Текст книги "Вампиры — дети падших ангелов. Танец кровавых маков."
Автор книги: Ирина Молчанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Когда он умолк, Катя с трудом скинула оцепенение и проговорила:
– Освободите Йоро! Выпустите его из города!
Цимаон Ницхи усмехнулся, и по выражению его лица она поняла, что он этого не сделает.
– Все бессмысленно, – прошептала Катя. – Вы его не отпустите, не отпустите меня, с каждым разом ваши «помилей» будут возрастать. Я не хочу, я устала, лучше убейте меня и…
– Убить тебя? – Создатель неприкрыто рассмеялся. – Знаешь, когда я не получаю желаемого, я никогда не убиваю виноватого. Не-е-ет, слишком просто, слишком. Я превращу твое существование в самый страшный ад, и каждую секунду своего бессмертия ты будешь жалеть, что разочаровала меня.
Цимаон Ницхи перестал удерживать ее и отступил на несколько шагов, с наслаждением пообещав:
– Я буду убивать тех, кого ты любишь или любила, одного за другим. Твоих родителей, родственников, ту некрасивую собаку, я убью твоих одноклассников, одногруппников, девушек с бывшей работы, а потом чертенка, что дожидается тебя в комнате, убью твоего оборотня, вампиров, которые хорошо к тебе относились, и, наконец, я убью Лайонела.
– А я убью себя! – подытожила Катя, поднимаясь с места.
Некоторое время они неотрывно смотрели друг на друга.
– Что-то я тебя не пойму, – неожиданно нахмурился Создатель и, приподняв ее голову за подбородок, задумчиво забормотал: – Иной раз я просто готов поклясться, ты не бес. Чего-то не хватает в тебе, какого-то особого огня.
Она не знала, что заставляло его усомниться, но, не скрывая надежды, спросила:
– Может, вы ошиблись? Я совсем не чувствую себя бесом.
Создатель хмыкнул и, указав на цветные витражи окон, проговорил:
– Может, облегчишь страдания своего друга и все-таки пойдешь на свидание?
Катя обреченно кивнула.
– Как только Йоро отправят в мою комнату.
Цимаон Ницхи хлопнул в ладоши, голос его зазвучал совсем по-другому, мягко, даже нежно, точно мурлыканье большого очень довольного кота:
– Договорились. Ну разве не приятно сотрудничать?
От комментариев девушка удержалась. При мысли, что с минуты на минуту увидит Вильяма, сердце легонько екнуло.
Глава 9Как в идиотском романе
Дверь тихо отворилась и в комнату вошла она, одетая в легкое светло-зеленое платье – тонкая, белая, с огненными пышными кудрями. Серые глаза, обрамленные медными ресницами, смотрели пристально и напряженно.
Вильям спешно поднялся из-за стола, накрытого белой скатертью, где стояли бокалы с кровью и ваза с белыми и красными розами.
Он учтиво отодвинул для нее кресло. Она молча села, он вернулся на место.
Тишина сразу, без промедлений, стала гнетущей.
Молодой человек все смотрел на девушку и смотрел, ища свои прежние чувства, свою безумную любовь, и не находил. Катя и сейчас казалась ему необыкновенно хорошенькой, нежной, милой, даже желанной, но не было внутри того пламени, что заставляло его мучиться рядом с ней.
– Я больше не чувствую к тебе ничего, – сказал Вильям.
– Прекрасная новость, – холодно ответила Катя.
И они умолкли, не зная, что еще друг другу сказать.
Молодой человек взял розу и ободрал с нее лепестки, после чего осторожно спросил:
– Где мой брат?
– С каких пор тебя интересует его судьба? – картинно изумилась девушка.
Вильям сломал толстый стебель розы и, бросив его на скатерть перед собой, признался:
– Мне хотелось бы с ними поговорить.
– О чем? – Катя нетерпеливо откинула волосы за спину, отпила из бокала и добавила: – Он приходит в ярость от одного упоминания твоего имени. Сомневаюсь, что разговор получится.
Молодой человек кивнул. Он знал, что так будет, но, получив подтверждение своим худшим опасениям, не мог скрыть волнения.
– Он говорил что-нибудь тебе… – Вильям помолчал, пытаясь покорректнее выразиться.
