Текст книги "Собрание сочинений в десяти томах. Том первый. Стихотворения"

Автор книги: Иоганн Вольфганг фон Гёте

 
Взошла заря. Чуть слышно прозвучали
Ее шаги, смутив мой легкий сон.
Я пробудился на своем привале
И вышел в горы, бодр и освежен.
Мои глаза любовно созерцали
Цветы в росе, прозрачный небосклон,—
И снова дня ликующая сила,
Мир обновив, мне сердце обновила.
 
 
Я в гору шел, а вкруг нее змеился
И медленно всходил туман густой.
Он плыл, он колыхался и клубился,
Он трепетал, крылатый, надо мной,
И кругозор сияющий затмился
Угрюмой и тяжелой пеленой.
Стесненный пара волнами седыми,
Я в сумрак погружался вместе с ними.
 
 
Но вдруг туман блеснул дрожащим светом,
Скользя и тая вкруг лесистых круч.
Пары редели в воздухе согретом.
Как жадно солнца ждал я из-за туч!
Каким встречать готовился приветом
Вдвойне прекрасный после мрака луч!
С туманом долго бой вело светило,
Вдруг ярким блеском взор мой ослепило.
 
 
А грудь стеснило бурное волненье,
«Открой глаза», – шепнуло что-то мне.
Я поднял взор, но только на мгновенье:
Все полыхало, мир тонул в огне.
Но там, на тучах, – явь или виденье? —
Богиня мне предстала в вышине,
Она парила в светлом ореоле.
Такой красы я не видал дотоле.
 
 
«Ты узнаешь? – И ласково звучали
Ее слова. – Ты узнаешь, поэт,
Кому вверял ты все свои печали,
Чей пил бальзам во дни сердечных бед?
Я та, с кем боги жизнь твою связали,
Кого ты чтишь и любишь с юных лет,
Кому в восторге детском умиленья
Открыл ты сердца первые томленья».
 
 
«Да! – вскрикнул я и преклонил колени.—
Давно в мечтах твой образ был со мной.
Во дни опустошающих волнений
Ты мне дарила бодрость и покой,
И в знойный день ты шла, как добрый гений,
Колебля опахало надо мной.
Мне все дано тобой, благословенной,
И вне тебя – нет счастья во вселенной!
 
 
Не названа по имени ты мною,
Хоть каждый мнит, что зрима ты ему,
Что он твоею шествует тропою
И свету сопричастен твоему.
С пути сбиваясь, я дружил с толпою,
Тебя познать дано мне одному,
И одному, таясь пред чуждым оком,
Твой пить нектар в блаженстве одиноком».
 
 
Богиня усмехнулась: «Ты не прав!
Так стоит ли являться мне пред вами!
Едва ты воле подчинил свой нрав,
Едва взглянул прозревшими глазами —
Уже, в мечтах сверхчеловеком став,
Забыв свой долг, ты мнишь других глупцами.
Но чем возвышен ты над остальными?
Познай себя – и в мире будешь с ними».
 
 
«Прости, – я вскрикнул, – я добра хотел!
Не для того ль глаза мои прозрели?
Прекрасный дар ты мне дала в удел,
И, радостный, иду я к высшей цели,
Я драгоценным кладом овладел,
И я хочу, чтоб люди им владели.
Зачем так страстно я искал пути,
Коль не дано мне братьев повести!»
 
 
Был взор богини полон снисхожденья,
Он взвешивал, казалось, в этот миг
И правоту мою и заблужденья,
Но вдруг улыбкой дрогнул светлый лик,
И, дивного исполнясь дерзновенья,
Мой дух восторги новые постиг.
Доверчивый, безмолвный, благодарный,
Я поднял взор на образ лучезарный.
 
 
Тогда рука богини протянулась —
Как бы туман хотела снять она.
И – чудо! – мгла в ее руках свернулась,
Душистый пар свился, как пелена,
И предо мною небо распахнулось,
И вновь долин открылась глубина,
А на руке богини трепетало
Прозрачное, как дымка, покрывало.
 
