Текст книги "Бриллианты в шампанском"

Автор книги: Ирина Асаба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 17

На открытой веранде, заставленной огромными горшками с экзотическими растениями, было жарко. Казалось, в палитре природы только три сочных цвета – желтый, синий и зеленый. Вокруг шуршали перистыми листьями пальмы. Апельсины прятали свои румяные щечки в густой, будто восковой листве. Воздух был напоен сладкими, томящими душу ароматами, но Лере почему-то вспомнилась луговая поляна за домом в Лихих Горках, запахи подмосковных трав клевера и кашки, плач кукушки, тоскующей от одиночества.

Но вдали от милой сердцу родины она наконец обрела то, о чем так долго мечтала. Покой. Теперь она засыпала, не вздрагивая от звука телефонного звонка. Не подбегала ежеминутно к окнам, осторожно выглядывая в узкую щель штор. Не болела душа за Игоря: он был под надежной охраной. Ее даже не волновало присутствие такой большой суммы денег в доме. Она не проверяла тайник, не боялась, что в дом залезут воры. И за все это она была безгранично признательна Стасу. Только благодаря ему она собралась с силами и сумела расстаться с Москвой. Если бы не Стас, у нее, вероятно, не хватило бы мужества так решительно обрубить концы. И весь тот ужас продолжался бы и продолжался. Какое счастье, что у нее есть Стас! Ее защита, ее опора, ее крепость. Какое счастье! Какое счастье!

Лера с трудом встала с лежака и заставила подойти себя к бассейну. Аккуратно спустилась по ступеням в воду и, обхватив руками колени, приняла позу поплавка. Повисев так минут пять, она распрямилась и сделала несколько сильных гребков вперед. Вода освежила ее, только очень захотелось пить.

«Какая-то маниловщина, – лениво подумала она, набрасывая на себя легкую шелковую простыню. – Вот и отлично. Отдохнула. Пора приниматься за работу». Она пошла на кухню за лимонным соком, но на полпути ее остановил звонок в дверь. Это оказался еврейский парнишка из прачечной. Рубашки Стаса после нее были всегда свежими и хорошо отутюженными. Найдя сумочку, Лера выписала разносчику чек и собралась было дать ему чаевые, но мелочи в кошельке не оказалось. Тогда она вспомнила, что видела на крышке платяного шкафа портмоне Стаса. Она прошла в спальню, с трудом дотянулась до коричневого кожаного бумажника и вернулась. Расплатившись и закрыв дверь, машинально стала перебирать разноцветные бумажки с изображениями великих людей Испании. Вот конкистадоры Кортес и Писарро, вот великий, но неизвестный человечеству ботаник Мутис, вот король Хуан Карлос…

«Почему, – подумала она, – у Стаса всегда есть наличные деньги, а у меня нет? Хм… Просто они мне не нужны, я везде расплачиваюсь чеками. А это что за бумажка? – ее глаза наткнулись на до боли знакомый листок из школьной тетради в клетку. – Интересно, что это?» – полюбопытствовала Лера, развернув его. По центру размашистым почерком было написано: «Расписка». Она машинально пробежала глазами по тексту:

«Я, Лев Леонидович Паншин, в трезвом уме и твердой памяти, даю расписку Верейскому Станиславу Николаевичу, по прозвищу Кардинал Ришелье, в том, что дарю ему свою приватизированную квартиру в знак дружеского расположения и в счет погашения долга».

Ниже подпись и число.

Лера недоверчиво перевернула листок, как бы пытаясь обнаружить там еще что-то, подтверждающее ее страшную догадку, но листок был чист и больше никаких пометок на нем не было. В шоке, который с минуту на минуту мог обернуться обмороком, она сложила листок и убрала его обратно в портмоне, положив все на прежнее место.

«Дружеское расположение… В счет погашения долга… – словно пузырики в газировке, метались в ее голове слова. Охватил озноб, несмотря на жару. По коже будто пробежали ледяные пальцы, и спина покрылась мурашками. – Так, так, так… Гады вы, гады, – шептала она. Слезы крупными градинами покатились из глаз. – Значит, вы знакомы… Значит, вы друзья… Да разве так можно? А я так вам верила. Сначала тебе, Лева. Потом тебе, Стас. За что же вы меня так?»

