Текст книги "Между ангелом и бесом"

Автор книги: Ирина Боброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Черт подтолкнул парней, все трое, неловко скрестив ноги, расселись на шелковых полушках и стали угощаться сластями. То есть угощался один только Гуча, потому что  Бенедикт и Самсон забыли обо всем на свете и, затаив дыхание, смотрели на девицу.

Вблизи Гуль-Буль-Тамар сражала наповал! Круглое белое личико действительно напоминало луну. Персиковый румянец подчеркивал высокие скулы, в маленький ротик в спокойном состоянии казался нераспустившимся бутончиком розы. Глаза – фиалковые, миндалевидные и влажные, как у встревоженной лани, звали и манили. В наличии также были: острые стрелы ресниц, черные брови вразлет, тонкая талия с вишенкой пупка, густая грива каштановых волос крутыми локонами спускавшаяся до маленькой, аппетитной   попки.   Небольшая,   идеальной округлой формы грудь, обтянутая полупрозрачной тканью, так и просилась в надежные мужские руки, а сквозь газовые шаровары можно было разглядел стройные ноги, которые росли из довольно крутых бедер.

– Жениться хотим,– почему-то во множественном ном числе ответил прямолинейный Самсон на вопрос красавицы, как всегда не подумав об этикете и такте. Впрочем, он и не знал, что это такое.

– Ой, какие вы миленькие! Вас даже бить не придется! – Принцесса захлопала в ладоши, а друзья непонимающе переглянулись.

Придворные, неподвижно стоявшие у стен, зашевелились и вытолкнули вперед тучного длиннобородого старика в огромной чалме, не уступавший по размеру его животу. В руках старец держал янтарные четки.

– Уважаемый, мы желаем! Приступайте! – Красавица, довольно потирая руки, поднялась к трону, оставив друзей на полу.– Жениться будем.

– Что, так сразу жениться? – насторожился Гуча.– Разве вы, ваше величество, не желаете узнать имя жениха, его происхождение, материальное положение, наконец?

– А зачем? – искренне удивилась принцесса.– Имена ваши мне не интересны. Происхождение ваше мне знать ни к чему, я и так вижу, что родители у вас были хорошие. А тканей у меня во дворце столько, что на всю страну хватит, а вам на наряды тем более. И чего это я перед вами распинаюсь? – вдруг возмутилась Гуль-Буль-Тамар.– Что один жених, что другой... Мужья потом все равно все на одно лицо!

– Мужья?! – переспросил черт, чувствуя, что на этот раз они вляпались во что-то посерьезнее, чем навоз.

– Ну да, мужья, – мило улыбнулась девушка.– Начнем, господин мулла! Я беру вас троих в мужья, обещаю, что...

– Стоп! –  Черт решительно встал, одернул алый плащ, схватил за шиворот обалдевшего от красоты принцессы Самсона и приподнял над ступенькой.– Вот он – жених, а мы просто сопровождающие. Так сказать, свита.

– Ай-яй-яй, нехорошо шутить над бедной девушкой! Я отказываюсь от Рыжего?! Я же не отказываюсь от Рыжего! Я и на нем женюсь, и на тебе женюсь, и этот красавчик тоже моим мужем будет! У меня в гареме шестьсот девяносто семь мужей – тремя больше, тремя меньше – какая разница?

 – Ребята, бежим отсюда,– просипел наследник, до которого наконец дошел смысл происходящего.

– Матриархат – очень точно оценил ситуацию ангел, устремляясь за друзьями к двери.

– Охрана!!! –  Истошный визг главы государства тряхнул дворец.

Перед незадачливыми женихами выросла стена из отборных воинов, закованная в доспехи и ощетинившаяся копьями. При столь явном перевесе сил сопротивление не имело смысла.

– Ведите этих темпераментных мужчин сюда,– скомандовала принцесса.

Пленников очень крепко подхватили под белы рученьки и поставили перед невестой.

–У-у, противные! У меня в гареме конкурс – семьдесят человек на место, а вас даже без экзамена беру. Рискую, между прочим,– вдруг вы не способны выполнять супружеский долг, и корми потом вас, дармоедов, до пенсии, одевай, обувай! Ну да ладно.– Девушка вдруг успокоилась.– Начинайте, мулла!

