Текст книги "Между ангелом и бесом"

Автор книги: Ирина Боброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

–  Прикройтесь, бесстыдники! Устроили у меня тут склад вторсырья, секонд-хенд, понимаешь. – Старик с ворчанием вышвырнул еще один сверток, и дверь, громко хлопнув, закрылась.

Четверо мужчин ошарашено смотрели на нее, изумляясь перепадам настроения у негостеприимного хозяина. Гуча опомнился первым.

–  Ну, что рты разинули? Старый человек, шумные компании не любит, а ну оденьтесь, устроили бес платный стриптиз.– Черт тактично отвел глаза и  неожиданно для себя добавил: – Понимаешь.

Несчастные кинулись одеваться, путаясь в рукавах и штанинах и от этого смущаясь еще больше. Одевшись, люди разобрали поклажу и зашагали прочь от негостеприимной избушки и ее чудака хозяина, но не успели они сделать и десять шагов, как вновь услышали противный скрип несмазанных петель. Они остановились, не зная, чего еще ждать от чудака отшельника. Из избы на крыльцо выдвинулась большая котомка, в которой жалобно позвякивали бутылки.

– На вот, это тебе за моральный ущерб,– пробормотал старик, не показываясь.

Трактирщик резво подбежал, схватил подарок и осторожно попятился, кланяясь и часто-часто говоря:

– Спасибо, господин волшебник! Уважил, господин волшебник! Всю жизнь помнить буду, господин волшебник!

Ответом ему был лязг засова. Опомнившись, толстяк побежал догонять спутников.

Шли молча. У Гучи с похмелья болела голова, и он решил отложить головомойку на  потом. Самсон и Бенедикт все еще переживали ночное приключение. А толстый трактирщик подсчитывал будущий барыш, бережно прижимал к груди драгоценную ношу и обливался холодным потом при каждом неосторожном шаге.

Тропка, петляя, уводила их от жилища Амината. Промелькнули на горизонте две полуразвалившиеся башни, осталась в стороне река, лес опять раскинул над путниками свои прохладные своды, становясь с каждым шагом все гуще и гуще.

Путники выбились из сил, но терпеливо ждали, когда Гуча разрешит отдохнуть. Остановились далеко за полдень. Молодежь, пряча глаза, кинулась собирать хворост для костра, а черт, сев напротив толстяка, наконец, спросил:

– Ты кто будешь, добрый человек?

– Джулиус, трактирщик, питейное заведение держу. Сам король Евдоким Третий заходит ко мне пива попить.

– Что же это за королевство такое демократичное, где правитель по кабакам шляется? – полюбопытствовал Гуча, разворачивая карту.

– А вот это.– Джулиус ткнул пальцем в надпись «РУБЕЛЬШТАДТ».

–Так... – задумчиво произнес черт, чувствуя, что в голове зреет идея.– А что, король ваш давно женился?

– Очень давно и овдовел давно. У него уже дочь невеста, годков двадцати девушка.

– И что, до сих пор не замужем?

– Папаша у нее немного скуповат, все о приданом торгуется. Подданные переживают, как бы принцесса старой девой не осталась.

– Старой девой, говоришь?

– Такая девушка, умница, красавица, а вот с родителем не повезло.

– Странно, первый раз слышу о том, чтобы принцесса спросом не пользовалась,– подумал вслух Гуча.

– А она не соглашается. Не идет замуж без приданого. Торгуется с отцом так, что во дворце стены трясутся. Только зря все – никак договориться не могут.

– Так это что же выходит – это не женихи приданым невесты недовольны?

–Женихи сами доплатить рады, лишь бы с королем породниться, но у принцессы характер крутой, в папу пошла – не уступает.

Гуча замолчал, переваривая информацию, а толстяк принялся устраивать бесценные бутылки в безопасном, с его точки зрения, месте. А именно: подальше от суетливых парней.

Ребята тем временем разожгли костер и уселись рядом, стараясь выглядеть маленькими и незаметными, что при их росте было довольно сложно.

Гуча встал, оправил алый плащ, подошел к Самсону и, размахнувшись, широко и с удовольствием отвесил ему подзатыльник.

– Поджигатель, пожарник юный! – закричал он.– Тебе что, одного раза мало было? Еще захотелось? Ты принц или кто?