Лера встала, прошлась по дому, утирая глаза и нос рукой. Снова, как тогда, в тот страшный день, когда украли Игоря, умер Павел Александрович и она застрелила Сашу, хотелось все бросить и перестать бороться. Вскрыть себе вены и лечь в ванну, наполненную горячей водой. Нет, она не имеет на это права, ведь от ее жизни зависит жизнь Игоря, – попыталась привести себя в чувство Лера напоминанием о судьбе сына.

Через огромное, открытое настежь французское окно она вышла в сад и пошла к бассейну. Пластиковый синий ящик, где хранились подсобные инструменты для очистки бассейна, совсем зарос кустами дикого шиповника. Лера с трудом открыла его. Большой кусок брезента, в который был завернут разноцветный рюкзачок Игоря, лежал на месте. Она взяла увесистый сверток и внесла в дом. Развернув брезент, с облегчением вздохнула. Потом растянула тесемки, потянула за алый атлас. Доллары знакомыми портретами запестрели в глазах.

Лера быстро поправила нежную материю и туго затянула бечеву на рюкзачке. Затем уверенным шагом вернулась к ящику и положила сверток на место. Будто подгоняемая кем-то, она в спешке стала приводить себя в порядок. Умыла лицо, хотела переодеться, и в тот момент, когда она накладывала макияж, раздался дверной звонок. Только усилием воли она выдавила на лице подобие улыбки и побежала открывать дверь.

Стас пробыл дома совсем недолго. Лера украдкой поглядывала на него, лихорадочно пытаясь сообразить, что связывает его с Паншиным. Каким же боком он замешан во всей этой истории? – навязчивая до тошноты мысль сверлила ее мозг. Лицо при этом не вызывало подозрений, оставаясь по-детски наивным и ласковым. Но когда Лера отворачивалась, улыбки как не бывало. Случайно глянув на себя в зеркало, она вдруг заметила две скорбные морщинки, разрезавшие лицо от носа до уголков губ, которых прежде не замечала.

Когда Стас ушел, Лера села за обеденный стол в гостиной, подперев подбородок рукой, и горестно задумалась, что же ей делать дальше. Прохладный ветерок кондиционера приятно остужал лицо. Было тихо, и лишь прорезывающие небо как стрелы стрижи нарушали тишину своим жизнерадостным свистом.

Лера сварила на плите кофе и, налив небольшую чашку, снова уселась за стол, уткнувшись глазами в белую кофейную пенку. В течение часа, казалось, бессмысленного созерцания чашки вопрос «что делать?» родил вполне определенный ответ. Хитрить, изворачиваться, искать лазейки было не в ее характере, но жизненный опыт и сложившаяся ситуация брали свое. Худо ли, бедно, она определила свои шаги на ближайшее будущее. Как не хватало ей сейчас Павла Александровича, он бы уж наверняка придумал что-нибудь такое. Но… Надо учиться придумывать самой. Ей нужна была сатисфакция, и она ее получит! Лера заказала по телефону такси и переоделась. Лимонного цвета костюм с короткой юбкой красиво оттенял ее барселонский загар. Она с трудом впихнула валюту в белый саквояжик, с которым не так давно прилетела в Испанию. Что не уместилось – отправила в пластиковый пакет и вышла на улицу. Такси со светящемся табло на крыше и зеленым огоньком за стеклом ее уже ждало. Водитель не успел даже просигналить о своем прибытии. Счетчик уже тихонько потикивал, показывая сумму в двести песет.

– В центр, к любому банку, – скомандовала Лера и откинулась на заднюю спинку сиденья.

Водитель пошутил, хотя она с трудом его поняла:

– Раньше у нас на каждом углу был бар, а теперь еще и банк. – Через некоторое время такси по ее просьбе остановилось на площади Рамблас. Войдя в банк, Лера на своем плохом испанском втолковала служащему, что хочет сделать. У нее попросили документ. Российский паспорт возражений не вызвал. Оформив необходимые бумаги, она в сопровождении охраны спустилась на лифте в зал с сейфовыми ячейками. Выдвинутая ячейка была аскетична и напоминала маленький железный рот. Вся сумма в одну ячейку не уместилась, и Лере пришлось опять подниматься наверх и снова заполнять бумаги. Наконец вся валюта уютно разместилась в ротиках. «Сейчас вы скажете «ам», – улыбнулась она. Ячейки кляцнули зубами и закрылись. Резные номерные ключики сделали обороты, и первая часть Лериной проблемы была решена. Теперь наступила очередь второй. Она села в дожидавшееся ее такси и поехала на окраину города, туда, где находился интернат Игоря. По дороге она остановилась у ближайшей мастерской по ремонту ключей и сделала дубликат ключей от московской квартиры Стаса.