Бочкообразный служитель культа что-то заблеял противным козлиным голоском, и под это блеяние невеста, трижды топнув ногой, произнесла:

– Я, принцесса Гуль-Буль-Тамар беру этих мужчин в мужья, клянусь кормить и поить их до самой смерти.

– Я сам себя прокормлю! – заорал вор, перебивая девушку.

– Заткните ему рот,– просто сказала принцесса, и чья-то рука в железной рукавице выполнила это распоряжение, залепив Самсону пол-лица.

– Итак, на чем мы остановились? Ах, да... До самой смерти! Наказывая, обещаю не причинять увечий, а в случае непослушания предоставлю мужьям быструю казнь без пыток! Я ничего не забыла, достопочтенный мулла?

– Все, луноликая, все сказала, благослови Аллах твою мудрость! Аминь!

– В гарем их! Отмойте там как следует, потом три дня карантин. На четвертый подготовьте их к моему посещению!

– Размечталась! Ты что, думаешь, вот так захотела и посетила? Не выйдет,– задыхаясь от злости, прошипел черт.– Нимфоманка несчастная!

– Он что, опять шутит? Или нет? – Принцесса надула губки, а Гуча получил хороший удар дубинкой по голове.

– Три дня – не так много, мои богатыри,– прощебетала красавица,– не расстраивайтесь!

– Ага, прямо обрыдаемся! – выкрикнул Самсон

– Ах, какой чувствительный.,– растроганно проговорила принцесса и, смахнув слезу, дарственным жестом указала на дверь. Стражники подняли новоиспеченных мужей на руки и понесли по бесконечным переходам дворца.

– Гуча! – гаркнул Самсон, стараясь перекричать топот стражников.– Гуча, ты меня слышишь?

 – Слышу, слышу,– тихо отозвался черт откуда-то слева.

– Гуча, я вот тут думаю – а чего это мы сюда так бежали?

– Знаешь, Самсон, я тоже об этом думаю. Торопиться совсем не стоило...

– Гуча – снова донеслось до черта, на этот раз голос принадлежал ангелу и звучал откуда-то сзади.– Гуча, ты говорил, что мы в чужой монастырь лезем, а я где-то читал, что монастырь и гарем – совершенно разные вещи.

– Ты прав, Бенедикт. Если б ты только знал, до какой степени это разные вещи.

Процессия остановилась. Стражники сдали вынужденных мужей с рук на руки гаремным евнухам. Сдали в буквальном смысле – дальше их несли мягкие ладошки, а поступь новой команды оказалась на удивление ровной и бесшумной. Бенедикт даже умудрился задремать, а Самсон развлекался тем, что незаметно стягивал перстни с пухлых пальчиков.

 На ноги их поставили только в купальне. Кланялись, лысые и безбородые мужчины с детскими лицами и двойными подбородками удалились. Друзья присели на широкую скамью перед изящным столиком, уставленным тарелками со всевозможной снедью, но есть почему-то не хотелось.

– Выбираться отсюда надо.– Самсон передернул плечами. – Это где ж такое видано, чтоб стоять в очередь за тем что в других местах на каждом углу предлагают. Королем я бы  еще согласился стать, если обстоятельства того требуют, но одной семисотой частью от короля при избалованной девчонке – уже перебор, братцы!

– Это не перебор, это позор для настоящего муж чины.– Гуча вытянул ноги и водрузил их на хрупкий столик, смахнув пару тарелок.– Так, ребята, не вешать нос. У нас три дня карантина – за это время мы что-нибудь придумаем. Не расслабляться, без мо его разрешения ничего не есть – в гаремах принято травить конкурентов. Пока не дергайтесь, пусть думают, что мы смирились.

– Я смирился,– поспешно вклинился ангел.– Я всегда мечтал побывать в гареме, но дядя не пускал. Я ему объяснял, что для нового сценария нужен личный опыт, а он уперся. Говорит, что я еще маленький! Надо же, как обернулось, я – и вдруг в гареме! Не понимаю, почему вы так переживаете? Я весь дрожу от предвкушения! Гарем... здесь должны быть наложницы, одалиски, гетеры...

Черт с вором недоуменно переглянулись и рассмеялись. Смех, сначала немного натянутый и горький, крепчал, и скоро богатырское ржание сотрясало потолок купальни. Невесомый узорчатый купол вибрировал и грозил обвалиться.