– Или кто,– вздохнул Самсон.– Ну какой из меня принц?

– Какой ни на есть, а голубая кровь не вода,– отрезал Гуча.

– А как же свобода личности? А права человека? – подал голос Бенедикт.

– Я вам покажу права! – вскипел черт.– Я вам такие свободы предоставлю, что всю жизнь помнить будете. Вот прямо сейчас, быстренько, тут же и предоставлю! Ясно?

– Ясно...

Бенедикт вытащил из рукава невесть как там оказавшийся платок, вытер лоб и мечтательно произнес: – Поесть бы...

– Размечтался! – рявкнул черт.– У отшельника узел седой забыли.

– Забыли, как же,– усмехнулся Самсон.– Он его нагло присвоил. Вот кто он после этого? Честный человек, да? Тряпье выкинул, не забыл, а такой тюк вдруг не заметил? А Самсон вор после этого?! Да я против него все равно, что мелкий хулиган против пахана! Кушать, между прочим, всем хочется, а вот что есть теперь будем?

– А ты охотой займись. Псовой! Зайца поймай или крысу.

– Я волкодавом был,– обиделся Самсон и повернулся к черту спиной.

– Есть хочется,– вздохнул ангел.

– Аппетит волчий? – съехидничал Гуча.

– Волчий,– простодушно согласился Бенедикт и разостлал перед собой платок.– Я, кажется, барана бы съел. Живьем. Хоть это и не гуманно.

На разноцветном куске ткани возник довольно крупный баран с закрученными колесом рогами. Ангел открыл рот, Гуча остолбенел, а Самсон, мгновенно оценив ситуацию, прошептал:

– Лови его, зажарим...

Но баран имел другое мнение по этому вопросу. Он взбрыкнул, стукнул копытцами и, тоненько блея, заметался из стороны в сторону.

Джулиус не участвовал в беседе – хлопотал над драгоценными бутылками. Он наклонился над ними, выпятив необъятный зад, обтянутый коричневыми кожаными штанами. Видимо, животное посчитало его самой безопасной мишенью или же поза спровоцировала, напомнив о новых воротах, только спесивый обед резко развернулся и, разбежавшись, ударил несчастного трактирщика рогами в зад. Тот упал всем грузным телом вперед, а баран, перескочив через него, умчался в лес.

–  Во козел! – восхищенно произнес Самсон.

–  Баран, это животное называется бараном,– машинально поправил Бенедикт и кинулся поднимать несчастного владельца заведения.

Тот не подавал признаков жизни. Самсон подскочил с другой стороны и помог перевернуть грузную тушу бедняги. Джулиус, с серым как пепел лицом, разжал онемевшие губы и выдавил:

–Б-б-б...

–  Баран убежал,– успокоил его Бенедикт.

–  Бутылки целы,– одновременно с ним произнес Рыжий, мгновенно поняв пострадавшего.

Гуча, не обращая внимания на суматоху, подошел к платку, с минуту смотрел на яркую тряпочку и, решив рискнуть, приказал:

– Огурец!

На нестандартной самобранке появился большой, сочный, в пупырышках огурец. Черт взял его, понюхал и с наслаждением надкусил.

– Я же говорил, платок волшебный! – завопил Самсон и почему-то шепотом продолжил: – Сметану, сало, хлеб, пирогов с мясом и побольше, грибов соленых и жареных, квасу холодного... хочу!

На скатерти поочередно появились все перечисленные продукты. Компания быстренько уселась трапезничать.

– Господа,– деликатно напомнил о себе Джулиус,– а мне можно тоже заказ сделать?

– Валяй, – разрешил Самсон, но, заметив алчный блеск в глазах предприимчивого трактирщика, добавил:

– Но чтобы на платок не зарился, я не такой добрый, как волшебник…

– Что вы, что вы, и в мыслях не было. Как я могу обидеть своих спасителей! – залебезил трактирщик. – Мне  бы сосисок и пива.

Получив желаемое, он скромно присел рядом и с невероятной скоростью я аппетитом изголодавшегося человека принялся поглощать сочные, ароматные колбаски, сдабривая их изрядными глотками коричневого пива.

