Текст книги "Тьма на ладони"

Автор книги: Иори Фудзивара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Можно, я дам мужу ваш телефон?

– Тебе решать. Если считаешь, что нужно, то ради бога.

– Вы все-таки пойдете на эту Ногидзаку?

– Ну конечно. Я же сам эту встречу назначил. Чего это ты вдруг?

– А как температура?

– Близко к норме. Не волнуйся, в обморок не упаду.

– Вообще-то, я за другое волнуюсь. Там же будет главарь якудзы, верно? По вашему же приглашению…

– Послушай. Я тебя, кажется, просил не лезть в мою личную жизнь?

Охара глубоко вздохнула.

– Ладно… – пробурчала она себе под нос. – Такого упрямого осла все равно ничем не остановишь!

– Охара! Ты делаешь успехи.

– В чем это?

– У тебя появилась женская интуиция, – улыбнулся я. – Привет мужу!

Я повернулся и пошел в раздевалку.

– Кретин! – еле слышно прозвучало у меня за спиной.

19

Ближе к вечеру кольцевая подземки, как всегда, бурлила от возвращавшихся с работы людей. В переполненной электричке я прижимал свою поклажу к ребрам, явно раздражая окружающих. Каждый раз, когда вагон покачивало, в коробке громко звякали стальные трубы.

Слушая эти звуки, я вспоминал тишину в телефонной трубке пару часов назад. А когда очнулся, обнаружил, что станция «Харадзюку» уже позади. Там я собирался пересесть на линию Тиёда, но теперь решил выйти на «Эбису» и прогуляться через Роппонги. На часах еще не было и семи. Времени хоть отбавляй. Можно было не сомневаться: такой поздний час для встречи Сугино назначил совсем не случайно.

Ну что ж, подумал я. Роппонги – идеальное место для прожигания времени. С моей перспективой на будущее пора привыкать к этому странному хобби.

В баре у Нами-тян было на редкость людно. Лишь увидев такую толпу, я вспомнил, что сейчас вечер пятницы. В динамиках плескалась ностальгическая мелодия – Temptations, «My Girl».

Я прошел к стойке и уселся на свободный табурет между какими-то европейцами. Те скользнули по мне взглядами и, отвернувшись, продолжили болтать каждый на своем языке.

Подошел Майк. Ткнул пальцем в коробку, что я прислонил к стойке рядом с собой.

– А это что?

Я в двух словах рассказал ему про «Изи хангер».

– Стальные трубы? – с интересом повторил он и усмехнулся. – Пожалуй, это поубедительней, чем барабанные палочки!

– Даже не знаю, о чем ты…

Я заказал саке.

– Ах да! – вспомнил он. – Вчера ближе к ночи твоя красавица подчиненная сюда звонила.

– Я уже в курсе, – кивнул я.

Он принес мне саке и тут же куда-то исчез. Ну и бог с ним. Помолчать под легкую музыку в конце недели – тоже совсем неплохая штука.

Я потягивал саке и сквозь галдеж посетителей вслушивался в мелодии давно забытого прошлого. Kingston Trio – «Tom Dowley». Дель Шаннон – «Runaway». Отис Реддинг – «I'm Coming Home»… Ни одна песня для прожигания свободного времени не подходила, хоть тресни.

После «Only the Lonely» Роя Орбисона репертуар вдруг резко сменился, и Animals заиграли вступление к «Дому восходящего солнца». Песенка про юнца, который провел ночь в борделе. Надрывная «трещинка» в голосе вокалиста превращала эту мелодию в настоящее чудо.

За стойкой показалась Нами-тян, но один из иностранцев тут же пристал к ней с каким-то вопросом.

– Эрик Бёрден, – ответила она ему на грубом английском.

Юнец спросил что-то еще. Я посмотрел на него внимательнее. Белый парнишка лет двадцати уже принял на грудь будь здоров.

Нами-тян пожала плечами и обернулась ко мне:

– Эй, папаша! Ты не в курсе, кто у них на органе играл?

– Алан Прайс, – ответил я не задумываясь.

Она повторила парню мои слова. Он криво усмехнулся и с явным вызовом прогнусавил что-то еще. Нами-тян повысила голос, ответила что-то резкое, и клиент наконец заткнулся.

– Что происходит? – поинтересовался я.

