Текст книги "Страна Биробиджан"

Автор книги: Иосиф Бренер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Эта статья стала отправной точкой для поиска потерянной коллекции картин. Н. Бородулин проделал большую работу, доказав своими исследованиями сам факт организации собрания этой коллекции с целью её передачи Еврейской автономии. Оставалось решить совсем простую задачу: связаться с РЭМом и, предъявив статьи из американской прессы, каталог, переписку местных властей середины тридцатых годов, попросить вернуть картины законному владельцу – нашей области. Я разыскал Валерия Дымшица, познакомился с ним, и он подтвердил всё вышесказанное и выразил мнение, что не всё так просто в этом вопросе. После возвращения из Америки он намеревался сверить американский каталог с имеющимися картинами и выяснить, что всё же сохранилось в архивах этого музея, но ему ограничили доступ к этим фондам, а после того, как он попытался придать огласке информацию о своей находке, его больше не допускали к этим материалам.

Таким образом, мне пришлось самому обратиться к Н. Бородулину, чтобы получить копии документов и статей об этой выставке в американской прессе тех лет, а также каталог картин, которые он любезно предоставил. Затем всё это было переведено на русский язык, и, в совокупности с найденными материалами из областного государственного архива – перепиской И. Либерберга с Икором и с Москвой о готовности отгрузки картин в Биробиджан, я предоставил эти документы нашим органам власти как доказательство незаконной «приватизации» культурного наследия ЕАО более семидесяти лет назад.

В областном государственном архиве ЕАО были обнаружены телеграммы, посланные из Москвы в 1937 году в адрес Биробиджанского ОЗЕТа. В одной из них говорилось: «Днями закрывается выставка работ американских художников для музея ЕАО около 200 единиц. По закрытию выставки придётся коллекцию направить в ЕАО. Договоритесь руководящими организациями подготовке места выставки хранения телеграфируйте». И это был не единственный документ из наших аргументов.

Согласования и переписка, составление различных запросов в Министерство культуры заняли не один год. Нам указывали, что предъявленные документы не факт, надо ещё доказать, что это именно те картины, написанные именно теми художниками, так как не все подписи можно идентифицировать.

Обращения правительства области в Министерство культуры возымели определенное действие. Несколько лет назад была начата работа по возвращению коллекции картин американских художников, переданных в дар Биробиджану в 1936 году. Как и подтвердилось, 76 картин и около 10 скульптур из данной коллекции находятся в настоящее время в Российском Этнографическом музее.

По результатам этой переписки стало также понятно, что РЭМ не намерен передавать коллекцию нашему Музею на постоянное хранение, мотивировав это тем, что Биробиджан не забрал картины в 1937 году, то есть фактически отказался от подарка. Свой отказ от возвращения нам картин они аргументировали также отсутствием официальных документов, подтверждающих их принадлежность к данной коллекции, которая предназначалась как подарок Биробиджану (не отрицая сам факт её создания в США), и административным механизмом передачи фондов из одного музея в другой внутри страны.

Доводы РЭМа о том, что Биробиджан не забрал коллекцию картин в 1937 году, на мой взгляд, были несостоятельны и не выдерживали никакой критики. Это подтверждают трагические судьбы людей, которые имели отношение к коллекции. Почти сразу, следом за И. Либербергом, были подвергнуты репрессиям тысячи руководителей, представителей интеллигенции, работников культуры и искусства, специалистов народного хозяйства нашей области.

В том же году в Москве расстреляли всех руководителей центральных органов КОМЗЕТа и ОЗЕТа. По сути, некому было передать и некому было распорядиться и принять эти картины, так как все действующие персонажи, имевшие отношение к этой коллекции, были расстреляны. Это страницы нашей трагической истории, о которой никому нельзя забывать, и ссылка на данный факт вызывает, мягко выражаясь, полное недоумение.

В 1938 году, уже после арестов и расстрела руководителей еврейских организаций, Ликвидационная комиссия передала через И. Пульнера, руководителя Еврейского сектора РЭМа, фонды ОЗЕТа, в которых также находилась коллекция картин американских художников, переданных в дар музею Биробиджана. Этот факт подтверждается данными архива РЭМа.