Ели долго, как будто вознаграждали себя едой за пережитые неприятности. Заказывали самые разнообразные блюда, какие только могли вспомнить. Здесь были и котлеты, и мясо в горшочках, и всевозможные овощи. На десерт попросили огромный торт и гору фруктов. Напитки лились рекой, челюсти перемалывали еду так рьяно, что богатырское чавканье разносилось по всей округе.

Платок ошибся только один раз – на мясе в горшочках. Трактирщик ли плохо объяснил, или же Гуча решил подшутить, но заказанное блюдо –  тушеное мясо –  было подано в зелененьком детском горшке. Все остальное было выше всяких похвал. Насытившись, мужчины развалились на травке, позволив ветерку обдувать вспученные животы.

– Хорошая вещь, – промурлыкал трактирщик, – а вот я бы хотел еще филе дракона в белом вине попробовать…

На скатерти появился большой рулон туалетной бумаги. Бенедикт рассмеялся, а черт прокомментировал:

– Юмор у нашего платочка черный.

После подобного объяснения, для чего используется сей предмет,  Самсон присоединился к икающему от смеха ангелу, а Джулиус, внимательно выслушав, завопил:

– О-о-о! Я этот «туалет» в моду введу, большие деньги сделаю. У нас, стыдно сказать, господа, листья бархатного дерева используют, а они такие грубые.

– Уважаю!– Черт хлопнул трактирщика по плечу.– Вот что значит целеустремленный человек, всегда думает в одном направлении. Теперь о наших делах. Да уймитесь вы, жеребцы! – Парни присмирели, изобразив на лицах внимание. – Бенедикт, вспомни дословно, как Большой Босс сформулировал наше задание?

Бенедикт процитировал:

– Дядюшка сказал: «Пока не сделаете Самсона королем, назад не возвращайтесь!»

– Вот! А где его королем сделать, он случайно не уточнил?

– Нет,– растерянно ответил ангел.

– Вот оно! Незачем нам через три королевства в Талону тащиться – посадим его на первый свободный трон – и домой. Придраться не к чему!

– Да что вы, ребята? – как-то сразу сник претендент на главное кресло в королевстве.– Не получится из меня король.

– Судьба твоя такая – отмахнулся черт.– Сворачиваем стоянку.

Он свернул платок и засунул его в карман. Вдруг тесную тишину прорезал истошный женский крик.

– Помогите! – кричала незнакомка.– Спасите!

Бенедикт вскочил и в благородном порыве бросился на помощь. Самсон, засучив рукава, ринулся за ним,  а Гуча страшными глазами посмотрел на Джулиуса и зловеще прошептал:

– Сторожи вещички и ни шагу с поляны – разбойники в лесу!

Запугав несчастного трактирщика, он побежал догонять горячих парней, пока те не влипли еще во что-нибудь.

Оказалось, волновался он зря. Недалеко от места их стоянки находился лагерь разбойников. На замусоренной полянке расположились несколько шалашей, коновязь с тремя привязанными тощими клячами и огромный перевернутый котел в центре. На котле восседала довольно упитанная девушка, а разбойники, тщедушные доходяги, пытались ставить ее с насеста и переместить на приготовленную, видимо, для нее телегу. Пышка довольно успешно отбивалась от них большой поварешкой и визжала, как поросенок.

– Не смейте обижать даму! – как истинный романтик вскричал Бенедикт, держа палку, словно копье средневекового рыцаря.

– Хто тут девку насильничает? – грозно спросил Самсон, пришедший к финишу вторым.

Друзья раскидали разбойников в стороны. Те рассыпались по поляне, словно спелые груши. В конечном результате Самсон получил два удара поварешкой, а Бенедикт – три. И не от лесных разбойников.

Разбойники как раз и не сопротивлялись. Они покорно отползли в сторону, а их предводитель кинулся к Гуче, сразу признав в нем главного.

– Спасите,   господа хорошие, помогите бедным разбойникам!!! – Он упал на колени и поцеловал черту сапог. Тот в испуге отскочил, искренне не понимая, в чем дело.

А дело было в том, как объяснили, перебивая друг друга, лесные люди, что в один несчастливый день главарю банды пришла в голову мысль украсть принцессу и потребовать с Евдокима III выкуп. Не на того нарвались! Король яростно торговался за каждую денежку и после трехмесячных переговоров запросил с похитителей кругленькую сумму за то, чтобы принять несчастную дочь назад.

