Текст книги "Тьма на ладони"

Автор книги: Иори Фудзивара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

8

На стене плясали блики огня. Красные, сумасшедшие блики.

Взгляд наткнулся на часы. Значит, закат. Неужели я провалялся в постели так долго? Видимо, все из-за лекарства. Рубашка, которую я так и не снял, была мокрой от пота.

Шатаясь, я поднялся с постели. Снял рубашку. Вытерся полотенцем. Кажется, я сильно похудел.

Измерил температуру. По-прежнему за тридцать восемь.

Отыскав мобильник, я открыл блокнот и набрал номер Киэ Саэки. Автоответчик. Тот же механический голос, что и вчера.

Я подошел к двери, вытащил из щели вечернюю газету. Экономическую газету. Некролог Исидзаки разместили не только в «светской хронике», но и на первой странице. Не будь его гибель такой загадочной – черта с два бы они так старались.

В некрологе приводилась крайне туманная фраза Тадокоро:

Не могу разглашать посмертное письмо в мой адрес. Но, судя по его содержанию, президент Исидзаки обладал повышенным чувством ответственности. Проблемы нынешней экономической депрессии он воспринимал как свою вину. И поскольку часть ответственности за управление компанией, несомненно, лежит и на мне, я выражаю свое глубокое сожаление о случившемся.

Дальше шел комментарий о том, что, если к концу месяца балансовая прибыль «Напитков Тайкэй» уйдет в минус, компания останется без дивидендов. И что уже к двум часам дня акции «Тайкэя» резко упали. А в конце некролога сообщалось о заупокойной службе в доме Исидзаки сегодня ночью.

Я отшвырнул газету и осмотрел руки. Чуть выше локтя заметил красные пятна. Именно там меня позавчера сдавила ручища Майка Тайсона.

Я снова прокрутил в памяти вчерашний день. Когда я выходил от президента, Исидзаки окликнул меня. «Все собирался тебя спросить…» Почему он вдруг вспомнил то, что произошло двадцать лет назад? Неужели и правда лишь потому, что увидел меня опять?

Сегодня я собирался до вечера проваляться в постели, но теперь передумал. Достал новую рубашку, надел костюм. Отыскал в шкафу черный галстук. На заупокойную я еще успеваю. Если повезет, я наконец повстречаюсь с той, кого искал позапрошлой ночью. Возможно, она тоже прочитала некролог. Шансы, конечно, невелики, но кто знает…

Когда я вышел из метро, уже темнело. Вокруг были все те же кварталы Хироо, только дом Исидзаки находился в другой стороне. Точного адреса я не записывал, да этого и не потребовалось. Сразу за турникетами стояли молодые сотрудники компании с траурными повязками на рукаве. Низко кланяясь гостям, они объясняли дорогу к дому.

Я прошел вдоль набережной Арисугава, взобрался на холм. Начиная от германского посольства, вдоль дороги выстроились автомобили один дороже другого. Я свернул в переулок, прошагал еще немного – и вышел к японскому особняку, во дворе которого толпились люди. Вместе с двором этот особняк занимал столько же места, сколько моя многоэтажка.

Миновав ворота, я подошел к столику регистрации. Вручил конверт с памятным подношением,[20]20
  На японских поминках гости вручают семье усопшего некоторую сумму денег в специальном конверте с двуцветным траурным бантом. У дорогих конвертов этот бант накладной, у дешевых – печатается прямо на бумаге.


[Закрыть] выложил на стол визитку. И тут над моим ухом прозвучал укоризненный голос:

– А бантик-то у вас напечатанный!..

Я поднял голову. За столом регистрации выстроились пять девушек в униформе. В том числе и Мари Охара. Черный костюмчик, едва заметная улыбка.

– Конвертик небось в переходе купили?

– А что, из перехода уже не годится? – обиделся я. – Ну и манеры тут у вас на приеме!

Охара строго улыбнулась.

– Спасибо, что пришли, – сказала она уже так, чтобы все услышали.

– Благовония еще не зажигали?[21]21
  Всенощная заупокойная служба начинается с чтения священником буддийских сутр. После этого члены семьи и гости подносят к гробу (или урне с прахом) зажженные ароматические палочки и прощаются с усопшим.


[Закрыть]

– Скоро. Сутры уже прочли.

Я кивнул и направился к дому.

В просторном садике, освещенном ритуальными светильниками, выстроилась изрядная очередь. На длинной доске, положенной у дверей дома, белела табличка: «Для обуви», а вдоль порога тянулась цепочка пластмассовых тапочек для гостей. В очереди у входа я заметил начальников высшего эшелона крупных компаний, чьи портреты так и мелькали в газетах.

