Текст книги "Это было в Калаче"

Автор книги: Иосиф Гуммер

Соавторы: Юрий Харин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Дед Григорий, чтобы убедиться, крепко ли спят солдаты, потряс за плечо одного, другого.

– Готовы, – определил он. – Ну а теперь за дело. Надо поторапливаться. До рассвета каких-нибудь часа два, вам надо подальше уйти от хутора.

– А как же быть с третьим? – спросил Иван.

– Беру его на себя, – решительно сказал Кошелев, и у Цыганкова по спине побежали мурашки, когда он представил крадущегося к часовому Пашку со штыком в руке.

Кошелев выскользнул за дверь. Дед и Цыганков в щелку наблюдали за солдатом. Тот сидел возле землянки на камне и курил. Огонек от сигареты, когда часовой затягивался дымом, освещал толстые губы.

Прошла одна минута, вторая, третья… Было тихо-тихо…

Дед и Иван услышали, как солдат странно икнул, огонек упал в траву.

– Готов. – Это глухо, не своим голосом произнес Кошелев. Он стоял, скорчившись у землянки. Его тошнило.

Цыганков отодвинул засов.

– Девчата, выходите скорее!

– Какие же вы молодцы, мальчики! – возбужденно шептала Катя, обнимая Цыганкова и Кошелева.

– Но-но, без телячьих нежностей, – отстранился Пашка.

Его руки были в крови, и ее запах вновь вызывал тошноту.

– Хватит вам разговоры разговаривать, – торопил дед. – Быстрее в дорогу, быстрее.

Иван покосился на труп солдата. Дед быстро предупредил:

– Сам все сделаю. Обо мне не беспокойтесь. Прощайте и бегите.

Тяжело было на душе друзей, когда они в последний раз обняли деда Григория…

Через час, когда хутор был уже далеко позади, беглецы остановились, чтобы немного передохнуть, и оглянулись.

Далеко-далеко позади светил яркий огонь. Он медленно рос, расширялся, поднимался к небу.

– Да ведь это хата деда Григория горит! – ахнул Иван.

Измученные пережитым, девушки, не сдерживаясь, громко заплакали.

– Ох, уж эти мне девчонки! – пробормотал Пашка. – Чуть что – и сразу в слезы. А еще разведчицами называются!

Пламя в его глазах двоилось, потому что Пашка тоже плакал, вспоминая доброго старика.

На следующую ночь ребята с девушками переплыли Дон в нескольких километрах южнее Калача. А на рассвете они услышали канонаду. Возле их хутора гремел большой бой.

БРИГАДА СРАЖАЕТСЯ В ОКРУЖЕНИИ

Пока ребята добирались к деду Григорию, «гостили» у него и потом вместе с Катей и Тоней возвращались домой, в Калаче произошло много перемен. Обстановка на фронте резко ухудшилась.

Мотострелковая бригада, которой командовал полковник Ильинов, до середины июля вела бои на Воронежском направлении. Затем ее перебросили в распоряжение командования 62-й армии. Здесь к тому времени положение стало очень напряженным. Фашисты, понукаемые приказами Гитлера, рвались к городу на Волге, не считаясь ни с какими потерями. В излучину Дона были брошены самые отборные силы.

В районе хутора Попов-I и Качалино бригада с ходу вступила в бой. Он продолжался целый день. Видя, что лобовой атакой прорвать оборону не удается, гитлеровцы выбросили в тылу наших войск мотодесант. Но сломить советских бойцов не удалось. Оставив для уничтожения десанта небольшую группу, Ильинов повел своя полки в наступление. Фашисты не ожидали такого оборота дела, дрогнули и отступили. Бригада продвинулась вперед на несколько километров и освободила ряд населенных пунктов. Гитлеровцы были так обескуражены неудачей, что в течение долгого времени не предпринимали активных действий на этом участке фронта.

В жестоких боях подразделения бригады значительно поредели, поэтому ее отвели на переформирование в Дубовку. А поскольку положение на Дону оставалось тяжелым, переформирование проходило в спешном порядке.

