Текст книги "Тьма на ладони"

Автор книги: Иори Фудзивара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Откуда ты узнал мое имя? От Исидзаки?

– Да нет, – покачал он головой. – Тебя твой президент не выдал, как я ни настаивал. Первый раз я твое имя запомнил для галочки, когда ты Ёде звонил. На другой день после смерти Исидзаки. А там и визитка твоя подвернулась…

– Визитка?

– Забыл, как ты в одном доме консьержу визитку оставил? Безумный такой старикашка. Сразу все про тебя выболтал.

– М-да-а, – хмыкнул я. – Неплохо ты по городу мотаешься!

Консьержу я звонил наутро после поминок. Он сообщил мне, что был звонок от Киэ Саэки. Но даже не заикнулся о том, что передал мою визитку людям, которые заявились к нему сразу после моего ухода. Ну, это ладно. Проблема в другом. Получается, Кацунума знает о существовании Киэ Саэки. Хотя из ее рассказа следовало, что сестры практически не общаются…

– Значит, ты все-таки спрашивал мое имя у Исидзаки? Когда?

– В день перед смертью. Точнее, тем самым вечером. После работы он пошел домой, а по пути со мной встретился. Отдал мне оригинал записи и кассету с твоей копией.

– Ну, и какого дьявола эта запись вообще появилась на свет?

Он выдержал паузу и снова заговорил – чуть более устало, чем прежде:

– Люди меняются… Что тут еще скажешь.

– Ты не мог бы выражаться яснее?

– Со временем в Ёсиюки проснулась жажда власти. В таком невинном парнишке – кто бы мог подумать! Но все-таки отец в тюрьме помер. Может, от всех этих мыслей у него мозги и съехали… – Кацунума вздохнул. – А жажда власти – та еще зараза. В ком поселится, того уже не остановишь. Вот и я остановить не сумел…

Я задумался. Этот Кацунума открывался мне с новой стороны. Мысли вдруг сами переключились на Киэ Саэки. Я понял, зачем эти ребятки приходили в «Розовые холмы». Цель могла быть только одна: проверить, знает ли Киэ Саэки о существовании этой чертовой записи. Что бы она ни ответила – им по большому счету уже все равно. Скажет «не знаю» – чем закончится такой допрос, представить несложно. Скажет «знаю» – найдут способ заткнуть ей рот навсегда. Вот почему Исидзаки решил спрятать ее в отеле. До тех пор, пока кое-кто не заплатит за все сполна…

Но об этом я решил его не расспрашивать.

– А чего удивляться, – сказал я. – На невинность парнишки явно было кому повлиять…

– Не отрицаю, – отозвался он. – Но обсуждать это с тобой не собираюсь.

– Понял, – кивнул я. – Вернемся к теме. Ну, и как же ты подобрал ключи к Кагами Дзюнко?

И тут он заткнулся основательно. В салоне повисла такая тишина, что даже рев машин за окном растворялся в ней точно в бездне. Я взглянул на него. В бликах рекламы его лицо то высвечивалось, то вновь уходило в тень. Казалось, он погрузился в какие-то очень далекие воспоминания. Его глаза смотрели на дорогу впереди, но видели что-то совсем другое. И говорить он, похоже, не собирался.

Я решил сменить тактику:

– Я слышал, ты в молодости переселился в Тибу? Почти столица…[47]47
  Префектура Тиба – восточная часть района Канто, фактически пригород токийского мегаполиса.


[Закрыть] Что ж потом вернулся в свою глухомань? Тебя ведь, говорят, даже в доме Саэки кормили как своего…

Кацунума, словно очнувшись, коротко глянул в мою сторону.

– Ишь ты! – криво усмехнулся он. – И в этом белье покопался… Только тут разговор совсем странным будет.

– То есть?

– Если я тебе это расскажу, – кем бы ты ни был, уже завтра утром пожалеешь о том, что родился на свет. Иначе говоря, тебе останется просто сидеть в углу и дожидаться смерти. Без вариантов. Ты готов?

– Готов, готов… Не волнуйся.

Он еще немного подумал – и наконец раскрыл рот:

– Ну что ж. Считай, ты меня разозлил. Придется пачкать руки. Уж не знаю почему, но я старался без этого обойтись.

– Не грузись. Ты и так всю жизнь дерьмо жрал. Какая разница?

– И то верно, – усмехнулся он.

Похоже, он принял решение. Ну наконец-то, подумал я. Переходим к главному вопросу.