Катя догадалась и помогла ему, уточнив:
– Почему он поступил с тобой тогда так жестоко?
Вильям криво улыбнулся. Ему всегда нравилось в ней, что она никого не заставляла нарочно чувствовать себя неудобно. Все-таки с ней было легко и приятно, если бы не пропасть, разделяющая их, все могло быть иначе. Как? Он не знал, понимал лишь, что рядом с ней всегда по-особенному хорошо.
– Я не уверена, могу ли говорить, – вздохнула Катя. – Мне кажется то, что Лайонел сказал, он сказал только мне. А ты, если подумаешь, сам поймешь.
Молодой человек всматривался в серые дождливые глаза, все еще удивляясь, что те не вызывают у него прежнего поразительного головокружения. Перед ним сидела девушка брата и это осознание врезалось в мозг, как нечто нерушимое. Она никогда не принадлежала ему, даже в ту ночь, когда попросила быть у нее первым. За ее плечом, точно тень, всегда стоял Лайонел, занимая все помыслы.
Вильям усмехнулся про себя. Сейчас ему с трудом верилось, будто с этой девушкой его когда-то связывало что-то большее, чем просто дружеские отношения. Какими же глупыми и бессмысленными ему показались собственные поступки, продиктованные уверенностью, что она невозможно дорога ему. Он чувствовал себя лицемером и просто дураком. Всегда, всю жизнь и бессмертие ему был дорог лишь Лайонел. А Катя стала чем-то вроде моста, средоточием их стремлений на пути друг к другу. Она могла бы их объединить, положить конец недопониманию, тянущемуся столетия, если бы только он чуть раньше понял, что любил не ее, а любил интерес к ней своего брата.
Молодой человек отпил крови. Впервые в жизни не он засматривался на то, что принадлежит брату, а Лайонел оценил его находку. И чем выше тот оценивал, тем сильнее молодого человека переполняла гордость, тем сильнее он хотел быть обладателем нужной брату… вещи? Девушки? – Вильям в смятении отвел от Кати взгляд. Сама того не подозревая, она открыла ему Лайонела с той стороны, с которой, наверно, никто его не знал. Много-много лет он искал в своем ангельски прекрасном и дьявольски жестоком брате проблеск искренности или чего-то, позволившего заглянуть за ледяную холодность его глаз, за которой хранились ответы на важные вопросы, и где, как думалось Вильяму, могло найтись оправдание. Впрочем, и оно теперь ему было не нужно. Он любил Лайонела без всяких оправданий его жестокости.
– Чем мы должны заняться дальше по замыслу Цимаон Ницхи? – вырвала молодого человека из раздумий Катя.
Вильям повернулся и посмотрел на огромную, застеленную белоснежным покрывалом кровать и, заметив, как расширились глаза девушка, поспешил предложить:
– Прогуляемся?
– О, неужели папочка позволит нам такую вольность? – сыронизировала девушка, поднимаясь и направляясь к двери.
Молодой человек промолчал. Они были загнаны в угол и сколько бы не сопротивлялись, Создатель намеревался заставить их играть по своему сценарию.
Они вышли из дворца и двинулись по главной улице, ведущей к охраняемым воротам Тартаруса. Небо успело потемнеть, появились первые мелкие звездочки, а воздух пронизало искусственным ароматом вечерней сырости.
Когда двое подошли к прудику в форме пятиугольной звезды, наполненному кровью, Катя несдержанно воскликнула:
– А ты говорил старейшинам, что больше ничего ко мне не чувствуешь?
– Слюбится – стерпится, – повторил он слова Цимаон Ницхи.
Девушка стиснула зубы.
– Будь он проклят!
– Он проклят, не беспокойся, – в утешение заверил Вильям, но, видя, что тем самым сильнее разозлил свою спутницу, замолк. Он уже успел позабыть, как быстро она выходит из себя.
Катя взглянула на него так, словно хотела придушить, а затем отвернулась, прошипев:
– Я не намерена тут торчать! Все это напоминает неудачный телепроект! – Девушка глянула на него через плечо. – Мы как в идиотском романе, где автор придумал какую-то чушь, лишь бы не было все хорошо!
Вильям вздохнул.
– Даже у Господа в архиве его историй бестселлер на бестселлер не приходится.
