Текст книги "Собрание сочинений в десяти томах. Том первый. Стихотворения"

Автор книги: Иоганн Вольфганг фон Гёте

 
Видишь горный ключ?
Солнца луч
Ярко блещет в нем.
Духи неба
Мощь его вспоили
Меж утесов
И кустистых чащ.
 
 
Свеж, блестящ,
В пляске из-за тучи
Выбежав на скалы,
Счастлив, шалый,
Синью неба.
 
 
Мчится вниз по узким тропкам,
Прыгает по гальке пестрой
И, как юный вождь пред войском,
Кличет братские потоки
За собой.
 
 
И везде цветут цветы,
Где прошел он легким шагом
И долину
Оживил своим дыханьем.
 
 
Но его ни дол тенистый
Не удержит,
Ни цветы, к его коленям
Льнущие с любовной лаской.
Он, змеясь, бежит и рвется
На равнину.
 
 
И, сзывая
Все ручьи в объятья дружбы,
Он, серебряный, сверкает
На сверкающей равнине,
Так что реки на равнине
И ручьи, с холмов сбегая,
Радостно рокочут: «Брат!
Брат, возьми с собою братьев!
К старику отцу возьми нас,
В распростертые объятья
Океана —
В вечность, жаждущую тщетно
Всех обнять, кто к ней стремится.
Нас в пути песок пустыни
Пожирает, с неба солнце
Нашу кровь сосет, холмы нас
Превращают в пруд! Возьми нас,
Уведи нас, брат, с равнины,
Как увел ты горных братьев
С гор в объятия отца».
 
 
«Все ко мне!» —
И вот могучий,
Полноводный, целым кланом
Вознесенный, царь идет!
И в стремительном триумфе
Он дает названья странам,
Воздвигает города.
Нарастая в беге шумном,
Башен огненные кроны,
Зданий мраморных громады —
Все в избытке буйной силы
Оставляет за собой.
 
 
На плечах огромных Атлас
К небу взнес дома из кедра,
Над его главой со свистом
Треплет ветер сотни флагов —
Признаки его величья.
 
 
Так своих несет он братьев,
И детей, и тьмы сокровищ,
Бурно брызжущий восторгом,
В даль, где ждет Зиждитель нас.
 

1772–1773

 
Ты можешь, Зевс, громадой тяжких туч
Накрыть весь мир,
Ты можешь, как мальчишка,
Сбивающий репьи,
Крушить дубы и скалы,
Но ни земли моей
Ты не разрушишь,
Ни хижины, которую не ты построил,
Ни очага,
Чей животворный пламень
Тебе внушает зависть.
 
 
Нет никого под солнцем
Ничтожней вас, богов!
Дыханием молитв
И дымом жертвоприношений
Вы кормите свое
Убогое величье,
И вы погибли б все, не будь на свете
Глупцов, питающих надежды,
Доверчивых детей
И нищих.
 
 
Когда ребенком был я и ни в чем
Мой слабый ум еще не разбирался,
Я в заблужденье к солнцу устремлял
Свои глаза, как будто там, на небе,
Есть уши, чтоб мольбе моей внимать,
И сердце есть, как у меня,
Чтоб сжалиться над угнетенным.
 
 
Кто мне помог
Смирить высокомерие титанов?
Кто спас меня от смерти
И от рабства?
Не ты ль само,
Святым огнем пылающее сердце?
И что ж, не ты ль само благодарило,
По-юношески горячо и щедро,
Того, кто спал беспечно в вышине!
 
 
Мне – чтить тебя? За что?
Рассеял ты когда-нибудь печаль
Скорбящего?
Отер ли ты когда-нибудь слезу
В глазах страдальца?
А из меня не вечная ль судьба,
Не всемогущее ли время
С годами выковали мужа?
 
 
Быть может, ты хотел,
Чтоб я возненавидел жизнь,
Бежал в пустыню оттого лишь,
Что воплотил
Не все свои мечты?
Вот я – гляди! Я создаю людей,
Леплю их
По своему подобью,
Чтобы они, как я, умели
Страдать, и плакать,
И радоваться, наслаждаясь жизнью,
И презирать ничтожество твое,
Подобно мне!
 

1774

 
Словно блеском утра
Меня озарил ты,
Май, любимый!
Тысячеликим любовным счастьем
Мне в сердце льется
Тепла твоего
Священное чувство,
Бессмертная Красота!
 
