Текст книги "Сказки и легенды"

Автор книги: Иоганн Музеус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Возможно, что, не будь он невидимкой, счастье его было бы полнее. Никем не замеченный, следовал он за своей дамой как тень, и не было недостатка в открытиях, которые не доставили бы удовольствия ни одному любовнику. Он обнаружил, что податливая королева с такой же готовностью дарила свою благосклонность повару и камергеру, как ему, королю фей. Это фатальное столкновение с бывшими походными товарищами, которые пользовались теми же милостями, что и он, вызвало в сердце его мучительную ревность. Он стал ломать себе голову, как бы устранить соперников, и вскоре ему представился случай выместить злобу на глупце Амарине.

На званом обеде, устроенном королевой для своего супруга и всего двора, было подано блюдо под крышкой, для которого король Гарсиа берег весь свой аппетит. Хотя оно и было детищем волшебной салфеточки, его выдавали за изделие королевы. Управитель кухни горячо заверял, что на сей раз мастерство ее величества в приготовлении кушаний настолько затмило его собственное, что он, дабы не рисковать своей репутацией, оставляет за собой только будничное меню. Эти льстивые слова так понравились королеве, что она наградила мажордома нежнейшим и многозначительнейшим взглядом, который острым ножом резнул по сердцу Саррона, невидимо наблюдавшего за нею.

«Ладно же! – недовольно пробормотал он про себя. – Никому из вас не достанется ни крошки!»

Едва виночерпий подал миску и снял крышку, как лакомое блюдо, к удивлению всех присутствующих, вмиг исчезло, и миска оказалась пустой. Среди слуг прошел испуганный шепот и тихий говор. Кравчий от ужаса выронил нож и доложил о случившемся управителю кухни, повар побежал к главному пробователю и таинственно сообщил ему роковую весть, а тот немедля передал ее шепотом своему начальнику. Мажордом тут же поднялся с места и с официальным видом также на ухо прошептал печальную новость королеве, которая при этом смертельно побледнела и потребовала венгерского питья.

Король между тем с нетерпением ждал слугу с лакомством, столь жадно ожидаемым, и поглядывал во все стороны, ища глазами тарелку. Заметив смятение среди слуг и беспорядочную беготню, он пожелал наконец узнать, что это означает. Тогда королева собрала все свое мужество и с выражением печали на лице рассказала ему, что случилось несчастье и ее блюдо нельзя подать. В ответ на это неприятное известие голодный монарх, как легко себе представить, страшно рассердился и, с неудовольствием отодвинув стул, направился в свои апартаменты, и надо сказать, что при таком поспешном отступлении каждый боялся попасться ему на пути. Королева тоже недолго оставалась в столовой и отправилась в свои покои, чтобы вынести приговор бедному Амарину.

Она тотчас же повелела привести ошеломленного мажордома, еще не пришедшего в себя от испуга, вызванного таинственным исчезновением лучшего кушанья и явным гневом короля. И когда он, покорный и унылый, упал к ногам разгневанной повелительницы, она немедленно обратилась к нему со следующими словами:

– Неблагодарный предатель, ты, как видно, столь низко ценишь расположение королевы, что осмелился обратить на нее гнев ее супруга и сделать посмешищем всего двора! Или твое честолюбие до того безгранично, что ты позавидовал моей маленькой славе, купленной самой дорогой ценой, и не дал украсить лучшим блюдом стол короля? Или, может, раскаялся, что обещал сервировать по моему приказанию самое изысканное лакомство, и скрыл его, когда я была уже готова пожать успех? Сейчас же открой тайну своего искусства или ожидай расплаты, ибо за колдовство тебя сожгут на костре и завтра же поджарят на медленном огне.