Катя наклонилась над стеклянной крышкой пруда, внутри которой плавали светящиеся рыбы, и взяла один из бокалов с кровью. Те поднялись из круглого отверстия в середине, при нажатии на треугольный алмаз, выступающий из мостовой.
– Знаешь, – уже спокойнее сказала она, – кажется, Цимаон Ницхи сомневается, что я та самая. Разве нельзя как-то проверить?
Молодой человек задумчиво склонил голову.
– Пожалуй, нет.
– Да ведь они могли ошибиться! – возмущенно вскричала Катя.
Вильям смотрел на девушку с разметавшейся по плечам огненной лавиной волос, гневно прищуренными серыми глазами и втайне любовался.
– Вряд ли.
Ему показалось, что Катя сейчас накинется на него с кулаками, но та залпом осушила бокал с кровь и в бессильной ярости швырнула его об алмазную мостовую. И он превратился в маленький дождь из крохотных осколков, звонко брызнувший о камни.
Катя распахнула дверь в свою комнату и на миг застыла на пороге, глядя на две черные фигурки, сидящие бок о бок на кровати. Олило и Йоро воззрились на девушку и оба одновременно спрыгнули на пол.
Девушка шагнула вперед и крепко сжала в объятиях чернокожего мальчика, повисшего у нее на шее. Она расцеловала его и долго не выпускала, глядя в теплые шоколадные глаза.
– Бедный мой, – прошептала Катя, гладя оборотня по черным спутанным волосам. Взгляд ее переместился на тонкую шею, где висел толстый ошейник шипами вовнутрь. – Как они посмели… как посмели…
Йоро лучезарно улыбнулся и, потершись подбородком о ее щеку, весело сказал:
– Подумаешь, какая ерунда, он мне совсем не мешает!
Девушка ощутила, как к глазам подступило непривычное тепло, она хотела произнести, как счастлива видеть его, как скучала по нему, но слова точно застряли в горле.
А когда он тихо сказал: «Ну вот, мы снова вместе, разве не замечательно?!», ее прорвало, она выложила ему все, что случилось с тех пор как они виделись в последний раз. Рассказывала и рассказывала: о фонтанах, о корабле, про Тео, Каридад и сатану, про Лайонела и платья, про остров Кровавых маков, про рассвет и закат, про Орми и Нев, про чертовы качели и то, как все закончилось…
Девушка с мальчиком переместились на кровать, он сидел перед ней, стискивая ее руки своими маленькими горячими ладонями, и слушал, не перебивая. Катя не могла выговориться, насмотреться в его живое, такое родное лицо. Они словно век не виделись, и этот век вдруг показался таким невыносимо длинным и страшным. Она впервые со дня своего обращения почувствовала время как что-то живое.
Катя моргнула.
– А какое сегодня число?
– Первое июля, – ответил мальчик.
– Всего лишь, – только и смогла изумленно вымолвить она, а потом резко выпрямилась: – А где же Кира? Она в Тартарусе?
Вспомнив о девочке, умеющей предсказывать будущее, ей захотелось немедленно ее увидеть и задать главный вопрос.
Но улыбка исчезла с лица Йоро, он опустил глаза.
– Нет.
– А где же она? – в нетерпении передернула плечами Катя.
– Когда я видел Киру в последний раз, ее увел с собой Павел Холодный.
– Этот… – задохнулась от отвращения девушка, скомкав от волнения покрывало. – Но как же… Я завтра же поговорю с Цимаон Ницхи, уверена, он пошлет кого-нибудь за ней! Страшно представить, что делает там… этот подонок!
Видя, что мальчик совсем сник, она обняла его, взмолившись:
– Прости, прости, я не должна была говорить… Оборотень спокойно взглянул на нее.
– Она все знала, но не сказала мне, потому что верит, что менять судьбу нельзя.
– Да… я помню.
Они помолчали. Девушка вспомнила о чертенке и обвела комнату взглядом. Но нигде того не обнаружила. Она привстала, позвав: «Олило, где ты?» – Затем пошла к двери в ванну, поинтересовавшись у Йоро: – Вы уже познакомились?
Не получив ответа, девушка обернулась, поймав странное выражение на лице мальчика. Она уже видела такое, в тот раз, когда Йоро хотел предупредить ее о том, что видел Лайонела с Анжеликой в доме Моргана Нориша, но не смог.
