Текст книги "Шмели и термиты"

Автор книги: Иосиф Халифман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Шмели и пчелы: дома и на цветках

…Почти из каждой чашечки высовывалось полосатое брюшко шмеля, пчелы или осы.

К. Паустовский. Во глубине России

Я с пчелой и со шмелем умею поговорить…

В. Лидин. Иволга

ЧЕЛОВОД обходит пасеку. Одну за другой снимает он крышки с ульев, осматривает гнездо и, вынимая рамки, проверяет состояние пчел, расплода, ячей. Вдруг на рамку опускается какое-то крупное насекомое. Оно сразу припадает к ячее и начинает сосать корм. Пчелы пробуют помешать чужаку, тот снимается с места, взлетает, но вскоре возвращается. А затем в выброшенном из гнезд мусоре под ульями тот же пчеловод частенько обнаруживает тела зажаленных в ульях незваных гостей. Иных принимают за шмелей, почему многие и убеждены: «Шмели воруют мед из ульев!»

Чтоб проверить, насколько справедливо такое мнение, на одной пасеке изо дня в день осматривали полтораста пчелиных гнезд и брали на учет всех живых и мертвых насекомых, попадавшихся под корпусами ульев, под летками, на дне, на стенках, на крышах, на сотах… И в течение целого сезона ни единого ни живого, ни мертвого шмеля здесь не удалось обнаружить. А между тем вокруг пасеки было немало шмелиных гнезд, и шмели часто пролетали над ульями. Правда, на дне десятка примерно ульев нашлись тела зажаленных Ксилокоп, тех самых, которых иначе зовут большой шмель-плотник. Однако это же Ксилокопа, а не шмель, не Бомбус.

Решив выяснить, что в рассказах пасечников о шмелях правда, а что недоразумение, я напечатал в пчеловодном журнале просьбу сообщать о каждом случае, когда обнаруживается шмель, ворующий мед из ульев, и просил по возможности присылать насекомых, задержанных на месте преступления или подобранных под летками. В ответ со всех концов Союза посыпались письма с перечислением примет разных крупных перепончатокрылых и двукрылых, вроде Волюцелла и Ксилокопа, но также и каких-то вовсе загадочных «шуршунов», «шершаков», «крылатых паутов». Что это за создания, догадаться было совершенно невозможно. В спичечных коробках, в аптечных пузырьках, просто в вате, вложенной в почтовый конверт, присылали иногда самих насекомых, подобранных под летками ульев. Чаще всего это оказывались различные пчелы, осы, мухи… На сотню шестиногих и восьминогих – паукообразных – едва ли приходился один действительный шмель.

«Примите во внимание, – сообщал, отвечая на запрос один любитель шмелей, – если шмели могут залетать в ульи за пчелиным медом, то ведь и пчелы не обходят вниманием запасы меда в шмелиных гнездах. Сюда, к восковым горшкам с медом, хоть он и жиже пчелиного, вроде подсолнечного масла, и аромат у него другой, пробираются не только муравьи, осы, мухи, но и домашние медоносные пчелы. И не случайные, залетевшие на запах меда одиночки, а сотни шныряющих в чужое гнездо. Это я видел не раз. Еще надо хорошо взвесить, кто кого чаще обижает: шмель – пчел или пчелы – шмеля…»

Другой – на этот раз противник шмелей – жаловался: «Главный вред от них не в том, что они мед прямо из ульев воруют. Такое, в общем, если и бывает, то редко. Тут другое плохо: они уносят корм из цветков, а из-за них в сотах к осени и у пчел меда нет».

Так думают многие.

Сейчас уже не установить, кто первым высказал это опасение и даже предписал пасечникам начисто искоренять шмелиные гнезда, чтоб обитатели их, обирая цветки, не снижали пчелиные медосборы…

Едва обнаружено гнездо шмелей, все равно надземное или подземное, следует, поучали авторы некоторых пчеловодных руководств, весь хранящийся в восковых горшках запас шмелиного меда скормить пчелам. Автор одной книги даже специально оговаривает: пчелы этим кормом не брезгуют, больше того – «объедаются шмелиным медом с подлинно эпикурейским обжорством».

Справедливо ли, однако, рассматривать шмелей как конкурентов пчел на их пастбище?