– Спрашивает, почему в этом баре крутят одно замшелое старье. Его забыла спросить! Ну, я и говорю: если не нравится – чего про орган было спрашивать? Придурок какой-то, ей-богу… И без него забот полон рот!

Зная Нами-тян, можно было не сомневаться: на английском она прописала ему кое-что пожестче. Замшелое старье? Никогда бы не причислил «Дом восходящего солнца» к такой категории.

Нами-тян заглянула в мой бокал. Там было пусто.

– Еще?

– Да нет, – покачал я головой. – На сегодня хватит.

– Здорово ты в старых вещах разбираешься!

– К сожалению, только в старых…

– Это уж точно. Что перед носом творится – вообще не замечаешь. А жизнь вокруг – это тебе не пупок!

– Чего-чего? Какой еще пупок?

– Тот самый. Который у всех посреди живота расположен, а думать о нем никому и в голову не приходит. Ужасная несправедливость, тебе не кажется? Вот и ты со своей жизнью так же. И сам не живешь, и другим не даешь.

– Ого… Первый раз такой пример слышу. Да с чего бы я о своем пупке специально думал? И без него забот полон рот!

– Ну смотри. Может, я и зря вчера о тебе позаботилась…

– Ты о чем?

– Да Охара твоя звонила. Вчера, поздно вечером.

– Это я знаю.

– Но ты же не знаешь, о чем я говорила с ним.

– С ним?!

– Ну да… Она звонит, я говорю – дай-ка мужу трубочку. Ну и влепила ему: смотри, парень, будешь ворон считать – старый хрен у тебя жену отобьет!

У меня отвисла челюсть. Несколько секунд я смотрел на нее, не зная, что сказать. И наконец перевел дух.

– М-да-а… Вот уж действительно, спасибо за заботу!

– А что? Или я ошибаюсь?

«Ошибаешься!» – хотел было сказать я, но она убежала к клиентам. Работы сегодня хватало, и даже Майк выполнял роль официанта. Конец недели, куда деваться.

Хозяйка исчезла, но старые песни зазвучали погромче. Слушая эти мелодии одну за другой, я впал в удивительное состояние. Как будто я сидел на дне глубокого пруда в клубах какого-то ила из живых организмов, что плясали вокруг меня, слагая призрачные фантомы. У фантомов были лица. Эти лица то появлялись, то вновь исчезали передо мной. Я увидел лицо отца. Лицо своей бывшей жены. Лица людей, с которыми я когда-то работал, но чьи имена позабыл. Лица всех, кого я повстречал в своей жизни за сорок с лишним лет. Была там и Охара с ее робким мужем. А также та, что, возможно, звонила сегодня по телефону, хотя и не сказала ни слова. За двадцать лет ее лицо ни капельки не изменилось.

Скольких из этих лиц мне доведется увидеть еще хоть раз? Я задумался, но тут же понял, насколько бессмысленны любые попытки ответа. Странный ил успокоился и мягко осел на дно.

Старенький Донован допевал свою «Mellow Yellow». Я поднялся с табурета. На часах еще не было восьми.

Нами-тян зашивалась за кассой.

– Ты уж прости! Народу сегодня – как сельдей в бочке, – извинилась она.

– Да все в порядке, – улыбнулся я. – А насчет мужа Охары ты, ей-богу, зря беспокоишься…

– Почему это зря?

– В конце марта я увольняюсь. И все ниточки между нами оборвутся.

– Такие, как сейчас? Не надейся, не оборвутся!

– А ты откуда знаешь?

– Что, у меня глаз нету, что ли? Девчонка по краю ходит. Сама не понимает, что творит. У тебя кожа ведь как у бегемота, ничего не замечаешь! Этот мир погубят толстокожие, не слыхал? Если с девчонкой в таком состоянии обращаться, как с пупком на животе, она постепенно с ума сойдет, так и знай!

– Да ну тебя… Правда, что ли?

– А то!

Я вышел на улицу. Толстокожий? Сам не живу и другим не даю?.. Я шел по улице, размышляя о пупке на животе, как вдруг мои мысли переключились на Киэ Саэки. Разве Исидзаки игнорировал ее как женщину? Нет. Ее чувства он понимал отлично. Просто не позволял ничему произойти, вот и все…

Я брел по улице в сторону Ногидзаки. Теплый весенний ветер ласкал лицо. Ближе к перекрестку Роппонги меня окружила толпа, и воздух стал еще жарче. Добрый знак: если кожей чувствую время года – значит, иду на поправку.

