Текст книги "Колечко с бирюзой"
Автор книги: Ирина Мельникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 12
К десяти часам вечера Наташа уже едва стояла на ногах. К счастью, Игорь, утомленный визитами и вечерними процедурами, заснул быстрее, чем она думала. И, если судить по его спокойному, ровному дыханию и снизившейся температуре, ночь должна была пройти без сюрпризов и неожиданностей.
Наташа выключила свет и подошла к окну. Прохладный ветерок с моря проник под халат и заставил ее зябко поежиться. Город жил своей ночной жизнью. Серебристая лунная дорожка улеглась на водную гладь бухты Золотой Рог, мелкие красные огоньки телевышки зорко вглядывались в крадущуюся со стороны моря темноту. Из окна потянуло горьковато-пряным запахом сальвии, затянувшей огненно-рыжим покрывалом клумбы во дворе госпиталя.
Наташа вздохнула. Бессонная ночь накануне и суматошный сегодняшний день должны были, по идее, уложить ее в постель. Но насыщенный августовскими ароматами воздух, затихающий шум засыпающего города, звездный купол над ее головой словно призывали не расставаться с ними, посидеть еще немного у раскрытого окна.
Оглянувшись на спящего, Наташа осторожно подставила стул, взобралась с ногами на подоконник и, прикрыв колени халатом, уютно там устроилась.
В старых липах под окнами завозилась и слабо тенькнула испуганная ночными шорохами птаха, простучали внизу чьи-то быстрые шаги, прозвенел легкий девичий смех, и опять ночной покой ласково обнял ее, отгоняя остатки тревоги и сумятицу мыслей.
Ты-ты-ты-ты пробуй думать о другом,
Бог-мой-дай-сил-обезуметь не совсем, —
вспомнились вдруг Наташе давно любимые стихи. Она непроизвольно вполголоса произнесла ритмичные строчки Киплинга. На кровати тяжело вздохнул и то ли простонал, то ли пробурчал что-то во сне Игорь.
Виновато зажав рот ладонью, Наташа соскользнула с подоконника и на цыпочках подкралась к кровати. Осторожно дотронулась губами до лба Игоря.
– Что вы делаете, Наташа? – Сильные пальцы обхватили ее руку, которую она не успела снять с его груди.
– Тьфу на вас! – опешила от неожиданности девушка и выдернула руку. – Напугали до смерти!
Игорь едва слышно рассмеялся:
– Вы меня еще больше напугали. Снится мне сейчас прекраснейшая из женщин. Только собрался обнять ее, а она вдруг целует меня в лоб и голосом нашего замполита вещает: «Спи спокойно, дорогой товарищ!»
– Я вас не целовала, просто проверила, есть ли температура.
– Какая-никакая, очевидно, есть, если еще дышу и замполита во сне вижу.
– Простите, не хотела вас тревожить. – Наташа на шаг отступила от кровати. – Хотите, принесу попить?
– Спасибо, я бы и вправду сейчас попил чаю с превеликим удовольствием, но, наверно, поздно уже?
– Ничего страшного! Я для таких случаев кипяток держу в термосе.
Наташа разлила по чашкам чай, прихватила к нему несколько сухариков. Помогла Игорю принять сидячее положение, подложив ему под спину подушки.
Свет решили не включать, чтобы не привлечь комаров, а возможно, и потому, что разговаривать, не встречаясь взглядами, в темноте оказалось гораздо легче.
Наташа закрыла грудь Игоря полотенцем, подала ему чай и сухарик. Он засмеялся:
– Я даже представить себе не мог, насколько это приятно, когда за тобой ухаживают. Слюнявчики, манная кашка... Пеленок и подгузников не хватает, чтобы окончательно в младенца превратиться. И для вас, по-моему, неплохая практика, не так ли, Наташа?
– Если забыть, что младенец весит килограммов этак восемьдесят-девяносто!