– Судя по твоим намекам в конторе, ты уже знаешь, что мы с генсеком Сато земляки.

– Знаю. Как и то, что вы друг друга неплохо пользуете.

– Да уж… Если это просочится в газеты, будет большой скандал. Только этой паскуде и без меня есть что скрывать из своего прошлого. Теперь-то он важной птицей заделался. А в молодости был самым обычным развратником и подлецом. Иначе бы и в Парламент никогда не пролез. Все его успехи на выборах – сплошные подтасовки…

Я посмотрел на него. Все-таки любопытно, как выглядит человек, когда называет члена Парламента паскудой. Но его лицо не изменилось ни на йоту.

– Ну а я с детства был отпетым хулиганом. Как говорится, рыбак рыбака… В общем, мы с Норио сразу снюхались. Когда познакомились, я ходил в седьмой класс, он – в девятый. Он-то и приметил меня первым. Да так и стал моим патроном. Родители на нас давно уже махнули рукой… А потом он подался в Тибу. Связался с бандой Саэки, ввинтился в семью. Ему тогда и восемнадцати не было.

– Кажется, банду Саэки еще называли «меченосцами», – заметил я.

Он скользнул по мне взглядом:

– Что-то я все меньше понимаю, кто ты на самом деле. Ну, ладно… Да, Норио тоже любил называть себя «меченосцем». Школу я закончил с грехом пополам. Тут-то он меня к себе в Тибу и вызвал. И начались времена, о которых я сегодня вспоминать не хочу…

Да, подумал я. Здесь мы с ним одного поля ягоды. Я тоже не люблю вспоминать молодость. Наверное, на свете очень много таких, как мы. Людей без единого воспоминания, в которое хотелось бы уйти с головой.

– Тогда ты и познакомился с Дзюнко Кагами?

Он покосился на меня. Видимо, пытался прикинуть, сколько я знаю, а сколько нет. И наконец произнес:

– Да. Красивая была девчонка. Жила отдельно от отца, и напрямую мы почти не общались. Но иногда я смотрел на нее издалека. Настоящая красавица, просто принцесса…

Справа от нас заревел чей-то мотор. Крутое авто с низкой осадкой обгоняло нас на бешеной скорости. Спортивная модель, двухместный салон, в полулежачих креслах – юная парочка. Я попытался представить, что за жизнь ведут люди, которые в ночь на субботу развлекаются подобным образом, но у меня ни черта не получилось. Кацунума проводил задумчивым взглядом их задние фонари.

– И чем же закончилась твоя служба в доме Саэки? Ты вошел в костяк?

– Нет… На службе дело и закончилось. А вот Норио приняли в семью и сынком назначили.

– Ого! Да от таких назначений не отмыться по жизни. Как же он завязал?

– А он и не завязывал. Его самого завязали.

– Это как?

– Развели по крови. И письмо о том разослали по всей стране.

Я уставился на него. Более жесткого наказания, чем разрыв кровной связи, для якудзы не существует. «Завязанный» подобным образом выпадает из воровского «рая» навсегда. Податься изгою некуда: в мире нормальных людей с бандитским прошлым не выжить. Если тебя отлучили от клана – доверие братвы еще можно восстановить. Но если ты разошелся с ними по крови – шансов уже никаких.

– Что же он натворил?

– Всем сказали, что залез по локоть в общак. Но за такие шалости по крови не разводят. Палец-другой отчикают – и гуляй себе дальше…[48]48
  Якудзе, провинившемуся перед кланом, отрезают один или несколько пальцев в зависимости от тяжести проступка.


[Закрыть]

– Ты не ответил на вопрос.

– Ну, в общем… То, что он натворил, и стало косвенной причиной самоубийства Исидзаки, – медленно и бесстрастно произнес Кацунума. – Что ты знаешь о Киэ Саэки?

Скрывать смысла не было.

– Только то, что она – младшая сестра Дзюнко Кагами, – ответил я.

Он чуть заметно покачал головой:

– Это не так. Впрочем, она и сама об этом не знает…

– Не так?

– Дзюнко Кагами – не сестра Киэ Саэки. А ее мать. Отца зовут Норио Сато.

22

Пустота. Белая безмолвная пустота взорвалась и зависла в моей голове.

Я долго смотрел не отрываясь на бесконечную ленту асфальта. Чуть изгибаясь, эта серая лента набегала на нас откуда-то издалека и немного слева. Так и чудилось, что она вот-вот оборвется. Но ничего не менялось.

