Текст книги "Между ангелом и бесом"

Автор книги: Ирина Боброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Провожать, естественно, их не стали. Предварительно окатив водой с какой-то дезинфицирующей жидкостью, друзей посадили на телегу и, точно выполняя приказ оскорбленной Марты, вывезли за пределы королевства Рубельштадт.

Несостоявшегося жениха и его друзей выгрузили на границе Рубельштадта и Фрезии. Неподалеку протекала мелкая речушка, за что Гуча был особенно благодарен судьбе. Дело в том, что от Бенедикта очень плохо пахло, что нужно было срочно вымыть. Сам он этого сделать не мог, потому что страдал. Он так и не понял, почему Марта его бросила – он ни пря мо, ни косвенно не виноват был в истории с навозом. Но наказали почему-то именно его. Не Самсона, плюнувшего на пол, не Гучу, который не смог удержаться от бранных слов, а его – ЛЮБИМОГО!

– Можно было подойти к проблеме с разных   сторон! – восклицал он, анализируя ситуацию.

– А я и так с разных сторон подхожу.– Самсон стоял по пояс в воде и отмывал страдальца.

– А где же непредвзятое суждение? Где логика, наконец?! Гуча, объясни, почему нельзя было конструктивно рассмотреть вопрос?

– Потому, ангелок, что женщина и логика – понятия несовместные. Ну что такое логика? Можешь не напрягаться, сам отвечу. Логика – это совесть ума. Это нравственность нашего разума, а женщины – существа бессовестные. Что им удобно – то и логично.

– Так он все эти умные слова о бабах говорил? – сообразил Рыжий, намыливая влюбленному спину.– Вот глупый мужик, они ведь даже не думают, они просто живут – и все! Стоит только отвернуться, и ты – далекое прошлое. Ты неделю думаешь, как помириться, а она за эту неделю успеет замуж выйти. А знаешь почему?

– Почему?

– Потому, что это для нас с тобой неделя пройдет, а для них все было тысячу лет назад.

– Точно, Рыжий. Ты слушай его, ангелок, он дело говорит!

– А потому и говорю, что сам пережил. Прихожу как-то к бывшей подружке мириться, а она так удивилась. Она, видите ли, думала, что я умер.

Железный аргумент! – расхохотался Гуча. Он сидел у  костра и втайне радовался, что все так разрешилось. Как ни посмотри на эту историю, рассуждал он, а практичная Марта не пара наивному Бенедикту.

– За что? – всхлипнул ангел.– Неужели чистота важнее любви?

– Для  нее – важнее,– ответил Самсон, натирая страдальца песочком.– Да что ты убиваешься? Радоваться надо! Сам посуди – ну что за жизнь с такой, как она? Не жизнь, а сплошная генеральная уборка! не обижайся, друг, но Марта бесплатно шага не сделает, а здесь целая жизнь. Чем бы с ней рассчитывался?

– Душой?

– Нужна ей твоя душа, в сундук ее не запрешь, за деньги не продашь. Фу, ну и запах! Эх, всегда мне  грязная работа достается. Гуча вывозил, а я отмывай!

– Работай, висельник,– подал голос черт.– Нечего было плевать на пол. Работай и еще спасибо скажи.

– Это почему? – А потому, что в Рубельштадте очень сильно свиные колбаски любят. Хорошо еще, что она тебя свиньей обозвала, а не верблюдом.

– А кто такой верблюд? – Это такой зверь, плюется не хуже тебя. Шея  длинная, морда страшная, а на спине два горба.

– Так бы и сказал, что дракон, зачем обманывать? – почему-то обиделся Самсон.

– Ну, разве что характером схожи. Нрав примерно такой же – мерзопакостный, Если чутье мне не изменяет, то во Фрезии верблюдов как кроликов в Англии.

– Туда   мы   тоже   пойдем?  – поинтересовался Самсон.

– Нет, там верблюды не водятся, понятно?

– Нет, – повторил Рыжий и вздохнул. – Интересно, кто такой навоз производит? Столько мыла извел, а запах только усиливается.

– А ты его хвоей потри, может, перебьешь, – посоветовал Гуча.

Самсон пулей выскочил из реки, волоча за собой несчастного Бенедикта.

– Сейчас от запаха и следа не останется! – Он усадил ангела на кочку под елкой и принялся яростно драить, загребая ладонями опавшую хвою.