– Опять вы надо мной смеетесь,– обиделся ангел.– Что я такого смешного сказал?

– Наивный ты, Бенедикт, а я все время забываю об этом,– сквозь смех ответил Гуча, вытирая выступившие на глаза слезы.– Ты еще гейшу японскую в свой список включи! Вот только здесь ты сам и гейшей, и гетерой, и путаной, если понадобится, будешь! Это не тот гарем, придурок!!!

Ангел покраснел и, опустив голову, стал размышлять, что он такое пропустил при изучении чувства юмора почему он не понимает шуток и острот? Гуча с Самсоном тоже подавленно затихли, осознав серьезность ситуации.

В стене напротив открылась неприметная дверца. Сгибаясь под тяжестью огромных стопок полотенец и простынь, в купальню вошли три старухи. Они положили ношу на одну из скамей, огибающих помещение  по периметру. Потом две рослые пожилые женщины принялись молча и довольно бесцеремонно раздевать Самсона и Бенедикта.

– Ну, ты, кикимора старая,– возмутился Самсон, – не наглей! Да будь ты хоть последней женщиной на земле, я бы перед тобой не разделся!

Старуха, не обращая внимания на протесты, так лихо заломила ему руку, будто всю жизнь занималась раздеванием сопротивляющихся мужиков (а так оно, возможно, и было), и в одну секунду сорвала с Самсона его тряпки. Потом открыла маленькую дверцу и втолкнула его в клубы пара.

Бенедикт, наблюдавший эту сцену с открытым ртом, засуетился, заискивающе поглядывая на старую женщину, которая стояла перед ним, и стал торопливо раздеваться.

Гуча посмотрел на свою надзирательницу и расхохотался.

– Гризелла, лапочка, и ты здесь! На старости лет на клубничку потянуло? Эротики захотелось?!

– Подрабатываю я тут,– буркнула Гризелла.

– Гуча, а что они будут с нами делать? – дрожащим голосом спросил ангел, словно не видя ведьму. Та оскорбленно скривилась.

– Мужиков из вас будут делать, вот что! – ответила она и злобно рассмеялась.– Объяснить как?

– Я, может быть, и наивен, но не до такой же степени! Однако позвольте предупредить в вашем возрасте секс вреден – вместо оргазма инфаркт может случиться, Я об этом читал. И поэтому решительно отказываюсь быть прибитой смерти живого существа, даже такого отвратительного как вы. Нельзя ли кого-нибудь помоложе...

– В мойку его, Фатима,– приказала Гризелла, ее напарница немедленно выполнила команду.

– Влипли,  голубчики.– Ведьма повернулась к черту.– Я с вас семь шкур спущу...

– Да будет тебе, Бенесафуиловна, мы с тобой старые друзья,– примирительно сказал Гуча.

– Старые друзья,– передразнила его бабка. – За тобой должок, Чингачгук Эфроимович, так что не подлизывайся.

– Долги платить – дело чести для каждого мужчины! – с пафосом произнес черт и вытащил из бездонной торбы аккуратный пакет.

Ведьма, смущенно, словно девочка, потупив глазки, нерешительно взяла сверток, развернула и с восторженным визгом кинулась черту на шею.

– Не забыл, родной, уважил старуху! – проверещала она.

– Учти, сам шил, своими руками,– зарабатывал очки Гуча, стараясь отодрать от себя Гризеллу.– А гусята какие симпатичные! С такой любовью вышивал! А чепчик с такой благодарностью...

– Ой, да как же ты меня, старую, порадовал, я же семнадцать лет о такой пижамке мечтала, да я... – Ведьма осеклась и подозрительно посмотрела на черта.– А по чьей вине, спрашивается?

– Я же сказал, что сам шил?

– Ну, сказал.

– Вещь красивая получилась?

– Ну, красивая.– Старуха прижала к груди шедевр портновского  искусства.

– А я что на белошвейку похож? Я что, такое чудо за три дня мог состряпать? Я ж семнадцать лет над ней сидел, свою благодарность хотел выразить, в каждый стежок свое восхищение тобою вкладывал!!!  – вдохновенно врал, стараясь привлечь ведьму в союзники. Падкая на лесть старушка, слушая его, рыдала от умиления, утирала слезы долговой пижамой и сморкалась в чепчик.

– Вот старая ведьма, а я ведь на тебя Боссу жаловаться ходила! да если б я знала...

