Текст книги "Между ангелом и бесом"
Автор книги: Ирина Боброва
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Я подумаю.
– Да что тут думать?! – вскипел Гуча.– Ему Королевство предлагают, а он ерепенится.
– А на кой оно мне, ваше королевство? – Самсон почесал огненный затылок. – Мне и так неплохо.
– Ну так давай погуляем,– предложил хитрый черт,– на мир посмотрим, на людей. Кто знает, может, сам захочешь королем стать?
– Вряд ли... А вам-то что за забота?
– Нас домой не пустят, пока мы ошибку не исправим,– вздохнул ангел и покраснел, стыдясь мимолетной радости, которую испытал, когда только что найденный принц отказался им поверить.
– Мы ущерб нанесли, нам и возмещать,– подтвердил Гуча.
– Ладно,– согласился Самсон,– там видно будет.
Он вздохнул и, бросив прощальный взгляд на забытую Богом и людьми дыру, называемую Последним Приютом, решил, что терять ему все равно нечего. Место, где прошло его детство, попрощалось с ним лаем собак, звуками драки и волной неприятных запахов. Он еще раз вздохнул и зашагал вверх по тропе.
Переход через горы не занял много времени. К вечеру путники вышли к деревне на другой стороне, где и заночевали. Утром, купив еды, они отправились дальше.
Весь день шагали под темными сводами леса, пробираясь сквозь кустарник. Переходили вброд ручьи и мелкие речушки, иногда петляли по лесу, сбившись с тропы. Тогда чернявый предводитель устраивал короткий привал, сверялся с картой и находил нужное правление. Самсон поражался выносливости двух чудаков, особенно удивлял его хилый блондин. Видно было, что он устал, но шага не замедлял, не просил отдыха.
Лес стал мрачнее, тропка потерялась, но Гуча, сверяясь с картой и обнаруживая одному ему известные приметы, упрямо двигался вперед.
Остановились, когда совсем стемнело. Бенедикт пухнул на землю и мгновенно уснул, даже не вспомнив о еде. Самсон подсел к Гуче.
– Расскажи-ка мне, чем занимаются короли.
– Страной управляют, защищают границы от врагов, собирают налоги. Да мало ли дел в государстве?
– И что, так всю жизнь?
– Да.– Гуча зевнул. – Еще они охотятся, женятся на принцессах, устраивают пиры. Спи давай.
Самсон ворочался с боку на бок, но сон не шел. Он впервые так далеко отошел от родного поселка. Переполненный впечатлениями, он размышлял о том, как хорошо было бы, если б сказочка, которую рассказал чернявый, оказалась правдой. Но как ни старался, не мог этого представить. Зато легко видел сундуки с казной и себя перед ними со связкой отмычек в руках. Наконец он уснул.
Утро началось с того, что Бенедикта разбудил яростный вопль:
– Где этот презренный вор?!
– Что ты кричишь? – спросил он, гадая, кто успел с утра так разозлить черта.
– Сбежал, гад! С моим кошельком сбежал! – бушевал Гуча.
– Кто сбежал? – Бенедикт растерянно наблюдал за чертом, который носился словно угорелый поляне.
– Принц наш, вот кто! Убить тебя мало!
– А меня-то за что? – удивился ангел.
– За то, что со мной на лестнице столкнулся.– Гуча кинул спутнику торбу и потрусил к зарослям, крича на ходу: – Собери вещи и жди меня здесь – догоню вора, вернусь за тобой! И чтобы не смел сдвинуться с места!
Бенедикт пожал плечами: собирать так собирать. Он поставил перед собой Гучину торбу, упаковал оставшиеся продукты, оставив себе только кусок сыра, чтобы не скучно было сидеть в одиночестве. Потом стряхнул крошки с платка и разостлал его на траве.
Зеленый платок, украшенный узором из переплетенных васильков и ромашек, почти сливался с зеленью поляны, а потому не удивительно, что, побродив немного, юноша уселся на него.