Вместе с тем РЭМ согласился провести совместную выставку в 2009 году в Биробиджане, а также изготовить графические копии картин этой коллекции. Проведение данной выставки обязывало РЭМ провести определённую подготовительную работу: реставрацию картин, дальнейшую атрибуцию (так как до конца не выяснены вопросы авторства и названия ряда картин), изготовление копий. Но и эти действия на тот период не были сделаны.

В 2010 году я вновь обратился к губернатору области А. Винникову с предложением возобновить работу по возвращению в Биробиджан коллекции американских картин. В министерство культуры был повторно направлен официальный запрос. Состоялись встречи губернатора с министром культуры, с директором РЭМа, и, как говорят, процесс пошёл. Для сотрудников Биробиджанского музея современного искусства был открыт доступ к историческому фонду музея этнографии.

В ходе мероприятий XI фестиваля еврейской культуры и искусства впервые была организована выставка небольшой части американских картин, предоставленных РЭМом в копиях. Выступая на открытии этой выставки, Александр Винников сказал: «Мы начали решать вопрос о передаче картин Еврейской автономной области. Но по ряду причин сделать это пока невозможно. Одной из таких причин является необходимость реставрации пролежавших в запасниках столько лет произведений искусства. Мы договорились, что их будут поэтапно реставрировать, так как на это нужны средства. Но очень хотелось показать картины жителям области именно в дни фестиваля. Нам удалось снять копии с 22 отреставрированных в этом году произведений. Сегодня они перед вами. Полагаю, что история возвращения американского дара только начинается. Примерно такое же количество картин будет реставрироваться ежегодно. Предстоит разыскать и другие произведения искусства, которые были в составе этой коллекции. Работа началась и займёт не один год. Думаю, что настоящие картины жители области смогут увидеть в год её 80-летия, в 2014 году».

Возможно, при определённых совместных усилиях, с привлечением органов прокуратуры, удастся найти остальную часть коллекции – картины, написанные маслом, которые представляют историческую и художественную ценность. Это будет самый дорогой подарок жителям области из нашего исторического прошлого.

Собранные Икором и отправленные в наш адрес картины американских художников предназначались именно для художественного музея Биробиджана. И нет нашей вины в том, что произведения американских художников так и не были переданы нам.

Картины, графика, скульптуры должны по праву занять своё законное и достойное место в музее Биробиджана. Это будет нашей главной достопримечательностью и, возможно, стимулом для приезда туристов со всего мира, чтобы увидеть наш город и эту историческую знаменитую коллекцию. Ценность данной коллекции заключается не столько в сегодняшней её стоимости, сколько в великой цели, ради которой жили и творили в те далёкие годы сотни и тысячи людей в надежде увидеть будущую процветающую еврейскую республику на Дальнем Востоке.

Пожелаем нам всем удачи, ну а если потребуется, то надеюсь, что биробиджанцы не останутся равнодушными и поставят свои подписи под обращением к правительству и президенту России о возвращении коллекции картин её законному владельцу.

Подарок Биро-Биджану: Чикаго, 1937

Так назывался ещё один подарок 14 чикагских художников, решивших в 1937 году создать альбом гравюр под этим названием. Для простых американцев, прошедших через Великую депрессию начала тридцатых годов, образование Биробиджана – новой родины для евреев не только России, но и для желающих туда переехать на постоянное место жительства из других стран, стало невероятной возможностью обрести, наконец, свою родину. Возможно, именно в США было впервые сказано о рождающемся на Востоке Красном Сионе – Биробиджане, новой обетованной земле. Чикагские художники, несмотря на то, что кризис в стране ещё не закончился, решили поддержать переселенцев, перечислив в Биробиджан средства, полученные от реализации альбома!

Можно не сомневаться, что экземпляр альбома, вслед за картинами американских художников, был послан в подарок биробиджанцам, однако его следов ни в областном краеведческом музее, ни в Государственном архиве найдено не было.

В США только в конце XX столетия случайно было обнаружено несколько экземпляров этого альбома, один из которых сегодня хранится в библиотеке YIVO, другой – в Чикагском местном колледже Oakton. Эта находка подвигла исследователей сделать подробное описание найденного портфолио. В 2002 году работники колледжа и художественной галереи выпустили небольшую брошюру с иллюстрациями, рассказывающую об истории создания альбома и о художниках, принявших в нём участие.