У трусливого простака сердце заныло от страха, когда он услышал такой строгий приговор. Он полагал, что только чистосердечное раскрытие тайны его искусства поможет избежать мести королевы. И тут же дал волю языку. Желая прежде всего отвести от себя подозрение разгневанной дамы, якобы он из зависти скрыл драгоценное рагу, он не умолчал ни о приключении в Пиренеях, ни о дарах матушки колдуньи. Благодаря его откровенному рассказу королева сразу получила давно желаемые и точнейшие сведения о всех трех фаворитах, и тут же ей пришло в голову овладеть волшебными сокровищами. Едва неразумный Амарин выболтал свою тайну и, как думал, окончательно оправдал себя в глазах королевы, как последняя заявила ему с презрительной миной:

– Презренный дуралей! Ты думаешь этой жалкой ложью спасти себя и обмануть меня? Покажи мне свою чудо-салфеточку, или берегись моей мести!

Амарин волей-неволей исполнил ее категорический приказ. Он вытащил салфеточку и, расстелив ее, спросил королеву, что ей подать к столу. Она попросила зрелый мускатный орех в мягкой скорлупе. Он обратился к услужливому духу салфеточки – появился майоликовый сосуд, и тотчас же, к изумлению королевы, коленопреклоненный Амарин почтительно протянул ей зрелый мускатный орех в скорлупе на зеленой ветке. Но, вместо того чтобы взять ветку, она схватила магическую салфеточку и швырнула ее в открытый ларь, который тут же захлопнула. Обманутый мажордом, сразу обессилев, опустился на пол, увидев, что лишился источника своего кратковременного счастья. Хитрая похитительница подняла между тем крик и, когда сбежались слуги, обратилась к ним:

– Этот человек страдает эпилепсией, позаботьтесь о нем и никогда больше не пускайте ко мне, чтобы он еще раз не напугал меня.

Как ни странно, но мудрый Саррон, при всем своем уме, на сей раз не предвидел всех последствий коварной шутки над своим приятелем. Из злорадства он жадно пожирал похищенное кушанье, забыв золотое правило, которое ввиду его поучительности три умных народа так коротко и ясно заключили в трех словах[138]138
  Ne quid nimis (лат.), Rien de trop (франц.), Allzuviel ist ungesund (нем.) – Всякое излишество вредно.


[Закрыть], и вдруг почувствовал тошноту и тяжесть в желудке. Из опасения оставить в столовой видимые следы своего невидимого присутствия, он вышел на воздух и стал прогуливаться по парку, в надежде, что от движения тяжесть в желудке уменьшится.

Вот почему он в тот день не мог сопровождать королеву в ее покои. Но накануне она пригласила его к себе на partie fine[139]139
  Тайное свидание (франц.).


[Закрыть], и в назначенное время он не замедлил явиться к ней. Королева была необычайно весела, любезна и нежна, как Грация[140]140
  Грация (римск. миф.) – богиня красоты, нежности и прелести.


[Закрыть], так что дружище Демогоргон плавал в сладком упоении. Хитрая любовница поднесла очарованному Саррону чашу вина, которую сама налила, подмешав в него сильнодействующий снотворный порошок. Очень скоро его убаюкала сладкая дремота. Как только он громко захрапел, коварная похитительница овладела перчаточным пальцем, придающим невидимость, и велела своим слугам отнести властелина эфирных пространств в отдаленную часть города и оставить на мостовой, пока он не очнется от наркотического сна. От радости королева никак не могла уснуть. Все ее мысли были заняты тем, как бы овладеть третьим волшебным сокровищем.

Едва первые лучи солнца позолотили зубцы стен королевского замка Асторги, как неутомимая женщина вызвала горничную и сказала ей:

– Пошлите известить Хильдерика, сына любви, чтобы он сопровождал меня к ранней обедне, и за эту милость пусть оделит бедных щедрой милостыней.

Изнеженный баловень счастья и прекрасной Урраки валялся меж тем в мягкой постели и позевывал, когда получил это почетное приглашение. Еще полусонный, он тотчас же приказал камердинеру одеть себя и отправился ко двору, где камергер королевы бросил на него косой взгляд, завидуя, что любимчику оказана честь заменить его.