И тут Кацунума снова заговорил:

– Похоть бывает разная… Каких только блудливых котов я не перевидал! Большинство из них – обычные паскудники. Хотя и больных на всю голову тоже хватает. Но таких, как Сато, я не встречал никогда… В общем, Дзюнко Кагами – тогда еще Дзюнко Саэки – родила дочку в тринадцать лет. Когда Норио сообщил мне, что она от него залетела, у меня чуть глаза на лоб не вылезли. А он, помню, расхохотался. Если б не это, я бы еще подумал – мало ли, может, такая любовь у людей… Но уж больно погано он хохотал. Самый натуральный скот.

– И с этим скотом ты до сих пор в одной связке?.. – напомнил я.

– Ну, я же сказал. Такая моя работа – чужое дерьмо хлебать. Судьба, куда деваться…

– Судьба? Красиво поешь… Нормальные люди это называют «гнилыми связями».

– Да уж, – кивнул он с брезгливой усмешкой. – Точнее не скажешь.

– Выходит, Сато еще легко отделался? Как это ему удалось?

– При обычном раскладе он, конечно, не выжил бы. Обрюхатить дочку главаря, когда ей еле двенадцать исполнилось, – все равно что самому себе кишки выпустить. Зная характер папаши, я тоже думал, что уже через пару дней эту поганую тушу располосуют на кусочки и утопят в заливе Босо. Да только дочка, поди ж ты, в слезы ударилась, чуть не на коленках папашу упрашивать начала – пощади, мол, ребенка ради. Видно, чем-то ей этот подонок все-таки в душу запал. Ну, тут отец и сломался. А может, просто не захотел, чтобы дочкино горе на плод перекинулось… В общем, опустил паскудника до самого дна да на том и остановился. А внучку, что родилась через год, зарегистрировал как собственную дочь.

– Но неужели это ни разу нигде не выплыло?

– Сам удивляюсь, – кивнул он. – Дочку, пока та с пузом ходила, он упрятал под домашний арест в другую семью, где всем молчать было велено. Так что беременной ее никто не видел. Во всей банде правду знали только самые приближенные, человека три или четыре. А жена Саэки еще через год померла. После всего, что случилось, чуть не тронулась с горя – да, видно, так и не смогла оклематься. Но главное – об этом до сих пор не подозревает сама Киэ Саэки… А вслед за Норио и меня оттуда выкинули. Так что за тем, как все дальше было, я уже подробно не следил.

В ушах прозвучал голос Киэ Саэки. «Что может быть общего между детьми из разных поколений?» – пожаловалась она. Вот как. Значит, проблема не в этом. Просто Дзюнко Кагами сознательно выдерживала эту дистанцию. Единственный вариант отношений, который позволяет себе мать, боясь, что дочь узнает всю правду. «Ведь он совсем не умеет притворяться, – опять пронеслось в голове. – Чистый, порядочный человек…» Да, таким он и был. Узнал от Дзюнко Кагами обо всем, что случилось. И смотрел на дочь не глазами мужчины, а глазами человека, который обожает мать.

Оторвавшись от серой дороги, мой взгляд провалился в иссиня-черное небо. Ночное небо, бездонное, как чья-то любовь.

– Но как Сато удалось пробраться в Парламент?

– Редкий случай, когда «развод по крови» оказался кому-то на руку. Как только этот упырь вернулся в родной городишко, родители его померли. И оставили ему в наследство строительную фирму. Поначалу, кроме наездов да шантажа, ему и действовать было нечем. Но как раз в этом он преуспел. Подходящее время, подходящее место. Да еще и деньжат подвалило. Иногда этого достаточно, чтобы урвать от жизни все, что захочешь. И он рванул в мир большой политики. Начал с делегата от совета префектуры, а там и в Парламент на депутатской лошади въехал. О родном городишке не забывал, государственные деньжата регулярно туда заворачивал. Даже кличку себе на родине заработал – Мини-Какуэй.[49]49
  Какуэй Танака (1918–1993) – крупный послевоенный политик, премьер-министр Японии с 1972 по 1974 г., уроженец префектуры Ниигата. За годы его службы в Парламенте Ниигата превратилась из провинциального захолустья в один из самых процветающих регионов страны. В конце карьеры был осужден за взятки (дело «Локхида» 1976 г.), но до сих пор считается «народным героем» в родной префектуре.