– Что?
Оборотень помотал головой.
– Ничего. Наверно, он в ванной.
Катя удовлетворенно кивнула. Олило она нашла сидящим на бортике ванны-бассейна. Малыш, грустно склонив головку, смотрел на отражение в воде и болтал в ней мохнатыми ножками.
– Вот ты где! – сказала девушка.
Чертенок не отозвался.
Тогда она присела рядом.
– Как дела?
Огромные зеркальные глаза обратились на нее. «Ты меня больше не любишь», – печально заявил чертенок.
– Что ты! – Она провела рукой по его рожкам. – Я…
«Я видел». – Олило отвернулся.
Катя растерянно молчала, прокручивая в голове сцену встречи с Йоро и то, как грустно стоял в сторонке Олило, дожидаясь своей очереди, да так и не дождался.
– Я очень давно не видела Йоро и соскучилась по нему, – нашлась девушка и пощекотала чертенку бок. – Не обижайся, ладно?
Олило отвернулся.
Девушка не сдалась, продолжая щекотать черный бок и лукаво вопрошая:
– А кто тут самый смешной? А кто тут самый веселый?
Она не видела, как в дверном проеме бесшумно показался Йоро, и чертенок, заметивший его, в мгновение ока повеселел, повернулся к девушке и, смеясь, тоже стал ее щекотать.
Оборотень незаметно отступил вглубь комнаты, продолжая внимательно наблюдать.
– Ты хотела видеть меня, дитя? – вместо приветствия поинтересовался Цимаон Ницхи. Янтарные глаза оценивающе, с явным неодобрением скользнули по ее джинсам, подкатанным до колен и белой майке.
– Я хочу попросить, – поравнявшись со старейшиной, выпалила Катя. На балконе дворца они находились одни. Утреннее солнце нежно освещало улицу, еще не такую ослепительную, как днем, когда ярчайшие лучи превращали город в радугу красок.
– Проси, – милостиво позволил Создатель.
– Пошлите когда-нибудь в Петербург за девочкой…
Создатель повернулся к ней и, взяв за плечи, улыбнулся.
– Ну конечно, милая.
Катя облегченно вздохнула, с неуверенной улыбкой пояснив:
– Эту девочку зовут Кирой, она внучка одного ученого, ее забрал к себе Павел Холодный…
Цимаон Ницхи ее не слушал, щурясь, точно кот, он посмотрел на солнце и сказал:
– Хорошо-хорошо, дорогая, а ты порадуй старика… – Он кивнул вниз, где по лестнице спускался Вильям, одетый в тонкую тунику и сандалии. – Один поцелуй. От тебя не убудет, правда?
– Вы больны! – резко констатировала Катя. – А вас мне не поцеловать, от меня же не убудет!
Цимаон Ницхи провел сморщенной рукой, украшенной перстнем с гербом города по перилам, на секунду взгляд его затуманился, а когда прояснился, Создатель негромко промолвил:
– Говорят, Павлу Холодному нравится та девочка по утрам без четверти девять, перед завтраком. – Он причмокнул губами. – Пожалуй, если прямо сейчас побежишь к Вильяму, мой слуга успеет снять Холодного с нее.
Катя смотрела на двух летучих мышей, изображенных на перстне старца и перед глазами у нее стоял черный комок, втоптанный в песок. Нев – один из символов города, безжалостно уничтоженный Создателем.
В животе, в медленной неге, родился огненный шарик ярости.
Только Цимаон Ницхи не позволил ее гневу разрастись, коснулся плеча и шарик, уменьшившись, исчез.
– Сколько тебе лет, что ты до сих пор веришь, будто кто-то делает что-нибудь за просто так?
Его слова неожиданно уязвили ее. Она уже была готова послать его куда подальше и вернуться в свою комнату, но, вспомнив, что там ее ждет Йоро, который надеялся на нее, промолчала. Вспомнились ей и болезненные прикосновения Павла Холодного, обжигающие кожу. И то, какая маленькая и невинная еще Кира, несмотря на свой почтенный возраст.
Катя сильно закусила губу. Эта девочка была нужна не только Йоро, но и ей самой, очень нужна.
– Вильям, – негромко окликнула Катя.