 
О, если б я мог
Ее заключить
В объятья!
 
 
На лоне твоем
Лежу я в томленье,
Прижавшись сердцем
К твоим цветам и траве.
 
 
Ты охлаждаешь палящую
Жажду в груди моей,
Ласковый утренний ветер!
И кличут меня соловьи
В росистые темные рощи свои.
Иду, поднимаюсь!
Куда? О, куда?
 
 
К вершине, к небу!
И вот облака мне
Навстречу плывут, облака
Спускаются к страстной
Зовущей любви.
Ко мне, ко мне!
И в лоне вашем —
Туда, в вышину!
Объятый, объемлю!
Все выше! К твоей груди,
Отец Вседержитель!
 

1774

 
Эй, проворнее, Хронос!
Клячу свою подстегни!
Путь наш теперь под уклон.
Мерзко глядеть, старина,
Как ты едва плетешься.
Ну, вали напролом,
Через корягу и пень,
Прямо в кипящую жизнь!
 
 
Вот и снова,
Хоть совсем задохнись,
Надо в гору лезть!
Ну же, не медли,
Бодро и смело вверх!
Далеко, вширь и ввысь,
Жизнь простерлась кругом.
Над вершинами гор
Вечный носится дух,
Вечную жизнь предвкушая.
 
 
В сторону манит свернуть
Кровли тень.
На пороге девушка ждет,
И сулит ее взор отраду.
Пей! Мне тоже, девушка,
В сердце влей эту брагу,
Этот питающий бодростью взгляд!
 
 
Так! И живее в путь!
Видишь, солнце заходит.
Но до заката,
До того, как меня, старика,
Затянет в болото,
Беззубый зашамкает рот,
Завихляют колени, —
 
 
Пьяный последним лучом,
Ослепленный, ликующий,
С огненным морем в очах,
Да низвергнусь в ночь преисподней!
 
 
Дуй же, дружище, в рог,
Мир сотрясай колымагой!
Чтоб Орк услыхал: мы едем!
Чтоб нас у ворот
Дружески встретил хозяин.
 

1774

 
Постоял немало мой корабль груженый,
Дожидаясь ветра, с давними друзьями
Я топил в вине свою досаду
Здесь, у взморья.
 
 
И друзья, вдвойне нетерпеливы,
Мне сказали: «Мы ли не желаем
Дальних странствий другу? Изобилье
Благ в далеких странах ждет приплывших;
Возвратишься для иной награды
К нам в объятья».
 
 
И наутро началось движенье.
И моряк, ликуя, сон отбросил,
Все живет, и движется, и рвется
В путь пуститься с первым вздохом утра.
 
 
Паруса под ветром заходили,
И веселым светом солнце манит.
Мчись, мой парус! Мчитесь, тучи, в небе!
И поют вослед отплывшим други
Песнь бодрящую, в ней поминая
Радость дальних странствий, срок отплытья
И большие звезды первой ночи.
 
 
Но – увы! – богами высланные ветры
В сторону с пути срывают судно,
И оно по виду уступает,
Но, пытаясь их перелукавить,
Помнит цель и на худой дороге.
 
 
Вдруг из мертвенной, свинцовой дали
Тихо кликнула морская буря,
Птиц прижала к заходившим водам,
Тяжким гнетом душ людских коснулась
И пришла. Гневливой не переча,
Мореходы паруса свернули;
И мячом испуганным играют
Ветр и волны.
 
 
А на дальнем берегу подруги
И друзья стоят, терзаясь в страхе:
Ах, зачем он не остался дома!
Буен ветер! В даль относит счастье!
Вправду ль другу суждена погибель?
Ах, почто он в путь пустился? Боги!
 
 
Но стоит он у руля, недвижим;
Кораблем играют ветр и волны,
Ветр и волны, но не сердцем мужа.
Властно смотрит он в смятенный сумрак
И вверяет гибель и спасенье
Горним силам.
 

1776

 
Словно коршун,
Простирающий легкие крылья
Среди утренних туч
И следящий добычу,—
Воспари, песнь моя.
 
 
Ибо господним перстом
Каждому путь
Предуказан,
Путь, что счастливца
Скоро домчит
К цели отрадной,
Тот же, кто в тщетном
Противоборстве
С нитью неумолимой,
Тот знает пускай:
Беспощадные ножницы
Однажды ее пресекут.
 
