Текст книги "Сказки и легенды"

Автор книги: Иоганн Музеус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Колдунья задумалась. По обычаю старых матрон, она была скаредной особой и не легко решалась делать подарки, но к этим парням она почувствовала расположение и была склонна выполнить их требование.

– Посмотрим, – сказала она, – может, я и подарю вам по вещице на память.

Она засеменила в свою кладовую и долго рылась там, открывая и закрывая ящики и гремя ключами, словно у нее было сто фиванских ворот[112]112
  Сто фиванских ворот. – Фивы – египетский город II тысячелетия до н. э.; славился храмами и дворцами, назывался стовратным.


[Закрыть] на запоре. После долгих поисков она наконец появилась, неся что-то в подоле платья. Обратившись к мудрому Саррону, она сказала:

– Кому дать то, что у меня в руке?

– Меченосцу Андиолу, – ответил он.

Она вытащила заржавленный медный пфенниг и сказала:

– Возьми и скажи, кому дать то, что зажато в моей руке?

Оруженосец, крайне недовольный подарком, дерзко ответил:

– Пусть берет кто хочет, мне какое дело.

– Кто хочет? – спросила колдунья.

Вызвался щитоносец Амарин и получил салфеточку из тонкого браного полотна, чисто выстиранную и выглаженную. Саррон насторожился, надеясь получить что-нибудь получше, но не получил ничего, кроме пальца от кожаной перчатки, за что его грубо высмеяли товарищи.

Три парня холодно простились с хозяйкой и отправились своей дорогой, не поблагодарив ее за дары и не превознося щедрость скупой матроны; если они и удержались от оскорблений, то лишь из уважения к ветке омелы, силу которой всесторонне испытали на себе. Когда они отошли на некоторое расстояние, меченосец Андиол первый выразил досаду на то, что они сплоховали в пещере колдуньи.

– Слышали, друзья, – сказал он, – как эта ведьма открывала и закрывала ящики в своем чулане, отыскивая эту дрянь, чтобы посмеяться над нами? В ее сундуках, само собой, хранятся несметные богатства. Будь мы поумнее, мы бы отобрали у нее волшебную метлу, без которой старуха бессильна, ворвались бы в кладовую и, по обычаю военных людей, захватили добычу, а не дали старой бабе командовать над собой.

Недовольный оруженосец долго еще разглагольствовал в этом духе и закончил тем, что вытащил заржавленный пфенниг и с досадой швырнул его прочь. Амарин последовал примеру товарища и, помахав над головой салфеткой, сказал:

– Зачем мне эта тряпка в пустыне, где нечего перекусить? Будет у нас хорошо накрытый стол, и салфетки найдутся.

И он подбросил салфетку, предоставив на волю ветра, а тот унес ее на ближайший куст терновника, где этот залог старухиной любви крепко зацепился за колючки. Дальновидный Саррон чувствовал, что в этих презренных подарках кроется тайная сила, и порицал легкомыслие своих соратников, которые, как большинство людей, судили о природе вещей по их внешнему виду, не вникая в их внутреннее содержание. Но он проповедовал глухим. Он не дал уговорить себя отделаться от невзрачного перчаточного пальца. Напротив, разговоры товарищей навели его на мысль проделать с ним различные опыты. Он натянул его на большой палец правой руки – никакого действия, затем на большой палец левой. Между тем трое спутников некоторое время брели дальше, как вдруг Амарин остановился и спросил удивленно:

– А где же наш друг Саррон?

Андиол отвечал:

– Оставь его, пусть скопидом подбирает за нами всякий хлам.

Саррон, слушая эти речи, онемел от удивления. Его охватила дрожь, он был вне себя от радости! Так вот она, тайна перчаточного пальца! Товарищи остановились подождать его, а он бодро шагал себе дальше и, зайдя вперед, крикнул громким голосом:

– Эй, лентяи, что вы там отстаете? Сколько вас ждать?

Оба оруженосца прислушались, голос их спутника донесся спереди, тогда как они предполагали, что он далеко отстал. Они прибавили шагу и пролетели мимо, не заметив его. Тут Саррон еще больше обрадовался. Все ясно: перчаточный палец делает владельца невидимым.