– И так всегда!!! Гризелла, ты испортила мне карьеру, из-за тебя я завис в этой Тмутаракани, и только ты можешь  помочь нам выбраться из беды!

 – Что опять младенец? – Влага на старухиных щеках ментально высохла, а глаза подозрительно прищурились. – Второй раз не выйдет – грех на себя не возьму!

Гризелла осталась верна себе, а потому перед самым носом хитрого черта появилась знаменитая на весь Энергомир костлявая фига, которую тот мягким движением отвел в сторону.

– Младенец, Гризеллочка, младенец,– подтвердил Гуча,– только очень великовозрастный. Семнадцать годочков бандюге. Принца назад надо вернуть, папе с мамой, а мы застряли в гареме. Помоги выбраться... пожалуйста.

– Вот в чем дело.– Несмотря на возраст, старуха соображала быстро.– Ладно, помогу. Но только совет дам, на большее губу не раскатывай!

–Спасибо и на этом.– Гуча с облегчением вздохнул.– Но все же ты-то как здесь оказалась?

– Сказала же – деньги я зарабатываю, – буркнула ведьма.– Контракт у меня с Гуль-Буль-как-ее-там. Давай в парную, поплещись немного, уж не буду тебя смущать.

– А я не против, не выделяй меня из команды! Я б, Гризеллочка, с тобой не только в баню пошел... – Он положил руку на костлявое ведьмино плечико. Та зарделась и, шлепнув Гучу по руке, пискнула:

– Нахал, ох, какой нахал! Иди мойся озорник, вечером поговорим.

Черт подхватил полотенца и, не обращая внимания на басовитые вскрики Самсона и тонкий скулеж ангела, доносившиеся из соседних помещений, толкнул третью дверцу и растворился в облаке белого, пахнущего лавандой пара.

Выйдя из купальни, Гуча снова оказался на руках у евнухов. По запутанным коридорам и перехода его принесли в просторное помещение и бережно опустили на гору одеял. Бригада носильщиков, почтительно кланяясь, удалилась, а Гуча встал и осмотрелся.

Как и все во дворце, комната была великолепна. Огромные, от пола до невероятно высокого потолка окна были украшены золотыми рамами. Сквозь стекла кристальной чистоты открывался удивительный вид на дворцовый сад. Пол был устлан пушистым ковром с замысловатым рисунком. На ковре тут и там стояли все те же хрупкие столики из слоновой кости. И как только они выдерживали столько тарелок со сластями, кувшинов с напитками и шкатулочек непонятно с чем? Один из столиков был уставлен десятками флаконов и баночек с духами, притираниями, кремами и прочими подобными вещами. Парфюмерный магазин, да и только. Гуча удивленно поднял брови. Его ложе находилось напротив двери, как раз под окном. У двух других стен возвышались такие же горы подушек и одеял, под которыми угадывались очертания человеческих тел. То, что это его спутники, черт догадался сразу, но почему они молчат? Он осторожно подошел к фигуре справа, откинул простыню и... обомлел. Двигаясь замедленно, точно в трансе, Гуча приблизился к левому ложу и резко откинул одеяло, после чего, все так же молча, прикрыл лежащего и, вернувшись к своей постели, рухнул на нее, словно подкошенный. Когда к нему вернулась способность говорить, он вслух помолился Большому Боссу, поблагодарил за то, что знаком с Гризеллой. Какое счастье, что она позволила ему помыться самостоятельно!

Приятели по-прежнему не подавали признаков жизни. Но черт не был бы чертом, если бы дал им долго упиваться горем и жалостью к себе. Он вдруг оглушительно расхохотался и самым ехидным тоном, на какой только был способен, спросил:

– Ну и как вам, мальчики, местные понятия о красоте?

Это замечание стало последней каплей – жертвы гаремной косметологии кинулись к насмешнику, размахивая кулаками. Гуча со смехом отбивался.

–Да ладно, ребята, я не хотел вас обидеть! – кричал он.– У меня до сих пор сердце сжимается, стоит взглянуть на вас!

– Тебе бы все смеяться,– буркнул Самсон, падая рядом, а нам с расписными мордами жить придется.

– Точно,– вздохнул ангел, присаживаясь с другой стороны.– Я чуть не умер. Самым трудным было не дергаться, когда банщица волосы щипала.

