Текст книги "Страна Биробиджан"
Автор книги: Иосиф Бренер
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Единственная в Хабаровском крае болотная станция, организованная в 1940 году, занялась исследованием одного из крупнейших в области болота Долгого, которое занимает площадь 720 квадратных километров, с целью возможного осушения и превращения его в пахотные земли.
В 1947 году Малый Хинган вновь становится предметом изысканий геологов. В горах работают сразу две геолого-поисковые партии, одна исследует Кимканское железорудное месторождение, другая занимается выявлением скопления вторичных обогащённых руд.
Конец года был весьма насыщенным различными мероприятиями, в том числе выборами в областной Совет народных депутатов. Это были первые послевоенные выборы в местные органы власти. Проведённый нами анализ кандидатов в депутаты показывает, что А. Бахмутский с большим уважением и доверием относился к тем людям, о которых он говорил в своей статье «Кардинальные вопросы дня», кто вместе с ним принимал активное участие в развитии области и поддерживал его во всех начинаниях. Следует учесть, что в те годы все кандидатуры в депутаты областного Совета лично утверждались первым секретарём обкома ВКП(б).
В числе кандидатов в депутаты выдвинут 3. Брохин, секретарь по пропаганде обкома ВКП(б). Он пришёл в аппарат из города Комсомольска-на-Амуре, где работал на руководящей советской работе годом позже А. Бахмутского и был на год его старше. Впоследствии 3. Брохин будет репрессирован, и вместе они будут проходить по «Биробиджанскому делу».
Большую поддержку А. Бахмутскому оказывал А. Ярмицкий, также выдвинутый кандидатом в депутаты. А. Ярмицкий как бывший председатель горисполкома принимал самое активное участие в поддержке еврейской общины, развитии еврейской культуры, строительстве города. Работая заместителем председателя облисполкома, он активно участвовал в развитии области. (Также был репрессирован и обвинен в национализме).
С большим уважением А. Бахмутский относится к Мейлеру Беру Срулевичу (Борису Миллеру), который был моложе его на два года, но уже зарекомендовал себя настоящим патриотом области. Б. Мейлер родился в 1913 году, в местечке Копай Винницкой губернии. С 1932 по 1936 годы учился в Московском педагогическом институте, по окончании был направлен в Биробиджан. До 1938 года работал учителем в средней школе, а затем заведующим литературным отделом, заместителем редактора газеты «Биробиджанская звезда». В 1949 году вступил в ряды ВКП(б). С 1945 года Б. Мейлер – редактор «Биробиджанер Штерн», член Союза писателей СССР, секретарь биробиджанской группы писателей. Перед войной он был избран депутатом областного Совета.
А. Бахмутский в статье приводит имя учёного Биробиджанской опытной сельскохозяйственной станции К. Щупак. Об этой женщине, к сожалению, ранее почти ничего не было известно, но то, что её имя было упомянуто в статье, оказалось не случайным. Она также была выдвинута кандидатом в депутаты. К. Щупак была единственным учёным, представлявшим научное учреждение в те годы в органах советской власти области.
Клара Давидовна Щупак родилась в 1902 году в семье крестьянина-середняка в селе Новоконстантиново Винницкой губернии. Как и Б. Брук, она экстерном окончила гимназию, с 1920 по 1924 годы работала педагогом в трудовой школе, после была командирована на учёбу в Одесский институт народного образования, агробиологический факультет, который окончила через четыре года. С 1929 по 1932 годы работала преподавателем в Новополтавском сельскохозяйственном институте, а затем научным сотрудником при институте, одновременно поступила в Московский институт агрохимии и почвоведения на факультет химизации социалистического земледелия. В 1933 году она приезжает в Биробиджан и становится старшим научным сотрудником Биробиджанской областной сельскохозяйственной станции. В 1947 году Клара Щупак сдала испытания на соискание учёной степени кандидата наук.
Практически с первых лет проживания в области она становится известным в крае учёным специалистом земледелия, принимает активное участие в общественной работе. В 1934 году на первом съезде Советов Еврейской автономной области её избирают в состав областного исполнительного комитета. В 1943 году, вступив в члены ВКП(б), она входит в состав членов обкома и Биробиджанского районного комитета ВКП(б).
Её научные труды, статьи в газете были направлены на развитие сельского хозяйства ЕАО и служили практическим пособием для вновь прибывших евреев-переселенцев, никогда ранее не работавших на земле.