Так он дразнил своих спутников, а они не понимали, в чем дело, хотя и порядком ломали себе голову над этим. Оба решили, что товарищ сорвался со скалы в пропасть и свернул себе шею, а теперь его легкая тень витает вокруг, чтобы проститься. Ими овладел дикий страх, и они обливались холодным потом. Наконец, утомившись этой игрой, Саррон снял палец и опять стал видимым. Он познакомил оторопевших приятелей со свойствами чудесного пальца и ругал за необдуманность, а те таращили глаза и стояли безмолвно как истуканы.

Придя в себя от изумления, они помчались во все лопатки обратно, чтобы подобрать отвергнутые дары колдуньи.

Амарин шумно обрадовался, завидев издали свою салфеточку; она развевалась на верхушке терновника, который крепче оберегал доверенное ему добро – за обладание им боролись, казалось, все четыре ветра, – чем иной несгораемый шкаф под судейским замком и печатью охраняет наследство несовершеннолетнего.

Значительно труднее было найти в траве заржавленный пфенниг. Но корысть и алчность дали владельцу глаза Аргуса[113]113
  Аргус (греч. миф.) – титан, все тело которого усеяно глазами (олицетворение звездного неба). Нарицательное – неусыпный страж, от чьего взора ничто не ускользает.


[Закрыть] и служили путеводным прутиком, направлявшим его шаги к месту, где таилось сокровище. Высокий прыжок вверх и громкий крик радости возвестили о благополучном исходе поисков.

Утомленные долгим странствием, путники укрылись от палящих лучей солнца под тенью дерева, ибо давно уже наступило время обеда и голодный червяк в их пустых кишках растянулся на восемнадцать локтей в длину, возбуждая неприятное чувство под ложечкой. И, несмотря на это, трое искателей приключений были веселы, а сердца их полны радужных надежд. Оба парня, не испытавшие еще скрытых свойств своих чудесных даров, делали всевозможные попытки найти их. Андиол собрал немногие имевшиеся у него в наличии монеты, приложил к ним медный пфенниг и стал считать, туда, сюда, правой рукой, левой, сверху вниз, снизу вверх, но предполагаемых качеств волшебного пфеннига так и не мог обнаружить. Амарин расположился в стороне, чинно повязал салфеточку вокруг шеи и тихонько прочитал бенедиците; затем открыл обе створки своих широких хлебных ворот и стал ждать, что сейчас ему в рот влетят ни более ни менее, как жареные голуби. Но, очевидно, процедура производилась слишком неуклюже, и магическая салфеточка не желала слушаться. Тогда он вернулся к товарищам, надеясь, что секрет со временем раскроется. Мучительный голод, как известно, не способствует хорошему настроению, но коли уж все силы души напряжены, подобно пружине, то на нее не может влиять малейшая перемена погоды. Когда Амарин вернулся, Саррон, как бы шутя, вырвал у него салфеточку из рук и, расстелив ее на траве под деревом, закричал:

– Подходите, друзья, стол накрыт, и да поднесет нам волшебная салфеточка славно запеченный окорок и белый хлеб в изобилии.

Едва он произнес эти слова, как с дерева на салфеточку дождем посыпались булочки, и одновременно появилась старинная майоликовая посуда в форме пузатой миски, наполненная сочной ветчиной. Удивление и волчий аппетит, отразившиеся на лицах голодных товарищей, являли странный контраст, но все же инстинкт желудка вскоре победил удивление, и они так энергично задвигали челюстями, что казалось, будто слышится мерный шум мельницы. Ни один не проронил ни слова, пока последнее волоконце не было содрано с костей окорока.

Голод скоро был утолен с избытком и вызвал своего близнеца – мучительную жажду, особенно когда Саррон, любитель покушать, заметил, что ветчина была немного пересолена. Невоздержанный Андиол первый выразил недовольство полуобедом, как он его назвал.

– Обед без питья, – сказал он, – не очень-то стоит благодарности.

И долго еще распространялся о недостаточности чудесных даров салфеточки. Амарин нашел его критику оскорбительной и, не желая, чтобы унижали его собственность, схватил салфетку за четыре конца, чтобы унести вместе с миской, как вдруг и миска и кости исчезли.

– Вот что, брат, – сказал он привередливому критику, – если ты в будущем желаешь оставаться моим гостем, довольствуйся тем, что предлагает тебе мой стол, а для жаждущей селезенки ищи себе сам обильный источник. Что же касается напитков, то это другая страница книги. Пословица гласит: «Где стоит пекарня, там нет места для пивоварни».