– И подергался бы, кто осудит в такой ситуации? – удивился Гуча.

– Так ты же сам приказал не дергаться!

– Я был не прав,– сказал черт, внимательно оглядывая друзей.

Посмотреть было на что! Женихов не просто вы мыли – их выскоблили пемзой и натерли маслами с одуряющим запахом. Пятки принца, до этого походившие на копыта по цвету и твердости, с нежно-розовой кожей, а на ощупь (черт не поленился потрогать) напоминали ножки младенца, который еще не умеет ходить. Но самое главное, из-за чего, собственно, зверели парни и едва сдерживал смех Гуча – их обрили наголо и выщипали все до единого волоски на теле. Во всех местах. Ладони у принца и ангела были вымазаны огненно-оранжевой краской, а лысины сверкали перламутром.

Кустистые брови Самсона частично выщипали и густо смазали черной тушью. На щеки нанести карминный румянец, от чего и без того краснорожий Самсон стал похож на помесь индейца, вышедшего на тропу войны, и индианки, выходящей замуж.

Бенедикту досталось меньше. Видимо, решили, что настоящую красоту ничем не замажешь, поэтому он всего лишь благоухая маслами, сверкал перламутровой лысиной и мог гордиться идеально круглой бордовой точкой меж бровей.

Гуча спрятал улыбку и попытался утешить друзей пострадавших от гигиены.

– Ладно, ребята, эту гадость отмоем, а волосы отрастут. Самсон,  я даже разрешу тебе в грязи вываляться!

– Я бы придушил старую вешалку, если б мог! – Принц был безутешен.– Привязала и давай издеваться!

– А мне понравилось.– Ангел стащил с постели кисейную занавеску зеленого цвета и замотался в нее. – Столько новых ощущений, один массаж чего стоит! С волосами они, конечно, погорячились, но остальное – выше всяких похвал.

 – Бежать надо, Гуча, бежать отсюда! Чувствую, эта стерва три дня не выдержит!

– Успокойся,  Рыжий, ситуация под контролем. Вечером кое-кто придет в гости, а к утру уж будем на свободе, а пока одеваемся и как ни в чем не  бывало мирно беседуем, развлекаемся, словом, ведем себя прилично. Побег ночью. Ясно?

– Ясно! – гаркнули парни в один голос и кинулись к одежде небрежно сваленной на ковре.

Гуча тоже надел свою белоснежную рубаху и накинул алый плащ. Похлопал по карманам и с облегчением вздохнул, убедившись, что все волшебные предметы на месте.

Одетый Самсон как-то сразу прибавил в объеме.

– Опять тянул что ни попадя?

– Вот опять ты, Гуча, меня обижаешь! Я что, этот...  клептоман какой?– Воришка удачно ввернул новое слово.– Брал только то, что ценность имеет.

– А что имеет ценность в этом мире? – поинтересовался Бенедикт.

–То, что можно продать или купить,– с видом знатока пояснил Самсон.

 —Понятно!

– Что тебе понятно? Ничего тебе не понятно.– Черт вынул из кармана волшебный платок и разостлал его на ковре.– А как, скажи мне, быть с вещами, которые не продаются? Они имеют  ценность?

–  Конечно, имеют! Любовь, например, ее не купишь! – В голосе Бенедикта слышалось благоговение.

–  Во дурак,– прыснул принц,– как раз она-то на каждом углу и продается!

– Давайте наконец поедим,– сказал Гуча и сделал заказ платку-самобранке.

Трапеза проходила в полном молчании – принц и ангел все еще переживали по поводу своего, как они считали, позорного вида, а черт старался не смотреть на них, чтобы не подавиться.

Я все хотел сказать – когда я пошел к отшельнику, Бенедикт так внезапно оказался рядом... Помнишь, как ты появился за моей спиной, я тогда чуть заикой не стая?

– Я  не знаю, как осуществилась телепортация. Просто расстелил пла... – начал было Бенедикт, но тут открылась дверь.

Стражники пропустили внутрь посетителей, которые вошли и остановились. Возглавлял делегацию высокий темнокожий мужчина с большим животом, который колыхался над красными бархатными шароварами. Его плечи прикрывала коротенькая безрукавка. На круглом лице выдавался вперед огромный нос с очень крутой горбинкой, над маленькими черными глазками нависали густые брови.

