Текст книги "Шмели и термиты"

Автор книги: Иосиф Халифман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Халифман Иосиф Аронович
«ШМЕЛИ И ТЕРМИТЫ»

ТРУБАЧИ ИГРАЮТ СБОР

Знакомый незнакомец

…Одетый прекрасно, не хуже иного губернского франта. Коричневый фрак, белые брюки, палевый жилет, лакированные полусапожки…

Ф. Достоевский. Село Степанчиково

…Вставал рано, с рассветом, и тотчас принимался за какую-нибудь работу.

А. Чехов. Моя жизнь

то вы делаете? – с изумлением, почти с испугом вскрикнул мой знакомый, увидев, как я обнял ладонями стебель люпина вокруг цветка, из которого торчал мохнатый конец шмелиного брюшка.

Голова и грудь насекомого скрывались в глубине лодочки из двух атласных лепестков под широким синим парусом. И сразу, то ли почуял тепло, исходившее от моих рук, то ли спугнутый внезапным затмением, шмель выбрался из венчика и угрожающе зажужжал под пальцами. Он попытался взлететь вверх. Теперь не трудно было, разжав ладони снизу, выпустить из-под них стебель с цветками. Концы трепещущих крыльев насекомого щекотали кожу. Жужжание стало еще свирепее. Должно быть, гул резонировал от свободно обнимающих пойманное насекомое ладоней.

Приятель смотрел на меня, широко раскрыв глаза, а я ему объяснял:

– Главное, брюшко не прижать. Шмель, пока может работать крыльями, пробует выбраться вверх к свету. Все очень просто… На той скамейке у нас стоят пустые стеклянные банки. Мы поместим пленника под одну из них и разберемся, откуда он.

Так и сделали. Это был шмель с меткой «Л» на спинке.

– Что такое, почему «Л»?

– «Л» потому, что вид называется лапидариус, а белая метка потому, что шмель из гнезда в самом углу участка.

Красное «Л» – на таких же лапидариус из другого гнезда. Для того метки и наносят, чтоб знать, какой откуда. Попадаются и шмели без метки – залетные гости, а на наших буквы: «А», «Т», «Г» – агрорум, террестрис, горторум… Первый знак наносим весной на спинку перезимовавшей шмелихе, дальше метим ее потомство. Для этого приходится усыплять насекомых углекислым газом. Операция совсем не сложная, а главное, на здоровье и поведении шмелей вроде никак не отражается. Если есть охота, пройдем посмотрим, как прилетит домой этот белый «Л» из банки. Откуда будет известно, что это именно он? Резонный вопрос! Примем меры, чтоб не ошибиться. Банку донышком вверх (шмель из нее не вылетит) перенесем и опустим на цветок люпина. Здесь раньше или позже шмель переберется в один из венчиков. Тут-то мы его и обработаем. Да нет, ловить больше не будем, это ни к чему. Просто, пока он копошится в цветке, жена привяжет к его задней ножке ниточку. У нее это ловко получается. А сборщица корма, особенно когда голова в венчике, так увлечена делом, что никакого груза на лапке не почувствует. На шиповнике оно уже труднее. Здесь шмель до того суетлив, что и заранее приготовленная петля из гладкой шелковинки не сработает. Витую нить из трикотажа вовсе безнадежно брать, ничего не получится. Попозже, ближе к концу лета, когда пастбище становится скудным, можно высмотреть какой-нибудь цветок, посещаемый шмелями, скажем, головку красного клевера или голубую корону скабиозы, и наложить на него ловчую петлю, западню. Потом – нетерпеливым здесь делать нечего! – следует дождаться, пока на цветок опустится насекомое. И едва шмель поставит ножку в силок, не теряя времени, тяни за кончики нити!.. Правда, иногда шмель успевает все же переменить позу, и петля затягивается не на ножке, а перехватывает поперек, да еще так, что привязанными к телу оказываются и ножка и крыло. Тогда приходится сдаваться: двумя иголками аккуратно растянув нить, освободить насекомое, не мучить зря…

Все это я рассказываю по дороге к дальнему краю участка, где хорошо виден жестяной круг с выведенным на нем «Л».