Ничего бы в этом не было плохого, если бы не то обстоятельство, что этот кусок ткани с неровно подшитыми краями был взят невнимательным ангелом в башне Амината вместе с остальными вещами. Гуче, когда тот разбирал волшебные предметы, и в голову не пришло, что простенькая тряпица, в которую были завернуты кубок, монетка на цепочке, жезл и ржавый кухонный нож, тоже имеет ценность. Ангел задумался. Молодец Самсон, решительный парень, взял и ушел, вот бы хорошо сейчас оказаться рядом с ним, подальше от Гучи, да и домой в Энергомир не пришлось бы возвращаться. Вот так он размышлял, сидя на платке, о чудесных свойствах которого и не подозревал. И даже когда перед ним оказался чей-то зад, обтянутый очень знакомыми ярко-красными штанами, он сначала как-то не обратил на него внимания.
Но вдруг заметил, что сидит совсем не там, где только что сидел. Пейзаж непостижимым образом изменился. Пропали высокие деревья, полянка и Гучина торба. Вместо лесной тишины слышался шум протекающей где-то недалеко реки.
– Сам-м-сон,– дрожащим голосом произнес Бенедикт, вспомнив, где в последний раз он видел эти штаны.
Беглец от неожиданности подпрыгнул и, наткнувшись на сидящего ангела, рухнул ему на колени.
– Ты как здесь оказался? – Самсон был абсолютно уверен, что еще секунду назад у него за спиной никого не было.
– Не знаю, но слезьте с меня, пожалуйста.– Бенедикт, когда волновался, становился очень вежливым.– Я удивлен не меньше вас и не имею никаких предположений по поводу столь неожиданного перемещения в пространстве.
– Красиво сказал, жаль только, непонятно.– Самсон встал и помог спутнику подняться, подозрительно поглядывая на зеленый платок, ярким пятном выделявшийся на песке.
– Дай-ка сюда эту тряпку. Кажется, я догадался, в чем тут дело. Ладно, раз уж ты свалился мне на голову, то хоть поможешь.
– С радостью,– сказал Бенедикт,– если мои навыки соответствуют вашей потребности. Дело это очень сложное?
– Во загнул! Проще пареной репы – ты подопрешь дверь поленом, а я подойду с другой стороны и подпалю солому. Только тихо, он очень чутко спит, – объяснил Рыжий, раздвигая кусты.
Ангел подвинулся ближе. За кустами оказалась широкая дорога, которая вела к какому-то строению. Бенедикт догадался, что там кто-то живет – из трубы вился сизый дымок. Дом был низенький и длинный, без окон, но с большой и крепкой дверью. Покосившиеся стены едва держали соломенную крышу. Видимо, хозяин уже позабыл, когда последний раз брал в руки инструменты. Ангелу подумалось, что строение это – олицетворение нищеты и лени, а две башни, виднеющиеся неподалеку, только подчеркивают его убогость. И тут до него дошло, на что его подбивает Самсон.
– Тут что, отшельник живет? И ты его сжечь собираешься? – выпучил глаза ангел.
– Нет, доброй ночи пожелать,– съязвил Самсон.– Бери палку, шуруй дверь закрывать.
– Не пойду – это деяние идет вразрез с принципами гуманизма. То, что ты хочешь сделать,– преступление.
– А повесить меня за ноги – не преступление?– вскипел Рыжий.
– Отшельник тут ни при чем, меня жги.– Бенедикт выхватил у вора факел и, приняв смиренную позу, подпалил себе край одежды.– Дядюшка, прости меня за те хлопоты, что я тебе причинил. Прости и ты, Самсон, за то, что вместо принца стал вором...
– Идиот! – закричал Самсон, сбивая пламя.– Ты что, чокнулся? Ты, что ли, меня вешал?
– Нет, но я же написал...
– Писателей развелось! Отшельник ведь мог меня просто поругать, пристыдить, мог?
– Мог,– согласился ангел.
– А он вместо этого подвесил меня к столбу. О чем это говорит? Да о том, что он злой, так?
– Так,– снова согласился простодушный Бенедикт.
– Значит, его надо наказать, чтобы впредь добрым был. Тебя ведь за ошибку наказали?
– Наказали.
– Ну так иди подопри дверь.– Вор сунул в руки наивному ангелу палку и подтолкнул вперед.
Бенедикт с обреченной миной взял палку и, выпрямившись во весь рост, направился к дому отшельника. Самсон, запалив пару факелов, нырнул в кустарник, просочился сквозь него, как змея, и, затаившись за углом дома, стал ждать, когда глупый подельник подопрет дверь.