– Колется,– попробовала протестовать жертва не в меру ретивого банщика.

– Потерпишь,– отмахнулся тот.

– Кусается! – возмущенно закричал ангел.

– Зато не воняет!

– Ой! – Бенедикт шлепнул себя по одному боку, потом по другому.– Ой-ой-ой! Кусается, говорю!

– Терпя, когда болит душа – телесная боль не чувствуется. Ай, мамочка! – Теперь уже Самсон хлопая себя по коленям я ягодицам.– Это ничего, это хвоя свежая!

Гуча, наблюдавший за этой возней с добродушной улыбкой, рассмеялся:

– Муравейник тоже свежий, клоуны, бегите к

реке!

Закончив наконец-то водные процедуры, Самсон и Бенедикт подсели к костру.

– Ну что, лучше пахнет? – спросил Рыжий принц.

– Лучше, – ответил   Гуча. – Пахнет  так,   будто кто-то под елкой нагадил! – Физиономия ангела вытянулась, он хотел было вскочить, чтобы снова бежать к реке, но черт остановил его и примирительно сказал: –  Не напрягайся, запах сам выветрится. Давайте ужинать и спать, утро вечера мудренее. Парфюмеры!

Поели быстро. Уснули тоже быстро. После тяжелого дня сон пришел мгновенно.

Утром Гуча по праву старшего в отряде растолкал молодежь, и компания отправилась дальше.

Пейзаж менялся с невероятной быстротой. Исчезли елки и осинки. Зеленая сочная трава сменилась сухой степью.  Солнце,  казалось, задалось целью сжечь всю округу, испепелить все живое, все, что движется, колышется, растет.

Вспотевший Самсон едва передвигал ноги. Ему, привыкшему к прохладе предгорий, было непонятно, как можно жить в таком пекле.

– Гуча,– просипел он,– я здесь не женюсь.

– Это еще почему? – спросил тот и удивленно поднял брови, увидев, как вор достает из кармана волшебный платок. Гуча сунул руку в свой карман – пусто.

– Климат не подходит. Мне бы сейчас бочку ледяной воды...– Самсон отер пот со лба и махнул платком в тщетной надежде организовать ветерок.

Одновременно с этим движением и словами в воздухе материализовалась огромная деревянная бочка. Она плавно опустилась вниз, на обессилевшего принца. Вода, надо сказать, действительно ледяная, выплеснулась на ошарашенных спутников неосторожного воришки. Ангел и черт тупо смотрели на подарок платка-самобранки. Гуча попрыгал на одной ноге, вытрясая воду из уха, а Бенедикт вытер лицо ладонями. Под бочкой величиной с хорошую  цистерну тихонько лежал Самсон. Лишь слабое шевеление пальцев оставшейся снаружи руки говорило о том, что он еще жив.

– Ну и как его из-под нее достать? – Бенедикт почесал ангельский затылок.

– А надо ли? – вопросом на вопрос ответил Гуча.– Напишем отчет, мол, погиб смертью храбрых. Утонул в пустыне при наводнении. Всплакнем не много – и забудем. Слышишь, отморозок? – Рука Самсона слегка шевельнулась.

– Слышит, жить-то хочется, а когда говоришь, что воровать нехорошо – он сразу глухим прикидывается.

– Да ладно тебе, Гуча, потом нотацию ему прочтешь. Помоги эту громадину с места сдвинуть. Задохнется ведь, бедненький!

– Этот не задохнется, он найдет и где воздуху украсть! – Возмущенный черт налег на шершавый, плохо обтесанный бок бочки и толкнул. Та не двинулась с места.– Зачем так жадничать, попросил бы ведерко – и душ хороший, и не убьет.

– Он не подумал,– вступился за Рыжего ангел.

– Вот и я про это же говорю, подумать бы не мешало! – Гуча присел на корточки и уставился в одну точку. Этой точкой оказался платок, который все еще сжимала посиневшая рука страдальца. Черт с трудом разжал онемевшие пальцы Самсона и вынул из них волшебный предмет.

– Спасибо за воду,– Гуча встряхнул платок,– но нам нужно было поменьше – ведерко, например, а эту громадину забери.

Трехэтажная емкость для воды исчезла, оставив на песке идеально круглый след с распластанным Самсоном посередине. Сердобольный Бенедикт кинулся к другу. Тот слабо пошевелился, шумно втянул воздух, закашлялся и наконец сел.