– Для шмелей дорожный указатель или для вас? – спрашивает начавший осваиваться гость, но я не успеваю ему ответить и кричу:

– Опускается!

Шмель с меткой «Л» на спинке подлетает к входу в гнездо и, волоча за собой тонкую шелковинку, ныряет в зев летка…

Позже нам на глаза попался шмель, помеченный белым «О». Теперь я сам повязываю его ниткой, отсаживаю в темную коробочку, а гостя прошу подняться в мансарду и оттуда, подойдя к подоконнику, окликнуть меня. Услышав его голос, я открываю коробочку и выпускаю шмеля, а сам спешу присоединиться к наблюдателю у окна мансарды. И мы вдвоем дожидаемся, когда насекомое с шерстинкой на ноге подлетает к выведенному за оконную раму входу в застекленный поверху узкий деревянный лоток.

Теперь полезно не только смотреть, но и слушать. Иной раз вернувшийся прерывисто попискивает, будто оповещает шмеля-привратника: «Посторонись, пропусти!» И тогда шмель, только что закрывавший своим телом вход в покрытый стеклом коридор (мы пышно называем его шмелепроводом), подается в сторону, а новоприбывший беспрепятственно переступает порог летка и деловито бежит по дну коридора в улеек с гнездом. Улеек установлен на столике, в двух шагах от широкого, во всю стену, окна. В него заглядывают снизу молодые дубки, а сверху старая липа.

Нельзя не сказать несколько слов об истории улейка. Его прислал чешский натуралист доктор Франтишек Заплетал из института пчеловодства в Доле, возле Либчице над Влтавой.

Если вам когда-нибудь доведется посмотреть заснятый в этом институте и отмеченный премиями на двух кинофестивалях, в Мадриде и Каннах, первый в мире цветной фильм о герое этой книги – фильм торжественно называется «Шмель вступает в историю», – у вас будет случай увидеть и улеек. Добавлю, что крышка у него съемная.

Сняв крышку и направив сквозь стеклянный потолок свет матовой лампы, выхватываешь из тьмы картину, которая не может оставить равнодушным. На дне, среди сухого мха, темнеет шишковидный сот с восседающим на нем крупнотелым насекомым и копошащимися вокруг разнокалиберными шмелями и еще какой-то прячущейся от света мелюзгой.

– Это что же, мамаша и ее потомство? – спросил гость.

– Кому мамаша, а кому мачеха… Во всяком случае, кормилица и наседка. Вот какая важная, величественная, степенная… Шмелица-царица! А по-деловому – шмелиха.

Присмотримся, однако, внимательнее к сотику в центре гнезда. Он, в общем, коричневый, но весь в разноцветных шрамах. По совету одного изобретательного опытника я стал подбрасывать в улеек кубики цветного пластилина, и шмели не отвергли новый строительный материал. Из него слеплены чаши для меда – крошечные, в самый раз на палец Дюймовочке наперстки. Тем же пластилином шмели ремонтировали и восковой пакет с личинками. Личинки растут быстро и изнутри распирают стенки ячейки. А так как в улей каждый день подкладывался пластилин другого цвета, то трещины и щели, зашпаклеванные им, сделали облицовку пакета пестрой.

Теперь снимем стеклянный потолок улья, тихонько введем внутрь гнезда хотя бы карандаш и дотронемся кончиком до волосков, покрывающих спинку шмелихи. Тотчас же средняя ножка приподнимется и начнет шарить в воздухе. Шмелиха водит ею, словно отбивается или проверяет, что там за докука, однако позиции не меняет, по-прежнему обнимает ячею остальными пятью ножками. Можно снова прикоснуться к брюшку насекомого, и шмелиха сначала двинет задней ножкой, будто отбрыкиваясь, потом чуть приподнимет крылья и загудит, а если не оставить ее в покое, совсем откинется на спинку и вытянет вперед конец брюшка. Из него грозно выглядывает жало, на кончике которого мерцает капелька яда.

