Текст книги "Собрание сочинений в десяти томах. Том шестой. Романы и повести"
Автор книги: Иоганн Вольфганг фон Гёте
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)
Не знаю, не содержится ли в последней строчке записки намек на то, что он «литературно отчитается» перед друзьями в своих вецларских переживаниях.
«Вертер», – говорил Гете в старости, – это тоже такое создание, которое я, подобно пеликану, вскормил кровью собственного сердца». Все это так, конечно, но еще не дает оснований видеть в Вертере всего лишь главу автобиографии, произвольно снабженную трагической развязкой-самоубийством вымышленного героя. Нет, Гете ни в малой мере не Вертер, сколько бы автор ни наделял героя своими душевно-духовными качествами, в том числе и собственным лирическим даром. Иные письма Вертера (не говоря уже о замечательных «его» переводах из Оссиана) даже метрически сходствуют с вдохновенными «большими гимнами» Гете. Не стирает разности между писателем и героем романа и то, что «Страдания юного Вертера» так густо насыщены эпизодами и настроениями, взятыми из самой жизни, как она сложилась в период пребывания Гете в Вецларе; попали в текст романа и подлинные письма поэта, почти не измененные… Весь этот «автобиографический материал», более обильно представленный в «Вертере», чем в других произведениях Гете, все же оставался только материалом, органически вошедшим в конструкцию художественно-объективного романа. Иначе говоря, «Вертер» – свободный поэтический вымысел, а не бескрылое воссоздание фактов, не подчиненных единому идейно-художественному замыслу.
Но, не являясь автобиографией Гете, «Страдания юного Вертера» с тем большим основанием могут быть названы характерной, типической «историей его современника». Общность автора и его героя сводится прежде всего к тому, что и тот и другой – сыны дореволюционной Европы XVIII века, оба в равной мере втянуты в бурный круговорот новой мыслительности, порвавшей с традиционными представлениями, владевшими людским сознанием на протяжении средневековья вплоть до позднего барокко. Эта борьба с обветшалыми традициями мышления и чувствования охватила самые различные области духовной культуры. Все тогда подвергалось сомнению и пересмотру.
Гете долго носился с мыслью литературно откликнуться на все, что он переживал в Вецларе. Мы вправе предполагать, что он говорит об этом уже в письме (вероятно, от июля 1773 г.), адресованном Кестнеру: «…если счастье улыбнется, вы вскоре получите нечто в другой манере (чем «Гец». – Н. В.).Я обрабатываю мою ситуацию в драму наперекор богу и людям». Но драма не была написана. Гете предпочел прибегнуть к форме романа в письмах. Автор «Вертера» связывал начало работы над романом с моментом получения известия о самоубийстве Иерузалема, знакомого ему еще по Лейпцигу и Вецлару. Сюжет, по-видимому, в общих чертах сложился именно тогда. Но за писание романа Гете взялся только 1 февраля 1774 года. Написан был «Вертер» чрезвычайно быстро. Весной того же года он был уже закончен. «Я… вдохнул в начатую вещь весь пыл моей души, не делая различия между вымыслом и действительностью. Я… сконцентрировал все, что относилось к моему замыслу, пересмотрев под этим углом недавнюю мою жизнь». Из жизни, из своего расширившегося опыта Гете почерпал иные черты. Так, он присвоил голубоглазой Шарлотте черные глаза. Максимилианы Брентано, рожденной фон Ларош, с которой он поддерживал во Франкфурте любовно-дружеские отношения; так привнес в образ Альберта непривлекательные черты грубого супруга Максимилианы. Привнесен весь эпизод с деревенским парнем, убившим своего соперника, взятый из уголовной хроники Дармштадта (в первой редакции романа он отсутствует).
Письма Вертера состоят не из одних горестных сетований. Из собственной потребности и идя навстречу пожеланиям Вильгельма, иные его письма носят «исторический» (мы бы сказали – повествовательный, порою даже бытописательский) характер. Так возникли прелестные сцены, разыгрывавшиеся в доме старого амтмана. Или остросатирическое изображение спесивой аристократической знати в начале второй части романа.
«Страдания юного Вертера», как сказано, роман в письмах, жанр, характерный для литературы XVIII века. Но в то время, как в романах Ричардсона, Руссо и второстепенных их современников общая повествовательная нить плетется целый рядом корреспондентов и письмо одного персонажа продолжает письмо другого, в «Вертере» все написано одной рукою, рукою заглавного героя (за вычетом приписки «издателя»). Это сообщает роману сугубую лиричность и монологичность, и это же дает возможность романисту шаг за шагом следовать за нарастанием душевной драмы злосчастного юноши.