– Хорошо сказано, – отозвался хитрец Саррон. – Посмотрим, что скажет твоя другая страница!

Он еще раз вырвал у него салфеточку, перевернул на левую сторону и расстелил на лужайке, пожелав, чтобы услужливый дух салфеточки уставил ее множеством кубков, наполненных самым лучшим вином. И вмиг на ней очутилась майоликовая ваза, по виду принадлежащая к тому же сервизу, что и первая, в форме кувшина с ручкой, наполненная великолепной мальвазией[114]114
  Мальвазия – сорт вина.


[Закрыть].

Теперь счастливые оруженосцы наслаждались сладчайшим нектаром и не променяли бы своего положения и на трон короля Карла Великого. Вино унесло вдруг все заботы жизни, оно переливалось и искрилось в медных шлемах, служивших им бокалами. Даже придира Андиол отдавал теперь справедливость талантам чудесной салфеточки и, если бы только ее хозяин захотел, тотчас же обменял бы на нее свой заржавленный пфенниг с еще неизвестными достоинствами, который при всем том стал теперь ему еще дороже; он каждую минуту нащупывал монету в кармане, проверяя, на месте ли она. Затем вытащил ее и принялся рассматривать чеканку, но та давным-давно стерлась без следа. Тогда он повернул ее, чтобы разглядеть обратную сторону. Это оказался верный способ выманить у пфеннига его секрет. Не найдя и здесь ни изображения, ни надписи, он хотел было сунуть его обратно в карман, как вдруг обнаружил под чудесным пфеннигом золотой одинаковой с ним величины и толщины. Чтобы увериться в своем открытии, он несколько раз незаметно повторил эту операцию и убедился, что его маневр правилен. С буйной радостью, какую ощутил, наверное, и старый сиракузский философ[115]115
  Сиракузский философ – Архимед (287–212 гг. до н. э.).


[Закрыть], когда в ванне, испытав водой золото, открыл свой знаменитый закон и в радостном безумии, не замечая бесстыдства наготы своей, громким криком «εύρηκα»[116]116
  Нашел! (греч.).


[Закрыть] оповестил всех об открытии, с буйной радостью поднялся Андиол-меченосец с земли и, неуклюже, как козел, прыгая вокруг дерева, завопил во все горло:

– Я нашел, друзья, нашел! – и поделился с ними своим алхимическим секретом.

В пылу первой радости и энтузиазма он предложил тотчас же отыскать благодетельную матушку колдунью, так великодушно наградившую их за мелкие уколы самолюбия, пасть к ее ногам и поблагодарить. Воодушевленные одним и тем же побуждением, они быстро сгребли свои пожитки и бодро зашагали назад. Но, то ли глаза обманывали их, то ли винные пары не туда направили их шаги, то ли матушка колдунья намеренно скрылась от них, но все трое никак не могли отыскать пещеру, хотя усердно исходили Пиренеи вдоль и поперек, пока наконец не заметили, что заблудились и находятся на военной дороге, ведущей в королевство Леон[117]117
  Королевство Леон – одно из древнейших христианских королевств на северо-западе Испании.


[Закрыть].

После совместного совещания было решено следовать по этому маршруту и не торопясь идти дальше, куда глаза глядят. Счастливый трилистник убедился теперь, что обладает драгоценнейшими из талисманов, которые, если и не составляют величайшего счастья на земле, все же являют собой основу для достижения всех желаний. Старый кожаный палец, как ни был он невзрачен, имел все свойства знаменитого кольца, которым обладал некогда Гиг[118]118
  Кольцо Гига – по греческой легенде, волшебное кольцо, делавшее обладателя невидимым. Пастух Гиг нашел это кольцо в пещере и, воспользовавшись его свойствами, завладел престолом государства Лидии.


[Закрыть]; заржавленный пфенниг был так же хорош и щедр, как Фортунатов кошелек[119]119
  Фортунатов кошелек – чудесный кошелек с неисчерпаемой казной; принадлежал Фортунату – герою одноименной немецкой народной книги XVI в.