 
В трепете зарослей
Дикая тварь теснится,
И забрались в свои трясины
Богачи
И птахи лесные.
 
 
Просто – брести
За колесницей Фортуны,
С терпеливым обозом
По исправным дорогам
За поездом княжьим.
 
 
Но кто там один?
Исчезает в чащобе трона,
И сплетается поросль
У него за спиной,
Подымаются травы,
Глушь поглощает его.
 
 
Кто уврачует больного,
Если бальзам для него
Обратился в отраву,
Больного, который вкусил
Ненависть – в чаше любви?
Прежде презренный, ныне презревший,
Потаённо он истощает
Богатство своих достоинств
В себялюбивой тщете.
 
 
Если есть на лире твоей,
Отче любви,
Хоть единый звук,
Его слуху внятный,—
Услади ему сердце!
Взор яви из-за туч,
Освети родники без числа
Жаждущему в пустыне!
 
 
Ты, умножающий радость
Каждому тысячекратно,
Охотников благослови,
Идущих по следу на зверя
С юным задором
И жаждой убийства —
Спешащих отмстить
Тому, от кого крестьянин
Уже долгие годы
Оборонялся дубиной.
 
 
Но укрой одинокого
В золотых облаках твоих!
И зеленью зимней —
Пока не распустятся розы —
Влажные кудри увей,
О Любовь, твоего певца!
 
 
Твой мерцающий факел
Сопровождает его
В разделах пустых,
На топких дорогах,
В полночь на бродах;
А радужным утром
Ты смеешься сердцу его,
И в колющем ветре
Ввысь возносишь;
Ледяные потоки со скал
Низвергаются в песнь его,
И алтарь благодарного сердца
Озарен снеговою шапкой
Вершины, внушающей страх,
Которую сонмищем духов
Увенчали народы.
 
 
С непостижной душой,
Открытою тайной,
Из-за туч он взирает
На изумленный мир,
На избыток его богатств,
Которые он орошает
Из артерий собратьев своих.
 

1777

 
Не впрок природы буйный пир
Для безответных душ,
Не впрок созданья мастеров
В музеях и дворцах,
Когда не творческий порыв,
Вдруг вспыхнувший в груди,
И не влеченье властных рук
Приять и воссоздать.
 

1776

 
Когда бы клад высоких сил
В груди, звеня, открылся!
И мир, что в сердце зрел и жил,
Из недр к перстам пролился!
 
 
Бросает в дрожь, терзает боль,
Но не могу смириться,
Всем одарив меня, изволь,
Природа, покориться!
 
 
Могу ль забыть, как глаз обрел
Нежданное прозренье?
Как дух в глухих песках нашел
Источник вдохновенья?
 
 
Как ты дивишь, томить меня
То радостью, то гнетом!
Струями тонкими звеня,
Вздымаясь водометом.
 
 
Ты дар дремавший, знаю я,
В моей груди омыла
И узкий жребий для меня
В безбрежность обратила!
 

1774

 
«Марш в чулан!» – кричал отец,
И гремел засов.
Жил я там, полумертвец,
Тысячи часов.
Там и подрастал.
 
 
Там в мечтах я утопал:
Рыцарский турнир
Там выигрывал не раз,
Там объездил мир,
Словно принц Бекас.
 
 
Замок кой-какой возвел,
Кой-какой пожег
И драконов, где нашел,
Взял на коготок.
Да, я был герой!
 
 
Под Парижем – боже мой —
Спас я де Треску,
И была со мной нежна,
Позабыв тоску,
Де Треска, княжна.
 
 
Поцелуи милых уст —
Истинный нектар.
Я влюбился, будь я пуст!
Я принес ей в дар
Сказки всей земли.
 
 
Ах! княжна, увы, вдали.
Увели. Куда?
Иль ушла сама?
Как пройти туда?
Я сойду с ума!
 

1774

 
С утеса молодой орел
Пустился на добычу;
Стрелок пронзил ему крыло —
И с высоты упал
Он в масличную рощу.
Там он томился
Три долгих дня,
Три долгих ночи
И содрогался
От боли; наконец
Был исцелен
Живительным бальзамом
Всеисцеляющей природы.
Влекомый хищничеством смелым,
Приют покинул свой:
Он хочет крылья испытать.
Увы! они едва
Его подъемлют от земли —
И он, в унынии глубоком,
Садится отдохнуть
На камне у ручья.
Он смотрит на вершину дуба,
На солнце, на далекий
Небесный свод —
И в пламенных его глазах
Сверкают слезы.
 
