Текст книги "В нашем классе"

Автор книги: Иосиф Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– По-честному. А как же иначе? Но я отмечу и твои положительные качества.

– Спасибо, Ирина Николаевна, – сказал Юра. – Я, знаете, к вам в следующий раз приду… Если разрешите… Какая у меня сейчас характеристика! До свидания!

И Юра пошел к выходу.

XVI

Вернулся он домой в плохом настроении, бросил на диван пальто, поставил на газовую плиту чайник и стал бесцельно слоняться по комнате.

Бабушка работала в ночной смене. В комнате было подметено. Вместо старой скатерти с большим чернильным пятном, которое посадил Юра, на столе лежала новая – голубая. На всех постельных подушках были сменены наволочки. Ясно было – в отсутствие Юры она сходила в прачечную и принесла свежее белье. А на столе у Юры, где всегда был ералаш из газетных вырезок, спортивных фотографий и разных книг, сегодня все было прибрано.

Накрывая себе на стол, чтобы поужинать, Юра вдруг почему-то вспомнил, что он ничего не пишет отцу и матери о своих отметках. И бабушка, собственно, тоже ничего не могла сообщить им. Откуда ей знать о двойке во второй четверти, когда она еще и табеля в руках не держала? Ей сказали, что табель еще не выдают, и она не волнуется, верит. А ведь родителей не проведешь. И что бы им такое написать?

Юра вспомнил Казанский вокзал и проводы. На перроне тогда было полно народу, и все пассажиры ехали на куйбышевскую стройку. Какой-то дядька в шапке набекрень ходил с гармошкой и горланил частушки. Отец тоже немножко был навеселе и все целовал Юрку. «Ты у меня один остаешься, сынок, – говорил он. – Если дома непорядок будет, смотри – на самолете прилечу. Бабушке не груби! И чтоб в школе тоже полный порядок был! Я ж хочу тебя инженером сделать, сынок ты мой!»

Юра вздохнул. После первой четверти он дал себе слово, что уж теперь-то он начнет заниматься по-настоящему. И даже в первые дни, к удивлению всего класса, он вел себя в школе, как круглый пятерочник. Но потом… все опять пошло кувырком. Как все это складывалось, он даже сам не замечал. Только слово скажет – говорят, нагрубил педагогу. Только вскочит на кого-нибудь на перемене, чтоб скакать, как Чапаев на коне, – говорят, нарушил дисциплину. Ну и пошло, и пошло…

А то, что он умный человек, это он сам прекрасно знал. Ему об этом не раз говорили и ребята и сама Ирина Николаевна. А раз он умный, так чего же волноваться? Только вот стоит засесть за книги…

Юра встал из-за обеденного стола с твердой решимостью сейчас же начать заниматься. Он приблизительно знал, что было задано по алгебре и физике. Ему захотелось к завтрашним урокам сделать все-все до единого примерчика, как это, например, всегда делает Димка.

Раскрыв задачник по алгебре на нужной странице. Юра вдруг увидел, что тут надо решить ряд уравнений с двумя неизвестными, а главное, с извлечением корня. Если уравнение он бы смог так-сяк, как-нибудь решить, то с извлечением корня дело обстояло сложнее.

Короче говоря, Юра не имел ни малейшего представления об этом корне – откуда он взялся и что он значит.

«Попробую сначала сделать физику, – подумал он, – а к этому потом еще вернусь».

По физике ему предстояло выучить закон Ома.

«Сопротивление проволоки прямо пропорционально напряжению и обратно пропорционально силе тока, – бормотал Юра над учебником. – Сопротивление проводника…» А что такое напряжение? Откуда взялась сила тока?

Юра заглянул в предыдущие странички учебника. Оказалось, что сила тока измерялась количеством кулонов, прошедших через поперечное сечение проводника в одну секунду. А что такое кулоны?

И вдруг Юра услышал, что за стенкой, в Зининой комнате, заиграло пианино. «Мой миленький дружок, любезный пастушок.» Вот, чорт возьми, Зинка запела! Никак сосредоточиться не дает.