Вскоре очередь пришла в движение. Когда подошел мой черед, я тоже разулся. Миновав прихожую, я очутился в просторном зале. Сразу напротив входа был установлен похоронный алтарь. Весь пол устилала белая ткань, точно скатерть на кухонном столе.

У входа в зал стоял Какисима. Каждому входящему он отвешивал низкий поклон. Увидев меня, он чуть заметно кивнул и лишь потом поклонился.

Цепочка людей с благовониями в руках постепенно продвигалась вперед. Президент Исидзаки тепло улыбался с фотографии на алтаре. Справа от алтаря на раскладных стульчиках сидели, насколько я понял, сын и невестка, брат Исидзаки с женой и президент «Продуктов Тайкэй» с супругой. Слева от алтаря – гендиректор Тадокоро и остальные члены совета. Кроме них, я не увидел ни одного знакомого лица.

Я поднес благовония, наскоро помолился и вышел.

За воротами дома я огляделся – и тут же заметил двух мужчин в черном. Они стояли по разные стороны улицы, неподвижные и едва различимые в темноте. Один курил сигарету. Они стояли, ничего не делая, и пристально изучали всех входящих и выходящих гостей. Что это за люди – сообразил бы даже ребенок. Стальной взгляд полицейского не перепутаешь ни с каким другим.

Я вернулся во двор. Молодые сотрудники, что встречали гостей на станции, уже примкнули к толпе коллег. Все ожидали каких-нибудь распоряжений. Но, кроме пяти девушек у столика регистрации, дел никому не нашлось, и народ бесцельно слонялся по двору. Я встал у крыльца, гадая, чем бы заняться.

Ко мне приблизилась чья-то тень, и я повернул голову. Томидзава. Второй человек в нашем отделе, которому предложили уволиться добровольно. Старше меня года на два или три.

– Господин Хориэ, – негромко обратился он ко мне. – Мои соболезнования. Вы уже поднесли благовония?

– Да.

– Н-да… Смелости вам не занимать.

– Это почему?

– Вообще-то, сотрудники нашего отдела еще ждут своей очереди… После родных и особо важных гостей. Хотя, конечно, жестких правил здесь не бывает…

– Ах да! – очнулся вдруг я. – Я и не подумал. Очень глупо с моей стороны.

– Да, кстати. Извините, что не ко времени… То, что вас снова берут на работу, уже решено?

Я покачал головой:

– Ничего подобного.

Он как-то судорожно вздохнул.

– Да… Нервы у вас что надо. А я сегодня в обед уже сбегал на биржу труда.

– Кажется, теперь это называют повеселее? «Здравствуй, новая жизнь»[22]22
  На волне массовых увольнений конца 90-х гг. японская биржа труда начала кампанию по трудоустройству под лозунгом «Хароо-Вааку» (от англ. «Hello, Work» – «Здравствуй, новая работа»).


[Закрыть] или что-то вроде?

Он горько усмехнулся:

– Да как ни называй. Суть не меняется.

– Значит, все-таки решили уйти?

– Да нет… Просто так сходил. На всякий случай. Меня ведь, если что, даже в филиал переводить не станут.

– Это почему же?

– Потому что я добровольно уходить отказываюсь! – горько улыбнулся он. – А на бирже у них все так чисто, опрятно. Атмосфера хорошая. Только в секции для тех, кому за пятьдесят, яблоку негде упасть… И даже внешне все на меня похожи. Заглянул в списки тех, кто ищет работу менеджера. Все просят зарплату чуть ли не вполовину меньше моей…

– Что, серьезно?

Томидзава снова вздохнул:

– В общем, Хориэ, я вам завидую… – пробормотал он куда-то вбок.

– Почему?

– Я вот тоже в своем доме живу. Конечно, не сравнить с президентским. Но кредит за него еще выплачивать и выплачивать. Трое детей. Старший еще школу не закончил…

Не договорив, Томидзава махнул рукой и отошел. Я хотел было окликнуть его, но раздумал. Возможно, стоило бы передать ему слова Какисимы. О том, что через каких-то полгода найти работу станет еще труднее. Но у меня не было таких полномочий. Томидзава решал за себя. К каким бы выводам его это ни приводило.

Поток посетителей все не кончался. Но узнавал я лишь тех, с кем работал, когда был менеджером, или же больших начальников, с которыми когда-то пересекался.

