Текст книги "Красавица из 5 «В»"

Автор книги: Ирина Антонова

Инна Гамазкова

Страдания

 
В зеркала,
И витрины,
И лужи
Не гляжу, обхожу стороной.
Эх вы, уши,
Несчастные уши,
Что вы сделали, уши, со мной?
У других ведь обычные уши:
Чуть побольше,
Поменьше слегка…
Почему,
Почему,
Почему же
Вы растёте, как два лопуха?
Все девчонки смеются над вами.
Видно, мне пропадать ни за грош…
Хорошо ещё, нравлюсь я маме,
Потому что на папу похож…
 

* * *

 
Мне найти бы Миллион бы…
Я б деньгами не сорил!
Я бы каждому мальчишке
По собаке подарил!
А крикушкам-хохотушкам,
Всем девчонкам в школе, —
По большой-большой Лягушке!
Что я, жадный, что ли?
Единица
Что такое единица?
В книге – первая страница,
Первый сорт – хороший, значит,
Первый – победитель в матче,
В классе – первый ученик…
Значит, этой единицей
Я вполне могу гордиться.
Значит, эта единица
Украшает мой дневник!
 

Елена Арсенина

Муки творчества

Да, нелёгкую, можно сказать, непосильную задачу поставила перед шестым «А» учительница рисования Людмила Алексеевна. И это на предпоследнем уроке, когда силы на пределе, внимание на нуле, а в желудке пусто и уныло.

В плетёную корзину из сумки посыпались краснобокие фрукты.

– Сегодня, ребятки, работаем над натюрмортом. Попытайтесь изобразить натуру не схематично, а так, чтобы у меня при взгляде на ваш рисунок рефлекторно задвигались челюсти и возникло желание попробовать эти яблоки. Вы поняли, о чём я говорю? Необходимо как можно реалистичнее отобразить увиденное, добавить свои внутренние ощущения, чувства, впечатления…

Взгляд Сидорова сфокусировался на объекте. Яблоки выглядели настолько аппетитно, что ему захотелось незамедлительно удовлетворить возникшие вдруг вкусовые потребности. Так сказать, прочувствовать натуру.

– Людмила Алексеевна, а яблоки-то хоть настоящие или натюрмортные?

Учительница улыбнулась:

– А сам ты как думаешь?

Сидоров торопливо спрятал руки за спину.

– Ну… не знаю… Если бы попробовал, тогда мог бы сказать наверняка…

Людмила Алексеевна пронесла плетёнку между рядами. От фруктов исходил тонкий, едва уловимый аромат.

Художники неохотно открыли свои альбомы, взялись за карандаши.

– То, что это не муляжи, можно уже по запаху догадаться. Итак, приступаем к работе.

Напоминаю, ваша задача: увидеть, прочувствовать, изобразить. Понятно?

– Понятно… – вяло, без особого энтузиазма протянул шестой «А».

Людмила Алексеевна поставила корзину на середину стола и направилась к двери.

– Прекрасно, тогда приступаем к работе. Я оставлю вас минут на двадцать. Пожалуйста, не отвлекайтесь, договорились?..

Класс притих. Началось неторопливое погружение в творчество. Веточкин, пытаясь уловить ускользающие образы, бессмысленно глядел в потолок. Суркова в поисках вдохновения рылась в портфеле. Кашкин, накапливая творческий потенциал, методично пережёвывал оставшийся с большой перемены бутерброд. А Сидоров ушёл в себя. Казалось бы, надолго, но вот ноздри его нервно затрепетали, голова резко дёрнулась.

– Эй, кто ест, поделись кусочком!

Обладатель бутерброда набычился:

– Отвяжись, самому мало! Ещё сидеть сколько, а я позавтракать не успел.

С задних рядов возмутились:

– Интересно, а кто из нас успел?!