Парамонов подождал минут пять, думая, что вся эта музыка скоро прекратится, но потом, видя, что Чайковского сменил Бизе, а за Бизе пошел Штраус и впереди безусловно дожидался своей очереди еще новый композитор, постучал кулаком в стенку. Музыка смолкла на мгновенье, но затем вместо вальса, видно назло, Зинка заиграла бешеный гопак.

Вообще вечерами, вернувшись из школы. Юра всегда с удовольствием слушал через стенку игру Зины, но сегодня музыка ему мешала.

Юра вышел в коридор и постучал к соседям:

– Зин, поди сюда!

Девочка выглянула из комнаты.

– Ты слышала, как я стучал?

– Слышала.

– Чего же продолжаешь играть?

– А почему нельзя?

– Мешаешь! – строго сказал Парамонов. – Я физикой занимаюсь.

– Физикой? – удивилась Зина.

– Так точно! – сказал Парамонов и пошел обратно к себе в комнату.

Но Зина, видно, ему не поверила. За стенкой раздались куплеты тореадора.

«То-ре-адор, сме-ле-ее в бой…» – повторял про себя Юра. – А что ж такое кулон? Кулон – это такое количество электричества… «Тореадор, тореадор… помни, что в час борьбы твоей кровавой…» количество электричества, которое при прохождении через раствор азотнокислого серебра… выделяет на катоде… Тьфу! Ничего не понимаю!»

Юра опять постучал в стенку. Музыка смолкла, но через минуту к нему в комнату вошел Зинин отец, Иван Петрович:

– Юра, что это значит?

– А чего ваша дочь мне мешает?! – Юра встал из-за стола. – Сама шалтай-болтай и других сбивает!

– Это кто, я шалтай-болтай? – Из-за спины Ивана Петровича показалась Зина.

– Конечно, ты! Здоровая девчонка, а все время больной притворяешься! Тебя на буксире тащат.

– Юра, ты неправ, возводя такие обвинения, – сказал Иван Петрович. – Зина слабый ребенок.

– Зинка слабая? Да ее в телегу запрячь можно! – усмехнувшись, сказал Юра. – А в общем, пускай она мне не мешает.

– Подумаешь, профессор! – ответила Зина. – Создайте ему условия! Кто тебя слушать будет?

– Тише, тише, ребята! – сказал Иван Петрович. – Конфликт нужно ликвидировать, а вы – наоборот!

– Эх, Зинка, у тебя знаешь что? – вдруг сказал Юра и, постучав себя по лбу указательным пальцем, дотронулся им до деревянной двери.

Девочка больше не играла. Но сидеть над физикой Юре расхотелось. Вернее, когда в комнате наступила тишина. Юра вдруг понял, что сиди не сиди над учебником, а он так отстал, что надо начинать буквально с азов. В общем, и Зинке запретил сегодня играть – испортил ей настроение, и сам не занимался.

Юра снова постучал в стенку и крикнул:

– Зинка, играй! Теперь все равно!

А сам подумал: «Нет, надо действительно бросать школу».

– Ты что, психический больной? – вошла в комнату Зина. – То ему не играй, то играй!

– Переживаю, – искренне сказал Юра. – Вот ответь: что такое кулон?

– Кулон – это такое количество электричества, которое при прохождении через раствор азотнокислого серебра выделяет на катоде 1,118 миллиграмма серебра, – отчеканила Зина.

– Хм! Правильно! – сказал Парамонов. – А вот что такое ампер?

Определение ампера Зина тоже знала.

– Откуда тебе все это известно? – удивился Юра и тут же тихо, будто через силу, добавил: – Зин, а ты мне не объяснишь сейчас… ну, хотя бы… физику для начала? Знаешь, жизнь в нашем классе пошла наперекосяк, и теперь так не проживешь.