Если повторить прием с другими обитателями гнезда, они ведут себя так же.

Работать со шмелями из комнатного улейка чистое удовольствие, тем более что брать их оттуда, если нужно, совсем легко, а обратно подсаживать еще проще.

Конечно, нечего рассчитывать, что насекомые с пониманием отнесутся к вашим исследовательским интересам и исполнятся к вам признательности. Может, даже вы делаете для своих воспитанников все, что им требуется, – поселили в добротный улей, исправно подкармливаете полноценной пищей, охраняете от невзгод и врагов, а то и обогреваете в холодную пору с помощью крошечной электрогрелки, которая автоматически выключается при заданной температуре. Гнездо благодаря этому быстро застраивается, число обитателей быстро растет. Но и только! Сколько бы вы ни хлопотали, шмели о вашем существовании все равно никогда не узнают, даже если они приучены брать корм из ваших рук: вы их не приручили, вы добились только, что они слизывают мед с пальца пли пьют сахарный сироп из пипетки. А чей это палец, кто держит пипетку, этого им не дано знать. Смиритесь с мыслью, что шмель не может вас полюбить. Но вам встреча с этим живым существом сулит большее. Один из создателей шмелеведения советский ученый А. С. Скориков признался: «Я положительно полюбил их».

Тем не менее помните: хоть большинство шмелей от природы довольно добродушны, и можно сказать, уравновешенны, работать в их гнезде полагается осмотрительно и не торопясь, а главное, не промахиваясь, не подставляя пальцы под иголку жала, спрятанного в конце округлого брюшка, от которого никак не ожидаешь такой гибкости и подвижности. Если шмель вас все же проучил, вините себя.

Кстати сказать, жалом вооружены не все шмели, а лишь подавляющее большинство обитателей гнезда: это плодовитая самка и рабочие шмели разных размеров; все они женского пола. Шмелиные же самцы безоружны и безобидны, да они обычно и появляются только в конце лета и живут совсем недолго…

«Ты зачем залетаешь в жилье человечье?» – спрашивал Иван Алексеевич Бунин в стихотворении «Последний шмель».

Что касается пушистого толстяка, только что бодро проковылявшего по коридорчику в гнездо, устроенное в жилье человечьем, он как раз и должен помочь нам ближе познакомиться с крылатым племенем, представители которого каждому попадаются на глаза в лесу, и в поле, и на лугах, и в садах, в деревне и в городе. А много ли известно об их нравах?

С утра и до вечера жужжат эти знакомые незнакомцы летом в лесном полумраке или на светлых полянах. Но вот один из них ненароком оказался в комнате и досыта налетался над цветастым ковром, вытканным ковроделами, пробуя проникнуть в пунцовый ворс маковых чашечек, потом, устав, повернул к окну, чтоб выбраться на волю, и стал звенеть темной головой о невидимое ему прозрачное стекло. Наконец, выбившись из сил, опустился на залитый светом яркий подоконник. Тут, когда он не в шмелиной толпе и не суетится в чашечке цветка, всего проще рассмотреть его повнимательнее.

Мохнатый от длинноусой головы до кончика брюшка, в блестящем бархатистом, темнее лоснящейся жирной сажи ворсе и обычно перепоясанный поперек брюшка пли поперек груди кирпичной, или рыжей, или темно-желтой, или палевой, а то и просто белой полоской полукольцом. Голова пригибается, и с двух сторон черными алмазами блестят крупные глаза. Они замечательны не только размером, но и устройством. Несколько тысяч узких трубочек тесно прижаты одна к другой и составляют так называемый сложный – фасетчатый орган зрения, который, как особо подчеркивается в старых книгах, «совсем лишен век или чего-либо на них похожего». А между их верхними краями треугольником или в одну линию троеточием – у разных видов по-разному – чернеют простые точечные глазки. Рассмотреть-то их просто, а вот для чего они шмелю, что ими видит насекомое, этого мы еще толком не знаем.