 
«Пускай ты слаб, – она мне говорила,—
Твой дух горит добра живым огнем.
Прими ж мой дар! Лучей полдневных сила
И аромат лесного утра в нем.
Он твой, поэт! Высокие светила
Тебя вели извилистым путем,
Чтоб Истина счастливцу даровала
Поэзии святое покрывало.
 
 
И если ты иль друг твой жаждет тени
В полдневный зной, – мой дар ты в воздух взвей,
И в грудь вольется аромат растений,
Прохлада вечереющих полей,
Утихнет скорбь юдольных треволнений,
И день блеснет, и станет ночь светлей,
Разгонит солнце душные туманы,
И ты забудешь боль сердечной раны».
 
 
Приди же, друг, под бременем идущий,
Придите все, кто знает жизни гнет,
Отныне вам идти зеленой кущей,
Отныне ваш и цвет, и сочный плод.
Плечом к плечу мы встретим день грядущий, —
Так будем жить и так пойдем вперед.
И пусть потомок наш возвеселится,
Узнав, что дружба и за гробом длится.
 

1784 [5]5
  Под стихотворением указывается дата его написания. Если дата написания неизвестна, в скобках указывается дата первой публикации.


[Закрыть]

 
Как странно мне читать глазами
Свой лепет, смолкнувший в былом…
А тут еще из дома в дом
Броди за беглыми листками!
 
 
Что в жизни разделял, бывало,
Далёкий, долгий переход —
Идя к читателю, попало
В один и тот же переплет…
 
 
Но прекрати пустые речи,
Сдавай-ка томик свой в печать:
Наш мир – клубок противоречий,
Тебе за них не отвечать!
 

1814

 
У поэтов нет секретов,
А воздержанных поэтов
Не найти и днем с огнем;
То, чего не скажем прозой,—
То само собой «под розой»
Мы – друзьям своим – сболтнем.
 
 
Где ты жил и где ты вырос,
Что ты выстрадал и вынес,
Им – забава и досуг;
Откровенье и намеки,
Совершенства и пороки —
Только в песнях сходят с рук.
 

1799

 
Венчались книги древних
Обычно именами
Богов и муз, но только
Не именем любимой.
А для меня в Аннете
Воплощены навеки
И божество и муза.
Пусть эта книга носит
Ее святое имя!
 

1767

(С итальянского)

 
За милой крался я вчера.
Встал на ее пути.
Она грозит: «Не жди добра.
Кричать начну. Пусти!»
 
 
«Ну что ж, – сказал я ей, – кричи!
Мне нынче черт не брат!»
«Услышать могут нас, молчи.
Ведь сам не будешь рад».
 

1767

 
Покидаю домик скромный,
Где моей любимой кров.
Тихим шагом в лес огромный
Я вхожу под сень дубов.
 
 
Прорвалась луна сквозь чащи:
Прошумел зефир ночной,
И, склоняясь, льют все слаще
Ей березы ладан свой.
 
 
Я блаженно пью прохладу
Летней сумрачной ночи!
Что душе дает отраду,
Тихо чувствуй и молчи.
 
 
Страсть сама почти невнятна.
Но и тысячу ночей
Дам таких я безвозвратно
За одну с красой моей.
 

1767/1768

 
В покое брачном, в полумраке,
Дрожит Амур, покинув пир,
Что могут россказни и враки
Смутить постели этой мир.
Свечам урок священный задан —
Вам чистый трепет передать,
Разлит в алькове нежный ладан,
Пора любимую обнять.
 
 
Как сердце бьется в такт старинным
Часам, торопящим гостей.
Как хочется к устам невинным
Припасть всей силою своей.
Как долго ждал ты этой встречи
И таинств ласковых молил;
Амур, залюбовавшись, свечи
Наполовину пригасил.
 
 
Целуешь ты нетерпеливо
Лицо, и плечи ей, и грудь,
Ее неопытность пуглива,
Но страстью можно ли спугнуть?
Раздеть ее одним движеньем —
Быстрей, чем смог бы сам Амур!
И вот, лукаво, но с почтеньем
Глаза отводит бедокур.
 