«Вертер» – один из замечательнейших романов о любви, в котором любовная тема без остатка сливается с темой «горечи жизни», с неприятием существующего немецкого общества. Этот типичный для немецкой действительности роман-трагедия был написан Гете с такой потрясающей силой, что он не мог не отозваться в сердцах всех людей предреволюционной Европы XVIII века.
Мелузина– полуженщина-полурыба, персонаж из французской сказки, сложившийся еще в средние века и из Франции перекочевавший в Германию и в скандинавские страны. Сказка о Мелузине упоминается Гете в «Поэзии и правде». Позднее он назвал «Новой Мелузиной» одну из вставных новелл в «Годах странствий Вильгельма Мейстера».
…Я живо представил себе патриархальную жизнь и т. д. – Имеется в виду библейское предание о сватовстве прадеда Исаака (Книга Бытия, гл. 24).
БаттеШарль (1713–1780) – французский эстетик, автор «Рассуждений о изящной литературе и ее основах» (1747, 1750); ВудРоберт (1716–1771) шотландский археолог. Немецкий перевод его «Очерка о самобытном даровании и творчестве Гомера», сделанный Михаэлисом, вышел во Франкфурте анонимно в 1773 г. Гете рецензировал его в журнале «Франкфуртские ученые записки» за 1773 г.; Де-ПильРоже (1635–1709) – французский художник и искусствовед; Винкельман Иоганн Иоахим (1717–1768) – археологи искусствовед; основной его труд – «История искусства древности». Гете написал о нем статью «Винкельман» (1805); ЗульцерИоганн Георг (1720–1779) – немецкий эстетик; первая часть его «Общей теории изящных искусств» вышла в 1771 г. Гете написал о ней критическую статью в том же франкфуртском журнале со всей несдержанностью «бурного гения». Впоследствии он отзывался о Зульцере благосклоннее; ГейнеХристиан Готлиб (1729–1812) – известный геттингенский филолог, историк античной литературы.
…когда наблюдаю, какими тесными пределами ограничена деятельность человека, и т. д. – В этом письме от 22 мая Вертер впервые высказывает мысль о самоубийстве, о добровольном выходе из этих ограничивающих человека тесных пределов.
Мисс Дженни– героиня романа французской писательницы Марии-Жанны Риккобони «История мисс Дженни Гленфиль») в 1764 г. переведенный на немецкий язык Геллиусом, пользовался большим успехом в Германии.
«Векфилдский священник»– знаменитый роман ирландского писателя Оливера Голдсмита (1728–1774). Гете познакомился с этим романом, будучи страсбургским студентом, читал его сам и слышал в превосходном чтении Гердера.
…Призналась, что до страсти любит танцевать немецкий вальс. – На балах того времени танцевали старинный французский менуэт, англез, и немецкий «вальс с подскоками», вытесненный позднее плавным и размеренным английским вальсом.
…и произнесла: «Клопшток!»– Лотта, конечно, имела в виду великолепную оду Клопштока «Весеннее празднество», и Вертер сразу о том догадался. Общее понимание искусства свидетельствовало о родстве душ Шарлотты и Вертера при первой же встрече.
Пенелопа– супруга Одиссея (см. песнь XX «Одиссеи» Гомера).
ЛафатерИоганн Каспар (1741–1801) – викарный пастор, известный религиозный писатель. Гете в молодости дружил с ним, восхищался его проповедями и был заинтересован его научно несостоятельным учением, «физиогномикой», пытающимся постигнуть сущность и отдельные свойства человека по особенностям его внешнего обличья. Гете восторженно отозвался о книге Лафатера «Проповеди о пророке Ионе» во «Франкфуртских ученых записках» за 1773 г. Лафатер был убежденным сторонником иррационализма и даже верил в «чудеса» шарлатана Калиостро. Впоследствии пути Гете и Лафатера резко разошлись.