Специально изучающий зрение насекомых профессор Г. А. Мазохин нашел, что фасетчатые глаза шмеля представляют светоприемник, работающий в трех диапазонах. Ультракоротковолновый принимает лучи ультрафиолетовые, коротковолновый – всю среднюю часть спектра, наконец, длинноволновый способен реагировать даже на далекие красные лучи, которые до пчел, к примеру, вовсе не доходят. Шмелиный светоприемник может работать не только в каком-нибудь одном или двух, но и во всех трех диапазонах сразу. Устройство глаза шмелей, пишет профессор Мазохин, позволяет им «различать громадное количество излучений, в том числе и таких, которые не различимы человеком».

Отходящие ото лба почти сантиметровые четковидные усики-антенны несколько раз быстро протаскиваются сквозь ювелирно тонкий кольцеобразный вырез под сочленением передних ножек. Едва окончилась чистка, антенны начинают безостановочно двигаться – вместе или врозь по одной: вверх, вниз, в стороны, вперед… Само насекомое еще в покое. Оно стоит, опираясь на шесть своих глянцевитых, ни дать ни взять лакированных членистых ножек. Четыре крыла сложены в два слоя и узкой, поблескивающей полоской прикрывают середину спинки и первые кольца брюшка. Эти кольца почти недвижимы, зато последние на конце брюшка попеременно растягиваются и сжимаются: шмель дышит.

Просто невероятно, что этот разодетый в плюш и бархат четырехкрылый франт, который летает с цветка на цветок, способен сооружать под землей и в траве гнёзда, подобные тем, что мы только что видели сквозь стекло улейка.

Впрочем, мы могли найти такое гнездо в траве сами или увидеть его если не на экране кино в мастерски заснятом Андреем Васильевичем Винницким фильме, то в отрывке из него, который демонстрировал А. Я. Каплер во время одной из телевизионных передач «Кинопанорамы».

Одни грузные насекомые с их тонкими перепончатыми крыльями пробираются в грунт. Другие возводят купол из сухой травы и мха, под которым прячут комки восковых пакетов и ячей, гроздья коконов и ожерелья мисочек – чаш.

Что делают здесь копошащиеся в норке малютки-шмели, а также более крупные и подчас даже по платью не всегда схожие друг с другом обитатели норки? Почему эта компания так разношерстна и что ее в конце концов связывает?

Разумеется, чтоб хоть немного разобраться во всех этих загадках, недостаточно любоваться шмелем на подоконнике и щекотать его спинку концом карандаша.

Годами изучают специалисты законы шмелиного общежития. День за днем следят они, как вырастает беспорядочное двух– и трехэтажное, слепленное из темной массы строение на гладко утрамбованном и вымощенном растительными остатками дне округлой полости. С помощью хитроумных опытов они выясняют, что именно побуждает обитателей общины вставать рано, с рассветом, и тотчас приниматься за какую-нибудь работу. Они наблюдают: едва гнездо потревожено, к соту со всех углов стягиваются, покрывая центральное сооружение, шмели и выставляют вперед жвалы, ножки, брюшко с обнаженным на его конце стилетом, готовые хватать, жалить. Шмелеведы знают, что именно столь ревниво защищают собственными телами обитатели гнезда, но стараются точнее выяснить, как они живут, откуда появляются весной, где проводят зиму, с кем поддерживают мир, кого не выносят, что их приманивает, от чего они скрываются, чего избегают, что им благоприятствует, что губит, почему одно лето оказывается совсем «на шмелей неурожайное», а другое, наоборот, «на диво шмелистое», когда шмелей с весны до осени кругом полным-полно.

Впрочем, это уже крайности. Чаще и шмелей не особенно много, да и не слишком они разнообразны. Коллекционеры хорошо знают, что иные формы попадаются в сачок только раз в несколько лет, в единственном экземпляре, и то если очень повезет.