Молодой человек остановился и обернулся, подняв на нее изумрудные глаза.
Она же с ненавистью глянула на стоящего рядом Создателя, на чьем лице замерло удовольствие и, прошипев: «Отлично», выбежала с балкона.
Девушка решительно спустилась по лестнице, приблизилась к Вильяму и, обвив его шею руками, потянулась к губам. Молодой человек резко отпрянул.
Тогда Катя развернулась лицом к дворцу, где на балконе все так же стоял Цимаон Ницхи и развела руками. Говоря тем самым, что пыталась.
– Браво, – похлопал ей Создатель. – Несчастный Павел Холодный, какая его ждет утрата…
Стены дворца в утренних лучах солнца нежно переливались кровавым блеском, на улице было тихо и пустынно. Вильям непонимающе переводил взгляд с девушки на Создателя и, не дождавшись комментариев, спросил:
– Зачем?
Катя со вздохом подтянула джинсы, хотела объяснить, а потом передумала и, отмахнувшись от него, пошла прочь.
Какое-то время он двигался следом, но вскоре отстал.
Она задавалась вопросом, задето ли ее самолюбие его вчерашним: «Ничего не чувствую к тебе», однако ответа у себя не находила. В той гнетущей тишине, которая наступила для нее с тех пор, как она попала в город старейших вампиров, казалось, в голове не осталось совсем никаких мыслей. С исчезновением музыки девушка слово потеряла способность думать. Мысленные потоки были то слишком быстрыми, то невообразимо медленными и как будто останавливались. Тишина мешала ей, давила и раздражала.
Катя тихонько замычала, пытаясь напеть хоть кого-нибудь: Моцарта, Баха…
По узкой каменной дорожке она добралась до небольшого скверика, огороженного золотой оградой. Серебряные скульптуры зверей тут утопали в зелени, бил фонтан, а в центре его серебряные Адам и Ева стояли под деревом, с которого к ним спускался змей, держа в пасти рубиновое яблоко.
На одной из скамеек Катя заметила старейшину в черном одеянии, чье лицо скрывал капюшон.
Недолго думая, девушка села рядом, обронив:
– Вы никогда не снимаете капюшона?
Голова старейшины чуть повернулась к ней.
– А ты никогда не интересуешься, прежде чем нарушить чье-то уединение, желанна ли твоя компания?
Катя хмыкнула и, закинув голову назад, прикрыла глаза.
– Да я самая желанная персона в этом городе, если вы не в курсе!
Наркисс коротко и сипло рассмеялся.
– Ошибаешься.
Девушка ощутила на себе пристальный взгляд и приподняла ресницы. Старейшина разглядывал ее, от чего сделалось неуютно, но она не двинулась с места. Продолжала сидеть, глядя из-под ресниц в темноту капюшона, гадая, насколько ужасен сидящей рядом с ней старик.
– Хочется вскочить и убежать, не так ли? – Он точно прочитал ее мысли.
– Хочется посмотреть, – смело заявила она, в ужасе ожидая, что он сейчас сдерет с головы капюшон и дальше все пойдет как в фильмах ужасов: раздирающий вопль и мелькание пяток.
Наркисс лишь ниже наклонил голову, прохрипев:
– А сердечко не разорвется, детка?
Катя решила больше не настаивать и перевела тему немного в другое русло:
– Вы родились таким?
Подумав, он ответил:
– Нет.
– Вас заколдовала злая колдунья? – прыснула в кулачок девушка.
Капюшон уставился на нее и она, посерьезнев, добавила:
– Просто, интересно.