– Что это было? – просипел он, выплевывая песок.

– Ошибка природы, а вот еще одна, кажется,– ответил Гуча, наблюдая, как тяжелое, опять-таки деревянное  ведро опускается на многострадальную голову Самсона.

– Ну и шуточки у тебя.– Ангел укоризненно покачал головой.– А как же заповедь «Не навреди»?

– Вот загнул, ну какое, к черту, у чертей «не навреди»? – пошутил Гуча и сам же рассмеялся своей шутке.– У меня же специализация – мелкие пакости!

– Да ну тебя,– отмахнулся Бенедикт, опять помогая вору подняться.

Самсон открыл глаза, посмотрел мутным взглядом на друзей и спросил:

– Что это было?

– Кара Господня! За воровство, наверное. Вот ты волшебный платок стянул, думал себе присвоить, за это и пострадал! А ну выверни карманы, недоносок!

– Гуча ты что, да как ты мог про меня такое подумать? Да я же за вас жизнь отдам! Да чтоб я...

– Кончай базар! Раздевайся! – грозно приказал черт.– У своих воруешь, как не стыдно?!

– Берите, все берите.– Самсон, шмыгая носом, принялся снимать с себя разноцветные тряпки.

Гуча, не обращая внимания на хныканье, деловито выворачивал карманы, а Бенедикт, онемев от удивления, молча смотрел на растущую кучу украденных вещей.

Что только не выложил черт на раскаленный песок! И перстень отшельника, из-за которого воришка уже один раз пострадал. И две драгоценные бутылки трактирщика Джулиуса. И маленькую книжечку в красном кожаном переплете. И мешочек золота с разбойничьей телеги.

Гора предметов росла, а Гуча продолжал трясти одежду  Рыжего,  многообещающе  поглядывая на красного (не от стыда, а с досады) вора. Он извлек на свет божий небольшую шкатулку с печатью «Приданое принцессы». Шкатулка была зверски взломана, из-под крышки торчали мятые листы бумаги, видимо, это была просто опись.

Бенедикт побледнел и укоризненно взглянул на Самсона. Тот опустил глаза и съежился. Без одежды, скрывающей в себе множество тайников, он оказался довольно тощим парнем. Ангел покачал головой и перевел взгляд на черта.

Гуча тем временем извлек пару подков, одну форменную шапку стражника, пару несвежих носков. Увенчал все эта короной правителя Рубельштадта и отступил назад, полюбоваться.

Бенедикт встал, подошел к ворованным вещам, взял одной рукой носки, а другой – подковы.

– Нет, не понимаю! – упавшим голосом произнес он.

– Чего ты не понимаешь, ангелок?

– Подковы...

– И что? На лету подковы рвет – Самсон у нас такой!

– Ну и рву! Между прочим, лошадка даже не заметила.

– Евдоким Третий, между прочим, не лошадка. – Гуча приторно сладко улыбнулся. – Как ты думаешь, ворюга, он  пропажу короны заметил? И когда ты успел?

– Ладно сокровища, ладно деньги! Даже с бутылками все ясно, но лошадь-то зачем обворовал?! Зачем тебе подковы нужны?! – Ангел размахнулся и бросил их к ногам пристыженного вора, после чего сел в сторонке, снял сапоги и сокрушенно вздохнул, разглядывая свежие мозоли на босых ногах. Натянул носки и снова укоризненно посмотрел на Самсона.– Чингачгук Эфроимович, мне кажется, что семнадцать лет назад мы поступили правильно, а сейчас делаем большую ошибку.

–Вот те раз,– не удержался ехидный черт,—я думал, ты Марту начнешь жалеть, ан нет, о кляче печешься!

– При чем здесь Марта, я про его, можно сказать аморальное и преступное, поведение говорю! Гуча, он – клептоман.

– Точно, клептоман законченный,– согласился Гуча. —В некоторых странах таким, как он, руки по локоть отрубали! Попробуем?

– Нет, это слишком жестоко,– поморщившись, сказал Бенедикт, частенько не понимавший, когда Гуча шутит, а когда говорит серьезно.

Самсон, придавленный чувством вины, снял с шеи цепочку с золотым медальоном и, потупясь, протянул черту.