1767

 
Лежу средь лесного потока, счастливый,
Объятья раскрыл я волне шаловливой,—
Прильнула ко мне, сладострастьем дыша,
И вот уж смеется, дразня, убегая,
Но, ластясь, тотчас набегает другая,
И сменою радостей жизнь хороша.
 
 
И все же влачишь ты в печали напрасной
Часы драгоценные жизни прекрасной,
Затем, что подруга ушла, не любя.
Верни же веселье, мгновеньем играя!
Так сладко тебя расцелует вторая,
Как первая – не целовала тебя.
 

1768

 
Света первого сестра,
Образ нежности в печали,
Вкруг тебя туманы встали,
Как фата из серебра.
Поступь легкую твою
Слышит все, что днем таится.
Чуть вспорхнет ночная птица,
Грустный призрак, я встаю.
 
 
Мир объемлешь взором ты,
Горней шествуя тропою.
Дай и мне взлететь с тобою
Силой пламенной мечты!
Чтоб, незримый в вышине,
Соглядатай сладострастный,
Тайно мог я ночью ясной
Видеть милую в окне.
 
 
Созерцаньем хоть в ночи
Скрашу горечь отдаленья.
Обостри мне силу зренья,
Взору дай твои лучи!
Ярче, ярче вспыхнет он,—
Пробудилась дорогая
И зовет меня, нагая,
Как тебя – Эндимион.
 

1769

 
Взором вымолвлю в молчанье,
Что уста не скажут ввек,
Трудно, трудно расставанье,
Пусть я – сильный человек!
 
 
Грустен будет в то мгновенье
Сам любви залог живой:
Томно рук прикосновенье,
Поцелуй не жарок твой.
 
 
Было время, ротик нежный —
Как он мог меня зажечь!
Так фиалочки подснежной
Нам мила простая речь.
 
 
Мне ж не плесть тебе веночек!
Не дарить, как прежде, роз.
Нас, Франциска, мой дружочек,
Средь весны убил мороз
 

1769

 
Пусть ни привета, ни письма от сына
Уже давно не получала ты,
Не дай в душе сомненью зародиться,
Не думай, что сыновняя любовь
Иссякла. Нет, как вековой утес,
Что бросил в море свой гранитный якорь,
Не сдвинется, хоть волны набегают,
То ласковы, то сумрачны и бурны,
Его громаду силясь расшатать,
Так нежность никогда уйти не может
Из сердца моего, хоть море жизни,
То шумно пенясь под бичом страданий,
То кротко зыблясь под лучами счастья,
Ее своим разливом захлестнуло
И не дает ей выглянуть на солнце
И, засверкав неомраченным светом,
Твоим очам явить, как безгранично,
Как глубоко тебе твой предан сын.
 

1767

ОДА ПЕРВАЯ

 
Садовник! пересади
Этот прекрасный куст!
Жалко его оставлять
В почве бесплодной.
 
 
Крепок он от природы —
Этим одним и жив
Там, где земля скупится,
Там, где гноится воздух.
 
 
Взгляни! весной он весь
В серебристо-зеленых листьях,
Их апельсинный запах —
Яд для гнуса.
 
 
Его светоносных листьев
Гусеница не сгложет,
Червь не тронет —
Солнце куста коснулось!
 
 
Цветов его
Ждет невеста
От жениха,
На плоды надеются юноши.
 
 
Но взгляни на него и осенью —
Неуязвим по-прежнему,
И на выручку
Гусенице приходит паук.
 
 
Враг красоты, он спускается
С высокого тиса,
Паря в воздухе,
На куст благодатный.
 
 
И – пусть безобидный,
Но безжалостный —
Плетет на листьях
Серую, мерзкую сеть —
 
 
И, торжествуя, видит:
Невеста брезгливо,
Юноши, негодуя —
Отворачиваются…
 
 
Садовник! пересади
Этот прекрасный куст!
Будь благодарен, куст,
Доброму садоводу.
 

ОДА ВТОРАЯ

 
Пора! уходишь —
Иди! Так надо.
Тут не житье
Тому, кто честен.
 