[Закрыть], а салфеточка, кроме первоначальных даров, награждала еще знаменитой чудесной фляжкой святого Ремигия[120]120
  Фляжка святого Ремигия – по преданию, сосуд с неиссякаемым миром, посланный небом Ремигию (437–533), архиепископу Рейнскому, при крещении короля Хлодвига.


[Закрыть].

Чтобы, в случае нужды, иметь возможность обмениваться чудесными дарами, три приятеля заключили союз, обязавшись никогда не разлучаться друг с другом и сообща пользоваться всеми благами. В то же время каждый с обычной пристрастностью превозносил достоинства своей собственности, ставя ее выше остальных, пока мудрый Саррон не доказал, что его кожаный палец обладает всеми совершенствами их чудесных подарков, вместе взятых.

– В домах кутил, – сказал он, – для меня открыты кухня и погреб; к тому же я могу наслаждаться преимуществом комнатной мухи и есть из одной тарелки с королем, не опасаясь, что это будет мне запрещено. Могу опустошать и денежные ящики богачей и даже овладеть сокровищами Индостана, если только не поленюсь совершить туда путешествие.

Разговаривая таким образом, они дошли до Асторги[121]121
  Асторга – город в королевстве Леон. См. прим. к стр. 153.


[Закрыть], где находился двор короля Гарсиа, повелителя Супрарбии, с тех пор как он обручился с принцессой Урракой Арагонской, прославившейся не только своей красотой, но и кокетством. Двор был блестящим, а лучшей жемчужиной его казалась королева, ибо она обладала всем, что изобрела столица для удовлетворения тщеславия и украшения женщины. В пустынных Пиренейских горах желания и страсти трех странников находили мало пищи и были умеренны; они довольствовались дарами салфеточки и под каждым тенистым деревом расстилали ее и обедали. Шесть трапез, не меньше, поглощали они ежедневно, и не было такого лакомого блюда, которого бы они не отведали. Но когда пришли они в королевскую столицу, в их груди вдруг проснулись бешеные страсти. Они стали строить грандиозные проекты, как бы выдвинуться и благодаря своим талантам вознестись из простых оруженосцев в дворянское сословие. На свою беду они увидели королеву Урраку, красота которой так обворожила их, что они решили попытать счастья и добиться ее любви, дабы вознаградить себя за приключение в пещере колдуньи. Но поскольку они не замечали, чтобы она кому-нибудь из них отдавала предпочтение, в их сердцах проснулась гложущая ревность, разорвавшая узы дружбы. А так как вообще трем счастливцам трудно ужиться под одной крышей, ибо согласие есть дитя общей нужды, то их крепкий союз вдруг распался. Расставаясь, побратимы поклялись друг другу в одном – не выдавать их общую тайну.

Желая опередить своих соперников, Андиол немедля пустил в ход свой карманный денежный станок. Он заперся в одной каморке и без устали переворачивал медный пфенниг, чтобы наполнить мешок золотыми монетами. Заготовив себе достаточный запас, он нарядился знатным рыцарем, появился при дворе, сумел занять там должность и через недолгое время своим роскошным образом жизни привлек внимание всей Асторги. Любопытные интересовались его происхождением, но в этом пункте он хранил таинственное молчание, предоставляя умникам догадываться, однако не препятствовал слухам, выдававшим его за отпрыска Карла Великого от незаконного брака, и назвался Хильдериком, то есть сыном любви. Со свойственной ей проницательностью королева благосклонно встретила этого нового раба, описывающего свой путь в орбите ее волшебной красоты, и не упустила случая испытать на нем свою притягательную силу. Дружище Андиол, коему в высших сферах любви все было чуждо и ново, плавал в потоках эфира, захватившего его, словно легкий мыльный пузырь.

Кокетство прекрасной Урраки объяснялось не только ее темпераментом или стремлением из гордости нанизывать сердца на нить своего тщеславия, лишь бы пощеголять этим ослепительным убором, который в глазах дам, наверное, имеет свои достоинства. Корыстное желание грабить своих паладинов[122]122
  Паладин – сподвижник Карла Великого. Нарицательно – благородный приверженец.