– Это не надо, зачем свои вещи-то отдавать? – удивился тот.– Беда в том, что ты не понимаешь, когда украсть – подвиг, а когда – откровенная глупость! Вот смотри – перстень волшебника Амината. Как ты думаешь, что он с тобой сделает, когда узнает, кто спер его любимую вещицу? Молчишь? Он снова подвесит тебя к столбу. И хорошо, если в Последнем  Приюте – там тебя мамка кормить будет, а если в пустыне? А Евдоким Третий? Он на собственную жадность наступит, награду за твою голову назначит. И за наши головы тоже, прими это к сведению. Если мы были рядом с тобой, когда ты воровал, то любой нас с Бенедиктом назовет твоими подельниками – и прав будет! Тебе наплевать на свою жизнь, что ж, твое дело – как сдохнуть, но нас-то зачем подставляешь?

–  Ребята, я не специально, не подумал как-то, что это на вашем здоровье отразиться может.

– То, что отразится, это ты верно заметил. И очень скоро отразится. Прямо сейчас– Гуча кивнул головой в северном направлении, откуда приближалось плотное облако пыли – их нагонял отряд вооруженных дубинами солдат.– На лицах особенно отразится, так что готовьтесь.

Стражники, даже не взглянув на Гучу и Бенедикта поколотили Самсона и, собрав все украденные в Рубельштадте вещи, включая подковы старой клячи так же быстро унеслись прочь.

– В очередной раз убеждаюсь,– прокомментировал сие явление черт,– чтобы заработать большие деньги, надо хорошо разбираться в людях. Умница Марта – быстро вычислила, кто есть кто. Одевайся, горе луковое, отправляться пора. А синяки до свадьбы заживут. Может, во Фрезии нам повезет больше.

– Повезет, как же,– улыбнулся ангел.– Он трон украдет. Или государственную границу.

–  Придушу,– зловеще прошипел черт, увязывая в узел то, что не взяли стражники.– Чего расселись, идти пора, остолопы!

– Ого, а я-то чем провинился? – начал ангел, но, посмотрев на сердитого Гучу, осекся. Самсон, у которого голова гудела от побоев, счел за лучшее вообще промолчать и беспрекословно подчиняться.

Пустыня все больше заявляла свои права, расстилалась морем оранжевого песка, взметалась суховеями. Мимо усталых путников проплывали миражи сказочных замков, нереальные пейзажи вырастали прямо из песка и в песок же осыпались.

Пару минут на горизонте пробежала пропавшая башня Амината.   Один раз в небе завис ковер-самолет.

– Ну сколько можно над собой издеваться?! – наконец не выдержал Самсон.– Что мы пешком топаем, когда средство передвижения у Гучи в кармане!

– Ты это о чем? – не понял его Бенедикт.

– О платке. Забыл, что ли, как у отшельника оказался?

 – Забыл, – честно ответил ангел,– я как увидел Марту, так обо всем и забыл.

 – Кажется, я чего-то не знаю?

– Понимаешь, Гуч, тогда, на привале... – хотел объяснить Самсон, но не успел – к ним приближались всадники верхом на верблюдах.

Низкорослые, кривоногие джигиты дико вопили и махали кривыми саблями. На их головах были намотаны тюрбаны черного цвета, свисающий конец которых закрывал нижнюю часть лица. Те, что горячие парни настроены агрессивно, было ясно даже Бенедикту. Бандиты окружили путников. Один из них, кругленький коротышка, как оказалось потом, главарь, спросил:

– Кто ви такие? Зачем нарушили благословенную границу Фрезии, а? – Говорил он так же округло, с мягким акцентом и тянул гласные.

–  Пешеходы,– ответил Гуча, кляня себя за то, что не удосужился расспросить Марту о ее ближайших соседях.

–  Вах! А я, глюпый Хасан, думал,  что вы наездники! – пошутил главный. Остальные с готовностью рассмеялись, будто замечание было очень остроумным. – Зачем в столицу идете?

–  Может, мы не в столицу,– огрызнулся Самсон.

– Ха-ха-ха! – громко рассмеялся главарь.– Куда еще можно идти во Фрезии, как не в столицу? У нас в стране только один город, и это великий город!

Бандиты сняли тюрбаны и почтили величие главного города в королевстве. Горячее солнце поплясало на лысинах и брызнуло в стороны. Друзья зажмурились.