Частный интернат утопал в зелени. В классе Игоря было всего десять подготовишек. Два француза, три американца, один датчанин, один негритенок из Алжира и австралиец из Сиднея. Девятым был еще один русский – белобрысый мальчуган из Санкт-Петербурга. Недавно оторвавшиеся от материнских юбок и от вполне обеспеченных семей, они были похожи на царскосельских лицеистов. Смышленые, как на подбор, с приятными лицами, успевшие подружиться, несмотря на отсутствие единого языка. Обучение сына Лера оплатила на три года вперед, поэтому отношение к ней было особое. Директор был предупрежден о ее визите телефонным звонком, поэтому охрана на въезде беспрепятственно пропустила ее. Прежде чем встретиться с сыном, Лера пошла по прохладным коридорам к кабинету директора, но он уже шел ей навстречу, растянув губы в сердечной улыбке. Просьбы Леры были не чрезмерны, однако вызвали удивление: она вынуждена покинуть Испанию на неопределенный период по чрезвычайным обстоятельствам. Она требовала, чтобы Игоря ни на шаг не отпускали из интерната. Категорически возражала против посещений ее сына кем-либо. Она запрещала посещать Игорю арендованную ею виллу. Словом, она запрещала ВСЕ. Пусть на время ее отсутствия интернат станет для мальчика тюрьмой, но иного выхода не было. Недавно ребенок подвергся киднепингу, и нет абсолютно никаких гарантий, что покушение не повторится.

Лера была чрезвычайно строга с директором, хотя, очевидно, заплатив такие деньги, она имела на это право. Игорю разрешили выйти в парк и после щенячьих восторгов по поводу появления матери они пошли по аллее в глубь парка. Через какое-то время Игорь неожиданно сник, будто предчувствуя разлуку. Лере пришлось пуститься на обман: она все свалила на тетю Веру. Мол, та в Москве заболела и за ней некому ухаживать. Она просила Игоря быть мужчиной и сама еле сдерживала слезы, подступающие к глазам. Сын все понял. Может быть, не до конца поверил, но понял, что если бы не крайняя необходимость, мама бы его никогда не оставила. Его слезы сдерживали глаза одноклассников, прильнувшие к окнам.

– Раз надо, значит, надо, – стараясь не зареветь и не уткнуться в подол Леры, сказал он. У нее защемило сердце. Она присела на корточки и заглянула в сузившиеся от подступающих слез глаза сына.

– Родной, единственный! Сыночка моя ненаглядная! Ты не бойся! Я тебя никогда не оставлю! Ты же понимаешь, что важнее тебя в этой жизни у меня никого нет. Все будет хорошо! Честно, честно!

Они долго смотрели в глаза друг другу, и слезы из их глаз брызнули одновременно. Игорь обхватил мать за шею и заревел так, как не ревел никогда в жизни. Слезы, скопившиеся за время всех несчастий произошедших с ними, лились ручьем и обливали лимонного цвета креповый костюм. Наконец рыдания стихли. Игорь смущенно отвел глаза в сторону. Ему стало неловко – ведь он же мужчина.

– Поезжай мама. Я буду ждать тебя, – прошептал он, и мать с сыном пошли обратно по аллее к зданию интерната. Они шли, взявшись за руки, под взглядом девяти пар мальчишеских глаз, его одноклассников, соединенные любовью и пониманием, как когда-то пуповиной.