Суркова потянула одноклассника за рукав:

– Да ну его! Жадобина! На Сидорова посмотри…

По классу прокатился смешок. Мальчик и впрямь вёл себя странно. Долгие размышления подтолкнули его к активным действиям. Выйдя из ступора, он встал и направился к учительскому столу.

Тут же со всех сторон посыпались недовольные возгласы:

– Отойди, не видно!

– Ты чего, стеклянный, что ли? Освободи горизонт…

С яблоком в одной руке и карандашом в другой он с мученическим видом вновь застыл над своим альбомом.

– Во даёт!

– У Сидорова начисто крышу снесло…

– Положи на место, не порть натюрморт!..

Не обращая внимания на одноклассников, мальчик принялся вертеть фрукт в разные стороны, торопливо хватаясь то за карандаш, то за ластик… Яблоко аппетитно хрустнуло. Сидоров зажмурил глаза, замер. Блуждающая улыбка стёрла с его лица былую сосредоточенность. Класс вознегодовал:

– Эй, ты чего это делаешь?!

– Всё! Скандал, двойку по рисованию и поход в кабинет директора себе обеспечил…

– Ну ты, Сидоров, попал!

Тот, довольный и просветлённый, махнул рукой:

– Отстаньте! Теперь более-менее понятно, как этот несчастный натюрморт рисовать!

Суркова, хихикнув, повертела пальцем у виска и подмигнула подружкам:

– Гений! Эй, Пикассо, яблоко хоть вкусное?

Сидоров, не отрываясь от работы, добродушно кивнул:

– А то! Не мешай, видишь, прёт…

В коллективе нарастала нервозность. Работа не ладилась ввиду полного отсутствия вдохновения. Одноклассники всё чаще поглядывали на Сидорова, увлечённо черкающего по бумаге карандашом.

Первыми не выдержали Веточкин и Кашкин. Не сговариваясь, они рванули к корзине. Схватив по яблоку, одновременно надкусили.

Остальные наблюдали за ними с возрастающим интересом, без тени былого возмущения. Вскоре корзина опустела, а на столе выросла живописная гора яблочных огрызков.

Настроение класса заметно улучшилось, а вместе с ним проклюнулся и творческий потенциал. Работа закипела. Тишину нарушали лишь скрип карандашей и торопливое шиканье:

– Верни ластик, свой надо носить…

– Эй, у кого точилка есть? Карандаш сломался…

– Да тише вы, не мешайте работать…

Веточкин, созерцая разгромленный натюрморт, задумчиво протянул:

– А чего? Очень даже реалистично! Пожалуй, так даже интереснее…

Людмила Алексеевна не заметила явных изменений в «натуре». Просматривая работы, удовлетворённо качала головой.

– Ну что я могу сказать?! Замечательно! Не верю глазам своим – рисунки поражают естественностью! Причём все работы хороши. А Сидоров – так просто превзошёл себя. В этом надкушенном яблоке что-то есть… Необычное решение, я бы сказала, весьма оригинальное. Молодец, Максим!

Класс напряжённо молчал. Сидоров, втянув голову в плечи, тоскливо ожидал развязки.

Людмила Алексеевна с некоторым недоумением обвела взглядом застывшие лица учеников. Уловив всеобщую напряжённость, встревожилась:

– Так… Сидоров, в чём дело?

Наконец Кашкин отважился. Он застенчиво отвёл взгляд в сторону и промямлил:

– Тут такое дело…

Веточкин поддержал приятеля:

– Ага…

– А если чётко и членораздельно: что произошло в моё отсутствие? – В голосе учительницы появился металл.

Сидоров решительно вскочил со своего места и зачастил:

– Это я во всём виноват! Никак не мог прочувствовать натуру, вот и пришлось пойти на крайние меры…

С задней парты послышался сдавленный смешок.

– Что ты такое говоришь, Сидоров?! – с ужасом всплеснула руками Людмила Алексеевна.

Веточкин и Кашкин, перебивая друг друга, поспешили её успокоить:

– Да вы не волнуйтесь! Мы обязательно возместим все причинённые убытки, да, ребята?