Ангел подошел к двери, немного потоптался и вдруг совершил абсолютно бессмысленный поступок – он приоткрыл дверь и громко зашептал:
– Уважаемый отшельник, в связи с тем, что вы совершили неблаговидный поступок, идущий вразрез с принципами гуманизма, принятыми всеми сообществами, склонными к альтруизму, мы решили вас наказать. Прошу прощения за причиненные неудобства, но тем не менее надеюсь, что вы не сильно пострадаете морально и физически. Большая просьба, когда попадете в рай, передайте привет моему дядюшке.
Самсон застонал от непроходимой тупости напарника, кинулся к нему, схватил за шиворот и потащил к кустам.
– Удушу! – прошипел он Бенедикту в ухо.
В это время дверь избушки отворилась. На пороге появился разгневанный старец в серой хламиде. В руке он держал посох, больше похожий на хорошую дубину. Седая борода развевалась, как воинский штандарт глаза метали молнии.
– Нечестивые псы! Изничтожу! Опять ты?– взревел он, узнав Самсона.
– Я, ваша светлость,– пролепетал Самсон, пригвожденный к месту яростным взглядом.
– Я тебе говорил, чтобы на глаза мне не попадался?
– Говорил.
– Говорил, что всю жизнь тявкать будешь? – Волшебник подумал и добавил: – Оставшуюся.
– Да…– просипел неудачливый поджигатель.
– Постойте, уважаемый?– вмешался в разговор Бенедикт,– разве можно так волноваться? Ничего же не получилось, к сожалению, а то могли бы на седьмое небо попасть, в Эдеме месяц-другой поваляться.
– Ага, или в преисподней косточки погреть,– вставил Самсон, еще больше разозлив отшельника этими словами.
– Я вам покажу и рай и преисподнюю! Вы у меня на луну выть будете, псы шелудивые! Пшли вон! – Волшебник взмахнул посохом.
Они не просто пошли, они понеслись со всех ног, мечтая оказаться подальше от странного старика. Самсон и Бенедикт бежали что было мочи.
– Вы еще здесь? Вот я вас! – донеслось до них, и несчастные, вздрогнув, со всех четырех ног кинулись удирать от страшной избушки.
Ангел на бегу решил, что в таком обличье Гуча его точно не найдет, а значит, и домой возвращаться не придется.
Гуча будто уловил его мысли – на душе у черта, даже несмотря на злость, стало как-то беспокойно. Он остановился и задумался. Что будет правильнее – догнать сбежавшего принца, который наверняка за ночь далеко ушел, или потом всю оставшуюся жизнь разыскивать недотепу Бенедикта, который, конечно же, влипнет в какую-нибудь историю. Гуча присел на траву, посидел, раздумывая, и, решив, что с Самсоном ничего не случится, встал и пошел обратно.
На полянке, которую он покинул пять минут назад, все было по-прежнему. Вещи лежали там, где он их бросил, тихо тлел непотушенный костерок, вот только ангел куда-то отлучился. Гуча похолодел, чувствуя, что случилось что-то непоправимое.
– Бенедикт! – закричал он, распугивая лесную живность. Ответом ему был щебет взлетевших с ветвей птиц.
Черт долго обшаривал кусты, заглянул в каждое дупло, но собрата по несчастью нигде не было. Изрядно утомившись, неумелый следопыт рухнул рядом с торбой и с отчаянием понял, что впервые в жизни не знает, что делать. Он перевернулся на спину, размышляя о том, где искать своих спутников.
Легкий укол в живот отвлек многострадального черта от горестных дум. Он опустил глаза вниз и увидел огромного комара, сосущего его кровь Гуча замахнулся на гнусное насекомое и прихлопнул его ладонью, но нечаянно задел пальнем острый язычок змеиной головки на ремне. Вскрикнув от боли, он сунул палец в рот, тупо глядя на красное пятнышко расползающееся по белой рубахе. На ремешке темнел кляксой покойный кровосос.
Змеиная головка хитро блеснула каменными глазками и приподнялась. Гибкий ремешок превратился в шуструю змейку с симпатичной серебристой чешуей. Новорожденная гадюка скользнула на грудь начинающему магу и прошипела:
– Чего изволишь, хозяин? Укуш-ш-шить кого али напугать?