Оссиан– имя легендарного слепого барда, якобы жившего в III в., которому шотландский поэт Джеймс Макферсон (1736–1796) приписывал свои сочинения, выдавая их за переводы найденных им древних гэльских подлинников. Впрочем, как позднее установили, в основу его поэтических произведений были и вправду положены древнегэльские тексты, но сильно измененные и дополненные Макферсоном. Песни Оссиана имели громадный успех на всем европейском континенте. Макферсон, при всем его ярко выраженном поэтическом таланте, был расчетливым литератором, сознательно привнесшим в свои переводы-обработки настроения современной ему английской так называемой «кладбищенской поэзии» (Эдуарда Юнга, Томаса Грея и др.). Вскоре после страсбургской встречи с Гердером Гете перевел целый ряд больших и малых песен Оссиана. В «Страданиях юного Вертера» автор «присвоил» эти переводы своему герою. Примечательно, что ради Оссиана, певца смерти, Вертер изменяет Гомеру, певцу жизни, которому он поклонялся до того, как его любовь приняла трагический оборот.
Бононский камень(вернее, болонский). – О нем подробнее в избранных местах из «Итальянского путешествия» (письмо из Болоньи от 20 октября 1786 г.); см. т. 9 наст. изд.
Гомер в ветштейновском издании. – Гомер, вышедший в амстердамском издательстве И.-Г. Ветштейна, в карманном формате; ЭрнестиИоганн Августе (1707–1781) – выдающийся ученый, профессор классической филологии в Лейпциге, издавший пятитомное собрание сочинений Гомера с параллельным латинским текстом.
…из коронационной поры Франца I… – Коронация Франца I (1708–1765) состоялась во Франкфурте-на-Майне в 1745 г.
КенникотБеньямин (1718–1783) – английский богослов и известный гебраист; ЗемлерИоганн Соломон (1725–1791) и Михаэлис Давид Михаэль (1717–1791) – видные немецкие богословы.
…поэта древности… – Имеется в виду Оссиан, а никак не Гомер, ибо поэтом-страдальцем был шотландский бард, последний из каледонских богатырей.
Священник и левити т. д. – Евангелие от Луки, гл. 10, с. 31–38.
«Эмилия Галотти»– знаменитая трагедия Лессинга, его «бюргерская Виргиния», как он называл ее, намекая на прообраз Одоардо Галотти – плебея Люция Виргиния, который, подобно Одоардо, прикончил кинжалом свою дочь, а не посягнувшего на ее честь патриция Аппия Клавдия. Этим Люций хотел сказать, что спастись от бесчестья можно только ценою смерти. Но именно это безмолвное обвинение надменной и развратной знати и вдохновило римских плебеев на победоносное восстание. Таким же безмолвным призывом к восстанию кончает и Лессинг свою «бюргерскую Виргинию». И ту же мысль проводит Гете в финале своего романа, символически положив на стол «мятежного мученика» «открытую «Эмилию Галотти».
ПИСЬМА ИЗ ШВЕЙЦАРИИ
Часть первая
Гете не раз просили друзья и мечтающие о наживе книготорговцы написать «другого Геца», даже целую серию рыцарских драм, предлагая немалый аванс. Тем более надеялись читатели и издатели, что Гете обогатит немецкую литературу новыми романами «в манере «Вертера». Заговаривали о том же и некоторые французские почитатели «немецкого романиста». Гете смотрел на каждое крупное произведение, вышедшее из-под его пера, как на очередной этап своей духовной биографии (или «единой исповеди», как он выражался), а потому неизменно отвечал отказом на подобные просьбы и предложения. Но с «другим Вертером» дело обстояло сложнее. Натиск был слишком велик. «Не дай бог мне попасть в такой переплет, что было бы впору писать второго «Вертера», – писал он из Женевы своей подруге госпоже фон Штейн. И тут у него мелькнула мысль написать вещицу из жизни Вертера до его встречи с Лоттой в той же эпистолярной манере, которая была знакома читателям по знаменитому роману. Нельзя сказать, чтобы этот замысел был удачен, да он и не был осуществлен. Читатель любит «сочувствовать» герою повествования, угадывать, как сложится его жизнь, а судьба Вертера, его конец были – увы! – слишком известны всей читающей Европе.
Впервые напечатаны были «Письма из Швейцарии» в 1808 году в томе XI Собрания сочинений Гете в первом издании книготорговца Котта, непосредственно после включенных в этот том «Страданий юного Вертера». Следуя этой традиции, так поступаем и мы, не зная точно, в какой степени мы тем самым нарушаем хронологическую последовательность расположения произведений писателя, входящих в том 6 настоящего издания.