С благолепной пышностью проследовала процессия в храм, где епископ со своим каноником служил торжественную литургию и где собралось уже много народу поглазеть на великолепное шествие. Прекрасная Уррака, а еще более роскошный шлейф ее платья, несомый за ней шестью придворными дамами, вызвали всеобщее восхищение. Толпа назойливых нищих, калек на костылях и на деревяшках, слепых и параличных окружила помпезное шествие богомольцев, загораживая королеве дорогу и умоляя о милостыне, которую Андиол щедро сыпал из своего кошелька направо и налево. Один слепой старик особенно выделялся среди своих сотоварищей дерзостью, с какой он протискивался вперед, ужасным криком требуя себе подаяние. Он неотступно шел рядом с королевой и беспрерывно протягивал свою шляпу, прося о милосердном даре. Андиол бросал ему время от времени золотой, но, прежде чем слепой находил его, какой-нибудь вороватый сосед проворно похищал его, и тот снова начинал причитать. Королеву, казалось, тронул этот несчастный старик. Она вырвала из рук своего спутника кошелек и передала слепому.

– Возьми, добрый старик, эту милостыню, – сказала она, – даю тебе ее от имени благородного рыцаря, молись о душе своего благодетеля!

Андиол до того испугался этой королевской щедрости за свой счет, что, потеряв самообладание, сделал рукой движение, как бы намереваясь схватить кошелек. Эта очевидная скаредность вызвала громкий смех у всей благочестивой свиты королевы, что еще более увеличило его смущение. Из страха уронить свое достоинство он заставил себя взять под руку королеву и повести ее в собор и как мог таил свое огорчение до конца мессы. После обедни он кинулся разыскивать нищего и обещал большую награду за старинную монету из кошелька, которая якобы являлась редкостью. Но никто не мог сказать, куда девался нищий. Завладев кошельком, он исчез бесследно.

Нищего же следовало искать в передней королевы, где он ждал ее возвращения, ибо то был зрячий придворный шут, вырядившийся слепым, чтобы завладеть волшебным пфеннигом. К величайшей радости королевы, он оказался в мошне, добросовестно переданной ей доверенным лицом. Теперь коварная женщина овладела всеми волшебными дарами трех оруженосцев, а те неутешно оплакивали свою потерю и в отчаянии рвали на себе волосы. Она же гордо торжествовала победу, достигнутую путем плутовства, нисколько не заботясь о судьбе трех несчастных.

Первым делом она испытала, будет ли чудесная сила волшебных предметов действенной в руках новой владелицы. Попытка удалась вполне: салфеточка доставляла по ее приказанию майоликовый сосуд, медный пфенниг производил дукаты, а под покровом перчаточного пальца она проходила, никем не видимая, мимо стражи в передней в комнаты своих фрейлин. С бьющимся сердцем рисовала она себе блистательнейшие сцены будущей жизни, какую намеревалась вести, но самым заветным ее желанием было превратиться в настоящую фею. Она долго раздумывала, как проникнуть в тайную сущность этих загадочных дам, которых даже пытливый ум мудрейших мира сего не сумел досконально изучить.

«Что такое фея? – рассуждала она сама с собою. – Не более как обладательница одной из нескольких магических тайн, благодаря которым она совершает чудеса, возносящие ее над простыми смертными. Разве не вправе я считать себя одной из могущественнейших фей, раз обладаю такими талисманами?»

Ей оставалось пожелать лишь драконову колесницу или упряжку бабочек, ибо свободное передвижение по воздуху было для нее пока недоступно, но она овладеет и этим искусством, стоит только вступить в содружество фей. Она надеялась найти среди них любезную подругу, которая согласится уступить ей такой воздушный экипаж в обмен на одно из ее чудесных сокровищ. Ночи напролет тешила она себя приятными мечтами: как невидимо подкрадывается к красивому юноше, подзадоривает его, кружит голову и, одурманив любовным томлением, дает схватить вместо нимфы пустую тень или, смотря по обстоятельствам, удовлетворяет его желание. Однако новоиспеченная фея чувствовала: чтобы пуститься на такие авантюры, ей недоставало существенно необходимых атрибутов. У нее не было еще приличного гардероба феи.

Ранним утром, сменившим бессонную ночь, в продолжение которой ее пылкая фантазия нарисовала ей полное облачение феи, от крылышек до каблучков прелестных туфелек, – за работу был засажен весь портняжный цех Асторги, будто предстояло открытие большого маскарада или надо было нарядить капризнейших примадонн театра для opera seria[141]141
  Серьезной оперы (итал.).