– Ты кто? – осипшим голосом спросил растерявшийся черт.
–Я – медвяная змея. Приказывай, хозяин. Укуш-ш-шить кого, отравить, удуш-шить али пош-ш-шлание дош-ш-штавить?
– А четвертовать можешь?– Гуча аккуратно, двумя пальцами снял нежданную помощницу с груди.
– Никак нет,– по-военному ответила та,– не мой профиль. Только отравить. Или удушить.
– Что ж ты раньше пояском-то прикидывалась? – поинтересовался черт.
– Питания не было. Капельку хозяйской крови на язычок – и я оживаю, а как не нужна, опять в поясок перекидываюсь.
– А я не того,– Гуча сплюнул и опасливо посмотрел на опухший палец,– не отравлюсь?
– Нет, хозяина трогать не моги,– возмущенно отрезала змея, даже перестав шепелявить.– Хозяин – фигура неприкосновенная! Кого другого я с радостью!
И тут Тучу осенила мысль. Гениальная мысль. Он прищурился:
–Ты сыскной собакой не работала случайно?
– Могем,– ответила змея.– А ты что, охотиться собрался, али с провиантом проблемы возникли?
–Тут у меня два кобеля потерялись,—ответил черт, не подозревая, насколько точно описал ситуацию.
– Это мож-ж-жно,– тихо прошипела шейка.– Ш-шледуй за мной.
Она перестала раскачиваться, упала в траву и, безошибочно почуяв, кто именно нужен хозяину, замелькала серебряной струйкой. Гуча подхватил торфу, повесил на посох узел с провиантом, вскинул на плечо и поспешил за проводницей.
Змейка ползла, выискивая неприметные следы, оставленные Самсоном. Гуча бежал следом, придумывая наказание для наглого принца и бестолкового ангела.
– Слуш-ш-шай, а ты уверен, что кобелей две ш-ш-штуки? Я только одного чувствую, – спросила змея, не останавливаясь.
– Ты хоть одного найди, а второй рядом будет. Нутром чую!
– Как скажешь, хозяин.– Змея заскользила дальше, и под вечер они вышли к избушке отшельника.
– Слуш-ш-шай, я думала ты ш-ш-шутишь,– прошипела змея,– действительно кобели и действительно два.
– Где? – спросил Гуча, гадая, в какую передрягу попали его подопечные.
– Да здесь были, потом к реке понеслись. Кажется, там и толкутся.
– Ладно, спасибо за службу, пока ты мне не нужна.
– Всегда пожалуйста,– вежливо ответила змея. Она юркнула в складки одежды, обвилась черту вокруг талии и застыла холодным серебряным пояском.
Гуча направился было к избушке, но что-то яркое привлекло его внимание. Подойдя ближе, растерявшийся черт узрел роскошную одежду Бенедикта и разноцветные тряпки Самсона.
– Н-да-а, – озадаченно пробормотал он, – без бутылки не разобраться. – Рука сама потянулась к фляжке, но ничего не обнаружила. Гуча сердито скривился: – Ну ладно, кошель, это еще можно понять, но чтобы человека без выпивки оставить... Да уж, если человек – вор, это надолго. – Черт махнул рукой и уверенно зашагал к домику. – Эй, есть кто-нибудь дома? – спросил он, стукнув пару раз кулаком в дверь.
– Никого нет, потому что это не дом, а проходной двор,– донеслось из хибары. – С утра пораньше будят, вечером уснуть не дают. Да кто же я – отшельник или царский казначей в день зарплаты?
– Отшельник, – подтвердил Гуча. – Я вам сочувствую. Поспокойнее место найти не пробовали? Не такое многолюдное и не у дороги, а где-нибудь в лесу, например.
– Пробовал,– ответил старик, выходя на крыльцо,– а все одно покоя нет. Когда дом ставил, тут не то что дороги – тропки не было. Это потом уже появилась. Нет сейчас таких мест, где бы от людей можно было скрыться. Недавно вот ушел в Забытые земли, так один привязался, возьми, говорит, в ученики. От суеты мирской отойти хотел, мудрость познать.
– И что, отошел? – участливо поинтересовался поздний гость.
– Отошел. С моими вещичками. А мудрости я сто на городской площади учил. В Последнем Приюте.