– Слюшай, я тебя спрашиваю, зачем идете. А ты что мине говорить? Иду – не иду! Ай-ай-ай, нехорошо над старым человеком смеяться. Зарежю. – Толстый предводитель протер саблю полой своего развевающегося одеяния и нахмурился.– Ну?

Прежде чем осторожный черт успел придумать подходящий ответ, Самсон влез в разговор:

– Жениться на вашей принцессе идем, или королеве, или кто у вас там! Так что повежливее, вы разговариваете с будущим правителем этой страны!

Смеялись бандиты долго, ржали даже их верблюды, с зависшего в небе ковра-самолета тоже донесся тонкий женский смех.

– Дорогих женихов надо с почетом проводить до дворца.– Главный слегка кивнул головой, и дюжие молодцы из его отряда разостлали на песке три разноцветных ковра.– Ложитесь! Замуж выходить будем!

– Драться мы сейчас будем,– мрачно проговорил черт поудобнее перехватывая посох. – Э, дарагой, зачем так обижаться, у нас договор с Гуль-Буль-Тамар. Лицензия на извоз тоже в порядке, налоги платим исправно, так что прошу на ковер,  пожалуйста!

 – Самолет? – поинтересовался Бенедикт.

 – Самолет,– подтвердил главарь таксистов.

 – Может, поедем, а? – неуверенно подал голос Самсон.

– Не нравится мне все это, – с сомнением проговорил Гуча.– Подвох здесь какой-то, нутром чую!

– Вай, дарагой, ты что такой недоверчивый? Все равно в столицу идете, садись, подвезем!– Главарь сделал широкий жест рукой, указывая на ковры.

– А на одном что, нельзя?

– Слюшай, ты сколько весишь, а? Не знаешь? Вот, а говоришь, на одном! Меня за перевозку лишнего груза лицензии лишат.

 – Кто? – удивился черт.

– Кто-кто!   Служба   безопасности   воздушного пространства, вот кто!

Гуча пожал плечами и кивнул спутникам, соглашаясь продолжить путь предложенным способом. Они покидали на ковры пожитки и устроились на мягких подушках, которые быстро положили разбойники чином помладше. Пилоты, если можно так назвать водителей летающих половиков, уселись рядом и принялись бормотать заклинания.

В воздух поднялись одновременно, и, сохраняя одинаковую высоту, три ковра-самолета полетели на юг. Гуча довольно спокойно переносил полет, Бенедикт, привыкший к перемещениям по воздуху – тоже, а вот Самсону пришлось туго. Его замутило в первую же минуту. Рыжий принц попробовал было посмотреть вниз, но отшатнулся от края, позеленев   лицом. Так и просидел всю дорогу – вцепившись в длинный ворс и закрыв глаза.

Под ними проплывали небольшие  оазисы и караванные тропы, белеющие на песке скелеты и отбившиеся от каравана верблюды. На горизонт   маячила  столица,   переливаясь  белыми   башенками, сверкая фонтанами. Маня к себе, обещая  усталым путникам покой и прохладу.

Гуча с трудом стряхнул очарование сказочного города и обернулся к Хасану. Тот сидел с довольным видом, точно кошка, поймавшая мышь и предвкушающая пир. Подозрения, возникшие у черта еще при посадке, всколыхнулись с новой силой.

–  Куда сейчас? – спросил Гуча.

– Прямо во дворец, к ослепительной Гуль-Буль-Тамар! Давно я такую отменную добычу не привозил! Вах! – Хасан был так погружен в приятные мысли о вознаграждении, которое скоро получит, что даже забыл, с кем говорит.

– Добычу, значит? – задумчиво произнес черт и посмотрел на летевшие впереди ковры.– Добычу...

– Слюшай, что ты переживаешь? Жизнь будет что надо, каждый день рахат-лукум будешь кушать, пэрсики, массаж тебе будут делать...– Бандит замолчал, почувствовав на своем горле холодную сталь ножа.– Вах?! Так би и сказал, что пэрсики не любишь, зачем сразу ножик?

– Дай сигнал своим джигитам, чтобы шли на посадку.

Толстяк сложил ладони рупором, поднес их к губам и заорал:

–  Майна, майна! Куда летишь, майна, говорю!

Ковры-самолеты плавно опустились на небольшую площадку у городских ворот.

 – Теперь мы,– спокойным голосом, от которого, впрочем, у главаря таксистов возникло нехорошее предчувствие, приказал Гуча.