В классе вновь повисло неловкое молчание. Голос учительницы задрожал:

– Мальчики, о каких убытках идёт речь? Я что-то никак не пойму.

Проследив за взглядами учеников, Людмила Алексеевна растерянно повернулась. Её плечи беззвучно затряслись. По классу пронёсся вздох облегчения. Робкие, нервные смешки переросли в дружный хохот.

Изнемогая от смеха, учительница села за свой стол.

– Ох, как же вы меня напугали!..

Промокнув глаза платочком, Людмила Алексеевна продолжила уже более спокойным голосом:

– Это же надо было додуматься… Позвольте поинтересоваться: в нашем классе завёлся прожорливый троглодит?

– Ну хорошо. Я признаюсь… Это сделал… – Кашкин самоотверженно решил принять удар на себя, но в последний момент передумал и ткнул пальцем в сторону одноклассника: – Сидоров!

Сидоров моментально отреагировал на признание друга крепко сжатым кулаком из-под парты.

Людмила Алексеевна пробарабанила пальцами по столу, тщетно пытаясь придать своему лицу серьёзный вид.

– Вот уж, Максим, удивил так удивил. От тебя я подобной выходки как-то совсем не ожидала. Дай-ка мне, дружочек, дневник…

– Так, начались репрессии… Кто следующий? – печально прошелестел Веточкин.

– Людмила Алексеевна, а может быть, не надо, а? – жалобным голоском протянула Суркова.

Учительница склонилась над журналом.

– Надо, надо, Суркова! Максим, я жду!

Обречённо вздохнув, под сочувственные взгляды одноклассников Сидоров вернулся на место, открыл дневник и вдруг радостно вскрикнул:

– Ура-а-а!

Класс незамедлительно отреагировал:

– Ну всё, окончательно рехнулся!

Максим распрямил плечи и хриплым от волнения голосом прочёл:

– «„Отлично“ – за оригинальность мышления и нестандартный подход к выполнению поставленной творческой задачи… Подпись…»

Первым опомнился Кашкин. Он торопливо схватил дневник и ринулся к учительскому столу:

– Людмила Алексеевна, минуточку! Я тоже, вообще-то, участвовал в творческом эксперименте!

Фантазёр

Вообще-то, Толик парень неглупый, но особой тяги к учёбе не испытывает. Скучно ему на уроках, неинтересно. Географичка, например, только рот откроет, чтобы новую тему объяснить, а Толик уже зевает: учебник от нечего делать ещё летом два раза перечитал.

Он даже с Наткой Симакиной, соседкой по парте, недавно поспорил: сколько абзацев Антонида Ефремовна в своём объяснении пропустит. Всего один. И то по вине опоздавшего на урок Славки Домоседова – отвлеклась.

А что тут удивительного? Пятнадцать лет географию неучам вдалбливать! И от учеников своих требует, чтобы излагали материал по написанному, без всяких вольностей.

По этой самой причине ходит Толик в середняках. И вообще старается лишний раз глаза учителям не мозолить. Все семь лет просидел за последней партой у окошка. А что, очень даже удобно: хочешь книжку листай, хочешь в морской бой играй. Симакина, хоть и девчонка, достойный соперник – проигрывает редко.

– Эй, мыслитель, приготовился к уроку?..

Ну вот, только вспомни о ней – тут как тут. Хорошая Натка девчонка, только вредная. Очень уж правильная, до всего ей деле) есть.

Толик отмахнулся, достал из сумки «Энциклопедию юного историка» и накрыл её географическим атласом.

Урок начался, как обычно, с проверки домашнего задания. Опять Домоседову не повезло. Он вообще по жизни такой невезучий. Теперь географичка, пока весь скудный запас знаний из него не вытрясет, не успокоится.