В полете, в природных условиях, шмели и пчелы просто не замечают друг друга. Между ними и тени нет непримиримости, неприязни, даже настороженности. Но это в полете, в воздухе… А на цветках? Где бы мы их ни увидели – в густой ли щетке пыльников шиповника, на пышной ли головке пунцового клевера или окаймленной мягкими язычками лепестков золотой корзинке подсолнечника, – насекомые ничем не проявляют взаимного недовольства. Они могут даже, и это не так уж редко случается, столкнуться в воздухе, подлетая к цветку. Ну и что же? Столкнулись, зажужжав, отпрянули в разные стороны, а через мгновение оба спокойно опустились рядом и самозабвенно роются в венчике. Выпрямленными во всю длину хоботками они методично проверяют нектарник за нектарником, выпивают хранящиеся в них запасы сладкого корма или, ухватив челюстями коробочки пыльников, помогают себе, энергично трепеща перепончатыми крыльями. Даже на расстоянии в метр-полтора слышно натужное гудение. Но мы не видим, а лишь догадываемся, что работа крыльев порождает воздушный ток, с помощью которого из пыльников отсасываются зерна зрелой пыльцы. Эти зерна оседают на волоски, которые чуть ли не сплошной шубой покрывают тело рабочих пчел и шмелей. Волоски, как мы убедились, разглядывая их под микроскопом, не гладкие, а ветвистые.

Скоростная съемка (объектив киноаппарата оснащен телескопической насадкой) позволила увидеть, как пыльца, опудривающая фуражиров-сборщиц, счесывается в корзинки на ножках.

Лучше всего наблюдать работу сборщиц на свисающих вниз длинных сережках ивы или в открытых венчиках мака, яблони. Насекомое часто и быстро оглаживает себя по голове, протирая глаза передними ножками, протаскивает усики сквозь кольцевой гребешок, ни на миг не прекращая возню в чаще пыльников. При этом оно перебирает средними ножками так, что зерна пыльцы скапливаются на щетках. Сборщица то и дело прочесывает их гребешками задних ножек. Одновременно пыльца соскребается и прямо с тела. Время от времени насекомое на короткий срок приподнимается в воздух и, паря, на лету продолжает орудовать ножками. Валки клейкой пыльцы все дальше сдвигаются к почти голому участку голени задних ножек – в уже известную нам корзинку.

Движения, приводящие в конечном счете к загрузке корзинок сбитой в комочки пыльцой, безостановочны: пока задние ножки завершают один цикл, передние уже начали следующий.

Шмель орудует по тому же трафарету, что и пчела, но куда быстрее. Он и летает скорее и больше цветков успевает проверить за единицу времени. Он вообще сноровистее. Может быть, это отчасти связано с тем, что набор цветов, на которых работают шмели, не так разнообразен, как «пчелиный букет». Когда в одном опыте, продолжавшемся в течение июля и августа, подвергали ботаническому анализу состав пыльцы, приносимой в ульи сборщицами 12 пчелиных и 9 шмелиных семей, то оказалось, что пчелы сбивали свою обножку с султанов кукурузы, на головках красного клевера, на цветах донника, белого клевера, крестоцветных, а шмели, главным образом, – с красного клевера и люцерны.

Обножка, особенно на крупных шмелихах, бывает в два-три раза объемистее и увесистее, чем на рабочих пчелах. Обычно, если шмели сбивают обножку, то зобик нектаром уже не слишком загружают, так что почти вся подъемная сила расходуется на доставку пыльцевого корма. Поэтому вес обножек, собранных за один рейс, может превосходить половину веса сборщицы.

Известны цветки, посещаемые по большей части только шмелями, другие приманивают лишь пчел; существуют и такие, которые в одно лето посещаются больше шмелями, в другое – чаще пчелами. Почему неодинакова роль этих опылителей в разные годы, все еще не ясно. А очень важно бы разобраться, в чем тут дело, с помощью каких средств растения привлекают насекомых-опылителей… Но часто и пчелы и шмели могут сбивать обножку и заполнять зобик нектаром на одних и тех же цветках. Ни более сильные шмели не отваживают от цветков пчел, которые вдвое и втрое мельче, ни несоизмеримо более многочисленные вблизи от пасек пчелы не гоняют шмелей с цветков. Сборщицы мирно сосуществуют на душистом пастбище.