 
Смрад от болот
И осенняя сырость
Тут слились —
Нераздельно, навеки.
 
 
Тут плодятся
Гады и гнусы;
Тут – разгул
Их разбойничьей злобы;
 
 
Тут – похотливый
Огнежалящий змий
Выполз на берег
Погреться на солнце.
 
 
Иди отсюда!
Но не лунной тропой —
На ней кишат
Ночные жабы.
 
 
Они безобидны,
Но мерзостны.
Тут не житье
Тому, кто честен.
 

ОДА ТРЕТЬЯ

 
Будь бесчувствен!
Да не дрогнет сердце
В этом и без того
Неверном мире.
 
 
Бериш! гони с лица
Улыбку весенних дней,
Чтоб не знавать ему
Свирепости зимних бурь.
 
 
Тщетной была б мечта,
Что от беды спасут
Вздох девичьей груди,
Рукопожатье друга.
 
 
Видишь на башне блеск?
Это зависть
Оборотила к тебе
Пристальный рысий взгляд.
 
 
Рысь – коварная тварь.
Прыгает сверху, сзади,
В плечи тебе вонзив
Острые когти.
 
 
Тощая тварь – а поди ж!
Крепче пантеры.
В ярости треплет тебя,
С места срывает.
 
 
Смерть – расставанье,
Но смерть втройне —
Расставанье
Без надежды на встречу.
 
 
Радостно бросил ты б
Этот проклятый край,
Нашей не будь дружбы —
Нашей цветочной цепи.
 
 
Порви ее! Что ж пенять.
Если один из двух
Узников убежал —
Легче другому.
 
 
Мысль о свободе друга —
Тоже свобода,
Единственная свобода
Темницы.
 
 
Ты уйдешь – я останусь.
Но ненадолго.
Пошла на последний подъем
Колесница унылых лет.
 
 
Я слышу, как вертится
Скрипучее колесо.
Скрипи, скрипи!
Скоро и я – свободен.
 

1767

 
В глухом лесу на дубе, что когда-то
Был громом свален и разбит,
Я твоего оплакиваю брата,
Чей прах от нас так далеко зарыт.
 
 
Он ждал, придя к поре осенней,
Награды за свои дела,
Но смерть, не зная сожалений,
Все унесла.
 
 
И ты не плачешь? – Долгое прощанье
Надежду отняло. Господь его, любя,
Взял на небо допреж тебя.
Ты видел – и завидовал в молчанье.
 
 
Но чей там скорбный крик? – Я сам
Лечу душой к его могиле.
О, не ее ли сердце там
Кричит – в его могиле?
 
 
Так безутешна, так бледна,
Лишась надежды, счастья, мира,
Лишь на тебя, господь, надеется она,
Красивейшая меж красавиц мира.
 
 
Кто прекратит ее мученье?
С небесной высоты взгляни
И смерть пошли ей в утешенье
Иль жизнь усопшему верни.
 
 
Дай ей опору в час ужасный,
Ты – милосердье, ты – любовь.
Ты видишь, вся вина несчастной —
Ее священная любовь.
 
 
Она к венцу была уже готова,
С любимым слив себя навек,
Но князь, едва взглянув сурово,
Их путь пресек.
 
 
Князь! Жизнью жертвовали люди,
Твоей покорствуя причуде
И все прощая злой судьбе.
Но чувство, мысль, но мощь рассудка
Замкнуть тобой! – иль это шутка?
Бог отомстит за них тебе!
 
 
Прекрасным сердцем так страдал он!
Впервые слова не сдержал он,
Он слова, данного любимой, не сдержал,
Хоть прежде, чем он дал ей слово,
Уже не мыслил он иного:
Уже он ей навек принадлежал.
 
 
Он говорил: пока насилье правит,
Мне на земле с тобой не быть.
Но смерть моя тебя избавит
От страха, что могу я разлюбить.
Прости! Найдя мой крест – я знаю, сердцем нежный,
Прольет слезу над верностью моей,
Но тирания тем скорей,
Хоть я простил ей неизбежный
Конец мой, повернет коня
И, злобясь, прочь поедет от меня.
 