Лера на том же такси, нанятым ею на целый день, вернулась на виллу. Быстро собрала небольшой чемоданчик, не забыла прихватить теплое кашемировое пальто, помня, что в Москве еще стоит зима. Когда сборы были закончены, она села писать записку Стасу. Слова никак не хотели соединяться в предложения, и она боялась допустить какую-нибудь тактическую ошибку. Смысл записки заключался в следующем: мол, когда она звонила в Москву тете Вере, телефон не отвечал. Тогда ей пришлось позвонить соседям. Выяснилось, что тетя Вера тяжело заболела. Совсем плоха и ухаживать за ней некому. Ей срочно придется вылететь в Москву. Деньги она оставила в камере хранения банка на свое имя, так как боится, что за время ее отсутствия виллу могут ограбить. Ведь его, Стаса, почти не бывает дома. Как только что-то прояснится, она тут же вернется. Очень переживает из-за разлуки, но ей необходимо быть в Москве.

Быстро пробежав глазами написанное, Лера посмотрела на часы: время поджимало. Вот-вот должен вернуться Стас… Но больше почему-то ничего убедительного не придумывалось, а стрелки часов неутомимо двигались. Лера оставила листок на столе и выбежала к ожидавшему ее такси.

Она щедро расплатилась с таксистом и кинулась в здание аэропорта. Заказанный билет ее ждал. Время отлета примерно совпадало с временем возвращения Стаса домой. «Только бы он не прикатил в аэропорт, только бы пронесло, только бы пронесло!» – нервничала Лера, то скатывая авиабилет трубочкой, то, опомнившись, разглаживая его на колене. Ну, слава богу, кажется, все обошлось, однако успокоилась Лера только тогда, когда лайнер поднялся в воздух.

Несколько часов полета привели ее мысли в относительный порядок. Становилось все более ясным, что делать дальше и как добыть необходимую ей информацию. Самым тяжелым делом было возвращение пистолета. Любой ценой! Так, в переживаниях и с головной болью, Лера долетела до Москвы.

В это время Стас вернулся домой и после нескольких бесплодных звонков в дверь открыл замок своим ключом. Первое, что ему бросилось в глаза, был пластиковый рюкзачок, небрежно брошенный под столом. Увидя его, он оторопел. Потом взгляд его упал на записку, и строчки запрыгали у него перед глазами. Теперь он разрывался от своей беспомощности что-либо предпринять. Он пытался успокоиться, пересилить волнение. Даже съездил в ближайшее кафе и поужинал на скорую руку. И только когда было далеко за полночь, сон сморил его, и он, как был в одежде, так и уснул на нераскладывающемся диване, как-то беспомощно свесив неумещающуюся руку.

Москва радостно встретила Леру. На флагштоках трепыхались трехцветные флаги, украсившие город в чью-то честь. Отнюдь не дистрофичного вида дети резво катались с металлической горки, протирая до дыр штаны. На углу у супермаркета молодые мужчины пили пиво и весело чему-то смеялись. Вечно озабоченные женщины таранили прохожих тяжело груженными продуктовыми сумками – словом, все было как всегда. И снова, как в Барселоне, она села в такси и поехала ДОМОЙ.

Лера открыла дверь своим ключом, швырнула чемодан в прихожке и вбежала в комнату соседки. Та сидела у окна, равнодушно наблюдая чужую, не имеющую теперь к ней никакого отношения жизнь.

– Миленькая, родненькая! Тетя Верочка! – затормошила она старуху. И та словно просыпаясь от долгого сна, повернулась к ней и дрожащей тоненькой рукой коснулась Лериных волос.

Все в квартире было таким знакомым. Вещи стояли на своих местах, пахло чем-то родным, чего словами не объяснишь. После долгого разговора на кухне с чаем и бутербродами Лера рассказала тете Вере о своей жизни в Барселоне. Конечно, не обо всем: ей не хотелось омрачать и так невеселую жизнь старушки. Потом прошлась по квартире, то и дело бесцельно беря в руки разные предметы. Вот мамино зеркальце с инкрустированной ручкой, вот сломанная машинка Игоря, вот пасьянсная колода Павла Александровича. Она стала перебирать вещи в его комнате. Пора бы часть их кому-то отдать, подарить, только рука не поднималась. Ей казалось, что она не имеет права трогать что-либо в его комнате. Чудилось: вот сейчас откроется дверь и Павел Александрович замрет на пороге в немом удивлении. Открыв его альбом с фотографиями, которого никогда не видела прежде, Лера всматривалась в чужого, но чем-то очень знакомого молодого человека. «Может быть, сын? – подумала она, но тут же опомнилась. Помилуй бог, фотографии были черно-белыми и очень старыми. – Да ведь это же он сам, Павел Александрович! – изумилась Лера. – Какой красивый был. Как коротка жизнь! Что такое поколение? Двадцать лет? Но ведь человек живет в среднем лет семьдесят. Тогда что такое две тысячи лет? Тридцать человеческих жизней! Как быстро все происходит на земле! Казалось, Иисус Христос пришел к нам мессией очень давно, а на самом деле всего тридцать человеческих жизней назад! Как странно…