Подходя к «Ёсинаге», я взглянул на часы. Восемь двадцать. В дальнем конце квартальчика я заметил какой-то магазинчик. Жалюзи на входе опущены, под навесом черная тень. Отсюда хорошо просматривалась вся улица. Я спрятался в тень и открыл коробку.

Две вертикальные стойки «Изи хангера» были самыми увесистыми. Я достал из коробки широкий скотч, что успел купить в лавке на станции. И принялся наматывать его на один конец трубы до толщины рукоятки обычного деревянного меча. «Изи хангер» оказался чуть легче того, к чему я привык, но в целом Майк угадал: теперь в моей руке было кое-что повнушительней, чем палочка от барабана.

За все это время ни одной фигуры у входа в «Ёсинагу» я не заметил. Однако не успел я оборвать ленту скотча, как зазвенел мобильник. От «Ёсинаги» было достаточно далеко, чтобы говорить в полный голос, и я нажал кнопку «прием». Поднося телефон к уху, я ощутил холодок в животе. А что, если это…

– Господин Хориэ? – послышался мужской голос. – Меня зовут Охара.

– А! Муж Мари Охары? – сообразил я. – Очень рад!

– Мне тоже очень приятно… Времени мало, давайте сразу к делу. Я проверил то, о чем просила Мари. Действительно, в избирательном округе, от которого баллотировался генсек Партии реформаторов Норио Сато, есть городок под названием Ёсинага. Очень маленький, вдали от больших магистралей, так что в Токио о нем почти никто не слыхал. Население – сорок тысяч человек…

От образа робкого парнишки, каким я запомнил его при первой встрече, не осталось и следа. Уверенный голос, отточенные формулировки. Судя по голосу, взрослый мужчина, который знает, чего хочет от жизни.

– Снимаю шляпу перед профессионалом, – сказал я. – Скорости у вас просто поразительные!

– Ну, что вы! Это мы тут поражаемся вашей интуиции. Вчера я просматривал документы «Ёсинаги», но мне даже в голову не пришло…

– В любом случае оперативности вам не занимать. И трех часов не прошло!

– На самом деле Мари просила, чтобы я успел до восьми. Пришлось очень крепко оседлать телефон, и вышло немного дольше…

– И как же вы действовали?

– Ну, пришлось сблефовать немного, у журналистов свои приемчики. Даже директору местной школы пару раз позвонил… Оказалось, что Хидэки Кацунума родился в городке Ёсинага. Сейчас ему пятьдесят восемь. А Норио Сато – его земляк, на два года младше. Они закончили одну школу.

– Ого. Чего только не узнаешь по обычному телефону! Вот уж не думал, что где-то в этой стране еще плюют на законы о неразглашении информации…

Он рассмеялся:

– А что вы хотите? Городишко тихий, провинциальный, никакой столичной нервозности. Перед центральными СМИ только что навытяжку не встают… В общем, отношения у этой парочки давние и очень тесные.

– Да уж, – согласился я. – Старший товарищ, младший товарищ? Представляю, что там за отношения…[42]42
  Отношения старшего и младшего товарищей («сэмпай–кохай») играют в жизни японцев солидную психологическую роль. В школе, вузе, спортивной секции или на производстве распространен т. н. «полуармейский» кодекс поведения, когда старший учит младшего жизни и защищает от «врагов», а младший выполняет мелкие прихоти своего «наставника».


[Закрыть]

– Об их прошлом подробностей нет, поэтому сказать трудно. Но на сегодняшний день их связывает совершенно конкретная взаимная выгода.

– Выгода?

– Сценарий довольно обычный. Кацунума вложил очень крупные средства в капитальное строительство вокруг родного города. И параллельно финансировал предвыборную кампанию Сато. Не напрямую, конечно, – но стрелки указывают на него. Вы еще не в курсе, что в Палате советников Норио Сато – член Комиссии по строительству? Поэтому любые проекты по развитию инфраструктуры его избирательного округа получают зеленый свет… В общем, о чистой и бескорыстной дружбе тут, конечно, говорить не приходится. Зато становится ясно, кто кому чего должен.

Мне стало не на шутку интересно.