Интересно, вооружившись секундомером, следить за продолжительностью пребывания фуражиров на цветке. Оказывается: пусть корм только что выбран, новая сборщица все равно проверяет нектарники. Пока цветок не увял, а у иных растений даже и после того, как часть лепестков облетела, нектарники подобны волшебному колодцу, тому самому, в котором воды тем больше, чем больше ее вычерпывают.

Шмели, как и пчелы, собирают еще и медвяную росу, иначе называемую падью. Это сладкие извержения тлей. Всовывая хоботок внутрь листовых трубочек, скрученных тлями, шмели прилежно сосут медвяную росу. Они могут ее слизывать и с зеленых листовых пластинок. Но и здесь нисколько не обижают пчел: ведь когда выделяется падь, буквально сладкий дождь льет с деревьев и кустов. Трактор, работающий в это время в садовых междурядьях, и тот покрывается липкой жидкостью. Всю ее, даже соединенными усилиями шмелей и пчел, никак не выпить.

Пчелы посещают цветки после шмелей, шмели после пчел.

А может быть, они даже дают при этом знать друг другу, чего стоит данный цветок? Скажем, сборщица опустилась на цветок, нагрузилась здесь и улетела, оставив в венчике душистый сигнал, обозначающий нечто вроде: «Не пролетай мимо! Хотя я здесь изрядно потрудилась, все унести не смогла. И на твою долю осталось!»

Или там, где цветок обобран досуха, оставляется сигнал другого значения:

«Не трать, кума, силы и времени, лети дальше! Провианта больше нет! Все я отсюда выкачала. Но ты не расстраивайся: вокруг столько цветков!»

А когда, спустя какое-то время, в коробочках тычинок созреют зерна пыльцы или нектарники опять наполнятся сладким кормом, их аромат пересилит сигнал последней сборщицы, и новая, подлетев к цветку, услышит только его душистый призыв…

Попробуем ввести в рассказ современные термины, и вся фантазия будет сформулирована так: сборщица оставляет на цветке отталкивающий сигнал — репеллент, а запас корма, накопляясь, становится приманкой – аттрактантом. При той спешке, с какой насекомые обследуют цветки, подобное приспособление пришлось бы, казалось, вполне кстати и намного повысило бы КПД фуражировки.

Увы, ничего подобного пет. Между крылатыми племенами нет ни борьбы, ни взаимопомощи.

Хотите получить представление о темпе работы шмелиного фуражира? Успевайте только считать! За одну минуту шмель посетил 24 закрытых цветка Линария цимбалярия, или 22 цветка Симфорикариус рацимоза, или 17 цветков на двух растениях Дельфиниума… Вот до чего торопятся! И вместе с тем один и тот же цветок на верхушке растения Энотера за каких-нибудь 15 минут обследовали восемь шмелей. На небольшом растении Немофила за 19 минут каждый цветок был посещен дважды. На семь соцветий растения Диктамнус фраксинелла за 10 минут опустились 13 шмелей, и каждый успел проверить по нескольку цветков, которые быстро и покидал. А еще через неделю за такое же время на те же соцветия снова опустилось больше десятка шмелей…

Профессор А. Ф. Губин организовал во многих пунктах одновременно измерение скорости работы шмелей на цветках красного клевера. Оказалось, с одним цветком шмель управляется в среднем секунды за две, а старые шмели и быстрее. Это, правда, еще не скорость пулеметной стрельбы, но что-то к ней приближающееся.

Один шмель стоит на красном клевере трех пчел – считает профессор Губин.

Тут есть еще одна заслуживающая внимания подробность. Если сборщица корма села на корзинку подсолнечника, то насекомое никогда не обирает все подряд раскрывшиеся здесь цветки. На головке клевера никогда не бывают проверены все цветочные трубочки. На колосовидном соцветии люпина, к примеру, посещается то один цветок, то два, то три, даже больше, в любом порядке, но никак не все подряд.

Каждый фуражир успевает много, но ведет себя как небрежный, нерадивый жнец, то там, то здесь оставляющий несжатую полоску, гривку.