А это где он? – спросила себя Лера и поднесла близко к глазам фотографию, закрепленную в картонном листе. Под ней лежала стодолларовая купюра. – Твою мать! – ругнулась про себя Лера и одну за другой стала вытаскивать остальные фотографии. И еще… еще! Под каждой лежала сотенная. Когда она пересчитала пачку, там набралось двадцать тысяч. – Спасибо, кум. Мне сейчас они так пригодятся! – Денег Лера взяла с собой из Испании совсем немного. Всего пять тысяч, иначе пришлось бы оформлять таможенную декларацию в Барселоне. Хотя по московской нищей жизни это была вполне приличная сумма. – С чего же начать? – в нерешительности думала она. – Как узнать правду? Ведь от этого теперь зависит вся моя жизнь» Наступила ночь, но сон не шел к ней. Через приоткрытую дверь было слышно, как тихонько посапывала во сне тетя Вера.

Лера надела старенькую дубленку и вышла в темноту улицы. После испанской жары московский мартовский крепкий морозец давал о себе знать даже сквозь теплую овчину. Она озябла. На глаза навернулись от холода слезы. «Это я не плачу, это мороз», – успокаивала она себя.

Лера шла, вроде бы прогуливаясь, и неожиданно обнаружила, что подошла к дому Паншина. Она была у него несколько раз, но дом сразу узнала и замерла перед ним, вглядываясь в темные спящие окна. «Как бы забрать пистолет», – размышляла она, пытаясь вспомнить, какое из окон его. Вдруг из-за угла выскочило такси со знакомыми шашечками на боку и из него вывалился пьяный человек. Неровной походкой он пошел к подъезду, но остановился, заметив женскую фигуру, и, чему-то рассмеявшись, направился прямо к ней.

– Девушка, не скажете который час?

Лера посмотрела на часы:

– Три часа.

А когда подняла глаза, обнаружила, что перед ней стоит Лев.

– Ты? – удивленно спросил он. – Ко мне приехала? Да? Лерочка, ведь ты же ко мне приехала? Узнала правду и приехала?.. Пойдем в дом. Поплачемся друг другу. Мы же все-таки не чужие. Мы же родные люди. – И он пошел к дому, подхватив Леру под руку.

Квартира была прокурена и не прибрана. Видно было, что Лев никого тут не ждал.

– Садись, Лерочка, садись, лапочка! – пьяно суетился Паншин. – Мы сегодня в «Савое» гуляли. День рождения у Кольки Пасюка. Сорок лет стукнуло. Погуляли знатно, Сейчас я и тебе рюмочку налью. – Он поставил на журнальный столик бутылку водки и тарелку с начинающими подсыхать мандаринами.

– За тебя! – провозгласил он, подняв рюмку в заздравном жесте. – Вернее, за нас, за тебя, за меня и за нашего сына. Кстати, как он? – спросил Лев, занюхивая водку рукавом. Молчавшая до этого Лера пригубила водку и, пытаясь сдержать рванувшуюся наружу ненависть, ответила:

– Все в порядке, Игорь сейчас в интернате. С ним все хорошо.

– Ну и ладненько, ну и замммечательно, – улыбался Паншин, разливая по новой. Видно было, что он прилично набрался. – Чего же это ты, Лера, меня бросила? – заплетающимся языком спросил он. – Думаешь, я совсем дурак. Думаешь, не знаю, что вы меня кинули?.. Куда улетели-то? В Америку, во Францию? Я же об этом потом узнал. Бросили меня, сволочи. Денег не дали…

– Кто тебя кинул, Левушка? – ласково заглядывая ему в глаза, спросила Лера.