И вдруг Юра подумал о том, как много людей учится. Да почти все его знакомые! Учится Ирина Николаевна, Толькин отец, профессор, тоже учится по «индивидуальному методу». И даже старик-истопник из женской школы – уж, кажется, куда такому старому! – и тот на курсы попал.

– Сейчас? Уже поздно. Вот лучше с завтрашнего дня.

– Нет, давай с сегодняшнего, – настаивал Парамонов. – Хотя бы один примерчик решим. Ты же ведь знаешь меня: как захочется – я ведь места себе не найду. Ну пойми человека…

– Зина! – раздался за стенкой голос мамы. – Уже двенадцать ночи – пора спать!

– Ух, я твою маму иногда просто ненавижу! «Иди есть, иди спать»! Как будто в этом главное! – И вдруг, смирившись. Юра вежливо добавил: – Впрочем, хорошо. Спокойной ночи! Давай с завтрашнего дня.

Ему было трудно просить помощи у девочки, он готов был сквозь землю провалиться, но он понял, что лучше в своей квартире заниматься, чем оставаться с кем-нибудь в школе после уроков. А потом, если он наверстает алгебру и физику, – это будет сенсация! И главное – никто не узнает, кто ему помог, подумают, что сам. А когда сам нагоняешь, это ведь труднее, и на плечах надо иметь голову.

XVII

Димка и сам не ожидал, что такая маленькая заметка, как «Зажимщик ростков нового», вдруг обратит на себя внимание почти всей школы. После выхода стенгазеты на совместном заседании совета дружины и комитета ВЛКСМ было решено обсудить во всех отрядах Димкину заметку и принять все меры к тому, чтобы в этом учебном году не было ни одного второгодника.

Кто-то из учеников сказал про Димку, что он новатор. Его пришли однажды приглашать в четвертый «Д» на сбор. А Валя Сидоров сфотографировал Димку в задумчивой позе над электрическим звонком в кабинете физики.

За последние дни Димка вдруг почувствовал, что его подхватила какая-то невидимая рука и стала поднимать все выше и выше. А что он, собственно, такого сделал? Ничего. Он просто повторил в мужской школе то, что сказали девочки: «Долой двойку и второгодничество!»

Конечно, Димка понимал, что это совсем не из-за него во всех сорока классах прошли собрания, посвященные борьбе с двойкой; и не из-за него на эту тему разговаривали в родительском комитете. Так или иначе, напиши он об этом заметку или не напиши, а двойке все равно пришел бы конец – другие бы заговорили.

Но все-таки чувство гордости за первый верно сделанный шаг приходило к нему по праву…

Отрядный сбор седьмого класса «Б» состоялся после уроков.

В коридоре стоял шум. Дверь класса беспрестанно распахивалась, и чужие мальчишки на миг показывались на пороге, то и дело кукарекали или строили страшные рожи.

Засунув ножку стула в дверную ручку, Толя подошел к учительскому столу.

– Тише, ребята, начинаем! – сказал он и, вынув из кармана черную расческу, постучал ею по столу. – Сегодня наш отряд должен рекомендовать в комсомол трех человек. Впрочем, мы должны не рекомендовать, а составить о них мнение для совета дружины. Заявление подали: я. Валя Сидоров и Димка Бестужев.

В классе было тихо. На первой парте, полуобернувшись к ребятам, сидел Леня. Он был в красном галстуке, который очень шел к его круглому лицу. Ирина Николаевна сидела рядом с Толей за учительским столом. Положив подбородок на ладони, она внимательно рассматривала класс.

– А может быть, рекомендуем всех без обсуждения? – сказал кто-то с задней парты. – Мы же вас давно знаем.

– Маркин, потише! – сказала Ирина Николаевна, посмотрев на мальчика, который, пригнув голову, спрятался за спину соседа.

Дима поднял руку:

– Я предлагаю начать с Гагарина. Он себя первым назвал…

– Это все равно, – сказал Толя. – Можно начать и с тебя. Но раз поступило предложение, я голосую: кто за то, чтобы начать с меня, поднимите руки.

Все были «за».