– И вы столько успели узнать всего за три часа?!

Его голос ни капельки не изменился.

– На самом деле, не только я. Вчера вечером Мари рассказала мне о вашей догадке насчет «семейственности» в «Ёсинаге». Я позвонил своему коллеге, эксперту по связям с якудзой, и зачитал ему все фамилии из списка учредителей фирмы. Уже к утру он проверил что мог. И хотя ужасно извинялся, что много узнать не удалось, сообщил весьма любопытные факты. А именно – кое-что из личного дела Кацунумы.

Я прижал ухо к трубке и затаил дыхание.

– До сих пор Кацунума кичится тем, что в молодости его «учил жизни» сам Тэцуо Саэки. Тот самый Саэки из префектуры Тиба, он же – отец Киэ Саэки. Якобы они были настолько близки, что Кацунума считает себя чуть ли не членом его семьи. Хотя существует версия, что все это – миф, который Кацунума выдумал для пущей авторитетности…

– Но постойте! – перебил его я. – В том мире насчет подобных вещей не бывает никаких версий. Все связи между семьями известны точно, даже если прошло очень много лет…

– Даже не знаю, что на это сказать. Я просто передаю вам то, что услышал.

– Да-да, конечно. Продолжайте, пожалуйста.

– Ну, позицию Кацунумы в клане вы, наверное, знаете?

«Давненько не проверял», – чуть было не сказал я, но сдержался.

– Не знаю…

– Тогда, возможно, это вам пригодится. До сих пор банда Кацунумы считалась одним из лидеров клана Минамото. Но в последнее время против них набирает силу оппозиция.

– Оппозиция?

– На совете клана обсуждается сценарий, по которому власть над бандой должна перейти в руки лидера клана Дайго Сакадзаки. Такой план назревал уже очень давно. Дескать, если именно Сакадзаки возглавит банду, управление кланом станет эффективней и проще. И хотя внешне Кацунума держит себя как паинька, многие внутри банды убеждены, что его внешняя покладистость – не более чем камуфляж.

– Вот оно что… – хмыкнул я.

– Официально капиталами «Ёсинаги» вертят Сугино и Омия. Считается, что оба «завязали» с преступным миром. Однако в свое время Кацунума называл их своими «правой и левой рукой». Иначе говоря, на сегодняшний день эта парочка – марионетки Кацунумы в мире легального бизнеса.

– Ого! Вы даже их успели проверить?

– Как раз это у моего коллеги времени не заняло. В том мире главный принцип – «рука руку моет». Любой бизнес строится только на личных знакомствах… Ну, и последнее – личность профессора Ёды. Уникальная личность, должен сказать…

– Вот уж действительно: муж и жена – одна сатана!

– В каком смысле?

– У вашей супруги такая же привычка. В любом разговоре главное блюдо на десерт оставляет…

Он опять рассмеялся.

– Вы не поверите, но факты – упрямая вещь: Ёсиюки Ёда закончил ту же школу, что и Сато с Кацунумой. Директор их школы – на редкость болтливый старичок. О Кацунуме особо не распространялся – зато о Ёде все уши мне прожужжал. Уж очень гордился, что их маленькая школа выпустила в мир аж две знаменитости. Понятное дело, Кацунуму он в их компанию не включал… О Ёде старикан помнит все, поскольку сам его учил. Говорит, за всю его практику школа не знала другого школьника с такой блестящей успеваемостью. Тем не менее, по возрасту Ёда был гораздо младше этих двоих. А точнее, вообще из другого поколения. Все, что их объединяет, – это название школы в биографии и, понятно, место рождения. И тогда я решил проверить все напрямую.

– Напрямую?

– Ну да. Взял и позвонил профессору Ёде. Сказал, что наслышан о его планах относительно выборов в Палату советников.

– И что же он ответил?

– Что ничего подобного никогда не планировал.

– Ну, другого ответа от него теперь и не дождешься.

– Это верно. Но дальше случился занятный эпизод. На всякий случай я спросил, не знакомо ли ему слово «Ёсинага» – то ли город, то ли название фирмы… И вот тут он ответил очень красноречиво.

– Неужели пустился в воспоминания?