Толик открыл энциклопедию: динозавры, птеродактили, игуанодоны, первобытный человек…

Вот ведь времена какие были! Жил и жил себе человек, без всякой общественной нагрузки. Никаких тебе школ, уроков, домашних заданий. Гуляй сколько хочешь, у костра грейся, на охоту ходи, вокруг огня пляши…

Подперев голову руками, Толик уткнулся взглядом в спину впереди сидящего одноклассника. И вот уже в голове раздаются глухие звуки барабанов. Воображение услужливо рисует пещеру, нечёсаных приятелей в звериных шкурах, бузящих у пылающего костра.

Самый чумазый из них, похожий на Славку, подбегает к скале и обугленной головешкой коряво рисует двух человечков и сердце, пронзённое копьём. Опять он за своё: «Тили-тили тесто, жених да невеста…» Вмазать, что ли, за его наскальную живопись?! Эх, Натка, опередила, со всей силой на ногу наступила. Молодец, может за себя постоять. Домоседов третий круг вокруг костра накручивает!

Подожди, сейчас ещё и от дяденьки-аборигена получишь. Вот он в проёме пещеры нарисовался. Навалился на дубину, свирепыми глазами из-под косматых бровей туда-сюда водит. Выглядит внушительно. На математика, Андрея Ивановича, похож. Взглядом к земле пригибает. Недоволен, головой качает. Кулак к Славкиному носу поднёс. Так ему и надо. Тоже мне, художник нашёлся. Ха, сейчас заставит Домоседова примеры решать.

Андрей Иванович у нас такой: ни одного лишнего слова, а от его взгляда иногда хочется под парту спрятаться. Но зато справедливый. Просто так двойку не поставит. Будь любезен, голубчик, отработать эту самую двоечку. Не любит, когда к математике неуважительно относятся…

Толик усмехнулся. Интересно посмотреть на разъярённого математика, грозно размахивающего дубинкой над головами нерадивых, глазеющих по сторонам учеников. Вот он направляется к сваленным в кучу корягам, выкладывает на земле… Ну, что я говорил?! Палка, крестик, палка…

Домоседов, ты пропал! Чеши не чеши башку свою, ума всё равно не прибавится. Не знать, сколько будет один плюс один! Ничего, дубинка сейчас быстро в чувство приведёт. Это тебе не скалы всякими глупостями изрисовывать. А теперь, брат… беги!

Зажмурившись, Толик тряхнул головой.

– Кудряшов, тебе есть что добавить к ответу товарища? – поинтересовалась Антонида Ефремовна.

– Н-нет… – Толик втянул голову в плечи, словно черепаха в панцирь.

– В таком случае сиди спокойно. А ты, Домоседов, впредь на уроке будь внимательнее. Разжёвываешь всё вам, разжёвываешь…

– Кажется, пронесло! – с облегчением вздохнул Толик и вновь покосился в книгу. – Нет, так дело не пойдёт! Неужели и в те времена учились?!

Он перевернул страницу.

…Древние прерии, индейцы…; Вот у кого жизнь вольная была! Скачи по пустыне хоть целый день, никто и слова не скажет.

Толик вздохнул, на минуту закрыл глаза. С боевым кличем несётся он верхом на коне навстречу опасным приключениям. Горячий ветер бьёт в лицо, треплет давно не стриженные волосы, рвёт на груди длинную, ярко вышитую рубаху. Между прочим, подарок Большого Брата из племени апачи.

– Стоп. А вдруг они тоже учатся? – Фантазия вновь услужливо принимается рисовать в воображении яркие картины.

…Допустим, решили мы с другом, Большим Братом, вместо урока географии по прерии прогуляться: местный ландшафт изучить, с аборигенами пообщаться… Сидим у костра, ведём серьёзные разговоры… Громкий бой барабанов, призывные крики индейцев…

Нет, только не это!.. Откуда здесь Антониде Ефремовне взяться?! В своём любимом костюме бешеного баклажана, с пером в волосах. На лбу и щеках – боевая раскраска, а в руке томагавк. Улыбается. Лицо – раскрытая книга. С первого взгляда ясно: жаждет мести.