Николай Бородулин по моей просьбе пытался найти экземпляр этого издания и подарить его городу, но поиски пока не дали положительного результата. Н. Бородулин сделал копию этого альбома, которую сегодня можно увидеть в областном музее современного искусства и музее Приамурского государственного университета имени Шолом-Алейхема.

Во введении к портфолио, написанном на английском и идише, художники объяснили цель их проекта, где было сказано: «Мы, группа еврейских художников Чикаго, передавая наши работы строителям и пионерам Биро-Биджана – символизируем этим действием расцвет новой социалистической концепции, где художники являются частью народа и становятся выразителями его надежд и желаний.

Оглядываясь назад, в древние времена, мы видим тот долгий путь, который преодолел наш народ, памятники славы и страданий увековечили на нём следы этого извилистого пути. Со светлыми чувствами мы думаем о тех еврейских странниках – наших предках, которые часто сталкивались с трудностями, их раны всегда заживали, и всегда возникало ещё более сильное желание, чтобы бороться с нетерпимостью, притеснениями и эксплуатацией.

Сегодня евреи, сыновья Израиля, воодушевлены духом новой культурной силы, частью которой являются наука и художественное искусство. Мы чувствуем, как в наших сердцах бьётся ключом потребность соединиться с нашими братьями, чтобы лучше понять те мечты, которые есть в их сердцах.

Таким образом, через искусство мы сможем передать стремление к новой и счастливой жизни, к лучшему пониманию мира, от нашей творческой энергии пойдут первые сверкающие искры, которые явят к жизни нового еврея в процессе создания».

Ещё один раздел введения в портфолио, написанный на идиш, представляет художников и авторов проекта, в котором сказано:

«Икор Чикаго рада представить еврейских художников альбома «Подарок Биро-Биджану» и поблагодарить художника и издателя Л.М. Штейна за их вклад. Не все картины в этом альбоме отражают идеологию ICOR, но мы рады представить в настоящем издании четырнадцать самых известных художников Чикаго, которые поддерживают наши усилия – создание Еврейской автономии в Биро-Биджане. Мы уверены в том, что все культурные прогрессивные силы в еврейской общине вместе с нами скоро объединятся».

Тодрос Геллер (1889–1949). Изюм и миндаль. Бумага

Художники, принявшие участие в этом проекте, имели полную свободу выбора темы для портфолио. 14 картин раскрывают реальные еврейские темы, связанные с Биробиджанским проектом, а также социальные проблемы американцев в эпоху Великой депрессии. Художники использовали гравюры для пропаганды своих идей. Черный силуэт, где художник вырезает из дерева фон пространства, применяется главным образом для мотива «отчаяния». Белый силуэт, где художник вырезает тьму, используется главным образом для мотивов «Новой надежды». Резкий контраст светотеневой гравюры подчёркивает символизм «темноты» против «света» и «отчаяния» против «нового упования».

Этот альбом чикагских художников, как и многие другие примеры приверженности левого еврейского движения в США Биробиджанскому проекту, ещё раз показывает, в чём заключался феномен создания Еврейской автономии. Это ещё одна малоисследованная тема истории нашей области в контексте общей еврейской истории и культуры.

Рэймонд Кац (1895–1974). Моисей и Горящий куст. Бумага

Старое кладбище

В истории евреев особое место занимает еврейское кладбище, которое является уникальным памятником культуры народа. Биробиджанское кладбище, именуемое в народе «Старым кладбищем» (такое название сложилось в семидесятые годы после его закрытия и выделения нового участка под кладбище), не относится к древним захоронениям в связи с тем, что образовано оно было в начале тридцатых годов прошлого столетия, когда началось переселение евреев в Биро-Биджанский район.

За все годы с начала переселения учёные, исследовавшие Еврейскую автономию, историю Старого кладбища не рассматривали и не изучали. В годы советской власти в местной прессе практически не было даже заметок журналистов о запущенности кладбища.

Исключение составляет лишь констатация факта его существования, что отмечал Д. Вайсерман, приводя высказывания А. Ярмицкого и его «оппонентов» на суде об отведении участка для кладбища еврейской общины. Чуть позже об этом же написала в одной из своих научных работ Е. Генина.