– Если бы! – опять засмеялся он. – Шмякнул трубкой так, что я чуть не оглох. Сравнить с его образом в телевизоре – просто другой человек! Ей-богу, такого лучше сто раз увидеть, чем один раз услышать…

– Ишь ты! – усмехнулся я. – Вот и мне он «ответил» точно так же. Забавная привычка… Значит, не любит вспоминать родные места?

– Кто знает, – задумчиво произнес Охара. – На данный момент это все, что мне удалось разузнать. Надеюсь, пригодится?

– Еще как пригодится! – сказал я. – Массмедиа – великая сила… Впрочем, нет, извините! Это вы – великий журналист. Я не преувеличиваю, честное слово.

– Скажете тоже! – отозвался он, явно польщенный, и я снова вспомнил его полудетское лицо.

О жене он, слава богу, не заговаривал. Я поблагодарил его и уже хотел отключиться, как вдруг вспомнил еще кое-что.

– Да, кстати! Можно ли узнать, по какому адресу зарегистрирован Кацунума?

– Думаю, да.

– И заодно… У него же наверняка и в Токио есть квартира, вы не думаете?

– Сейчас попробую. Подождите минуточку!

В трубке послышались удаляющиеся шаги. Похоже, он звонил из какого-то отдельного кабинета, чтобы никто не слышал. С минуту он с кем-то совещался, потом вернулся – и зачитал мне адрес дома в городе Ёсинага.

– Насчет Токио, – добавил он. – Какое-то жилье он здесь приобрел, это факт. Но адрес неизвестен. Это могут знать только члены семьи, вы же понимаете…

– Да, конечно. Огромное вам спасибо!

– Ну что вы, всегда рад… Значит, сейчас вы идете встречаться с самим Кацунумой?

– Да.

– Будьте предельно осторожны. Как мне только что намекнули, этот бандит не признает авторитетов и славится особой жестокостью…

Я еще раз поблагодарил и отключился.

Да, похоже, муж Охары больше не был робким юнцом. Человек, с которым я только что говорил, был крутым журналистом с отличной хваткой и блестящими аналитическими способностями. Что там сказала ему Нами-тян? «Будешь ворон считать – старый хрен у тебя жену отобьет»? Не знаю, кто из нас считает ворон, но пока «старый хрен» у парнишки в большом долгу.

Стало быть, Нами-тян считает меня толстокожим? Ну что ж. В чем-то она права. Возможно, даже попала в самую точку… Пока я думал об этом, к дверям «Ёсинаги» подрулил «мерседес». Передняя дверь открылась. Какой-то юркий человек проворно выскочил из машины и распахнул заднюю дверь.

Тот, кто вышел из задней двери, был одет в двубортный костюм. Лица я не разглядел – чересчур далеко. Подойдя к дверям, двубортный остановился. Двери разъехались в стороны, и я различил за ними вереницу из нескольких человек, застывших в самом низком поклоне. Возглавляли эту шеренгу мои знакомцы – «толстый» и «тонкий». Омия и Сугино.

Я посмотрел на часы. Без десяти девять. Кто-кто, а якудза знает цену времени.

Я достал блокнот, раскрыл его и набрал номер на телефоне. Трубку взял Майк.

– Сестра рядом? – спросил я.

– А, это ты? А что, у тебя к ней разговор?

– Ага. Хочу ее на свидание выманить…

Он засмеялся. Явно не принял меня всерьез. Нами-тян взяла трубку.

– Ты, говорят, похитить меня решил?

– Угадала… – Я вынырнул из-под навеса и окинул взглядом черное, без единой звездочки небо. – Извини, что от дел отрываю. Но я, кажется, здорово подсел на адреналин. Не прокатишь меня еще разок на мотоцикле?

20

Ровно в девять я встал у дверей конторы. Створки разъехались. Как только я вошел, все, кто был внутри, разом повернули головы в мою сторону. Пятеро. Я чуть не рассмеялся: их позы за столами слишком напоминали меня самого, сидевшего сегодня на работе. На столе перед каждым – журналы вперемежку с комиксами, и больше ничего. Как я подходил к зданию, они не заметили – и, судя по лицам, откровенно скучали.

Я обратился к молодому верзиле:

– Моя фамилия Хориэ. Господин Сугино у себя? Мне было назначено.

– Э-э… Да, я в курсе… – выдавил он, выходя ко мне из-за стойки.