Когда были написаны эти «Письма из Швейцарии», увидевшие свет только в 1808 году, и притом в «двух частях», мы не знаем. Вторая их часть состоит из подлинных писем Гете, посланных друзьям из Швейцарии во время второго его путешествия по этой стране осенью 1779 года. Сохранилось письмо Гете к Шиллеру, в то время редактору журнала «Оры», от 12 февраля 1796 года, посланное вместе с рукописью, о которой автор отозвался как об «очень субъективном путешествии», тогда сплошь состоявшей из нескольких обработанных подлинных писем 1779 года. «Судите сами, – так пишет он Шиллеру, – насколько эта рукопись годится для журнала. Может быть, она и сойдет, если к письмам присочинить какую-нибудь душещипательную сказку». Такой сказкой, видимо, и являлась первая часть (вернее бы, «частица») «Писем из Швейцарии». Действительно ли она была приписана позднее или попросту взята из старых бумаг, то есть из набросков задуманного «Путешествия Вертера»? Две записи в дневнике Гете от 18 и 19 февраля 1796 года, в которых сказано: «Начал диктовать Вертерово путешествие», – не разъясняют вопроса: диктовал ли он исправленные черновики «Путешествия» или же приступил к сочинению нового произведения из прошлой жизни героя «Страданий юного Вертера». В «Орах» были напечатаны подлинные письма Гете (теперь составлявшие вторую часть «Писем из Швейцарии», а «душещипательная сказка» (точнее, фрагмент из нее) была опущена. Надо сказать, что эти две части сильно разнятся друг от друга и единого целого не образуют. В том 6 настоящего издания включен только перевод первой части «Писем» (фрагмент задуманного «Путешествия Вертера»), В этом фрагменте перед читателем вновь предстает образ Вертера, «одаренного чистым восприятием и пытливым умом», как о нем отзывается Гете в уже приводившемся нами (в комментариях к «Страданиям юного Вертера») письме к Шенборну.
Любопытно, имелось ли в «старых бумагах» 1779 года замечательное рассуждение: «Как? Швейцарцы свободны?.. На чем только не проведешь человека!» – до слов: «Они, мол, некогда отвоевали себе свободу и остались свободными», – или Гете привнес его в 1796 году, уже под впечатлением Первой французской буржуазной революции 1789 года? На этот вопрос при полном отсутствии документальных источников «Писем из Швейцарии» едва ли возможно ответить.
РАЗГОВОРЫ НЕМЕЦКИХ БЕЖЕНЦЕВ
Летом 1794 года состоялось столь богатое последствиями сближение Гете с Шиллером. Приняв на себя обязанности редактора журнала «Оры», финансировавшегося книгопродавцем Котта, Шиллер пригласил сотрудничать во вновь созданном журнале первого поэта Германии, давшего на то свое согласие. Шиллеру очень хотелось открыть «Оры» «Годами учения Вильгельма Мейстера», над которыми Гете тогда трудился. Первые книги «Мейстера» были уже закончены, последующие еще только в работе. Но Гете не мог пойти навстречу пожеланию Шиллера, так как был связан условиями договора с издателем Унгером, согласно которым он обязался предоставить издательству роман, до того нигде не печатавшийся. Поэтому он ограничился обещанием представить в журнал короткий рассказ, а потом и целую серию рассказов, охваченных общей «рамой», по примеру «Декамерона» Боккаччо. Внести больший вклад в журнал Шиллера Гете не мог при своей занятости, не только трудясь над «Вильгельмом Мейстером», но и параллельно подготовляя к печати «Трактат о цвете» и свои остеологические открытия. А теперь приходилось работать еще и над целой серией новелл. Правда, автор «Разговоров» называл их «легким послеобеденным десертом», радуясь тому, что он принял решение, заметно облегчающее его труд: не сочинять сюжеты всех своих новелл, а частично почерпать таковые, как то делал и Боккаччо, из мемуаров и французского сборника XV века «Сто новых новелл», а также записывать иные новеллы со слов своих знакомых (мы имеем в виду рассказ о певице Антонелли и другой – о явлении духа, как бы служащий ему продолжением). Только одну новеллу из шести Гете сочинил сам рассказ о проступке Фердинандо и искуплении им своей вины. Сочинена Гете и прихотливая «Сказка», которой писатель заканчивает «Разговоры», а также «рама», объединяющая всю серию рассказов в единое целое. С истинным блеском и реалистической наглядностью, четкими выразительными линиями воссозданы образы действующих лиц – баронессы, «старика», то есть умного, светского аббата, а также других членов и домочадцев баронского семейства. Все, что происходит в уцелевшей усадьбе аристократических немецких переселенцев, проникнуто тревожной атмосферой Французской революции, заметно сгустившейся из-за политического разномыслия среди кровных родственников, собравшихся под одной крышей. Гете великолепно воссоздает «местный колорит» и самим качеством изложения, непринужденностью разговорного языка, плавным стилем рассказчиков и отточенными диалогами, перемежающими монологи участников этих «новелллистических сеансов». «Старик», то есть духовник баронского семейства, искусно повышает уровень поучительности от новеллы к новелле и завершает чреду новелл, насыщенных духом гуманного либерализма, фантастической «Сказкой», сплетенной из очаровательных волшебных несуразиц, проникнутых ненавязчивой, но все же приметной нравственной идеей: все земные трудности разрешимы, если все живое, как бы ни было фантастично сказочное обличье персонажей, будет оказывать посильную помощь всем и каждому.