– Да ты со Стасом!.. Кто ж еще? А… я… весь в долгах, как в шелках. Пистолет твой у меня. А, они, видишь, слиняли, чтобы денег не платить. Ну ладно ты – овца… Но Стас. В жизни этого ему не прощу.

– Чего этого? – как можно мягче спросила Лера, радуясь неожиданной удаче: Паншин был пьян и даже ничего не нужно было придумывать, чтобы узнать правду. Все произошло само собой.

– Предательства… предательства не прощу. А еще друг называется. Он что, ничего тебе не говорил? Мы же с Верейским со школы знакомы. Считались друзьями, коньяк вместе пили, по бабам ходили. А он денег не дал, бабу мою и сына увез.

– А кто он, Верейский?

– Да бук простой. – Лера удивленно вскинула брови. – Букмекер на ипподроме. Работа не бей лежачего. Официоза никакого. На работу к девяти не вставать. Кайф! Деньги то есть, то нет. Ни шатко, ни валко. Но клиентура неплохая была. Мафиозники. Кому-то из них он и дом твой впарил. Ну… столько денег, сколько он на тебе заработал, ему на бегах и не снилось. Ой, что-то у меня голова болит… С водкой, видать, надо завязывать, – пробормотал Лев и тяжело откинулся на диванную спинку.

И тут Лера вспомнила, что Стас действительно удивлял ее своей осведомленностью о лошадях. Он несколько раз говорил о больших суммах, выигранных на бегах. Мечтал сходить на ипподром в Испании. Объяснял, чем рысь отличается от галопа. И что иноходцы скачут, одновременно выбрасывая переднюю и заднюю ногу то с одной стороны, то с другой. Не врет Лева, Стас, видно, и в самом деле был букмекером, а никаким не бандитом. И ни в каком Афганистане он, конечно, не служил.

– А за что он тебе деньги отдать должен? – допытывалась Лера.

– Ну, овца! Ты что… ни о чем так и не знаешь? И не догадываешься? Ну, умора! Спит с мужиком и не знает, что он ее сделал! Ой, не могу! – пьяным смехом закатывался Паншин. – Помогите! Спасите! – Лера переждала приступ деланного смеха и опять настойчиво стала докапываться до правды. Сама начала понемногу подливать Льву водку и то же время старалась удержать его пьяное сознание в реальности.

– Ну в общем так. Ох! Как бы мне мозги, в кучку собрать!.. Проиграл я в карты Стасу свою квартиру. Деньги отдавать надо. Тут тебя встретил. Смотрю, упакована, ха-ха… Рассказал Стасу. Он велел того… приглядеть за тобой. Ну я пару раз проводил тебя на вокзал, вижу, по заграницам разъезжаешь. Потом про магазин твой узнал. Ну, базарили мы со Стасом, базарили… Он все это и придумал. По телефону инкогнито тебе звонил. В дом к тебе лазил. Зачем-то электрошокер спер. Я все боялся, что он на тебя запал, а он вишь, какую аферу закрутил.

– А как же рэкет, мафия, «крыша»? – почти не дыша, спросила Лера.

– Не было никакой мафии! – зло стукнул кулаком по столу Лев и даже, как Лере показалось, немного протрезвел. – Прикинулся крутым. Актер! Сначала решили, когда он бандитом прикинулся, тридцать тысяч баксов с тебя снять и будя. А потом… Собака эта. Он в тот раз меня послал тебя пугать. Ну, чтоб собака злостью исходила, а ты боялась. Взял я у Стаса электрошокер… так, на всякий пожарный. Тут псина эта через забор маханула, чуть не сожрала меня. Ну, я ее и того… И так разозлился, что предложил сына свистнуть. Игоря сосед Стаса за бутылку из детского сада забрал. За выкупом Стас должен был ехать, а я рядом с твоим домом сторожить. Мало ли что, вдруг там менты… Лер, а выходи за меня замуж, – неожиданно рыгнул Паншин и вдруг, потеряв равновесие, завалился на нее боком, крепко схватив за колено, чтоб удержаться.

– Погоди, Левушка, ты еще не все мне выложил, – прошептала она, внутренне сжавшись и терпя с отвращением его руку у себя на коленке. – А как же собака? Откуда у него взялся Рэм?