Черт мгновенно понял, о ком идет речь и к чьей избе нечаянно вышел. Склонив голову, он смиренно попросил:
– Пустите переночевать, уважаемый Аминат. Не ради любопытства к вам, а по делу. – Ишь ты, прыткий какой, и имя-то мое он знает. Дай-ка я тебя рассмотрю получше.
Отшельник поднял фонарь, и Гуча увидел перед собой очень старого человека с седой бородой по пояс. Обликом ну прямо святой, если не смотреть в глаза, поблескивавшие из-под мохнатых бровей, потому как были то красноватые глазки любителя выпить и закусить. Дополняла впечатление фигура, нисколько не изнуренная долгим постом и вегетарианской диетой. От старца исходил крепкий сивушный аромат.
«Вот тебе, бабушка, и святой Аминат»,– обескураженно подумал черт, впервые увидев светило местной магии.
– Ну, заходи, гостем будешь,– неохотно пригласил отшельник, понимая, что от знающего человека просто так не отмахнешься.
Гуча шагнул внутрь и остолбенел. В полутемной горнице был устроен самый настоящий спиртзавод. Рай самогонщика! В больших котлах булькала брага, по тонким трубкам струился белесый пар. Чудовищный агрегат занимал половину комнаты, у противоположной стены, на грубо сколоченных стеллажах, стояли бутылки самых разных размеров и цветов с аккуратными этикетками. В центре размещался огромный стол из темного дерева, заваленный свитками, скомканной бумагой и прочей мелкой дребеденью.
Отшельник небрежно отодвинул все в сторону и поставил на выщербленную столешницу бутыль с прозрачной жидкостью. Черт, бросив свои пожитки около двери, сел на грубо сколоченный табурет. Рачительный хозяин быстро организовал закуску и до стал две довольно большие чаши.
– Ну, за знакомство,– произнес он, опрокинул спиртное в рот и на минуту замер, прислушиваясь к своим ощущениям.
Гуча внимательно наблюдал за стариком. После того как тот проглотил жидкость и вытер рот кончиком бороды, он тоже решился и полнее к губам чашу. Сделал глоток. Горло обожгло огнем, из глаз потекли слезы, в носу защипало, но уже через мгновение черт почувствовал во рту тонкий вкус ягод.
– Хорошо,– выдохнул он и одним глотком допил остальное.
– То-то,– поучительно крякнул Аминат и достал со стеллажа небольшой бутылек. – На, вот это попробуй.
Тут гость вспомнил вдруг, зачем сюда шел.
– Здесь два парня не проходили? – спросил он. – Один такой рыжий верзила, а другой – придурковатый блондин.
– Проходили.
– А куда пошли?
– А отсюда дальше реки никто не уходит. Переночуют там, к утру здесь будут, прибегут, собаки.– Волшебник захихикал и радостно потер руки.
– Ну и ладушки, я к тебе вот с чем пришел...
– Да ну эти дела, давай еще выпьем.– Отшельник сунул ему в руки кубок с зеленой жидкостью. Черт опасливо посмотрел на него, но, не желая обижать хозяина, все же выпил и... попросил добавки. Вкус зеленой бурды оказался восхитительный – отдавал сыром и зеленью.
– Два в одном,– гордо пояснил старик, разливая новую порцию.– Водка и закуска в одном флаконе!
Гуча внимательно оглядел пузырьки на полках, сопоставляя их количество с энтузиазмом хозяина и своими возможностями.
– Иметь такое дело и мечтать о покое – глупо. Ты хоть под землю спрячься, все равно найдут. По запаху,– сказал он, втягивая носом пропитанный алкогольными парами воздух.
– Ты прав. Года два назад один шибко технологией производства интересовался. Я ему отказал, так он, стервец, пытался украсть мою книгу. Трактирщик, чтоб ему. Я тебе говорил, что это,– волшебник сделал широкий жест рукой,– это дело всей моей жизни. Я труд пишу, очень серьезный, более пяти тысяч рецептов.
– Послушай, а как же волшебство? Ты же самый сильный волшебник в Иномирье. и вдруг такое? Я очень удивился, когда узнал, что твоя башня стала миражом, а ты исчез.