8 августа несколько немецких танков прорвались к переправе через Дон в районе Калача. Правда, это была всего лишь разведка, и советские артиллеристы быстро отогнали врага. Но стало ясно, что захват переправы входит в расчеты гитлеровского командования. В Калач была переброшена бригада Ильинова. Ее командный пункт разместился на восточной окраине хутора.

До прибытия бригады в Калаче находилось лишь несколько небольших подразделений, в том числе и взвод лейтенанта Ивана Васильевича. Теперь все они были подчинены полковнику Ильинову.

Между тем 62-я армия отошла на левый берег Дона и заняла оборону от Вертячего до Ляпичево. По приказу командования саперы Ильинова взорвали мост через реку, чтобы им не мог воспользоваться противник.

Ильинов понимал, что немцы попытаются переправиться на левый берег, и заранее позаботился о создании в районе Калача крепких оборонительных рубежей. На хуторских окраинах пролегли траншеи и ходы сообщения, маскировочными сетями были скрыты от глаз противника пулеметные гнезда и пушки. Каждый боец точно знал свои обязанности в случае нападения врага, Словом, все было готово к отпору.

Калач в эти дни будто вымер. Даже днем на улице редко можно было увидеть солдата, военные передвижения тем более проводились только по ночам. Бригада затаилась, стараясь не выдать своих сил врагу, который сидел на правобережных кручах и накапливал технику и солдат для решающего броска через Дон.

Утром 23 августа канонада загремела по всему фронту от Ляпичево до Вертячего. Но в районе Калача фашисты вели себя спокойно, и полковник понял, что главный удар гитлеровцев нацелен в какое-то другое место. Не отвечая на огонь противника, мотострелки сидели в укрытиях, готовые ежеминутно отразить атаку. Из радиосообщений соседа справа комбригу стало ясно, что именно там разгорелся решающий бой.

К вечеру связь с соседями справа и слева прервалась. Канонада на севере удалялась все дальше и дальше в сторону Волги. Штаб бригады пытался связаться с командующим 62-й армии, чтобы выяснить обстановку. Штаб 62-й на вызовы не отвечал.

Наступила ночь. Немцы на правом берегу угомонились. На востоке небо алело от пожарищ.

Комбриг в раздумье ходил по комнате, то и дело спрашивая радиста:

– Ничего?

– Ничего, товарищ полковник.

Неизвестность тревожила, но не пугала командира. Правда, она затрудняла принятие единственно правильного решения в создавшейся обстановке.

– Сложа руки сидеть не будем, – говорил Ильинов Ивану Васильевичу. – Приказа об отходе нет, значит, драться надо до последнего. Это главное. А чтобы разобраться в обстановке, тебе, лейтенант, придется совершить набег вот сюда. – Полковник показал точку на карте. – Здесь, говорят, до войны дом отдыха был. А теперь какой-то немецкий штаб расположился.

Пока лейтенант рассматривал карту, полковник еще раз осведомился у радиста, нет ли каких-нибудь новостей, и, получив неутешительный ответ, снова повернулся к собеседнику.

– Что ж, если свои молчат, надо за сведениями к противнику сходить. У него, как у наступающей стороны, связь-то небось получше, – горько усмехнулся комбриг.

Ивану Васильевичу были знакомы домики на правом берегу.

Но как к ним подобраться? Со стороны реки? Здесь берег обрывистый.

– Придется, товарищ полковник, заходить к ним с запада, – решил лейтенант. – Разрешите выполнять задание?

– Еще до рассвета ты должен быть здесь, – предупредил полковник. – Надеюсь, понимаешь, насколько для нас сейчас важны сведения, за которыми отправляешься?

– Так точно.

– Тогда ни пуха ни пера. – Полковник крепко пожал руку лейтенанта и легонько подтолкнул его.

Лейтенант и трое разведчиков бесшумно переплыли Дон километрах в двух южнее дома отдыха. Потом ползли степью по-пластунски. Справа и слева от них иногда слышались голоса фашистских солдат. Вот и дорога, ведущая с запада к реке. Мимо проходили машины с погашенными фарами. Разведчики их не трогали…

Комбриг в траншее на берегу посматривал на светящийся циферблат часов и снова до боли в глазах вглядывался в немую темноту на правобережье. Неожиданно там вспыхнуло пламя, а затем донесся гулкий разрыв гранаты.