[Закрыть].

Следует сказать, что, прежде чем этот наряд был готов, случилось нечто, поразившее все королевство Супрарбию и больше всего самое прекрасную Урраку.

Однажды ночью, когда после длительного напряжения всех душевных сил размечтавшаяся королева наконец погрузилась в легкий сон, ее вдруг разбудил голос какого-то воина, произнесшего ей на ухо страшные слова:

– De par le Roi[142]142
  Именем короля (франц.).


[Закрыть].

Дежурный офицер предложил ей немедленно следовать за ним. Испуганная королева упала с облаков на землю и сначала растерялась, но потом начала спорить с офицером, который, впрочем, если оставить в стороне порученные ему в данную минуту функции, обладал недурной наружностью, так что ему, мимоходом, недвусмысленно был обещан визит феи. После безуспешного обращения к высшей власти королева поняла, что представляет слабейшую сторону и должна покориться.

– Воля короля для меня закон, – сказала она, – я следую за вами.

Сказав это, она подошла к своему ларю, чтобы взять дождевой плащ, как она объяснила – для защиты от ночного холода, в действительности же она хотела воспользоваться перчаточным пальцем и внезапно исчезнуть. Но капитан получил строгие указания и был настолько неучтив, что отказал прекрасной пленнице в этом маленьком снисхождении. Ни просьбы, ни слезы не действовали на жестокосердного воина, он схватил ее мускулистой рукой и без церемоний вытолкнул из комнаты, которую законники тотчас же заперли и опечатали. Внизу у ворот стояла пара мулов с носилками, в которые должна была сесть плачущая королева, весьма небрежно одетая. И вот при свете факелов поезд печально и тихо, как похоронная процессия, направился из ворот по безлюдным улицам города в уединенный монастырь, обнесенный высокой каменной стеной, в двенадцати милях от города, где утопавшую в слезах пленницу заключили в мрачную келью, находящуюся на глубине сорока сажен под землей.

Со времени неудавшегося праздничного обеда, когда исчезло любимое лакомство короля Гарсиа, он все время пребывал в таком дурном расположении духа, что ему никак нельзя было угодить. Половина его министров и придворных впала в немилость, другая половина, опасаясь той же участи, изощрялась в стараниях как можно скорее излечить своего монарха от сплина. Лейб-медик предлагал для этой цели рвотное, камердинер – любовницу, Primas regni[143]143
  Архиепископ (лат.).


[Закрыть] – покаянный день, командующий армией – крестовый поход против сарацин, старший егермейстер – охоту, гофмаршал – паштет из красных куропаток во вкусе мажордома. Что касается последнего, то надо сказать, что, утратив салфеточку, он скрылся из глаз, подобно кушанью его приготовления, наделавшему столько шума. Из всех этих средств, предложенных для развлечения короля, предпочтение было отдано охоте, ибо устройство ее было сопряжено с наименьшими трудностями. Но и она не дала ожидаемых результатов. Король не мог забыть исчезновение шедевра кухонного искусства и ясно давал понять, что, по его мнению, тут дело нечисто. Да, в кругу своих приближенных он даже высказал подозрение, что супруга его колдунья.

У королевы при дворе было много сильных врагов. Как только ее противники заметили перемену в отношении короля к их повелительнице, дух клеветы не преминул воспользоваться случаем, чтобы погубить ее, и это удалось тем легче, что чудесная салфеточка, которая в Асторге могла бы ублажить короля искупительной жертвой, здесь, в охотничьем замке, не влияла на него своими талантами.

После того как дело основательно обсудили в узком кругу приближенных короля – скороходов, придворных карликов и шутов, камердинера, придворного лекаря и вообще всех, к чьему мнению король еще прислушивался, – падение гордой королевы было предрешено. Король созвал тайное заседание государственного совета и приказал ему утвердить приговор узкого круга советников, как имеющий законную силу, и без задержки привести его в исполнение.