– Это еще что! У меня есть брат, Славка, увидишь – не поверишь, что мы с ним близнецы. Так вот он прилично за сто килограммов тянет. Он боксер, за СКА выступает. В прошлом году ногу в автомобильной аварии повредил, так невестка писала, замучилась с ним совсем.
– Он здесь, во Владивостоке?
– Нет, в Ростове-на-Дону. Лет пять уже не виделись... – Игорь залпом выпил остатки чая, поставил на столик пустую чашку. – Честно сказать, я в первый раз оказался на больничной койке, и теперь на досуге всякие мысли лезут в голову. Когда здоров, силен, то не загадываешь наперед слишком далеко, не думаешь, как жизнь повернется, потому что зачастую живешь одним днем. Я вот маму со дня окончания училища не видел. А сегодня она мне приснилась – молодая, красивая и почему-то сильно на вас смахивает. Я ведь пошутил насчет замполита. Мне показалось, что это мама меня целует, ласково-ласково, как в детстве... Отец у нас погиб, когда мы с братом совсем еще пацанами были. Мы уже в училище учились, когда мама снова вышла замуж. За друга отца. Это мы со Славкой ее уговорили. Теперь вот сестренка подрастает, а я в основном ее только по фотографиям и знаю.
Наташа вздохнула:
– А у меня никого, кроме бабушки, нет! И родителей помню тоже только по фотографиям.
– Так вы сирота?
– Да, папа и мама погибли в Африке более десяти лет назад. Они не военными были, врачами, а их все равно убили. Там революция началась, и повстанцы напали на госпиталь.
Игорь осторожно сжал ее ладонь:
– Простите, что затеял этот разговор.
– Ничего страшного. – Наташа попыталась встать со стула, но он перехватил ее за запястье, и она осталась на месте. Игорь медленно притянул ее руку к своему лицу и вдруг прижался губами к тому месту, где тоненькой нервной ниточкой бился пульс. Прикосновение сухих теплых губ к ее коже отозвалось в ней тягучей болью, такой внезапной, что девушка на мгновение зажмурилась и не отняла руку даже тогда, когда ее ладонь оказалась прижатой к шершавой мужской щеке.
– Не будь я атеистом, девочка, поверил бы сию же минуту, что вы и вправду фея. От вашей ладошки прямо волна какой-то доброй энергии исходит – ласковая, теплая и приятно так покачивает, убаюкивает... Того гляди попаду в полную от нее зависимость и стану законченным наркоманом. – Игорь захватил ее ладонь уже обеими руками и спросил: – А хотя бы одно желание почти бездыханного инвалида фея сумеет исполнить?
– Смотря какое!
– Поцелуйте меня.
– Для почти бездыханного у вас непомерные запросы, – рассердилась Наташа. – В мои обязанности не входят поцелуи больным на ночь. К тому же вас совсем недавно целовали, мало, что ли?
Игорь тихо рассмеялся и еще крепче прижал ее ладонь к своей щеке.
– Не смейте убегать! Я понимаю, время уже позднее и пора спать. Но я ведь ничего плохого не имел в виду, кроме целомудренного поцелуя в лоб или в щеку. А что касается Виктории, так уж не ревнуете ли вы меня к ней?
– Вы слишком высокого мнения о своей персоне! – Наташа попыталась освободить руку, но безуспешно. Она сердито фыркнула и с негодованием произнесла: – Двух шагов без моей помощи не в состоянии ступить, а туда же! Вы бы на себя со стороны посмотрели... К тому же у меня жених есть...
– Зачем же тогда столь длинная речь, сударыня, – ехидно заметили с кровати, и мужские пальцы жестко и больно сжали ее руку. – Наклонитесь лучше пониже, я вам кое-что шепну на ухо, чтобы не слишком сердились на меня.
Наташа с досадой освободилась от его ладоней и оперлась руками о подушку по обе стороны от его головы.
– Давайте быстрее, уже спать пора!