[Закрыть] и злобное удовольствие наказывать их потом презрением играли в ее любовных интригах большую роль. Она владела троном и готова была отнять у людей самое дорогое, хотя и не знала, к чему ей это. Уррака награждала благосклонностью лишь за высшую цену, какую только мог предложить ей обольщенный рыцарь любви. Но как только влюбленный глупец разорялся дотла, его отстраняли с уничижающей холодностью. О жертвах несчастной страсти, сладость наслаждения коих была отравлена горечью раскаяния, шла молва по всему королевству Супрарбия. И, несмотря на это, не было недостатка в назойливых безумцах, как моль льнущих к опасному светильнику, чтобы в пламени его найти свою погибель.

Как только хищная королева почуяла, что Андиол богат как Крез[123]123
  Крез. – См. прим. к стр. 84.


[Закрыть], она решила использовать его наподобие апельсина, с которого дочиста снимают кожицу, чтобы наслаждаться сладкой сердцевиной. Легенда о его знатном происхождении и громадные траты придавали ему такой вес и авторитет при дворе, что даже самый зоркий глаз не разглядел бы под этой блестящей личиной щитоносца, хотя подчас его грубое обхождение и выдавало в нем прежнего простолюдина. Но при дворе это небрежение к светским манерам принимали за оригинальность и за характерный признак могучего ума. Ему удалось занять первое место среди фаворитов королевы, и, чтобы утвердить свое положение, он не жалел ни труда, ни средств, ежедневно устраивал великолепные празднества, турниры, карусели, роскошные пиры, ловил рыбу в золотые сети и готов был, как расточитель Гелиогабал[124]124
  Гелиогабал – римский император (218–222); славился деспотизмом и мотовством.


[Закрыть], катать королеву по озеру из розовой воды и лавандовой эссенции, будь она знакома с римской историей или сама напади на такую остроумную мысль. Но и у нее самой не было недостатка в подобных фантазиях. Однажды во время охоты, устроенной ее новым фаворитом, она выразила желание превратить весь лес в красивый парк с гротами, рыбными прудами, водопадами, фонтанами, купальнями, облицованными дорогим мрамором, дворцами и беседками с колоннадами. На следующий день тысячи рук уже приступили к выполнению этого грандиозного плана, стараясь по возможности усовершенствовать проект королевы. Продолжайся это и дальше, все королевство было бы перевернуто вверх дном. Там, где стояла гора, она хотела видеть равнину, где пахал земледелец, хотела удить рыбу, а где плавали гондолы, хотела кататься на карусели. Медный пфенниг так же неутомимо производил золотые монеты, как изобретательная дама проматывала их. Единственным ее стремлением было – окончательно подчинить себе расточителя и, разорив, отделаться от него.

В то время как Андиол вел такую блестящую жизнь при дворе, ленивый Амарин откармливался дарами своей салфеточки. Однако скоро зависть и ревность отбили у него аппетит к вкусным блюдам своего стола. «Разве я не был таким же оруженосцем рыцаря Роланда, как и Андиол, этот заносчивый кутила? – думал он про себя. – И разве матушка колдунья не согревалась так же в моих объятиях, как и в его? Как-никак, она несправедливо распределила свои дары. Ему – все, мне – ничего. Я терплю нужду, несмотря на изобилие, не имею рубахи на теле и ни одного геллера[125]125
  Геллер – мелкая австрийская монета.


[Закрыть] в кошельке, а он живет роскошнее принца, блещет при дворе и состоит фаворитом прекрасной Урраки». Угрюмо сложил он свою салфеточку, сунул ее в карман и пошел прогуляться на рыночную площадь. Там как раз публично секли розгами главного повара короля, ибо по причине неудобоваримого обеда у монарха сильно расстроился желудок. Когда Амарин узнал эту историю, он был весьма поражен и подумал про себя, что в стране, где так строго наказывают за недосмотр в приготовлении пищи, должны щедро вознаграждаться и заслуги в этой области. Недолго думая отправился он в дворцовую кухню и, выдав себя там за проезжего повара, ищущего работы, вызвался через час представить пробный обед, какой только от него потребуют.

Кухонный департамент при дворе короля Асторги, как и следует, признавался одним из важнейших, как влияющий в первую очередь на благополучие и неблагополучие государства, ибо хорошее или дурное настроение монарха и его министров зависит большей частью от хорошего или плохого пищеварения, а всем известно, что этому последнему способствует или препятствует кухонная химия.