Ковер пошел на снижение и плавно приземлился рядом с остальными. Ангел уже разминал затекшие ноги, приседая и подпрыгивая, а Самсон, с зеленым лицом, полз к ближайшему кустику.

– Этот  нам сегодня не помощник.– Черт проводил принца сочувственным взглядом и, не убирая ножа от горла онемевшего разбойника, обратился к двум другим:

–Ложитесь на ковры.

– Делайте, как он сказал, ишаки вонючие! Если  он меня поцарапает,  я с вас шкуру спущу! – взвизгнул Хасан.– Три шкуры спущу!

– За что ты его? – удивился Бенедикт.

– В рабство хотел продать.

– Дарагой, разве это рабство? Кушай шербет, пэр-сики! Ну ладно, не любишь пэрсики – тебе изюму дадут.  Массаж каждый день! Сам бы туда пошел, любые деньги заплатил бы, лишь бы взяли!

– Не стой столбом, закатай их в ковры,– при-крикнул Гуча на непонятливого ангела и снова переключил внимание на пленника.

– И почему же ты до сих пор не продался?

– Не берут. Я не возбуждаю желания,– сокрушенно вздохнул тот.

– Какого желания? – не понял наивный Бенедикт.

– Сексуального,– пояснил всеведущий  Гуча.– Этот гад в бордель нас продать хотел!

– Эй, дарагой, ты меня не понял, я только... – Толстяк не договорил, опушенный ударом по затылку, он рухнул на ковер.

Черт со злорадством завернул его в ковер, чаще, чем того требовало дело, молотя кулаками.

– Зачем ты его так, он же ответить тебе не мо лет.– Ангел осуждающе вздохнул.

– Я его не бью, я ему массаж делаю. Эротический.  Помоги принцу встать, что-то его к песку тянет, боюсь, ему здесь действительно не климат.

Вылив последнюю воду из фляжки на голову обессилевшего Самсона, друзья помогли ему подняться и, поддерживая его под руки, вошли в город.

И попали на базар. Торговали все. Все, что только можно продать и купить,– продавалось и покупалось. На узеньких улочках яблоку негде было упасть. Сновали туда-сюда мальчишки-водоносы. Торговцы дергали путников за одежду, предлагая что-нибудь купить или просто заглянуть в лавку. Малолетний воришка попытался залезть черту в карман, но, получив оплеуху, отстал.

– Скажите, как пройти во дворец? – поинтересовался Гута у прохожего и в ответ получил такой многозначительный взгляд, что зарекся на будущее о чем-либо спрашивать.

Непонятным образом всем стало известно, что друзья идут к принцессе. Толпа расступалась перед ними, женщины смотрели на чужеземцев оценивающим взглядом и, как ни странно, мужчины тоже. Один особо ретивый азиат ущипнул Самсона за ягодицу и отлетел, получив тяжелую оплеуху.

– Чего это они? – возмутился Рыжий вор.– С ума посходили, что ли?

– Не обращай внимания,– посоветовал черт. – Восток – дело тонкое!

– Дело,  может, и тонкое, но нравы у них непонятные. – Ангел кивнул на толстяка, подмигивающего ему маслеными глазками. Гуча в ответ лишь пожал плечами.

Видимо, во дворце их ждали или же существовал обычай открывать дверь всем путникам. Во всяком случае, дворцовые ворота распахнулись, стоило только подойти к ним.

Друзья вошли и замерли в восхищении! Это действительно был дворец, рядом с которым резиденция Евдокима Третьего казалась купеческим особняком. Невесомое сооружение возносилось в небо, сверкало драгоценными камнями, завораживало глаз узорами и вспыхивало искрами фонтанов в самых невероятных  местах.

–  Рты закройте, –  буркнул черт.

–А-а?!   – Самсон и Бенедикт  непонимающе уставились на Гучу.

– Рты, сказал, закройте. Мы сюда свататься пришли, а не музейными ценностями любоваться. Серьезно отнеситесь к стоящей перед вами задаче и сосредоточьте все силы на ее выполнении!

 – Как-то ты, Гуча, непонятно заговорил,– удивился Самсон.– Если по поводу женитьбы, то я согласен. Богатства-то сколько! Жизни не хватит, чтобы все это украсть! А если невеста еще и красавица, то большего и пожелать нельзя.

– Наверняка красавица,– мечтательно произнес Бенедикт, за что немедленно получил от черта затрещину.