Теперь придворная комиссия неутомимо занималась перетряхиванием вещей несчастной королевы, пытаясь найти доказательство колдовства – какой-нибудь талисман, магические письмена, быть может, контракт, заключенный с нечистым, или копию с него. Все ожерелья и прочие драгоценности, а равно и одеяние феи были добросовестно занесены в опись. Однако, несмотря на приложенные усилия, близорукие чиновники ничего не могли найти, что бы указывало на колдовство. Собственно corpus delicti – объект ограбления оруженосцев Роланда – выглядели столь невинными и невзрачными, что эти сокровища магии даже не удостоились чести попасть в инвентарь. Бесценная салфеточка благодаря частому употреблению ее прежним владельцем потеряла свою свежесть и служила ничего не подозревавшему писцу тряпкой, которой он вытирал чернила, разлившиеся по столу из опрокинутой чернильницы. Чудесный перчаточный палец, делающий человека невидимым, и плодовитый медный пфенниг были выброшены, как бесполезный хлам, в мусорную кучу.

Что сталось с королевой Урракой в мрачном монастырском подземелье на глубине сорока сажен, была ли она осуждена на пожизненное заточение или когда-либо вновь увидела дневной свет, а равным образом о том, какая судьба постигла три магических талисмана – были они разрушены плесенью, гниением и ржавчиной или вырваны чьей-нибудь счастливой рукой из пыли и мусора, куда в конце концов попадают все земные сокровища, преданные забвению, – об этом старинная легенда хранит глубокое молчание.

Было бы, конечно, справедливо, если бы хлебосольная салфеточка или плодовитый пфенниг попали в руки добродетельного, но бедного труженика, обремененного голодающей семьей, работающего в поте лица своего и не имеющего ничего, кроме слез, чтобы дать своим маленьким птенцам, когда они требуют хлеба; или если бы чахнущий от любви юноша, которого тиран отец и деспотическая мать разлучили с любимой девушкой, заточив ее в монастырь, получил бы талисман, делающий человека невидимым, чтобы освободить свою возлюбленную из затворничества и соединиться с ней навеки. Однако такое отклонение от обычного хода событий в подлунном мире было бы слишком необычным и вряд ли могло произойти на самом деле. Самые желанные богатства земли находятся в неправедных руках, и своенравное счастье отказывает в них тем, кто мог бы сделать из них умеренное и разумное употребление.

После утраты всех бесценных даров щедрой матушки колдуньи ограбленные владельцы тихонько скрылись из Асторги. Амарин, который без своей волшебной салфеточки не мог уже выполнять обязанности главного повара, удалился первый. Андиол, сын любви, тотчас же последовал за ним. Легкость, с какой он привык добывать деньги, внушила ему отвращение к труду, свойственное богатым бездельникам. Ему было лень даже переворачивать свой пфенниг, чтобы запасать деньги соразмерно своим расходам, и он жил большей частью в кредит, занимаясь пополнением своей кассы только в случае плохой погоды или когда не предстояло никаких развлечений. Теперь он был не в состоянии удовлетворить своих кредиторов. Незамедлительно он сменил одежду и бежал из города. Саррон, очнувшись от наркотического сна, тотчас же понял, что роль короля фей играть ему больше не придется. Угрюмый вернулся он к себе на квартиру, переоделся в прежнюю одежду и первой попавшейся улицей бежал из Асторги.

Случаю было угодно, чтобы оруженосцы Роланда опять встретились на военной дороге, ведущей в Кастилию. Вместо того чтобы оскорблять друг друга бесполезными упреками, что все равно не улучшило бы их положения, они с философским спокойствием примирились со своей судьбой. Тождественность их участи и неожиданная встреча вскоре оживили старую дружбу, а мудрый Саррон заметил, что дружба выпадает на долю золотой середины и редко мирится со счастьем и большим талантом.

Они единодушно решили продолжать путь вместе и, следуя своему прежнему призванию, сражаться под кастильскими знаменами, чтобы отомстить сарацинам за смерть Роланда. Вскоре им удалось выполнить свое намерение: они попали в жаркий бой и напоили свои мечи кровью врагов. Овеянные лаврами побед, они все пали смертью героев.