– А чего удивляться? Отец – колдун, мать – ведьма, наследственное дело, так сказать. Ты думаешь, меня кто спросил? Фи-гуш-ки! – Аминат налил порцию светло-голубого вина с запахом мяты.– Повесили мне на шею эту башню, сдали с рук на руки клиентуру – работай, сынок! Тьфу, вспомнить противно – то приворожи, то отсуши, то конкурента со свету сживи. То черти донимают, то тролли обнаглели, то привидения по ночам шалят. Надоело. Ты думаешь, у меня время было этой ерундой заниматься? Да на кой она мне? Волшебник всю жизнь учиться должен, квалификацию, так сказать, повышать. А у меня голова только книгой была забита.
– Башню-то специально заколдовал? – поинтересовался Гуча.
– Я что на идиота похож, чтобы на старости лет без жилья добровольно остаться? Заклинание перепутал. Просили тучи отогнать, дождь посевы залил. Я поколдовал – тучи ушли, а вот с чего башня загуляла – не пойму! Слова, что ли, перепутал? Так за тучами и бегает. Я в тот день дегустацию проводил. Не помню толком, что делал. Проснулся утром – лежу в чистом толе, ветры меня обдувают, а башня вдали эдакой свечкой торчит. Я за ней месяц бегал, потом плюнул.
– А назад приманить не пробовал?
– Да на кой она мне теперь? – искренне удивился Аминат. – Пусть себе гуляет. Найдется сильный человек, приберет ее к рукам, а мне и здесь хорошо. Я счастлив, вот ты-то понимаешь меня?
–Понимаю, – подтвердил черт и, выбрав бутылочку поменьше, сам наполнил чаши.
– Вижу, ты мне друг,– одобрительно проговорил волшебник.– Мою любимую выбрал. И во-още, каждый на своем месте хорош! Я здесь на своем месте, там, в башне, чужое занимал. Ну, по маленькой.
Они выпили. Гуча в очередной раз закашлялся.
– Да ты огурчиком, огурчиком ее.– Аминат пододвинул гостю тарелку с солониной.
– С-спасибо,– просипел Гуча, решив, что на этот раз крепость градусов пятьдесят, не меньше.
Пьяненький волшебник пустился в пространные рассуждения о пользе травяных настоек, об исцеляющем действии на организм хорошей водки и, как это ни странно, о вреде пьянства.
– Пить без меры, оно завсегда вредно,– назидательно вешал он.
–Ага, Минздрав предупреждает,– сказал Гуча, забыв, где он находится. – Это еще кто такой? – удивился Аминат. – Да так, знакомый один, в другом мире живет, тоже здоровый образ жизни пропагандирует.
– А, понятно, умный человек, значит,– кивнул отшельник и принялся расписывать дальше прелести своего хобби и важность не написанного пока трактата о водках, и винах, и зелье хмельном.
Черт слушал вполуха и, частенько невпопад, делал изумленное лицо, прислушиваясь к доносившемуся откуда-то вою собак.
– Ишь как выводят, прям не воют, а поют,– заметил он.
– Где? – Аминат прислушался,– А, эти, пущай воют, работа теперь у них такая – выть.
– У кого? – не понял Гуча.
– Да у собак. Псы, они и есть псы. Пакостники поганые.
– Ты что, животных не любишь?
– Люблю. Настоящих,– ответил волшебник.– Вот только как увижу такого, что обличьем человек, а внутри как есть зверь, так во мне прямо все переворачивается. Руки так и чешутся ему натуральный облик вернуть.
– И как, получается? – поинтересовался черт.
– Ага. Нынче вон двоим вернул. Один пес поганый, а другой – осел. Это ж надо такое придумать! – Волшебник возмущенно всплеснул руками.– Пришел жечь – жги, а он говорит: «Извините, уважаемый волшебник, разрешите, мы вынуждены немного вас поджечь». Уж на что я, да и то такой глупости никогда не сделаю. И как он только до таких лет дожил, таким-то дураком?
– А дуракам везет,– сказал черт, размышляя, почему это описание ему что-то очень сильно напоминает.
– Где же везет, коли он того Рыжего встретил? Я еще в Забытых землях как в его разноцветные глаза посмотрел, так сразу и смекнул, что без колдовства тут не обошлось.
– Самсон,– сказал черт.