Кроме того, мудрейший из царей[126]126
  Мудрейший из царей (библ.) – царь Соломон. См. прим. к стр. 45.


[Закрыть] в своих изречениях, очевидно основанных на собственном опыте, поучал, что свирепый лев не так страшен, как разгневанный царь. Поэтому было весьма благоразумно подходить к выбору главного повара осторожнее, чем к выбору министра. Амарину, внешность которого не внушала доверия, ибо он выглядел настоящим бродягой, понадобилось все его красноречие, вернее – дар бахвальства, чтобы выдвинуться среди других кандидатов на должность повара. Только смелость и самоуверенность, с какой он говорил о своем искусстве, побудили управителя кухни поручить ему изжарить на пробу cochon farci en haut gout[127]127
  Фаршированный поросенок самого тонкого вкуса (франц.).


[Закрыть], при изготовлении которого даже искуснейшие повара нередко терпели фиаско. Когда он потребовал необходимые ему припасы, то обнаружил такое грубое невежество, что весь кухонный цех не мог удержаться от смеха. Но он ничуть не смутился, заперся в отдельной кухне и разжег для виду большой огонь в плите, а тем временем тихонько расстелил свою салфеточку и потребовал, чтобы ему было подано пробное кушанье, приготовленное наилучшим образом. И тотчас же появилось аппетитное жаркое в обычной старинной майоликовой посуде. Потом он красиво уложил его на серебряное блюдо и передал старшему приемщику для пробы. Тот с недоверием взял немного на язык, дабы испорченным блюдом не повредить свои нежные вкусовые органы. Однако, к своему удивлению, нашел поросенка превосходным и признал его достойным быть поданным к королевскому столу.

Король, по нездоровью, не обнаруживал большого аппетита, но едва до него донесся аромат чудесного жаркого, как чело его прояснилось и на горизонте обозначилась хорошая погода. Он пожелал отведать кушанье, опустошил одну тарелку, затем еще одну и съел бы всего молочного поросеночка, если бы не приступ нежности к супруге, побудивший его послать ей остатки. Благодаря хорошему обеду настроение монарха поднялось, и, выйдя из-за стола, его величество были так веселы, что соизволили работать с министрами и даже, по собственному побуждению, принялись за щекотливые дела, отложенные в долгий ящик. Виновник такой счастливой перемены не был забыт. Мастера своего дела Амарина нарядили в роскошное платье и доставили из кухни к королевскому трону. После долгих восхвалений удивительного таланта он был назначен личным поваром короля и возведен в ранг главнокомандующего всей кухней.

За короткое время слава его достигла апогея. Все любимые блюда недоброй памяти римских сарданапалов[128]128
  Сарданапал – ассирийский царь. Нарицательно – правитель, сочетающий в себе героизм с утонченной изнеженностью.


[Закрыть] древности, которые мелочный Цопф и скромный Гильмар Курас[129]129
  Цопф и Гильмар Курас – авторы популярных в XVIII в. учебников по всеобщей истории.


[Закрыть] в своих кратких руководствах приписывают исчезнувшим властителям мира в доказательство их необузданнейшего обжорства, повлекших за собой, по их мнению, разорение государства и финансовый упадок Римской империи, а именно: исполинские торты, посыпанные зернышками из чистого золота, паштеты из павлиньих глаз, дроздовых мозгов, яиц куропаток – блюда, в наши дни не привлекающие самых тонких гурманов; фрикасе из петушиных гребешков, глаз карпа, рыбьих губ, на которых, как говорится в старинных преданиях, одна голландская графиня проела все свои владения, – все это были только будничные блюда, подаваемые новоявленным Апицием[130]130
  Апиций (I в.) – известный прожигатель жизни в древнем Риме, мнимый автор книги о поваренном искусстве (III в.).


[Закрыть] своему монарху. В торжественные дни или когда он находил нужным пощекотать королевское нёбо более изысканным кушаньем, Амарин соединял в одной миске диковинки всех трех известных тогда частей света[131]131
  Три известные тогда части света – Европа, Азия и Африка.


[Закрыть]. Благодаря своим заслугам, он поднялся до высокого поста управителя королевской кухни и наконец даже мажордома.