– Огонь! – скомандовал полковник. На правый берег посыпались советские мины.

– Больше шума, минометчики! – кричал Ильинов в телефонную трубку. – Прикрывай наших!

Через полчаса с противоположного берега взлетела зеленая ракета – сигнал, что разведчики возвращаются. Минометные батареи перенесли огонь на полыхающие домики.

А через четверть часа в траншею к комбригу спрыгнул мокрый Иван Васильевич. В спешке он приложил ладонь к виску непокрытой головы, сказал, что задание выполнено, и тут же сунул большой палец правой руки в рот.

– Вот попался чудак! – улыбнулся лейтенант. – Подползли мы, я – прыг и зажал ему рот. А он как цапнет меня за палец, я руку аж отдернул, он и заорал. Пришлось пристукнуть маленько. Притащили. Тут он, без сознания. Да, думаю, без языка обойдемся, в этих бумагах, по-моему, все сказано.

Он протянул полковнику кипу документов, снова пососал палец и шутя спросил:

– А может, этот немец бешеный? Еще прививки придется делать!..

В штабе полковник с переводчиком целый час изучали доставленные документы. Их немного попортила донская вода, но разобраться в них было можно.

– А ты знаешь, на кого налетел? – через полчаса говорил полковник лейтенанту. – На штаб полка. – Но тут же погасил улыбку. – А в общем-то дело наше дрянь. Бригада окружена.

Лейтенант в эту минуту забинтовывал палец. Его левая рука застыла в воздухе.

– Как же так? Неужели немцы…

– Да, – озабоченно сказал полковник, – немцы севернее тракторного завода вышли к Волге.

Из захваченных документов Ильинов только теперь узнал, как ухудшилось на фронте положение советских войск. Немецкие танки прорвались в районе Вертячего и заняли Ерзовку и Рынок. Они угрожают заводской окраине города. Его центр пылает, разрушенный бомбардировщиками. В последнем донесении штаб фашистского полка сообщал вышестоящему командованию, что Калач взят и что спешно наводится переправа через Дон.

– Вот брехуны так брехуны, – возмутился Ильинов. – Это не иначе, как ордена выслуживают. Ну, мы еще посмотрим, как вы возьмете Калач.

– Значит, прорываться к своим не будем? – спросил лейтенант.

Брови полковника сурово сдвинулись:

– А кто же мне давал приказ на это? Нету такого приказа. Стало быть, ни шагу назад!

– Но ведь в создавшейся обстановке вы можете проявить инициативу… – неуверенно начал было Иван Васильевич.

– Вот я и проявляю ее, – перебил его комбриг. – Мое решение – драться в окружении. Тем самым мы, отвлекая на себя значительные силы противника, ослабим натиск на город, поможем его защитникам.

Он вызвал ординарца.

– Всех командиров подразделений ко мне!

Когда собрался командный состав, Ильинов доложил о создавшейся обстановке и принятом им решении – занять круговую оборону.

– И чтобы никаких разговорчиков о выходе к своим! – предупредил он. – Пока не будет распоряжений штаба 62-й.

И добавил глухо:

– А связи со штабом все нет…

Командиры поспешно расходились по подразделениям, чтобы до рассвета успеть закончить перестановку бойцов и огневых средств…

Утром полковнику доложили, что к Калачу со стороны Вертячего движется большая колонна противника: автоматчики на машинах, пушки, минометы. Едут беззаботно, впереди лишь небольшая дозорная группа мотоциклистов.

– Собственной брехне поверили! – как всегда перед боем оживился Ильинов. – К встрече гостей все готово? Хорошо! Мотоциклистов пропустить, весь огонь – по основной колонне!

Десяток фашистских мотоциклистов остановился у крайних хат. Солдаты повылазили из колясок и рассыпались по домам. Тут их без звука и схватили.

Колонна, не видя головного отряда и не получая от него сигнала, замедлила движение. От нее отделился бронетранспортер. В это мгновение загромыхали орудия, заговорили пулеметы. Среди фашистов началась паника. Машины расползлись по полю, многие из них уже пылали.

Когда уцелевшие гитлеровцы скрылись за высотой, полковник произнес:

– Так. Первый урок они получили. А теперь и нам будет несладко.