Благополучие, процветание одних шмелей больше всего зависит вроде от погоды, но подчас не той, которая сейчас, а от давным-давно прошедшей, например, от того, какой была для насекомых и для растений весна минувшего года; благополучие других зависит от того, какое выдалось лето. И для тех и для других всегда важны зимовка и начало текущего года. Неустойчивые морозы или частые холодные утренники и слякоть затянувшейся весны, когда они губят цветы, для шмелиного рода страшнее мора. Немало значит и количество животных, которые шмелей истребляют. Каждое такое животное, в свою очередь, зависит от капризов погоды, которая до всех – и до животного, и до шмелей, и до питающих их растений – доходит в виде условий микроклимата.

Это слово не всем пока знакомо. Еще не так давно мало кто даже среди специалистов представлял себе, что всякая погода существует только в слагаемых микроклимата.

Люди давно различали климат гор и долин, климат страны, края, местности. Об этом обязательно говорится в школьных учебниках, в разных путеводителях, во многих прочих книгах, из которых мы знаем, что любой показатель погоды – температура, влажность воздуха, количество осадков, направление ветра, его сила и прочее – регистрируется разными приборами, собранными в метеорологической будке, А о том, что в одно и то же время рядом тут же всегда существует особый климат леса, поля, лужайки, а тем более климат отдельных участков или зон леса, сада, какой-нибудь совсем маленькой делянки, опушки, оврага, склона, – об этом, но правде сказать, как-то не думается.

Между тем с помощью точных приборов доказало существование различных температур, влажности, освещенности в отдельных участках, например, ствола или кроны дерева, его листьев, цветков. И если говорить о местах, где насекомые обитают в разных состояниях, то свой микроклимат может быть в кладке яичек между трещин коры, в оплетенной паутиной трубочке листа, скрывающей личинок, или под слоем укрывающей грунт хвои, где они спят, окукливались в коконе, или там, где, закончив развитие, став взрослыми, живут.

Однако незачем забегать вперед, давайте по порядку знакомиться с жизнью шмелей, а попутно и с тем, как работали некоторые натуралисты, посвятившие жизнь изучению этих насекомых.

Первый день весны

Весна-красна спускается на землю…

А. Островский. Снегурочка

Природа, пробудясь от сна, начнет жить полною, молодою, торопливою жизнью.

С. Аксаков. Детские годы Багрова-внука

 лесах и на дне оврагов еще не стаял снег, на рассвете блестящим игольчатым узором затягивает лужицы, по утром теплеет, а ближе к полудню синий столбик в термометре поднимается даже до 14–15 градусов выше нуля…

Неумолчно щебечут воодушевленные теплом и солнцем птицы. В их праздничный гам вплетается новая, глуховатая, настойчивая нота, мрачное гудение.

Что-то зашуршало под старыми, слежавшимися листьями. Сухие рыжие хвоинки на земле разлетелись, словно их воздушным хвостом метнуло, тонкие зеленые язычки молодых травинок закачались, и на невидимых крыльях вверх сразу взмывает темное со светлыми полукольцами на брюшке насекомое. Это из своей темницы вырвалась перезимовавшая шмелиха.

Бывает и по-другому.

Из-под слоя прошлогоднего, палого, уже тронутого плесенью листа выбирается шестиногое создание. Его движения совсем вялы. Похоже, оно еще не вполне проснулось, перемещается по освещенному солнцем участку медленно-медленно, и, только приблизившись к очерченной тенью границе, сразу поворачивает, очевидно не желая покидать более теплое место. Солнце вливает в насекомое новые силы, и оно начинает поднимать крылья, вновь складывает их, перебирая, время от времени тихонько гудит, потом внезапно срывается с площадки и, уверенно набирая высоту, летит на поиск корма.

Астрономы считают первым днем весны канун весеннего равноденствия – 21 марта. Шмелихам дела нет до равноденствия, до календаря астрономов. Для шмелиных самок весна начинается тогда, когда тепло разбудило их и вызвало из зимней обители, в которой скрыто прошла половила, даже больше половины отпущенного им природой срока жизни.