Через час очередь поредела и воздух стал прохладнее. Меня снова знобило. Перед глазами опять поплыло. Но я молча терпел и ждал.

Внезапно я почувствовал легкое оживление вокруг. Словно от самых ворот повеяло чем-то странным. Я обернулся – и увидел, как во двор входит пожилой человек. Лет под шестьдесят. Двубортный костюм с иголочки. Седые волосы аккуратно собраны в хвост на затылке.

Финдиректор Одзаки, стоявший у ворот, мгновенно согнулся в поклоне. В его поклоне не было фальши – одно лишь безграничное уважение. Старик прошел во двор, а его телохранитель в черном пиджаке встал рядом с Одзаки у выхода.

Новый гость отметился за столиком регистрации и неторопливой походкой направился к дому, глядя прямо перед собой. Подойдя к дверям, он остановился рядом со мной и начал снимать ботинки, делая это чуть медленнее, чем нужно. И негромко пробормотал:

– Привет, малой.

– Малых по списку не значится, – ответил я.

– Вот как? Ну что ж, извини… Давненько не виделись, Масаюки!

– Да уж, – сказал я.

Каждый из нас продолжал смотреть в свою сторону.

– Надеюсь, у тебя все нормально? Сейчас много людей, толком не поговорить… Но будет время – как-нибудь поболтаем?

– Времени не будет.

– Да-да, конечно. Я понимаю. Прости старика, сорвалось. Не серчай…

Не сказав больше ни слова, он сунул ноги в тапочки и растворился в доме.

Я обернулся к выходу. Парочка за воротами застыла, пристально изучая двор. Сейчас их глаза чуть не сверлили дверной проем, в котором исчез седовласый. Телохранитель седого, подпирая ворота, пялился в пустоту, и в его глазах не читалось ни малейшего интереса к происходящему.

Я направился к столику регистрации и заглянул в список посетителей. Седой расписался размашисто и неразборчиво. Имя сочинил, фамилию оставил как есть.

Одзаки у ворот уже не было.

– Господин финдиректор! – вдруг послышалось у меня за спиной. Санада? Я и не заметил, что все это время он крутился поблизости. – Вы случайно не в курсе, кто этот седой господин?

Видимо, Одзаки подошел сюда с той же целью, что и я. Решив не оборачиваться, я стоял и слушал, как он небрежным тоном учит Санаду уму-разуму:

– Вообще-то я сам себе не поверил, пока в журнал не заглянул. Смотрю – точно! Я-то лично с ним не знаком. Но фигура известная! Это, брат, сам Дайго Сакадзаки. Глава группировки Сиода…

– Сиода? Банда якудзы?!

– Она самая… Одна из старейших в Японии. А он уже четвертый в династии. И теперь возглавляет не только Сиоду, но и весь клан Минамото.

– Минамото?! – Санада выпучил глаза. – Под которым весь район Канто?[23]23
  Канто – центральный регион Японии, включающий мегаполисы Токио и Иокогама.


[Закрыть]

– Эй, ты чего разорался? Прикуси язык! Или вон тот верзила тебе его мигом укоротит.

– Прошу прощения! – тут же притих Санада. – Но что этот мафиози делает на похоронах нашего президента?

– Не знаю, не знаю… Это уж не в моей компетенции. Я-то сразу почуял неладное. Не зря здесь полиция ошивается.

– Какая полиция?

– А вон те двое, за воротами. Каждого посетителя глазами ощупывают. Я еще до службы к ним подошел, спросил, что да как… Мы, говорят, участковые из Адзабу. Не волнуйтесь, дескать, мы вам не помешаем. Вежливо так ответили. Ну я и отстал. Хотя могу спорить: на самом деле эти парни из отдела по борьбе с бандитизмом.

– Ох… А я и не заметил. Но разве господин президент был связан с якудзой?

– Кто его знает. Еще в восемьдесят втором, после принятия поправки насчет сокайя,[24]24
  Сокайя – рэкетир, внедряемый якудзой в правление крупных японских компаний для отмывания капиталов и принятия решений, выгодных теневой экономике. В 1982 г. была принята поправка к Торговому законодательству о недопустимости подобного рэкета, и число сокайя по стране значительно сократилось, хотя проблема остается острой до сих пор.


[Закрыть] он официально заявил, что не имеет к якудзе отношения. Тогда его как раз избрали гендиректором… Может, за это ему в дом и подкидывали дохлых собак и кошек. Обычно так якудза своих предателей метит… Давно это было, я мало что знаю. Но слухи ходили. Может, из тех времен отголоски? Трудно сказать. Но о том, что их главный на поминки заявится, никто и подумать не мог! Такие птицы, как Сакадзаки, на людях светиться не любят…

– Что ж, он и правда такой великий?