– А-а-а. Знаешь, как мне от него влетело, когда я зверюгу эту убил? Собака оказалась каких-то его дальних родственников. Они его подержать у себя просили на время отъезда. Вот такая история вышла. – Он, дохнув перегаром, потянулся губами к ее уху и слюняво прикусил мочку. Лера, стараясь не показать отвращения, снова потянулась за бутылкой и добавила водку в его опустевшую рюмку.

– И как же он не боялся?.. Да ты рассказывай, рассказывай, – торопила она его.

– А чего бояться? Он же ничем не рисковал. Ну, застукала бы ты его в доме. Сказал бы – захотел на тебя спящую посмотреть. Какой спрос? Любовь! Потом, когда уже все кончилось, звонить тебе меня заставлял, пугать лишением материнства. – Лев грустно посмотрел на Леру осоловевшими глазами. – Я подонок? Да? Скажи, а он? Он не подонок? Кинул меня!.. Скотина после этого…

Вдруг Паншин хитро посмотрел на Леру прищурившимися, почти засыпающими глазами.

– А пистолетик-то твой все-таки у меня. Можешь не искать здесь. В надежном месте спрятан. Давай меняться. Ты мне пятьдесят тысяч, а я тебе «Макарова». А?

– Лева, у меня здесь нет таких денег. Мы же все деньги за границу вывезли. Хочешь половину?

– Ладно. С паршивой овцы… – Это были его последние слова, потому что он упал на диван и тут же захрапел.

Лера брезгливо смотрела на спящего Паншина и все дикие, отнюдь не христианские инстинкты, до того маскировавшиеся под личиной дурковатости и наивности, разом всколыхнулись в ней. С трудом взяв себя в руки, чтобы не отмочить какую-нибудь глупость, она оделась и, захлопнув дверь на «собачку», ушла.

Все чувства были словно выморожены московским морозом, а может, это признания пьяного выстудили ее душу. Ничего не осталось от прежней Леры – ледяная пустыня. Арктика.

– Так вот она какая, правда, – прошептала Лера, всматриваясь в редкие хлопья снега, похожие на крошечные парашютики, опускающиеся на землю в свете уличных фонарей. – Была ли она мне нужна? Нет, нужна, нужна! – как эхо повторялось слово в ночной тишине. – Теперь я хоть знаю, чего от Стаса ожидать. Как же подло. Я же так верила. Как в прорубь в тебя бросилась, защиты искала. А ты… Как подло, как подло!

Ей вспомнилась ночь, когда она, разгоряченная южной жарой, вошла к нему в комнату. Вспомнились теплые, словно елеем смягчившие ее душу слова. Вспомнились нежные и страстные ласки в постели. Совсем не так, как было с Сашей, совсем не так, но тоже удивительно хорошо… Какие же вы с Паншиным твари! Сволочи! Гады! Нет ни стыда, ни совести. Одни только деньги в голове. Вы же все у меня отняли: дом, семью, любовь. Не стало Саши, Павла Александровича. Сколько из-за вас пережил бедный Игорь. Брошенная тетя Верочка. Моя работа. Дом. Очаг. Все, чего я так долго и мучительно добивалась, то, что строила. Все!.. Мальчики… Дорогие мои мальчики. Мальчики-охотнички. Кто я для вас? Добыча? Сколько же вы за мной охотились. Я уже загнана. У меня больше нет сил летать и скрываться. Почему? Ну почему же так? Что ж, если богу нет до вас дела, то это дело есть у меня. Мне остается только одно – защищаться. И не только – я буду нападать! Получите по полной программе!