Сверху почва уже просушена солнцем. Прозрачнокрылое насекомое, не встречая особых помех, проскальзывает между прядей мха, сенной трухи, листовой крошки и прочих растительных остатков. Подземное путешествие не оставляет следов на великолепном наряде шмелихи. Она выходит важная, пушистая, щеголяя всеми красками мундира.

Первыми покидают места зимовки шмелихи помельче, позже – более крупные. Но и те и другие одинаково нужны для продления рода. Мы скоро узнаем почему.

Итак, шмелиха пробудилась ото сна, отправилась в первый полет. Если у вас достаточно времени и выдержки, ждите, когда она вернется. Тут вы и сможете убедиться, что то была действительно шмелиха. Вот бы выследить, куда именно она направится, в какую сторону, под какие листья нырнет. Однако следует быть готовым к тому, что насекомое вернется не скоро.

У всякого, кто наблюдал ранней весной появление перезимовавших шмелих, наверно, был не один случай убедиться в том, как долго иной раз отсутствует вылетевшая.

Бывает, шмелихи зимуют в старом материнском гнезде. Эти уже летом минувшего года летали вокруг, значит, знакомы с участком. Но неужели после двухсот с лишним суток непрерывного сна они еще способны здесь ориентироваться? К тому же теперь все выглядит по-другому. Прошлым летом, когда шмелихи начинали летать, деревья и кусты были одеты листьями, землю укрывали густые и высокие травы. Сейчас кроны деревьев и кустарник почти голы, а трава только что пробивается.

Способны ли шмелихи вообще воспринимать перемену обстановки? Еще как воспринимают! Можно сказать, они необыкновенно наблюдательны и впечатлительны. Любой дорожный указатель, всякая веха – и в отдельности и в сочетаниях – у них на примете.

Если перед входом в искусственное гнездо лежит прилетная доска, а, скажем, справа от нее камень, пусть не слишком крупный, то достаточно передвинуть его влево, и шмелиха станет так долго, неуверенно летать взад и вперед, что не останется и тени сомнения: конечно, ее смутила перемена декорации, она ищет знакомую примету. Стоит вернуть камень на прежнее место, и насекомое без колебания спланирует или спикирует вниз и прямиком направится домой. Больше того, ничего не меняйте возле входа в гнездо и только вместо старого коридора, ведущего к внешнему летку, положите другой, пусть тоже старый, но снятый с гнезда, в котором обитали шмели другого вида, ваш шмель сразу, для этого ему не потребуется даже опускаться к входу, разнюхает: тут что-то неладно. Он откажется не только переступить по-иному пахнущий порог дома, а не станет даже приближаться к нему.

В средних широтах проснувшиеся шмелихи первым делом отправляются к ближайшей иве, к мягким серебряным барашкам цветочных сережек.

Но откуда этим насекомым известно, что именно на иве их ждет корм? Ведь летом прошлого года, когда шмелихи начали летать на цветы вокруг материнского гнезда, на ивах никаких барашков не было, они стояли в зеленом уборе, к тому же не первой свежести.

Вообще ранней весной не цветет ни одно растение, с которого шмелихи могли прошлым летом собирать корм. Но шмелихи и не ищут цветов, знакомых по минувшему лету. Именно ивы манят их отовсюду.

Может быть, ивовые барашки как-то подают о себе отощавшим за зиму насекомым весть? Душистый призыв, скажем… Но если в эту пору расставить приманки – плошки с лишенным, как считается, аромата сахарным сиропом или с раствором меда – медовой сытой, которая, бесспорно, пахнет, шмелихи только изредка, явно случайно опускаются на них… Может быть, шмелих зовет пыльца? Нет, плошки со взятым из пчелиных сотов пыльцевым кормом – пергой – шмелих тоже не занимают.