– Я ничего не имею против. – Губы Игоря коснулись мочки ее уха и в то же мгновение прижались к ее губам. Наташа вздрогнула от неожиданности. Она попыталась отстраниться, но он обхватил руками ее затылок и принялся ее целовать. Сердце девушки стремительно ухнуло вниз и резкими толчками забилось где-то в районе пяток.
Подобное чувство она впервые испытала в прошлом году, когда прыгнула с парашютной вышки: шаг в пустоту, резкий рывок, затем медленное скольжение вниз и внезапное приземление – это Игорь оторвался от ее губ.
– Кажется, я немного переборщил, – прошептал он еле слышно и нежно обвел пальцем контур ее лица. – Просто мне хотелось доказать, что порох в пороховницах я держу сухим!
Наташа, ошеломленная случившимся, не нашлась, что ответить. Какое счастье, что он не видел ее лица! Ее губы до сих пор ощущали ласковые прикосновения его сладких, вероятно, от выпитого чая, губ. Более всего на свете ей хотелось повторения этого поцелуя, но остатки разума вовремя напомнили о себе, и Наташа в панике устремилась к спасительнице-ширме.
– Спокойной ночи! – прошептала она из последних сил и юркнула под одеяло.
– Приятных снов, девочка! – Ей послышалось, что Игорь улыбается. Но если бы она видела эту улыбку! Это была отнюдь не снисходительная усмешка видавшего виды мужчины, одержавшего моральную победу над неопытной девчонкой. Каким-то шестым чувством Наташа понимала, что он тоже переживает то впервые испытанное ею ощущение необыкновенного восхищения и восторга, ожидания чудесного исполнения мечты, которое выражается одним-единственным словом «счастье».
Она прижалась губами к крошечному участку кожи на запястье, который до сих пор хранил воспоминание о теплом дыхании Игоря, нежном прикосновении его губ, и вдруг поняла, что никогда и никому более не позволит целовать себя, кроме мужчины, лежавшего в пяти шагах от нее и старательно делавшего вид, что спит крепким сном.
Глава 13
Прошло три дня. Петр позвонил в воскресенье и разочарованно сообщил, что сможет появиться в госпитале не раньше среды, а то и четверга. У них на объекте неожиданно объявилась комиссия из Министерства обороны, и теперь он сутками пропадает на службе. Он просил Наташу не слишком расстраиваться, подать заявление они еще успеют, к тому же он договорился, что и зарегистрируют их быстро, максимум через две недели после подачи заявления.
Но Наташа если и расстраивалась, то совсем не по этому поводу. Все эти дни она жила как бы в другом измерении. Большую часть своих сил она тратила на то, чтобы не показать окружающим, и в первую очередь Игорю, что душа ее начиная с субботнего вечера парит в немыслимых космических высотах, с ехидством наблюдая за безуспешными попытками тела изобразить полную самоотдачу и трудовой энтузиазм.
Она избегала встречаться с Игорем взглядом, на вопросы отвечала односложно. Но вот он коснулся ее руки, подающей ему чашку с бульоном, и ее лицо вдруг вспыхнуло таким ярким и обильным румянцем, что он отставил обед в сторону и приказал ей сесть рядом с ним.
– Я постоянно наблюдаю за вами, Наташа, и вижу, что вы словно не в себе последние дни. – Игорь попытался заглянуть ей в глаза, но она еще ниже опустила голову, стараясь не встретиться с ним взглядом. Он недоуменно хмыкнул и продолжал: – Вы как будто специально избегаете разговоров, старательно прячете глаза... Неужели вы обиделись на меня? Ведь тот поцелуй был всего лишь шуткой, не более...