1767

 
Проснись, восток белеет!
Как яркий день,
Твой взор, блеснув, развеет
Ночную тень.
Вот птицы зазвенели!
Будя сестер,
Поет: «Вставай с постели!»
Их звонкий хор.
 
 
Ты слов не держишь, видно,
Я встал давно.
Проснись же, как не стыдно!
Открой окно!
Чу! Смолкла Филомела!
Всю ночь грустя,
Она смутить не смела
Твой сон, дитя.
 
 
Но рдеет на востоке»
Вот луч зари
Твои целует щеки,
О, посмотри!
Нет, ты прильнула к спящей
Сестре своей
И грезишь вновь – тем слаще,
Чем день светлей.
 
 
Ты спишь! Гляжу украдкой,
Как тих твой сон.
Слезой печали сладкой
Я ослеплен.
И кто пройдет, спокойный,
Кто будет глух!
Чей может, недостойный,
Не дрогнуть дух!
 
 
Ты спишь! Иль нежной снится
О, счастье! – тот,
Кто здесь, бродя, томится
И муз клянет,
Краснеет и бледнеет,
Ночей не спит,
Чья кровь то леденеет,
То вновь кипит.
 
 
Ты проспала признанья,
Плач соловья,
Так слушай в наказанье,
Вот песнь моя!
Я вырвался из плена
Назревших строф.
Красавица! Камена!
Услышь мой зов!
 

1771

 
Вернусь я, золотые детки,
Не усидеть мне, видно, в клетке
Глухого зимнего житья.
 
 
У камелечка мы присядем,
На сто ладов веселье сладим,
Как божьих ангелов семья.
 
 
Плесть будем малые веночки,
Цветочки связывать в пучочки,
Ребенком стану с вами я.
 

1770

 
Скоро встречу Рику снова,
Скоро, скоро обниму.
Песня вновь плясать готова,
Вторя сердцу самому.
 
 
Ах, как песня та звучала
Из ее желанных уст!
Как надолго замолчала!
Долго, долго мир был пуст.
 
 
Мучусь скорбью бесконечной,
Если милой нет со мной,
И глубокий мрак сердечный
Не ложится в песен строй.
 
 
Только ныне чистым, старым
Счастьем сердце вновь полно.
Не сравнится с этим даром
Монастырское вино!
 

1771

 
И цветочки и листочки
Сыплет легкою рукой,
С лентой рея в ветерочке,
Мне богов весенних рой.
 
 
Пусть, зефир, та лента мчится,
Ею душеньку обвей;
Вот уж в зеркало глядится
В милой резвости своей.
 
 
Видит: розы ей убором,
Всех юнее роз – она.
Жизнь моя! Обрадуй взором!
Наградишь меня сполна.
 
 
Сердце чувства не избудет.
Дай же руку взять рукой,
Связь меж нами да не будет
Слабой лентою цветной.
 

1771

 
Боюсь, дружок Тереза,
Как острого железа,
Твоих сердитых глаз!
И все ж, когда ты водишь,
Ты вмиг меня находишь.
Но почему меня как раз?
 
 
Поймав меня, в смущенье
Прижмешься на мгновенье,
И в лад стучат сердца!
Но вот повязка сбита,
И снова ты сердито
Глядишь на бедного слепца.
 
 
Мечусь я, спотыкаюсь,
На стены натыкаюсь
В веселой кутерьме.
Твоей любви молю я,
Не то, всегда горюя,
Блуждать я буду, как во тьме.
 

1771

 
Порой уныло я брожу,
Измученный тоской,
А вот на Кристель погляжу —
Все снимет как рукой.
И отчего, я не пойму,
Сильней день ото дня,
За что, зачем и почему
Она влечет меня?
 
 
Дуга бровей. Лукавство глаз.
Свежа и хороша.
Лишь стоит посмотреть – тотчас
Заходится душа.
А губы ярких роз алей,
Нежнее, чем цветок.
Есть кое-что и покруглей
Ее румяных щек.
 