– Ты мне смотри! Он тебе друг, а не конкурент! Если испортишь сватовство – шею сверну, а дяде скажу  что так и было. Уяснил?

– Уяснил. Я же не специально!

– Послушай, Гуча, а может, его в тряпки замотать, как, я видел, тут некоторые женщины делают? – серьезно предложил Самсон.

– Раньше надо было позаботиться, как это я сам не подумал? Чтобы принцессе глазки не строил, уяснил, ангелок?

– Ага.

–  Ну, вперед, ребята,– скомандовал черт.– Вихры пригладить!

–  Что? – не понял Рыжий.

– Поплюй на ладони и пригладь космы! – повторил Гуча и ступил на красную ковровую дорожку, которую проворно разматывали перед гостями, согнувшись в три погибели, дворцовые слуги. Позади такие же бесполые существа в просторных балахонах быстро сматывали ее снова в рулон.

–  Чего это они? – поинтересовался Самсон.

– Тоже, наверное, порядок любят,– ответил Бенедикт, вспомнив Марту.

С боков пристроились мальчишки с огромными опахалами, посылая прохладу в сторону гостей.

– А это зачем? – Неугомонному Самсону все надо было знать.

– Восток – дело тонкое,– отмахнулся Гуча.– Значит, положено так, и вообще в чужой монастырь со своими законами не лезут.

–  Мне кажется, ты не прав. Монастырь должен выглядеть по-другому. Я никогда не был в восточном монастыре, но что в любом богоугодном заведении дают обет безбрачия, это я точно знаю – дядюшка говорил.

– Дядюшка твой сам не может и другим не дает, и помолчи немного сделай милость. – Черту было не до разговоров – он старался рассчитать ширину шага так, чтобы не запнуться о рулон впереди и не получить ковровой дорожкой по пяткам сзади. Скорость разматывания и сматывания своеобразного знака почета увеличивалась. Вскоре вся компания уже бежала бегом, спускаясь и поднимаясь вприпрыжку   по лестницам и лесенкам, перескакивая через бордюрчики и зачем-то по два, а то и по три раза обегая фонтаны.

– Фу, запарился,– задыхаясь, произнес ангел, подставляя лицо под струи свежего воздуха – мальчики с опахалами все еще бежали рядом.

– Ну вот, а говорил, зачем веера,– прицепился к нему Самсон, забыв, что интересовался опахалами вовсе не ангел, а он сам. – Гуча, ты спроси, может, они заблудились? Мне кажется, в этом зале мы уже пробегали – дальше будет голубая лестница с драконами на перилах. Вот... Что я говорил? Вот она!

 – В чужой монастырь... – начал было черт, но махнул рукой и скомандовал: – Прибавьте скорость – на пятки наступают.

– Я больше не могу,– прохрипел Бенедикт,– в боку колет...

– Эх ты, размазня, я и на бегу успеваю свое дело делать! – Самсон показал ангелу довольно увесистую золотую статуэтку.

– Руки оторву,– пригрозил Гуча, вытирая вспотевший лоб.– Скорость прибавьте!

– Не могу! Почему нельзя простым шагом? – Бенедикт почти повис на неутомимом черте.– Мне так плохо...

– Не трать дыхание на разговоры! Ты думаешь, что тебе плохо, а на самом деле тебе хорошо. Ты посмотри на этих.– Он пихнул ногой одного из слуг. Тот, не отрываясь от основной работы, поцеловал пыльный Гучин сапог.– Они не только бегут быстрее нас, они бегут на четвереньках, постоянно кланяются, умудряются целовать наши башмаки и разматывают этот треклятый половик! Господи, когда же он кончится?! – Самсон влетел в огромный тронный зал первым. Гуча немного замешкался – на нем висел уставший Бенедикт. Половик наконец-то кончился. Наглые слуги, почтительно кланяясь и нахально ухмыляясь, выдернули его конец из-под ног сбитых с толку гостей. Те такой подлости не ожидали и по инерции пролетели вперед еще несколько метров на животе.

Перед потерявшими дыхание женихами открылась такая картина: невероятной красоты девушка таскала за бороду предводителя разбойников Хасана. Тот, растрепанный и красный, как рак, все порывался поцеловать туфельку озверевшей принцессы, что, надо отметить, в перерывах между пинками ему порой удавалось.