От непривычной манеры речи он словно одеревенел. Несмотря на туго затянутый галстук, имидж офисного клерка давался ему с большим трудом. У остальных – та же песня. Если у банды Кацунумы и были какие-то проблемы, то прежде всего с кадрами.

Верзила тут же уставился на коробку:

– М-м… А что это у вас?

– Да так, мелкая мебель, – сказал я. – Не удержался, купил по дороге.

– А… э-э… можно посмотреть?

– Ого! В вашей фирме, что, всем гостям личные досмотры устраивают?

У верзилы отвисла челюсть. Он явно не знал, как поступить. Продолжать и без того безумный цирк до полного абсурда – или выбрать более привычную заботу о безопасности своего босса? В его личном случае победили условные рефлексы.

– Да ла-адно… – нагло протянул он. – Небось не убудет!

Его настрой передался мне, как зараза. С одной стороны, я давно не якудза. Но с другой стороны – ничем, кроме якудзы, никогда не был. Не успела его ручища сграбастать меня за плечо, как мои пальцы задвигались сами. Кисть скользнула в дыру, что я проделал в коробке заранее, и стиснула рукоять. В следующую секунду конец стальной трубы понесся верзиле в пах. Рука ощутила тугую отдачу – и от офисных стен отразился жалобный вопль. Зажав руками промежность, верзила задумчиво рухнул на пол.

Секунд пять я рассеянно наблюдал за его конвульсиями. Потом сказал:

– Извини, дружок. Завтра твоя моча будет красной. И тогда ты вспомнишь о том, что, если с порядочными людьми распускать руки, можно никогда не встать на ноги. Вспомни об этом – и скажи мне «спасибо». А если что-то не нравится, можешь заявить в полицию об избиении младенцев.

Четверка зрителей, с грохотом опрокинув стулья, вскочила на ноги. При этом каждый сунул руку за пазуху. Я сразу понял, что никаких коротких мечей, как в старинном кино, я сейчас не увижу. Времена меняются. Мировые стандарты обновляют не только для лампочек и автомобилей. И эту простую истину мне, похоже, придется постичь на собственной шкуре…

Дверь гостевой распахнулась, и в проеме возник еще один человек. Явно выглянул на шум – проверить, что происходит. Из-за его спины выглядывали Омия и Сугино.

– Кацунума, – спокойно представился он, даже не взглянув на верзилу, кряхтевшего перед ним на полу. – Господин Хориэ? Давно вас ожидаем… Наша молодежь вас ничем не обидела?

– Пустяки, – ответил я. – Юноша непочтительно разговаривал с посетителями. Смотреть было больно, пришлось поучить уму-разуму.

– Что вы говорите, – все так же спокойно сказал Кацунума. – Очень любезно с вашей стороны.

Он коротко глянул на трубу в моей руке и, не меняя лица, повысил голос:

– А ну-ка дайте гостю дорогу, живо!

Один из четверки схватил лежавшего за ноги и оттащил за стойку. Мудрое решение, что говорить. Слишком сильное зрелище для зевак за окном.

Сунув трубу обратно в коробку, я прошел в знакомую комнатушку.

Визитки Кацунума не предложил. Мы расселись по диванам, и я пристроил коробку рядом с собой. Напротив меня сидел Кацунума, по бокам от него – Сугино и Омия. Оба сжимали в руках увесистые портфели. Уж наверняка не с документами, понял я.

Из зала снаружи донесся монотонный гул: на дверях и окнах опускались стальные жалюзи. Заметив, что я прислушиваюсь, Кацунума сказал:

– Не обращайте внимания. Стараемся не пугать мирных прохожих мордами наших головорезов…

Я посмотрел на него. Ни мягкость его голоса, ни учтивость манер не казались наигранными. И вдобавок – фантастически правильные черты лица. Не сообщи его возраста муж Охары, я бы дал ему от силы лет сорок пять. Якудзу с такой внешностью я видел впервые в жизни. Все-таки любые бандиты, которых я встречал до сих пор, от обычных людей хоть чем-нибудь да отличались.

– Итак, – спокойно произнес Кацунума, – насколько я понял, вы хотели обсудить с нами вопросы аренды?

– Совершенно верно, – кивнул я. – Нужно кое-что уточнить.

– Хм-м! – усмехнулся он. – Что конкретно? И зачем для этого понадобился именно я?