 
Поблизости, между олив,
Крылами тихо вея,
Летали голубь и голубка.
Они к ручью спустились
И там по золотому
Песку гуляли вместе.
Водя кругом
Пурпурными глазами,
Голубка наконец
Приметила сидящего в безмолвном
Унынии орла.
Она товарища тихонько
Крылом толкнула,
Потом, с участием сердечным
Взглянувши на страдальца,
Ему сказала:
«Ты унываешь, друг!
О чем же? Оглянись – не все ли,
Что нам для счастья
Простого нужно,
Ты здесь имеешь?
Не дышат ли вокруг тебя
Благоуханием оливы?
Не защищают ли зеленой
Прозрачной сению своей
Они тебя от зноя?
И не прекрасно ль блещет
Здесь вечер золотой
На мураве и на игривых
Струях ручья?
Ты здесь гуляешь по цветам,
Покрытым свежею росою,
Ты можешь пищу
Сбирать с кустов и жажду
В струях студеных утолять.
О друг, поверь,
Умеренность – прямое счастье!
С умеренностью мы
Везде и всем довольны».
«О, мудрость, – прошептал орел,
В себя сурово погрузившись,—
Ты рассуждаешь, как голубка».
 

1773

 
К девчонке моей я свел дружка,
Хотел угодить дружищу;
В ней любо все, с ней жизнь легка —
Теплей, свежей не сыщешь.
 
 
Она на кушетке в углу сидит,
Головки своей не воротит;
Он чинно ее комплиментом дарит,
Присев у окна, напротив.
 
 
Он нос свой морщил, он взор вперял
В нее – с головы до пяток.
А я взглянул… и потерял
Ума моего остаток.
 
 
Но друг мой, трезв, как никогда,
Меня отводит в угол:
«Смотри, она в боках худа
И лоб безбожно смугл».
 
 
Сказал я девушке «прости»,—
И молвил, прежде чем идти:
«О боже мой, о боже мой,
Будь грешнику судьей!».
 
 
Он в галерее был со мной,
Где дух костром пылает;
И вот уже я сам не свой —
Так за сердце хватает.
 
 
«О мастер! мастер! – вскрикнул я.—
Дай ему счастья, боже!
Пускай вознаградит тебя
Невеста, всех пригожей».
 
 
Но критик брел, учен и строг,
И, в зубе ковыряя,
Сынов небесных в каталог
Вносил, не унывая.
 
 
Сжималась в сладком страхе грудь,
Вновь тяжела мирами;
Ему ж – то криво, то чуть-чуть
Не уместилось в раме.
 
 
Вот в кресла я свалился вдруг,
Все недра во мне пылали!
А люди, в тесный сомкнувшись круг,
Его знатоком величали.
 

1774

_{Ценитель}

 
Что ж, друг мой? Славно! Но
Весь левый контур
Не вяжется с правым:
Здесь высок чуть-чуть,
Здесь в ширь пошло.
Здесь морщится немного.
И улыбка
Не схвачена.
Мертво покуда!
 

_{Художник}

 
Так научите же,
Как стать совершенней!
Где он, источник естества,
Черпнув в котором
Мне жизнь и небо
Вручить удалось бы перстам?
Чтоб дух божественный
Моей рукой
Создать умудрился б
То, что, припав к жене,
Я в силах, с зверем наравне, свершить.
 

_{Ценитель}

 
То – дело ваше.
 

_{Художник}

 
Так.
 

1774

I

Перед восходом солнца.

_{Художник}

^{(перед мольбертом, на котором установлен портрет толстой, некрасивой, кокетливо скосившей глаза женщины)}

 
Не могу! Не хочу! Сил больше нет!
Писать этот мерзостный облик, этот ужасный портрет
В столь дивное утро – не грех ли тяжкий,
Когда еще спят мои бедняжки…
Любезная женушка! Милые дети!
 

^{(Снимает картину с мольберта и подходит к окну.)}

 
Аврора! Мир тобой пробужден!
Плачу от счастья: взор мой к тебе пригвожден,
Сердце молодо бьется, тебя приветя!
 