Однако именно «несжатые полоски», «оставленные гривки» – невыбранный нектар, несобранная пыльца, короче, промахи и огрехи в работе сборщиц – полезны. Цветки ведь не для того распускаются, чтоб услаждать наш взор и обоняние. Яркие и ароматные венчики со спрятанным в них сладким нектаром (на лепестках нередки даже четкие пятна – стрелки, представляющие нектароуказатели для сборщиц!) приманивают насекомых.

Сборщиц нектара осыпает созревшая на тычинках пыльца. Перенося ее с цветка на цветок, насекомые и опыляют их.

Когда пчела или шмель опустились на соцветие, а оно состоит из многих цветков, или на цветок с несколькими нектарниками, насекомое продолжает выбирать корм без какого-нибудь порядка, но только до тех пор, пока не обнаружит пустой нектарник.

Все равно, как изъят запас: хоботком насекомого или микропипеткой исследователя. Покинув первый же сухой нектарник, насекомое оставит цветок и полетит дальше.

Выходит, шмели и пчелы, собирая корм, хоть и торопятся, но в их фуражировочной повадке нет приспособления для «уборки без потерь». Подобная уборка была бы им в конечном счете не на пользу, а даже, наоборот, во вред. Когда насекомые посещают больше цветов, то с большего числа растений, значит, собирается пыльца, а чем более разнообразна ее смесь, наносимая на пестик, тем более урожайными и жизнестойкими разовьются семена в завязи. Значит, таким образом приносится польза растительному миру, а соответственно и нектарному и пыльцевому пастбищу насекомых.

Но бывают случаи, когда сильные и крупные шмели облегчают пчелам сбор нектара.

Известно триста с лишним растений, у которых нектар запрятан глубоко на дне узких цветочных трубочек или в особо удаленных от венчика выростах – шпорах. Пчелы с их сравнительно коротким хоботком обычным способом – через зев цветка – до нектара здесь ни за что не дотянутся. Шмели с почти такими же, а то даже и еще более короткими, чем у пчел, хоботками, в частности малый и большой земляные, не без основания именуемые операторами, своими сильно развитыми массивными хитиновыми челюстями легко прогрызают стенки цветочных трубочек или шпоры венчика как раз над самым нектарником, добираясь к нему кратчайшим путем и без соблюдения каких бы то ни было правил.

Они действуют напролом!

Совершаемые четырехкрылыми «взломщиками» надрезы и прокусы можно видеть на цветках борца-аконита, красных бобов, жабрея, горечавки, красного клевера, вереска…

Попробуйте прогуляться по обширному верещатнику и через каждые пять шагов срывайте веточку, пока не наберете полный букет. Потом отправляйтесь домой и внимательно исследуйте каждый цветок. Именно такой опыт предпринял сто лет назад Чарлз Дарвин у себя в Дауне. Он убедился в том же, что обнаружите и вы: сотни цветков продырявлены, прокушены и все сбоку.

«Насколько я видел, – сообщает Дарвин, – первыми прогрызают отверстия в венчике всегда шмели».

Повторите тот же опыт на участке, заросшем цветущим водосбором. Такой опыт произвел недавно в Акроне (США) американский биолог Лацарус Вальтер Мациор. Он убедился в том же, что обнаружите и вы: на каждые десять цветков водосбора приходится девять с продырявленными шпорцами.

Поначалу шпорца прокусывается жвалами, потом отверстие расширяется, для чего используются все части ротового аппарата шмеля…

Вот так номер! Эти фуражиры поступают явно не по правилам. В самом деле, для того чтоб насекомое опылило цветок, оно должно, пробираясь к нектарникам, коснуться своим телом, которое опудрено пыльцой, рыльца пестика. А шмели-операторы бесцеремонно грабят нектарные запасы, не проникая в сердцевину цветка и не касаясь рыльца пестика. Однако даже самый догадливый шмель, будь он, как выразился по сходному поводу Д. И. Писарев, хоть семи пядей во лбу, не способен рассчитать, где именно надо прокусить цветочную трубочку, чтобы хоботком дотянуться до нектара. Рассчитать не способны, а тем не менее операторы прокусывают трубочку как раз на нужном мосте – не выше и не ниже…

В цветках культурной многолетней чины – есть такое бобовое растение – нектар скрыт у основания трубки, образованной соединенными друг с другом тычинками. Насекомое может вводить хоботок только близ основания сквозь одно из двух округлых отверстий.