1947 год завершился приездом в Биробиджан нового эшелона переселенцев. М. Левитин в большой статье, опубликованной в «Биробиджанской звезде», делает обзор переселенческой деятельности за год. В этот год прибыло три эшелона из Винницкой области в количестве более 2000 человек. 16 ноября 1947 года было принято очередное, третье постановление Совета Министров СССР по вопросам переселения евреев в ЕАО, в котором говорилось «о переселении 250 семей из Крымской области и 704 семей из Херсонской и Николаевской областей в Еврейскую автономную область». В составе Крымского эшелона были преимущественно семьи колхозников. Согласно последнему постановлению Совета Министров СССР в область должно было прибыть около 3000 человек. Правительством были предусмотрены большие льготы для переселяемых, где предусматривалась, кроме бесплатного проезда, выдача 300 рублей на каждого человека на питание, а учитывая зимний период, по паре валяной обуви и другие пособия на первое время. Вопросы подготовки к приёму переселенцев не сходят с повестки дня областных организаций.
Начало 1948 года было омрачено тяжёлой вестью о безвремённой кончине Соломона Михоэлса. Через многие годы люди узнают имена заказчика и исполнителей этого убийства, но догадываться об этом начнут намного раньше. Вследствие активной деятельности ЕАК после войны судьба членов Еврейского антифашистского комитета, который С. Михоэлс возглавлял все годы, Сталиным и МГБ была предрешена.
С. Михоэлс – основатель Московского государственного еврейского театра – оказал огромное влияние на развитие всего еврейского театрального искусства. Он принял самое активное участие и в организации Биробиджанского государственного еврейского театра, актеры которого были его учениками. Еврейская автономная область для него значила многое. Через несколько месяцев после создания ЕАК С. Михоэлс и И. Фефер выехали в США для развёртывания антифашистского движения и сбора средств, взяв с собой пропагандистские материалы об успехах в развитии экономики и культуры ЕАО. Руководство области по указанию ЦК ВКП(б) подготовило пакет материалов, которые содержали сведения о природе, запасах недр, хозяйственном потенциале и перспективах развития автономии. Именно благодаря этой поездке удалось наладить связи между «Амбиджаном» и ЕАО, поскольку Михоэлс встречался с руководителем этой организации Будышем в Нью-Йорке в ноябре 1943 года.
С. Михоэлс, как было сказано выше, поддержал появившуюся надежду на повышение статуса ЕАО в связи с принятием в 1946 году постановления Правительства СССР по Еврейской автономной области, позицию А. Бахмутского по этому вопросу и обещал содействие в развитии еврейской культуры автономии.
Безвременная смерть лауреата Сталинской премии, народного артиста, профессора Соломона Михайловича Михоэлса – писали в некрологах в Москве и Биробиджане, во всех уголках нашей страны – потрясла простых людей. Тысячи людей пришли попрощаться с великим актёром. На похороны пришёл также и А. Бахмутский, находившийся в Москве на учебе. Эта трагедия стала началом разгрома Еврейского антифашистского комитета, началом кампании борьбы с «безродными космополитами и буржуазными националистами».
Уже на следующий день после смерти С. Михоэлса в кулуарах говорили об его убийстве. 20 ноября 1948 года решением Политбюро ЦК ВКП(б) Еврейский антифашистский комитет как центр антисоветской пропаганды, регулярно поставляющий антисоветскую информацию иностранной разведке, был распущен, газета «Эйникайт» закрыта. В 1949 году начались аресты членов ЕАК, а также репрессии в отношении известных еврейских писателей, поэтов и журналистов, многие из которых были расстреляны. Сегодня, с высоты прожитых шести десятилетий, можно с уверенностью утверждать, что это был ещё один акт геноцида, где уничтожению подвергались люди по национальному признаку.
Тема смерти С. Михоэлса, по понятным причинам, в местной прессе не обсуждалась. Через несколько дней в области информация о трагической смерти сменилась другими проблемами, подготовкой к новому строительному сезону, к приёму новых переселенцев. Вместе с тем редакционные статьи приобретают тревожный оттенок. В разделе «Критика и библиография» выходит критическая статья под названием «Фальшивая книга», где подвергается обструкции книга Ш. Гордона «Биробиджанские старожилы», вышедшая в издательстве «Дер Эмес» на еврейском языке. Автор этой статьи Н. Мирный[7]7
По информации Л.Б. Школьника, бывшего редактора газеты «Биробиджанер Штерн», под псевдонимом Н. Мирный печатал свои статьи биробиджанский журналист Наум Фридман.