Мы вправе смотреть на «Разговоры немецких беженцев» как на значительный вклад в немецкую литературу. До их обнародования в Германии не знали воздушного изящества короткой новеллы и волшебной фантастики художественной «искусственной сказки» (весьма отличной от простодушно-народной). Гете открыл для немцев эти два новых жанра, смело и вместе с тем бережно пересадив их с французской и итальянской почвы на почву отечественную. Поколение романтиков и позднейших немецких писателей – от Тика и Клейста до Шторма, Эбнер-Эшенбах и др. – вошли по этим двум путям, проложенным Гете.
В «Разговорах немецких беженцев» Гете показывает мир немецкого дворянства и его прямую реакцию на великие французские события с той же объективностью, с какою он живописует в «Германе и Доротее» мир провинциального немецкого бюргерства эпохи Великой французской революции. Об идеях и социальных проблемах, поставленных перед человечеством французской революцией, писатель более развернуто высказывается в «Годах странствий Вильгельма Мейстера».
В те злосчастные дни… – Имеется в виду вторжение революционной французской армии генерала Кюстина. Через слабо защищенное место границы– в районе города Ландау.
Кьайа– береговая улица в Неаполе.
Маршал де БассомпьерФрансуа (1579–1646) – автор мемуаров, впервые обнародованных в Кельне в 1665–1692 гг.
Сказка о прекрасной Мелузине. – См. коммент. к «Страданиям юного Вертера».
ИЗБИРАТЕЛЬНОЕ СРОДСТВО
В предисловии к «Поэзии и правде» Гете отчетливо противопоставляет «стремительному бурному началу» его литературной деятельности медленную работу над позднейшими своими произведениями, такими, как «Ифигения», как «Тассо», «Эгмонт» или «Вильгельм Мейстер», на создание которых были потрачены годы, если не десятилетия. Претерпел жанровое преобразование и роман «Избирательное сродство», первоначально задуманный как краткая вставная новелла, какими так густо насыщены «Годы странствий Вильгельма Мейстера». Работая над ними с большими перерывами, Гете помечает в записи от 11 апреля 1808 года: «Схематизировал ряд маленьких рассказов, особенно усердно «Избирательное сродство»…» Судьба «Избирательного сродства» оказалась сложной. Краткая новелла вскоре стала разрастаться: «Содержание ее было слишком значительным, слишком захватывало меня, чтобы можно было от него так легко отделаться». Летом того же 1808 года, проведенным в Карлсбаде, Гете не только «обдумывал и прикидывал», а уже начал диктовать первые страницы романа. Мы читаем в его дневнике от 22 июля: «План «Избирательного сродства» доведен до конца, начали вырисовываться первые наметки текста». Через месяц, 28 августа, в день рождения поэта, новая запись: «Опять принялся за «Избирательное сродство», обдумал его со всех сторон». Но по возвращении Гете в Веймар наступает долгий перерыв, вызванный неотложными делами. Только в начале апреля следующего года возобновляется прерванная работа, и 18-го числа того же месяца Гете читает то ли восемь, то ли девять первых глав романа на вечере у герцогини Луизы. С тех пор работа над «Избирательным сродством» не прерывается, и уже в конце июля сдается в набор главный массив еще не конченного произведения. «… если мы в августе и в сентябре хорошо поработаем, есть надежда со всем управиться», – пишет он жене из Иены. И оттуда же оповещает друга Рейнхольда (уроженца Германии и видного французского дипломата при Наполеоне и после реставрации Бурбонов): «Больше семи недель сижу здесь взаперти и, как беременная женщина, желаю только одного: чтобы ребенок явился на свет, а там будь что будет. Новорожденный представится вам предположительно в середине октября. Примите его ласково». И вправду, 16 октября 1809 года «Избирательное сродство» полностью напечатано. В таком быстром темпе Гете работал только в стремительную пору своей юности – так увлекла его работа над этим произведением.