Верная любовь, или Сказка à la Malbrouk[144]144
  На манер Мальбрука (франц.). Мальбрук – персонаж французской солдатской песенки о том, как рыцарь Мальбрук отправился на войну и погиб, а верная жена напрасно ждала его.


[Закрыть]

ежду Лейне и Везером некогда находилось графство Халлермюнд, в те времена одно из знаменитейших в Саксонии. Оно красовалось между четырьмя другими графствами, как жемчужина в золотой оправе или как сердечко прелестного цветка среди пестрых лепестков. На востоке оно граничило с графством Поппенбург, на западе – с Шаумбургом, на юге – с Шпигельбергом и на севере – с Каленбергом. Недалеко от Эльдагсена, у проезжей дороги, налево от Штейгергрунда до сих пор еще видны развалины стен и сводов – остатки прежнего великолепия и могущества родового замка графов Халлермюнд.

В те времена, когда герцог Генрих Лев[145]145
  Генрих Лев (1129–1195) – герцог Баварии, Саксонии и Брауншвейга; вел многочисленные междоусобные и захватнические войны; совершил паломничество в Палестину.


[Закрыть] с верным спутником львом в одну ночь совершил свое знаменитое путешествие на спине услужливого черта из Палестины в Брауншвейг, куда он благополучно прибыл в добром здравии, а, может быть, вскоре после того – жил в Халлермюнде граф Генрих Храбрый со своей супругой Юттой фон Ольденбург, бывшей по признанию современников образцом красоты и добродетели, обладавшей всеми совершенствами и талантами, кои сочинитель «Силуэтов»[146]146
  «Силуэты». – Имеется в виду книга «Силуэты знаменитых немецких женщин» (1784).


[Закрыть] в своей толстой книге столь мудро распределил между всеми знаменитыми красавицами и благородными дамами, ныне проживающими в Нижней Саксонии.

Обладая таким сокровищем, граф Генрих по праву считал себя счастливейшим супругом во всем подлунном мире. Он любил добродетельную Ютту и был ей так же неизменно верен, как наш праотец Адам праматери Еве в безгрешном раю, где не было другой, ей подобной. Благородная графиня отвечала супругу такой же нежной любовью, чистой и прозрачной, будто гладко отшлифованное зеркальное стекло, которого еще не коснулась с обратной стороны ртутная масса, отчего оно начинает отражать иные образы и предметы.

Все склонности и желания согласной четы растворялись в нежном чувстве взаимной любви, и когда в часы близости и нежных излияний они открывали друг другу сердце, то спорили только об одном: чья любовь более сильна и постоянна – мужская или женская. Но такие отвлеченные беседы легко уводят в область фантазии, и потому супруги не довольствовались любовным наслаждением в настоящем. Срок земной жизни казался им слишком кратким и мимолетным, чтобы объять все их счастье. В своих беседах они чаще всего касались сентиментальных и религиозных проблем о положении любящих по ту сторону могилы. В избытке женской нежности графиня часто уверяла супруга, что в разлуке с ним даже райские радости не принесут ей полного блаженства, а общество ангела-хранителя ни в коей мере не заменит отсутствующего супруга. Ее религиозные представления о будущем местопребывании душ усопших были весьма неясны, и она колебалась между страхом и надеждой. Она не знала, где будет определен сборный пункт для душ, оставшихся верными своей земной любви, – в чистилище или в преддверии рая, она сомневалась также, сможет ли найти дорогу к любимому и встретиться с ним среди бесчисленных толп в царстве теней, ибо нет более странного и запутанного представления о жизни на небесах, чем понятия женщин о загробном мире.

– Ах, – часто повторяла графиня с нежной грустью, – если бы на совете привратников рая[147]147
  Привратники рая – ангелы.


[Закрыть] нам было предопределено вместе, в один и тот же час сойти в темную могилу, тогда наши неразлучные души в тесном объятии поспешили бы к месту вечного упокоения, не теряя ни одного мгновения в блаженстве взаимной любви.