В большинстве случаев левое несколько больше правого.

И шмели чаще всего прогрызают отверстие над нектарником слева.

Френсис Дарвин, сын великого натуралиста, первым обнаружив этот факт, писал: «Трудно сказать, как могли насекомые приобрести подобный навык… замечательную способность пользоваться тем, чему научились путем опыта».

Мало того, что короткохоботные шмели сами действуют не по правилам, их «дурной пример» оказывается заразительным и для пчел, причем перенимается с редкостной быстротой. Это явление и вовсе поставило в тупик натуралистов.

«Становятся ли, – спрашивал Чарлз Дарвин, – пчелам известны отверстия благодаря осязанию в то время, когда нектар высасывается хоботком из цветков, как положено, а затем они уже заключают, что если садиться на наружную сторону цветов и пользоваться готовыми отверстиями, то это им сбережет время? Будь это действительно так, пчелы оказались бы чересчур разумными. Более вероятно, что они видели шмелей за работой и, подражая им, избирали самый короткий путь к нектару. Если б дело касалось даже животных, стоящих на более высокой ступени развития, вроде обезьяны, и то мы были б удивлены, обнаружив, что все особи одного вида за одни сутки заметили способ действий, применяемый другим видом, и начали им пользоваться».

Как тут не вспомнить высказывание выдающегося русского энтомолога Н. А. Холодковского, сказавшего, что природа ослепительно сложна и многообразна, что ее неожиданности в пух и прах разбивают, казалось, самые логичные выводы натуралистов.

Вот и в этом случае логичные выводы натуралистов разбиты: пчелы летают по следам короткохоботных шмелей и благодаря прокусам цветочных трубочек добывают нектар из цветков, в которых он для них вообще не доступен. Выходит, нектар в иных цветках приманивает насекомых не для опыления; выходит, существуют исключения из правила…

При опылении цветков с нектарниками, расположенными более или менее открыто, шмели и пчелы хорошо дополняют друг друга. Во всяком случае, когда цветки деревьев и ягодных кустов свободно посещаются разными насекомыми, урожай часто бывает более высокий, чем там, где их посещают одни медоносные пчелы.

Может быть, так получается потому, что шмели менее требовательны к условиям летной погоды, чем пчелы? И шмелиные матки и рабочие шмели покидают гнездо при столь низкой температуре, в такую пасмурную погоду, при таком ветре, когда фуражиры пчелиных семей упорно отсиживаются в ульях. Шмели начинают собирать корм до восхода солнца, собирают после заката, летают нередко ночью.

Многих не пугают ни моросящий дождь, ни даже гроза или град.

Это не все. Шмели менее взыскательны также к качеству корма. За сиропом, содержащим 50, 30, даже 20 % сахара, одинаково усердно летают и шмели и пчелы, причем ведут себя здесь, как на цветках: не мешают друг другу, не обращают друг на друга внимания. Если заправить кормушки сиропом пожиже, скажем, 15 %-ным, количество пчел на них быстро уменьшается. Редко какую пчелу приманивает 10 %-ный сироп. – А шмели продолжают выбирать его с прежним усердием. Они посещают кормушки с 5 %-ным и даже с 3 и 2 %-ным сиропом. Пчел столь постным взятком заинтересовать невозможно, хотя чистую воду, даже чуть подсоленную, они пьют и доставляют в улей. А шмели, мы уже знаем, воды не собирают. Вот какие, оказывается, несходные вкусы у этих насекомых, хоть они кормятся, в общем, сходной пищей, добываемой из цветковых нектарников и пыльников.

Опыты, проводившиеся на моделях цветков, искусственных приманках, кормушках разных окрасок и форм, показали, что для успешной работы шмелей в цветочном венчике очень важно, есть ли на лепестках цветков разно окрашенные указатели пути к нектарникам. Кроме цветковых нектароуказателей, известны также и химические: жилки лепестков или отдельные их участки издают более сильный, а иногда и вовсе другой запах, чем остальные части цветка.

И фуражиры безошибочно ориентируются по этим ароматическим вехам.