[Закрыть] В общем, чего удивляться. Какие люди, такая и страна…

Перед глазами мелькали какие-то надписи на асфальте. Где мы находимся – я уже не понимал. В голове проплывало прошлое этих людей. С тех пор минуло столько лет. Но все эти годы они не забывали о Дзюнко Кагами. И успешная карьера телезвезды, и всю жизнь скрываемая от дочери правда – все уходит корнями туда…

Словно подслушав мои мысли, Кацунума продолжал:

– А потом я впервые увидел Дзюнко по телевизору. Удивился, конечно, но сразу узнал. Такой женщине даже играть не нужно. Всё в ней самой. И на экране все такая же принцесса, как в детстве… Я, конечно, даже подумать не мог, что призрак прошлого мне по телевизору явится. Только здесь все было сложнее. С такой работенкой, как моя, всех «призраков» на учет ставить приходится. Я, конечно, мог и контору ее проверить, и с ней самой поговорить. Но не стал. Газетчики тогда были не такие пуганые, как сегодня. Так и прописывали в ее «профиле»: родилась в префектуре Исикава, отец – господин Саэки… А я, если честно, никого в жизни так не боялся, как ее отца. Да и про Норио Сато вспоминать не хотелось…

– Ну, его ты через пару лет все-таки вспомнил.

– Подначивай сколько влезет, – спокойно пожал он плечами. – Пушка пока у тебя… Но за карьерой Дзюнко я следил давно. Когда она стала ведущей больших телешоу, это был уже пик ее славы. А мои «гнилые связи» с Сато уже прогнили до основания. Чем бы я ни занимался, без этой паскуды уже шагу ступить не мог… К тому времени стало известно, что старый Саэки помер, а банда его раскололась. Другими словами – бояться мне стало нечего. И тут вдруг оказалось, что Исидзаки крутит с ней роман. Об этом я узнал от Сато. Он-то с Исидзаки уже давно был знаком – все эти финансисты и политики часто пересекаются. Хотя с самой Дзюнко, слава богу, в «новой жизни» встретиться не посмел… В общем, он мне рассказал об их шашнях. И поручил копать. Тут мы, понятно, сразу на золотую жилу наткнулись. У Сато как раз на раскрутку партии не хватало. Сам-то он, конечно, как член Парламента, морды наружу не высовывал. Грязной работой, как всегда, пришлось заниматься мне…

Я покачал головой:

– Вот это терпение! Я, конечно, не собираюсь тебе проповеди читать. Но интересно, что сам о себе думает человек, когда сожрет столько дерьма?

– Никогда об этом не думал. У меня такой стиль жизни. Другого нет.

– Это какой же? Сам не живешь и другим не даешь?

Он криво усмехнулся. Мои слова, похоже, были ему до лампочки.

– Если я верно понял, – уточнил я, – сначала вы не планировали давить на Дзюнко Кагами. Вопрос стоял только об Исидзаки. Но в итоге вы замкнули их друг на друга, так, что ли?

– Да, – кивнул он. – Нужно было чем-то заткнуть ей рот. Шантажируя Дзюнко собственной дочерью, Сато и сам рисковал слишком многим.

– Честно признаюсь: завидую твоей нервной системе, – вздохнул я. – Обычному человеку, нажравшись такого дерьма, давно бы уже поплохело…

Не меняясь в лице, Кацунума бесстрастно смотрел на дорогу.

– Поначалу этого хватало, – продолжал он. – Инвестиции «Тайкэя» потекли в «Ёсинагу». А позже к ним и добавку приписать удалось. Уже на этом мы нагревались очень неплохо. Поэтому, когда Исидзаки уперся и начал условия выдвигать, спорить не стали. Он ведь сразу заявил, что, кроме «Кагами-билдинга», больше ничего инвестировать не собирается. Ну, мы и согласились. Знаешь, что в нашей работе самое главное? Не перегнуть палку. Когда давишь кому-то на горло – оставляй место для вдоха.

– М-да. Послушаешь тебя – чему только не научишься… Но зачем вы назвали здание «Кагами»? Вам же это имя – как кость в горле, разве нет?

– Это было вторым условием Исидзаки. «Раз уж это могила – пусть так и называется». Так он сказал.

– Могила?!

– Да. Я тоже, помню, переспросил, но он не стал объяснять. Только добавил, что это – его условие, и замолчал как рыба. Для нас, понятное дело, большой проблемы в том не было. Какая разница, как что называть. Но считать это чьей-то могилой, конечно, странно… Хотя еще страннее другое. Получалось, он сам предлагал вписать в документы имя, которое могло выдать его с потрохами! Когда ты в конторе об этом спросил, я тебе не ответил. И знаешь почему? Потому что и сам до сих пор не знаю, что он имел в виду. Может, ты мне расскажешь?