– Какой есть. Мало того, что весь клан Минамото под себя подмял, так еще и сын самого Кётаро Сакадзаки! В этой стране ты не найдешь ни одного директора дзайбацу,[25]25
  Дзайбацу – финансовая олигархия; крупнейшие торговые и банковские концерны Японии.


[Закрыть] который не знал бы его папашу. Да ты и сам небось о нем слышал, даром что начальник отдела…

Санада судорожно сглотнул.

– Да уж, слыхал. Самый великий сокайя, олигархов разводил. Когти даже в политику запустил. Кажется, у него еще кличка такая была – Фиксатор. Лет пять уж как на том свете…

– Точно. Когда помер, ему уже за девяносто было. Сынок сперва отцову банду возглавил, а потом и остальных под себя подмял. Уж не знаю, какими способами. Может, у них это по наследству передается… В общем, создал новый клан по модели кансайского.[26]26
  Кансай – второй по величине регион Японии с центрами в Осаке, Киото и Кобэ.


[Закрыть] Клан Минамото работает очень гибко – хоть и контролирует ведущие корпорации страны, своих подопечных друг с другом не ссорит. Со всеми договаривается по-хорошему. А потому и с поличным их поймать очень трудно. Про папашу Кётаро какие только слухи не ходили! А наружу так ничего и не выплыло. Вот если б еще сынок вел себя, как родитель, и не высовывался, – всем бы проще было…

– Сын Фиксатора?! – ошарашенно пробормотал Санада и наконец заткнулся.

Девушки за столиком регистрации начали поглядывать в нашу сторону. С явно испуганными лицами. Похоже, уловили кое-что из этого разговора. По крайней мере, Охара точно подслушивала.

Одзаки ушел: за спиной постепенно затихли шаги. Вскоре его фигура вновь замаячила у ворот. И тут Санада заметил меня:

– А-а, Хориэ! Явился-таки? Что, уже выздоровел?

– Худо-бедно…

Санада собрался было что-то сказать, но тут же захлопнул рот. В дверях дома опять появился седой. Неторопливо обулся и так же медленно зашагал обратно к воротам. Одзаки снова отвесил ему поклон. Старик даже не повернулся. Когда он исчез, финдиректор выпрямился и шумно перевел дух.

Особо важные гости постепенно разъехались, и рядовые сотрудники выстроились в цепочку у входа. Я отошел от Санады и снова встал в очередь. Все-таки в доме по-прежнему дежурил Какисима, а в мой первый заход нам пообщаться не удалось.

– Шеф? Вы что, уже поправились?

Я обернулся. Охара стояла в очереди сразу за мной.

– Успею еще. А пока терплю.

– В живых останетесь?

– Да уж как-нибудь… Пропущу где-нибудь стаканчик да и спать завалюсь.

– Стаканчик? – Она покачала головой. – А завтра что делать будете?

– Не знаю пока. Посмотрю по самочувствию. Если с утра не выйду, отметь в расписании, что я взял выходной.

– Хорошо… Вам, кстати, сегодня в обед звонили.

– Кто?

– Какая-то женщина. Я сказала, что вы отдыхаете и я могу что-нибудь передать. Но она повесила трубку. Даже не назвалась…

– Сколько лет примерно?

– Не старушка. Но и не девочка.

– Что – женщина без возраста?

Она улыбнулась уголком губ:

– Не знаю, есть ли у нее возраст. Но вроде постарше меня. Голос низкий, грудной. Никого не вспоминаете?

– Трудно сказать. У меня всяких подруг хватает.

– Не так много, чтобы нос задирать… За два года я вас еще ни разу не соединяла с женщинами по личным вопросам!

– На этом свете, поверь, тебе еще много чего не известно.

– Шеф!

– Ну, чего?

– У вас из носа течет. Будете так ходить – от вас последние подруги разбегутся!

Она достала из сумки пачку бумажных салфеток. Я вытащил пару-тройку и вытер нос.

Подошла моя очередь, и я опять вошел в дом. Какисима все так же стоял у входа в зал и кланялся каждому вне зависимости от возраста и положения. Я тронул его за локоть. Мы отошли в сторонку, и он с удивлением посмотрел на меня:

– Ты чего?

– Какого черта этот якудза приходил?

Он нахмурился.

– Ты о Сакадзаки?

– Так ты его знаешь?

– По имени и в лицо, не больше. Но заметил сразу.