[Закрыть] раскритиковал рассказы Гордона, начиная с его взглядов, позиции, манеры показа жизни, быта, переселенцев и сводя всё к фальши и непониманию писателем происходящих в жизни области процессов.
Через десять дней в газете появляется выступление 3. Брохина, секретаря по пропаганде обкома ВКП(б), «За коренное улучшение идеологической работы», где также отмечается: «Крупные упущения имеются в работе по политическому воспитанию писателей, журналистов, учителей, врачей, специалистов сельского хозяйства, инженеров и техников». Говоря об ошибках, допущенных областным радиокомитетом в статьях Г. Рабинкова «Из истории евреев России», он отмечает в этих статьях «извращенное немарксистское освещение исторических фактов, сползание на позиции буржуазного национализма». Брохин подверг критике писателя Дер Нистера за серию очерков о переселенцах. Он обвинил писателя в еврейском буржуазном национализме и в том, что тот показывает «лживые мотивы» переселения в Еврейскую автономию.
3. Брохин называет публикацию «политически вредных националистических очерков» Дер Нистера в редактируемой Б. Миллером газете «грубой политической ошибкой». Он также обращает внимание на то, что отдел пропаганды обкома ВКП(б) с большим опозданием отреагировал на допущенные газетой националистические ошибки.
В начале октября в Биробиджан из Узбекистана прибывает новый эшелон переселенцев – 190 семей, более 600 человек. На вокзале их встречают депутаты Ш. Кочина и Ш. Ратнер. На импровизированном митинге на перроне вокзала их приветствовал председатель облисполкома М. Левитин. Сразу после выгрузки на переселенческом пункте состоялось собрание, где М. Левитин выступил с докладом об области, а А. Ярмицкий сделал сообщение о распределении переселенцев по предприятиям города.
Последние месяцы года страна медленно втягивалась в борьбу партийных кланов за победу «пролетарской» мичуринской науки над «буржуазной» генетикой. При активной поддержке Сталина Т. Лысенко провел сессию ВАСХНИЛ, после которой началась кадровая чистка, приведшая к тому, что более 100 генетиков были уволены. Отголоски этой кампании, позднее получившей название «лысенковщины», не обошли и учёных области.
Несмотря на уже проводимую в стране кампанию борьбы с национализмом, А. Бахмутский принимает участие в совещании в Москве, которое проводит Министерство кинематографии СССР. По его итогам принято решение о выпуске в 1949 году документального фильма, посвящённого Еврейской автономной области, а производство фильма поручено Хабаровской киностудии. Кроме А. Бахмутского, в совещании приняли участие директор Хабаровской киностудии Каштелян и режиссёр Культе, художественный руководитель Биробиджанского ГОСЕТа Штейн. В информации об этом совещании в газете приводятся точки зрения Каштеляна и Бахмутского по вопросам сценария и характера фильма. Каштелян видит задачу в том, чтобы «показать широким планом огромные богатства Еврейской автономной области, объём и масштабы индустриального и культурного строительства, активнейших участников и энтузиастов этой сталинской новостройки». Бахмутский делает акцент на том, чтобы «отобразить торжество ленинско-сталинской национальной политики, трудовой энтузиазм строителей области, сплачивающую их сталинскую дружбу народов. Особое место в фильме следует уделить показу трудового и бытового устройства новых переселенцев». А. Бахмутский расставляет несколько другие акценты, с учётом своих «кардинальных» вопросов, поставленных на ближайшее время. Для подготовки сценария фильма была выделена группа товарищей из бюро секции еврейских писателей. Фильм предполагалось выпустить на экраны к 31-й годовщине Октябрьской революции.
Обстановка в стране и области становилась всё напряжённее. Состоявшееся в феврале собрание писателей Биробиджана обсудило итоги XII пленума правления Союза советских писателей и статьи газет «Правда» и «Культура и жизнь» об антипатриотической группе театральных критиков. Как отмечалось на собрании, продолжительное время в среде советских еврейских писателей орудовала группа безродных космополитов и буржуазных националистов – Фефер, Гофштейн, Нистер, Кипнис и другие. В этот же разряд попали писатели И. Добрушин, И. Нусинов, Н. Ойслендер. Не обошли стороной и местных писателей, которые «имели возможность сказать свое веское слово и развенчать ряд дутых «авторитетов», но они фактически стояли в стороне, слабо проявляя себя как активную силу в советской литературе».