Я не стал рассказывать. Не было никакого желания. Хотя сообразил, в чем дело, как только это слово коснулось моего уха. Оно объясняло все. Во-первых, Кацунума уже догадался, хотя и не понял. Исидзаки спланировал дело так, чтобы улики его преступления сами выплыли на поверхность. Все тайное должно становиться явным, считал он. Такой это был человек. Но все-таки существовала еще одна причина. Могила. Это странное слово взорвалось в моей голове, как весенний гром. Могильные камни ставят в память о том, что закончилось. И вырезают имя.[50]50
  Фамилия самого Исидзаки означает «каменный утес».


[Закрыть] Для Исидзаки на этом закончилось его будущее с Дзюнко Кагами. По крайней мере, он так решил. Когда понял, что даже после смерти жены быть вместе им не суждено. Когда угрозы в их адрес вышли на очередной виток. Своими руками похоронил мечты о будущем, в котором они были бы вместе.

А кроме того – теперь я, кажется, понял, зачем Дзюнко Кагами открыла в этом здании свой ресторанчик. Когда их будущее умерло, она решила поселиться в могиле этого будущего. И передавая ему таким образом свое чувство, еще несколько лет находиться с ним по ту сторону Времени.

Для подобной догадки у меня не было никаких оснований. Но я в них больше и не нуждался. Самого этого слова – могила – было достаточно, чтобы все встало на свои места. Хотя ко мне самому это не имело ни малейшего отношения – я знал, что существует мир, в котором живут такие мужчины и женщины. Или, по крайней мере, существовал.

Я посмотрел на пистолет в руке. И поднял голову.

– Одного не пойму, – сказал я. – Зачем тебе было врать, что ты из семьи Саэки? Тоже для вывески?

Он понял, что я сменил тему. Но виду не подал.

– Точно. Для вывески… Очередной кусок дерьма: работа живой мишенью.

– Живой мишенью?

– Этот паскуда Сато всю жизнь должен был скрывать, что когда-то породнился с самим Тэцуо Саэки. И надежно подстраховался. Теперь, если его старые грехи вылезут наружу, все стрелки укажут на меня одного. Для этого он и распускает слухи, что от Саэки откололся именно я. Слава богу, от его банды уже остались одни старики, человек шесть или семь. Ну, с теми-то мы быстро договорились, в обиде никто не остался… Короче, сегодня ни о «подвигах» Сато, ни о моем настоящем прошлом ни одна собака не гавкнет.

– Да, похоже на то… Круто ты все обставил. Ну, и как вывеска, хорошо держится?

– А что ей будет. Красивая вывеска, с позолотой. «Легенда дома Саэки»… Есть чем гордиться.

«Зачем живет этот человек?» – пронеслось у меня в голове. Ответа я не нашел. Хотя спроси он об этом меня – результат был бы тем же.

– Ну что ж… – сказал я. – Конечно, твой опыт с моим не сравнится. И все-таки одну стратегическую ошибку ты допустил. Тебе не стоило знакомить Сато с Ёдой. Именно потому, что ты это сделал, тебе пришлось выкинуть последний козырь. Иначе говоря, ты нарушил главный принцип своей работы: перегнул палку так, что она сломалась.

Он долго молчал, затем уточнил:

– Почему ты так решил?

– Потому что знаю своего президента. Конечно, общался я с ним немного. Но характер понять успел.

– Из этой возни с видеозаписью?

– Хотя бы. Ты грозил, что расскажешь дочке о матери. Но грозил почему-то не самой матери, а президенту Исидзаки. Инвестиции в «Ёсинагу» вы от него уже получили. Не попадись твой Ёда на глаза твоему же Сато – стряпать такую шнягу, как это видео, было бы никому не нужно.

Кацунума глубоко вздохнул:

– Да… Кажется, тут я и правда загнался. Знакомил-то я их без особых планов. Ёсиюки только из Штатов вернулся, ну я и представил его Сато – гляди, мол, какие у нас талантливые экономисты растут. Только этот паскудник сразу на парня глаз положил… Сам-то, болван, даже школу не закончил. Кроме разряда по плаванию, никакой степени в жизни не получал. Вот и комплексует всю жизнь перед учеными. А парнишка эту его слабость мигом просек – да и шасть к нему под крылышко. В общем, отбился от рук козленок, изменил папаше… А про свои амбиции в политике пацан генсеку уже сам рассказал. Так что здесь я лоханулся, ты прав. И про наши с ним отношения тоже все выболтал. Сато мне уже не раз намекал.