Он долго молчал, Катя решила, тот больше не станет с ней разговаривать и лучше всего оставить его в одиночестве. Она уже готовилась так и поступить, но Наркисс неожиданно сказал:
– Когда-то я был очень красив. – Капюшон обратился к ней. – Краше Лайонела, настолько хорош собой, что те, кто видели меня, забывали дышать от восторга. Гордыня, точно червь, по кусочкам съела мое сердце, ожесточила душу, превратив ее в камень. Семья отказалась от меня, я менял женщин, друзей, а однажды посмеялся над уродиной. Ее так и звали «Уродина», кажется, никто ее имени даже в Линдосе[13] не знал. Она посмотрела на меня дольше обычного, проходя мимо. А я поднял с земли камень и швырнул ей в голову, разбив затылок в кровь. Я крикнул, чтобы она никогда не смела смотреть на меня. Уродина обернулась и, глядя мне прямо в глаза, сказала: «Смотреть не на что». Мои друзья тоже похватали камни, мы закидывали ее до тех пор, пока она не затихла, уткнувшись лицом в дорожную пыль. Мы хохотали… А когда она уползала, оставляя за собой кровавый след, из ее разбитых губ я услышал песню, она пела что-то о моей красоте. Тогда мне стало страшно и омерзительно, я поспешил уйти, но пока шел, все оборачивался и оборачивался, потому что слышал булькающий хрип ее песни. – Наркисс сложил на животе руки, укутанные длинными черными рукавами.
– Когда звук ее голоса стих, я вновь посмотрел назад, но там уже никого не было. Посреди дороги лежали лишь грязные тряпки, в которые она укутывалась. Я вернулся на то место и в ворохе окровавленных одежд нашел сердце, все еще живое и бьющееся. Мои товарищи разбежались, а я остался, нашел палку, обломал ее, сделав острой, и воткнул в сердце. А из него, как из драного мешка, поднялся рой мух, облепивших меня с ног до головы. Сколько не хлопал я по своему прекрасному лицу, рукам, телу, пытаясь согнать их, они сидели крепко-крепко, как намертво приклеенные. Я давил их, мои пальцы вечно были мокры и воняли от слизких внутренностей, но ничего не помогало. Я ушел из родного города и странствовал в основном ночами, чтобы не видеть других людей.
Старейшина закряхтел.
– Спустя сорок лет, в одну лунную ночь мимо меня прошел человек. Мухи все разом взмыли, оставив меня, и полетели за ним. Он велением руки послал их мимо себя, как будто ничего естественнее и быть не могло. И я упал перед ним на колени, умоляя позволить мне пойти с ним. Он позволил, но прежде сказал, что никогда в жизни не видел кого-то более уродливого. Выслушав мою историю, он дал мне имя «Наркисс». И вот я тут. – Из рукава показался скрюченный белый палец, похожий на птичий, с длинным желтым ногтем, который исчез в капюшоне. – До сих пор чувствую щекочущее тепло прикосновений их цепких лап на своих губах.
– Та девушка наложила на вас проклятие? – с благоговейным ужасом прошептала Катя, не замечая, как близко наклонилась к старейшине.
– Я, конечно, долгое время так думал. Пока Создатель не объяснил мне: не было никакой девушки. «Уродина», что посмотрела на меня однажды, – это я сам.
Катя нахмурилась.
– Разве вы не сказали чуть раньше, что были очень красивы?
Нарикисс посмеялся.
– Что есть внешняя краса, если внутри живет урод? Не было девушки, ничего не было, только я и мухи из моего сгнившего сердца. Люди склонны много думать о следствиях, забывая искать причину. Люди подменяют истинные причины, кроющиеся внутри каждого, иными, чтобы не поколебать собственную любовь к себе.
– Вы все это знаете, но… но ведь вы не изменились в лучшую сторону? – изумилась девушка.
– Нет, – спокойно подтвердил он. – Осознание собственных ошибок далеко не всегда приводит к желанию их исправить.
Катя недоверчиво хмыкнула.
– Извлечь жизненный урок, это, конечно, немало! Но и не достаточно много, если тот, кто его извлек, не применил полученные знания на практике! В чем тогда вообще смысл?
– Смысл… – Наркисс откровенно расхохотался, отчего его капюшон заколыхался из стороны в сторону.
Девушка сконфуженно ковырнула носком туфли кровавый песок, и поскольку старейшина так ничего и не сказал, спросила:
– А вы тоже хотите, чтобы наступил День Искупления?
Он ответил быстро, но Катя все же уловила его заминку.
– Да, – произнес он и, точно для пущего веса, прибавил: – Несомненно.
После чего поднялся и зашагал к выходу из сквера. Обиженная и раздосадованная тем, что он даже не попрощался, Катя крикнула:
– А красота – это порождение сатаны? Наркисс остановился и, не оборачиваясь, произнес:
– А чье порождение сатана? – и, посмеиваясь, пошел дальше.