Через пару часов враг, действительно, оправился от неожиданности. Видимо, к нему на помощь подошли свежие силы. На окраину хутора обрушился огневой смерч. Под прикрытием артиллерии в атаку пошла пехота. Автоматчики ворвались в окопы. Завязалась рукопашная схватка.

У фашистов было значительно больше и солдат, и техники. Шаг за шагом они теснили мотострелков к центру хутора.

Комбригу пришлось снять подразделения, которые прикрывали Калач с востока и юга, и тоже бросить их в бой. Стремительным контрударом бойцы вышвырнули гитлеровцев из поселка. К вечеру фашисты снова оказались на исходных позициях.

На следующее утро немцы опять попытались взять Калач со стороны Песковатки и Илларионовки. Бой шел весь день, гитлеровцы подходили к окраине и вновь откатывались назад.

Во второй половине дня они предприняли комбинированную атаку. Пока автоматчики штурмовали северную окраину, на западной враг попытался восстановить взорванную переправу. Немецкие понтонеры действовали быстро. Они умело воспользовались остатками моста на правом берегу.

Но не дремали и бойцы Ильинова. Вовремя заметив попытку врага, артиллеристы выкатили пушки на прямую наводку. Продырявленные снарядами понтоны один за другим пошли ко дну…

Ребята и Катя с Тоней пробрались в Калач только вечером, когда бой стих. Полковник по-отцовски обнял разведчиц, а Цыганкову и Кошелеву погрозил пальцем:

– За ослушание вам следовало бы уши нарвать. Но за то, что выручили девчат, большое спасибо. А теперь – марш по домам! Залазьте в погреб и нос не высовывайте. И чтоб без всяких фокусов. Увижу на улице – ремень сниму и выпорю.

Ребята попрощались с девушками. Больше они не видели разведчиц и могли только догадываться, что тех переправили через фронт, туда, откуда они были посланы в тыл врага.

Бойцы приводили в порядок оборонительное кольцо. Полковнику доложили: в бригаде осталось немногим более трехсот бойцов, боеприпасы на исходе. Комбриг распорядился собрать трофейное оружие и патроны.

День, в отличие от предыдущих, прошел спокойно. Фашисты, по-видимому, зализывали раны, не решаясь на новый штурм упрямого хутора. Вот почему комбриг даже не рассердился, когда к нему заявились четверо друзей – Цыганков, Кошелев, Шестеренко и Покровский. Не рассердился еще и потому, что утром услышал в сводке Информбюро весточку о своей дочери Валентине: радио сообщало, что во время боев севернее волжского города санинструктор Ильинова вынесла с поля боя более двадцати раненых бойцов.

– Вот времена – дети воюют! – сокрушался полковник, и ребята видели, что он гордится своей дочерью. – Та под пулями за ранеными лазит. Эти, – он ткнул пальцем в сторону ребят, – черт-те что вытворяют, голов своих не жалеют, да и родителей тоже.

– Мы фрицевское оружие собираем, – доложил Цыганков.

– Хорошо, – подобрел Ильинов, – пока тихо, собирайте. Но как начнется заваруха – немедленно в погреб. Договорились?

– Договорились, – буркнул Иван.

– Товарищ полковник! – радостно заорал радист из соседней комнаты. – Есть штаб 62-й!

Полковник, как был босиком, исчез в дверях. Ординарец выпроводил ребят из хаты.

– Ты откуда взялся, Ильинов? – спросил у комбрига по рации начальник штаба армии. – Мы тебя уже и не чаяли услышать.

– Как откуда? Я там, куда был послан. – Полковник назвал условные координаты бригады.

– Постой, постой! Ты что-то путаешь, наверно. А ну-ка, повтори.

Комбриг повторил.

После паузы начштаба повеселел:

– Ай да молодец, Ильинов! Значит, держишься? Молодец, иначе не назовешь! Трудно тебе?

– Нелегко.

– Пока держись. – Голос начальника штаба был уже строгим. – Ты здорово помогаешь нам. У нас положение трудное. Фашисты рвутся вперед, бросают в бой новые силы. Говорят, Гитлер приказал им взять город обязательно в сентябре. А ты отвлекаешь часть сил на себя.