Роман «Избирательное сродство» не так-то легко поддается истолкованию. Перед нами зримый, «вешный» мир: люди, природа, привольная или тронутая рукою искусного садовника, интерьеры, архитектура зданий, воздвигнутых или только воздвигаемых в поместье богатого барона, три пруда, превращенные в большое озеро, – все это выписано с наглядной четкостью, характерной для произведений Гете, созданных в эпоху его классицизма. Психология действующих лиц, их поступки, мысли, убеждения по-человечески понятны, но вместе с тем покрыты «воздушной фатой, легкой и все же непроницаемой», как сказано Гете в письме к Цельтеру от 26 августа 1809 года. Спор о том, реалистичен или же символистичен смысл и стиль «Избирательного сродства», завязался еще при жизни писателя и продолжается по сю пору, не приводя к окончательному решению. Не потому ли, что неправомерно само противопоставление, положенное в основу этой дискуссии, сомнительная альтернатива реалистичности либо символистичности стилистики романа?
Речь здесь, собственно, должна была бы идти об отправной точке самого замысла данного произведения и о соответствующем его сути стилистическом осуществлении такового. Ни в одном из прочих своих художественных произведений Гете не соприкасается так тесно с воззрениями Спинозы, как именно в «Избирательном сродстве». Согласно Спинозе, психология и этика строго детерминистичны. Люди только мнят, будто они обладают свободой, но их свобода иллюзорна и состоит разве в том, как разъясняет философ, «что они, вполне сознавая свои желания, не знают причин, какими они обусловлены». Человек – часть природы, или даже лишь «частица» ее, как предпочитал выражаться Спиноза, в силу чего человек связан с бесконечной «совокупностью причин», направляемых законами, хотя и точными и определенными, но нам неизвестными, чуждыми нашей природе и пашей власти над природой.
Эта-то неразрывная сопряженность человека с совокупностью неведомых ему причин и следствий является предпосылкой всего, что совершается в романе Гете, в котором каждое слово, каждый поступок действующих лиц наделен как бы двойной смысловой нагрузкой: житейски-реалистическим и вместе с тем знаменательно-символическим смыслом, не осознаваемым ни персонажами романа, ни – поначалу – даже его читателями, подкупленными плавным, классически прозрачным слогом повествования. Вот почему Гете советовал не ограничиваться однократным прочтением сложно задуманного и не менее сложно построенного произведения, а перечитывать его повторно («до трех раз», как сказано автором) и с внимательным учетом того, как походя употребленное слово, походя упомянутый поступок или даже тот или иной эпизод романа приобретают новый знаменательный смысл по мере развертывания сюжета. Только при таком «чтении, как труд и творчество» (В. Асмус) можно сполна оцепить, как искусно Гете приводит в движение сложный механизм, формирующий трагические судьбы четырех людей, поставленных в центр повествования: Оттилии и Эдуарда, Шарлотты и капитана.
Название романа – «Избирательное сродство», как известно, повторяет латинское заглавие трактата выдающегося шведского химика Торбера Бергмана «De attractionibus electivis», в немецком переводе вышедшего в 1782 году. В этом научном сочинении, как явствует из разговора между обитателями замка (ч. I, гл. 4), речь идет о взаимном притяжении и отталкивании «неодушевленных элементов», о воссоединении сродственных элементов и, напротив, о невозможности их соединения никакими механическими исхищрениями – смешиванием, растиранием, взбалтыванием. Наиболее примечательны случаи, когда какой-либо элемент, дотоле связанный с другим, порывает свою былую связь и вступает в новую с элементом, еще более сродственным ему. Наблюдая подобные явления, мы и впрямь «готовы приписывать этим элементам своего рода волевые устремления и свободное избрание, почему я и нахожу технический термин «избирательное сродство» вполне оправданным… Надо самому… участливо наблюдать, как эти бездушные элементы… ищут, настигают, поглощают, поедают и вслед за тем… вновь возникают в обновленной неожиданной форме. Лишь тогда начинаешь верить, что они, чего доброго, и в самом деле обладают смыслом и рассудком, поскольку мы замечаем, что наших чувств едва хватает для наблюдения над ними, а наш разум не в силах в полной мере постичь их», – так заключает капитан свой краткий пересказ оригинальной теории шведского ученого.