Правда, в сотах пыльца прошлогоднего сбора, несколько месяцев пролежавшая в ячеях. Давайте насыплем в плошки свежую пыльцу с позолотевших барашков ивы. Заинтересуются ли ею шмели? Нет, и такую приманку они обнаруживают лишь изредка. А вот вокруг цветущих ив звон стоит – так много здесь сборщиц корма. Но вдруг как раз этот звон и созывает к иве все новых насекомых? Первая шмелиха открыла золотые россыпи пыльцы случайно, занялась ими, ее жужжание приманило летевшую поблизости вторую, теперь они жужжат уже вдвоем, их услышала третья и так далее…

Очень соблазнительное предположение; одна беда – шмели от рождения глухи.

Но что же тогда зовет сборщиц к ивовым барашкам?

Сколько таких загадок еще поставят перед нами шмелихи в течение своей недолгой жизни! Впрочем, почему же недолгой? Именно шмелихи и живут дольше всех форм шмелей. Их сестры – и мелюзга и крупноразмерные рабочие – все, что вывелись в прошлом году, как и их братья, появившиеся на свет одновременно или чуть раньше, закончили жизненный путь еще минувшей осенью. Из всей общины в живых остались лишь молодые шмелихи, прошлым летом совершившие брачный полет. Сейчас они встречают приход своей первой и последней весны.

По-разному зимуют разные насекомые. Одни сплошь исчезают к осени, оставив только кладки яиц, укрытые восковым или шелковым утеплением, спрятанные в расщелинах коры или среди опавших листьев… Другие задолго до окончания лета становятся личинками и, уходя от будущих холодов, пробираются в надежное укрытие, иногда даже не на 6–8 месяцев до следующей весны, а на годы, пока не созреют. Третьи встречают и проводят зиму уже окуклившись. Когда весеннее тепло возобновит прерванное холодами развитие, куколка превращается в законченное, совершенное насекомое – имаго. Шмели относятся к числу тех созданий, которые еще до наступления зимы становятся взрослыми насекомыми, «вполне образованными», как говорили когда-то энтомологи. Живым звеном связывают зимующие шмелихи поколения, ушедшие в прошлое, с потомками, которые должны появиться. Как только представится возможность, здоровые перезимовавшие шмелихи приступают к откладке яиц.

Каждое насекомое проявляет заботу о будущем своего потомства. Многие самки насекомых – их можно бы считать ветреными – роняют, разбрасывают яйца. Но все же не где попало, а в местах, где молодь, выводящаяся из яиц, – личинки, гусеницы или нимфы – окажется поближе к источникам корма. Другие, как, к примеру, всем известная комнатная муха, кладут яйца в самый корм. Немало есть насекомых, которым мать создает еще больший комфорт – она оставляет детям и стол и дом: сооружает кров, норку или ячею (здесь молодь может завершить развитие), складывает туда запас корма, достаточный для пропитания своего потомства. Существуют даже такие насекомые, у которых мать сама выкармливает детву, приносит ей каждый раз свежую пищу, вроде как птица птенцам. Выше всего развиты родительские таланты у насекомых, живущих общиной. А шмели как раз относятся к их числу.

Вышедшая на зов тепла шмелиха приступит к основанию общины после того, как подкрепит силы. Она ожесточенно грызет раскрывающимися в стороны и снова смыкающимися, как щипцы, челюстями – жвалами пыльники тычинок, глотает богатые белком зёрна цветня. Увлекшись, шмелиха глубоко забирается в венчик; иногда ей приходится, пятясь, отползать, пока самый конец брюшка не выглянет над краем лепестка. Тут выбрызгивается еле видная струйка. Через мгновение шмелиха снова зарывается в цветок.

Шмели цветков не пачкают. Дома они далеко не так аккуратны. Длинный, как гвоздь, как шило, хоботок – он отгибается весь сразу – насекомое снова вводит в глубь нектарника, жвалами раскусывает зрелые мешки тычинок, а подвижными щупиками подбирает высыпающиеся зерна пыльцы и поспешно отправляет их в рот.