^{(Ставит на мольберт холст с изображением Венеры Урании.)}

 
Моя богиня! Здесь, пред ликом твоим,
Вновь я счастьем юности одержим
И в душе своей, и в мыслях своих
Осязаю тебя, как влюбленный жених.
Ты моя, когда я тебя пишу.
Ты – это я. Нет, больше, чем я. Лишь тобой дышу.
Владычица мира! Первозданная суть красоты!
Неужто за подлые деньги мной будешь покинута ты,
Чтоб какой-нибудь дурень, по моей же вине,
Тебя укрепил на цветастой стене?!
Ах, дети мои! Помоги им, нищим…
Попадешь ты в гостиную к богачу,
И мы с него контрибуцию взыщем.
Глядишь, на хлеб и получу.
Но купивший тебя не обладает тобой!
Ты – во мне, о ниспосланная судьбой,
Мать природы, свет Радости всеземной!
От тебя в упоенье
Пребываю в блаженнейшем опьяненье!
 

_{Ребенок}

^{(кричит)}

 
А-а!
 

_{Художник}

 
       Господи!
 

_Жена

^{(просыпается)}

 
О, уже день!
Поди-ка, если тебе не лень,
Воды принеси, наколи дровишек.
Надо суп сварить для детишек.
 

_{Художник}

^{(задерживая взгляд на богине)}

 
Моя богиня!
 

_{Старший сын}

^{(вбегает босиком, вприпрыжку)}

 
Отец, я – с вами.
 

_{Художник}

 
                               Ты?!
 

_Сын

 
                                          Я.
 

_{Художник}

 
Сходи-ка, брат, за дровами.
 

II

Позднее.

_{Художник}

 
Фрицель! Кто там? Взгляни…
 

_Сын

 
                                               Да не кто иной,
Как тот заказчик с толстой женой.
 

_{Художник}

 
Притворюсь, что рисую с утра дотемна…
 

^{(Ставит на мольберт холст с гадким портретом.)}

_Жена

 
Работай, за то и получишь сполна.
 

_{Художник}

 
Ладно…
 

Входят Г о с п о д и н  и  Е г о  с у п р у г а.

_{Господин}

 
            Ага! Мы пришли в самый раз.
 

_{Его супруга}

 
Я нынче всю ночь не сомкнула глаз.
 

_{Жена художника}

 
Но вы, как всегда, прелестны, мадам!
 

_{Господин}

 
Что за картины в углу, вон там?..
 

_{Художник}

 
Не запылитесь…
 

^{(К даме.)}

 
                          Прошу присесть…
 

_{Господин}

^{(подходя к мольберту)}

 
Нет, схвачено верно… Уже что-то есть…
Но вы еще далеки от цели —
Жизнь как бы теплится еле-еле…
 

_{Художник}

^{(про себя)}

 
Быть может, причина в самой модели?
 

_{Господин}

^{(поднимая один из запыленных холстов)}

 
Скажите, пожалуйста, это – вы?
 

_{Художник}

 
Я… Но лет десять назад… Увы…
 

_{Господин}

 
Вы не меняетесь.
 

_{Его супруга}

^{(бросая беглый взгляд на портрет)}

 
                                О, нимало!
 

_{Господин}

 
Правда, морщин теперь больше стало.
 

_{Жена художника}

^{(подходит с корзиной в руках, тихо)}

 
Пошла на рынок… А деньги где ж?
 

_{Художник}

 
Да нет их…
 

_{Жена художника}

 
                  Ну, нет их, так не поешь.
 

_{Художник}

^{(дает ей)}

 
Возьми.
 

_{Господин}

 
             Но талант ваш стал явно богаче.
 

_{Художник}

 
Что ж. Есть и промахи. Есть и удачи.
 

_{Господин}

^{(за спиной художника продолжает рассматривать стоящий на мольберте холст)}

 
Так, так… Нос бы надо слегка удлинить,
А взгляд – немного воспламенить.
 

_{Художник}

^{(про себя)}

 
Черт бы их драл! Я не в силах боле!
 