– И что он здесь забыл?

– Понятия не имею. Компания от рэкетиров давно отделалась. Сам же Исидзаки с ними порвал, и мы с тех пор придерживаемся его политики. Так что у меня и самого челюсть отвисла. А что делать? Не выгонять же…

– Хм-м, – задумался я.

Он как-то странно посмотрел на меня.

– А может, ты с ним знаком?

– Как сказать… Признаюсь только тебе: когда-то пересекался. Очень давно.

Он немного подумал.

– Ладно. Об этом позже поговорим. Оклемайся сперва. Видок у тебя ни к черту…

– Да ладно. Это как раз ерунда. Лучше скажи, что там с копией фильма.

– Сын Исидзаки сказал, что личные вещи начнут разбирать завтра, как служба закончится. А закончат через три недели, к официальным поминкам. Так что эти поиски времени займут будь здоров. Не говоря уж о том, что кассет Исидзаки наснимал целую гору. Я предложил помочь, да он очень вежливо отказался… Но тут уж ничего не поделаешь. Частная жизнь все-таки.

Он, похоже, забыл, что через три недели я уже не буду сотрудником компании.

– А секретаршу его расспрашивал? Куда он в последний день выходил и так далее…

– Конечно. Сразу после твоего звонка он отправил ее в универмаг на Нихонбаси. Попросил купить новый галстук. Мы потом с ней вместе проверили – этот галстук так и висит в шкафу.

– А потом, когда она вернулась?

– Потом ему кто-то звонил. Ни кто это был, ни о чем они говорили – она, конечно, не знает. Но после того, как она их соединила, лампочка на ее телефоне очень долго не гасла. Потом Исидзаки сказал ей, что скоро придет, и куда-то вышел. Звонили ему в три часа, а вернулся он почти в пять. Особенно ее удивило, что он не сообщил, куда и зачем уходит.

– А дальше?

– Дальше не очень понятно. Около шести Нисимура попрощалась с ним и ушла домой, а он, похоже, остался по каким-то делам.

– Ну так я скажу, по каким делам. Говорят, в семь часов он спустился к нам на этаж. Там оставалась только Мари Охара…

Что случилось в конторе, лучше не скрывать. Никогда не знаешь, кто за тобой наблюдает. Какисима вытаращил глаза:

– Зачем бы он заходил в рекламный?

– Как показалось Охаре – возможно, перед тем как покончить с собой, его пробило по ностальгии. И он решил заглянуть туда, где когда-то работал…

– Ну что ж. Тоже не исключено.

– И вот еще что… Полиция ничего не выпытывала?

– Да нет. По-моему, они уже считают дело закрытым.

– Как знать. Два копа с чугунными мордами сегодня весь вечер у дома ошивались. Да и ты говорил, что следователь из Второго отдела в ночь смерти сюда притащился. Кажется, на его счет у тебя были какие-то догадки?

Похоже, он удивился. И, понизив голос, переспросил:

– Здесь были копы?

– Ну да… Сам же рассказывал: после того как Исидзаки порвал с рэкетирами, якудза ему травлю устроила. Может, полиция опасалась каких-нибудь инцидентов?

– Возможно. Только знаешь… Наверно, нам больше не стоит во всем этом ковыряться.

Я посмотрел на него. Он задумчиво потер подбородок.

– А? Как думаешь, Хориэ?

– Ты о чем?

– Даже если мы поймем мотивы его самоубийства, это ни к чему не приведет.

– Не понимаю.

– Я вот сейчас здесь стоял… Люди прощались с ним, а я то и дело смотрел на его фотографию. Мягкая улыбка, доброе лицо… И я подумал: что бы там ни осталось после смерти – его настоящих мотивов нам все равно никогда не понять. Конечно, что-нибудь остается всегда. Но если мы будем это исследовать и анализировать – вряд ли старик обрадуется на том свете. Лучше оставить его душу в покое. Вот к чему я пришел, пока здесь стоял…

Он обернулся к алтарю. Я не стал. Красивое фото с траурной ленточкой стояло здесь для тех, кто остался в живых.

– Может быть, ты и прав, – сказал я. – Но я никогда не слыхал о самоубийцах, которые кончали с собой, чтобы сказать кому-то спасибо…

Лицо Какисимы помутнело и куда-то отъехало. Я начал терять равновесие. Какисима подхватил меня под локоть и потрепал по щеке.

– Эй, Хориэ! Ты в порядке? Да ты весь горишь! Тебе в постель надо, братец!