Пока шмелиха не насытилась, она не созреет для откладки яиц. Едва похолодает, насекомое возвращается к месту, откуда вылетело, или ищет поблизости кров до завтрашнего утра. Потеплеет, и, забыв о случайном привале, основательница – так называют шмелих, приступающих к закладке гнезда, – опять летит на цветы. Так она готовит себя к делу не менее трудному, чем зимовка: к поиску места для нового гнезда. Этот поиск длится обычно не один день.

Почему? Откуда шмелихе знать, каким должно быть обиталище ее будущей семьи? В брюшке насекомого еще только созревают первые яйца из числа тех, которые оно сможет отложить… И все же одно место за другим проверяется и одно за другим отвергается. На ночь шмелиха прячется где попало, прохлада усыпляет ее, холод приводит в оцепенение, но наступит утро, потеплеет, и, опять забыв о случайном привале, шмелиха полетит за кормом и будет дальше искать, искать, искать…

Поисковый полет шмелихи-основательницы заметно отличен и от полета за кормом, и от обратного полета в уже заложенное гнездо. Сюда насекомое летит, как правило, не налегке, не без груза. Если зобик заполнен нектаром, его вес вынуждает шмелиху переместить в полете центр тяжести тела. Это сразу бросается в глаза. А когда шмелиха летит с грузом пыльцы, собранной в два комочка обножки — в корзиночки на задней паре ножек, – можно не сомневаться: она возвращается домой и дома есть или скоро появится детва.

Шмелихи, ищущие, где обосноваться, летают с незаполненным зобиком, без обножки. Кроме того, летают они не высоко – около метра от земли. Полет их быстрый, нервный, изредка они задерживаются на миг над каким-нибудь ничем, на наш взгляд, казалось, не примечательным местом – чуть повисят в воздухе и стремглав уносятся дальше… Если, метнувшись в сторону, шмелиха опускается на цветок, она отдыхает здесь, подкармливается и опять спешит на поиски… Другие летают медленнее, часто приземляются, хлопотливо бьют крыльями, обследуют углубления в почве, сухую траву. Бывает и так: шмелиха, обнаружив ход в привлекательную норку, повисит в воздухе, приземлится, нырнет, но сразу как ошпаренная выскочит и взовьется, а следом из хода покажется встревоженный неожиданным посетителем хозяин норки – хмурый серый толстобрюхий паучище.

Но почему задерживается шмелиха над тем или иным местом? Неужели она еще в полете, с воздуха, способна обнаруживать замаскированный травой ход в норку? Или на расстоянии чует запах покинутого мышами гнезда, а это для многих шмелиных видов наиболее заманчивое обиталище? Нет, шмелиха повисает в воздухе иногда и над углублениями, которые вы сами только недавно собственными руками сделали. Здесь мышами и не пахнет… Впору подумать, что эти насекомые оснащены каким-нибудь эхолотом, который засекает отраженный от земли звук полета, жужжание и гудение.

А какой же орган улавливает звуковую волну, возвращающуюся от поверхности почвы? Вот еще вопрос из тех, что ставят перед нами шмелихи, именно они, потому что поиск места для основания гнезда – только их обязанность. Позже в общине появятся рабочие формы шмелей, далее и самцы-шмели. Но ни те, ни другие сами основывать новые гнезда не способны и лишь развиваются в тех, что заложены перезимовавшими шмелихами.

С каждым новым весенним днем число ищущих основательниц-квартирьеров шмелиного племени возрастает. В средней полосе первыми просыпаются шмелихи Бомбус праторум – по-русски «луговые», – хотя можно только удивляться, что их так прозвали: это вид типично лесной, часто гнездящийся в пнях, дуплах, в беличьих и птичьих гнездах. Для этого лугового по названию, лесного по местообитанию шмеля характерен такой наряд: ярко-желтый, иногда довольно широкий воротничок обрамляет темную глазастую голову, желтая, как и воротник, узкая полоса опоясывает часто самую толстую часть черного брюшка, а конец тела прикрыт пушистой оранжевой юбочкой. Жужжание этих франтих вокруг цветов и знаменует начало шмелиного года, шмелиную весну, которая в средних широтах начинается, как правило, значительно позже, чем астрономическая.