Этот блестящий метеор, появившийся на кухонном горизонте, чрезвычайно обеспокоил королеву. До сих пор она управляла своим супругом и помыкала им, как хотела. Теперь же по вине неожиданно выплывшего фаворита она боялась потерять власть и влияние. Вольный образ жизни супруги не был тайной для доброго короля Гарсиа. Но то ли благодаря политической или физической флегматичности, то ли из нежелания нарушать домашний мир или из лени, он никогда не подавал виду, что кое о чем осведомлен. Если же иногда им и овладевало дурное настроение, то хитрая супруга пользовалась его слабостью к вкусной еде и была весьма изобретательна в приготовлении всевозможных рагу и соусов, так удивительно влиявших на расположение его духа, словно они были сварены на воде из реки Леты[132]132
  Лета (греч. миф.) – река на границе подземного царства. Испив ее воды, усопшие забывали о земной жизни.


[Закрыть]. Но с тех пор как салфеточка Амарина произвела кухонную революцию, поварское искусство королевы потеряло былую славу. Несколько раз осмеливалась она соревноваться с мажордомом, но всякий раз терпела поражение, ибо ей не только не удавалось превзойти миску Амарина, но всегда именно ее кушанье возвращалось на кухню нетронутым и становилось добычей прихлебателей. Ее изобретательность в создании изысканных блюд истощилась, тогда как искусство Амарина мог превзойти только он сам. В таких критических обстоятельствах королева пришла к мысли завоевать сердце нового фаворита своего супруга, чтобы любовью заставить его служить ее интересам. Она тайно призвала его к себе и благодаря своим обольстительным чарам легко добилась всего, что ей было нужно. Он обещал напрячь все свои способности, чтобы к предстоящему дню рождения короля подать обед, который превзойдет все, что когда-либо ублажало человеческий вкус. Какую награду выговорил себе мажордом за эту услугу, легче угадать, чем рассказать. Достаточно сказать, что каждый раз, когда королева загребала жар руками Амарина, ее изделие, по мнению короля и его сотрапезников, было наилучшим.

Оба парня теперь играли при дворе короля Асторги видную роль и, по обыкновению всех удачливых выскочек, были преисполнены нестерпимой гордостью и надменностью. Судьба опять свела их после разлуки так близко, что они ели из одной миски, пили из одного кубка и разделяли любовь прекрасной Урраки. Но, крепко помня уговор, оба делали вид, что совершенно не знают друг друга, и никто не подозревал о их прежней дружбе. Между тем они не могли понять, куда исчез мудрый Саррон. А тот благодаря своему перчаточному пальцу, соблюдая до поры до времени строжайшее инкогнито, наслаждался всеми преимуществами своего положения, которое хотя и не бросалось в глаза, тем не менее удовлетворяло все его желания. Красота прекрасной Урраки произвела на него такое же сильное впечатление, как и на его товарищей. Желания и намерения у него были те же, а так как исполнение их не представляло для него особых трудностей, то он достиг в любви королевы большого преимущества перед товарищами, прежде чем его соперники хотя бы в малейшей степени заподозрили это.

С тех пор как они расстались, Саррон всегда незримо присутствовал рядом с обоими приятелями и одинаково заимствовал блага как со стола Амарина, так и из кошелька Андиола. Он незаметно наполнял желудок остатками стола первого и кошелек – избытком второго, Теперь главной заботой его было – принять романтический облик, чтобы осуществить свой план: застать обольстительную королеву врасплох в минуту томной мечтательности. Нарядившись в небесно-голубой атлас и нежно-розовые панталоны, он надушился с головы до ног и, пользуясь своим чудесным даром невидимки, в час сиесты[133]133
  Сиеста – послеобеденный отдых.


[Закрыть] проник в спальню королевы в образе аркадского пастушка, пасущего стадо в зале маскарада. Вид спящей красавицы в прелестном неглиже так воспламенил его желания, что он не удержался и запечатлел горячий поцелуй на ее пурпуровых губках, звуком его разбудив дремавшую придворную даму, на обязанности которой было обмахивать свою повелительницу опахалом из павлиньих перьев и отпугивать летающих насекомых. Королеву крепкий поцелуй также разбудил от сладкого сна, и она с напускным смущением спросила, кто вошел к ней в комнату и кто посмел целовать ее в губы. Придворная дама опять замахала опахалом, делая вид, будто все время бодрствовала, и стала уверять, что в комнате никого постороннего нет, высказав предположение, что ее величеству все это померещилось в сладком сне. Но королева была уверена, что не обманулась, и послала свою камеристку навести справки у стражи в соседнем зале. Едва та, повинуясь приказу, удалилась из комнаты, как опахало задвигалось само собою, овевая королеву прохладой и обдавая ее запахом амбры и ароматом цветов. При виде этого необычайного явления королеву обуял страх. Она вскочила с ложа и хотела бежать, но какая-то невидимая сила удержала ее, и она услышала голос, прошептавший ей:

