно прикрывая подушкой свои выставленные на всеобщее обозрение мужские достоинства. – Кстати, в “Иллюзии убийства” еще почище гримируют.

– Но у тебя-то все настоящее. Это уж точно не грим, – ввернула Кузина.

– Я счастлива за тебя, за вас обоих, – с чувством произнесла Буданова. – Ты не представляешь, как я рада, что все так получилась.

– Лешик? Чистяков? Каменская? – ошеломленно переспросил окончательно выбитый из колеи Гоша. Он уже ничего не понимал.

То, что он увидел, было намного хуже удара в пах, который нанесла ему Марина. Это оказалось несравнимо больнее. Он спешил как сумасшедший, боясь обнаружить труп своего друга, а тот преспокойно отключил телефон, чтобы никто не мешал ему заниматься любовью с Гошиной девушкой! Игорь ведь знал, как безумно Гоша влюблен в Олю! Как же он мог?! А Оля! Тоже хороша!

Кровь пульсировала в висках Гоши, кровать и лица любовников расплывались перед глазами, почему-то вспомнилась сцена из старого фильма, в котором французский граф, обнаружив мужчину в постели своей жены, разрядил пистолет в обоих.

Гоше показалось, что это его палец нажимает на курок. Трах! Бах! Крики, стоны, мольбы о помощи, кровь, еще кровь и наконец тишина. Тишина звенела в ушах, как туго натянутая струна. Лицо Крестовоздвиженского залила смертельная бледность. Он пошатнулся, сделал неверный шаг вперед и потерял сознание.

* * *

Селена Далилова окинула Андрея Бочарова профессионально отработанным восхищенным взглядом, от которого даже низкорослые и лысые мужчины начинали чувствовать себя как минимум Арнольдом Шварценеггером.

Водянистые, по-рыбьи выпуклые глаза прошлись по ее телу, почти не изменив своего холодного, оценивающего выражения.

Взгляд Андрея был девушке неприятен. И, хотя она научилась, используя восточные психотехники, положительно настраивать себя на общение даже с физически непривлекательным для нее мужчиной, тут дело было не в отсутствии физического влечения. Этого клиента с некоторой натяжкой можно было бы назвать красивым. Под одеждой проступали контуры крупного натренированного тела без капли лишнего жира, да и лицо вполне можно было бы счесть привлекательным, если бы его не портили выпуклые водянистые глаза и тонкий, презрительно изогнутый рот.

Художница прислушалась к своим ощущениям, пытаясь понять, откуда исходит ее странная, тревожащая неприязнь к этому человеку.

"Он не хочет меня, – подумала она. – Я это чувствую. Вот в чем дело. Он меня не хочет. Но если он меня не хочет, что ему надо? Зачем он купил мою картину? Или его интересует не обычный секс? Возможно, какие-то извращения? Ладно, там разберемся”.

– Здесь, в галерее, есть уютные кабинеты, – сказала Селена. – Или, если хочешь, мы можем отправиться ко мне или к тебе. Сегодня все будет так, как ты пожелаешь.

– Я бы предпочел снять номер в отеле, – ответил Бочаров.

* * *

– Они что там, совсем с ума посходили? – изумленно произнес Додик Дацаев, недоверчиво прислушиваясь к диалогу, несущемуся из приемника. – При чем тут Каменская с Чистяковым? Или они сексуальные игры с переодеваниями устраивают? А Христопродавцев твой – полный псих. Сначала напал на Буданову, потом орал как резаный, потом нес что-то об убийствах, а теперь вот сознание потерял от несчастной любви. И это сотрудник правоохранительных органов! Страшно подумать, что такие люди заботятся о нашей с тобой безопасности. Они же сами представляют угрозу для общества!

– А ты думаешь, нормальный человек в милицию пойдет? – пожал плечами Тофик Магомаев. – Ты знаешь, какая у них зарплата?

– Я знаю, что они должны киллера искать, а не падать в обмороки и не маяться дурью, играя в Каменскую и Чистякова. Как только приведут Христопродавцева в чувство, позвоним Филимонову и расскажем менту о Вороне и о свидетеле с вещевого рынка. – Давно пора, – кивнул Тофик. – Пусть наконец делом займутся.