Они договорились о постоянной радиосвязи и закончили разговор.

– Вот ведь как получается! – задумчиво улыбнулся полковник. – Вроде как и не изменилось наше положение, а все будто полегче стало.

На следующий день бригада отбила несколько яростных танковых атак.

ПРОРЫВ

Вечером лейтенант сидел на крыльце с Цыганковым и прислушивался к пулеметной трескотне на реке. Долго молчали, думая каждый о своем.

– Вы, Иван Васильевич, любите пирожки с чечевицей? – неожиданно спросил Иван. – Я – очень.

Лейтенант удивленно посмотрел на Цыганкова и впервые за целый день рассмеялся.

– С чечевицей! Да я сейчас черт-те с чем пирожки бы съел! Эх и пекла же у меня мать! Постой, постой, а ведь у нас, кажется, была чечевица.

Он позвал старшину. Чечевицы немного нашлась, горстей пять-шесть. Была и мука.

– Тащи-ка все это хозяйство матери, – сказал лейтенант. – И передай, что утром приду на пирожки.

Но лейтенанту так и не пришлось попробовать домашних пирожков: к полуночи бригада получила из штаба армии приказ прорываться к Волге. На коротком совещании у комбрига было решено оставить небольшое прикрытие под командованием Ивана Васильевича.

В два часа ночи бойцы бесшумно покинули позиции, которые так упорно отстаивали в течение нескольких дней, и двинулись на восток.

Цыганков спал, ни о чем не подозревая…

Стало светать. Иван вышел на крыльцо и поразился необычной тишине. Сначала он не мог понять, в чем дело. Нигде ни души, не видно ни машин, ни подвод. Цыганков помчался к дому, где жил комбриг. Часового у ворот не было. У сарая возился старый казак – хозяин.

– А где полковник? – переводя дух, спросил Цыганков.

– Подался куда-то, – услышал он в ответ. – Ночью оделся, распрощался и ушел. Кажись, все ушли.

– Куда? – удивился Цыганков. – Ведь они же в окружении!

– Мало ли что в окружении! Сегодня в окружении, а завтра, глядишь, и вырвались. Не век же им тут сидеть.

Только теперь Иван окончательно понял, что бригада покинула Калач. Было очень обидно: ушли и даже не попрощались, не сказали, что же делать тем, кто остается.

Возле вокзала прогремело два разрыва. Фашисты как обычно начинали утро обстрелом хутора. Они и не подозревали, что его уже никто не защищает.

Цыганков кинулся к Ивану Васильевичу. Сосед на его вопрос ответил:

– Час назад ушел. Собрал своих хлопцев и ушел. Слыхал я – вроде бы в лесок за хутором подались. Там как будто еще с полдня сегодня побудут.

Целый час бегал Цыганков по дворам, собирая свою команду. «В Калаче нам сидеть нечего, – единодушно пришли к выводу. – Надо догонять своих и вместе сними пробиваться на восток».

Вооружившись винтовками, тронулись в путь. Когда достигли железной дороги, неожиданно увидели четырех гитлеровцев, которые вышли из улочки и, напряженно посматривая по сторонам, двигались к лесу, что зеленел неподалеку, справа.

– В засаду! – скомандовал Цыганков.

Ребята бросились в канаву, осторожно выставили стволы винтовок. Сердце Цыганкова прыгало от волнения. Вот он, враг, ненавистный, проклятый! Подходите, подходите поближе. Это ваши последние шаги по донской земле!

Загремели выстрелы, фашисты рухнули на землю. Один, видно, раненый, привстал, прополз несколько метров и снова уткнулся в дорожную пыль. А ликующие от необыкновенной удачи парни уже мчались к лесу.

Там они попали прямо к солдатам из знакомого подразделения. Цыганков уже хотел лихо доложить о случившемся, но тут произошло что-то непонятное. Он увидел перед собой злое лицо лейтенанта, тот тряс кулаками и кричал:

– Что вы наделали, пацанва несчастная? Кто вас просил соваться не в свое дело! Что вы наделали, черт вас возьми?!