 Разбойники собрали деньги и хотели было отвезти принцессу во дворец, но она заявила, что любящий папочка продешевил, и наотрез отказалась возвращаться, пока похитители не добавят еще мешок золотых.

На поляне стоял дикий галдеж, но Бенедикт ничего не слышал – он зачарованно смотрел на девушку одним глазом. Второй заплыл после удара поварешкой. Девица случайно бросила на ангела взгляд, почему-то смутилась и потупила глаза, прерывисто дыша. Юноша с восхищением уставился на ее пышную грудь, которая, казалось, вот-вот прорвет платье. А какое личико, круглое, как луна, какие черные косы, какие формы! Бенедикту понравилось в пышнотелой красавице решительно все. То, как она, смущаясь, краснеет. Как ее коротенькие шустрые пальчики теребят край передника. А уж как ему понравилась крохотная ножка, выглядывающая из-под подола практичного коричневого платья.

– Бенедикт, – представился он, галантно поклонившись.

– Марта, – просто сказала девица и подала кавалеру руку. Влюбленный юноша помог ей спуститься с котла и, не замечая вдруг наступившей тишины, парочка подошла к коновязи.  Бенедикт подсадил принцессу на повозку, что, надо сказать, получилось у него только с третьей попытки, сел рядом и тронул коней.

Разбойники спохватились первыми и покидали мешки с золотом в отъезжающую телегу. Самсон и Гуча, не менее растерянные, стремглав вернулись к трактирщику, подхватили вещички и быстрым шагом догнали тихоходных кляч.

Похитители,  радуясь счастливому завершению неприятностей, махали вслед грязными носовыми платками и, не стыдясь, утирали слезы облегчения. Марта радостно щебетала, строя планы на будущее. Бенедикт смотрел на нее телячьими глазами. Гуча тихо сатанел от такой несправедливости. А Самсон радовался, что вакансия королевского зятя в этой стране ему точно не светит.

– Девственник,– ворчал черт сквозь зубы,– в первую попавшуюся телку втрескался. Чего ты смеешься? Эти ханжи из отдела Морали совсем не уделяют внимания подрастающей молодежи. Нет, Самсон, смеяться тут не над чем, тут плакать впору. Ты только послушай, о чем они говорят! Между прочим, она могла быть твоей невестой.

– Всю жизнь мечтал, спасибо, не надо! И чего ты злишься? Порадовался бы за друга – все-таки королевским зятем станет!

– Повышение что надо,– проворчал черт.– Из Божьего племянника в зятья к мелкому феодалу из слаборазвитого мира!

– Да что ты в самом деле, Гуча? Что ты так взбеленился? – недоумевал Самсон.– Ты посмотри на него – он же счастлив!

До Рубельштадта оказалось ближе, чем показы вала карта. Принцесса знала короткую дорогу, и уже к вечеру они вышли к первой деревеньке, Самсон очень удивился зажиточности крестьян. Все, с чем он сталкивался сейчас, было так не похоже на Последний Приют, где прошло его детство. Аккуратные домики, ровные, одинаковые грядки, приветливые лица селян.

Рыжий хотел сплюнуть, но под строгим взглядом Гучи поперхнулся и закашлялся, не рискнув испачкать чисто вымытую дорогу, сверкающие камни которой поражали одинаковым размером. Самсон некоторое время пытался найти хоть один камешек, отличающийся от других, но скоро бросил это бесполезное занятие.

На вылизанных скотных дворах похрюкивали упитанные свинки. Чисто вымытые коровы сверкали отполированными рогами. Даже листва деревьев была идеально зеленой, будто ее специально выкрасили веселенькой краской. Огромное закатное солнце отражалось в одинаковых окнах и золотило одинаковые черепичные крыши. Даже жители были какие-то похожие – низкорослые, коренастые крепыши, с круглыми лицами и хитрыми глазками.

– У вас что, униформа в моде? – поинтересовался Гуча.

– Национальная одежда.– Марта на минуту отвлеклась от созерцания ангельского личика Бенедикта.– Очень практично, удобно и функционально.