– Прекрасная смертная, не бойтесь. Вы находитесь под покровительством могущественного короля фей Демогоргона[134]134
  Демогоргон – таинственное злое божество, повелитель низших духов; в средневековой литературе – бог магии и творческих способностей.


[Закрыть]. Ваш прелестный образ привлек меня из высших слоев эфира в гнетущую атмосферу земли, чтобы поклониться вашей красоте.

При этих словах в комнату вернулась придворная дама, чтобы дать отчет в своем поручении, но была тотчас же отослана обратно, ибо при такой таинственной аудиенции ее присутствие было излишним. Прекрасная Уррака была, конечно, необычайно польщена таким неземным поклонением и пустила в ход все тонкости кокетства, желая блеском соблазнительной красоты ослепить властителя фей и закрепить такое важное завоевание. Она разыграла скромное смущение, переходившее постепенно в пылкое чувство зарождающейся страсти. Она ответила на пожатие невидимой руки, затем последовали томные, негромкие вздохи и сдержанный стон, от которого ее полная грудь то поднималась, то опускалась, и только очаровательные черные глаза оставались без дела, потому что не было перед ними объекта, который они могли бы завоевать. Но зато искусительница королева пустила в ход все свои чары. Демогоргону пришлось крепко взять себя в руки, чтобы окончательно не потерять рассудок. Нежная страсть влюбленной пары с каждой минутой разгоралась все сильней. Королева сожалела только, что ее эфирный обожатель был бесплотным существом, в то время как она отдавала предпочтение осязаемому миру перед духовным.

– Разве вы не признались мне, могущественный повелитель воздушных сфер, – сказала она, – что вас пленила телесная красота смертной женщины? Но что может привязать мое сердце к вам? Любовь без чувственности мне кажется бессмыслицей.

Эфирный монарх не знал, что на это ответить, ибо хотя платоническая любовь действительно витает в эфире и он сейчас вполне мог бы сослаться на эту излюбленную теорию, но бедному оруженосцу не были знакомы ни Платон, ни его система. Поэтому он взялся за дело с другого конца.

– Знайте, прекрасная королева, – сказал он, – что в моей власти принять телесную оболочку и предстать перед вами в человеческом образе, но это унизительно для моего достоинства.

Однако красавица Уррака так настоятельно молила его о самопожертвовании, что влюбленный король фей не устоял перед ее желанием и согласился на ее требование, хотя и с явной неохотой. Фантазия королевы рисовала образ прекраснейшего мужчины, какого она с нетерпением ожидала улицезреть. Но сколь велик был контраст между идеалом и оригиналом! Ее взору представилась обыкновенная заурядная физиономия, не выражающая ни гениальности, ни высокой чувствительности. У мнимого короля фей в его платье аркадского[135]135
  Аркадия – область в древней Греции, родина пастухов и охотников. В литературе XVI–XVIII вв. – патриархальная страна сентиментальной простоты.


[Закрыть] пастушка был вид фламандского мужика, словно сошедшего с полотна Ван-Дейка[136]136
  Ван-Дейк (1599–1641) – знаменитый фламандский художник.


[Закрыть]. При виде столь курьезного явления королева усилием воли скрыла свое удивление и утешилась мыслью, что гордый дух решил, очевидно, слегка наказать ее за назойливое желание видеть его во плоти и в другой раз явится в образе Адониса[137]137
  Адонис (греч. миф.) – прекрасный юноша, любимец богини любви Афродиты и Персефоны, жены бога подземного царства.


[Закрыть].

Итак, первое свидание окончилось, в общем, ко взаимному удовольствию. Условились относительно новых встреч, чем мудрый Саррон не преминул воспользоваться, и объятья прелестной любовницы щедро вознаградили его за приключение в пещере колдуньи.