– Вот как? Твой дружок тебя уже запугивать начал? Хороши землячки, ничего не скажешь!

– Ничего. Он от меня тоже никуда не денется… В общем, Сато мне задание дал. Придумай, говорит, как устроить парню дебют в большой политике. Вот и все, ничего конкретного. Мог бы меня и не дергать. Со временем и сам бы что-нибудь сочинил. Нет же, приспичило… Я туда-сюда – никаких зацепок. И тут на каком-то банкете у олигархов опять Исидзаки встретил. Рассказал ему проблему – ну, вроде как совета попросил. Он сразу и построился. Сам же мне эту идею с компьютерной графикой и подсунул. Я сперва тоже не верил, что такое возможно, но когда запись посмотрел – загрузился всерьез. Все-таки сильные кадры, никуда не денешься. Сато, конечно, про компьютерный монтаж ничего не знал. Да и откуда? В общем, как ты и сказал, я использовал с Исидзаки последний козырь. Палку пришлось перегнуть, и старик сломался…

Дальнейший его рассказ я мог бы продолжить и сам. Но не захотел. Пока я молчал, Кацунуму снова потянуло на откровенность.

– Но когда он руки на себя наложил, я кое-что понял. После того, как он мне все рассказал перед смертью, я уже и сам пожалел, что так обернулось. Только было поздно… В его самоубийстве, я думаю, две причины. С одной стороны, он хотел защитить компанию, которую создали его предки. Это понятно. Но было еще кое-что. Кое-что поважнее. Он выбрал самоубийство, чтобы Киэ Саэки не узнала правду о своей «сестре». Это я понял без вариантов. Да он и сам в последнем разговоре этого не отрицал…

Да, так оно все и было. Выйди этот проклятый ролик в эфир – бурной реакции публики было бы не избежать. Но тогда пришлось бы рассказать Киэ Саэки страшную правду о том, зачем сделана запись. Значит, она в любом случае узнала бы и еще более страшную правду о своей «сестре» – если не от Исидзаки, так от Кацунумы… Я снова вспомнил слова президента: «Спасибо тебе за все». Он хотел, чтобы на недопустимость компьютерного монтажа указал кто-то еще. Но даже не сделай я этого, он все равно остановил бы выпуск ролика и покончил с собой. Кацунума ошибся: тайна рождения Киэ Саэки – не косвенная причина самоубийства. А самая что ни на есть основная. Исидзаки умер ради этих двух женщин. Он выбрал смерть для того, чтобы их тайна осталась тайной.

Мы молчали. Я больше не различал дороги перед глазами. Просто смотрел в темноту и слушал шорох шин по асфальту. Отчего-то вспомнилась короткая встреча с Исидзаки. Та, когда мы смотрели отснятую мною запись – серый токийский дождь. «До шедевра еще далеко», – пошутил он тогда. Наверное, для старика тот тихий унылый дождь был еще мрачнее, чем для меня эта ночь за окном. Мы сидели и молча смотрели на экран. Таково было наше время вдвоем.

Вот, пожалуй, и закончилась моя работа. Последнее задание в жизни саларимана. Но кроме изматывающей душу пустоты, я не чувствовал ничего.

Постепенно вернулась реальность. Впереди показались огоньки съезда на Иигуру. Следующий съезд будет только на Касумигасэки. Я перехватил поудобнее пистолет.

– О'кей, – сказал я. – Покатались – и хватит. Съезжай с кольца.

Кацунума посмотрел на меня. Без единой эмоции на лице.

– Почему?

– Ты мне честно все рассказал. Дело сделано. До твоего дома отсюда ближе всего.

– Хочешь, чтоб я вернулся домой?

– Ну, я же сказал. Даже если там мусора, вязать им тебя не за что. А скорей всего, уже и нет никого.

– А с пушкой что делать будешь?

Я не ответил. А когда он повернул на съезд, спросил сам:

– Да, и последнее… Где сейчас Дзюнко Кагами?

– Не знаю. Правда не знаю. С месяц назад куда-то пропала. Сато сразу напрягся. Сами ищем, но пока впустую.