Это собрание было прелюдией того, что произошло через месяц на собрании интеллигенции города Биробиджана, на котором с докладом выступил секретарь обкома 3. Брохин. Объектом критики становятся писатели Б. Миллер и Г. Рабинков. Несмотря на то, что им было предоставлено слово для выступления, чтобы разъяснить свои взгляды, новый редактор газеты «Биробиджанер Штерн» Н. Фридман заявил, что «допущенные ими грубейшие ошибки, их выступления на сегодняшнем собрании показывают, что они продолжают стоять на своих гнилых буржуазно-националистических позициях».
3. Брохин в статье «Выше знамя советского патриотизма» окончательно расставил все точки в деле разгрома местных писателей, ставших на путь «безродных космополитов и буржуазных националистов». Кроме Б. Миллера и Г. Рабинкова, резкой критике подверглись писатели Эмиот, Нистер, Добрушин, Бергельсон, Гольдфаден, Слуцкий, Вассерман, редактор литературного вещания радиокомитета Шименко, художник Цимеринов. Секретарь обкома не просто назвал эти имена, но и разъяснил, в чём именно заключается их космополитизм, буржуазный национализм и национальная ограниченность.
В начале мая 1949 года, к 15 годовщине образования Еврейской автономной области, выходит последняя статья А. Бахмутского под заголовком «В братской семье советских народов». Анализ статьи показывает, что расставленные в ней акценты касаются, в основном, общих итогов развития области. Практически исчезли вопросы развития еврейской национальной культуры и тех задач, которые были обозначены в его статье «Кардинальные вопросы дня».
Дальнейшие события и подробная информация о VII областной партийной конференции раскрыты Д. Вайсерманом в книге «Биробиджан: мечты и трагедия», где наиболее полно изложен ход рассмотрения на конференции вопроса: «О постановлении ЦК ВКП(б) от 25 июня 1949 года «Об ошибках секретаря обкома ВКП(б) ЕАО Хабаровского края Бахмутского и председателя облисполкома т. Левитина» и задачах областной партийной организации». С докладом по этому вопросу выступил первый секретарь Хабаровского крайкома партии А.П. Ефимов, который сообщил, что краевой комитет партии проверил работу обкома ВКП(б) ЕАО и вскрыл целый ряд политических ошибок и недостатков в руководстве областью. На конференции был избран новый состав обкома ВКП(б), который, в свою очередь, избрал первым секретарём П.В. Симонова, работавшего ранее инструктором ЦК ВКП(б). В книге «Государственный антисемитизм в СССР. От начала до кульминации, 1938–1953» полностью приводится текст «Выписки из протокола № 70 заседания Политбюро ЦК» за подписью И. Сталина.
П.В. Симонов, сменивший А.Н. Бахмутского на посту секретаря обкома, уничтожил весь цвет интеллигенции области и все ростки вновь зачинавшейся национальной культуры. В 1952 году партийным руководителем области стал А.П. Шитиков, который также приложил руку в борьбе с «безродными космополитами и буржуазными националистами».
Со страниц местной прессы исчезли информационные сообщения о развитии национальной культуры в ЕАО, прекратилось преподавание языка идиш в школах, был закрыт еврейский театр им. Л.М. Кагановича, альманах «Биробиджан».
Начавшаяся в стране в 1948 году кампания борьбы с буржуазным национализмом и космополитизмом была направлена в области, в первую очередь, на её руководителей, еврейскую интеллигенцию, в числе которой были писатели, поэты, учителя, артисты. Главным обвиняемым был назначен А. Бахмутский, который в самом расцвете сил и энергии, в возрасте тридцати восьми лет подвергся репрессиям в составе биробиджанской группы из восьми человек. В 1952 году он был приговорён к расстрелу. Через несколько месяцев приговор о расстреле был заменён на 25 лет лишения свободы. К различным срокам были приговорены его коллеги, которые только после смерти Сталина были реабилитированы.