– Значит, обсуждаем мою кандидатуру. – Толя сел на стул. – Слово имеет Бестужев.

– Откуда ты взял, что я первым хочу выступать? – удивился Димка. – Я, может, совсем не буду…

– Сужу по твоей активности, – сказал Толя и, увидев, что поднял руку Маркин, тут же галантно пригласил: – Прошу вас.

«Маркин, наверно, за меня будет, а Димка… этот себе на уме», – подумал Толя и поймал себя на мысли, что он боится Димки. Впрочем, он ни секунды не сомневался в том, что у класса о нем будет хорошее мнение.

Его друзьями были все ребята. С ними он учился семь лет, и вся его жизнь была перед ними как на ладони. Ребята знали его отца и мать, которая нередко ходила с классом на экскурсии. И кто, как не он, привил ребятам интерес к музыке?

Толе припомнился отрядный сбор в начале учебного года, когда его выбрали председателем. Ни одного человека не было против – все выступали «за», и, глядя тогда на класс. Толя думал, что какие все-таки чудесные ребята с ним учатся – дружные, добрые. Наверно, такой класс единственный во всей Москве!

А когда он, радостный, пришел после сбора домой, то мама первым делом позвонила к папе на работу:

– Боречка, у нас радость – Толю избрали в председатели совета отряда!

На сегодняшнем сборе у Толи тоже было хорошее настроение. Но он почему-то уже не имел такого радостного и вместе с тем спокойного чувства, какое приходит от уверенности за себя. То ли это происходило оттого, что за день он успел переволноваться, то ли потому, что перед ним сидел Димка и глаза их ни разу с начала сбора не встретились. Но как все-таки интересно устроено на земле: столько на свете голов, и у каждой – свое единственное мнение! И трудно знать, кто тебя будет ругать, а кто хвалить.

Маркин провел пальцем по учительскому столу, будто снимая пушинку, и начал:

– Гагарина я знаю с первого класса. Мы с ним тогда даже на одной парте сидели и завтраками делились. Он хороший товарищ и учится только на «отлично». Когда мы его выбрали в председатели совета отряда взамен меня, – Маркин усмехнулся, – ребята меня не слушались… он сразу стал работать по общественным делам… Ну, что еще сказать? В общем, я рекомендую Гагарина в комсомол.

И Маркин пошел к своей парте.

– У меня вопрос к Гагарину, – сказал Силкин. – Читает ли он газеты?

– Каждое утро – три, – сказал Толя: – «Пионерку», «Комсомолку» и «Правду».

– А в международном положении разбираешься?

– Да.

– Я еще могу добавить, – вскочил Силкин. – Тольку критиковали в нашей газете, и это правильно. Но я думаю, что он человек с мозгами и учтет, что ему говорят.

Толя сидел за столом приосанившись. Он постукивал расческой по столу и делал вид, что весь этот разговор относится не к нему. Однако ему было очень приятно, что ребята, как он и ожидал, его поддерживают.

Когда Силкин кончил. Толя спросил:

– Голосуем? – и вдруг, будто о чем-то вспомнил, посмотрел на Димку:

– Да-а… а ты, Бестужев, будешь?

Димка медленно встал и, упершись рукой в поднятую крышку парты, оглядел класс. Он еще был в нерешительности. Может быть, лучше поговорить с Толей наедине, а не вот так – перед всем классом?

– В общем, тут и Маркин выступал «за», и Силкин «за», и, кажется, весь класс за него. – Димка покачал крышкой парты, словно хотел проверить, крепко ли она держится, – а я за Гагарина голосовать не буду… Что Парамонов, что Гагарин – одно и то же. Один тянет назад, другой не ведет вперед.

По классу пошел шум.

– Давай, давай! – предчувствуя, что сейчас будет разговор начистоту, задорно сказал Леня.

– Вот вы посмотрите на Гагарина, – продолжал Димка. – Когда его хвалили, он сидел приосанившись, а когда я стал выступать, развалился на стуле, будто ему все равно…

Толя не спеша выпрямился. «Начинается! – подумал он. – Так я и знал!»