– Он самый,– вздохнул Аминат.– Как я потом узнал, он весь городишко обворовал. Всех до единого! Представляешь?! Его и били, и запирали, так ведь нет, все равно ворует. Много в Последнем Приюте отребья, но Рыжий этот всех переплюнул. Да что там жители, он всю нечисть в округе достал, даже дракона – у того, на его беду, чешуя золотой оказалась.
– Н-да, фрукт,– пробормотал Гуча, только сейчас осознав всю сложность стоящей перед ним задачи.– Представляешь – это наследник Талонского престола, будущий правитель трети этого мира.
– Самсон?! – опешил Аминат.
– Самсон.– Черт тяжело вздохнул и рассказал свою историю.
Волшебник внимательно выслушал, прицокивая языком, охая и хлопая себя по коленкам. Когда Гуча закончил рассказ, Аминат молча снял с полки запыленную бутыль, так же молча разлил по кубкам, выпил не чокаясь и молвил:
– Спаси небо Талону! Бедный мальчик... но воровать все одно грешно. Второго я зря, конечно, наказал, парень правильный, но осел.
– Знаю я. А назад их можно превратить?
– Можно, но пусть до утра повоют, урок им будет, да и нам веселее. Ну, еще по одной?
– Валяй,– махнул рукой черт, решив, что может позволить себе отдых и до утра не думать о непутевых подопечных, но тут он вспомнил об узелке, который ангел вынес из башни.
– А бес его знает,– сказал отшельник в ответ на его вопрос.– Там инструкция должна быть, книжица такая небольшая, я так и не удосужился ее прочесть. Ты пошукай хорошенько, все в узле было. Вещички-то не мои, они мне в наследство вместе с башней достались. Я когда во владение вступил, то с большим жаром приступил к учебе, но мне повезло – первой попала мне в руки книга о том, как такой вот аппарат построить, и сердце мое навсегда привязалось к нему. Да что сердце, я душу в него вложил! А по поводу своих бездельников не беспокойся, утром пошепчу, опять людьми-человеками станут. Слушай, что-то у нас чаши-то опустели,– вдруг спохватился отшельник.
Он придвинул поближе серебряные чарки, плеснул своей фирменной и, подняв, с чувством сказал:
– Хорошо воют, собаки! Ну, за животных!
– За них,– поддержал черт, опрокидывая свою порцию.
Язык заплетался от выпитого, в голове шумело, лицо собеседника плавало в тумане, но Гуча, блаженно улыбаясь, слушал бесконечный монолог волшебника о его хобби. Правда, смысл до него уже не доходил. Вскоре два пьяных голоса присоединились к вою собак за окном, затянув заунывную песню.
Полночь. Лик луны, мудрый, чуждый земной суете, хмуро смотрел на глупую землю. Белые лучи высвечивали что-то странное и страшное в такой знакомой днем местности, покрывая мертвенной белизной едва заметные вдали скалы, делая серебряной лентой реку и призрачными – деревья. Старая мудрая луна видела всех насквозь – и человека, и зверя, проникала в суть вещей и поступков, и от этого хмурилась еще больше, темнела ликом и роняла холодную росу. Слезы луны очищали и заставляли замереть все живое, стирали печать усталости с лиц спящих, навевали сны. Одним – щемящие душу, печальные, другим – разгульно-радостные, третьим – кошмарные. Тем же, кто не спал, эти слезы виделись светляками, показывали путь, манили в неведомые глубины темного, как душа человека, леса.
Две безымянные башни торчали на горизонте, словно клыки опасного зверя. Они сливались с горами, и все это вместе походило на хищную, усеянную острыми зубами челюсть, вызывая в случайном путнике желание забиться в какую-нибудь щель.
Рыжая собака и снежно-белый волк сидели на берегу реки и выли на луну, и каждый изливал в этом вое свою неприкаянную человеческую душу, которая в людской жизни не выставляется на всеобщее обозрение. Там все подчинено правилам и условностям, и вот одна из них – мужчине не пристало плакать. Но наши бедолаги не были теперь людьми, а потому выли, выплескивая копившиеся годами обиды, боль от несправедливости и неприятия, горечь непохожести, чуждости своей среде.
Луна, слушая жалобы страдальцев, старалась утешить их и наставить на путь истинный, советовала заглянуть себе в душу, разобраться в ней. Понять, наконец, неотвратимость наказания. Она говорила о причинах и следствиях, о добре и зле, о том, что мир хорош и полон радости, что им плохо по их же собственной вине, но поджигатели не слушали ее – они упивались своим горем.