– Месяц назад? Тогда же, когда Исидзаки подсунул вам идею о ролике?

– Да.

Съехав с кольца, Кацунума направил машину в сторону Итинохаси. «Кагами-билдинг» остался за нашей спиной. Вдоль тротуаров Гайэн-Хигаси до самого Роппонги растянулась цепочка уснувших такси. В памяти мелькнула улыбка Нами-тян.

Кацунума вел машину, не говоря ни слова.

Я задумался. О том, что Дзюнко исчезла месяц назад, говорила и Киэ Саэки. Месяц, за который и был состряпан этот чертов монтаж. Из соображений секретности сводили, скорее всего, не в Японии. Была бы исходная запись – свести можно где угодно. В тех же Штатах или Корее цифровые технологии сегодня не хуже японских.

На проспекте Мэйдзи, уже недалеко от его дома, я снова посмотрел на пистолет. Взгляд провалился дальше и уперся в мои сношенные туфли.

– Скоро новую работу искать, – сказал я. – Придется купить новые туфли…

– Я смотрю, ты кое-что забыл… – осклабился Кацунума. – Тебе уже некогда искать работу. А захочешь смыться – пострадают люди, которые до сих пор тебя окружали. Очень сильно пострадают. Такие у меня методы. Заруби себе на носу.

– Тогда покажи мне свои туфли.

– Это еще зачем?

– Я трудоголик. На все в жизни смотрю с точки зрения грамотного менеджмента. А вот «брендовых» туфель себе еще ни разу не покупал. Когда работал менеджером, любую обувь стаптывал слишком быстро… Черт с ней, с новой работой. Но все равно интересно, какие туфли носит мафиозное начальство.

– Ох и странный ты тип… – озадаченно покачал он головой. Но оторвал левую ногу от пола. Его туфля сверкала как зеркало. Уж не знаю, какой там был бренд, но со мной эта обувь явно ничего общего не имела.

Я приставил пистолет к его туфле и спустил курок.

Салон наполнился диким воплем и запахом пороха. Машина вильнула. Я вцепился в баранку, выправляя курс, и сразу же огляделся. Слава богу, ничьего внимания мы не привлекли. Что же до звука выстрела, то он слишком похож на обычную детонацию в камере сгорания.

– Машину и без левой ноги вести можно, – сказал я. – Чуток помучаешься, но уж до квартиры как-нибудь доковыляешь. А там уже твой блудный любовничек тебя встретит. Всю ночь небось глаз не смыкал…

С полминуты Кацунума хватал ртом воздух, потом наконец пересилил себя и выдавил:

– Зачем стрелял?!

– Придумал, как мне поступить. Прямо сейчас я пойду сдаваться в полицию. Ближайший участок, кажется, на Харадзюку? Ну вот. Покажу им эту пушку – небось сразу мне поверят, как считаешь?

Белки его глаз сверкнули.

– Вон как… Переоценил я тебя!.. Думал, мужик крутой, смерти не боится… Так хоть напоследок расскажу, о чем просит… А ты что же… Опять жить захотел?

– Хочешь моей смерти – жди, когда я из камеры выйду. Тебя им сдавать не буду, это я уже говорил. Ни о шантажах, ни об Исидзаки ни слова им не скажу. Расскажу только о том, что случилось сегодня. Так что ты у нас будешь пострадавшим, а я обвиняемым. Прошлых судимостей у меня нет, сам в полицию сдался. Если повезет, дадут срок условно – да сразу и выпустят. В общем, долго ждать не придется…

– Так какого же черта стрелял?!

Его тело начало сползать вслед за голосом. Я опять схватился за руль.

– Эй! Еще аварии нам с тобой не хватало… А ну-ка, смотри вперед и рули как положено! Стрелял я не за себя, а за того, который сам этого сделать уже не может. Он, конечно, не давал мне таких полномочий. Но иначе я бы не успокоился… Это во-первых.

– А во-вторых?

– А во-вторых – сам подумай, что получается. Тихий салариман подстрелил главаря якудзы из его же пистолета. Человек укусил собаку. Шикарная новость, не находишь?[51]51
  «„Собака укусила человека“ – это не новость. Вот „Человек укусил собаку“ – это новость» – крылатое выражение американского газетного магната У. Р. Херста (1863–1951).