– А красота? – спросил Гуча.

– А красота по праздникам! – отрезала принцесса.

– Что, съел? – ухмыльнулся Самсон.– Представь, какими мы им кажемся разнаряженными попугаями!

– И что, ты предлагаешь нарядиться в такие же коричневые тряпки?

– Почему бы и нет? – встрял в разговор трактирщик. – Очень хорошая одежда. Я, например, эти кожаные штаны ни на что не променяю. Судите сами: не рвутся, карманы глубокие, в работе к тому же помогают.

– Как? – удивился Самсон.

– Я, например, пиво ими проверяю. Лью немного на дубовую лавку и сажусь – если штаны прилипли, то пиво хорошее, а если нет – то помощник водой разбавил.

– Ну что на это скажешь, удобно. Питье, что волшебник подарил, тоже задним местом пробовать будешь? – съехидничал Самсон, у которого сводило зубы от стерильной чистоты и правильности местного населения.

– Что вы! – Джулиус чуть не задохнулся от такого святотатства.– Это же чистое золото! Каждая капля в бутылках сольдик стоит!

Ночевали в уютном домике сельского старосты, которому даже присутствие особы королевской крови не помешало предъявить утром счет. Надо отметить, что принцесса совсем не смутилась и торговалась с энтузиазмом базарной бабы.

– Ты посмотри; в кого ты влюбился. Она же торговка,– прошептал черт, пользуясь тем, что Марта отвлеклась.– Ладно бы красавица была, ведь корова коровой!

– Не смей! – Ангел схватил Гучу за грудки. – Не смей ее так называть! Она – красавица, я люблю ее! И коровы тоже не заслужили...

–  Точно,–  встрял в беседу вор,–  коровы точно не заслужили!

– Да ты толком и женщин-то не видел,– упорствовал Гуча.

–  Ну и что? Да пусть их хоть миллион будет! Это как землетрясение, как удар грома.

– Я же говорил, стукнутый,– снова влез рыжий наследник.– Она его как стукнула поварешкой, так он в себя никак не придет. Может, у нее способности к колдовству? Хотя нет, на меня же не действует. А может, синяк сойдет и любовь кончится?

– У него не пройдет, он у нас, как белый лебедь, – однолюб! Эх, а я тебя хотел здесь пристроить, дня за три бы оженили – и домой...

– Вот спасибо, вот позаботился. Ты сам бы на ней женился? То-то же, а меня на этой торговке женить собрался. Я что тебе плохого сделал? Мне девушки миниатюрные нравятся, а здесь, что ни баба – дракон огнедышащий. Ты только послушай, как она торгуется, она же и с мужем так разговаривать будет! Да здесь же не плюнь, не сядь! А добра вокруг сколько! Руки чешутся украсть что-нибудь! Нет, что хошь со мной делай – я здесь не приживусь!

– Успокойся, вакансия уже занята. Ангело-о-ок, а дядя невесту-то одобрит?

– Гуча, я ведь не собираюсь вас бросать, я до конца пойду. Вот только назад возвращаться не хочу. С первого дня не хочу. А теперь, когда у меня есть Марта,– Бенедикт с любовью посмотрел на красную после спора принцессу,– меня и подавно туда не заманишь. Кто я там был? Любимчик Босса? Дядюшкин протеже? Да я только здесь понял, что такое жизнь!

– Да ладно, что я – зверь, что ли? –  обиделся Гуча. – Все я понимаю. Посадим Рыжего на трон – и иди к своей Марте. Я как лучше хотел, а оно вон как вышло...

– Заждался,  птенчик?  – выпорхнула из ворот принцесса довольная плодотворным утром.– Столица в трех часах пути, к обеду у папеньки будем.

 –  К обеду, говоришь? – Черт вздохнул и посмотрел на Бенедикта, словно ему в голову пришла какая-то мысль.– Бенедикт, птичка ты наша, у тебя случайно с амурами конфликтов не было?

– Я со всеми конфликтовал,– отмахнулся Бенедикт, – точнее, все со мной конфликтовали.

–Все ясно,– хмыкнул черт и шепотом добавил: – Ну и свинью они тебе подложили. Самсон фыркнул, а Бенедикт, поглощенный беседой с драгоценной Мартой, не обратил внимания на его слова.