_Муза

^{(невидимая другими, подходит к нему)}

 
Сын мой! Тебе не хватает воли?
Судьба не всегда с человеком в ладу,
Но деньги получишь – забудешь беду.
Пусть дама страшна, ее муж – привереда,
Знай, что твой дух окрылит победа,
И вдохновенье тебя не оставит,
Которое кистью твоею правит.
Ведь тот, кто работает день-деньской,
Первым вкушает блаженный покой.
Жизнь без труда стала б тусклой, пресной —
Может наскучить и рай небесный.
Ты любишь спать, ты горазд поесть,
Ты беден, но правду блюдешь и честь.
 

1774

Сцена представляет собой картинную галерею, где среди других полотен на стене в широкой золотой раме, добротно покрытое лаком, висит изображение Венеры Урании. Перед картиной – на стуле сидит и рисует молодой художник, У ч е н и к. М а с т е р  и другие, стоя за его спиной, следят за его работой. Ученик встает.

_Ученик

 
Возьмите кисть, учитель… Навсегда
Отрекся я от этого труда,
Поскольку сознаю: невмоготу
Мне передать сей жизни полноту.
Стою измучен, посрамлен,
Безмерный стыд меня снедает,
Как будто ношу я поднять приговорен,
А сил на это не хватает.
 

_Мастер

 
Тебя перед ликом этой святыни
Я посвящаю в художники ныне!
Любовью к искусству, рвеньем своим
Дух твой как бы сравнялся с ним!
 

_Ученик

 
О, священнейший гений! Я твой – навек!
 

_Мастер

 
Гений при том, как и все, – человек,
И бремя жизни посему
Еще тяжелее нести ему.
 

_Ученик

 
О, зачем я не видел его лица,
Зачем не слыхал от него хоть словца?
Счастливец, ты знал его?
 

_Мастер

 
                                            Да, мой сын.
Так и вижу его в обрамленье седин.
Я был молод. А он уже шел к могиле.
Помню: каждое слово его ловили,
Старались любому совету внять,
Движение каждое перенять,
А смолкал он – душой его взгляд понять.
 

1774

Сцена представляет собой великолепную картинную галерею. Картины всех школ в широких золоченых рамах. По залу прохаживается публика. Перед одной из картин сидит У ч е н и к  и старательно ее копирует.

_Ученик

^{(встает с места, кладет палитру и кисть и становится позади своего стула)}

 
Вот и корплю здесь день-деньской,
Охвачен страхом и тоской.
Любой мазок и каждый штрих
Таят тщету трудов моих.
Напрасно, выбившись из сил,
По клеткам я переносил
Все эти краски и цвета:
Мне дверь в искусство заперта!
Стою беспомощным глупцом
Перед великим образцом,
Как если б здесь, средь бела дня,
Крапивой высекли меня!..
Итак, чего еще я жду,
Пыхтя, потея, как в аду?
Ведь копию – я так и знал —
Не превратишь в оригинал!
Живой, свободный, пестрый мир
Здесь бледен, холоден и сир.
И блеск его, и свет его —
Все неподвижно, все мертво.
Мир, отливавший серебром,
Помойным выглядит ведром.
Усердью, воле вопреки,
Ничтожна власть моей руки,
Всю немощь жалкую свою
Я с отвращеньем сознаю.
 

_Мастер

^{(входит)}

 
Ну что ж… Не всуе говоря,
Ты, сын мой, мучился не зря.
Теперь, достойное создав,
Поймешь, насколько был я прав,
Когда без устали твердил:
Чем больше ты затратишь сил,
Чем больше станешь ты корпеть,
Тем больше сможешь преуспеть…
Лишь навыки к тебе придут,
Как легким станет всякий труд.
А уж потом, наверняка,
Сойдутся разум и рука.
 

_Ученик

 
Вы чересчур добры ко мне:
Не все мне удалось вполне…
 

_Мастер

 
Себя напрасно не тревожь.
С отрадой вижу: ты растешь,
В труде упорном, каждый день
Всходя на новую ступень…
А что до промахов иных,—
Не бойся: разберемся в них…
 

_Ученик

^{(рассматривая картину)}

 
Не зная отдыха и сна,
Все от тебя возьму сполна!
 

_{Любитель}

^{(подходит к нему)}

 
Мне, право, странно наблюдать
Занятия такого рода.
Ведь что способно больше дать
Искусству, чем сама природа?
Лишь в повторенье естества
Лежит основа мастерства.
Природа мудрая, ей-ей,
Учитель всех учителей,
Все тайны духа скрыты в ней.
Поверьте мне: не стоит тщиться
Вслед за великими тащиться.
Нет в мире выше ничего,
Чем всеблагое естество!
 