– Я уже говорил об этом вчера. Но, видимо, президент Сугино забыл вам передать… Прежде чем решить вопрос об аренде, я должен выяснить, почему «Кагами-билдинг» называется именно так, а не иначе. Вот я и решил побеспокоить именно вас. Как самого сведующего эксперта в этом вопросе.

Кацунума улыбнулся. Очень обаятельной улыбкой. Красные губы на бледном лице выделялись так резко, словно он подводил их помадой.

– Да что вы говорите! – приветливо сказал он. – Просто не верю своим ушам. Я уважаю ваше любопытство. Но боюсь, вы плохо представляете, где находитесь, если задаете такие вопросы.

– Простите, не понимаю. И где же я нахожусь? Уж объясните, будьте любезны.

– Как вы заметили, двери и окна заблокированы. Народу как сельдей в бочке, а места совсем чуть-чуть. – Он скользнул взглядом по моей коробке. – Вы, конечно, по-своему к этому подготовились, но посчитайте сами, сколько вокруг людей. Я уж не говорю о том, что у них в багаже.

– Понятия не имею, о чем вы.

Кацунума молча покачал головой. Верзилы за его спиной снисходительно улыбнулись. Повернувшись к одному из них, Омия взял портфель и положил к себе на колени.

– Вот уж не думал, что у такой солидной компании могут быть такие недогадливые менеджеры… – произнес Кацунума. – Ладно. Поговорим начистоту. Я пришел сюда не затем, чтобы отвечать на ваши вопросы. А затем, чтобы задавать свои. И это – банальный факт, на который даже обижаться нет смысла. Ну и конечно, хотелось взглянуть на знаменитого клерка-потрошителя…

– И это вы называете «разговором начистоту»?

– Ну, хорошо, – опять усмехнулся Кацунума. – Я отвечу на ваш вопрос. Но сперва расскажите о том, что известно вам.

– Наконец-то… – вздохнул я. – Что же вы хотите услышать?

– Все о смерти вашего президента Исидзаки. Все об этой трагедии, до мельчайших подробностей.

Я склонил голову набок.

– Странно…

– Что «странно»?

– В устах такого человека, как вы, «трагедия» звучит как «комедия».

Его лицо не изменилось ни на йоту.

– И какой же будет ответ?

– Господин Кацунума, я пришел сюда по приглашению ваших людей и, признаться, рассчитывал на большее понимание. Жаль, что между нами не получается взаимно полезного разговора.

Он повел подбородком. Омия приоткрыл портфель и выложил на стол журнал. Под крышкой портфеля блеснул металл. Пистолет. Я понял, что муж Охары ошибся: эти ребята никогда не «завязывали» с миром якудзы. Они просто маскировались.

Журнал этот, в полпальца толщиной, я знал хорошо. Поименный список служащих компании «Тайкэй», который, если приспичит, можно найти в любом магазине справочной литературы. Такие теперь времена.

Кацунума взял журнал со стола и пролистал его, как колоду карт.

– Прошу заметить, – сказал он, – что такое слово, как «взаимность», к нашим отношениям неприменимо. Не забывайте, с кем имеете дело. Я, например, могу прийти к вам домой и без всякого приглашения.

– Наверное, – кивнул я. – Только незваным гостям я, как правило, двери не открываю. И сразу звоню в полицию. Как и любой нормальный гражданин, не правда ли? Так что лучше вам от таких визитов воздержаться.

– Ну а как насчет ваших подчиненных? Если верить этому каталогу, с вами работает некая Мари Охара. А у нее, кажется, есть муж. Правда, супруги редко бывают вместе. Насколько я слышал, ей частенько приходится возвращаться домой в одиночку. По безлюдным улочкам Сасагая…

Значит, ребятки следят как за мной, так и за моим окружением. Начиная с того самого вечера, когда я разобрался с Кикумурой и его дружками. Хотя Кацунума уже наверняка пожалел, что для первого «знакомства» со мной выбрал такой неразумный способ. Оперативно, ничего не скажешь, – но многого узнать они не успели…

Вот что значит общество информации. Журналисты интересуются якудзой, якудза выслеживает журналистов. «Супруги редко бывают вместе», – сказал Кацунума. Похоже, они знают, где работает муж Охары. И наверняка в курсе, о чем Охара спрашивал Ёду по телефону.