Посреди комнаты стояла тонкая бледная девочка с белыми, как снег, волосами и огромными фиалковыми глазами, одетая в детское розовое платье с оборочками.
Катя сидела перед ней на корточках, пристально глядя в глаза.
Йоро находился рядом, крепко держа Киру за руку. Олило с Вильямом разместились на кровати.
– Ты понимаешь, – мягко начала Катя, – нам просто необходимо знать…
Девочка помотала головой. Если она и понимала, то помочь им явно не собиралась. И несколькочасовые уговоры ровным счетом ни к чему не привели.
Катя протяжно вздохнула и, как попугай, в сотый раз повторила:
– Я бес?
Йоро отвернулся. Девушка подозревала, ему было тяжело смотреть на пытки его любимой.
С тех пор, как Киру привели в Тартарус, она не сказала и десяти слов, все больше отмалчивалась. Не поведала ни о том, как обращался с ней Павел Холодный, ни о том, что чувствует и чего хочет. Катя догадывалась, нуждалась девочка сейчас в одном: чтобы ее все, пожалуй, кроме Йоро, оставили в покое. Но поступить так – означало не узнать ничего нового и продолжать жить в мучительной неизвестности.
– Кира, – вмешался Вильям, поднимаясь с места и прохаживаясь по комнате: – разве нельзя как-нибудь ответить, не боясь, что судьба от этого сильно поменяется?
Девочка неожиданно яростно посмотрела на него.
– Вам кажется, я не хочу говорить из-за глупого упрямства, но если бы вы только видели то, что вижу обрывками я… – Она умолкла, с отчаяньем перевела взгляд на Йоро, точно прося помощи.
Оборотень, в свою очередь, умоляюще посмотрел на Катю.
– Не заставляй ее.
Если бы это сказал кто-то другой, девушка даже не подумала бы прислушаться, но его слова подействовали. Катя резко выпрямилась и, ничего не говоря, выбежала из комнаты. Она пронеслась по коридору, свернула на лестницу, ведущую в тронный зал. И проигнорировав то, что гером преградил ей дорогу, ворвалась в круглый зал.
– Вы должны запросить аудиенцию! – крикнул слуга, но девушка уже стояла перед сидящим на троне Создателем.
– Я думаю, вы ошиблись во мне, – скороговоркой выпалила она. – Мы должны как-то проверить!
Цимаон Ницхи, подпирая голову рукой и задумчиво взирая на нее, приподнял брови. Тогда она пояснила:
– У вампиров встречаются самые поразительные способности, среди них наверняка есть те, кто могут предсказать будущее! Нам бы только узнать чуть-чуть, немного вперед!
– Известно ли тебе, что в мире почти не осталось вампиров с даром прорицания? – скучающе поинтересовался Создатель.
Катя растерянно покачала головой.
– А почему?
– Ценность будущего в его таинстве.
– О-о-о, – закатила глаза Катя. – Это ничего не объясняет!
– Когда я прожил на земле триста лет и невыносимо устал, – начал он, растягивая слова, – я собрал вокруг себя каких только можно прорицателей. Единственный вопрос, который я им задавал, это: «Когда?»
Тех, кто говорил, что нескоро, я в ярости казнил, тех, кто отказывался предсказывать, я казнил, тех, кто солгал мне, пообещав скорое освобождение, я казнил. – Цимаон Ницхи уставился куда-то в пространство, на ярких янтарных глазах появилась поволока: – Милая, понимаешь, я не хочу знать «когда», я просто хочу верить, что это случится скоро.
Катя ошеломленно моргнула. Прежде она не задумывалась, что для Киры в Тартарусе может оказаться еще опаснее, чем у Павла Холодного. Ей-то наивно казалось, будто ничего хуже его извращений приключиться не может.
– Значит, мы никогда не проверим? – безнадежно выдохнула девушка, чувствуя, как беспощадно закололо глаза.
– Никогда – это никогда. А мы когда-нибудь проверим, – усмехнулся Создатель. – Всему свое время.
На этом, надо было полагать, разговор окончен, но Катя продолжала стоять, сама не зная, чего ждет. Зато Цимаон Ницхи, похоже, лучше ее знал, потому что сказал:
– У нее слабый дар, она мне неинтересна. Да и, насколько могу судить, эта малышка держит язык за зубами.