История откровения или откровение истории. Воспоминания Шифры, дочери Нохема Борека, одного из первых переселенцев Биробиджана, записанные в октябре 2007 года. Ришон-Лецион, Израиль
Первые переселенцы, приехавшие в Тихонькую, были как гонцы осеннего хода кеты, которая каждый год поднимается на нерест в верховья рек Биры и Биджана, ведомая заложенной в её генах памятью. В истоках этих рек, берущих своё начало у подножий Хинганских гор, есть студёные подземные ключи, образующие небольшие мелководные озёрца, не замерзающие даже в самую лютую зимнюю стужу, которая охлаждает и успокаивает избитую на перекатах рыбу, исполняющую первый и последний в её жизни брачный танец. Преодолевая долгий путь из солёного моря в пресную воду, кета дает потомство новому поколению и затем прекращает своё существование. Мальки, вылупившиеся из икринок, весной уходят в море, чтобы через четыре года вновь вернуться на покой в свою пресную водную обитель.
Как безмолвных обитателей морских глубин зовёт в путь геном, заложенный природой, выработанный за тысячелетия законом сохранения рода, так и люди поехали в этот неизведанный край за тысячи километров от родного дома в поисках лучшей доли и по собственной воле. В то трудное и голодное для многих евреев время это был единственный выбор между жизнью и смертью. С одной стороны – жена, дети, старые родители и нет никаких средств прокормить семью, обеспечить её существование. С другой – предложение решить разом все проблемы: получить работу, жильё и – самое главное – на новой земле никто не будет кричать вдогонку это, казалось им, вечно звучащее слово «жид». Не будут кидать в тебя камнями или устраивать погромы, после которых закрывались лавочки, мастерские и евреи покидали свои жилища в поисках более тихого места.
Нет статистики и, тем более, социологических исследований, по какой причине поехали сюда евреи. Двигала ли ими идея принять участие в создании собственного автономного образования, или просто это был единственный шанс выжить в тех условиях, когда уже не было средств к существованию и проблемы антисемитизма гнали людей с насиженных мест, а может быть, действительно звала романтика? Об этом можно прочитать в десятках книг, написанных на русском, идише, украинском, английском в тридцатые годы о Биробиджане – очень далёком и привлекательном крае, где чистые реки, полные рыбой, и леса, богатые растительностью, промысловыми животными, могли обеспечить пропитание, а недра, богатые полезными ископаемыми, давали возможность создавать и развивать промышленность. Но самое главное – здесь было то, что переселенцы могли, наконец, обрести свою обетованную землю.
Это был грандиозный проект на фоне остальных неудачных вариантов переселения евреев в Крым и на юг Украины, и правительство страны было его гарантом. С его согласия и при его содействии поток переселенцев начал менять направление движения с юго-западного на восточное – в Биробиджан.
У них было много общего в прошлой жизни, и призыв «В еврейскую страну!» должен был объединить евреев, дать им шанс настоящей жизни на новой земле. О судьбе одного из них – Нохема Борека, которая показалась мне наиболее типичным примером из рассказов Г. Добина об истории жизни первых переселенцев, я написал в одной из глав своей книги «Лехаим, Биробиджан!». Были и попытки разыскать следы проживания этой семьи в Биробиджане, но никто из оставшихся старожилов не слышал и не помнил такую фамилию.
На презентации книги в Хабаровске, которая проходила в здании синагоги, после моего выступления слово попросил уже пожилой человек. «Валерий Данилович Яковлев», – представился он и без больших прелюдий начал рассказ о своей жизни, которая была, как оказалось, продолжением моей главы «Первый переселенец». Он рассказал присутствующим, что впервые прочёл историю жизни своих предков, подробности, о которых он никогда не слышал и не знал. Внук Борека, семьи первых переселенцев, прибывших 28 мая 1928 года на станцию Тихонькую с первым эшелоном в количестве 624 человек, затронул самые тонкие чувства людей, присутствовавших в зале. Они с замиранием слушали повествование о судьбе его предков в Украине и после переезда в Биробиджан.
Когда Валерий Данилович начал говорить о дочери Борека, он вдруг остановился, и мне показалось, что у него перехватило дыхание. «Эта дочь Борека, о которой говорится в рассказе, была одной из первых в посёлке учительниц идиша, это чистая правда написана в книге, – подтвердил Яковлев, – она стала потом моей мамой. Ей сейчас уже 94 года, она живёт в Израиле…».
Глаза у многих людей стали влажными. Они радовались вместе с Валерием Даниловичем, что он несколько дней назад впервые узнал историю жизни своей мишпохи в таких подробностях, пусть хоть через семьдесят лет. Это стало для него настоящей историей откровений.