Из зарубежных публикаций необходимо отметить рассказ «Похороны Мойше Дорфера» бывшего биробиджанского писателя, журналиста Я. Цигельмана, напечатанный в журнале «Сион». В этом рассказе, опубликованном в Израиле на русском языке (он практически неизвестен российскому читателю), возможно, впервые представлена картина событий, происходивших в Биробиджане в начале семидесятых годов. Бывший журналист с присущим ему юмором рассказывает о работе местных газет, редакционной «кухне», взаимоотношениях между людьми.

Я. Цигельман приводит ещё одну трактовку названия Старого кладбища, также бытовавшую в то время: «За годы Советской власти создано три Биробиджана. Биробиджан – 1, собственно город; Биробиджан – 2, посёлок за железной дорогой; Биробиджан – 3, кладбище. «Первый» Биробиджан строили энтузиасты тридцатых годов…. Потом они исчезли; некоторые легли в фундамент «третьего» Биробиджана. «Второй» Биробиджан, построенный по ту сторону железной дороги, существовал недолго… Нынешние Биробиджан – 1 и Биробиджан – 2 побеждены Биробиджаном – 3, зарастают могильной травой».

Но была ещё и третья характеристика кладбища, этого последнего пути, откуда уже не возвращались биробиджанцы, характеристика, которая также была в употреблении у поколения наших родителей. Так как дорога к кладбищу шла в одном направлении – в сторону известного села Валдгейм, то обычно употреблялось выражение: «Такой-то… отправился в Валдгейм».

Следует учесть также, согласно общей тенденции в подходе к этой теме, что кладбища в советский период одновременно были неофициальными культовыми центрами. Пример неординарного отношения биробиджанцев к кладбищу был приведён автором в книге «Лехаим, Биробиджан!». После того, как в Биробиджане сгорела синагога, которая была последним бастионом и оплотом уже немолодых хранителей религиозных традиций еврейского народа, старики и старушки, взяв с собой узелки с молитвенниками и едой, тайком собирались на кладбище под сенью деревьев и читали субботние молитвы. Об этом удивительном факте мне поведала моя бывшая учительница географии Бронислава Хинкис. Кто бы мог заподозрить, что они шли на кладбище проводить шабат? Эта конспирация, как она считает, спасла их от преследований власти в то время.

В период моей работы в агентстве «Интурист» ко мне неоднократно обращались иностранные туристы с просьбой организовать поездку на еврейское кладбище, надеясь, возможно, увидеть достойные изучения надгробия, как примеры изобразительного искусства, или эпитафии, которые могут служить важнейшим историческим источником знаний о еврейской жизни.

С первых лет переселения большевиками и КОМЗЕТом велась активная антирелигиозная работа. Вопросы отправления религиозных обрядов не брались во внимание при отправке переселенцев. Как видно из книг, изданных в первые годы переселения в Биробиджанский район, религиозная культура присутствовала с первых дней пребывания евреев на новой земле.

К одной из первых публикаций на эту тему можно отнести книгу писателя В. Финка «Евреи в тайге», где он описывает свою поездку летом 1928 года в преддверии Судного дня со станции Тихонькой в еврейский посёлок Вальдгейм (в такой орфографии он назвал село Валдгейм), где с его участием прошло чтение молитвы.

Серьёзное исследование истории переселения в Биробиджан проделал Я. Бабицкий в работе «Еврейское переселение в Биробиджан». Бабицкий приводит несколько фактов религиозной деятельности, а также рассказывает о проводимой властями антирелигиозной пропаганде. Этой теме посвящена также небольшая зарисовка «Борьба против религии» из книги Э. Розенталь-Шнайдерман «Биробиджан вблизи».

Уже в первые годы переселения в Биробиджанский район сюда приехали тысячи евреев из различных республик СССР и зарубежных стран, где религиозная культура несколько веков существовала в городах и еврейских местечках и где во второй половине двадцатых годов отмечались антисемитские выступления.

Эта волна антисемитизма к концу двадцатых годов докатилась и до Дальнего Востока России. В Хабаровске, Благовещенске, Чите в 1929 году антисемитские выступления были подавлены. Но власти в рамках антирелигиозной кампании пресекали также и любые попытки религиозной деятельности. В. Романова в докторской диссертации пишет: «Из других форм работы краевых органов в области «еврейской политики» отметим закрытие сохранившихся к концу 20-х гг. синагог и еврейских кладбищ. В эти годы была превращена в рабочий клуб Владивостокская синагога, а хабаровская – в «пролетарский музей». «По просьбе трудящихся» закрылись синагоги в Читинской области. Под предлогом противоречия «интересам военной обороны страны» было закрыто еврейское кладбище в Чите (оно оказалось расположенным в непосредственной близости с артиллерийским складом)».