Иван оторопел. Даже никогда не смущавшийся Павел Кошелев почувствовал себя неловко и съежился, словно ожидая, что его сейчас поколотят. Они ждали похвал, а тут…

Вскоре лейтенант немного остыл. Оказывается, бойцы тоже заметили немецких разведчиков и решили пропустить их в лес, чтобы потом взять живыми. Вмешательство Цыганкова и его команды сорвало этот план.

– Ну, нечего прохлаждаться, – немного смягчившись, сказал лейтенант. – Раз пришли, занимайтесь делом. Побродите вокруг – найдите оружие, тащите сюда, не оставлять же его немцам.

Цыганков собрал своих товарищей и вдруг обнаружил, что исчез Игнат Михайлушкин. Его так и не нашли. Уже потом, много времени спустя, выяснилось, что тот увязался за стоявшей возле Ильевки мотострелковой бригадой и ушел с ней на восток.

После «нагоняя» друзья всячески старались загладить свою вину. Они притащили брошенный кем-то на окраине хутора пулемет, несколько винтовок, почти полный ящик с гранатами и пару противопехотных мин. Сначала лейтенант присматривался к их работе, но потом стало не до этого.

Фашистские автоматчики попытались пробиться к лесу. Горстка советских бойцов встретила их дружным огнем, и гитлеровцы залегли на огородах. Вскоре к противнику подошло подкрепление, и наскоки врага участились. А ряды защитников леска редели.

Автомат лейтенанта сухо щелкнул.

– Патронов! – крикнул командир.

– Есть патроны, – послышался чей-то голос.

Лейтенант оглянулся и увидел в двух метрах от себя Цыганкова с дисками.

– Где взял?

– Могу еще притащить.

Не дожидаясь приказания, Иван вскочил и бросился в чащу леса. Над головой посвистывали пули. Они с легким треском врезались в стволы деревьев, секли ветки кустарника, а иногда впивались в траву, перед самым носом, и хотелось зарыться в землю. Но недаром команду Цыганкова прозвали отчаянной. Ивану было страшно, но он все-таки полз, потому что-знал: бойцам нужны патроны.

Наконец он добрался до ложбины. В ней, за толстым дубом, сидел Михаил Шестеренко и заряжал диски. Через несколько минут они уже ползли, волоча за собой два деревянных ящика, доверху нагруженных дисками для автоматов.

Когда ребята появились на опушке, бой утих. Фашисты, видимо, отступили. Левая рука лейтенанта была обмотана бинтом. С виска по щеке и шее стекали струйки крови. Иван Васильевич то и дело стирал ее рукавом гимнастерки.

– Ага, есть еще порох в пороховницах! – хрипло проговорил лейтенант, увидев патроны. – И все-таки надо отходить. А вы, хлопцы, давайте-ка шпарьте по домам.

– А можно с вами?

– Нельзя, – отказал командир. – Мы прорываться будем. С боями, понял? Случится вот с тобой, тезка, что-нибудь – что мать скажет? Тикайте, не задерживайтесь.

Он отдал приказ двигаться в сторону Ильевки и уже иначе – тепло, задушевно – произнес:

– Мы уходим ненадолго, скоро вернемся. Счастливо!

Ребята следили, как бойцы перебегали от куста к кусту и один за другим скрывались в лесной чаще. Вот где-то в зелени мелькнул белый бинт, и до Ивана и Михаила донесся голос лейтенанта:

– До скорой встречи, ребята!

– Куда они теперь? – спросил Михаил Шестеренко.

– Не знаю. Скорее всего к Волге, – рассеянно ответил Цыганков и тут же спохватился. Повеяло чем-то далеким и в то же время очень родным, близким. Валя! Где она теперь, что с ней?

Иван бросился вслед за бойцами.

– Иван Васильевич! Иван Васильевич! Товарищ лейтенант! Подождите!

Он догнал лейтенанта и, с трудом переводя, дыхание, спросил:

– Вы куда?

– Ты чего?! – рассердился лейтенант. – Нельзя с нами, сказано тебе. Беги назад.

– Вы в Сталинграде будете? – не слушая его, твердил Иван.

– Может, да, а может, нет. Откуда мне знать? Степь – широкая, дорог и тропок много…

– А вдруг будете? – не отставал Цыганков.

– Да что с тобой, парень? – удивился лейтенант. – Возможно, будем.