 
Я в танце смог ее обнять,
Прижать к себе плотней.
Летит земля, и не унять
Мне радости своей.
Она, от пляски во хмелю,
Ко мне прильнет сама.
И я подобен королю
И счастлив без ума!
 
 
Я нежный взгляд ее пойму —
А в нем любовь и страсть.
Ее покрепче обниму,
С ней нацелуюсь всласть.
И вспыхнет жар в моей крови —
Так я в нее влюблен.
И я бессилен от любви
И от любви силен.
 
 
Все ненасытней с каждым днем
Я к ней одной стремлюсь.
За то чтоб ночь с ней быть вдвоем —
Всем в мире поступлюсь.
Откажет мне она и впредь,
Тогда, того гляди,
Не прочь я даже умереть,
…Но на ее груди.
 

1771?

 
Душа в огне, нет силы боле,
Скорей в седло и на простор!
Уж вечер плыл, лаская поле,
Висела ночь у края гор.
Уже стоял, одетый мраком,
Огромный дуб, встречая нас;
И тьма, гнездясь по буеракам,
Смотрела сотней черных глаз.
 
 
Исполнен сладостной печали,
Светился в тучах лик луны,
Крылами ветры помавали,
Зловещих шорохов полны.
Толпою чудищ ночь глядела,
Но сердце пело, несся конь,
Какая жизнь во мне кипела,
Какой во мне пылал огонь!
 
 
В моих мечтах лишь ты носилась,
Твой взор так сладостно горел,
Что вся душа к тебе стремилась
И каждый вздох к тебе летел.
И вот конец моей дороги,
И ты, овеяна весной,
Опять со мной! Со мной! О боги!
Чем заслужил я рай земной?
 
 
Но – ах! – лишь утро засияло,
Угасли милые черты.
О, как меня ты целовала,
С какой тоской смотрела ты!
Я встал, душа рвалась на части,
И ты одна осталась вновь…
И все ж любить – какое счастье!
Какой восторг – твоя любовь!
 

1771

 
Как все ликует,
Поет, звенит!
В цвету долина,
В огне зенит!
 
 
Трепещет каждый
На ветке лист,
Не молкнет в рощах
Веселый свист.
 
 
Как эту радость
В груди вместить! —
Смотреть! и слушать!
Дышать! и жить!
 
 
Любовь, роскошен
Твой щедрый пир!
Твое творенье —
Безмерный мир!
 
 
Ты все даришь мне:
В саду цветок,
И злак на ниве,
И гроздный сок!..
 
 
Скорее, друг мой,
На грудь мою!
О, как ты любишь!
Как я люблю!
 
 
Находит ландыш
Тенистый лес,
Стремится птица
В простор небес.
 
 
А мне любовь лишь
Твоя нужна,
Дает мне радость
И жизнь она.
 
 
Мой друг, для счастья,
Любя, живи,—
Найдешь ты счастье
В своей любви!
 

1771

 
Кто храним всемощным гением,
Ни дожди тому, ни гром
Страхом в сердце не дохнут.
Кто храним всемощным гением,
Тот заплачку дождя,
Тот гремучий град
Окликнет песней,
Словно жавронок
Ты там в выси.
 
 
Кто храним всемощным гением,
Тот взнесен над топким илом
На крылах зардевших;
Вдаль шагнет он,
По цветам ступая,
Чрез Девкальоновы хляби,
Змея раня, свеж, смел,
Аполлон Пифийский.
 
 
Кто храним всемощным гением,
Тот согрет родимыми крылами,
Лишь задремлет на скале,
Тот от мрака застлан опереньем
В срок полуночный в бору.
 
 
Кто храпим всемощным гением,
Тот теплом спеленат
В снег и в вьюгу;
По теплу тоскуют музы,
По теплу сестры-грации.
 
 
Ко мне слетайтесь, музы,
Роем радостным!
Это – влага,
Это – суша,
Это – сын текучих вод и суши,
Я по ним ступаю,
Брат богам!
 
 
Вы чисты, словно сердце влаги,
Вы чисты, как руда земная,
Вы со мною, и парю я
И над влагой, и над сушей,
Брат богам!
 