В первые послевоенные годы наблюдается подъём еврейской религиозной жизни.

С уничтожением идишистской культуры в западных областях страны, закрытием еврейских образовательных и культурных институтов синагога осталась единственным центром сохранения еврейских традиций, своеобразным центром культуры для многих евреев.

Некоторое послабление после войны давления власти на религиозные объединения незамедлительно выявило рост авторитета синагог, ставших местом, где собиралась общественная и культурная элита еврейства. Религиозные поминальные службы, посвящённые памяти шести миллионов загубленных нацистами евреев, собирали в СССР сотни и тысячи людей.

Именно в то время, 24 сентября 1947 года, в праздник Йом-Кипур, состоялось торжественное открытие Биробиджанской синагоги в присутствии почти 400 человек. А. Ярмицкий, бывший председатель горисполкома, выделил на её ремонт и реконструкцию строительные материалы. Мебель для синагоги изготовили на мебельной фабрике.

13 октября 1947 года было принято решение горисполкома № 807 «Об отводе земельного участка под новое кладбище». Данный документ, обнаруженный недавно в Государственном архиве ЕАО, приводится без сокращений. В нём было сказано: «Ввиду того, что участок земли, отведенный в 1946 г. под перенос нефтебазы не застраивается, решение Горисполкома от 9 января 1946 г. «Об отводе его под нефтебазу отменить, и участок отвести под новое кладбище. В соответствии с этим отменить решение Исполкома от 26 марта 1945 г. «Об отводе участка под кладбище на землях бывшего корейского поселка, как несоответствующей по санитарным соображениям.

Предложить Зав. Горкомхозом т. Рубинштейну из отведенного участка Гор. кладбища выделить часть участка под кладбище Еврейской общины». От руки в нём было дописано: «Обязать Горкомхоз сделать дороги, огородить кладбище», что имело важное и принципиальное значение, так как неогороженное кладбище не могло считаться оборудованным для проведения захоронений. Документ был подготовлен за подписью председателя исполкома Спиваковского, хотя ранее у Д. Вайсермана делается ссылка по принятию данного решения на Ярмицкого.

Точного документального описания места, где до этого производились захоронения на станции Тихонькой, не обнаружено. Воспоминания биробиджанцев, родившихся в начале тридцатых годов в посёлке Биробиджан, подтверждают существовавшую версию о том, что ранее небольшое количество захоронений находилось на месте, где впоследствии была построена больница. Так, в интервью с Саррой Будницкой (бывший председатель Облсовпрофа, затем первый секретарь Биробиджанского райкома КПСС), родившейся в Биробиджане в 1931 году (ныне проживает в городе Кирьят Ям, Израиль), она подтвердила, что несколько могил было обнаружено при строительстве зданий областной больницы. Однако, как она утверждает, городское кладбище было расположено за городом.

Следует признать, что на карте города Биробиджана, хранящейся в областном Государственном архиве, было обозначено несколько зданий больницы, расположенных на небольшой возвышенности, но кладбища на этой карте не было. Данная карта не датирована, но, по моему предположению, она относится к 1936 или 1937 году, так как, с одной стороны на ней уже есть железнодорожный вокзал, построенный в 1936 году, а с другой стороны – указана улица Постышева, которая в 1938 году была переименована в улицу Ленина.

Здания больницы действительно были расположены на единственном участке города, где уровень отметки высот, как видно по принятой в то время Тихоокеанской системе измерения, был самым высоким по сравнению с окружающей его территорией.

Обозначенные на карте больничные строения уже выходят за черту городской застройки, где впоследствии будет проложена улица Партизанская, которую в 1946 году переименуют в улицу Шолом-Алейхема. Вполне возможно, что данная территория ранее использовалась жителями станции Тихонькой как кладбище.