– Он всегда такой… Когда я его в газете протянул, он ко мне чуть не с кулаками прибежал: «С сегодняшнего дня или ты больше не редактор, или я больше не председатель».

– Не ври, Димка, – миролюбиво пояснил Толя. – Я просто хотел, чтобы все заметки утверждались советом отряда.

– Нет, неправда, – вдруг сказал Ваня Сидоров. – Я тоже понял тебя так, как и Димка. Ты не выкручивайся!

– Я не выкручиваюсь, потише выражайся!

– Он не выражается, это образное слово, – продолжал Димка. – Короче говоря, я думал – ты болеешь за класс, а тебе наплевать на него! Ты не верил в нас, что мы справимся с радиоузлом. Тебя просят сыграть на рояле, а ты ломаешься и музыку от класса зажимаешь.

– А ты что, без грехов? – спросил Димку Парамонов.

– Может быть, и у меня тоже есть грехи, это тебе виднее. Но я много раз говорил Гагарину о тебе, а он все отмахивается. И что же вышло? Нашего ученика уже не мы, а девочки тянут.

– Я сам занимаюсь, – покраснев, сказал Парамонов.

Но это замечание Димка пропустил мимо ушей.

– Дожили! – усмехнулся он. – Будто у самих нет сил! И ты, Толька, один лишь хочешь быть отличником, а до остальных тебе дела нет. Я понял тебя.

При всеобщем молчании Димка сел. Он чувствовал, что говорил сумбурно, но главное – высказался.

Послышались взволнованные возгласы:

– Как Цицерон!

– Уж больно загнул Димка! Гагарин свой парень!

– А Димка прав! Поглядел в корень!

Толя растерянно моргал. Он то ухмылялся, то мрачнел. Он увидел, что Леня незаметно показал Димке, что он ему аплодирует.

Лишь одна Ирина Николаевна улыбалась, будто ничего не произошло. Она встала из-за стола и, одернув кофточку, слегка хлопнула в ладоши:

– Люблю, когда начинаются прения сторон. Действительно, тут есть о чем поговорить. Вот видно – в классе шла какая-то подводная борьба, а сегодня из воды показались головы, и вопрос поставлен остро: об ответственности пионерского вожака. И в самом деле, ребята, как вы думаете: место председателя совета отряда – это пост или кресло, на которое надо кого-то посадить?

– Пост… пост… – зашептали в классе.

– Правильно, пост. А вот интересно знать, почему на этот пост вы поставили Толю Гагарина?

– Я скажу, – поднял Димка руку. – Это я первый предложил его кандидатуру. Толя был тогда правильным человеком. Но он, видно, подумал, что раз мы его выбрали, значит он незаменимый, и зазнался. Ему нравилась его должность, а сам он совсем о классе не заботился.

– Ребята! Ребята! – закричал Маркин. – Это верно, что Толя как председатель виноват! Но я не знаю, можно ли из-за этого не давать рекомендации. А насчет двоек – так это и Димка отвечает, и я, и все мы. И в других классах тоже не лучше.

– А в семьсот тридцать девятой как? – спросил Димка.

– Там другое дело, – весело сказал Горшков: – девчонки в футбол и в хоккей не играют.

– Садись, Федька, зарапортовался! – хлопнул Горшкова по плечу Силкин. – Гагарин должен был весь класс направлять, а он этого не делал!

– Нет, я боролся! – сказал Толя. – Но я не виноват, что Парамонов неспособный! Этот разговор Димка завел специально. Он злится на меня.

– Это кто неспособный? – обиделся Парамонов. – Я? А ты гений?

– Злюсь на тебя? Да зачем ты мне нужен? – сказал Димка. – Я просто подумал о нашем классе и понял, что дальше так жить нельзя!

– Ты кончил? – спросил Толя.

– Кончил.

Толя, оттянув рукав куртки, посмотрел на часы и встал со стула:

– Кто за то, чтобы мне дать рекомендацию в комсомол?