Рубельштадт поразил путников своей основательностью. Он прямо-таки дышал богатством, древностью рода, спокойствием и изобилием. Бросалось в глаза отсутствие нищих на улицах, хорошая одежда горожан и большое количество детей. Деловитые жители сновали мимо, но каждый находил время улыбнуться путникам» поздороваться с принцессой и пожелать всего доброго.

Лавки, расположенные на нижних этажах, манили яркими товарами. У Самсона зачесались руки. Он бочком продвинулся к ближайшей витрине. Гуча заметил маневр и показал вору кулак. Тот понял и попыток больше не делал. Репутация честного человека в этом земном раю значила очень много, а воровство в списке грехов стояло на первом месте. Постепенно Рыжий пройдоха проникся общим настроением и даже вздохнул от умиления, увидев трогательную сцену у ворот двухэтажного дома.

Женщина в белоснежном переднике и чепце, румяная и красивая, провожала мужа. За ее юбку держался мальчик лет четырех и вместе с матерью махал рукой вслед уходящему хозяину. Тот оборачивался и улыбался улыбкой счастливого человека. На скамеечке у крыльца древний старец гладил лысого пса и, глядя на них, вспоминал, наверное, свою молодость. Малыш оторвался от материнской юбки, подбежал к деду и уткнулся лицом ему в колени.

Самсон вздохнул и кинулся догонять ушедшую вперед компанию.

Трактир Джулиуса назывался «ВАРЕНЫЙ РАК». Друзья покатились от хохота, а бедолага поклялся сменить название. Оно напоминало о двух годах проведенных на дне реки в обличье популярной закуски к пиву. Не подвернись Джулиусу собачий хвост, кто знает, когда бы он сумел вернуть себе человеческий облик.

Трактирщик подошел к двери и замер, вдыхая забытые ароматы питейного заведения. Многочисленное семейство высыпало на улицу приветствовать долго отсутствовавшего хозяина. Жена – миловидная блондинка с соблазнительной фигурой, плача и причитая, обняла мужа. Трое отпрысков, от пяти до пятнадцати, скакали вокруг. Четвертого – младенца месяцев трех от роду, мать держала на руках.

– Джулиус, ты... – нежно прошептала она, но вдруг отстранилась и отвесила мужу увесистую оплеуху,– ...где два года шлялся, скотина?!

–Дык, это…

–Что это, что это?! Я как белка в колесе крутилась, чтобы твой драгоценный трактир сохранить, пропади он пропадом!!! Мальчишки без отца совсем от рук отбились! Дите на руках малое, а он! Посмотрите, люди добрые, на этого обормота!

 Женщина сунула младенца объявившемуся родителю, села на ступеньку и зарыдала в голос.

– Басенька,– попытался успокоить ее трактирщик, – я же живой вернулся, здоровый, а дома не был из-за того, что волшебник превратил меня в рака. Я в  реке два года сидел. Под корягой.

– А  мне-то каково было? Ты об этом подумал?! Ты хоть представляешь, как эту ораву трудно одеть, умыть, накормить? А сколько сил на одни подзатыльники уходит? Нет, ты мне скажи, ты понимаешь, что такое семья?

Трактирщик бочком придвинулся к жене и только теперь заметил копошащегося у него на руках младенца.

– Басенька, а я вроде бы только троих детей оставлял, откуда же этот взялся? – деликатно спросил он.

У Басеньки мигом высохли слезы.

 – От тоски по тебе,– вскинулась она, а Джулиус на всякий случай отодвинулся подальше от темпераментной супруги.– Портрет твой у сердца носила, глаз с него не спускала, и вот, пожалуйста, результат!

– Да разве же такое бывает? – изумился трактирщик.

– Значит, в реке два года сидеть – бывает, а ребенка от тоски да любви понести – не бывает?! – Женщина уперла руки в крутые бока и грозно посмотрела на низкорослого мужа.– Значит, в рака превратиться – у нас обычное дело, а ребенка родить – из ряда вон выходящее?! Тебе что, куска хлеба для него жалко, не прокормишь, что ли?!! Да что ты ко мне привязался, да пусть он будет!!!