– Там у меня девушка знакомая… Валя, – торопливо объяснил Цыганков. – Я вам скажу адрес, на всякий случай, конечно. Ну и передайте ей, что я здесь…

– Пиши, записку, передам.

Иван схватил листок бумаги, карандаш, протянутые: лейтенантом, и быстро нацарапал:

«Валя! Я жив, в Калаче. Все равно приеду к вам. Если уедешь, оставь соседям свой адрес. Я тогда тебя найду. Ваня».

– Вот, – протянул он записку.

Лейтенант опустил листок в боковой карман, потом вдруг притянул к себе Ивана, обнял его.

– Ну, беги назад. И береги себя, не лезь на рожон. Авось когда-нибудь увидимся.

Ребята так никогда и не узнали, как бригада Ильинова с боями пробивалась к Волге, как она прорвала кольцо врага и влилась в ряды защитников города-героя.

А произошло это так.

Всю ночь бригада двигалась быстрым маршем. Мариновку обошли стороной, зная, что там наверняка сосредоточены крупные силы гитлеровцев, с которыми в бой лучше не ввязываться.

Начало дня застало мотострелков уже за Мариновкой. Комбриг приказал не терять времени и продолжать движение. Шли по бездорожью, степью.

В воздухе появился фашистский разведчик – «рама». Увидев странную, не успевшую рассредоточиться колонну, разведчик повернул назад и несколько минут кружил над бригадой.

– Ну, сейчас приведет за собой «юнкерсов», – говорили бойцы.

И в самом деле: не успели пройти еще несколько километров по направлению к Карповке, как появились бомбардировщики. Они выстроились в цепочку и с ревом ринулись в пике. Земля содрогнулась от грохота бомб, степь заволокло дымом и пылью.

К счастью, на этот раз успели рассредоточиться, и бригада понесла незначительный урон.

Когда снова двинулись в путь, увидели в степи бегущего навстречу человека. Его задержали и доставили к комбригу. Это был советский капитан.

– Товарищ полковник, – доложил он, – группа 60-го укрепленного района в количестве ста бойцов при двух семидесятишестимиллиметровых орудиях находится в окружении и готова присоединиться к вам.

Пока Ильинов просматривал документы капитана, тот радостно рассказывал другим командирам:

– А мы видим – летят. Ну, думаем, дадут нам жизни сейчас! Ан нет, не долетели и еще кого-то бомбят. Оказывается, вас.

Из дальнейших расспросов выяснилось, что в окружение попала не только группа укрепленного района. В паре километров от нее укрылись в балке курсанты военного училища, рядом с ними – бойцы бригады морской пехоты, еще несколько подразделений помельче. Под командованием Ильинова, как старшего среди других по званию, собрались, таким образом, довольно внушительные силы, и это вселяло надежду на успех прорыва.

Вот почему, когда командование армии предложило по рации выслать на помощь бронепоезд, комбриг отказался:

– Там, в городе, вам он нужнее.

Двигались к Карповке несколькими колоннами. Впереди шел головной отряд с двумя сорокапятимиллиметровыми пушками, прицепленными к автомашинам. По бокам основные силы охранялись крепкими дозорами. Сзади движение прикрывал сильный арьергард численностью до стрелковой роты. Таким образом, прорывающихся нельзя было застать врасплох, приближение врага с любой стороны было бы ими замечено немедленно.

Комбриг ехал верхом: его машину разбила вражеская мина еще в Калаче. Мысленно он оценивал прошедшие бои в окружении, искал свои ошибки, анализировал тактические приемы врага. К собственным поступкам он всегда относился объективно, даже жестко, не прощая себе ни малейшего промаха. Сейчас, перебирая в памяти прошлое, он с удовлетворением отмечал, что бригада вела бои тактически грамотно и сделала все, что смогла. По показаниям пленных, она оттянула на себя минимум две фашистские дивизии и около 50 танков. Враг понес колоссальные потери. Правда, и бригада вышла из хутора значительно поредевшей, но ее урон не шел ни в какое сравнение с потерями противника.