В областном архиве пока не обнаружены документы о выделении места под городское кладбище в первые годы переселения. Вместе с тем имеется Отчет о работе Биробиджанского горсовета с 19 февраля 1932 года по 15 ноября 1934 года, где, по всей видимости, впервые, в разделе «Население», приводится ряд данных по численности населения города, которая составляла: «в 32 г. – 6100 чел, в 33 г. – 6300 чел., в 34 г. – 7200 чел.

По национальному составу на 1-е декабря 1933 года евреев было 60 %, русских и украинцев 25 %, корейцев – 7 %, китайцев – 2 %, прочих – 1 %.

Переселенцев евреев в 32 г. прибыло в город – 1619 человек, в 33 г. – 860 чел., в 34 г. на 1/Х…..человек.

В 1933 г. родилось по городу 155 детей, умерло 115 чел., записалось браков 71, разводов – 23.

В 1934 г. на 10 ноября родилось 208 чел., умерло 82 чел., вступило в брак 131, развелось 46». (Орфография сохранена – И.Б.).

Исходя из этих данных следует предположить, что районными властями вопрос захоронения умерших с первых лет переселения был решён в соответствии с санитарными нормами, то есть за пределами городской черты. К сожалению, захоронения тридцатых годов на старом кладбище обнаружить так и не удалось.

Другая проблема, имеющая непосредственное отношение к еврейским канонам, связана с чтением поминальных молитв – Из-кор, которые составляют основу Судного дня – самого святого еврейского праздника Йом-Кипур. Это стало головной болью для властей Биробиджана, имевших большое желание покончить с активной деятельностью общины.

Спад религиозной деятельности общины был естественным на фоне крайне жестоких мер, принимавшихся с 1949 года как к руководителям области, так и к еврейской интеллигенции, в числе которой были писатели, поэты, учителя, артисты. Как сообщили автору бывшие биробиджанцы, ныне уже в преклонном возрасте проживающие в Биробиджане и в Израиле, молодёжь из-за возможности лишиться работы боялась ходить в синагогу, соблюдать традиции и обычаи, участвовать в мероприятиях, проводимых общиной, даже принимать участие в похоронах.

Вместе с тем старики продолжали посещать синагогу, несмотря на запреты и гонения властей. Подтверждение этому факту было обнаружено в старой синагоге среди священных книг, молитвенников. Разбирая старые религиозные атрибуты вместе с раввином М. Шайнером, мы нашли неплохо сохранившийся большой текст (формат А-3), написанный на идише. На запылённом пожелтевшем листе гусиным пером было написано обращение на Йом-Кипур.

Это было обращение к прихожанам синагоги. В нём излагалась трагическая история жизни приехавшей в Биробиджан семьи и одновременно записано обращение к людям. Это очень трогательное обращение написано было в 1959 году человеком, испытавшим и пережившим вместе с семьёй все ужасы страшных военных лет. В конце текста автор пишет: «Скоро будет праздник, мы будем читать поминальную молитву, в которой мы скажем все имена. И мы должны завтра придти в синагогу к скорбной молитве – «Молей Рахомим» – и дать в честь их пожертвование, всё это зачтётся вскоре в наши дни, дай Бог».

Отсутствие не то что исследований, а даже простых описаний, касающихся изучения вопросов, в том числе того, как проходили ритуальные процедуры, как велась подготовка к ним, кто занимался изготовлением надгробий, составлением эпитафий и т. п., не позволяет проанализировать данный вопрос. Мы можем привести лишь отдельные интервью с жителями Биробиджана, которые принимали участие в похоронах или знают со слов родных и знакомых о том, как все происходило на самом деле.

Так, В. Арнаполин, родившийся в 1934 году и проживавший в доме напротив синагоги, вспоминает о похоронных обрядах, о проводившихся молитвах. В 1949 году он принял участие в похоронах родственника и стал свидетелем проведения обряда согласно принятым обычаям.

Биробиджанец В. Масленников также подтвердил, что его бабушку хоронили по иудейским обычаям, читали молитву. Власти уже не разрешали в то время хоронить евреев на отдельном кладбище, стремясь сломать еврейские обычаи, но запретить проведение обряда не могли.

По еврейским традициям хоронили бывшего председателя общины Лейба Гефона, который из последних сил отстаивал интересы общины, по крайней мере, так о нём говорили старики. Лейб умер в 1966 году, прожив 86 лет.