– Шуткой?! – Наташа взвилась на стуле от мгновенной пронзившей ее боли. – Пошутить изволили, господин выздоравливающий? Поразвлечься решили за чужой счет? – Она резко взмахнула рукой, словно хотела встряхнуть его за шиворот. Игорь отшатнулся, сбил рукой чашку с бульоном, и та покатилась по полу, оставляя за собой жирные пятна. Он проводил чашку растерянным взглядом и перевел глаза на разгневанную сиделку. Кажется, он понимал, чем вызван взрыв ее негодования, и попытался объяснить этой чудачке, что совсем не собирался оскорбить ее, а наоборот... Но Наташа даже слушать его не стала. Она тоже поняла, что все ее попытки скрыть потрясение, которое она переживала все эти дни, с треском провалились. Она выдала себя с головой, и понимание того, что выглядит сейчас в его глазах пустоголовой и наивной дурой, ввергло Наташу в еще большую ярость.
Изо всех сил она поддала ногой чашку, и та влетела в стену и разбилась. Остатки бульона выплеснулись на ее босоножки, и Наташа помчалась в ванную. Там под струей холодной воды она думала обрести спокойствие и воссоединить наконец душу с телом.
После этого ей вновь пришлось заняться уборкой. Несколько минут понадобилось, чтобы вытереть жирные лужицы на линолеуме, выбросить осколки чашки в мусорное ведро и заняться по новой приготовлением обеда для Игоря. На кухне ей еще с утра сварили бульон из курицы, которую принесла Виктория, и теперь нужно было только налить новую порцию из термоса и добавить в него сухариков.
Наташа выставила на прикроватный столик традиционный набор блюд, сложила руки на груди и сухо произнесла:
– На второе сегодня только каша и яблочное пюре.
Сиделка демонстративно смотрела в сторону, но взгляд серых, как осеннее небо, глаз настиг ее.
– Перестаньте корчить из себя леди Макбет, девочка! – Голос Игоря звучал непривычно строго и недружелюбно. – Если вы склонны любой ничего не значащий поцелуй расценивать как посягательство на свою честь, то успокойтесь сами и заверьте вашего драгоценного жениха, что чужая собственность меня не интересует!
Наташа подняла на него глаза. Его губы слились в тонкую, побелевшую от напряжения полоску, на переносице пролегла глубокая складка, а глаза смотрели так холодно и презрительно, что Наташа не выдержала, закрыла лицо руками и скрылась в своем убежище.
Она не видела, как Игорь откинулся головой на подушку и гримаса невыразимой боли исказила его лицо. Впервые он переживал из-за женщины, впервые неподдельно и искренне страдал оттого, что не имел никаких прав на эту девочку. Все его надежды рухнули в одночасье, лишь только она сообщила о существовании жениха. Субботний поцелуй был своеобразной местью хорошенькой сиделке, которая чуть не ввергла его в соблазн, заставила мучиться и даже тосковать о несбыточном и совершенно нереальном. Но почему же тогда он еще добрый час не мог заснуть после того поцелуя? Почему вслушивался в дыхание, приглушенное ширмой, безуспешно пытаясь избавиться от желания вновь испытать потрясшее его ощущение прикосновения к нежным и податливым девичьим губам.
Резкий переход от пронзительного восторга к пониманию полного провала отнял у него последние силы, и Игорь забылся в тяжелом, полном причудливых видений сне.
Проснулся он от пения. Низкий женский голос доносился из-за ширмы. С удивлением Игорь вслушался в странную мелодию и волнующие слова:
Этих глаз не любил ты и лжешь,
Что любишь теперь и что снова
Ты в разлете бровей узнаешь
Все восторги и муки былого!
Песня завораживала, искушала окунуться в неизведанное, отринуть все земное, забыться в мире грез...
Игорь с трудом повернулся на бок и, оттолкнувшись руками от постели, сел на кровати. Пение за ширмой прекратилось. Он услышал продолжительный вздох, и тут же звякнула посуда. Игорь взглянул на часы. Сиделка готовила ему полдник. Он осторожно спустил ноги с кровати и вставил их в шлепанцы.
Сегодня он чувствовал себя несравнимо лучше. Слабость не наваливалась безмерной тяжестью, как это было еще вчера, да и голова почти не кружилась. Правда, лоб и спина покрылись потом, и руки, ухватившиеся за железный козырек, противно подрагивали, но боль в боку уже не была такой назойливой и тягучей. Он довольно улыбнулся, представив, как удивится Наташа, когда увидит, что он встал без ее помощи.