И тогда луна рассердилась. Закрылась облаком спрятала от недостойных свой чистый лик, наслала на них тьму, мрак без проблеска света, И нечисть, которая только того и ждала, ожила, повылезала невесть откуда. С диким воплем пронеслась во тьме ведьма. Зашуршали в лесу чудовища. Белесыми силуэтами промелькнули вдали привидения.
Несчастные оборотни отступили к реке. Что-то огромное, черное поднялось в промежутке между башнями и, гулко сотрясая землю, пошло на них. Пес пятился до тех пор, пока его задние лапы не оказались в воде, тогда он присел, опустив хвост в реку. Волк же, охваченный ужасом пополам с восторгом, точно завороженный замер на месте, не отрывая глаз от невероятной, немыслимой картины. Страшное видение, приближаясь, постепенно обрело узнаваемые контуры и превратилось в великана.
Волк зарычал, шерсть на загривке встала дыбом. Собака попробовала тявкнуть, но сорвалась на визг.
Неизвестно, чем бы кончилась ночная встреча, если бы кто-то не схватил Рыжего пса за хвост. Нервы несчастного Самсона и так были натянуты, как струна. Острая боль в ненужной пятой конечности была последней каплей, переполнившей тазик его смелости. Он с визгом сорвался с места. Волк, выйдя из ступора, кинулся за ним. Несчастные бежали к единственному островку безопасности – свету, что лился из окошка в избушке отшельника. Там они забились под крыльцо и под заунывные звуки пьяной песни уснули.
Великан остановился, прислушался и повернул назад к горам, проворчав громовым шепотом:
– Собак развелось, как... людей. Ни днем, ни ночью покоя нет.
Топот его огромных ног еще долго сотрясал ни в чем не повинную землю.
Утро солнечным зайчиком промчалось по отдохнувшему миру.
– Вставайте, – звенел первый лучик проснувшегося светила.
Все задвигалось, зашуршало, зашевелилось. Ночные страхи опали с рассветной росой.
Старая дверь надрывно заскрипела и выпустила в ясный день из угара пьяной ночи больного с похмелья Гучу, всклокоченного, помятого. Во рту стоял отвратительный вкус, очень хотелось пить. Аминат участливо поддержал неопытного дегустатора под локоть.
– Заходи еще,– сказал он.– Ты хоть и бывший черт, но человек хороший! А за парней не волнуйся. Вылезайте, хулиганы!
Из-под крыльца с виноватыми мордами вылезли горе-мститель и сто подельник.
– Вот ведь черт! – удивился волшебник.
– Что? – вскинулся Гуча.
– Да я не тебе, так, к слову, – пояснил старик. – Хотел же второго в осла превратить, а он, ишь, как обернулся, видать, нутро-то не такое простое, как кажется. Ну да ладно. А ты мне другой раз на пути не попадайся!
Аминат погрозил крючковатым пальцем Самсону достал из кармана мешочек и, вытащив оттуда шепотку травы, что-то прошептал над ней. Потом дунул – и ароматное облако окутало провинившихся. Через минуту на земле сидели совершенно голые люди: Самсон, Бенедикт и толстый, пузатый, краснорожий мужик с волосатыми руками.
– Боже мой! – застонал Гуча,– В глазах троится.
– Ба! – воскликнул волшебник. – Старый знакомый! Ну как, видел, где раки зимуют?
Толстяк встал на корточки и принялся биться лбом об землю, приговаривая:
– Видел, господин волшебник! Прости, господин волшебник! Отпусти, господин волшебник, жена заждалась! Хозяйство, детишки, трактир – все на ней. Отпусти, господин волшебник!
– Да кто тебя держит, я же в сердцах тогда сказал, на наглость твою обозлился. Пристал, понимаешь как банный лист. Продай ему рецепты да образцы чтобы торговлю оживить. Это о нем я вчера рассказывал.– Аминат хлопнул растерявшегося черта по плечу.– Забирай своих молодцов, а мне работать надо, ходят тут всякие, отвлекают! Ишь...
Отшельник отступил в избу. На головы растерянной компании полетели узел с одеждой и Гучина торба.