Позади него топтались трое мужчин поменьше и ростом, и объемом, тоже разнаряженные, как павлины. Стоит добавить, что лица всех гостей были щедро намазаны косметикой, чувствовался даже некоторый перебор.

– С чем пожаловали?  – грозно спросил Гуча, сразу взяв инициативу в свои руки.

– С подарками.– Из-за спины гиганта вынырнул толстенький коротышка с блюдом в руках.

– На кой  нам ваши подарки? – проворчал Самсон, вытирая  жирные пальцы о штаны.

– В знак почтения и как свидетельство искренней любви, о новички. – Толстячок   подобострастно улыбнулся и протянул гостинец. Ангел, по своему обыкновению ставивший вежливость на первое место потянулся было за подарком, но черт шлепнул его по ладоням, а вор, дернув за шитый золотом кафтан,  усадил на место.

– Вах! Зачем вы, дарагие, зачем нехорошее думаете, а? теперь как братья! Совсем родственники! Кто, как не родственник, убережет от ошибок, утешит в печали, удовлетворит в постели?

Черт встал медленно подошел к братьям по гарему, внимательно осмотрел их, потом взял с блюда один персик. Гости затаили дыхание.

Гуча покинул спелый плод вверх, поймал его и подкинул снова. Гаремные мужики, словно дрессированные крысы, поднимали и опускали головы, следя за полетом персика. В их глазах светилась такая надежда, что даже наивный Бенедикт понял, в чем дело.

– Пакушай, дарагой, не обижай, – не выдержал кто-то из гостей.

– Абычый такой,   восточный, – поддержал его толстый, – угощать гостей! Скушайте!

– Хороший «абычай», полезный: и правила соблюдаются, и конкуренты мрут, как мухи.– Черт перестал жонглировать и подошел вплотную к дари телю.– Откушай, дарагой, сам, а?

– Что ты, что ты?! Это кощунство – съесть плод, подаренный новичку,– забормотал, бледнея, толстяк, но черт затолкал персик ему в рот.

Все это произошло на глазах у ошарашенной публики за какие-то секунды, никто даже шевельнуться не успел.

Толстяк выплюнул персик на пол, но было поздно – его перекосило, он захрипел, схватился за горло, посинел и рухнул на ковер. Черт нагнулся к нему, пощупал пульс, посмотрел на друзей и хмыкнул:

– Ну, что я говорил?! Травят, собаки, ох травят! Этот уже готов. А ну пошли вон!

Гости в страхе попятились к двери.

–  Все равно вы умрете! Я – любимый муж принцессы и таковым собираюсь остаться! – сказал темнокожий здоровяк, подхватил отравленного за ногу и, волоча его за собой по полу, вышел. Из-за дверей донеслось бормотание. Гуча прислушался.

– Ишак недорезанный, ты что, забыл? – Говорил, судя по всему, здоровяк.– Хасан рассказывал, они пэрсики не любят! Не мог отравленных груш достать? – Послышался шлепок, будто кому-то дали затрещину.

Друзья с минуту смотрели на закрывшуюся дверь, потом переглянулись и уже без прежнего аппетита закончили обед.

После еды черт стал укладывать торбу, Самсон сортировал ворованные вещи, а Бенедикт, заприметив красную книжку, взял ее в руки и принялся рассеянно перелистывать страницы.

– Нравы у них тут зверские,– заметил вор, не отвлекаясь от дела,– хотя ты, Гуча, тоже немного погорячился. Зря этого толстого отравил.

– А ты что, предпочел бы, чтобы они нас?

– Зачем? Можно было просто набить морду.

 – Ага! И самим получить. – Черт рассмеялся. – Я по возможности стараюсь любое дело мирным путем решать, без мордобоя.

– Н-да, ну и методы у тебя, – поежился Самсон, решив для себя, что впредь будет выполнять приказы черта беспрекословно.

– Что-то ангелок притих.– Принц повернулся к Бенедикту:– Ого, мы и грамоте умеем?

 – Умеем, – огрызнулся ангел, – и тебя научить можем.

– Взрослеешь на глазах, ангелок, вот уже и огрызаться научился!

– Хватит спорить! Ты, Бенедикт, не обращай на него внимания, лучше почитай вспух – все быстрее время пройдет.