– Как ты, сын шакала, мог их упустить? – визжала леди.– Ах ты, грязный волос из хвоста ишака! Падаль, которой брезгуют черви, вот ты кто!

– Падаль, луноликая, падаль! Падаль, недостойная праха у твоих ног! – подвывал несчастный, пытаясь увернуться от острых кулачков, чем еще больше злил принцессу.

– Я лично их заказывала, а ты, отверженный сын шайтана и верблюдицы, их упустил! – выл Хасан и пытался подставить под удар другой бок, но принцесса крепко держала его за бороду. – Я тебя в  кипятке сварю! Я тебе голову отрублю! Лично! Своими руками!!! Я тебя лицензии на разбой лишу!!! Ах ты помет шелудивого дракона, как ты мог их упустить?!

– Ой, пощади, звездоглазая!!! – завопил толстяк, утирая кровь, струящуюся из разбитого носа. Все его лицо представляло собой сплошной синяк. На сверкающей лысине одна за другой выросли огромные шишки. Некогда окладистая борода – наверное, предмет гордости хозяина – в руках бессердечной девчонки превратилась в жалкий пучок, из которого та с прямо-таки садистским наслаждением выдирала все новые и новые клочья.

Сцена эта, видимо, повторялась часто. Придворные, престарелые мужи в чалмах величиной со средний арбуз и козлиными бороденками, мирно дремали, стоя вдоль стен, покачивая головами в такт воплям разбойника. Вездесущие слуги подбирали обрывки одежды, подтирали кровь с мраморных плит пола и ловили летевшие во все стороны клочья волос из многострадальной бороды.

Мальчишка с опахалом вился ужом, чтобы махнуть в нужном направлении, а угадать, в какую сторону повернется мегера, пиная провинившегося то ли таксиста, то ли разбойника, было довольно сложно.

Друзья, открыв рты, взирали на это безобразие, причем Бенедикт пребывал в столбняке, видя такое несоответствие внешней оболочки и внутреннего со-

держания, а также полное игнорировали норм и законов его драгоценной этики. Самсон начал потихоньку пятиться задом к двери и, если бы черт вовремя не схватил его за шиворот, дал бы деру.

Принцесса поднялась по ступенькам к трону, все еще не выпуская из рук бороду несчастного Хасан. Тот, путаясь в патах халата, был вынужден ползти за ней. Девушка плюхнулась в царственное кресло. Обдумывая подходящую кару для преступника, она подперла розовую щечку кулачком и рассеянно оглядела зад. Когда ее взгляд остановился на беглецах, Самсон еще раз попытался выскользнуть за дверь, а Бенедикт хотел было упасть в обморок, но Гуча не дремал. Чувствительные тычки под ребра тому и другому убедили их этого не делать.

Как по мановению волшебной палочки маска злобной фурии сползла с лица хозяйки дворца, злые морщины на лбу разгладились, глазки засияли, а кулачки разжались. Освобожденный разбойник стек вниз, стукаясь головой о ступеньки.

– Да вы шутник. Хасан-ага! Говорили – сбежали, говорили – упустили, а они вот где, у меня во дворце? Плохо так шутить, Хасанчнк, опасно так шутить. Для здоровья опасно,– прощебетала принцесса ангельским голоском. Она вытащила из мешочка на поясе монету, кинула ее распростершемуся у подножия трона разбойнику и махнула рукой: – Ну, уползай, уползай... я не шуга больше со мной! Хасан подхватил монету и послушно уполз, пятясь задом.

Друзья расступились, освобождая проход и отскакивая от толстяка  который пытался обнять их колени.

– Ты ползи, ползи,– вор подтолкнул побитого таксиста к двери, – пока эта тигра не передумала.

Видимо, все  чувства так ясно отразились на лицах гостей, что принцесса сочла нужным пояснить:

– Нерадивых слуг  надо учить, чтобы не распускались. Позвольте представиться, я – полновластная и единоличная правительница Фрезии принцесса Гуль-Буль-Тамар!

– Как, она сказала, ее зовут? – шепнул Самсон.

– Пит-Буль-Терьер! – ответил Гуча, чье чувство юмора чернело с каждой минутой.

– Зачем пожаловали в мою страну, о путники? – пропела девушка нежным голоском. Она сошла с помоста, на котором был установлен трон, села на ковер и жестом пригласила гостей присоединиться.