Двумя годами позже в возрасте 88 лет умер последний староста синагоги Давид Червонный, которого похоронили холодным февральским днём. Игорь Носынков, внук Д. Червонного, рассказал мне, что деда пришлось хоронить на следующий день после его смерти, так как рабочие не смогли выкопать могилу. В февральские морозы пронизывающий ветер сковал землю словно цементом, и только к полудню следующего дня они смогли выкопать могилу. Умершего завернули в саван и накрыли талесом, провожать его в последний путь пришли родные и знакомые, мужчины по очереди читали молитвы, женщины находились отдельно. Процессия похорон не сопровождалась музыкой, на кладбище кто-то привёз и положил сено в могилу. Это, наверное, были последние похороны, где соблюдались еврейские обычаи и ритуальные действия.

К сожалению, в настоящее время большая часть Старого кладбища находится в бедственном положении. Едва ли не единственным способом сохранения для потомства этих замечательных памятников является их документирование и фиксация ещё сохранившихся эпитафий на памятниках.

Вместе с р. М. Шайнером мы провели обследование старого кладбища, где осталось не так много могил, которые можно идентифицировать. Следует отметить, что уже нет возможности определить, какой именно участок кладбища был выделен под еврейское кладбище.

На некоторых могилах можно разобрать надписи и определить их принадлежность, но большая часть могил представляет собой поросшие холмики. Отдельные надписи и резьба на надгробиях из камня отличаются проработанностью деталей и художественным вкусом. Эпитафии также разнообразны, но, в отличие от общепринятых традиций, согласно которым они делаются на иврите, на ряде могил имеются надписи, сделанные на идише. Есть могилы, где на надгробиях надписи на идише и русском языках. Это указывает на то, что в советский период иврит был забыт, и с сороковых годов на многих могилах стали появляться надгробные надписи на идиш и русском.

На нескольких памятниках встречается надпись: «Здесь покоится *** (имя погребённого в его «официальной форме») такой-то, сын/дочь такого-то». «Официальная форма» – это имя, по которому человека вызывали к Торе, оно же записывалось в кетубу (брачный договор). Перед именем следует «титул» или формула вежливого обращения, такая, как «реб/рабби».

На ряде памятников дата смерти указана по еврейскому календарю. На еврейских надгробиях и на ограждениях сороковых годов прикреплен могендовид.

О том, что была мастерская, где их изготавливали, написал Я. Цигельман в рассказе «Похороны Мойши Дрофера». Вот небольшой отрывок из его произведения:

«– Он был еврей? – спросил старик в мастерской.

– Авадэ! – ухмыльнулся Гершков. – Авадэ, он был еврей!

– Так почему же вы не хотите поставить на его могиле «могн-довид»?

– Почему – не хотим?! Нельзя!

– Почему – нельзя? Пожалуйста! Я вырезал из жести «могн-довид», этот малый выкрасил его, мы вместе укрепили «могн-до-вид» на пирамидке… Вот он, берите! Почему нельзя? Ложьте на машину, везите на кладбище и поставьте его на могиле Мойше Дорфера, да будет благословенна его память! Он заслужил, чтобы мы для него постарались.

– Да, – сказал Гершков, – он заслужил.

– И чтобы вы постарались, он заслужил тоже – га?

– Конечно, – кивнул Гершков. – Ведь мы были друзьями.

– О да! Вы были ему таким другом, что стесняетесь поставить на его могиле «могн-довид».

– Что вы пристали ко мне с «могн-довидом»? Я это всё придумал?.. Это вдова не хочет. Люба не хочет!

– Га! Кто же захочет? Она боится, это да! «Не хочет!» Она, я думаю, не хочет, чтобы вы пошли в горсовет или в горком… Я знаю, куда вы ходите?».

По мнению автора, это показывает, с одной стороны, не проходящий у людей страх перед жёсткой антирелигиозной работой, которую вели власти в стране на протяжении многих десятилетий, а с другой – всё ещё жива была память и необходимость соблюдения еврейских традиций при захоронениях в тот период.

В начале девяностых годов, когда началась эмиграция в Израиль, в общине обсуждался вопрос о создании небольшого предприятия, которое будет заниматься уходом за могилами, чьи родственники выехали на постоянное место жительства за границу, но всё это осталось на уровне разговоров.