– Да ну, ерунда…

– Вот же упрямый, черт! Иди-ка домой да отоспись хорошенько. После поговорим!

– Ладно, – сдался я. Наверно, он прав. Все равно здесь не лучшее место для таких разговоров.

И я решил вернуться домой.

Когда я вышел за ворота, ни полицейских, ни машин уже не было. Я побрел по тихой улочке обратной дорогой, покачиваясь от слабости.

9

Ближе к станции голова перестала кружиться. Перед тем как войти в метро, я остановился и вытер нос салфетками, которые дала мне в дорогу Охара. Я поднял голову. В сторону Адзабу несся поток машин. Сегодня утром, когда я гулял здесь, улица была пуста.

От дома Исидзаки до «Розовых холмов» – всего несколько минут ходу. Даже для такого старика, как он. Что и говорить, место для съемки было просчитано идеально. Можно, конечно, опять сходить туда, раз уж я здесь, в Хироо. А вдруг снова впустую? Я достал из кармана блокнот и мобильник. Киэ Саэки по-прежнему не было дома. Не дослушав автоответчик, я отключился и вдруг подумал. А ведь у этого консьержа тоже есть телефон!

Я позвонил в справочную, узнал нужный номер и набрал его.

– Алло! «Розовые холмы Гайэн-Ниси» к вашим услугам! – услышал я уже знакомый учтивый голос. Теперь он казался мне призраком из далекого прошлого.

– Господин консьерж? Это Хориэ, который утром вас беспокоил…

Голос в трубке тут же утратил половину своей учтивости.

– А! Господин Масаюки Хориэ из «Напитков Тайкэй»?

– Ого! – поразился я. – Даже имя помните? У вас отличная память.

– Что делать, такая работа. Чем могу?..

– Я все же хотел бы поговорить с госпожой Саэки. Она еще не вернулась?

– Не могу знать. Я же дал вам ее телефон.

– Да, но сколько я ни звоню, все на автоответчик попадаю. Может, она уже домой заходила? Видите ли, нам срочно нужна модель… Как бы еще с ней связаться?

– Вообще-то она звонила сюда разок… – Он слегка напрягся. Наверное, размышлял, не слишком ли много болтает.

– Вот как? Вам звонила? Из города?

– Ну… В общем…

– И часто у вас жильцы звонят консьержу?

Он выдержал осторожную паузу, чтобы скрыть недовольство.

– Бывает… Госпожа Саэки иногда уточняет, не приходил ли кто. Такое нередко случается.

Опасаясь, что он опять начнет про «интим», я решил сменить тему:

– Вы сообщили ей обо мне?

– Да, как вы и просили.

– Ну хорошо. Благодарю вас.

Я отключился и, заглянув в блокнот, набрал номер Киэ Саэки. Снова автоответчик. Не в силах слушать его в сотый раз, я оставил-таки сообщение.

– Простите за неожиданный звонок. Меня зовут Масаюки Хориэ, я из компании «Напитки Тайкэй». У меня к вам небольшое дело. Никак не могу до вас дозвониться – если нетрудно, свяжитесь со мной по следующему номеру… – Я продиктовал номер, выключил трубку и спустился под землю.

Перед самым турникетом мне на глаза попалась карта метро. Посмотрев на нее, я решил изменить свои планы. Вместо того, чтобы отправиться домой на Готанду, я доехал до Эбису, пересел на линию Хибия и поехал назад в Роппонги.

В баре «Бруно», как и позапрошлой ночью, было полно иностранцев. По залу сновало сразу несколько официанток, а из динамиков выплескивалось «San Francisco» Скотта Маккензи. На экранах по бокам от стойки бежала реклама фильма Дэвида Финчера. Сочетание, прямо скажем, не лучше сасими с маслом. Как и в прошлый раз, Нами-тян со стрижкой «very short» стояла за стойкой в платье с люрексом и тоненькой палочкой взбалтывала что-то в стакане. Неподалеку громоздилась фигура Майка Тайсона.

Я подошел. Узнав меня, она первой подала голос:

– О! Так ты сегодня не один?

Я удивился. Но тут из-за моей спины донесся ответ:

– Точно. Сегодня он с охраной.

Я обернулся. Мари Охара в черном костюмчике стояла за мной и лучезарно улыбалась. В том же наряде, что на поминках. В первую секунду я растерялся. Потом разозлился:

– А ты как здесь очутилась?

– Следом за вами пришла. Подумайте сами, шеф! Вы же едва на ногах стоите. Вот я и подумала, не дай бог, случится чего…

Не успел я заговорить, как из носа опять потекло. Я снова утерся салфеткой. Что говорить, не лучшее время для споров. Как ни старался, я не сумел скрыть раздражения.