Индейцев, конечно же, ветром сдуло. Эх, а ещё в друзья набивались! Ну да ладно, я не в обиде. Кому охота своим скальпом рисковать. Для нашей географички с прогульщиком или двоечником расправиться – дело одной минуты. Вы её в гневе не видели – жуткое зрелище! Всё! Стоп-кадр!

Да, да, уважаемая Антонида Ефремовна, остановитесь и замрите… Вот так-то лучше будет… Фу, успел!

Весело затрещал звонок. Толик поспешно захлопнул энциклопедию и поспешил на перемену.

Марк Шварц

Семья

 
«Семья» – словечко странное,
Хотя не иностранное.
Как слово получилось,
Неясно нам совсем.
Ну «я» – мы понимаем,
А почему их семь?
Не надо думать и гадать,
А надо просто сосчитать:
Два дедушки,
Две бабушки
Плюс папа,
мама,
я.
Сложили?
Получается семь человек – Семь «я»!
– А если есть собака,
Выходит восемь «я»?
Нет, если есть собака,
Выходит: Во! Семья.
 

Глупый карандаш

 
Бабушка месила тесто,
Тётя Инна села в кресло,
Папа миску отмывал,
Женя киску рисовал,
А потом решил в тетрадку
Записать всё по порядку:
«Же-ня крес-ло ри-со-вал,
Па-па тес-то от-мы-вал,
Ба-буш-ка ме-си-ла кис-ку,
Тё-тя Ин-на се-ла в мис-ку».
 

 
Карандаш мой что-то врёт,
Я начну наоборот:
 

 
«Па-па кис-ку от-мы-вал,
Же-ня мис-ку ри-со-вал,
Ба-буш-ка ме-си-ла крес-ло,
Тё-тя Ин-на се-ла в тес-то».
 

 
Рассердился Женя наш:
– Что за глупый карандаш!
 

Тапкоед

 
Потерялся папин тапок,
И у мамы тапка нет.
Их диван, как видно, сцапал
Не диван, а тапкоед!
На него мы разозлились,
Всей семьёю навалились,
Стронули,
сдвинули —
И все тапки вынули!
 

Анатолий Петухов

Задача повышенной сложности

Папа пришёл с работы радостный: дали какую-то премию.

– Ну что, сын, показывай дневник, и, если всё в порядке, вечером идём все вместе в аквапарк!

– Ура! – крикнул я, но не очень уверенно, потому что в дневнике было не совсем всё в порядке.

Я сходил за дневником, дрожащей рукой протянул его отцу и стал с волнением следить за папиной реакцией.

Папа, задумчиво сдвинув брови, внимательно изучал мой слегка потрёпанный за полгода документ. В кафе он с таким же видом смотрит в меню, решая, какую пиццу заказать. Но там чего волноваться? Обычно он теряется от разнообразия и предоставляет право выбора мне, а здесь другое дело – на кону поход в аквапарк.

Наконец отец перевёл свой строгий взгляд с дневника на меня и… вдруг улыбнулся.

– Молодец! Третью неделю без двоек!

– Стараюсь, – ответил я, в душе радуясь, что отец не заметил двойку за диктант по русскому, аккуратно подчищенную моим одноклассником Богдановым и превращённую в красивую четвёрку. За эту метаморфозу я уже отдал Богданову предоплату – пакетик сухариков – и должен был ещё банку пепси, при условии, что его художества прокатят.

– И твои старания будут вознаграждены! Ждём маму с работы и идём. А что у тебя с уроками?

– По русскому был диктант, так что ничего не задали, а алгебру сейчас быстренько сделаю, – ответил я, искренне веря, что всё так и будет.

Открыв дневник, чтобы посмотреть, что задано, я ещё раз взглянул на спасительную четвёрку. Всё-таки Ванька Богданов – талантище, большим человеком станет. Я-то первый раз воспользовался его услугами, а мой друг Олег Кузнецов его постоянный клиент.