Утром Стас решил позвонить Льву. По автомату Москва не соединялась, тогда он сделал заказ на телефонной станции, а сам боялся не успеть подбежать к телефону. Выйти из дома за свежей газетой он не мог по той же причине. «Какая на… – бормотал он про себя. Почему она свои деньги сдала на хранение? Неужели что-то заподозрила? Ведь совершенно спокойно могла дождаться меня, и мы бы вместе решили, что делать. Но как она могла узнать? Каким образом? Лев?.. Только он мог проболтаться. Зря я тогда ему денег не дал, держал бы рот на замочке. Да у меня и самого тогда мало было. Только свои сто тысяч. Мог, конечно, от дома Леркиного отхватить, когда продавал. Чего, спрашивается… Невезуха! Бывает же такое. А может, это и не Лев? Ведь он телефона сюда не знает, а сама она ему вряд ли позвонила. Может, она вообще ни о чем таком не догадывается, и я зря паникую? Да где же она на самом-то деле? Хоть бы позвонила. Денег у меня совсем в обрез. Хватит только до Москвы. Что делать? Что делать?.. Тьфу, пропасть, прямо Чернышевский какой-то. Да мне и нужно-то немного. Всего тысяч сто. Для нее это мелочь. Я же совсем в ее деньги не влезал, все свои тратил. Она только аренду виллы оплатила да интернат Игоря. Все вру… Сам себе вру. Она за все платила. Свои деньги я вложил только в гостиницу и тратил на карманные расходы…»

И вдруг его осенило – Игорь! «Как же я забыл про него? Наверняка Лера сказала ему, куда и зачем улетает».

Стас позвонил на телефонную станцию и перенес заказ на два часа позже. Сел во взятую напрокат машину и рванул в частную школу. Было уже поздно. В ожидании телефонного звонка прошел почти весь день. Ворота роскошного парка, окружавшего здание, были заперты. Он несколько раз нажал кнопку переговорного устройства. Видеокамеры синхронно повернули свои объективы к нему. К въезду в парк из здания никто не вышел. Лишь переговорное устройство ответило сухим канцелярским языком, что на все его вопросы ответят завтра. Стас в нетерпении продолжал нажимать кнопку, на что голос, похожий на голос робота, ответил, что это частное владение и, если он не перестанет нарушать порядок, камеры будут отключены, а вместо них включится электроохрана. Стас, огорчившись, пнул ногой ворота, махнул с досады рукой и, сев в машину, вернулся домой. «Ну чего психовать? – успокаивал он себя. – Лера вернется, даже все ее вещи на месте, ничего с собой не взяла».

Дома ничего не изменилось. Телефон молчал. Было тихо, пусто и почему-то очень одиноко. Стас выпил две рюмки водки и лег спать.

Паншин проснулся ни свет ни заря. Ему приснился страшный сон. Он был весь в холодном поту. Белая майка и наволочка на подушке темнели влажными пятнами и скверно пахли. Ему приснилось, что тот пес… Ну, тот, которого он убил и столкнул в воду, снова напал на него. Но электрошокера на этот раз у него в руках не было. Льва накрыло темным тяжелым ужасом, и стальные челюсти сомкнулись на горле. Сердце остановилось, и в этот момент Лев открыл глаза. Придя в себя, увидел на столе бутылку с двумя рюмками и долго не мог сообразить, с кем вчера пил. Вроде вечером поехал в «Савой». Вроде отмечали день рождения Пасюка. А что было потом? Что-то помнил, что-то нет. Да, вроде Лерка вчера была… Сейчас, сейчас… Она действительно в Москве, и он сдуру вчера ей что-то говорил… Да его же Стас убьет. Он ужаснулся.

«Что я натворил? – Голова раскалывалась, во рту будто помочились двести двадцать бездомных кошек. – Идиот! Ну, надо же быть таким идиотом?! – ругал он себя последними словами, бреясь. – А может, и не идиот?.. – засомневался он, вглядываясь в свое красивое, тронутое следами порока, перед зеркалом лицо. – Может, все оно и к лучшему? Может, я на двоих заработаю. Только надо упросить Лерку ничего Стасу не рассказывать. Кто его знает, а вдруг он отдаст мне мои честно заработанные баксы? Хотя… Зачем я ему нужен? Все деньги теперь у него. Вдруг он и вправду в нее втюрился? Как она вчера мне… Левушка. Левушка. А на фиг ты мне теперь нужна? Правда, Игорь, сын… Нет. Я, наверное, не совсем подонок. Что-то во мне насчет сына свербит. Вот ведь щенок, чем-то похож на меня. Красив, подлец! Да и маман у нас не с помойки. Ну а какое участие я могу принять в его судьбе? Денег нет. Забрать его к себе не могу. Может, действительно в суд на нее подать и заявить об отцовстве? Надо подумать…»