– Воистину, день вам даю насладиться, – гнусаво продекламировал ангел, – тем телом мужским, что дала вам природа, с восходом же солнца, чтоб грех искупить свой, в обличии женском вы встретите день.

– Не понял, это о чем? – удивился Самсон.

 – Похоже на проклятие, – заметил Гуча. – Ты не перебивай! Интересно написано, читай дальше.

Бенедикт с благодарностью посмотрел на Самсона, потом, осуждающе, на Гучу и продолжил:

– Страна, что была гордыней объята, в которой мужчинам лишь юбки носить, наказана будет сурово. Чтоб войны соседей трясти перестали и встало на место понятие брака, проклятие еще покарает мужчин, а женщины знать будут, что потеряли. О, грешники, вам  наказание продлятся без срока. Лишь тот, кто наложит проклятие это, тот снять   его сможет...

– Ерунда какая-то, – буркнул Самсон, а Гуча, почесав лоб, попытался вспомнить, при каких обстоятельствах  упоминалась красная книжка.

– Тут еще записано! – радостно воскликнул ангел. – Словами тремя закрепляю проклятие, и первым идет слово Огнедус, дальше сказать надо Трегедус, после это следует Крокус.

– Ничего сказочка, – рассмеялся Самсон, – сказал три слова – и в стране кончились все мужчины Огнедус, Трагедус, Прокус! Аминь! Утром просыпается эта несносная бультерьерная принцесса – а у ней в гареме ни одного мужика. Вот смешно будет. Ты что?

Черт, изменившись в лице, вырвал из рук Бенедикта книгу, шатаясь доплелся до одеял и рухнул, словно подкошенный.

– Гуча, ты что, заболел? – встревожился Самсон

– Нет... пока. Но если я еще какое-то время добуду рядам с этим придурковатым блондинчиком, то заболею. У меня психоз начнется.

– Ну что я такого опять сделал? – запричитал Бенедикт.

– Операцию по перемене пола в масштабе отдельно взятой страны – вот что ты сделал,– бесцветным голосом ответил черт.—А отвечать прядется мне, нутром чую...

– Не понял.– Ангел съежился и на всякий случай отодвинулся подальше.

– Да где ж тебе понять? – взвился черт. Он схватил злополучную книгу и стукнул недотепу по голове.– Ты ж у нас наивный, чистый! Ангел, одним словом! А пакости от кого идут? Ясное дело – от нас, чертей. С кого три шкуры спускать будут?! С меня!!! А то, что ни один нормальный черт не сможет даже додуматься до такого, что ему в самом кошмарном сне не приснится подобное,– это никому в  голову не придет. Ангелы пакостями не занимаются, но если уж они их девают – то такие, что черти за голову хватаются!!!

– Гученька, я больше не буду,– прошептал ангел и зарыдал, уткнувшись носом в грудь Самсона. Вор успокаивал его, похлопывал по плечу и с осуждением смотрел на черта.– Если хочешь, я даже читать разуууучууусь...

–Да ладно.– Гуча остыл, сел на кровать. – Я сам виноват. Волшебник Аминат говорил, что все заклинания в книжке собраны, книга красного цвета, к волшебным предметам прилагается. Я после его настоек совсем забыл об этом. Вот дурень, как я мог!

 – Вот оно  что...– Самсон на минуту задумался.– Это что же получается? – с недоумением проговорил он. – Получается, что на рассвете все мужики в этой сумасшедшей стране станут бабами! Вот это да! Да зловредная   принцесса  остервенеет  окончательно. Нам, если мы здесь задержимся, отрубят головы, а все остальное скормят хищникам. Я все сказал или что-нибудь пропустил?

– Все,– подтвердил черт,– только насчет казни ошибся. Мы так легко не отделаемся. Ночью бежать надо.

– Надо,– согласился воришка.– Ангелочку, может быть, и все равно, а я своим мужским достоинством ой как дорожу!

–Увязывайте барахло,– распорядился черт. —Времени, мальчики, у нас в обрез.

– Я больше не буду,– прошептал Бенедикт.

Гуча посмотрел на него:

– Чего не будешь?

– В руки что попало брать.

– Будешь, милый, будешь! Судьба у тебя такая – в неприятности попадать. Эх, оторвать бы эти ручонки шаловливые.

– Как выбираться будем, дорогу кто-нибудь запомнил?– спросил Самсон, отвлекая внимание от упавшего духом Бенедикта.