 
И он вернется,
Тот поселянин, черный, горячий?
И он вернется, вновь доверясь
Твоей опеке, Бромий-праотец,
И теплу очага родного?
Вернется – бодрый?
А я, к кому вы благи,
Грации и легкие музы,
Кто всем приукрашен, чем вы,
Камены и грации,
В благости божественной,
Взор пленяя, рядили мир,—
Вернусь – разбитый?
 
 
Бромий-праотец,
Гений зиждущий
Столетья вольного!
Ты – что жар души
Пиндару был,
Чем земле
Феб-Аполлон стал.
 
 
Рдей! Рдей! Скрытый пламень,
Пламень сердца,
Мой оплот!
Рдей навстречу Аполлону,
А не то
Он холодно
Обойдет тебя приветом.
Уязвленный,
Он следит, как иглы кедра
Зеленеют
Без него.
 
 
Что ж тебя зову позже всех?
Ты, в ком песнь ожила,
Ты – предел, ей данный,
Ты – ее родник,
Зевс Увлажняющий!
Ты, ты в песнях журчишь!
Стороной бежит
Шум кастальских вод
Для бездельников,
Смертно-счастливых,
Чуждых тебе,
Нас окунувший в блеск
Зевс Увлажняющий.
 
 
В роще вязовой,
Нет! не встретишься
С кротким голубем
На простертой руке,
Лаской роз увенчав чело,
Ты – ему, сладкоустому
Анакреону,
Бог, бурей дохнувший.
 
 
И у тополя
В сибаритской стране,
Там, где у гор
Лоб усмугляется солнцем,
Не был тобой пронзен
В розах тонущий,
Медом плещущий,
Нежно манящий
Феокрит.
 
 
Но когда в ристалище
Гром колес огибал цель —
Ввысь взвит,
Славой рдея,
Бич удалых юнцов!
И крутил прах,
Словно с отважных гор
Град ударял ниц,—
Рдея, страх и доблесть множил, Пиндар,
Ты. – Рдея?
 
 
Скудный дух!
Там, над холмами,
Горняя мощь!
Но пыл иссяк:
Вот он, очаг мой!
К нему б добраться.
 

1772

_{Путешественник}

 
Благослови господь
Тебя, младая мать,
И тихого младенца,
Приникшего к груди твоей.
Здесь под скалою,
В тени олив твоих приютных,
Сложивши ношу, отдохну
От зноя близ тебя.
 

_{Поселянка}

 
Скажи мне, странник,
Куда в палящий зной
Ты пыльною идешь дорогой?
Товары ль городские
Разносишь по селеньям?
Ты улыбнулся, странник,
На мой вопрос.
 

_{Путешественник}

 
Товаров нет со мной.
Но вечер холодеет.
Скажи мне, поселянка,
Где тот ручей,
В котором жажду утоляешь?
 

_{Поселянка}

 
Взойди на верх горы:
В кустарнике, тропинкой
Ты мимо хижины пройдешь,
В которой я живу;
Там близко и студеный ключ,
В котором жажду утоляю.
 

_{Путешественник}

 
Следы создательной руки
В кустах передо мною.
Не ты сии образовала камни,
Обильно-щедрая природа.
 

_{Поселянка}

 
Иди вперед.
 

_{Путешественник}

 
Покрытый мохом архитрав!
Я узнаю тебя, творящий гений!
Твоя печать на этих мшистых камнях.
 

_{Поселянка}

 
Все дале странник.
 

_{Путешественник}

 
И надпись под моей ногой!
Ее затерло время!
Ты удалилось,
Глубоко врезанное слово,
Рукой творца немому камню
Напрасно вверенный свидетель
Минувшего богопочтенья.
 

_{Поселянка}

 
Дивишься, странник,
Ты этим камням?
Подобных много
Близ хижины моей.
 

_{Путешественник}

 
Где? Где?
 

_{Поселянка}

 
Там, на вершине,
В кустах.
 

_{Путешественник}

 
Что вижу? Музы и хариты.
 

_{Поселянка}

 
То хижина моя.
 

_{Путешественник}

 
Обломки храма!
 