_Ученик

 
Все это слышал я не раз
И не сводил с природы глаз.
Мне встречи с ней казались раем.
И я порой преуспевал.
Но чаще высмеян бывал,
Непонят, всеми презираем.
Нет! Труд такой мне не с руки,
И время тратить зря не стоит:
Холсты природы слишком велики,
А тайнопись природы – кто откроет?
 

_{Любитель}

^{(отворачиваясь)}

 
Тут спора нет. Вопрос решен:
Он дарования лишен.
 

_Ученик

^{(садясь)}

 
Как будто и не начинал…
А как трудился, кто бы знал!..
Что ж. Все начать придется снова…
 

В т о р о й  м а с т е р  подходит к нему, разглядывает его работу и молча удаляется.

_Ученик

 
О, молвите хотя б полслова!
Ваш строгий вкус непогрешим:
Избавьте же меня от горестных терзаний…
Чего уменьем я не заслужил своим,
То, верьте, заслужил ценой своих стараний!..
 

_Мастер

 
Давно, мой друг, смотрю я на тебя,
То восторгаясь, то скорбя.
Есть божий дар в тебе, бесспорно,
Притом ты трудишься упорно,
И мир, лежащий пред тобой,
Ты вдохновенным взглядом жадно ловишь,
И кисть твою не остановишь,
Ведомую твоей рукой.
Ты в мастера себя готовишь
И многого достиг… Но знай…
 

_Ученик

 
Откройте мне свою науку!
 

_Мастер

 
Так вот. Не только взгляд и руку,
Но также разум упражняй!
Будь трижды гением – нелепо
Инстинкту подчиняться слепо.
Искусство вне ума – мертво!
Пусть тот художник, кто не мыслит,
Себя художником не числит:
Едины мысль и мастерство!
 

_Ученик

 
Усердье нужно для руки.
Природа пусть владеет глазом.
Но, мастер, только знатоки
Способны упражнять наш разум.
Постыдно, позабыв других,
Лишь о своей персоне печься.
Нет! От учеников своих
Ужель хотите вы отречься?
 

_Мастер

 
Ах, сын мой, в ваши времена
Ученье чересчур легко дается.
И песнь, что мной когда-то создана,
По вкусу многим не придется.
 

_Ученик

 
Тогда скажите мне хотя б,
Каков мой труд на самом деле?
В чем он удачен? В чем он слаб?
Как вы относитесь к моей высокой цели?
 

^{(Указывает на картину, с которой он делал копию.)}

 
Немею я пред этим образцом,
Бессмертным созданным творцом.
Художникам всех школ его предпочитаю
И хоть на шаг к нему приблизиться мечтаю.
 

_Мастер

 
Ты верно поступил, его избрав.
Ты очень молод – оттого и прав.
Ведь молодости надобно, чтоб крылья
Ей и восторг и ненависть раскрыли.
Но, свято чтя кумира своего,
Отдав ему и помыслы и чувства,
Сумей понять и слабости его:
Не образцы люби. Люби искусство!
 

_Ученик

 
Полотнами его заворожен,
Гляжу – не нагляжусь. Какая мощь и смелость!..
 

_Мастер

 
Сумей сперва понять, что создал он,
А после – что создать ему хотелось,
И ты плотней приблизишься к тому,
Что спутниками гения зовется:
Ведь в мире не кому-то одному
Искусство, как и доблесть, достается.
 

_Ученик

 
Еще хочу спросить у вас…
 

_Мастер

 
Изволь… Но только не сейчас.
Инспектор картинной галереи
 

^{(подходит к ним)}

 
Какое, господи, везенье!
Ценнейшее произведенье,
Красу и славу всей земли
Мы только что приобрели!
 

_Мастер

 
Кто автор?
 

_Ученик

 
О, волшебный сон!
 

^{(Указывая на картину, с которой он делал копию.)}

 
Не этот ли?
 

_{Инспектор}

 
Да. Точно: он.
 

_Ученик

 
Ужель мечте возможно сбыться —
Виденьем сладостным упиться?!
Где… где ж картина, господа?
 

_{Инспектор}

 
Ее уже несут сюда.
О, это чудо, безусловно —
Вот князь и платит баснословно.
 