Полковник подумал о сыне и дочери. За Валентину он был почти спокоен: она воюет, с нею рядом товарищи. Конечно, на войне всякое бывает… А вот о Володьке так ничего и неизвестно. Сводки Информбюро сообщали о боях в районе Воронежа. Но то ли это были бои на подступах к городу, то ли на его улицах – комбриг не знал. Зато он хорошо знал своего шестнадцатилетнего Володьку. Сорвиголова!

И снова мысли вернулись в Калач, на этот раз к Цыганкову и его товарищам. Даже попрощаться с ними не удалось, а надо бы. Ребята они горячие, нетерпеливые, за ними глаз да глаз нужен. И твердая рука, чтобы направляла. Сейчас, в оккупации, им придется особенно тяжело. Сложа руки они, конечно, сидеть не будут, много хлопот доставят захватчикам. Но долго ли до беды?..

Сожалея, что не успел поговорить с ребятами (приказ о прорыве пришел неожиданно, на сборы времени оставалось в обрез), Ильинов беспокоился. И в тоже время гордился ими. Замечательные ребята! Правильно воспитала их Советская власть!

По полевой тропинке, подпрыгивая на кочках и распустив по верху хвост пыли, мчался мотоцикл. Он резко тормознул возле комбрига.

– Товарищ полковник, докладывает связной головного отряда. Со стороны Карповки прямо на нас движутся около ста танков.

Комбриг окинул взглядом местность. Слева километрах в полутора степь горбилась высотой с крутыми склонами. Справа извивалась узкая, но глубокая речка. Значит, зайти справа танки не смогут, пришлось бы долго возиться, чтобы перебросить машины через водную преграду. Решение созрело моментально: оборону занять на высоте слева, тогда противник окажется внизу, в поле, и будет видно, как на ладони. Ильинов приказал авангарду принять бой и медленно отходить назад. Этот маневр нужен был для того, чтобы главные силы сумели поудобнее расположиться на высоте. Отсюда можно нанести артиллерийский удар по флангу противника. У врага останутся два выхода: уходить к Мариновке или назад (в обоих случаях подставляя борта советским пушкам) или, развернувшись, штурмовать высоту. Последний вариант – самый активный, но трудный: на крутых склонах танки замедлят ход и будут хорошими мишенями для артиллеристов.

Мотоциклист умчался назад, и вскоре впереди загремели пушки.

С высоты, которую заняла бригада, полковник хорошо, видел в бинокль, как героически сражался малочисленный авангард с бронированным кулаком фашистов. Две короткоствольные пушчонки казались игрушечными. Но в руках артиллеристов это было грозное оружие. Уже три вражеских танка выбросили к небу черные факелы. Сделав пять-шесть выстрелов, бойцы подхватывали сорокапятимиллиметровые орудия и откатывали их метров на двести назад. Следом бежали мотострелки с автоматами и противотанковыми ружьями. Авангард медленно приближался к тому маету, где совсем недавно связной докладывал комбригу о приближении врага.

Полковник насчитал более семидесяти танков. Они упрямо ползли вперед, рассчитывая вот-вот смять головной отряд, у которого уже осталось одно орудие.

– Огонь всеми орудиями! – приказал комбриг. И сразу в степи среди танков поднялись черные столбы разрывов. Гулко взорвалась одна машина, пламя охватило вторую, третью, четвертую… Немцы растерялись. Они никак не ждали удара именно с этой стороны. Их офицеры рассчитывали, что главные силы окруженцев где-то там, за головным отрядом, так докладывала их разведка. Маневр полковника Ильинова, быстро перебросившего артиллерию и стрелков на левый фланг, на высоту, сослужил хорошую службу.

Как и предполагал полковник, часть танков увеличила скорость и в растерянности бросилась к Мариновке. Но около сорока машин развернулись и полезли на высоту. Оставив на ее скатах еще шесть пылающих танков, гитлеровцы отхлынули, рассредоточились в поле и открыли бешеный огонь.

Полковник взглянул на небо. Вверху ползли иссиня-черные клубящиеся тучи. Шквальный ветер прижал к земле траву. Быстро наступившую темноту прорезали зигзаги ослепительных молний. Оглушительный треск грома перекрыл орудийные выстрелы. Хлынул проливной дождь. За его пеленой скрылась степь, откуда вели огонь танки.