_{Поселянка}

 
Вблизи бежит
И ключ студеный,
В котором воду мы берем.
 

_{Путешественник}

 
Не умирая, веешь
Ты над своей могилой,
О гений! над тобою
Обрушилось во прах
Твое прекрасное созданье…
А ты бессмертен.
 

_{Поселянка}

 
Помедли, странник, я подам
Кувшин, напиться из ручья,
 

_{Путешественник}

 
И плющ обвесил
Твой лик божественно-прекрасный.
Как величаво
Над этой грудою обломков
Возносится чета столбов!
А здесь их одинокий брат.
О, как они,
В печальный мох одев главы священны,
Скорбя величественно, смотрят
На раздробленных
У ног их братий!
В тени шиповников зеленых,
Под камнями, под прахом
Лежат они, и ветер
Травой над ними шевелит.
Как мало дорожишь, природа,
Ты лучшего созданья своего
Прекраснейшим созданьем!
Сама святилище свое
Бесчувственно ты раздробила
И терн посеяла на нем.
 

_{Поселянка}

 
Как спит младенец мой!
Войдешь ли, странник,
Ты в хижину мою
Иль здесь на воле отдохнешь?
Прохладно. Подержи дитя,
А я кувшин водой наполню.
Спи, мой малютка, спи.
 

_{Путешественник}

 
Прекрасен твой покой…
Как тихо дышит он,
Исполненный небесного здоровья.
Ты, на святых остатках
Минувшего рожденный!
О, будь с тобой его великий гений!
Кого присвоит он,
Тот в сладком чувстве бытия
Земную жизнь вкушает.
Цвети ж надеждой,
Весенний цвет прекрасный!
Когда же отцветешь,
Созрей на солнце благодатном
И дай богатый плод!
 

_{Поселянка}

 
Услышь тебя господь!.. А он все спит?
Вот, странник, чистая вода
И хлеб, дар скудный, но от сердца.
 

_{Путешественник}

 
Благодарю тебя.
Как все цветет кругом
И живо зеленеет!
 

_{Поселянка}

 
Мой муж придет
Через минуту с поля
Домой. Останься, странник,
И ужин с нами раздели.
 

_{Путешественник}

 
Жилище ваше здесь?
 

_{Поселянка}

 
Здесь, близко этих стен
Отец нам хижину построил
Из кирпичей и каменных обломков.
Мы в ней и поселились.
Меня за пахаря он выдал
И умер на руках у нас…
Проснулся ты, мое дитя?
Как весел он, как он играет!
О милый!
 

_{Путешественник}

 
О вечный сеятель, природа,
Даруешь всем ты сладостную жизнь,
Всех чад своих, любя, ты наделила
Наследством хижины приютной!
Высоко на карнизе храма
Селится ласточка, не зная,
Чье пышное созданье застилает,
Лепя свое гнездо.
Червяк, заткав живую ветку,
Готовит зимнее жилище
Своей семье.
А ты среди великих
Минувшего развалин
Для нужд своих житейских
Шалаш свой ставишь, человек,
И счастлив над гробами!
Прости, младая поселянка!
 

_{Поселянка}

 
Уходишь, странник?
 

_{Путешественник}

 
Да бог благословит
Тебя и твоего младенца!
 

_{Поселянка}

 
Прости же, добрый путь!
 

_{Путешественник}

 
Скажи, куда ведет
Дорога этою горою?
 

_{Поселянка}

 
Дорога эта в Кумы.
 

_{Путешественник}

 
Далек ли путь?
 

_{Поселянка}

 
Три добрых мили.
 

_{Путешественник}

 
Прости!
О, будь моим вождем, природа,
Направь мой страннический путь!
Здесь над гробами
Священной древности скитаюсь.
Дай мне найти приют,
От хладов севера закрытый,
Чтоб зной полдневный
Тополевая роща
Веселой сенью овевала.
Когда ж в вечерний час
Усталый возвращусь
Под кров домашний,
Лучом заката позлащенный,—
Чтоб на порог моих дверей
Ко мне навстречу вышла
Подобно милая подруга
С младенцем на руках.
 

1772