Девушка сделала несколько шагов назад, собираясь уйти, но против воли у нее вырвалось:
– Как вы боретесь с желанием узнать?
Создатель провел ногтем по подлокотнику трона.
– Тебе, дитя, неизвестно, каким бывает желание, что значит из века в век ждать, надеяться и верить.
Расспрашивать еще о чем-то расхотелось, угнетенная и опустошенная, девушка побрела вниз по лестнице к выходу из дворца. На улице уже стемнело, солнце почти закатилось за черно-серую тучу, создавая ей святящуюся багряную окантовку.
Некоторые горожане, проходящие по главной улице, негромко разговаривали, но Катя не понимала их. Она ступила на первую ступеньку, выложенную драгоценными камнями, шумно втягивая в себя воздух. И резко задержала дыхание, испуганная и счастливая одновременно.
В теплом искусственном запахе цветов, трав проскользнул совсем тонкий, но легко узнаваемый аромат ледяной свежести.
Глава 10В воздухе
На следующий вечер в трехэтажном доме по главной улице города царила атмосфера праздника. Бальный зал с изумрудным полом сиял в свете сотен разноцветных лампочек, украшенных покачивающимися бриллиантами, спускающимися на серебристых нитях с потолка. Женщины были одеты в легкие, воздушные разноцветные наряды, изобилующие драгоценными камнями. Мужчины ходили в тонких туниках разных цветов.
Катя единственная явилась в европейском платье и теперь ощущала себя белой вороной. А ведь Цимаон Ницхи прислал ей соответствующий наряд. Только она захотела сделать все по-своему. Девушка надела голубое платье, которое особенно нравилось Лайонелу, и ее ни на миг не оставляла мысль: «Неужели показалось?»
Возле стены стояли музыканты с лирами, наигрывая непривычную для ее слуха мелодию, немного дребезжащую, с глубоким эхом, чуть грубоватую, но красивую.
Девушка стояла возле Вильяма, оглядывая собравшихся. Кира с Йоро остались в комнате, Олило тоже пришлось оставить с ними, вряд ли кто-то из вампиров обрадовался бы появлению чертенка с зеркальными глазами. Особенно учитывая, что нигде в городе не висело ни одного зеркала. Создатель в пурпурном одеянии с золотым терновым венцом на голове восседал на троне, слева стояли две его молодые жены, темноволосая красавица Агарь и светленькая Наама, справа Уриэль.
– Вам весело? – услышала позади себя тонкий кроткий голосок Катя.
Его обладательницей оказалась дочь Цимаон Ницхи Сарах, одетая в белый полупрозрачный наряд, на груди скрепленный крупным черным бриллиантом. Густые щеточки ресниц взлетели и опустились, прикрыв сверкающие янтарные глаза как у отца. Девушка откинула назад черные блестящие волосы, смущенно прошептав:
– Мне хотелось бы с вами подружиться.
– Рада, – Катя выдавила из себя ответную улыбку.
Девушка просияла и, обведя рукой зал, предложила:
– Познакомить вас со всеми?
– Пожалуй, нет.
Сарах не расстроилась, нашла взглядом Вильяма, беседующего с одним из сыновей Создателя, и заметила:
– Он очень хорош собой, правда?
Катя сердито прищурилась.
– Цимаон Ницхи прислал тебя воспевать мне ангельские достоинства?
– Просто сказала первое, что пришло на ум, – простодушно созналась девушка.
Почему-то Катя ей верила. А наткнувшись на стальной блеск глаз Уриэля, поинтересовалась:
– Он хоть когда-нибудь веселится с остальными?
Щеки Сарах покрылись румянцем, та быстро взглянула на гиганта-воина возле отца и так тихо, что пришлось буквально читать по губам, сказала:
– Нет, что вы, каждую секунду он на службе у Создателя.
Катя хмыкнула, она была уверена, что эти двое неравнодушны друг к другу, но решила не озвучивать свои догадки. Заметив, как к трону Создателя подошел Наркисс, единственный среди всех вампиров облаченный в черное, извинилась и заспешила в его сторону.
Собственный порыв ей самой до конца не был понятен, но после вчерашнего разговора в сквере со старейшиной, вдруг захотелось поговорить с ним еще.