Но Наташа не удивилась, она расстроилась:
– Что ж вы меня не позвали? А если швы разойдутся?
– Теперь уже не разойдутся, – улыбнулся Игорь, – Герасимов на славу меня заштопал! – Он медленно выпил сок, повертел в руках печенье и с явной тоской посмотрел на него. – С каким удовольствием я слопал бы сейчас пару хороших шашлыков с горчицей или приличную отбивную!
Наташа забрала у него пустой стакан и, по-прежнему не глядя ему в глаза, сказала:
– Мечтать не вредно, а пока придется ограничиться кашками и соком.
Игорь пристально вгляделся в ее бледное, осунувшееся лицо и покачал головой:
– Не надо сердиться, Наташа!
Приподняв брови домиком и закусив нижнюю губу, девушка беспомощно глянула на него и тут же опустила глаза. Человек, которого обожают женщины и которому завидуют мужчины, в которого она влюбилась до безумия и который никогда не полюбит ее, сидел на кровати, свесив длинные сильные ноги в голубых пижамных брюках, и ехидно, как ей казалось, улыбался, рассматривая ее в упор.
Игорь понял, что она вот-вот расплачется, и его подвижное лицо стало сосредоточенным, губы приобрели более жесткие очертания.
– Послушайте меня, Наташа. Мне совсем не хочется находиться с вами в состоянии войны. Даю слово офицера, что ничем и никогда больше не обижу вас. Идет?
Ощущая нестерпимый холод в груди и все возрастающее отчаяние, смутно понимая, что ей говорят, Наташа молча опустила голову, не в силах произнести ни единого слова в ответ.
Игорь ждал, протянув руку, и она робко дотронулась до его пальцев и тихо произнесла:
– Идет!
Она почувствовала, как пристальный взгляд Игоря, словно острый клинок, проникает в ее сердце, и поспешно отвела глаза.
На нежном, без малейших следов косметики девичьем лице вновь вспыхнул румянец. Игорь мысленно выругался: его язык в последнее время, похоже, существовал сам по себе. Иначе чем можно объяснить поток воистину железобетонного косноязычия, из-за которого вот-вот расплачется ставшая дорогой ему девушка?
Но язык продолжал жить собственной жизнью, и, вместо того чтобы сказать что-нибудь ласковое, успокаивающее, Игорь, с трудом выдавив из себя улыбку, попросил Наташу помочь ему перебраться ближе к окну в кресло-качалку.
Расстояние в несколько шагов он преодолел почти самостоятельно, чуть опираясь на Наташину руку. По пути он разглядывал четкий пробор, разделявший ее волосы, от которых на него вдруг повеяло запахом лимона и еще чем-то знакомым, из далекого детства. И Игорь вспомнил. Так пахло недавно скошенное, немного подсушенное сено. Запах донника и ромашки, настоянный на аромате молодого девичьего тела. Игорь нервно сглотнул. Сейчас ему определенно противопоказано находиться рядом с женщиной, а с этой – особенно.
Вздох облегчения, который ее пациент издал, опустившись в кресло, Наташа приняла за стон. Вероятно, так оно и было на самом деле. Игорь испытал почти физическую боль, когда окончательно понял, что никогда не сможет не только обладать ею, но даже коснуться губами тонкой шеи, прижаться щекой к ее груди, услышать биение ее сердца.
Откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза, наблюдая сквозь ресницы, как сиделка, беззвучно шевеля губами, следит за секундной стрелкой – считает пульс, который от прикосновения ее пальцев забился в страстной тарантелле.
– Придется пока повременить с вашими прогулками! Небольшое усилие – и пульс у вас бьется, как у загнанной лошади. – Наташа с укоризной посмотрела на него и добавила: – Завтра опять получу выговор от Лацкарта за то, что иду у вас на поводу и разрешаю передвигаться по палате.