В этот момент присутствующие в зале люди стали свидетелями как бы прошедшей в прямом эфире передачи «Жди меня», в конце которой большинство зрителей плачет от счастья, видя, как находят друг друга через десятки лет потерянные родные и близкие люди.
Я был также немного растерян, так как не ожидал ничего подобного и не был готов что-либо прокомментировать. Он показал нам фотографии, где его дед и бабушка были молодыми в те двадцатые годы. Под собственный аккомпанемент на пианино он спел песню о Биробиджане, где прошла его юность. Люди не могут быть равнодушными к истории своей судьбы, в которой самые лучшие воспоминания из детства остаются на всю жизнь.
Мы расставались как старые друзья. Я знал историю его родных, приехавших в 1928 году вместе с моим дедом строить Биробиджан, а он прочитал об этом только несколько дней назад и был искренне благодарен за возможность хоть на старости лет вернуться в прошлое, чтобы виртуально встретиться с родными и близкими ему людьми.
Мне предстоял отпуск в Израиль, и, конечно, в плане поездок и встреч с родными и друзьями была намечена встреча с его мамой – Шифрой Нохемовной Яковлевой, проживавшей с дочерью в Ришон-Леционе.
Шифра ждала моего звонка. Это я сразу понял, как только созвонился с ней. Валерий Данилович, предупредив мой визит, рассказал маме и о нашей с ним встрече в Хабаровске, и о прочитанной истории семьи родителей.
Дверь мне открыла женщина, которая представилась Неллой, дочерью, и следом навстречу вышла убелённая сединой пожилая женщина в очках с большими линзами – это была Шифра, урождённая Борек. Мать и дочь жили одни в большой квартире. Дети, внуки, правнуки Шифры и Неллы проживали недалеко и почти каждый день навещали их. В квартире было чисто и прибрано. Меня пригласили пройти в зал. В комнате была скромная мебель: пара диванов, телевизор и обеденный стол. У стены стояло старое пианино, привёзенное ещё из России.
Первые минуты чувствовалась какая-то напряжённость и насторожённость в разговоре. Понимая эту ситуацию, я начал наш разговор о её сыне – Валерии, о том, как прошла презентация книги и почему я написал о Нохеме Бореке. Мне показалось, что она увидела во мне человека, которому небезразлична судьба её семьи, и почувствовала мою заинтересованность в том, чтобы узнать подробности из её жизни, ставшей уже страницей истории Биробиджана.
Она понимала, что их судьба была лишь частицей, маленьким колёсиком в великом переселении на восток евреев-переселенцев. На лице Шифры как будто расправились морщины, вызванные первой напряжённостью от встречи, изменилась интонация, и я понял, что теперь она мне поверила и расскажет историю семьи Борека от первого лица. Итак, откровение истории из уст реального очевидца событий конца двадцатых – начала тридцатых годов, 94-летней Шифры Яковлевой, в девичестве Борек.
«В забытой Богом Терновке, где жила семья Нохема Борека, не было ни работы, ни хлеба и даже желания жить. Нохем с утра до вечера суетился, пытаясь подзаработать пару копеек, кому что-нибудь поднести, где забор поправить, а может, огород обработать или дров наколоть. Такие, как он, мужики, готовые на любую работу, бродили по улице без дела, не зная, чем бы заняться, чтобы принести домой хоть кусочек хлеба.
Денег почти что ни у кого и не было, рассчитывались картошкой или ещё чем-нибудь из вещей или продуктов питания. Бывало, за день ни копейки не перепадало, и Нохем, стараясь не видеть нас, как будто он в чём-то виноват, затемно возвращался домой. Мы сидели за пустым столом и смотрели на догоравшую свечу, ожидая папу, но мама отправляла нас спать, так как уже понимала, что и в этот день Бог ничего им не дал. Иногда, правда, мама вечером кипятила чайник и вытаскивала откуда-то маленькие сухарики, что доставляло нам самое приятное удовольствие.
Бореку досталась в наследство маленькая лавочка, в которой, кроме свечек, спичек и соли, почти ничего и не было. Она была больше закрытой, чем открытой, так как управа обложила налогами и не было никакого смысла торговать. Почти всё, что Борек зарабатывал, у него забирала управа. Вот в эту, казалось, нескончаемую черную полосу нашей жизни в село пришло известие о наборе евреев в какой-то далёкий край со странным названием Биробиджан. Сборы были недолгие – котомку с вещами собрали быстро, кормить переселенцев обещали в поезде, во время всего пути.