– К сожалению, в конце месяца я увольняюсь. И никаких связей ни с компанией, ни с ее сотрудниками поддерживать не собираюсь. Я уже говорил об этом вчера.

– Да, это мы знаем. Но госпожа Охара вряд ли изменит свой обычный маршрут. И если, не дай бог, с ней случится какое-то происшествие, полицейского позвать она не успеет… А вам известно, во что превращается жизнь у женщин, которых насилуют смолоду?

– Уверен, в этом вы разбираетесь лучше меня, – сказал я. – Но вы говорили что-то насчет окон и дверей… Вы хотели сказать, что еще до происшествий с моими подчиненными какая-то трагедия может случиться со мной?

– О! Я смотрю, вы стали соображать быстрее.

– Виноват. Кстати, господин Кацунума, вы застрахованы?

– Застрахован?

– Или ваша фирма не интересуется вопросами страхования? Ну а я человек осторожный. Всегда страхуюсь, мало ли что… Особенно когда собираюсь на встречу с мафиозным начальством.

Кацунума опять рассмеялся. Видимо, до сих пор его никто так не называл.

– Существуют фотографии, – продолжал я, – на которых вы сняты чуть ли не в обнимку с одной очень важной персоной. Если такие снимки опубликуют, шансы этой персоны на ближайших парламентских выборах будут очень невелики. Я уж не говорю об ущербе, который нанесет подобная публикация имиджу всей его партии в целом… Коллекцию этих фото я собирал довольно долго. И если со мной что-нибудь случится, эти снимки будут разосланы сразу по нескольким адресам. А если конкретно – по адресам тех газет и журналов, которые заинтересованы в них больше всего.

Впервые за весь разговор Кацунума нахмурился. О том, что я могу быть в курсе его отношений с Норио Сато, он явно не предполагал. И теперь, очевидно, пытался припомнить, где и когда они вместе фотографировались. Мне не хотелось, чтобы он думал об этом слишком уж долго. В моей защите и без этого хватало щелей и дыр. Пора было резко менять тему.

– Господин Омия!

Услыхав свое имя, Омия вздрогнул и ошарашенно уставился на меня.

– Все хотел вас спросить… Вам тоже показалось, что в молодости мы где-то встречались?

Он ничего не ответил, но глаз не отвел.

Я положил на стол левую руку ожогом вверх.

– Вот и у вас тоже с рукой проблемы. Но лет тридцать назад, когда я смотрел на вас ночью, моя левая была забинтована…

Удивление пополам с ненавистью перекосило его лицо.

– А… Так это был ты?!

Его пальцы снова нырнули в портфель. Но я уже вскакивал на ноги, сжимая в руке трубу. На выдохе из меня вырвался крик – и сверкающая сталь, описав окружность, рассекла пространство перед глазами. Хрясь. Почему-то в последнее время я часто слышу звук ломающихся костей. Господину Омии придется погулять с загипсованной правой еще пару месяцев. Ни о чем другом подумать времени не было. Уже в следующий миг я увидел, как по другую руку от Кацунумы в мою сторону поворачивается еще одно дуло. Я снова услышал собственный крик. В длинном прыжке меж диванов я думал только о том, куда лучше поставить ногу. Очередной хруст костей, чавканье распоротой плоти. И еще через миг – тяжкий грохот пистолета об пол. Прижимая правую руку к груди, Сугино захрипел так, словно его пропускали через мясорубку.

Кацунума сокрушенно покачал головой. И десяти секунд не прошло, а парочка его компаньонов уже корчилась в судорогах на полу.

– Итак, господин Кацунума, – произнес я ему на ухо, приставив к горлу конец трубы. – Теперь вы поняли, на что способен клерк-потрошитель, если его разозлить. Даже простая вешалка в его руках может доставить окружающим кучу проблем. Плечо господина Сугино сейчас переломано в нескольких местах. Полное восстановление займет не меньше года. А на вашем месте я бы сейчас вел себя очень спокойно, ибо разорванные аорты не восстанавливаются.

Он ответил на удивление спокойно:

– Пару дней назад один из моих людишек с вами уже беседовал. Доложил мне, правда, только одно: дескать, чертов салариман совсем с катушек слетел, когда дело до драки дошло. Но теперь я понял, почему его гипс снимут только через три месяца. М-да… Кажется, сегодня мы немного ошиблись в расчетах.