– Ничего страшного, – улыбнулся Игорь, – предоставьте мне разговаривать с Лацкартом по этому поводу.
Наташа подошла к окну и немного затворила створку. Заметив протестующий взгляд, пояснила:
– Я прикрою вас одеялом, и можете спокойно дремать до самого ужина.
– Наташа, – Игорь потянулся к ней и взял за руку, – посидите со мной, пожалуйста!
– Я могу вам почитать, если хотите.
– Спасибо, чуть позже. Мне понравилось, как вы пели. Спойте что-нибудь еще.
– Хорошо. – К его удивлению, девушка не стала жеманиться, и он спросил:
– Я никогда не слышал этой песни. Чья она?
– Стихи Киплинга, а что касается музыки, то до сих пор не знаю, кто ее автор. У меня подруга есть, Софья, она поет эти песни под гитару в нашем студенческом театре. А я так, подпеваю...
– По-моему, очень неплохо подпеваешь!
– А мы разве перешли на «ты»?
– Только что, – улыбнулся Игорь, – и переход получился очень удачный, ты не находишь?
– Есть немного, – Наташа улыбнулась, – но мне удобнее все-таки обращаться к вам на «вы».
– А по имени-отчеству или, лучше того, по званию тебе не хочется? – рассмеялся Игорь. – Будь добра, оставь это удовольствие более солидным пациентам!
Наташа нерешительно присела на стул рядом с ним, и Игорь требовательно проговорил:
– Объясни, только без обид, что с тобой происходит? То бросаешься на меня, как тигрица, то чуть не плачешь!
– Это от усталости. – Наташа с вызовом посмотрела на него и, гордо вздернув подбородок, неожиданно улыбнулась. – Ты же просил песен? Или передумал?
– Наоборот, жду с нетерпением!
– Тогда потерпи чуточку. В ординаторской есть гитара, попробую выпросить.
Гитара была разбита до безобразия, и пришлось минут двадцать ее настраивать. Наконец Наташа взяла первый аккорд, и Игорь непроизвольно вздрогнул. Это было совсем не то, что он ожидал услышать. Его ночной кошмар – черная туча, предвестник грядущих несчастий, – вновь окутал его сознание, и, словно издалека, возникло видение тысячи ног в разбитых солдатских сапогах, мерно шагающих по раскаленным камням в извечном ритме скоротечной солдатской жизни:
День-ночь-день-ночь – мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь – все по той же Африке.
«Только-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!»
Отпуска нет на войне солдату!
Пытаясь избавиться от наваждения, Игорь открыл глаза. Наташа отрешенно смотрела куда-то за окно. Она пела песню для мужчин и о мужчинах, чье ремесло было и его ремеслом, в котором на первом месте стояло умение выжить и не дать выжить тому, кто в этот момент против тебя.
Игорь поймал себя на том, что шепотом повторяет слова песни. Наташа тоже это заметила, ободряюще улыбнулась, и он уже громче вместе с ней пропел-проговорил заключительные строки:
Я-шел-сквозь-ад – шесть недель, и я клянусь,
Там-нет-ни-тьмы-ни жаровен, ни чертей,
«Только-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!» —
Отпуска нет на войне солдату!
– Здорово! – Игорь взял из рук Наташи гитару и провел большим пальцем по струнам. – Хорошая песня, только после нее мне вдруг захотелось вытянуться по стойке «смирно», взять под козырек и даже вторично дать присягу Родине, хотя, понимаешь, ее один раз в жизни дают.
– Ты бы послушал, как Сонька ее по-английски поет, – слушаешь, и хочется тут же в Иностранный легион вступить...
– А что ж не в родимую Советскую Армию?
– Ну, потому, наверно, что в Африке Советской Армии нет...
– Ошибаетесь, сеньорита, но разубеждать вас не моя стихия. Лучше повтори, что ты там про Иностранный легион говорила? Есть возможность попасть в легионеры по знакомству?