В первых числах мая 1928 года мы собрались всей семьёй, поплакали на прощание, как будто расставались с папой навсегда, и остались с мамой и братом Меней, который был младше меня на три года, в полном незнании о своём будущем.
После отъезда отца мы переехали в Умань, где мама нашла небольшую работу. Мне исполнилось уже тринадцать лет, и было большое желание учиться. Мама узнала, что в Житомире есть педучилище для девочек. Отвезли меня в училище, где два года я училась на преподавателя еврейского языка. По возвращении из Житомира я на себе ощутила в полной мере, что собой представляет антисемитизм.
Работы в Умани для меня не нашлось, и мы с мамой и братом ездили на прополку овощных культур в частное хозяйство. Хоть мне было всего пятнадцать лет, но от взрослых я не отставала. С раннего утра и до позднего вечера мы были в поле. Палящее солнце в зените невыносимо жгло, и не было сил работать, но уйти с поля запрещалось. Наши руки за день были стёрты в кровь, боли уже не чувствовалось. Самое обидное для меня было в конце дня, когда хозяин с нами рассчитывался. Мне платили в три раза меньше, чем взрослым, и даже на четвертинку буханки не хватало. Маминой дневной зарплаты хватало лишь на полбулки хлеба.
В один из дней, когда мы были в поле, которое было недалеко от дома, я услышала крик своего брата. Я побежала на его зов о помощи, чтобы его защитить и успокоить, но в меня полетели камни. Украинские подростки забрасывали брата комьями земли и камнями. Он кричал и плакал от боли. Я схватила его за руку, и мы вместе убежали к маме. Маленький Меня шёл к нам сообщить, что пришла, наконец, долгожданная весточка от папы, который выслал первый перевод – тридцать рублей, огромные в то время для нас деньги. Мы впервые смогли купить продукты, а мама приготовила нам хороший обед.
Папа написал, что работает в Опытном поле, где учёные открыли сельскохозяйственный институт. Он занят работой по хозяйству: обеспечивает дровами, водой, топит печку, убирает территорию. В один из летних дней, когда на коров и лошадей напал мор – сибирская язва, страшная болезнь, нужен был доброволец, чтобы заняться уничтожением животных, и папа вызвался провести эту работу. За неё хорошо платили, но это было и очень опасно для здоровья. Вот тогда у него появилась возможность скопить немного денег и выслать нам.
Отец приехал за нами только через четыре года. Он рассказал, что работа там найдется каждому, есть крыша над головой, нет антисемитизма, кругом живут евреи, а местного населения почти что и нет. Недолго думая, мы собрали наш бедный скарб, сели на поезд и вместе с другими переселенцами поехали в Биробиджан. Меня сразу направили учительницей в посёлок Бира, но жить там было негде, с квартирами было ещё очень плохо, и тогда предложили переехать работать в Лондоко. Там я вышла замуж, и уже потом мы переехали в Тихонькую. Муж мой был счетоводом. Он был не еврей, но родители его были «субботниками». Они приняли иудейскую веру, по субботам собирались, читали молитвы, соблюдали шабат, еврейские праздники.
В Тихонькой я устроилась работать в еврейском детском саду, русский я тогда почти не знала. Сейчас, конечно, кое-что из идиша ещё помню, но многое уже позабыла. Родители наши, переехав в Биробиджан, поселились в небольшом доме барачного типа, который был рядом с лесозаводом. Каждое лето в сезон дождей река поднималась так высоко, что в доме стояла вода. Когда она спадала, мои дети ходили на речку с банкой ловить маленькую рыбёшку, которую мама жарила или варила нам рыбный супчик.
Мама была очень тихой и невероятно доброй женщиной, большой чистюлей. В комнате ни одной пылинки по углам, скатёрка на столе, занавески на окнах висели всегда чистенькие. Часто в доме, кроме селёдки и картошки, ничего не было, но мама умудрялась нас накормить и напоить, так что мы и не замечали отсутствия продуктов.
Раз в месяц, когда папа приносил зарплату, мы собирались всей семьёй у родителей. Мама ходила на базар, покупала маленький кусочек старого мяса и долго его варила. Из бульона она готовила жиденький овощной суп. Умудрялась приготовить из вымени моё любимое блюдо «эсик-флейш» – кисло-сладкое. Папа собирал всех нас за стол, и тогда для нас был маленький семейный праздник. Жили мы, конечно, очень бедно и скромно.