– Что же, от самого Хироо меня выслеживала?

– А как же! Вот уж не думала, что это так просто – за кем-то шпионить. Хотя, конечно, смотря за кем…

– Послушай, Охара. Я, конечно, восхищаюсь твоими способностями. Но, может, тебе лучше наняться в сыскное агентство?

– Пожалуй. Я ведь даже подслушала, как вы подругу по телефону вызванивали…

Я сдался. Стоит ли заводить подчиненных способней себя – тот еще философский вопрос. Ничего не сказав, я опустился на табурет у стойки. Охара с победным видом тут же пристроилась рядом.

– Ты, часом, не из родительского комитета? – спросила меня Нами-тян и покосилась на Охару. – Хотя этот папаша и сам как ребенок. За ним глаз да глаз нужен…

– Это уж точно! – ответила Охара так непринужденно, словно была в этом баре уже сотню раз. – У него жуткий насморк.

– Ну еще бы. На его месте и слон бы простудился.

– В каком смысле?

– А это пускай он сам тебе расскажет.

Охара с любопытством глянула на меня, но я молчал как могила.

Майк Тайсон, заметив нас из своего угла, поднялся, зашел за стойку и поравнялся со мной. Сейчас опять начнет хватать меня за руки, подумал я. Ну и хобби у парня, черт бы его побрал…

– Что пить будем? – спросила Нами-тян без особой любезности.

– Саке, – сказал я.

– Ого, – удивилась Охара. – Здесь подают саке? Ну ладно, тогда и мне тоже. А у вас тут уютно. Стильный дизайн!

– У вас тоже чудесный костюмчик, – отозвалась Нами-тян.

– Спасибо. Вообще-то я с поминок…

Я окинул взглядом фигурку Охары и впервые заметил на ее шее жемчужные бусы. Одетая так же, как на поминках, теперь она выглядела совсем по-другому. Словно в одной и той же мелодии поменяли минор на мажор.

– Ты что, и на работу в таком виде пришла?

– Вот еще! – усмехнулась она, покачав головой. – Этот костюм я в раздевалке держала. На работу в таком выходить не положено. Все девчонки перед поминками домой съездили. Ну а я сразу переоделась…

Я пожевал губами. Когда я работал менеджером, у меня тоже в раздевалке всегда висел запасной костюм. Но, перейдя в генеральный офис, я забыл об этой привычке. И вот уже два года хожу везде в одном и том же.

– Не знаю, что у вас там случилось, – сказала мне Нами-тян. – Но сегодня постарайся не напиваться, о'кей? Начнешь бузить, как позавчера, – в этом баре тебе больше не будет уютно.

– А что здесь было позавчера?

– Ах да! Ты же у нас ничего не помнишь… – Она кивнула на Майка Тайсона рядом с собой. – Забыл, как на малыша набросился?

– Я что, подрался с Майком Тайсоном?

– Ну, до драки, положим, не дошло… – улыбнулся негр. Обычной, спокойной улыбкой, в которой недоставало одного зуба. – Зови меня просто Майк.

Нами-тян посмотрела на его шоколадную физиономию и снова обратилась ко мне:

– А ты, я смотрю, к малышу неровно дышишь…

– Мальчики меня не интересуют, – буркнул я. – Я, по-моему, уже говорил.

– Это я хорошо запомнил, – усмехнулся он. – Хотя после того, что ты здесь вытворял, я бы тоже не стал за тобой ухлестывать.

– Ладно, Майк. Может, хоть ты мне расскажешь, что же я вытворял?

– Ну как же. Бегал по всему бару. Визжал как недорезанный.

– Визжал? Но зачем?

Он пожал плечами:

– Откуда мне знать? Я тебя за локоть схватил, помнишь? А ты в ответ мою руку вывернул. Честно скажу, ты первый, кому из моих пальцев вырваться удалось. Хотя ты, конечно, не силой взял, а реакцией…

– Так, а потом что?

– Сорвал с себя галстук, бросил на пол. Подбежал к ударнику – и хвать барабанную палочку.

– Палочку?

– Ага. Да как завизжишь на весь зал: «Ки-я!» и прочие ужасы. Таким страшным голосом, как ворона на помойке… Интересно, тебя часто так вырубает?

– Вокруг все сразу утихли, – добавила Нами-тян, и передо мной откуда ни возьмись появился стакан с саке. – А ты застыл как деревянный, глаза выпучил. А наш малыш возьми да и засмейся.