Хотя граф и соглашался с этим желанием, однако его мысли касательно загробного свидания любящих душ были не столь тревожны. По его теории, в небесной полиции царил полный порядок. Будучи воином, он сравнивал царство теней с благоустроенным военным лагерем, где легко отыскать друг друга. Ему казалось также, что разлука вследствие неодновременной смерти подобна тому, как если бы один из супругов отправился в непродолжительное путешествие, когда сама надежда на возвращение приятна, а новое свидание полно радости. Он уверял, что не отступит от законов рыцарства и на том свете и не успокоится до тех пор, пока не найдет свою даму, – хотя бы ему пришлось для этого обыскать все необозримое небесное пространство, – и отыщет свою любимую среди бесчисленных мириадов теней.

В комнате, где происходили эти разговоры, стены были украшены, во вкусе того времени, панелями с изображением пляски смерти. Одна из таких страшных групп представляла влюбленную пару за нежной беседой. Но вот входит призрак с косой и приглашает девушку в свой хоровод. При виде костлявого кавалера влюбленный небрежно опускает правую руку, которой, видимо, только что обвивал стан любимой, и, отшатнувшись от нее, левой обнимает сидящую по другую сторону девицу и прячет лицо у нее на груди.

– Взгляни, любезный супруг, – заметила графиня, – вот пример мужской верности. Ни одна женщина не способна на такую быструю измену. Не успела еще остыть его возлюбленная, а святое пламя уже угасло в груди ее вероломного друга. Ах, эта девушка унесет с собой из мира память о неизменной любви! Но если когда-нибудь ей встретится тень милого в обществе другой, разве это не отравит ей наслаждение в горней обители?

Эта мысль вселила такую скорбь в чувствительное сердце графини, что нежные слезы залили ее розовые ланиты. Кроткого супруга глубоко трогала печаль любимой мечтательницы, и он ласково утешал ее:

– Чистая любовь, – говорил он, – неизменна, и две связанные браком любящие души не разлучит даже великая бездна между небом и землей. Такая клятва, как наша, нерушима, и союз наш и за гробом свяжет нас навеки. Свидетельствуя и подтверждая это, клянусь своею совестью и рыцарской честью, что коли, упаси бог, смерть отнимет вас у меня, то мысль о другой мне и в голову не придет, и того же я ожидаю от вас, ежели я умру раньше. Да, если посещение этого мира после смерти возможно, то мой бесплотный дух, памятуя о нашем союзе, будет вам напоминать о нем. Подайте же мне руку, дорогая супруга, в залог того, что союз наших сердец скреплен навеки.

Эти слова настолько соответствовали романтическим представлениям графини, почерпнутым из туманных учений о загробной жизни, словно оно исходило из ее собственного сердца. Она обрела большое утешение и отраду в том, что ее любовь будет застрахована на том свете, и охотно отказалась от права вторичного вступления в брак, если смерть унесет ее супруга. Дабы скрепить этот брачный договор, она сплела из двуцветного шелка, зеленого и черного – цветов надежды и печали, – неразрывный узел любви. Потом такой же второй. Один преподнесла мужу, прикрепив его как брелок к графской цепи, а другой заключила в золотой медальон в виде сердечка, украшавший ее прелестную грудь, – как символ надежды, что в случае смерти одного из супругов переживший сохранит верность усопшему до загробного свидания. Вскоре после этого граф Генрих устроил для своих рыцарей роскошный пир, на котором, по своему обыкновению, от души веселился и шутил с гостями, ибо очень любил праздники и развлечения. Арфисты и скрипачи старались изо всех сил, и все в Халлермюнде дышало беспечной радостью. Нежная Ютта только собиралась, в паре с супругом, открыть бал веселым танцем, как вдруг раздались торжественные звуки трубы, возвещая о прибытии в замок герольда, который потребовал, чтобы его выслушали. Тотчас же граф повелел прекратить веселый шум, желая узнать, какое известие привез этот суровый человек в воинских доспехах. Графиня побледнела, и сердце ее сжалось от страха. Появление герольда подействовало на нее, как плач совы или карканье ворона, ибо она боялась, что он привез ее любимому супругу объявление войны или вызов на поединок. Но когда герольда ввели в зал и она увидела на его груди герб своего дома, то несколько успокоилась. Посланец почтительно склонился перед графом и, приветствовав его, начал свою речь:

– Граф Гергард фон Ольденбург, ваш тесть и союзник, призывает вас, по рыцарскому обычаю, через три дня, начиная с сегодняшнего, прийти ему на помощь и оказать поддержку своей могучей рукой, а также конями и ратью в военном походе против штедингцев, отказавших ему в повиновении. Если вы, как друг и брат, выполните эту просьбу, он, со своей стороны, охотно готов оказать вам взамен любую услугу.