По алгебре было задано на выбор: или три обычные задачи, или одна, но повышенной сложности. Любой разумный человек стал бы решать одну, а не три, а я как раз отношу себя к разумным.

Я выудил из рюкзака липкий учебник, невинно пострадавший в результате инцидента на перемене. Дело было так, Шашкин доставал Балашову, и она, разозлившись, толкнула его на мою парту. Моя недопитая коробка с вишнёвым соком опрокинулась, и кроваво-красное пятно растеклось по учебнику. Я, конечно, отомстил Шашкину за порчу источника знаний – пнул его в бок, а заодно обозвал Балашову дурой, но это не помогло вернуть хранителю формул прежний вид.

Разлепив сладкие страницы, я открыл учебник на нужном месте и прочёл условие задачи: «Пассажирский поезд состоит из общих, плацкартных и купейных вагонов. Общих вагонов 15, купейных в три раза меньше, чем общих, а плацкартных на 12 больше, чем купейных. В общем вагоне 81 пассажирское место, в плацкартном 54, а в купейном 36…»

Я перевёл дыхание. За пять минут такую не решишь. Впрочем, не стоит переживать: если процесс затянется, папа поможет. Ему ведь не меньше моего хочется сходить в новый аквапарк. Я вдохновился мыслью, что скоро окунусь в чистую воду бассейна, и продолжал чтение:

«…Ни в одном вагоне, кроме двух купейных, нет свободных мест. Первый заполнен пассажирами на ¹/₂, а второй на ¹/₃…»

Неужели это ещё не всё?! Я перелистнул страницу:

«Сколько весит состав?»

Бред! Так много написано про места и пассажиров, а в итоге – сколько весит состав? Как же это решить?!

Я воспользовался подсказкой «звонок другу» и позвонил Димке Шашкину, но он, глупец, выбрал три простых задачи вместо одной сложной. Где логика у человека?! Я набрал Балашовой, но она сказала, что раз она дура, то и нечего рассчитывать на её помощь. Я кинулся к Ваньке Богданову, но тот был в аквапарке и обещал перезвонить позже. А на мой вопрос, решил ли он задачу, ответил, что завтра спишет у меня, и мы в расчёте – никакой банки пепси. Теперь задачу нужно было решить во что бы то ни стало.

Подсказки «50 на 50» у меня не было, оставалась «помощь зала». Пришлось подключить «тяжёлую артиллерию» – отца и только что пришедшую с работы маму.

Мама первой прочла условие задачи.

– Не хватает данных, – дала она экспертное заключение. – Воды предостаточно налито, а масса вагонов не указана.

Папа заметил звёздочку над номером задачи.

– Не воды предостаточно, а задача повышенной сложности! Получается, нужно раздобыть справочные данные по массе вагонов, умножить на количество и прибавить вес локомотива.

– Ну и зачем тогда количество мест и загруженность вагонов? – спросила мама.

– Да затем, что нужно вычислить снаряжённую массу состава, то есть с весом пассажиров и работников поезда: проводниц, машиниста и… Кто там ещё у них есть?

– Идея! – радостно воскликнула мама. – У нас ведь соседка с третьего этажа, Лидочка, – проводница!

Пообщавшись с ней по телефону, мама выяснила, что кроме машиниста есть ещё помощник машиниста и начальник поезда. Проводниц может быть одна или две на вагон, а если поезд дальнего следования, то ещё повар, бармен, официантка и директор вагона-ресторана. Мы с папой, посчитав во время маминой беседы количество вагонов, прибавили ещё вагон-ресторан.

– Точно! Вагон-ресторан! Как я мог забыть?! – папа шлёпнул себя ладонью по лбу. – Помню, мы с Семёнычем в командировку ехали…

Встретив мамин вопросительный взгляд, папа осёкся и сменил тему:

– Теперь считай людей! Возьмём по максимуму, будто в каждом вагоне по две проводницы!