– Басенька, да разве ж я против? Пусть будет,  дети мне в радость.– Джулиус освободил из цепких ручонок малыша свой нос, передал младенца старшему сыну и прижался лицом к груди разъяренной  супруги.  Та, успокоившись,  расцеловала сверкающую лысину мужа.

Марта,  наблюдая  эту трогательную  семейную сценку, всхлипнула. Бенедикт, боясь, что дражайшая невеста от умиления разрыдается, тронул коней. Трактирщик, поглощенный встречей с женой, не заметил их отъезда.

– Вот они, женщины! Все они такие,– философски заметил Гуча.– Дурят нас, как хотят, вертят нами, а стоит пустить слезу и надуть губки – мы тут как тут? Стоим на карачках у их подала и хвостами виляем. Так ведь им этого мало – они норовят на шею сесть. И ведь стоит только чуть-чуть слабину показать, садятся и везти заставляют. И погоняют – не шарфиком легким, а палкой!

– Вот и я говорю, зачем мне жениться? – вставил Самсон.– Себе небось такой судьбы не желаешь?

– Молчи, женоненавистник, как миленький под венец побежишь, не отвертишься!

Телега остановилась у низкой ограды. Дом короля, добротный и основательный, как все в королевстве, гордо возвышался над городом своими пятью этажами.

Из окон выглядывали улыбающиеся служанки и многочисленные родственницы короля. Марта, вдруг заревновав, собственническим жестом притянула к себе Бенедикта. Так и ступили на стерильную дворцовую площадь: впереди – жених и невеста, следом – черт и вор, за ними – старая кляча, еле до тянувшая телегу с золотом до финиша.

   Любящий папочка – Евдоким III – уже спешил навстречу. Совершенно лысый и очень толстый, издалека он казался катящимся клубком ниток. Широкая мантия колыхалась из стороны в сторону, подметая и без того чистые плиты двора. Небольшая корона держалась на яйцеголовом правителе с помощью веревочек, завязанных кокетливым бантиком меж толстых складок подбородка.

– Марточка, радость моя, я так волновался так волновался!

– Плохо волновался, – грубовато ответила дочь и, отвернувшись, распорядилась перенести мешки с деньгами в казну.– Если бы ты действительно переживал, то не продешевил бы так!

– Марточка, может быть, тебе у разбойников и виднее было, сколько с них взять,– виновато сказал король, – но я-то здесь в неведении был. Атаман такой худенький, явно недоедает, на коленях умолял снизить цену.  Я же, как отец своих подданных, просто был обязан проявить милосердие.

– Ой, да перестаньте, папа! – почему-то возмутилась Марта.– Вы что, не видите – у нас гости.

Король внимательно оглядел спутников принцессы и повернулся к дочери:

– Марточка, а что это ты так крепко держишь молодого человека, он что, должен тебе?

– Должен,– ответила дочь,– пятьдесят лет счастливой жизни должен!

– О, нет! – застонал король.– Неужели опять! Марта, я свое слово сказал, ни сольдика не добавлю! В конце концов, когда я умру, все королевство твое будет!

– Вот об этом мы сейчас с тобой и поговорим! Принцесса мило улыбнулась и приказала: – Устроить дорогих гостей, а мы с папой брачный контракт составим.

Евдоким III и его экономная дочь исчезли в недрах дворца. Друзей окружила стайка хихикающих служанок. Гости и не заметили, как оказались в купальне.

В огромной комнате клубился пар. В центре стояли три большие бадьи, наполненные ароматной водой. По стенам висели пушистые полотенца. На полках лежали разноцветные куски мыла, всевозможные щетки и мочалки, множество баночек и бутылочек с различными составами, нужными для наведения чистоты.

Гуча, видевший и не такие блага цивилизации, спокойно позволил себя раздеть и с удовольствием разлегся в горячей воде, подставляя бока умелым ручкам девушек. Стеснительный Бенедикт быстро вымылся сам, а вот с Самсоном возникли проблемы. Он ни за что не хотел мыться и не позволял себя раздеть, что, впрочем, не помешало ему перещупать всех служанок.

Затем друзей проводами в просто обставленную комнату.