– Ты что, шуток не понимаешь? Просто стихи эти очень странные, и ассоциации тоже непонятные вызывают... Почему-то хочется идти с кем-нибудь в ногу, сжимать рукой приклад автомата и с гордо поднятой головой смотреть в глаза опасности.
Игорь расхохотался так, как давно уже не смеялся.
– Боже мой, девочка, сколько еще ерунды в твоей головке! – Он вытер носовым платком выступившие на глазах слезы. – Ты хотя бы знаешь, сколько этот приклад в комплекте с остальными причиндалами весит?
Наташа покраснела и с негодованием посмотрела на Игоря. Он упреждающе поднял ладони:
– И запомни раз и навсегда: военные дела, прежде всего, – грязь, кровь, мат и – очень часто – смерть!
– Ты это видел? – прошептала Наташа.
– В кино, как и ты, – улыбнулся Игорь.
– А откуда тогда рана?
– Это тоже как в кино: шел, упал, очнулся – дырка в боку...
– Опять шутишь? – протянула разочарованно Наташа. – Но неужели тебе ни разу не хотелось побывать за границей? Мир посмотреть...
– С распоротым брюхом? Боюсь, теперь я в состоянии служить только как наглядное пособие для некоторых студентов-медиков.
– Ничего страшного у тебя нет. Через неделю швы снимут и отправят долечиваться в какой-нибудь санаторий, а я вовремя успею на занятия.
– Тебе не терпится избавиться от меня?
– Игорь, – Наташа предостерегающе посмотрела на него, – при чем тут это?
– Сдаюсь! – Темные брови сошлись на переносице, и он исподлобья взглянул на девушку. – Клянусь, больше никаких разговоров на посторонние темы. Только сознайся, ты по-английски так же хорошо понимаешь, как и по-латыни?
– Нет, гораздо хуже!
Он намеренно хотел смутить ее своим вопросом, но на этот раз не получилось. И он еще раз убедился, какое непредсказуемое создание его юная сиделка. Голубые глаза привычно метнули молнии в направлении серых глаз, и он почувствовал легкое покалывание в мышцах от предчувствия новой схватки. Но... о, женщины! В следующую минуту Наталья опять выглядела смирной овечкой.
– Значительно хуже, – уточнила Наташа, и Игорь с изумлением отметил, как быстро меняется цвет ее глаз. Мгновение назад они были под стать грозовому небу – и тут же приобрели зеленоватый оттенок, посветлели, успокоились. – Честно сказать, я почти ничего не поняла. Но по интонации догадалась, что это был весьма интимный диалог, – добавила она мстительно.
Игорь притворно тяжело вздохнул и не выдержал, опять рассмеялся:
– Слышала бы тебя Виктория! Она считает себя непревзойденным специалистом по сленгу. Хочешь, научу тебя кое-каким выражениям, твоя подружка с ума сойдет от зависти, но только в обмен...
– Что еще за обмен? – Наташа настороженно посмотрела на него.
– Обещай, что споешь мне еще парочку-другую песен на стихи Киплинга.
– Без проблем! – Наташа подмигнула ему, взяла гитару и вновь пристроила ее на коленях. – Сейчас я спою тебе песню, она написана не на стихи Киплинга, но очень близка ему по теме. Так и называется: «Я – Киплинга солдат». У меня подружка есть, Софья, так ее мама очень эту песню не любит. Ей постоянно какие-то напасти, беды мерещатся, а в последнее время она даже запретила Соньке ее петь. А мне она очень нравится... Мы ее в походах пели, у костра...
Наташа склонилась головой почти к самому грифу гитары. Вздрогнули худенькие плечи, и он услышал песню, слова которой определят всю его будущую судьбу, его нелегкое движение по жизни.
Опять со мной дорога,
Желанья сожжены,
Нет у меня ни бога,
Ни черта, ни жены.
Чужим остался Запад,
Восток – не мой Восток,
А за спиною запах
Пылающих мостов...