Я забарабанил по калькулятору. 1215 человек в общих вагонах (зачем столько общих вагонов в поезде дальнего следования?), 918 получилось в плацкартных, 138 в купейных, плюс 74 проводницы, плюс машинист, его помощник, начальник поезда и четыре работника вагона-ресторана.

– Итого 2352 человека! – подвёл я итог.

– Лидочка сказала, они ещё иногда безбилетников провозят, – вспомнила мама.

– Это незаконно! – воскликнул папа. – А значит, не может учитываться в задаче!

– Ну хорошо, а какой взять вес людей? – спросила мама. – Мы ведь даже не знаем, сколько мужчин, сколько женщин, сколько детей. И потом, как узнать, у кого сколько багажа? Мы с вами в Сочи поехали, так ведь пять сумок с собой брали, килограммов сорок, наверное, в целом.

– Зато обратно налегке ехали, когда у нас все эти сумки на вокзале украли, – ухмыльнулся папа. – Я считаю, что багажом в этой задаче стоит пренебречь, про него ведь в условии ни слова, может, в этом поезде все как мы – налегке едут. А вес человека предлагаю взять средний, как в лифтах считают, – 80 кг.

– Я, например, вешу всего пятьдесят пять! – заметила мама.

– Ну а Мария Никифоровна из квартиры напротив – сто пять, – ответил папа. – Вот и получается, средний вес – восемьдесят килограммов.

Я ещё несколько раз щёлкнул по калькулятору и получил общий вес всех едущих в поезде – 188160 кг.

– Теперь самое сложное, – вздохнул папа. – Вес вагонов и локомотива. И, если бы кое-кто не нацеплял вирусов, – папа отвесил мне лёгкий подзатыльник, признаться, за дело, – можно было бы найти эти данные в интернете. А так – какие будут предложения?

Я наморщил лоб, изображая напряжённый процесс мозговой деятельности, и это, как ни странно, помогло.

– Мама, а дед, ну твой папа, он ведь вроде бы машинистом работал? – выпалил я.

– Ну светлая голова! – восхитился отец. – Сразу видно – в меня. Сам тестю позвоню, а то вы ещё чего-нибудь напутаете.

Очень скоро мы узнали, что дед водил не пассажирские, а товарные поезда, что веса вагонов он не помнит, а локомотив весит порядка ста пятидесяти тонн, и ещё дед дал нам телефон конструкторского бюро вагонного депо.

Папа начал звонить в депо, мама пошла собирать сумку для похода в аквапарк, а я, пока выдалась свободная минутка, решил проверить, может, Шашкин не такой уж глупец и три простых задачи действительно проще решить, чем одну эту. А что тем, у кого нет ни интернета, ни таких, как у нас, связей на РЖД, делать? Получается, эту задачу вообще невозможно решить?

С такими мыслями я принялся искать эти три незатейливых задачки, но никак не мог их найти. Номеров 469, 470 и 472 просто не было в учебнике. Шла наша трудная, N 465, а потом, на другой странице, сразу же N 481. Я поддел ногтем уголок страницы, и она, – о ужас! – разлепившись на две, открыла передо мной и три потерянные простые задачи, и, что более важно, правильный вопрос моей задачи повышенной сложности, а именно: «Сколько пассажиров ехало в поезде?» Всего-навсего! А вопрос «Сколько весит состав?» был совершенно от другой задачи, причём даже не повышенной сложности.

Папа вернулся с довольным видом. Видимо, смог раздобыть данные по весу вагонов. Когда я, набравшись мужества, рассказал родителям о склеившихся страницах, они даже ругать меля не стали. Папа только поинтересовался:

– Ну и в чём тогда здесь повышенная сложность?

Из дома мы вышли лишь в половине седьмого вечера. И день этот мог закончиться прекрасно, если бы мы не столкнулись на остановке с человеком, с которым нельзя было встречаться, – Ларисой Вениаминовной, учительницей русского языка…

В аквапарке я побывал только через три месяца…