– Ну что за дворец? – разочарованно произнес Самсон, когда их наконец оставили одних.– Ни тебе ковров, ни балдахинов, ни золотых статуэток. Как в крестьянском доме – дубовые кровати, домотканые половики. Я думал, что во дворце полно излишеств, а тут просто, как в казарме.

– Не видел ты казарму, балбес, – проворчал Гуча. – После нее тебе бы этот домик раем показался. А излишества у них в сокровищнице лежат. Страна у них такая, практичная. Дворец, Самсонушка, лишь отражение нравов народа, порой, конечно, не во всем, но отражение.

– Тьфу! – Самсон плюнул на сверкающий паркет.

Тут  же открылась дверь, и в комнату вплыла толстая поломойка. Она подтерла плевок и, неодобрительно сверкнув глазами на Рыжего, так же молча вышла.

– Вот это да! – восхитился Бенедикт. – Видимо, к полу подключена сигнализация, реагируют мгновенно!

– Дурак, они нутром чуют грязь и беспорядок, у них это в генах заложено. Шаг вправо, шаг влево от установленных норм – расстрел, если не расстрел, то генеральная уборка как минимум.

– Мудрено говоришь.– Самсон плюнул еще раз. Опять вплыла уборщица, подтерла пол, потом грозно взглянула на Самсона и, взяв стоящий рядом посох Гучи, стукнула его по голове.

– Грязная свинья,– произнесла она и с достоинством удалилась.

– Ну и нравы,– покачал головой почему-то погрустневший ангел.

– Хрю! – донеслось в ответ. Гуча и Бенедикт резко повернулись к Самсону и остолбенели – на его месте сидел очень симпатичный рыженький  поросенок с разноцветными глазками и довольно похрюкивал. Бенедикт охнул и упал в обморок.

– Идиотка, посох волшебный, а ты... – прошипел вслед тетеньке черт, лихорадочно соображавший, как исправить ситуацию. Решив действовать от обратного, он схватил посох и, ударив поросенка, прокричал:

– Самсон!

Поросенок увернулся, а кровать, по которой пришелся удар, обросла оранжевыми, как у Самсона, кудрями. Превращенный в свинью принц залез под нее и, глумливо похрюкивая, просунул пятачок между рыжих прядей, свисающих с волосатой постели.

– Придурок, крикну кухарок, зажарят тебя к чертовой матери! – Гуча двинул жезлом как пикой целясь меж разноцветных глаз.

Шустрый представитель семейства хрюшек опять увернулся, а Гуча, по инерции пролетев до кровати, столкнулся нос к носу с собственной мамочкой, особой                    темпераментной и склочной. Под ласковый звон пощечины он дотронулся по нее жезлом и проорал:

– Приятно было увидеться, мама, иди домой! Матушка исчезла, а Гуча огляделся в поисках строптивого принца. Рыжий хвостик выглядывал из-за спины лежащего в беспамятстве Бенедикта. Черт прыгнул туда, но животное опять опередило его, припустив к двери.

– Дерьмо навозное! – совсем уж нехорошо выругался Гуча, стукнув ни в чем не повинного ангела посохом.

Поросенок, весело поцокивая копытцами, трусил к двери. Гуча, собрав всю свою волю в кулак, сосредоточился и, направив на него посох, выкрикнул:

– Самсон!

С конца деревянной палки сорвалось маленькое солнышко. Тучу отбросило назад. Когда он вылез из-под опрокинутого кресла, его глазам предстала прелестная картина: Самсон, в человеческом уже облике, сидел верхом на онемевшем от такой наглости короле; Марта открывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег смотрела на что-то за его спиной. Гуча оглянулся и остолбенел. С пола поднимался пришедший в себя Бенедикт. Его ангельская красота была покрыта навозом, облепившим несчастного жениха с ног до головы. Из бурой, дурно пахнущей массы на принцессу с любовью смотрели два ярко-голубых глаза. Зловоние расползалось по комнате и грозило оккупировать, весь дворец.

– Вымыть все. А это,– невеста показала толстеньким пальчиком в сторону Бенедикта,– это выкинуть из дворца, из города, а еще лучше – из королевства! И подальше! Принцесса выдернула из-под Самсона своего отца Евдокима III.

– Папочка... – она высморкалась и вытерла слезы, – папа, я думала, у нас любовь, а он посмеялся надо мной. Как это жестоко!