[Закрыть] Журналюги просто пальчики оближут! А уж как ее твоя братва оценит – я вообще молчу. Вот тогда и попробуй хоть пальцем тронуть тех, кто вокруг меня. Сразу все поймут, какая ты дешевка: свою злобу ко мне на невиновных срываешь. У вас ведь таких клоунов тоже за «козлов» держат, я правильно понимаю? Так что с твоей ненаглядной «вывески» вся позолота сразу пооблупится…

Не разжимая стиснутых зубов, Кацунума вдруг засмеялся. Сначала тихонько, а потом и во весь голос, превозмогая боль.

– Вот же вертлявая задница! Ловко придумал, хвалю… – На несколько секунд он скривился от боли. – Ладно, будь по-твоему. Но я тебя предупредил. Разболтаешь чего не надо – твоим людям крышка. Я подожду, пока ты выйдешь. Считай, до тех пор ты отсрочку себе заработал. Но только до тех пор. Сделаешь все чисто – другие останутся целы.

– Ну вот и славно.

Не знаю, что чувствует человек, которому прострелили ногу из пистолета. Наверное, что-то вроде зубной боли в ноге. А может, даже чуток полегче. По его лбу потекли струйки пота. Надо отдать ему должное: невзирая на боль, он вел машину довольно прилично. И даже не стал уточнять, что именно я расскажу в полиции. Надо думать, чем-то я его все-таки убедил.

Когда мы подъехали к дому, на часах было три. Вокруг – ни прохожих, ни полиции. Валявшийся на тротуаре верзила исчез. Оклемался – или «скорая» увезла? Как угодно. Я открыл дверь и вылез наружу. Оставив трубу на сиденье, сжал в руке пистолет, открыл дверцу водителя, помог Кацунуме выбраться. И, подставив плечо, потащил его на себе к подъезду. Хриплое дыхание свистело над моим правым ухом, а капли пота с его лба затекали мне чуть не за шиворот.

На полпути к дверям он вдруг дернулся и остановился. Похоже, как-то неудачно вывернул раненую ногу. Я решил дать ему отдышаться и поднял голову. Четыре фигуры, отделившись от стоявших неподалеку машин, неторопливо двигались к нам. Сыщики в штатском, решил было я, но ошибся. Человека в центре я знал. Это был Дайго Сакадзаки.

– Привет, малой, – сказал он негромко. – Прости – Масаюки…

Кацунума ошарашенно уставился на меня.

Сакадзаки повернулся к нему:

– С тобой, Кацунума, мы еще поговорим не торопясь. Там, куда тебя сейчас отвезут…

Двое из трех верзил шагнули к нам.

– Стойте! – сказал я. – Кто сказал, что я его вам отдаю?

Сакадзаки удивился:

– Ты о чем?

– С этим человеком я только что заключил сделку. Кто будет выполнять ее условия?

Все застыли. Но уже через несколько секунд послышался ровный голос Кацунумы.

– Ладно! – сказал он с какой-то неприязнью к себе самому. – Я, пожалуй, пойду. Славно мы с тобой покатались…

Восприняв это как сигнал, верзилы молча сняли Кацунуму с моего плеча и потащили к своей машине. Особой нежности в их манерах я не заметил.

– У него нога прострелена! – крикнул я им вдогонку. – Перевяжите его сперва!

– Непременно, – услыхал я в ответ.

Затолкав Кацунуму в машину, верзилы тут же уехали. Проводив их глазами, я покачал головой и повернулся к Сакадзаки:

– Кажется, мы договорились больше не встречаться?

– Извини. Обстоятельства заставили… Кстати, прости за наглость, но с таким багажом ходить по улицам запрещено.

Я заметил, что до сих пор сжимаю в руках пистолет. А оставшийся верзила стоит рядом с протянутой рукой. Тот же самый мужик, что подпирал ворота на заупокойной. Я покачал головой и оружия не отдал. Мужик выжидательно глянул на босса, но Сакадзаки кивнул, и рука послушно опустилась.

– Рассказывай, что происходит, – потребовал я.

– Давай я отвезу тебя домой. Здесь непонятно, кто на нас смотрит. В машине все и расскажу.

– У меня сейчас важная встреча.

– Ничего. Мой рассказ много времени не отнимет.

Я задумался. Если поехать домой, ближайший полицейский участок – аж в районе Одзаки.

– Ладно. Отвези меня на Готанду.

Верзила открыл дверцу. Я забрался на заднее сиденье, Сакадзаки устроился рядом. Когда машина тронулась, я окинул взглядом улицу и оценил, как точно выбран угол наблюдения. Как пить дать, наш водитель и был тем, кого я принимал за прохожего.