И вес же такую антропологизацию (очеловечивание) химико-физиологических процессов бездушных элементов едва ли можно считать правомерной. При полном признании единосущности законов, управляющих Вселенной, общими как для нравственных, так и для физических явлении, необходимо учитывать, что эти законы действуют по-разному «в мире неразумной природы» и в качественно отличном от него человеческом обществе. В мире неразумной природы условный научный термин «избирательное сродство» едва ли не полностью совпадает с понятием естественной необходимости. Иначе обстоит с миром человеческой культуры, человеческим обществом. И здесь человек подвластен сокрушительной мощи природы, тем более если она предстает перед ним в прельстительном обличье великой любви, всепоглощающей страсти. Но человек может по-разному отнестись к ее призыву: с полной готовностью, бездумно и безвольно подчиниться ее стихийной власти или же пытаясь воспротивиться ей – по причинам морального порядка, в силу доводов неподкупной совести.
Большая любовь – всегда переворот, ломка всего, беспощадное обновление души и жизни. Ее поистине великая сила в том и заключается, что с ее приходом внезапно исчезает деление на «мое» и «твое» при полном удержании меня и тебя – вещь сама по себе, казалось бы, немыслимая, творимая только любовью. Никакие решения разума и нравственной воли, против нее направленные здесь, почти, как правило, бессильны: они отменяются уже в самый момент их принятия под натиском возобладавшего чувства, не допускавшего над собою никакого насилия. Но в то же время – уж такова диалектика истинно большой любви – она не соглашается ставить себя вне нравственного закона – из уважения к своей чистоте. Обрести счастье такой ценой для возвышенной чистой любви оскорбительно и невыносимо.
В этом трагедия конфликта между вечным правом любви и земным (относительным и условным, как все земное) нравом узаконенного брачного союза. Этот трагический мотив получил свое классическое отображение и истолкование в «Избирательном сродстве» Гете.
Благородный грек– Гомер.
Брактеады– средневековые серебряные монеты, отчеканенные лишь на одной стороне; они имели распространенное хождение главным образом в Германии. Двусторонние монеты– тоже германские монеты, отчеканенные с обеих сторон.
Красная нить– нить, вплетенная в морские канаты; в фигуральном значении это слово впервые встречается у Гете в данном месте романа; впоследствии оно получило широкое распространение в немецком, а также в русском языках.
Воссоединиться с близкими своими… – библеизм, означающий «умереть, быть похороненным в родовой усыпальнице».
Артемизия– царица Карии (IV в.). После смерти мужа, Мавзола, она ежедневно примешивала к своему питью щепоточку праха своего супруга и воздвигла ему пышный надгробный памятник, признававшийся «одним из семи чудес света» (отсюда слово «мавзолей»).
Эфесская вдова(иначе: матрона Эфесская) – намек на рассказ из «Сатирикона» Петрония о женщине, отдавшейся на могиле мужа воину, охранявшему прах ее супруга.
Incroyables– название французских щеголей времен Директории.
Ван-Дейк(1599–1641) – выдающийся фламандский живописец. Картина, о которой здесь говорится, находилась в собрании герцога Девонширского; Гете знал ее по гравюре.
ПуссенНиколл (1594–1665) – известный французский художник.
Тербург(собственно Герард Терборх, 1617–1681) – голландский художник, мастер жанровой живописи, ВиллеИоганн Георг (1715–1808) – немецкий гравер XVIII в., преимущественно живший в Париже.
Praecepe(лат. «ясли») – техническое обозначение живописи, изображающей рождение Христа.
Comédie à tiroir(иначе Comédie episodique) – комедия, построенная на чередовании сцен, лишенных крепкой органической связи между собой.
Пенсероза– задумчивость (итал.).
Четвертая и пятая заповедьпо счету православной Библии – пятая и шестая.
«Как сие надо понимать?»– Этими словами начинаются все толкования заповедей в Лютеровом катехизисе. Шестая заповедьпо православной Библии – седьмая.