Пчела, обнаружив богатую поживу, которую ей одной не унести, мобилизует на сбор всю свободную летную силу семьи. Когда взяток особенно обилен и доступен, она даже переманивает сборщиц, занятых на других, менее выгодных местах.

Как бы ни был богат источник корма, найденный шмелем, он прилетает за ним все же сам, ни одну из сестер сюда не пришлет и не приведет. Если привадить шмеля к кормушке, которую вы регулярно пополняете, он изо дня в день на протяжения недель будет посещать столик, на который выставлена кормушка. На кормушку может прилетать и несколько шмелей, но каждый находит ее сам по себе, без помощи других. Покидая ее, тяжело нагруженный, фуражир не сразу ложится на обратный курс, он обязательно совершает над столиком, поначалу совсем невысоко от него, круговой полет.

«Чисто круг почета делает», – восхищался свидетель этой церемонии…

Затем тот же фуражир вновь опускается на кормушку, словно проверяет, тут ли она, и взвивается повыше, повторяя вновь свой полет. Опять опускается, и еще раз, и опять еще повыше взлетает… Он ведет себя почти как шмелиха, впервые вылетающая с места, избранного ею для закладки гнезда. И если в голой степи стоит одинокое плодовое дерево, шмель, покидая крону, покрытую тысячами белоснежных или бело-розовых цветов, на которых попировал, взлетает сразу повыше и облетает все дерево, лишь затем поворачивает домой… Но фуражир не делает таких тщательных облетов вокруг отдельных цветков, которые посещает во время рейса. Все попадающиеся на его пути одиночные цветки Линария, Симфорикарпус, Дельфиниум, Энотера он покидает без оглядки, как шмелиха свои временные пристанища и привалы на пути к будущему гнезду.

На кормушку с обильным взятком шмель прилетает рано утром, кончает прилетать поздно вечером, посещает ее по нескольку раз, набивает брюшко до отвала и, как бы ни торопился, улетает только после того, как совершит ориентировочный облет. Изобретательно исследовавший летное поседение шмелей-фуражиров на цветках А. Мэннинг обратил внимание на то, что шмели, прилетающие за кормом на большие куртины цветков одного вида, ведут себя не так, как шмели – посетители отдельно расположенных растений. На куртинах шмели не выказывают предпочтения определенным растениям, их приманивает вся куртина в целом.

Растение, отсаженное в сторону хотя бы только метра на два-три, шмели посещают несравненно реже, но зато запоминают его лучше и точнее, можно сказать, индивидуально. Вероятно, это связано также с тем, что реже посещаемые растения накапливают больше нектара. Не случайно сборщицы корма задерживаются на них дольше, чем на растениях с куртин.

Когда Мэннинг поставил опыт со шмелями и наперстянкой – ее крупные соцветия из больших цветов хорошо видны издали, – обнаружилось, что «наперстяночные шмели» никаких кругов почёта над растениями не совершают и никакого внимания не обращают на нецветущие растения наперстянки или сходные с ней другие растения.

Оценка этих опытов специалистами дала повод заключить: шмели хотя и способны достигать блистательных результатов в самообучении, используют свою способность только тогда, когда она дает им определенную пользу. Факты для исследователей поведения животных не новые, и все же каждый такой случай поражает. Откуда, в самом деле, известно насекомому, когда стоит учиться, а когда нет?..

Шмеля направляет домой вес ноши. Нагруженного, его, как и пчел, подобно магниту начинает притягивать к себе гнездо, гнездовая теснота, гнездовые сооружения, медовые чаши, коконы для пыльцы. Стоит фуражиру, подчинившись притягательному действию гнезда, вернуться и освободиться от груза, как то же гнездо гонит его в новый полет. Обретая здесь центробежный заряд, вылетающий в рейс фуражир опять уносится к цветкам.

Так к концу лета на участках, где летали фуражиры, завязываются тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч семян трав, кустарников, деревьев… Обитатели шмелиного гнезда не зря прожужжали лето. Подобно сказочной волшебнице, которая легкими прикосновениями всюду рассеивает радость, настоящие шмели Бомбус живут, никому не причиняя ущерба, воспроизводят и вновь порождают жизнь как своих неутомимых потомков, так и своих цветоносных кормильцев.