– Нет, ну правда, – улыбнулся Майк. – Ты так смешно визжал! Я даже обалдел слегка. Но потом посмотрел на тебя и не выдержал… И тут ты словно очнулся. Будто сам удивился, какого черта стоишь посреди зала в такой странной позе… Я еще подумал – ты, случаем, кэндо[27]27
  Кэндо – японское традиционное фехтование на мечах.


[Закрыть] не занимаешься?

Охара смотрела на меня с нарастающим интересом. Я поднял стакан и отпил чуть ли не половину.

– С чего ты решил?

– А ты барабанную палочку так схватил, словно меч в руки взял. И только потом просек, что клинок короткий. Стоишь, голова набекрень, и сам себе удивляешься… Ей-богу, я чуть не помер со смеху.

– А дальше?

– А дальше ты палочку отшвырнул, заплатил по счету и вышел. Вот и все.

– А на улице свалился на обочину и пьяный заснул под дождем, – подытожила Нами-тян.

– Ага-а! – протянула Охара. – Так вот откуда ваша простуда!

Я молча уставился на саке перед носом. Прозрачная жидкость подрагивала в стакане. В ней отражались черная стойка бара и тусклые лампы. Казалось, она втягивала в себя весь свет заведения, цветом напоминая небо. То самое небо, в которое я смотрел вчера утром, лежа на тротуаре. Я вспомнил слова Какисимы: жизнь взаймы… Может, таким образом я пытаюсь из нее выскочить? А может, я просто выскочил из собственных рамок? Не знаю… Я задумался, но голос Охары вызвал меня из забытья.

– Что с вами, шеф? Вдруг замолчали как рыба. Совсем на вас не похоже.

Не отрывая взгляда от стакана, я ответил:

– Я абсолютно нормален.

– То есть?

– С температурой тридцать восемь кто угодно умолкнет.

– Ну, тогда вам лучше пойти домой. Вы же собирались пропустить только стаканчик…

– Эй, – услышал я голос Майка. – А ты вообще кто?

Охара представилась.

– А это мой начальник, – добавила она.

– Вон как! – усмехнулся он. – Стало быть, Мари-тян? Смотри, этот дядя тебе совсем не пара. У такой красавицы – и такой буйный шеф. Вы друг другу совсем не подходите…

– Спасибо. Я тоже так думаю.

– Одинокая?

– Ну что вы… У меня муж есть.

– А лет тебе сколько?

– Столько же, сколько твоей сестре.

– Ха! – воскликнул он. – Смотри-ка – сразу поняла, что мы брат и сестра. Такие остроглазые нечасто попадаются…

– Но у вас же столько похожего!

Я посмотрел на парочку за стойкой внимательнее. Один родитель у них явно был разный. Но теперь я тоже заметил, насколько они похожи. А в прошлый раз даже в голову не пришло… Что ни говори, по наблюдательности Охара явно круче меня.

Нами-тян рассмеялась вслед за братцем – звонко и непринужденно. Что ж, подумал я, в наши дни таких братьев-сестер можно встретить все чаще. Но это еще не повод приставать к ним с вопросами о личной жизни. Охара, впрочем, тоже ничего не прибавила.

Одним глотком я осушил стакан. Даже не спрашивая, Нами-тян забрала его и снова наполнила до краев.

– Небось тот же вопрос пришел задавать? – спросила она.

Я сделал глоток и вспомнил, как читал некролог в газете. И как раздумал ехать домой у турникета метро. Ни на что я особенно не надеялся. Просто было досадно, что так и не встретил Дзюнко Кагами на поминках.

– Ты права, – кивнул я. – Никак название вашего билдинга из головы не выходит. Вот и решил кое-что уточнить.

– Что именно?

– Когда вы открылись?

– Два года назад. А до нас это помещение три года подряд пустовало.

– Значит, ты все-таки наводила справки?

– Немного, – сказала она. – Сегодня звонили риелторы. Вот я у них заодно и спросила. Они заведуют этим зданием только последние три года. Что было раньше – не знают. И кто такая Дзюнко Кагами, им тоже неизвестно.

– А что за риелторы? Посредники для контракта?

– Ну да. «Недвижимость Нисии».

– А хозяин кто?

– Фирма «Ёсинага», – ответил Майк, вклиниваясь в разговор. – Владеет чуть ли не десятком зданий в этом районе. Сплошные бары да рестораны…

– Значит, ваш контракт об аренде подписывал их представитель? Если это крупная фирма – кто-нибудь не меньше начальника отдела, так?