– Запомнил,– обрадовался тот,– красная ковровая дорожка!

– Н-да... – Принц посмотрел на него с жалостью.

– Не в дороге дело,– сказал Гуча.– Дорогу найти – раз плюнуть, у меня проводник есть – из любого лабиринта выведет. Тут на каждом шагу охрана самим незаметно не выбраться. Выход у нас, ребята, один – будем ждать мою старую знакомую. И молитесь, чтобы она пришла.

– А потом? – оживился ангел.

– А потом будем драпать до самой границы, и горе нам, несчастным, если не успеем ее пересечь до утра.

– Это по пустыне-то? – обомлел ангел.

– По ней, родимый, по ней,– ухмыльнулся Самсон, которого потешала безграничная доверчивость друга.

За разговорами незаметно наступил вечер, потом ночь. Звездное покрывало упало на спящий город. Стало тихо и прохладно. Только многочисленные Фонтаны мерцали жемчужными струями, да драгоценные камни на куполах искрились в лунном свете.

– Красиво,– расчувствовался Бенедикт.

– Ага. – Самсон тоже выглянул в окно.– Жаль не украдешь!

– Тебе бы только воровать. На всю жизнь не наворуешься!  – Ангел бросил негодующий взгляд на принца и снова вздохнул: – Все равно красиво...

– Ничего красивого не вижу! Старая женщина надрывается под тяжестью ковра, а эти лбы любуются луной! Тьфу!

Вздрогнув от неожиданности, все обернулись.

 – Надрывайся тут из-за вас,—проворчала Гризелла. Отойдя от двери, она сбросила с плеч ковер, по виду очень тяжелый, медленно разогнулась и потянулась так что захрустели кости.– Если бы семнадцать лет назад ты, Гуча  не втянул меня в авантюру, пальцем бы не пошевелила ради вас, не то что такую тяжесть тащить. Вещички-то собрали?

– Собрали, Гризеллочка, давно собрали, –  ответил черт, – только вот как отсюда бежать – не представляю пока.

– А ты мозги включи,– поддела его вредная старуха, – и подумай, зачем я сюда ковер-самолет принесла. Не стойте столбом – раскатайте его да окно откройте!

–Гризелла Бенесафуиловна, ты гений! – восхитился черт и поцеловал ведьму. Та смутилась и шлепнула его по щеке, на что черт ответил еще одним поцелуем.– Как тебя охрана пропустила?

– Спят все, сонное заклятие наложила. Как тогда, семнадцать годочков назад.– Гризелла смахнула слезу, высморкалась, подошла к Бенедикту. Пристально посмотрела на него и вдруг упала на колени.

– Встаньте, пожалуйста,– пролепетал ангел, но ведьма не встала. Она стукнулась лбом об пол и завыла:

– Ой, прости ты меня, дуру старую! Лежишь ты, маленький такой, титьку просишь, ну я и отдала тебя. В самую многодетную семью подбросила! Думала, прокормят, человеком сделают! Ой, прости ты меня...

Черт похлопал ведьму по спине:

– Гризелла, ты не того за ноги обнимаешь.

– Как,– удивилась она,– я же помню, вылитый ангелок был!

– Младенцы все на одно лицо,– сказал Гуча. Он помог ведьме подняться, развернул и показал на воришку: – Он – потерянный принц. Самсон!

– Чур меня, чур! – Старуха перекрестилась.– Не он это!

–  Он, Гризеллочка, он! В Последнем Приюте, в самой многодетной семье. На столбе тоже висел – как и полагалось по сценарию.

– Надо же, как изменился,– удивленно пробормотала старуха.– Ну да ладно, и ты, Самсончик, прости меня, дуру старую... Лежишь ты, такой маленький, титьку просишь. Отдала я тебя  в самую многодетную семью. И наказала женщине, чтоб молоком напоила. Иначе, говорю, муж любить не будет...

– Так вот почему меня маманя до семнадцати годов пичкала этой гадостью,– рассмеялся Самсон.

– Гризелла, нам бежать надо,– напомнил черт,– кончаем разговоры!

– А что это вы о времени заговорили? Небось напакостили опять?

– Что ты! – отмахнулся Гуча.– Просто дело к утру идет, а заклятия твои недолго действуют. Вдруг охрана проснется?