– Подожди, – сказал Леня. – Теперь мое слово. Ребята, сейчас нам нужно решить, рекомендовать Толю в комсомол или нет. Кажется, о председателе совета отряда у нас не должно быть двух мнений. Но выходит, это не так. В чем тут дело? Я скажу коротко. Вы все видели в гараже разбитую «победу». Мы ее ремонтировали три дня, так сказать, исправили ошибку чужого шофера. И ругали мы его на чем свет стоит. Вот растяпа! А если бы на этого человека его товарищи обратили пораньше внимание да указали бы ему, что он плохо знает законы инерции, тогда бы в нашем гараже такой беды не было. Короче говоря, мы все так должны понять Бестужева: он хочет предупредить Толю, чтобы тот всегда был начеку. Значит, поступило два предложения: одно – рекомендовать, а другое, как ты сформулировал свое предложение?

– Повременить с рекомендацией, – сказал Димка.

– А вы, Ирина Николаевна, как думаете? – спросил Леня.

Ирина Николаевна вышла из-за стола и прошлась по классу:

– Я сейчас думаю вот о чем: о том, что у наших ребят появился совершенно другой подход к учебе. Видите ли, ребята, коммунизм нельзя сразу построить, чтобы так: заснул при социализме, а наутро проснулся, глядишь – коммунизм! Нам нужно его строить, а чтобы строить, надо знать. Планируя свое хозяйство, наше государство рассчитывает на каждого школьника, как на будущего строителя. И, положим, вот Парамонов, по государственному плану, как инженер должен ехать в 1955 году на строительство заводов автомобилей-самосвалов. А он в седьмом классе вдруг по лени остался на второй год! Теперь смотрите. Значит, он поедет на стройку на год позже, и, следовательно, тот участок, которым он будет руководить, на год позже войдет в строй. А значит, и задержится выпуск самосвалов. Иными словами, ленивый, плохой ученик, совсем и не думая об этом, задерживает строительство наших электростанций, наш рост. На стройках должны работать парамоновские самосвалы, а их нет. Но, безусловно, бить таких учеников никто не собирается. Мы им должны сообща помочь. И вот в выступлении Димы я чувствую заботу о слабых. Это хорошо. А насчет Толи Гагарина у меня тоже есть определенное мнение. Но я считаю, что в седьмом классе уже люди достаточно взрослые и голос класса подправлять мне не придется! Только всегда надо помнить, что все решения, касающиеся живого человека, должны быть обдуманны, серьезны. Пионерский отряд должен воспитывать ученика, а не унижать его достоинство несправедливым решением…

– Значит, голосуем первое. Кто за то, чтобы дать рекомендацию? – сказал Леня.

Ребята, переглядываясь, стали медленно поднимать руки. Вот взлетело их девять, десять, потом две тихо опустились.

– Так, – сказал Леня. – А кто против? – И, посмотрев на вновь взлетевшие руки, добавил: – Большинство. Вот видите, как иногда бывает. Формально мы его хотели рекомендовать, а на поверку вышло – нельзя!

В этот момент в классе внезапно послышался странный хруст.

В руках у Толи сломалась черная расческа. Он тупо посмотрел на два кусочка и пытался сложить их. Но они распадались. Потом он спрятал эти обломки в карманчик и, ни на кого не глядя, пошел к дверям.

Засунутая в дверную ручку ножка стула ни за что не хотела вылезать оттуда. Закусив нижнюю губу. Толя молча пытался вырвать ее. Однако стул не подавался.

Ребята испуганно переглянулись. Потом кто-то тихо сказал:

– Может, переголосуем, а? – И тут же сам поправился: – Да нет уж, решено!

Толю никто не удерживал на собрании. Он открыл дверь и ушел.

Сбор продолжался.

А в конце пионерский отряд постановил доложить совету дружины, что седьмой класс «Б» Диму Бестужева и Валю Сидорова в комсомол рекомендует единогласно.