Граф Генрих, недолго раздумывая, дал герольду положительный ответ и, щедро одарив, отпустил, а сам вскоре покинул танцевальный зал, и храм радости мгновенно превратился в военный арсенал. Нежные мелодии флейт и арф сменились устрашающим бряцанием оружия – к великой досаде юных дам, мечтавших о танцах и новых победах. Появление герольда сорвало празднество столь же внезапно и таким же неприятным образом, как знаменитая баталия стульев – пышный бал в Тулоне[148]148
  В Тулоне на празднике, посвященном воздухоплаванию, произошел такой случай. Во время неудачного эксперимента при поднятии земляной глыбы последняя обрушилась на голову одному угрюмому ирландцу. Тот взбеленился и, так как под рукой не оказалось ничего, кроме стула, на коем он сидел, запустил его в коллегию, производившую опыты с глыбой. Стул незамедлительно полетел обратно, и в воздухе, словно ласточки, замелькали стулья, и посыпался град выбитых зубов. Много тогда переломали человеческих ног и ножек у стульев, и пышный бал в честь праздника был сорван. (Прим. автора).


[Закрыть]. Придворные слуги, только что торопливо разносившие торты и паштеты на серебряных блюдах и вина в позолоченных бокалах, теперь поспешно тащили из арсенала военное снаряжение для своего господина и его дружины. Один нес шлем с забралом, другой – бронзовые латы и гибкие набедренники, третий – стальной щит, четвертый – копье и обоюдоострый рыцарский меч. Нежная Ютта с помощью служанки сама украшала дрожащей рукой шлем своего супруга красно-черным султаном, – то были цвета его герба. Затем по приказанию графа оруженосец облачил его в бранные доспехи, и едва забрезжила утренняя заря, шталмейстер подвел боевого коня с гордо поднятой головой, и граф со всей свитой немедленно выступил в поход.

Ах, как плакала и рыдала, ломая руки, прекрасная графиня, когда любимый супруг горячо обнял ее и в последний раз запечатлел суровый прощальный поцелуй на ее прелестных пунцовых губках. Из глаз ее потоком струились слезы, орошая милые ланиты, как роса в утренний час цветущие поля. Сомкнув руки вокруг шеи мужа, графиня прильнула к его губам, не решаясь вымолвить слово «прощай» – это полное страшного значения слово разлуки. Напрасно граф старался прервать тяжелую сцену прощания и вырваться из-под власти горестных чувств. Графиня судорожно вновь и вновь прижимала его к своему трепещущему сердцу, пока наконец оба не нашли в себе силы заговорить: – Прощай, мой дорогой супруг! Прощай, любимый мой! – Прощай, сердечный друг! Я скоро буду вновь с тобой. – Скажи, когда тебя мне ждать? – Я, право, не могу сказать. – Ты мне надежду дай. – На пасху ожидай. – Когда прижму тебя к груди? – На троицу уж точно жди. Разлука не страшна, когда свидание сулит она[149]149
  Стихи в переводах О. Чистовского.


[Закрыть].

С этим грустным прощальным приветом нежная чета рассталась. Граф сильно пришпорил своего покрытого броней коня, чтобы на просторе весенних полей вздохнуть свободней, ибо горе супруги удручало его.

А графиня взошла на крепостную башню и лила слезы, пока султан на шлеме мужа не исчез из вида. Затем она заперлась в своих покоях, стала поститься, умерщвлять плоть, давая торжественные обеты всем святым и особенно архангелу Рафаилу[150]150
  Архангел Рафаил. – См. прим. к стр. 30.


[Закрыть], чтоб тот сопровождал ее мужа, как некогда юного Товия, был бы его верным хранителем и так же невредимым привел на родину.