_{Торговец картинами}

^{(входит)}

 
Итак, редчайшей из картин
В веках гордиться этой галерее!
Искусство поощривший властелин
Любых других правителей мудрее!
Внесите же ее сюда! Скорее!
Недостижимый идеал!
Заметьте: вся она лучится.
Таким сокровищем никто не обладал!
Мне будет тяжело с ним разлучиться.
На что мне золотые слитки?
Ах, здесь я все равно в убытке.
 

Вносят картину с изображением Венеры Урании и ставят на мольберт.

 
Вот! Из его наследства – прямо!
Еще ни лака нет, ни рамы.
Здесь не нужна искусству лесть.
Все натурально. Все – как есть.
 

Все собираются возле картины.

_{Первый мастер}

 
Нет, мощь какая! Посмотри!
 

_{Второй мастер}

 
А как все явственно… Как зримо!
 

_Ученик

 
Все у меня горит внутри.
 

_{Любитель}

 
Божественно! Неповторимо!
 

_{Торговец}

 
Он– в пору золотой своей зари!
 

_{Инспектор}

 
Обрамить холст необходимо!
Эй! Золотую раму! Эй!
Принц скоро будет здесь… Живей!
 

Картину помещают в раму и ставят на прежнее место.

_Князь

^{(входит и рассматривает картину)}

 
Да… Вижу… Это – превосходно!
Возьмите, сколько вам угодно.
 

К а с с и р  кладет на стол мешок с цехинами и всхлипывает.

_{Торговец}

 
Не худо взвесить бы…
 

_Кассир

^{(считая)}

 
                                      Цена
Уже уплачена сполна.
 

Князь стоит перед картиной, остальные – в некотором отдалении. Открывается плафон: М у з а, держа за руку Х у д о ж н и к а, вплывает на облаке.

_{Художник}

 
Куда мы?
 

_Муза

 
Погляди-ка вниз.
Клянусь, там ждет тебя сюрприз:
Земные почести сверх меры.
 

_{Художник}

 
Я чую лишь давленье атмосферы.
 

_Муза

 
Взгляни!.. Здесь – созданный тобой
Твой труд, твоей мечтой когда-то бывший,
А ныне свет звезды любой
Своим сиянием затмивший.
В тиши продуман до конца,
Созданье разума и воли,
Твой дивный труд не оттого ли
Людские покорил сердца,
Что мощно выразил он своего творца?..
Вот мастера стоят, стремясь
Прилежно внять твоим урокам.
И замер пред холстом в почтении глубоком
Сей клад обретший мудрый князь.
А это – юный ученик.
Смотри, как он к тебе приник!
В его очах горит сердечное желанье:
Вобрать в себя твой дух, впитать твое влиянье.
Увы, земной недолог путь.
И все ж – во власти человека,
Великое творя, шагнуть
За рамки собственного века.
Так он и после смерти жив…
Принадлежат векам всецело,
Смерть и забвенье победив,
И слово доброе, и доблестное дело.
Ты честно заслужил бессмертия венец.
Вкуси бессмертие, творец!
 

_{Художник}

 
Хоть я теперь и сознаю,
Сколь Зевс украсил жизнь мою
И что сей миг счастливый означает,
Досада дух мой омрачает.
Когда любовник молодой
Считает тяжкою бедой
Разлуку с девушкой, томящейся в тревоге,
Утешить может ли его,
Что светом солнца одного
Обоих освещают боги?!
Что вам дано, мои творенья,
При жизни и не снилось мне.
И нет мне удовлетворенья
Ни в славе вашей, ни в цене.
Когда бы хоть частицу злата
От этой пышной рамы я имел,
Не голодали бы жена, ребята
И я бы вдоволь пил и ел.
Князь – друг, князь – щедрый покровитель,
Талантов истинный ценитель,
Еще был скрыт во тьме веков.
Мы при монастырях кормились
И без ценителей томились,
А также без учеников.
 

^{(Указывая сверху на Ученика.)}

 
И если участь юноши сего
Тебя заботит и тревожит,
Прошу: при жизни поддержи его!
Пусть вовремя ему твоя рука поможет,
Покуда он жевать и целоваться может!
И будут дни его легко и вольно длиться.
Обласкан музою, ей избран в сыновья,
Он сможет славою однажды насладиться
Не только в небесах. И радостней, чем я!
 

1784