Игорь сжал виски руками. Темная ночь, разрываемая очередями трассеров, мертвенно-бледное свечение ракет, гортанные выкрики и запах свежей крови повсюду... Господи, что с ним творится? Он открыл глаза и заметил блестящую дорожку на девичьей щеке. В этой песне скрывалась какая-то непостижимая, жестокая истина, которая касалась только его, и никого более. Но почему плачет эта славная девочка? И какое ей дело до того, что связано с мерзким словом «война»?.. Ему пришлось всего полгода воевать в Афганистане, и он, как многие его сверстники, думал, что подобное уже не повторится никогда. Разумом он, казалось, понимал это, но сердцем... Сердце подсказывало, что страшные и кровавые войны еще впереди. Его войны... И возможно, еще более страшные, чем война в чужой стране, против чужого народа...
Наташа пела и не замечала его странный взгляд и посеревшее лицо:
Внезапно порывом сквозняка распахнуло створку окна. Игорь повернул голову и увидел в дверях палаты высокого светловолосого парня. По взгляду, отнюдь не братскому, которым его одарил незнакомый визитер, он понял, что это и есть Наташин жених. Посетитель, сжимая, как эфес сабли, букет из трех ярко-красных гладиолусов, миновал расстояние от дверей до окна и встал рядом с Наташей. Медленно перевел взгляд с девушки на Игоря, потом обратно. Увиденное, по всей вероятности, жениха совсем не обрадовало. Но нужно отдать должное его выдержке – ни один мускул не дрогнул на его загорелом лице, и только сузившиеся зрачки показали, что царивший в палате интим заметно ему не понравился.
Игорь перевел взгляд на Наташу. Кажется, появление суженого было для нее полнейшей неожиданностью. Вдобавок она сильно смутилась, если не испугалась, и ей не удалось скрыть это за жалкой, виноватой улыбкой.
– Извини, Петя, но я не думала, что ты сегодня приедешь.
– Слава богу, что имя не забыла, вспомнила. – Петр улыбнулся, но еще раз весьма неприязненно взглянул на Игоря. Затем по-хозяйски обнял Наташу за плечи и с явной издевкой в голосе справился: – Вы, надеюсь, не будете возражать, если я на несколько минут заберу Наташу.
Игорь лишь пожал плечами, и Петр увлек девушку за ширму.
Некоторое время Игорь слышал взволнованный Наташин голос, но потом макушка Петра исчезла, и шепот смолк. Игорю показалось, что он различает тяжелое мужское дыхание, и кулаки его непроизвольно сжались. За кого они его принимают? Неужто за жалкого инвалида, слепоглухонемого да еще вдобавок невменяемого? Словно в подтверждение его догадок, в углу скрипнула кровать. Игорь глубоко вдохнул воздух, поперхнулся и зашелся в кашле, тяжелом, мучительном, со слезой...
Наташа выскочила из-за ширмы и обеспокоенно спросила:
– Что с тобой? – И, обернувшись, крикнула застывшему, как бронзовый монумент, блондину: – Быстро неси воды!
«Монумент» оперативно выполнил приказ, и уже через минуту Игорь благодарно улыбнулся, хотя на душе у него кошки скребли: все пуговицы на халате и две верхние на блузке у его сиделки были расстегнуты, а челка выглядела более растрепанной, чем во время их импровизированного концерта.
Петр пришел в себя первым, достаточно трезво оценил обстановку и нехороший взгляд подопечного своей невесты.
– С вашего позволения, – если судить по манерам, воспитывался он не иначе как в Пажеском корпусе, – мне нужно переговорить с Наташей. На носу свадьба, – подчеркнул он, – а у нас масса нерешенных проблем.
– Конечно, конечно, – с готовностью произнес Игорь. Затем представил себя со стороны и чуть не сплюнул от досады и злости – с чего бы вдруг его раскатало на ответные реверансы? Наташа и ее галантный жених скрылись за дверью, а Игорь, припечатав кулаком подлокотник кресла, зашипел от боли в боку и с удовольствием выругался.
